Текст книги "Львёнок, который хотел выжить (СИ)"
Автор книги: Ева Бими
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 44 страниц)
Плюхнувшись, он не успел свести ноги, и Ева оказалась между его бедер. Он был напуган, несмотря на то, что грезил вот именно о таком моменте. Но он не думал, что это когда-либо случится. Лидер попытался подтянуться, но панцирь уперся в стену, не дав ему отодвинуться от наблюдавшей за ним Евы.
Леонардо замер, с растерянностью смотря на нее сверху вниз. Ева положила на его бедра две теплые ладошки, поглаживая его. Стоя перед ним на коленях, она пыталась успокоить загнанное в угол создание, жутко боящееся то ли само себя, то ли ее.
Медленно нагнувшись к нему, она коснулась поцелуем его обнажённого бедра, затем другого, затем выше. Он закрыл глаза, не понимая зачем, ведь от этого каким-то образом ее ласки ощущались еще острее. Теплое дыхание скользнуло по выпуклому паху. Лидер напряг мышцы сильнее, чтобы член не выскользнул из стыка между мягкой защиты паха.
Она продолжала осыпать легкими прикосновениями губ контур окончательно вставшего под защитой члена. Леонардо напрягся еще сильнее, чтобы не дать ей увидеть свой восставший орган, и хвост непроизвольно дернулся, кончиком коснувшись груди Евы.
Девушка вздрогнула и устремила взгляд ниже. Лео не всегда мог уследить за своим хвостом. Нет, эта часть тела полностью контролировалась им, как и любая мышца, до полного автоматизма. Но в ряде случаев, как при судороге ног, хвост мог непроизвольно выгнуться, как сейчас.
Ева обхватила его пальцами сжимая в ладони. И лидер резко от неожиданности раскрыл глаза.
Леонардо чуть не взревел от удовольствия. До этого дня он не считал хвост достаточно чувствительным для того, чтобы стонать от прикосновения к нему. Но под ее пальцами… Она гладила покатый упругий кончик хвоста, завороженная этим видом. Леонардо прикрыл в изнеможении глаза, наслаждаясь ее лаской. Кольцо из пальцев ее рук поднялось выше, практически к основанию хвоста. Она гладила его хвост, перебирая пальчиками так, как будто это был… Лео застонал, и Ева замерла.
Теплые губы обхватили кончик хвоста, оставив на нем поцелуй, и вдруг он почувствовал, как она обхватила его губами, ласкаясь об него язычком.
Лидер успел только судорожно вздохнуть, и набухший пульсирующий член выскочил из-под пластрона. Сжав его в кулак, он пытался скрыть от Евы это зрелище. И теперь он не знал, как посмотреть ей в глаза. Что он может там увидеть? Лидер не решался это выяснить, он просто до боли, до белых пляшущих точек в глазах сжимал веки.
Теплые губы прижались к его пальцу руки, затем к другому, затем к третьему.
Невозможно.
Но он открыл глаза, вымученно и с безысходностью смотря на Еву.
– Позволь, – она шептала ему, покрывая поцелуями его руку. Пальцы, словно нехотя, разжались. На этот раз он не смог закрыть глаза. Леонардо боялся увидеть в ее лице страх или неприязнь и неотрывно следил за тем, как Ева рассматривала его.
На самом верху чуть подрагивающей от возбуждения полукруглой головки блестели полупрозрачные капли предсемени. Ева приблизила лицо, приоткрыла губы и осторожно, слегка касаясь, провела язычком по головке.
Это не может быть реальным.
У него чуть не выскочило сердце с застрявшим где-то между грудью и горлом стоном. Ева поцеловала головку члена, потом еще, еще, еще, и маленький горячий ротик обхватил ее целиком.
Леонардо захлестнули чувства. Он и не мог себе даже представить того, как бы это было на самом деле. Но сейчас чувствовал мягкость ее губ, нежность языка и теплую влажность рта. Она ласкала его, а он не мог оторвать от нее глаз.
Нереально. Это все нереально.
Она взяла его в свой рот чуть глубже, сжимая ствол члена рукой, двигая рукой в такт вместе с губами, и внутри него все загрохотало.
– Ева, – он шептал ей, моля остановиться. Не хотел. Но умолял. Она не слушала. Он был напуган, ошарашен, но счастлив.
Хвост выгнулся дугой, предательски ласкаясь о ее шею, словно он больше не принадлежал лидеру. Ева нежно сжала хвост в руке, почти у основания, прижимая его к себе, позволяя ему продолжать тереться о нежную кожу. Ее ласки становились смелее, чувственнее.
Движения ее головы ускорились, ствол члена постепенно становился мокрым от того, как она его вылизывала. Боже… Нежный язычок проходился по выпирающим венам зеленого члена и снова возвращался к пульсирующей розовой головке, обводя ее и вбирая в свой рот.
Он не мог перестать на нее смотреть. Стонал, скулил, урчал, шумно дышал и продолжал смотреть.
– Ева… я… я… скоро… сейчас… – но она не слушала, сильнее сжимая в руках его орган, глубже вбирала головку в рот, посасывая, проводя язычком по ободку, и снова заглатывала в свой чудный ротик.
Лидер успел отстранить Еву, сжать в руках головку члена и кончить так бурно, что не удержал рокочущего крика.
Он был готов поклясться в том, что только что умер. Что его сердце сжалось и остановилось, но вдруг каким-то чудом снова забилось. Лидер сквозь полуприкрытые веки с безнадежным отчаяньем смотрел в лицо любимой.
Ева встала с колен, не сводя с него взгляда. Руки потянулись к застежке платья на спине. Она раздевалась. Мучительно медленно. Невероятно прекрасно. До рыка. До стона. До молитв. Обнажившись перед ним, она выжидала. Не решалась? Ждала? Протянула к нему руку. Леонардо подтолкнул свое тело к ней, но Ева сделала шаг навстречу. Грациозно и плавно, как кошка, взбираясь не него. Она боялась. Он видел испуг. Он видел желание. Он чувствовал влажную сладость ее возбуждения.
Ладони обрамили его лицо, пальцы скользнули к узелку синей маски, его единственная оставшаяся защита спала. Прильнув к нему обнаженным телом, она присела на ствол все еще возбужденного члена и прижалась в поцелуе. Так сладко и нежно, что Лео невольно сжал ее в своих объятьях. Под весом ее лёгкого тела, практически неощутимого для него, орган запульсировал, толчками касаясь ее влажного лона. Пока она целовала его и, о Боги… терлась о его член, Лео сильнее прижимал к себе Еву, увеличивая напор поцелуев, вторгаясь языком в ее рот.
Может, природный инстинкт, может, тело само знало, что делать, но Лео раскачивал бедрами, водя набухшей головкой вдоль между раскрытых для него губ, лаская набухший маленький бугорок клитора. Он поглотил в себя первый ее стон.
Лидер потерял счет времени. Член болезненно ныл от желания оказаться внутри нее. Ева резко оторвалась от поцелуя и с немой требовательной просьбой заглядывала в лицо. Лидер кивнул. Себе или ей, неважно.
Он приподнял ее одной рукой, второй обхватил член и направил головку ей в лоно. Почувствовав, как тонкие пальцы сжали его плечи, он усилил напор, пытаясь протиснуться в нее. Влажная, узкая, упругая. Головка с трудом проходила вовнутрь. Он жутко боялся причинить ей боль. Еще немного. Он был вынужден закрыть глаза и закусить губу. Терпеть и ждать, пока она привыкнет к тому, как он растягивает ее собой. Звериный инстинкт подталкивал его ворваться в нее толчком, но он медленно приподнял ее и снова опустил на себя. Совсем немного. Мучительно медленно. Мучительно сладко. Вверх и вниз. Входить в нее только головкой члена. Слышать ее всхлипы, стоны и всхлипы. Войти чуть глубже и снова выйти. Еще чуть глубже. Стонать самому, но не забывать о контроле. Нельзя. Контроль. Еще чуть глубже. И снова выйти. Успокоиться самому, но провести головкой по чувствительному бугорку. И снова войти. Чуть глубже.
Ева вздрогнула, издав приглушенный, но острый всхлип. Он учуял тонкий запах крови. Леонардо удерживал ее, замерев, поглаживая, успокаивая. Один раз. Ей будет больно только один последний раз. Он почувствовал собой, как стенки влагалища расслабились, как она толкнулась бедрами ему навстречу, чуть глубже насаживаясь на его член.
Лидер чувствовал, как гулко бьётся сердце в груди Евы. Совсем как его, только оно было меньше, но от этого не менее сильное.
Он стал плавно входить нее, подталкиваясь бедрами, раскачивая на себе, осыпая поцелуями. Ощущать ее было… Неописуемо. Невероятно. Чувствительной головкой члена он скользил внутри ее горячего, влажного, тугого лона, ощущая каждую складочку, смешивая стоны друг друга.
Она вздрагивала над ним, пальцами вцепляясь сильнее в его плотную кожу на плечах, стараясь ускорить движения. Он поддался немой просьбе. Не сразу. Но не мог не поддаться.
Сжимая сильнее в руках, он ускорял движения. В ответ она прильнула к нему, вжимаясь в него грудью, в порыве кусая, целуя, облизывая и снова кусая. Ему не было больно. А напротив, приятно. Он был рад. Счастлив. Но ему было сложно сдерживаться, когда он слышал заветное «да», когда она шептала его имя, когда так протяжно постанывала, то ли скуля, то ли хныча. Она дрожала, и глядя на нее, ему казалось, что ей больно; но перестав так терзать зубами свою припухшую нижнюю губу, она вскидывала голову и снова стонала.
Леонардо прижал к себе Еву сильнее. Он не сдерживался. К черту контроль. Чуть более резко. Чуть более глубоко. Чуть более быстро. Ей нравится, он чувствовал это. К черту контроль. Запах, пульсация внутри нее, дрожь в теле. Он входил в нее толчками, еще и еще, чуть быстрее. Крик облегчения. Она выгнулась дугой и обессиленно упала на его грудь. К черту контроль. Ему хватило трех резких глубоких толчков, и Лео излил под удовлетворенный раскатистый стон семя в ее лоно.
Люблю тебя…
Он все еще удерживал ее в своих объятьях. Сколько прошло времени? Он не знал, да и не хотел знать. Ему было важно только то, что она его и она с ним. Ева не спала, он не видел ее лица, но слышал дыхание, и по нему он мог многое понять. Она спокойна, расслаблена, довольна. Обнаженная, укутанная сильными руками, она прижималась к пластрону на его груди, пряча лицо во впадине шеи.
Он раз за разом воспроизводил все впечатления от их занятия любовью. И с каждым новым разом осознавал, что счастлив. Неизбежно счастлив рядом с ней.
Леонардо погладил Еву по спине, приподнял и понес в ванную.
Яркий свет неприятно резанул глаза. Он потерпит, а Еву укроет от него, пряча лицо на своей груди.
Теплые струи воды нежно окутали Еву. Гладя ее тело пенными руками, он смывал с нее все признаки их первой любви. Лео не думал ни о чем, он был просто зачарован ею. В душевой кабине не хватало для них обоих места, поэтому закутав в полотенце возлюбленную, он быстро омывал и себя.
Они оба устали. Слишком долгий день без нее. Слишком короткая ночь вместе с ней.
Леонардо еще не приходилось разделять свою постель с кем-либо, и он был счастлив от того, что Ева – с ним. Она прижималась к нему, лежа на сгибе его руки. Трогательно. Невозможное счастье. Лидер гладил ее по влажным волосам, и та засыпала. Дыхание Евы выравнивалось, становилось глубже, медленнее и тише.
– Люблю тебя. – Поцеловав влажную макушку, лидер устремился взглядом на созданное им звездное небо. Он долго смотрел на Полярную звезду, как на самую яркую. Путеводную. Как Ева.
Комментарий к Глава 13
Что же… Я уверена, вы были к этому готовы… Вот так, просто и незатейливо, мы познакомились с хвостом. Но на этом наше с ним знакомство не окончено)) Концовка главы была написана под лозунгом – «Была-не-была, живем один раз в жизни», но к этому мне больше нечего добавить…
О тексте:
Стиль вышел немного рваным (возможно). Нескладным (возможно). Слишком много точек (определенно). Вот так мне видится Лео. Простите, если вдруг что-то не так.
Об обязательствах автора перед своими читателями:
С любовью и заботой, Всем безрассудным (под лозунгом ИМХО) посвящается.
Делать лизь ДО свидания – нельзя.
Делать лизь ПОСЛЕ первого, второго и даже третьего свидания – нельзя.
Но, (да, есть – НО) если вы в гребанном апокалипсисе с очаровательным черепахой-мутантом-ниндзя, то, да буду я проклята богами, черт побери, да! Можно!
Пы.Сы.: Миниатюра на тему: «Лео и пластилин» – отсылочка к аватарам Anna8bell и Ettele. До сих пор угораю, как вспоминаю пластилиновую моську Лео… Молю, скиньте мне эту фотку, позязя! [email protected] Или просто киньте мне ее в лицо. Любым удобным вариантом. Молю!
Пы.Сы.2: Глава написана быстро. Чудо ли это? Нет. А может, да. Но нет. Трое практически бессонных, волшебных суток, наполненных мега-вдохновением. Да-да. Это всё из-за и ради вас. Единственное, на что отвлекалась, так это на попытки убить надоедливую педрильную мошку… И спойлер – да, летающий педрила все-таки сдох. Мир его праху.
Пы.Сы.3: Спасибо за то, что даете на все это силы. Целюлю!
========== Глава 14 ==========
Мелодичный переливчатый звук плавно, но настойчиво вторгавшийся в сон, вдруг резко стих, оборвавшись на коротком прощальном писке. Приоткрыв глаза, я взглянула на канарейку с вонзённым в грудную клетку сюрикеном. Стеклянные глазки-бусинки укоризненно смотрели в ответ, из приоткрытого клюва больше не исходило чирикающее пение, а механические крылья птички так и застыли с распростертым к нам взмахом.
Наш будильник пал от руки ниндзя.
– Ты убил нашу птичку, – нет, это вовсе был не упрек, а лишь сонная констатация факта. По правде говоря, я вовсе не была удивлена сюрикену, вонзённому в желтый пернатый будильник. Иногда черепахи решали разные бытовые вопросы при помощи своего оружия. Например, недавно Лео убил короткой металлической стрелой назойливого упитанного жука, залетевшего к нам через приоткрытое окно. Ну, что уж тут поделать? Был вынужден, чтобы предотвратить панику Сью. В комнате Леонардо, вероятно, как и в других комнатах ниндзя, было полно всевозможных ниндзя-атрибутов, на которые мы то и дело натыкались, находя в разных местах специфические орудия убийства. И где они только набрали всего этого добра?
Обвитые вокруг меня руки Леонардо крепче сжали в объятьях и притянули ближе к себе, прижимая к пластрону. Он улыбался, и этого я не видела, а чувствовала своим затылком, куда он прижался носом, протяжно вдыхая воздух. И нисколь не огорченный своим проступком, Леонардо довольно протянул: – Угу.
– И чем она это заслужила?
И ведь действительно – чем? Насколько я смогла узнать Леонардо за те месяцы, проведенные вместе, за ним не числились проступки неоправданного разрушения вещей. К тому же, к слову сказать, очень милых вещей.
– Отняла у меня возможность разбудить тебя, – и от ощущения вибрации от его голоса побежали мурашки по коже, делая это утро еще более приятным. Что же, посчитаю этот ответ за весьма достойное оправдание вероломного убийства птахи.
– Какая неосмотрительная птичка… – изо всех сил стараясь не выдать своего смеха и радости от такой суровой заботы ниндзя, я как можно серьезнее спросила: – и так будет с каждой?
– Ни одна механическая канарейка не уйдет от моего возмездия, – слова Леонардо вызывали во мне огромнейшее удовольствие. Ведь знать, что на свете есть тот, кто готов охранять тебя даже от такого маленького и желтого певчего будильника, было несказанно… нет, это было чертовски приятно!
Я не помнила, как заснула прошлой ночью в его объятьях. Не знала также, где провели весь вчерашний вечер Сью и братья Лео, но была рада предоставленной нам возможности оказаться с Леонардо наедине в доме. Не думала, что все произойдет так стремительно, волнительно и откровенно.
Не знала и о чем больше переживать: о том, что призналась в любви, или о том, что осмелилась на интимную близость.
Возможно – о признании. И это открытие выплеснулось из меня в тот же миг, в котором я его доподлинно осознала. Это не была любовь с первого взгляда, как описывалось в одном из бульварных романов, которые я находила на книжных полках среди величавых томов мировых классических произведений. И это не было связано с каким-то одномоментным фактором, все из тех же романов, где герой – противоречивый и столь неподходящий под ожидания героини – вдруг внезапно совершает поступок, который на корню меняет к нему отношение. Мой Лео… И улыбнувшись себе за такую мысль, я погладила руку обнимающего меня лидера. Мой Лео, безусловно, обладал всеми качествами, описанными в романах. Он неоднократно приходил на помощь. Казалось, что во всех ситуациях, в которых я не видела выхода и надежды на спасение, лидер невероятным образом умудрялся выходить из заведомо проигрышного положения.
Все его поступки приводили к тому, что ему хотелось безгранично верить и доверять. Его забота обо мне, о той, о которой поначалу он совсем ничего не знал, удивляла. Даже не так… Она изумляла. В новом мире было недозволительной роскошью посвящать себя кому-либо еще, единственное, что человек мог делать, так это защищать в первую очередь себя, и если оставались силы и возможности, то и еще кого-то. Но только не в ущерб своей собственной безопасности. Увидел опасность – беги. Можешь кого-то спасти – спасай. Но если не можешь, то бросай и беги без оглядки. Каждый сам за себя.
Но Лео… Совсем не такой. И все его поступки противоречили людской логике. Той самой, что, как оголённый нерв, представала перед тобой без наслоений морали и праведных людских законов. В жестоком новом мире все упрощалось до невозможности однозначно. Оставленный нам природой инстинкт выживания подавлял собой все остальные чувства и принципы. Люди, движимые одной лишь целью – выжить, без долгих терзаний и раздумий были готовы пожертвовать остальными, лишь бы спастись. Может, так поступали и не все. Но только такие и могли выживать. Но Лео показывал собой иное. Мутированная черепаха, которой довелось пройти через длинный путь людского отторжения, непринятия и жестокости, непоколебимо хранила в себе такие понятия, как нравственность, долг и честь. Сострадание – вот что его отличало от многих других людей. Внутри него был некий свет, который притягивал к себе. Теплый, яркий и родной.
Постепенно, день за днем, видя его заботу, поддержку и защиту, я не могла противостоять тому притяжению, что он вызывал собой. К нему невольно и неосознанно тянешься. К такому чистому и непорочному созданию, которое ничто не может запачкать и осквернить. Он как… Боже! Да он же как – Йода! Зеленый? – Есть. Мудрый? – Есть. Сильный? – Есть. Добрый? – Есть. Нравоучительный? – Есть. Все сходится по всем статьям. Защитник света, облаченный в зеленую броню, способный успокоить, взбудоражить, взволновать и заставить остолбенеть лишь одним взором своих чистых ясных синих глаз. Только, в отличие от низкорослого джедая, Лео обладал по-животному дикой силой и притягательностью.
Объятия стали сильнее, привлекая ближе к его груди. Сладостное чувство, вспыхнувшее внизу живота, вернуло в воспоминания вчерашней ночи. Не знаю, что подтолкнуло меня к совершению… такого действия? Это ведь можно было так назвать? Или – поступком? Или такой откровенной близостью? Или… Я не знала, какое дать определение своему настойчивому порыву в необходимости разделения физической любви. Картинки замелькали в голове, вырисовывая отчетливый образ Леонардо. Того, как он наблюдал за ласками. Казалось, он был напуган такой откровенностью гораздо больше, чем я. Лидер выглядел таким растерянным, таким беззащитным и запуганным, что это вдруг придало мне невероятную уверенность в своем намерении подарить ему те же ласки и наслаждение, что дал мне он.
Лаская Леонардо, в те моменты, что осмеливалась поднять на него глаза, я видела, как он вцеплялся в покрывало, нещадно сжимая плотную ткань в своих кулаках; как часто дышал; как смотрел так… словно одновременно с мольбой, мукой и наслаждением. И этот его вид подталкивал еще более откровенно и беззастенчиво дарить ему наслаждение. В момент своего громогласного взрыва удовольствия он источал собой всю признательность, на которую была способна целая Вселенная, заключенная в его взгляде.
До сих пор внизу живота я ощущала некое странное чувство, словно пустоту, которую необходимо было заполнить им, и не только телесную, но и душевную. Будто бы тело, способное выражать свою любовь к нему только прикосновениями, стремилось вновь и вновь подарить себя. Ощущать его в себе, такого большого, горячего и пульсирующего, было ошеломительно волнительным, но при этом правильным и естественным. И по телу вновь разливалось то сладкое тягучее тепло и желание почувствовать его в себе.
Но из соседнего отсека стали все отчетливее доноситься звуки кваканья и шлепанья. Будильник Рафаэля прытко скакал по периметру его комнаты, без страха исполняя свою миссию – пробудить столь дерзким образом одно из опаснейших в радиусе десяти миль созданий.
– А ведь у нас могла быть лягушка, – улыбаясь предплечью Леонардо, я понежилась о него щекой, оставляя на коже обнимающего меня лидера поцелуи.
Кваканье стало подозрительным – то более рваным, то более приглушенным. Казалось, что его…
– Он что – его грызет?
Приподнимая голову чуть выше, чтобы понять, не подводит ли меня слух, я продолжала вслушиваться в странные звуки треска вперемешку с кваканьем. Определенно, пластмассовую лягушку грызли. Но услышав довольную похвалу гиганта, обращенную к коту со словом: – «Умница», – я не смогла сдержать смех.
Ну, надо же, порой любовь и преданность мы получаем просто так, а не за какие-либо заслуги. И тому был живой пример – Рафаэль.
Возникла очередная пробуждающая трель в тишине дома. И было очень интересно, как Майки на этот раз справится с чудом изобретения брата. Ему, в отличие от всех нас, достался гораздо более провокационный будильник. Круглый желтый мяч, олицетворяющий собой солнце, подпрыгивая и перекатываясь, истошно вопил. Вопил так, как будто предвещал твою скорую кончину, подобно мифическому существу – Банши. Единственное, что могло остановить этот визг, так это тридцать четыре поглаживания по нарисованной искорёженной горем мордашке солнца. Почему тридцать четыре – непонятно, но Майки уже второе утро покорно успокаивал горланящий шар, нашептывая ему: – «Тиш-тиш-тиш…».
Томный, низкий и скрипучий голос донесся из другой части спального отсека: – Настало время пробудиться ото сна.
О, моя бедная Сью. Она никак не привыкнет к тому, что вместо привычного ей классического «пилик-пилик», исходящего из самых заурядных часов с электронным циферблатом, теперь ее будит пушистый восьмиконечный паук. И вместо былых спокойных пробуждений она второе утро подряд подрывается с постели, оглашая весь дом о «святом дерьме» и «чертовых мохнатых лапках», которые благовоспитанному пауку стоит держать подальше от неё.
Действительно ли Дони знал, что Сью до ужаса боится пауков – вопрос. Но на ее вчерашнее возмущение он сослался на мудрое высказывание: – «загляни своему страху в глаза», и в ее случае страх выглядел крайне презентабельно и мило.
Оттуда, где находилась спальня Донателло, послышался приглушенный спор. Отключить сигнальный рев будильника, а о предстоящем реве свидетельствовали короткие гудки, отсчитывающие тридцать секунд до взрыва «звуковой бомбы», возможно было решением математической задачи. Дони был умен. Но этим утром его будильник с этим не согласился.
– В смысле – неправильно? – решенную Донателло в уме задачу будильник отверг, и сонный гений был этим явно раздражен и пристыжен. – Что значит – неправильно?! Да как ты?..
Дони все же решил задачу тем, что просто разбил свой будильник. Не самый плохой исход по сравнению с задетой гордостью гения-черепахи.
Да уж. Это утро явно показало то, что звукоизоляция спальных отсеков оставляла желать лучшего.
Все постепенно стали выходить из своих комнат. Кто на кухню, включая телевизор, кто в ванную. Но мне не хотелось выходить никуда и уж тем более покидать объятья Леонардо.
– Почему мы всегда так рано встаем? – обращаясь к лидеру и развернувшись к нему лицом, я прижалась обнаженным телом к нагретому моим теплом пластрону.
– Никто не отменял необходимость соблюдения режима, – свою ласковую, но по-лидерски бескомпромиссную фразу Лео сопровождал поглаживанием по спине. Большая мозолистая ладонь то скользила по оголенной спине вниз от шеи к пояснице и вновь плавно возвращалась наверх, то, слегка касаясь кожи, пальцы лидера вырисовывали круговые узоры. Умопомрачительно приятно.
– А кто-то может? – довольно протягивая вопрос от получаемых ласк, я выгнулась, заглядывая в лицо Леонардо. Покатый круглый нос приблизился к лицу и потерся кончиком о мой.
– Может, – не менее довольный Леонардо легко прикоснулся первым поцелуем к моей улыбке и, чуть приспуская объятья, продолжал выцеловывать каждый участок на шее, спускаясь к плечам и ключице.
– И это – ты? – хотя зачем задаю ему этот вопрос, ведь ответ уже не важен.
– Угу, – протянув на выдохе ответ, Лео лизнул вершину груди и обхватил губами розовый напряженный ореол, втягивая его в себя. Тело выгнулось, открываясь для его ласк. Но не удержанные мною стоны заставили подниматься кверху россыпь поцелуев от груди к губам, приглушая звуки наслаждения.
Задумчиво и вместе с этим безраздельно нежно и властно лидер рассматривал черты лица, обводя пальцами каждый участок, на что падал его взгляд. И я вновь и вновь поражалась тому, как столь сильное создание может так неизмеримо нежно прикасаться.
– Пора подниматься, – подарив легкий поцелуй, Лео выпустил из объятий, встал и стал натягивать на себя обрезанные по колено штаны. Затягивая широкий кожаный ремень, он не переставая разглядывать меня с ног до головы. Присев, я все же натянула на себя одеяло, прикрывая наготу. Странно, но как такового смущения я не чувствовала, хотя, может, оттого, что сейчас желала его, или, может, время смущения друг перед другом после прошлой ночи уже должно было пройти.
Леонардо присел напротив меня и стал сосредоточенно обматывать руки бинтами, то и дело поглядывая в ответ. Следить за каждым его движением было занимательно. Казалось, что даже будучи спящим, мастер катан мог так же ловко и точно осуществлять свою церемонию обёртывания эластичными лоскутками.
– Я буду ждать на кухне, – он отчего-то продолжал пронзительно и долго всматриваться в лицо, так и не сдвинувшись с места.
Могла ли эта изучающая меня задумчивость быть последствием нашей прошлой ночи? Или – следствием моего признания в любви? И вдруг запоздалая непрошенная неловкость явилась. Он так мне ничего и не ответил на это. Что-то внутри порывало его спросить о взаимности в чувстве. Но если он не был готов признать это или вовсе не испытывал настолько же сильное чувство, спрашивать о взаимности было бы бесполезно и неправильно. А вдруг такие чувства не свойственны его виду? Они же черепахи… Хоть и эволюционированные. Но, даже если и не любит, пускай, ведь он рядом, а это – все, что нужно.
– Я скоро, – кивнув, я постаралась выветрить из себя все вопросы.
Лидер покинул комнату, а я отправилась к пакетам на поиски одежды.
О. Мой. Бог. Сью…
Да, первым делом я решила взглянуть в тот самый загадочный дальний пакет. Некоторые экземпляры нижнего белья поражали не столько своей откровенностью, а сложностью переплетения деталей. Ну, например, эта странная широкая полоска с ленточками и клипсами, наверное, должна к чему-то пристегиваться. Но к чему? Может, к этому?.. Вертя в руках четыре элемента одного комплекта, я не могла понять – что, куда и к чему… Какой-то бельевой пазл, а не одежда.
Но девушка позаботилась и о более скромном и простом в функциональном исполнении нижнем белье. А все прочее оставлю на разгадывание позже.
– Выглядишь чудесно, – первый комплимент лидера чуть не сбил с ног, заставив резко остановиться перед ним. Я же ведь не ослышалась?
– Залетай, я больше не могу их сдерживать, – Лео озорно ухмылялся, придерживая дверь ванной комнаты, впуская меня вовнутрь.
– А когда у меня появится девушка, Лео, – прозвучал раздосадованный голос Майки, – я повешу расписание на туалет. И знаешь что? Мы с моей крошкой будем стоять в списке перед тобой.
– Ну, а пока не появилась, – Лео суровым тоном лидера обратился к брату, – напомню, что мое правило «дамы вперед» остается в приоритете.
И пока я умывалась, до меня доносилась перепалка братьев, где Рафаэль отказывался верить в чудо появления спутницы жизни для младшего; где Майки говорил о недооцененной силе позитивного мышления и о том, что с таким настроем, как у Рафаэля, тому светят пожизненные объятья только с боксерской грушей; где Дони соглашался с благоразумностью идеи о расписании, чем вызвал недовольство черепахи в красном, ведь его очередь посещения уборной по задумке Донателло была самой последней; и, вызывая все то же недовольство младшего брата, говорил про некие «исключения, которые только подтверждают правила». А Лео в этом утреннем столкновении будуарных интересов пытался примирить конфликт «авокадо» тем, что не вмешивался в спор. И мудрость его поступка заключалась в том, что он просто ждал, когда Сью выложит на стол первую стопку дымящихся оладий, которые, собственно, и примирили всех «авокадо», заставив позабыть о туалетной дилемме.
Расположившись за столом по правую руку от Леонардо, я, видимо, была единственной, кто так удивленно смотрел на его тарелку, покрытую блестящим металлическим куполом.
– Ты не шутишь, да? – Леонардо уставшим тоном адресовал свой вопрос Рафаэлю, который и преподнес ему, словно дворецкий, утреннее блюдо.
– Сделка есть сделка, Лео, – Раф безысходно развел кисти рук в стороны, таким образом намекая брату на неотвратимое обязательство перед ним. Купол был снят с тарелки, и по ее центру в гордой позе меченосца стоял криво слепленный из пластилина брат-близнец Леонардо.
– Какое чудо! – навалившись чуть ли не всем телом на Лео, я разглядывала Рафаэлевское произведение пластилинового искусства, – Смотри, и даже глазки есть! Синие, совсем как у тебя! Можно мне его оставить себе?
– Боюсь, Кнопочка, это блюдо только для лидера, – Рафаэль снова развел ладони в стороны, испытующе смотря на старшего брата, у которого даже не дрогнул ни единый мускул на лице. Леонардо зажал между двух пальцев свою слепленную копию, приподнял на уровень глаз, оценивающе рассматривая презент от старшего брата, глубоко через нос втянул в себя воздух, задержал дыхание, открыл рот, намереваясь поглотить пластилиновую фигурку, но был остановлен моим резким протестом.
– Не смей, – повиснув на его руке, я пыталась предотвратить странное желание лидера съесть то, что мне так понравилось, – я хочу его!
Леонардо оставался бесстрастным в лице, но с озорными искорками в синих глазах, обращенных на меня, с удивлением смотрел в ответ.
– Погоди, – осторожно протягивая руки к фигурке, которую он все еще удерживал у рта, я пыталась извлечь из его пальцев мини-Леонардо, заговаривая лидера, чтобы дать себе больше времени на спасение творения рук Рафаэлевских, – я не знаю, с чем связано твое желание съесть себя, а точнее его, – сумев вызволить и спрятать в своих ладонях это пластилиновое чудо, попросила: – но оставь его мне, я хочу видеть эту прелесть на твоей полке трофеев.
