Текст книги "Львёнок, который хотел выжить (СИ)"
Автор книги: Ева Бими
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 44 страниц)
– Ты хочешь узнать, – медленно и вкрадчиво, восседая на своем четырехколесном троне, Дони слегка склонил голову набок и продолжил: – что значит твое мурлыканье?
– Что?.. – Лео так и застыл с рукой на своем затылке, – я не… нет! Я не мурлыкаю, Дон.
– Видимо, – доктор-зло продолжал внимательно и оценивающе смотреть на лидера, не переставая поглаживать кота, – настало время поговорить с тобой серьезно.
– С-серьезно? – лидер опешил от того, какое впечатление на него сейчас производил брат в полумраке захламленной лаборатории, и никак не мог понять, что тот имеет в виду под «серьезным разговором».
– Совершенно верно, Лео… Итак. Приступим. Когда пчелка хочет попробовать нектар цветочка, – Дони загадочно посмотрел на белый выскочивший из шерсти кота волосок, зажатый между двумя пальцами, – который находится в…
– Дон, погоди, я не понимаю… – Лео попытался прервать брата, но тот жестом руки призвал его к тишине.
– Хорошо, давай по-другому, – гений отбросил белый волосок, и Лео отчего-то напряженно проследил за его плавным падением вниз. Сложив пальцы домиком, брат задал вопрос Леонардо: – слышал ли ты о пестиках и тычинках?
– Чего? – удивление и непонимание Леонардо четко отразились на его мимике.
– Хм, что же, можно иначе, – Дони подозрительно прищурился и, не дав Леонардо возможности опомниться, продолжил: – совместимость строения женской репродуктивной системы по отношению к размерам…
– Умоляю, перестань, – Лео выставил вперед руки, отклоняя корпус тела назад, словно на него напирал сорвавшийся из плотины мегатонный поток воды. Если минутой позже Леонардо пребывал в смятении от странного поведения брата и посвящения его в ботанику, то теперь окончательно выпал в осадок.
– Понял-принял, буду понежнее, – Дон так же, как и Лео, поднял руки вверх, демонстрируя свою безоружность. Лидер облегченно выдохнул. Но ненадолго… Потому что брат выдвинул ногой коробку из-под стола, достал оттуда плюшевого медведя и зайца.
О Боги… Что происходит?
– Погоди-ка… покажу тебе на игрушках, – расположив в правой руке медвежонка, а в левой – зайчонка, Донателло попытался наглядно показать, в какой позе зайчик должен оседлать медвежонка для более комфортного регулирования процесса первоначального входа в женское вла…
– О Боги!.. – Лео взвыл в потолок, собственно, ему уже было неважно, услышит ли кто-нибудь его стенания или же нет. Он не понимал, что происходит и как он оказался заложником этого странного, неловкого и иррационального разговора.
– Что? И так непонятно? – Дон был удивлен реакции Леонардо, но пожав плечами, стушевался и ответил: – Слушай, ну, мне нужно немного времени, чтобы пришить им гениталии, и тогда наглядная картина будет более ясна…
– Умоляю, остановись… – Лео одной рукой закрыл свое лицо, вторую выставил открытой ладонью к брату. Сумев отдышаться, он продолжил: – Мне нужно, чтобы ты придумал вещь, которая сможет воспроизводить игру на гитаре. И. Всё.
– Хм, ну, так бы сразу и сказал, – Дони отбросил игрушки в сторону, потеряв к ним всякий интерес.
– Только, – услышав оклик брата, Леонардо, который стремился поскорее покинуть зловещую лабораторию, резко замер и вполоборота нерешительно и с испугом обернулся к Дони, ожидая подвоха. И угадал.
– Мне нужно знать, на какие аккорды ориентироваться. – Лео в непонимании хмурился, но Донателло дал подсказку: – Спроси у Рафа, – и развернувшись к нему спиной, брат таким образом дал понять, что эфирное время беседы завершено и теперь он занят чем-то более важным, нежели просветительской демонстрацией любовного процесса между медвежонком и зайчонком.
Прекрасно…
Теперь добавился незапланированный элемент в виде Рафаэля. Леонардо глубоко вздохнул, сжимая покрепче свои кулаки, и пошел добывать информацию.
– Раф, – Леонардо обнаружил брата на улице, где тот что-то выстругивал из деревянного брусочка. Здоровяк был единственным, кто сумел совладать и неплохо освоить струнный музыкальный инструмент, и, к сожалению, лидер был вынужден просить его о помощи.
Что бы ни случилось, это будет стоить того… Ева… Свидание… Все получится. Давай, Лео, ты сможешь. Последнее задание. Соберись! В конце концов, я – старший брат.
– Ну? – Рафаэль устал ждать, пока Леонардо соберется с мыслями, и грубо поторопил его.
– Сыграй мне на гитаре что-нибудь романтическое.
Рафаэль загорланил глубоким и звучным хохотом, приводя тем самым Леонардо в ступор. Он не понимал, что происходит. Он. Ни. Черта. Не. Понимал.
– Я… я… – сквозь дикий ржач Раф пытался что-то ответить лидеру, стоявшему над ним с каменной миной, – знал, что ты… меня любишь, но… чтобы… до такой… степени… Романтическое… Бля… Романтическое…
– О Боги… – Лео вновь обратился к небесам, укоризненно взирая на них снизу вверх. Ему пришлось целых десять долгих унизительных минут стоять и ждать, пока истерический гогот и конвульсии перекатывающегося по траве Рафаэля не утихнут.
– Давай договоримся, – Леонардо решил пойти наименьшим путем сопротивления, – ты наиграешь Дони мелодии, а я взамен…
– Съешь пластилин, – Раф перебил Леонардо, утирая слезы смеха, не став даже дослушивать его предложение.
– Ладно, – Рафаэль подозрительно нахмурился оттого, что брат так быстро согласился с условием сделки, а не как обычно: фыркнув ему в лицо, напоказ старательно с чем-то справлялся в одиночку.
Раф почувствовал себя вдруг тем еще сукиным сыном. Лео склонял голову… Черт… Покорно? Он сдавался? Вот так просто? Че-е-е-рт… Влюбленность творила с его старшим братом странные дела. Рафаэль подумал, что нужно поставить себе зарубку на память, чтобы не оказаться в такой же ситуации, как и старший брат. Да уж, любовь – та еще зараза. И делает из тебя размазню.
Ему вдруг даже стало на долю секунды стыдно за то, что он предложил ему съесть пластилин. Но лишь на долю секунды, не дольше. Рафаэль предвкушал для себя этот момент, и даже выпросит у Дони маленькую коробочку цветного пластилина. Ведь у Дони было практически все, он как джинн, доставал из своих закромов или воплощал в жизнь любые капризы и пожелания братьев. Может, поэтому их «Тартаруга» столь много весила?
– Романтическое, значит… – Рафаэль смахнул с плеча травинки, продолжая сидеть на земле. Старший брат молчал, но с надежной смотрел на Рафаэля. Влюбленный Лео – та еще заноза в его заднице. Черт, если этот «поц» так хочет страдать от этого чувства, то Раф больше не намерен его уберегать. Если только девчонка не будет против иметь при себе двухметровую влюбленную черепаху. Но, наблюдая за Кнопочкой, он убедился, что это чувство странным образом взаимно. Похоже, у нее явно что-то с «кукушкой», раз ей могут нравится такие, как они.
Рафаэль, опять же лишь на долю секунды, позавидовал брату. Ну, надо же, прям как в сказке про «Красавицу и чудовище». Везучий сукин сын. Но это только – с одной стороны. Рафаэль не верил в сказки. А его старший брат, который был упертым олухом и идиотом, похоже, верил в обратное. Че-е-ерт… Если ему потом придётся утирать его сопли после разбитого сердца, а Раф к этому готовился, то он лучше пропишет Лео коронный апперкот и отправит его в кому. «Страдающий Лео» – гораздо хуже, чем «Влюбленный Лео».
– Мне нужно, правда… – Раф скривился от того, что Лео сейчас пытался выдавить из себя «пожалуйста».
– Не слова больше, «поц», – Рафаэль смилостивился и прервал жалкие потуги брата, – наиграю самое… – не удержавшись, здоровяк снова прыснул от смеха, – романтичное, что только знаю.
– Иди уже, – Раф снова отмахнулся от брата, который предпринял еще более жалкую попытку выдавить из себя «спасибо».
Все шло по плану. Лео был горд собой как никогда. План. Стратегия. Подготовка. Все идеально.
Пока Ева занималась рукоделием, Лео обустраивал их место для романтического ужина. Ничего сверхъестественного. Шатер, стол, два стула, скатерть, сервировка стола. Дони пожертвовал ему свой аккумулятор, которому хватит ресурсов питать россыпь гирлянд, развешанных по краю шатра до самого утра. Охлажденные напитки, заготовленные Сьюзан фрукты и прочие сладости лежали в мини-холодильнике, рядом со знаменитым карамельным бисквитом Майки.
Минуточку… Фисташковый бисквит? Майк…
Но если не брать в расчет эту мелочь, которой лидер очень-очень старался не придать значения, все было действительно идеально.
Вернувшись в дом, Лео понял, что Сью увела Еву в его комнату, заблаговременно оставив в ванной комнате его вещи. Леонардо так же тщательно подошел к процессу принятия ванных процедур. Позаимствовал у Сью ароматный гель для душа и упорно втирал его в себя жесткой мочалкой, доводя до густой пены. Дважды вычистил зубы, так же нещадно кромсая об эмаль щетинки зубной щетки. И оделся.
Черные брюки, предусмотрительно выглаженные все той же Сью, черные кеды, которые ему так же, как и Майки, пришлось сооружать из двух одинаковых пар обуви, иначе было просто никак. Не шьют кутюрье и маленькие китайчата обувь их размеров.
Отчего-то по привычке он обмотал руки белыми бинтами. То ли пытаясь таким образом скрыть за ними чешую, то ли… да Бог знает зачем… наверное, чтобы… Черт! Да. Он просто хотел выглядеть перед ней отлично! Хоть чуть немного красивее, чем был. Ему было это важно, как бы Лео ни скрывал это от всех, но он хотел выглядеть привлекательно в ее глазах. И если для этого было нужно обмотаться бинтами, то он готов был стать ходячей мумией.
Груди недоставало защиты. Обычно он был укутан ремнями, державшими собой катаны и прочие боевые атрибуты, иногда доспехами в виде карбоновых щитков. Но сейчас – полностью обнаженный пластрон.
Слава Богу, у них нет сосков и ему не придётся их скрывать…
Эта мысль заставила лидера прыснуть от смеха и тут же укорить себя в отражении зеркала за такую странность и несвойственность поведения. Но это были нервы. Всего лишь гребанные нервы. Лидер действительно волновался и возложил на этот день все свои надежды и чаянья.
Лео вышел в гостиную и сел за кухонный стол, поглядывая на часы.
Шесть-пятнадцать. Леонардо мысленно перепроверил все, что уже успел сделать, убеждаясь в том, что он готов к свиданию. Он – молодец.
Шесть-двадцать. В нервозе пяткой ноги он стал отстукивать ритм по полу.
Шесть-двадцать пять. К тику ноги прибавилась барабанная дробь пальцев, стучавших о столешницу.
Шесть-тридцать. Выдохнув, он осознал, что тревога в нем только нарастает. Надо успокоиться. Совладать с лицом. Держать бесстрастную мину.
Шесть-тридцать пять. На столе две царапины. Может, заменить покрытие?
Шесть-тридцать восемь. Если надавить сильнее на правый край, то стол приподнимается. Надо не забыть подложить что-нибудь под ножку.
Шесть-сорок. Он странно себя почувствовал, как будто был черепашкой в террариуме. Нахмурившись, он исподлобья медленно поднял взгляд вверх. Три брата вылупились на него, нелепо и глупо продолжая давить улыбки, как шкодники.
– Что? – Лео не мог понять причины молчаливого веселья братьев, и это его раздражало. Непонимание. Всегда. Раздражало.
– Скажи ему, – Майки шепнул Дони.
– Сам скажи ему, – Дон пихнул в ответ брата.
– Что? – отчеканил Леонардо и посмотрел на своих братьев так, как умел только он один. Похуже, чем отец в гневе. «Такой» взгляд Лео не предвещал ничего хорошего. Увидеть обращенный на себя «такой» взгляд Лео означало получение неизбежного и молниеносного возмездия. «Такой» взгляд Лео был способен остановить даже муху в полете.
– Не буксуй, майская роза, мы просто хотим помочь, – Рафаэль примирительно поднял руки вверх, – и мы тут подумали, что ты кое-что упустил.
– Что? – Леонардо натужно выдохнул, изо всех сил стараясь сохранить вид, что он вовсе не нервничает, не напуган и не чертовски зол на братьев.
– Запах, – Дони поправил очки и замолчал, так и не дав пояснения.
Леонардо подозрительно стал себя обнюхивать.
– Короче, – вклинился Майки, – я считаю, что от мужчины должно пахнуть французским одеколоном, вот, – он достал флакон с духами и продемонстрировал на себе, пшикнув на шею, сладостно протягивая с французским акцентом: – Манифик.
– П-ф-ф, – усмехнулся Рафаэль, – от настоящего мужчины должно пахнуть еловым мылом, виски и сигарами.
– С ума сошел? – протестовал Майки. – Лео, не слушай этот комок тестостерона, – он стал разгибать пальцы, перечисляя: – «Армани», «Версаче», «Диор» и… пальцы закончились.
– Нет ничего лучше естественных феромонов, – вмешался Дони, – но если надо усилить твой естественный запах, Лео, дай мне десять минут, и в лаборатории я…
– Не советую, Лео, – Раф бесцеремонно перебил Донателло и продолжил, обращаясь уже к лидеру, – этот гений читал «Парфюмера», и если ты хочешь, чтобы на тебя сбежались в округе все лягушки и залюбили до смерти, то…
– Ну, конечно, лучше его ткнуть мордой в ель, влить в рот виски и запихнуть за шиворот сигару, – стал спорить Дони.
– А облиться духами, как портовая профурсетка, думаешь, лучше? – Рафаэль кивнул в сторону Майки.
– Эй, я, по крайней мере, не предлагаю окатить брата биологическим оружием, как Дони, – рассердился вдруг Майки.
– О Боги! Да от вас никакой помощи! – Лео схватился за голову, устало закрывая глаза.
– Кхм, кхм, – позади деликатно прокашлялась Сью и, бросив на Лео заговорщический взгляд, указала кивком головы в сторону его комнаты.
Ева…
Лео поднялся, глубоко и с шумом выдохнул, кивнул и направился в свою комнату.
Он три раза тихо постучал о дверь костяшками пальцев, нервно сглотнул, чтобы убрать этот звон в голове, приложил руку к ручке двери и плавно открыл створку.
То, что Леонардо увидел, заставило его позабыть обо всем. О всех переживаниях, с которыми он столкнулся за этот день. О братьях, которые превратили его миссию в один сплошной жуткий и непотребный ситком, который был похлеще любого сюрреалистичного квеста.
Он разглядывал Еву, которая стояла к нему вполоборота, и не дышал.
На ней было надето то самое платье, что выбрал для нее Леонардо. И вправду легкое, нежное, и смотрелось гораздо лучше, чем на манекене. Ее волосы уложены набок и завиты на концах крупными воздушными локонами.
Он сделал шаг вперед. Не думая. Инстинкт. Гравитация. Сила притяжения. Магнетизм. И все это – Ева. Словно тебя убили, ты оказался в раю, и появился шанс узнать, как пахнут ангелы. Она пахла… Несравненно лучше, чем любой из ангелов, чем любой из архангелов, чем даже… Она пахла самой жизнью, самым сладким видением, самой яркой звездой. Да. Так, должно быть, и пахнут звезды.
Ему вдруг стало так тепло и спокойно, как будто она сама создавала и окутывала его невидимым полем, в котором не было места ни ужасам, ни страхам, ни тревогам. Леонардо вдруг подумал, что если он отойдет от нее хоть на десять шагов назад, мир вокруг станет приглушенным, серым, без запахов, чувств и эмоций. Она стала самой сутью его жизни. Он не знал, когда это случилось, но это было неважно. Она была для него путеводной звездой. Связывающей его нитью, которую невозможно оборвать.
Он погладил ее по шелковистым волосам. Грезил об этом целый день. Целый жутко долгий день вдали от нее. Она подняла к нему свои ласковые глаза, и у него чуть не подкосились коленки. Он склонился к ней, мечтая о поцелуе, но бережно обвил руками и поднял.
Не отпущу. Даже, если будет брыкаться. Не отпущу. Никогда.
Он прошел мимо своих братьев и Сью, которые совсем не скрывали довольные улыбки, но делали вид, что они просто так и совсем случайно тут кучкуются все вместе.
Лидер вышел на свежий воздух, прижимая к себе Еву. Оставив позади дом и все его шебутное семейство, Леонардо шел к подготовленному месту. Издали в сгущающемся сумраке вечера виднелись россыпи маленьких желтых огоньков гирлянд. Ева с любопытством и восторгом поглядывала то на Леонардо, то, обвивая его шею, в ту сторону.
Он спустил Еву с рук, подвел к столу и придвинул для нее стул. Все как в лучших традициях голливудского кино.
Пока Ева оглядывалась по сторонам, любуясь этим поистине сказочным местом, Лео пребывал в таком же восторге от того, что смог вызвать на ее лице столь яркие, захватывающие и поразительные эмоции.
Все движения лидера были точные, выверенные, без какой-либо лишней суеты. Вот он расставляет приготовленные для нее угощения на точно подобранных и просчитанных, чуть ли не по линейке и циркулю, местах. Ровно по центру пробки вонзает острый кончик штопора, с особой бережностью прокручивает вглубь, без усилий откупоривает бутылку неприлично дорогого, но понравившегося Еве вина, и разливает темно-бордового цвета тягучую жидкость, не теряя при этом ни единой капли.
Ева следила за ним, наблюдала. Любовалась. Он не до конца верил, что им можно любоваться, но ему хотелось, чтобы так это и было. Чтобы она любовалась им. Она не подозревала, что за уверенностью лидера скрывалось волнение, желание и отчаянная надежда, чтобы ей все это понравилось.
Процесс подготовки был закончен. Остался самый трудный и волнительный этап. Само свидание.
Он уселся напротив Евы, от его стула пришлось отпилить спинку, иначе ему было бы сложно усидеть на краешке сидушки. На соседнюю подставку, которая должна была служить местом, куда дама могла положить свою сумочку – да, этот небольшой нюанс Лео тоже не забыл отметить в поучительном «парамаунт пикчерз», поэтому подготовился и к тому, что у его Евы могла быть с собой сумочка, – на это свободное место Леонардо водрузил изобретение Дони.
Ева с улыбкой наблюдала за этим предметом. Плюшевый медведь, во внутренностях которых покопался Донателло, вплетая в него металл, провода и чипы, сидел на круглой объемной подставке и держал в руках маленькую четырехструнную укулеле.
Лео нажал на кнопку, медведь пришел в движение, и его четыре механических пальчика проходились по струнам, извлекая действительно очень милые и легкие струнные мелодии. Пока Ева умилялась медведю, Леонардо собирался с духом.
Он планировал начать их беседу с комплимента. Но в горле пересохло от волнения. В его голове были десятки различных эпитетов, которыми он мог определить Еву, но не мог отчего-то озвучить их вслух.
Ты красивая… Банально… Ты…
Леонардо ужасался тому, что все прилагательные, которые он знал, вдруг выветрились из его головы.
Девушка обернулась к нему взглядом, она была смущена, ведь Леонардо не мигая уставился на нее, в очередной раз пребывая в обескураженном состоянии от того, как она влияла на него. Заставляла вести себя непривычно, не свойственно ему. Чувствовать себя одновременно всемогущим и безвольным. Умным и глупым. Сильным и слабым.
– Я скучала по тебе, – она то застенчиво прятала взгляд, то вновь обращала на него глубину своих темных искрящихся глаз.
– И я скучал по тебе, – Лео пришлось прокашляться, потому что голос вдруг стал низким и отдавал хрипотцой. Он остолбенело продолжал изучать ее черты лица, и в груди растекалось невозможное тепло.
Люблю тебя… Да. Надо сказать. Прямо сейчас. Пусть будет, что будет.
– Тебе нравятся койоты?
Что?.. Койоты?.. Да что за?.. Молодец, Лео.
– Наверное, – Ева неуверенно пожала плечами, озадаченная таким вопросом. Поелозив на стуле и смотря на него, она чего-то ожидала. А может, и не ожидала. А может…
Лидер никак не мог отвести от нее взгляд, напряженно замерев, он откровенно пялился на нее. И чувствовал себя от этого нелепо. Двухметровая черепаха – пялится. Не мигая. С плотно зажатыми губами. Это должно было привести в ужас кого угодно. Но отчего-то только не Еву. Но сейчас он заставлял девушку смущаться еще сильнее. Леонардо чувствовал, как возрастало ее волнение, видел, как набирается воздух в легких, как Ева была уже вот-вот готова раскрыть свой маленький ротик.
– Я…
– Ты…
Они сказали это одновременно, опешили, и так же оба замолчали.
– Прости, продолжай, – Лео уступил своей даме, предлагая ей говорить первой.
– Ты… – Ева теребила льняную салфетку, покоившуюся на коленях, пока Леонардо с замиранием сердца обратился в слух. – Ты не пластилин. Ты вкуснее. Ты совсем не как пластилин. – Видимо, это признание выбило из колеи в первую очередь саму Еву, поскольку девушка нахмурилась, но продолжила отчаянные попытки донести до лидера свою мысль: – Не то, чтобы я пробовала на вкус пластилин. Нет. Ты вкусный. Точно вкуснее. Не пластилин, – Ева занервничала и стала отпивать частыми глотками вино, обращая все свое внимание на играющего для них медведя.
Не пластилин. Он рад. Лео был не в силах сдержать еле заметную улыбку в дрогнувшем кончике уголка губ. Но…
Моя очередь…
– Я бы хотел, чтобы ты… – Лео покачал головой, ругая себя в мыслях за такую несобранность, ведь он уже раз сто проговорил про себя эту фразу, – если ты не против…
Быть со мной… Моей…
– Я бы хотел тебе предложить…
Стать моей девушкой… Вслух, Лео! Сказать нужно вслух!
– Секс? – подозрительно Ева задала вопрос.
На счастье, в руках Леонардо не было бокала, иначе он бы точно его сжал и разбил в дребезги. Он испуганно поднял глаза на Еву, но та продолжала смотреть в сторону. Проследил за ее взглядом, направленным на медвежонка, лидер выискивал в нем то, что заставило Еву произнести такое, подумать о том, что он мог ей предложить подобное. Что он…
Дони… Убью…
На подставке под медвежонком была вычерчена аббревиатура – «С.Э.К.С.». И как он не заметил ее раньше?
Взяв в руки играющего медведя, Лео прокрутил подставку вычитывая на ней фразу: – «Струнные-Экивоки-на-Кантри-и-Серенаду».
– Экивоки? – удивилась Ева.
– Я выбью из него всю эту двусмысленность и запихаю обратно так глубоко в панцирь, что он… – но гневный монолог Леонардо прервал звонкий и задорный смех Евы. Она улыбалась ему так открыто, что умудрилась стереть ту неприступную грань смущения между ними, которая возникла по вине его необузданного желания.
– Прости, – она утирала слезившиеся от смеха глаза, и успокоившись, продолжила: – просто сегодня был очень странный день и тебя не было рядом, и… – она задумалась и спросила: – а при чем здесь койот?
Лео развел руками в стороны, улыбаясь ей так же открыто: – Просто подумал, может, подарить тебе щенка?
– О-у, и как мы его назовем? – Ева придвинулась ближе и с нежностью заглядывала в его синие глаза, в которых переливались блики свечей.
– Экивоки? – предложил Лео.
– Мне нравится!
Лед тронулся и таял с неимоверной скоростью. Лео ухаживал за своей дамой, как истинный лондонский джентльмен, предугадывая ее любые пожелания в закусках. И о Боги, фисташковый бисквит заставил издавать ее те самые стоны…
Вино сыграло свое, девушка окончательно расслабилась и делилась с ним впечатлениями о прошедшем дне, о стараниях Сью, которая давала ей наставления из серии: как пользоваться десертными вилками и как, согласно этикету, прикладывать салфеточку к уголку губ. Зачем-то объяснила ей – что такое фондю. Но воодушевившись этим, Ева стала размышлять о том, что когда они найдут и обустроят свой будущий дом, то нужно будет обязательно найти корову. И сделать сыр. И сделать пиццу. Ведь оказывается, братья любят это блюдо.
Леонардо нравилось, что Ева о многом мечтала. Нравилось, что она делилась с ним сокровенными мыслями. И ему нравились ее мечты. Действительно нравились. Ведь в каждой – был он. В каждой – было их будущее.
– Лео, – вдруг опомнилась Ева, – а что ты хотел тогда сказать?
Леонардо кивнул, вспоминая, что так и не сделал предложения Еве, протянул к ней руку, накрыл хрупкую ладонь и заглянул в глаза.
Ты самое лучшее, что со мной случилось. Ты все, о чем я даже не мог позволить себе мечтать. Ты для меня – ценнее всего на свете. Ты… Люблю тебя… Больше жизни… Ты и есть моя жизнь. Только будь со мной всегда.
Лидер вымученно, со страстью и желанием заглядывал в любимое лицо, но не смог ничего из этого произнести. Это был страх? Страх того, что не услышит в ответ взаимности?
Его рука потянулась за предметом, спрятанным в кармане его брюк. Разжав кулак, он преподнёс на ладони подарок, завернутый в бархатную ткань. Ева смотрела так, будто бы спрашивала разрешения прикоснуться к подношению. Тонкие пальчики взяли подарок из его ладони и с осторожностью развернули края материи.
Лео вновь застыл, наблюдая за реакцией Евы. Она изучала кулон в руках с особым трепетом. Когда Леонардо впервые увидел это украшение, то ему показалось, что внутри золотого кольца, словно в круговом беге, была заключена кошка, но приглядевшись внимательнее, можно было различить кисточку на кончике хвоста. Львёнок. Это был Львёнок. Ева заметила это. Улыбнулась, поглаживая золотую кисточку.
– Районоко, – и Леонардо снова пришлось прочистить горло, чтобы избавиться от хрипоты.
– А? – Ева вышла из созерцания круглого медальона и вопросительно взглянула в ответ.
– Районоко – это значит Львёнок. С японского, – Леонардо вкрадчиво пояснил свой подарок.
Она застыла с нечитаемым выражением, спрятала лицо, опустив голову, смотря на золотую вещь в своих ладонях, и у Леонардо все похолодело внутри. Он заметил, как дрогнули ее плечи. Раз. Второй. Третий. Всхлип. Первая слеза упала на ее запястье и скатилась вниз по коже. И он был в ужасе. Ничего не понимал.
– Так… – Ева всхлипывала так тихо и жалобно, что он был сам готов взвыть, лишь бы она успокоилась, но девушка продолжала прерывисто говорить, – звала мама, – всхлип, – так звал Он, – всхлип, – так зовешь ты.
Она сжала медальон в руках, прижимая к груди, и подняла к нему заплаканное лицо. Ева старалась улыбаться, но дрожавшие губы мешали ей это сделать. Он подлетел к ней так быстро, как только смог.
– Тише-тише, все хорошо, я тут, – Лео, согнувшись над девушкой, заключил боготворимое лицо в свои ладони, стирая кончиками пальцев не перестающие литься слезы. Обхватив ее, он поднял на руки и усадил к себе на колени, занимая ее место на стуле. Он ждал, когда она успокоится, прижимая к себе. Гладил по волосам, плечам, спине. Чуть раскачиваясь, пытался убаюкать. Вскоре всхлипы прекратились. Еще немного, и хрупкие плечи перестали вздрагивать.
Ева, упираясь ладошкой в грудь Леонардо, приподнялась, поднимая к нему раскрасневшееся от слез лицо, приоткрыла припухшие влажные губы, на которые он не смог не засмотреться, и рассматривала его так… Он не мог объяснить. Он был очарован этой нежностью и доверчивостью, что сейчас изливались на него. Леонардо был готов остаток вечера просидеть с ней вот так – обнимая, молча, любуясь, дыша ею.
– Люблю тебя.
Весь воздух, который был, вдруг пропал.
Совсем.
Весь.
Лишь два ее слова, и атмосфера покинула Землю. Магматическое ядро центра Земли остановилось. Магнитные поля исчезли. Все замерло. Осталась лишь она.
– Что? – Леонардо смог понять, что задал этот вопрос вслух, лишь только по звуку своего охрипшего шепота.
Ева опустила взгляд к его груди, ища на ней ответ. Нашла. Храбрая девочка взглянула на него снова. Уверенно, спокойно и до невозможности беззащитно.
– Люблю тебя.
Люблю тебя…
Лео хотел сказать ей об этом. Все его нутро требовало выплеснуть на нее чувства, признания и надежды.
Люблю тебя.
Ему хотелось еще раз услышать эти слова из ее уст. Невозможно. Нет. Невозможно. Любит? Его? Правда? Почему? Как? Это возможно?
Ева не позволила ему терзать себя вопросами и прикоснулась губами в поцелуе. Леонардо закрыл глаза, особо остро ощущая ее ласковые и нежные прикосновения, тепло и влажность язычка, скользящего по его замершим в неуверенности губам.
Невозможно. Нереально. Люблю…
Он ожил вместе с первым глотком кислорода, отвечая на ее ласки. Принимая долгожданный поцелуй от нее. Он позволял ей делать все так, как она хотела, всецело и без остатка вверяя себя в эти хрупкие ладошки, что обрамляли его лицо. И это единственное, что он мог дать Еве. Только себя.
Она проникла глубже язычком в его рот, поглаживала пальчиками по шее, прижималась к его груди. Сейчас, если бы она даже вонзила в него острые ножи, он бы не сопротивлялся. Даже если бы она приказала ему не дышать, он бы не дышал.
Ева медленно отстранилась от поцелуев, заботливо поглаживая его лицо руками, рассматривая так чутко и увлеченно, что он замер, позволяя ей и это.
– Можно домой?
Он кивнул, без слов и протестов обхватил и поднял на руки, направляясь домой. Покорно, с желанием исполняя ее просьбу.
Их встретила тишина трейлера. Леонардо не знал, где его семейство, и по правде говоря, ему было безразлично. Он ощущал теплое, но еле заметное дыхание девушки у своей шеи.
Войдя в свою комнату и переступив через татами, он отпустил Еву, стоя напротив нее, ожидая любой команды. В ее взгляде читалась нерешительность с долей странной уверенности, и пока он пытался понять, что же это значит, Ева задала ему вопрос:
– Можно посмотреть на тебя?
Он кивнул. Не понимал, что она имеет в виду. Никакой конкретики. Ему сложно принимать решения, когда нет конкретики. Но согласился. Он согласится на все, что угодно. Потому что два ее слова перевернули весь его мир. Которые до сих пор звучали в его голове. Он не мог в это поверить, но очень хотел.
Ева коснулась его шеи, скользнула к плечам. Она ощущала неровность его чешуи. Лео уверен, что Еве не может нравится это. Пускай ему от этой мысли хотелось выть, но лишь бы она не прекращала эту томительную пытку.
Легкая, почти неощутимая ладонь легла на пластрон, поглаживая его природную броню. Звериная сущность внутри него покорно молчала. Покоренная ею. Не сломленная, а прирученная, позволяющая ей все.
Ева вновь коснулась его руки, лаская поверх бинтов. Тонкие пальчики ловко расплетали эластичную ткань, оголяя его.
– Можно? – эти чудные глаза обратились за помощью.
Он кивнул. Он согласен на все. Скинув кеды, его сильные пальцы подцепили пуговку брюк, расстегнули ширинку. Он боялся, чертовски робел, но продолжал. Ева отошла в сторону, давая ему больше пространства, чтобы он смог снять плотно облегающую ткань.
Леонардо развернулся к ней лицом, наблюдая за тем, как она ласкает взглядом его ничем не прикрытое тело. Позади него кровать, и отступать некуда. Он приказал себе стоять смирно. И ждал.
Ева сделала первый осторожный шаг ему навстречу. Он чувствовал ее неуверенность, чувствовал ее пьянящий запах. Видел в ее глазах желание, но сражался с мыслью, что это только ему кажется.
Ее ладонь коснулась живота, она медлила, не осмеливаясь на дальнейшие действия, но лидер, замерев, ждал любого исхода ее решения. Ладонь спустилась ниже, туда, где под пластроном находился его пах.
Он чувствовал этой частью защиты тепло ее руки особенно остро. Эта часть гораздо тоньше и пластичнее, чем остальные наросты. Сердце вдруг гулко забилось от страха. Он ощутил, как набухает член. Как его контур выпирает под пластроном. Лео не знал, как реагирует Ева на это, потому что был не в силах раскрыть глаза. Но стоило ему почувствовать, как девушка спускается к его ногам, он инстинктивно отшатнулся. Край кровати уперся под коленки, и Леонардо, потеряв равновесие, упал на мягкое ложе.
