Текст книги "Львёнок, который хотел выжить (СИ)"
Автор книги: Ева Бими
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц)
Чавкающий звук повторился, вынуждая Лео отстраниться и нахмуриться. И я вспомнила об угрозе.
– Там, – указала ему в направлении существа, вторгнувшегося в наш дом.
Он сжал покрепче катану и поднялся, подозрительно выискивая взглядом то, что меня напугало.
Свято Боже…
Он был без штанов, и то, что являлось его пахом, сейчас было на уровне моих расширяющихся от удивления глаз.
От низа живота костные наросты спускались к паховой области. Только эта нижняя часть пластрона была совсем гладкой. Мне захотелось положить на эту выпуклость ладонь, чтобы понять – мягкая она или такая же твердая, как и щитки на его груди. Я была настолько обескуражена этим видом, что совсем не думала о том, что мои мысли выходят из категории «приличных».
– Жди здесь, – Лео осторожно двинулся в сторону кухни, закрывая собой ее обзор.
Свято Боже дважды…
У него есть хвост! Маленький толстый зеленый кончик выходил за периметр нижнего края панциря. При ходьбе он плавно изгибался в стороны, но совсем не так, как у других хвостатых животных. Казалось, что это отдельная мощная мышца, которая двигалась не по воле колыхания при ходьбе, а сама по себе.
Леонардо присел на корточки и всматривался в то, что пряталось от нас, но при этом не переставало чавкать. Он продолжал рассматривать взломщика, держа наготове острие катаны.
Существо издало протяжный глухой звук, похожий на «Ма-а-у». И снова зачавкало.
Смешок Леонардо побудил сильнее выгнуться и понять, что же его так забавляет в том, у которого во рту два ряда больших человеческих зубов.
– Дони, – крикнул Лео, поднимаясь во весь рост.
Только что проснувшаяся черепаха в перекошенных на лице очках и облаченная в штаны вышла к нам. Лео указал ему пальцем под стол, тот присел и задумчиво спросил у существа:
– Как ты сбежал?
Но в ответ ему поступило то же самое – «Ма-а-у».
– Чего разорались? – хмурился сонный Рафаэль, приобщаясь к компании своих братьев, по пути он натягивал на себя красную бандану.
– Не может быть! – возопил Майки, обогнав своего раздраженного столь ранним подъемом брата, метнулся под стол и выудил оттуда лохматое создание. Оно не сопротивлялось и не вырывалось. Пальцы Майки торчали из подмышек подозрительного волосатого существа, и оно походило на…
– Ух ты! – с восхищением Майки радостно воскликнул, разглядывая неведомое нечто.
Раф схватил существо за шкирку, забирая из рук брата, и развернул к себе лицом. Это оказалось очень и очень странное создание. На приплюснутой морде, похожей на кошачью, было два неестественно больших стеклянных глаза, круглые зрачки которых то расширялись, то сужались, и при этом совсем не синхронно. Во рту у него был вмонтирован протез из человеческой челюсти, не подходивший под размеры морды и занимавший половину ее. От этого создавалось впечатление, что кот, походивший на безумного «Чешира», сбежавшего из чьего-то больного воображения, постоянно жутко улыбался.
– Что за… – Рафаэль схватил конец ткани, зажатый в зубах, не перестающих ее жевать, вырвал и внимательно изучал его на весу. Это была часть носка.
Моего носка! На одной ноге действительно отсутствовал гольф. Так вот кто меня щекотал. Ворюга!
Лео, со стороны рассматривая изжёванную вещь в руке Рафаэля, довольно улыбался. И я не могла понять, чему он так радуется? Это же кото-вандализм от кото-грабителя!
Но кото-уничтожителю-носков не пришлось по нраву то, что удерживающий его гигант в красном отобрал его добычу.
Белые механические уши предостерегающе отогнулись в стороны, зрачки резко сузились и стали постепенно расширяться, закрывая собой все белое пространство стеклянных белков. И оно стало выглядеть еще более жутко. Два больших черных глаза неотрывно смотрели в лицо нового врага. Челюсти разжались, выпуская погрызенных красных оленей, вышитых на ткани. Раф сузил глаза и вглядывался в зияющее черное отверстие глотки «Чешира». В голове существа происходили странные щелкающие звуки, зрачки затряслись, и левый глаз со звонким «пык» выскочил из орбиты глазницы.
Рафаэль от неожиданности вздрогнул и выпустил кота из захвата. А тот, как и подобает всем кошачьим, приземлился на все свои четыре лапы, сел; его голова совершала неестественно резкие движения по сторонам, потом замерла – казалось, существо о чем-то задумалось и спустя некоторое время издало звук «Ма-а-у». И вдруг зачем-то стало себя вылизывать сухим розовым силиконовым язычком.
– И как зовут мою прелесть? – Майки присел на корточки возле механического лохматого кота и гладил его пальчиком по макушке меж ушей.
– Т.О.К. – сообщил Донателло.
– В смысле? – Раф обратился к умному брату, презрительно и брезгливо рассматривая сие творение. – К.О.Т., но только наоборот?
Дони замялся, поправил свои очки и, поразмыслив, ответил: – Не получается наоборот: «Кота-Образец-Технологический»… Нескладно же звучит?
– Кото-годзилла, – восторженно прошептал Майки, все больше и больше умиляясь созданию, которое сейчас внимательно изучало его своими выпуклыми глазами.
– Нет, Т.О.К., – спорил с ним Дони, упрямо отстаивая присвоенное своему созданию имя.
– Либо ты сделаешь из него тостер, либо я – лепешку, – хмуро предупредил Рафаэль.
– Ребята, давайте его оставим? – жалостно протянул Майки, приподнимая механического кота и прижимаясь щекой к спутанному искусственному меху Тока, который успел найти пожеванную часть носка и продолжал ее измалывать в зубах.
– Я не против, – Лео все так же был доволен и не скрывал своей блаженной улыбки.
– Ты же не любишь котов, – фыркнул в ответ Рафаэль, раздраженный всеобщим умилением тем, кто и его напугал, хотя гигант в красном скрывал это за недовольством.
– А этот нравится, – лидер пожал плечами и упер руки в бока.
Свято Боже трижды…
Я вновь совсем забыла про косматое нечто и продолжала беззастенчиво рассматривать Леонардо. Он был абсолютно голым. Хотя для его вида это, вероятно, таким не считалось.
Рассматривая каждое переплетение крупных мышц его сильного тела, я, в конечном счете, не могла оторвать взгляда от выпуклости паха и хвоста, мелькавшего позади в плавных движениях между его ног. Он гипнотизировал, как маятник. Голова склонилась набок, желая поддаться порыву: вот так же раскачиваться в такт. Наверно, это очень странное желание?
Лео заметил мой интерес, и его улыбка медленно сползла с лица. И вдруг стало очень неудобно. Он склонил голову вниз, смотря на себя, стоявшего без какой-либо одежды, болезненно нахмурился и поспешил скрыться от моего взора в сторону своей комнаты.
Свято Боже четырежды…
Я упала лицом в подушку, которая смогла заглушить стон, внутренний голос ругал – «Вот глупая, но ведь могла же так не пялиться!».
И был прав… Лео весь день избегал смотреть напрямую, делая вид, что увлечен то завтраком, то тренировкой, то чисткой катан, то чтением книги. А сейчас упорно прятался от меня за дверью своей комнаты. И к нему было никак не подобраться. Увертливый ниндзя…
Повторяется до боли знакомая история с Рафом. Ведь надо уже было усвоить, что деяние в виде «пялиться» – под запретом.
Но главное – нужно было срочно что-то предпринять, и для этого у меня был план. И первую часть плана я никак не могла вспомнить.
«Да как же там? Что-то про Жатву? Нет. Жатсу? Фунгожатсу? Нет. Шенгожатсу? Шенгонатсу? Черт! Да как же там? Хендожатсу? Вроде так? А черт с ним!»
Стоя у закрытой двери второго отсека, я никак не могла решиться на стук. Кулак завис в воздухе, и кисть руки не хотела приходить в движение.
Свято Боже… Ну постучи же… Медлить нельзя. Если он опять замкнется в своем панцире, то я даже не знаю, что придется натворить, чтобы вытолкнуть его оттуда.
Нервный выдох, и в пустоте дома раздались три коротких стука.
За дверью царила гробовая тишина, и я нервозно теребила подол футболки. Может, еще постучать? А может, он спит? А может, он улизнул, как ниндзя? Он же, как-никак, ниндзя! Может, открыть дверь самой?..
Но та с тихим шелестом отъехала в сторону, и на пороге стоял он. Пришлось задрать голову кверху, чтобы увидеть его синие глаза с такого близкого расстояния.
На скованном напряжением лице Леонардо метался взгляд, который то смотрел в глаза, то тут же уходил в сторону. И причиной этой неловкости была, к моему сожалению, – я.
– Хендотжасту, – выпалив это лидеру, боясь, что дверь вот-вот закроется, я ждала от него какой-либо реакции, но он в замешательстве склонил голову чуть набок и теперь вопросительно смотрел в ответ.
– Научи меня Хендотжасту, – повторно огорошила я его напористой просьбой, Леонардо искренне пытался понять меня, но все еще пребывал в своем ступоре. Сведенные надбровные дуги под синей маской разошлись, и он неуверенно переспросил:
– Хенсоджатсу?
Да хоть лунной походке. И я кивнула головой, подтверждая согласие звуком «угу», и молилась внутри о положительном решении, поскольку лидер медлил с ответом. Может, дело было в моем лице и том, как на нем сменялись эмоции от решительности к неуверенности и безграничному отчаянью. И может, поэтому он осторожно кивнул в ответ, а я, наконец, смогла задышать.
Мы шли по лесу, и мне было неважно, в каком направлении, лишь бы рядом с ним. Леонардо петлял между деревьями, и я старалась следовать тому же извилистому маршруту, что и он, боясь даже на секунду потерять его из вида.
Так, первая часть плана сработала удачно, теперь осталось решить вопрос со второй. И как теперь донести ее до него?
Задача была проста и непроста одновременно. Нужно было подобрать правильные слова и убедить лидера, что в том наглом и беззастенчивом разглядывании не имелось в виду ничего дурного. Но с чего начать? Может, с объективных фактов, например, тех, что для человека хвостатая тема всегда являлась предметом спора из серии – было бы неплохо иметь хвост, но так сложилось, что эволюция посчитала иначе, гори она синим пламенем. Или с чего-то более конкретного? К примеру, что для любого эквилибриста очень даже важно иметь хвост, ведь он своего рода помогает держать равновесие. Или с чего-то менее тривиального? Например – «тебе он очень идет». Или, может, просто сказать – «извини, не хотела тебя обидеть»?
– Мне нравятся хвосты, – что-то заставило выплеснуть это паническое признание. Выяснилось, что оказывается, я иногда говорю не думая, но рядом с ним было сложно совершать мозговые процессы.
Лидер испуганно и удивленно посмотрел в мою сторону, не сбавляя шага. Препятствие перед ним возникло внезапно, и он врезался лицом в дерево. Либо кожа на его щеках действительно вдруг стала темнее на один тон, либо у меня цветовые галлюцинации от стресса.
Он смахнул рукой остатки крошек коры, не зная теперь, с какой стороны обойти злосчастную преграду.
– Мне нравится твой хвост!
Свято Боже… Зачем я это выкрикиваю?! Зачем я это повторяю и продолжаю ставить в тупик и без того смущенного мною лидера? Леонардо шокированно смотрел в ответ, не зная, как на это ответить. Да я бы и сама не знала, что на это ответить, но язык не слушался и пытался вновь донести до него симпатию к его части тела:
– Мне нравится… – но Лео благоразумнее меня, поэтому прервал мое признание.
– Я понял, – он поджал губы, и из его ноздрей вырвался еле слышимый выдох. Мастер катан недоверчиво относился к моим убеждениям и опасливо рассматривал черты лица, не зная, куда себя при этом деть.
Но я должна попытаться объяснить, что ему совсем нечего стыдиться. Да, он – другой, но в этом нет ничего плохого. Он нравится мне. И это неожиданное для самой себя признание потрясало. Я скользила по его телу взглядом и понимала, что все, что есть в нем – мне действительно нравится. В его трехпалых руках нет ничего отталкивающего. Его зеленая кожа не вызывает диссонанса в голове. Его широкая грудь и большие мышцы только притягивают. В его ярко-синих глазах хочется безвольно утонуть. А к большим, по сравнению с моими, губам хочется прикоснуться.
– Я… Но мне правда… Нравится… – одно из полушарий мозга отключилось от перегрузки, я вот-вот готова была разрыдаться от бессилия из-за того, что никак не могу подобрать слова, и я опять натужно пыталась высказать ему свою благосклонность к хвостам.
Леонардо с волнением подошел ближе, он был смущен и никак не мог этого скрыть. Взял за руку и повел за собой со словом: – Пойдем.
Лидер вряд ли перенес очередную неловкость, но у него есть панцирь, за которым он умело прятался от меня и вел глубже в лес, надежно сжимая мою ладонь, вдруг ставшую холодной. Его тепло передавалось до самых кончиков пальцев, и я доверчиво готова была идти за ним куда угодно.
То место, где мы находились сейчас, было прекрасно. Сквозь свод крон деревьев проникали яркие солнечные лучи, тень от листьев играла бликами на наших лицах. И на этой совсем крошечной полянке мы были как на маленьком спокойном островке, окруженном массивными величавыми древами, оберегающими нас от всего.
Я заметила, что мастер катан задумчив, он оглядывал весь периметр круга, в котором находились мы, его взгляд упал на меня, прошелся по волосам, овалу лица и ниже.
Он опустился на колено у моих ног, развязал шнурки и стянул с меня кроссовок, то же проделал со второй ногой, ставя обнаженные ступни в мягкий ворох листвы, закатал мои штаны выше, оголяя щиколотки, и поднялся на ноги. И я даже не думала ему сопротивляться, всецело вверяя себя в надежные руки.
– Чтобы ходить неслышно, – справившись по пути со своим смущением, Леонардо начал обучение, – нужно понимать, по какой ты ступаешь поверхности, местность, окружающую тебя, и как правильно переносить центр тяжести. На твердом грунте или по траве сначала ставишь носок, – он показывал все на себе, и я старалась подражать его движениям, – а потом плавно опускаешь пятку.
Лео расчистил пространство от листьев, оголяя почву, и подозвал к себе.
– На мягком грунте иначе: сначала ставишь пятку, потом ступню и затем кончики пальцев.
Мои ноги утопали в земле, она холодила стопы, и под его контролем я таким образом прошла несколько шагов.
– Следи за тем, как переносишь свой вес, двигайся плавно, пружинисто.
Он звал снова вступить на листву, и теперь я тренировалась на шуршащем покрове.
Леонардо остановил рукой мои движения, продолжая давать наставления:
– Вслушивайся в природные шумы вокруг себя. Ты не должна выделяться из них. Ускоряйся с ветром и замедляйся вместе с ним.
Мне было забавно от того, что я продолжаю ходить вокруг него кругами, стараясь изо всех сил не шуметь, а он все так же сосредоточен и внимательно следит за каждым моим шагом. Иногда поправлял словами, иногда удовлетворенно кивал головой.
Леонардо вышел в центр круга, повернулся ко мне спиной, закрыл глаза и скомандовал: – Подкрадывайся.
Я подождала, когда ветер снова зашелестит листьями в кронах деревьях, и начала осторожно приближаться к нему с левой стороны.
– Обнаружена, – мастер катан, не размыкая век, повернул голову влево, – слишком громко дышишь. Еще раз.
Я проделала то же самое и направилась по тому же маршруту, стараясь практически не дышать.
– Обнаружена, – сообщил мой наставник, не удосуживаясь обернуться ко мне, – осторожнее. Еще раз.
Ему непостижимым образом были слышны любые звуки, даже то, как я чуть не потеряла равновесие.
С какой бы стороны я к нему ни подходила, все тщетно, он с легкостью и точностью угадывал мое расположение.
Замыслила коварство.
Я осторожно прошла полукруг и надвигалась спереди, внимательно следя за его лицом и закрытыми глазами. Сгибаясь в каждом шаге, я подкрадывалась к нему все ближе. Порыв ветра, дующий в спину, должен был глушить звуки шагов, и волосы путались об лицо, мешая видеть Лео. На его губах растянулась еле заметная довольная улыбка, но глаза по-прежнему были закрыты.
– Обнаружена, – Леонардо пытался скрыть улыбку, и это у него плохо выходило, он кивнул, призывая меня вернуться на исходную позицию, и повторил: – Еще раз.
Его корпус, вытянутый стрелой, манил к себе, и я решила двинуться прямо на него.
Не дышать. Не оступаться. Сначала носок, затем плавно и не спеша опускается пятка, вес тела переходит на устойчивую ногу, жду порыва ветра, свободная нога ступает дальше, приближая меня к цели, шаг за шагом, очень медленно. Все движения выверены и по несколько раз просчитаны. Последний шаг, и я замерла. Рука тянулась прикоснуться к панцирю на его спине. Ладонь открыта, и пальцы пытались дотянуться к желаемой цели.
– Обнаружена, – не глядя и одновременно с этим словом он схватил меня четко за запястье.
– Что меня выдало?
Леонардо развернулся, и его губ коснулась легкая улыбка. Она не была самодовольной, он, как истинный наставник, не журил за оплошности и всегда давал знать, в чем была ошибка. Но сейчас, зная ответ, он отчего-то не был намерен его говорить.
– Пойдем, на сегодня достаточно, – лидер ждал, когда я подберу обувь, но ноги все были перемазаны землей, и мне не хотелось пачкать кроссовки. И босиком я последовала за ним. Мы шли чуть дальше, по небольшому склону, приходилось цепляться за стволы деревьев, аккуратно спускаясь вниз по сухой скользящей листве, он не торопился и постоянно оглядывался, дожидаясь, пока я к нему приближусь.
Нога ступила на колючую ветку, и та болезненно впилась в ступню, вырывая из меня шипящий звук.
Лео тут же оказался рядом. И как ему удается так быстро и ловко передвигаться? Он осмотрел тонкую ссадину, доставшуюся мне по неосмотрительности. В его лице читался вопрос, не обращенный ко мне. Решая некую задачу в своей голове, он осмотрелся по сторонам, выискивая несуществующие капканы, отпустил ногу, и я неожиданно оказалась поднятой его руками.
Меня никто и никогда прежде не нес на руках. И рядом с ним я понимала, чего была лишена все это время. Он так бережно удерживал, прижимая к широкой груди, рука обвила его шею, и пальцами чувствовалась пульсация вены под кожей. Тот же ритм ударов его сердца отдавался и в бок.
И мне было все равно, что подумает Леонардо о том, что я не могу свести с него глаз, о том, как разглядываю профиль и протяжно вдыхаю его запах. Он пах, как лес: чем-то солнечно теплым, пряным и диким.
Леонардо был сосредоточен на движении вперед и нес меня, словно ему это не доставляло никакого труда. Откуда-то издалека доходил плеск воды, и когда я очнулась от сладкой истомы близости, мы оказались по центру неглубокой спокойной реки. Вода закрывала нижнюю часть бедер Лео, но его совсем не смущала промокшая одежда на нем. Он продвигался сквозь мерные потоки, высоко удерживая меня так, что теперь я могла смотреть на него сверху вниз. Мне хотелось уткнуть голову лидера в свою грудь, положив подбородок на зеленую макушку, и не отпускать его как можно дольше.
Лео приближался к выступающим из воды валунам по другую сторону реки. Он бережно отпустил меня на них. Выбеленные камни вобрали в себя солнечное тепло и теперь отдавали его моему телу.
Спустив мои ноги в воду, он смывал с них остатки земли. Так меня еще никогда и никто не трогал. В этой оказанной им заботе было столько интимной сокровенности, порождающей стыдливое смущение оттого, что мне это дико нравилось, так же, как и нравилось наблюдать за этим процессом.
Его руки нежно потирали ступни, проходились по каждому пальчику, вызывая приятную щекотку, и невозможно было удержаться от смеха. Леонардо забавляло это действие и то, как на него реагирую я, но прятал довольную улыбку за склоненной головой.
Стало совсем невыносимо от щекотки, ладони обхватили его голову и, не переставая смеяться, я взмолилась зеленому созданию: – Ну, хватит!
Лео поднял голову, озорно улыбаясь, как игривый мальчишка. Руки сами спустились к его щекам, обрамляя овал лица. И весь его вид вызывал восторг и странный трепет. Я улыбалась ему, вглядываясь в синеву глаз, и ничего не могла поделать с этой радостью. Может, это чувство было счастьем? Ведь оно поглощало собой, казалось, вот-вот разорвет изнутри. Оно было невыносимо приятным: до боли, до слез, до крика, до безграничного исступления. И я не знала, как на эту – выбивающую, ошарашивающую, способную уничтожить – эмоцию реагировать. Сердце колотилось, дыхание участилось, неподвластные мне пальцы прижимались к щекам Лео и притягивали его к себе. Хотелось так же, как и он с утра, уткнуться ему в лоб, передать свои мысли и чувства, спросить: – «Что это? Что со мной происходит? Как с этим справиться? Что мне делать?».
Леонардо поддался моему притяжению, и я чуть не задохнулась от восторга, легкие забыли, как вдыхать и выталкивать из себя воздух.
Но мое солнце поднималось выше, и пальцы не в силах были дотянуться до него. Разочарование отразилось на моем лице, и я старалась как можно скорее его спрятать, опуская голову вниз.
Он так близко, но почему мне нельзя к нему прикасаться? Почему он каждый раз при этом замирает и выглядит так, словно я наношу ему удары, делая больно?
Его ладонь легла на лицо, и внутри все встрепенулось. Большой палец коснулся подбородка, мягко и едва заметно вынуждая поднять к нему взор.
Леонардо был в замешательстве от того огорчения, что сейчас изливалось на него. Пальцы прошлись по волосам, спускаясь к основанию шеи, побуждая выгибаться ему навстречу, запрокидывая голову.
И он тоже чего-то не мог понять. Надбровные дуги вопросительно сошлись, то ли недоверчиво, то ли с опаской смотря в ответ, и он силился разгадать сидящего напротив него человека.
Захват ослаб, постепенно освобождая меня от касания. Лео потянулся к обуви, шнурки которой привязал к ремню на своем поясе, и обхватил, поднимая, мое тело. Рукам ничто не мешало привычно обвить его шею. Его объятия были надежными, и не было необходимости вот так заключать его голову в круг своих рук, но они это делали.
Он возвращал меня в лагерь, и мне страшно этого не хотелось. Там нет возможности быть близко к нему, там нет возможности его касаться, там приходится прятать глаза и изо всех сил стараться не смотреть на него. Всегда нужно искать поводы для того, чтобы обратиться к нему. Почему все так сложно? Почему нельзя просто быть вот так рядом, без причин и объяснений?
Лагерь встретил нас суетой Майки, бегающего вокруг Тока, и Дони, ходившего за ними по пятам с планшетом в руках, практически не отрывая от него глаз.
Раф сидел неподалеку в тени, поднимая рукой огромную металлическую гантель, накачивая и без того перекачанные мышцы. Он проводил нас долгим молчаливым и тяжелым взглядом. И я не могла понять: либо ему не нравилось то, что их лидер продолжал меня нести на руках, либо ему просто не нравилась я?
Я думала, что Лео спустя какое-то время отпустит меня, давая возможность самой войти в лагерь, но он этого не сделал. И это было приятно: вот так близко находиться рядом с ним, – но одновременно с этим и неловко. Странное чувство, которому я никак не могла дать определение, заставляло хотеть всегда быть рядом с ним, чтобы ни на минуту не терять его из поля зрения.
Леонардо поднялся по ступени, заходя в дом, и усадил меня на край стола. Вернулся с аптечкой и стал осторожно обрабатывать ссадину. Немыслимо… Такое внимание к совсем крохотному порезу, от которого спустя несколько дней не останется и следа.
Все его движения были нежными, быстрыми и отлаженными, как будто он занимался лечением ссадин каждый день.
Процедура завершилась наклеенным пластырем. Не произнося ни слова, он натянул на каждую ногу носок и обул в кроссовки, завязывая бантиком шнурки.
Стоя рядом со мной, он складывал все медицинские принадлежности обратно в аптечку. И мне вдруг стало так смешно, что я не могла сдержать улыбку.
Леонардо учуял веселье и искоса задал вопрос:
– Что?
– Прости, – я никак не могла перестать улыбаться, – просто ты первый, не считая мамы, кто меня одевает.
И я не знаю, почему мне было так весело от этого? Может, оттого, что большая эволюционировавшая черепаха готовила мне чай, будила по утрам, защищала, оберегала и надевала носки?
Леонардо старался изо всех сил держать свою непреклонно-бесстрастную мину. Покончив со всей рутинной уборкой, он вдруг спросил:
– Чем ты хочешь заняться?
Вопрос был неожиданным и заставил призадуматься. Занятий у нас здесь было немного, точнее, у нас со Сью, поскольку всю основную работу по организации жизни в лагере выполняли они. Нам лишь оставалось заниматься только тем, чем хотели мы с ней сами. Но сейчас было желание задать ему вопросы.
– Я совсем ничего о тебе не знаю.
Лео встал напротив меня, сложив руки на груди, задавая встречный вопрос: – Что ты хочешь узнать?
Узнать хотелось все, но такой вопрос обычно только ставит в тупик ответчика. Мне хотелось узнать, как он стал таким, какой есть. Но опять же, чтобы он стал таким – на него должен было повлиять миллион событий, постепенно формируя из него то, кем он был.
– Как тебе жилось? В том мире?
Лео склонил в задумчивости голову.
– Неплохо. Потом одиноко.
Одиноко? Может, потому, что они лишились отца и друзей, о которых говорила Сьюзан? Но переспрашивать не решилась.
– А в этом?
Он внимательно изучал меня в ответ. Лидер был спокоен и сдержан, к слову, как обычно, но представлял из себя сложную головоломку, которая никак не хотела поддаваться.
– Как и в том – с переменным успехом, – Лео был немногословен, но мне не хотелось выпытывать из него ответы, которые с виду давались ему легко. Видимо, для них действительно мало что поменялось. Сьюзан рассказывала об их приключениях, если это было возможно так называть. Риск, спасение, потери и так каждый раз. С переменным успехом. Но в этом мире только одна константа оставалась неизменной – они все так же не приняты никем. Они спасают, их боятся, от них бегут, и они снова одни.
– Но, может, теперь не будет так одиноко?
На лице Леонардо вдруг промелькнула печаль, спрятавшаяся в синей бездне его глаз.
Слова рвались наружу: «Я понимаю, но теперь ты не один, все будет хорошо». Но о каком «все хорошо» могла в действительности идти речь? Для людей была одна цель – найти убежище, социум и жить. А для них каков исход? Настанет день, когда все дороги будут объезжены, все места на карте будут перечеркнуты, и что тогда? Куда тогда? Раньше они были заточены в темном мире канализации, антураж сменился, и пусть теперь в нем нет металлических сводов и бетонного потолка, и перед ними целый бескрайний мир, но они по-прежнему в изоляции.
Но ведь это можно исправить.
Закусив губу, я нерешительно предложила:
– Может, когда мы найдем Сэма, мы потом найдем для нас дом?
Казалось, он совсем не ожидал такого вопроса. Но его удивление вдруг сменилось чем-то болезненным, омрачившим его вид.
– Дом? – Лео с осторожностью переспросил.
– Да, – мне передалась его тревожность, неприятно кольнувшая сердце, но все же я продолжила: – и будем все вместе. И больше не будет страшно и не будет одиноко.
Его рука потянулась ко мне и прижалась к щеке, этот жест настолько полюбился, что я невольно понежилась в нем.
– Тебе не придется больше бояться. И ты будешь не одна, – в его взгляде было столько тоски, что она практически ощущалась физически.
Вселяющий надежду ответ не приносил облегчения. И я никак не могла понять, что это значит? Почему он говорил так, словно его это не касалось?
– Что будет дальше? – я не знала, задаю ли вопрос о себе или о нем. Получить ответ на тот и на другой вариант было важно. Но могу ли я задавать такие вопросы? Могу ли я просить о том, чтобы быть рядом с ними, рядом с ним? Смогу ли я надеяться на какую-то стабильность, стараясь не прятать тревогу о неизвестном будущем глубоко внутри себя?
Лидера, казалось, это так же волнует, поскольку сейчас он отвел взгляд и размышлял. Хотелось верить, что обо мне и что на этот раз ответ принесет мне облегчение. Он отнял свою руку, отходя на шаг назад.
– Ты хочешь остаться со мной? – за своей бесстрастной маской он прятал испуг, надежду и желание.
Лидер знал, что должен получить отрицательный ответ. И это было бы правильным. Так и должно было быть. И эта девушка – чудное создание, которое неизвестно почему тянулось к нему, – которая ошеломляла его своей красотой, бесстрашием, отзывчивостью и невинностью, должна ответить ему «нет». Потому что иначе, если он услышит желанное им «да», то все, что его держало в созданном им из рамок мире, все правила и убеждения, которые помогали ему всю прежнюю жизнь справляться и быть верным своему долгу, разобьются вдребезги. За одно ее «да» он пойдет против себя, против всех, против целого мира, только лишь бы она захотела быть с ним.
Но единственное, чего он не сможет преодолеть, так это – свою природу. Однажды у него была возможность это исправить: вколоть в себя фиолетовую жидкость и стать таким же, как и она. Он впервые захотел быть не собой. Ему хотелось обвить ее пальцы своими, но он только мог ей предложить трехпалую лапу. Сбросить с себя пластрон, чтобы ощутить телом прикосновение ее рук, чтобы вжимать ее в себя, не боясь поранить или причинить боль. Сорвать с себя панцирь, чтобы узнать, каково это – ощущать тепло ее тела, вжимающегося в беззащитную спину.
Он смотрел на нее и думал, отчего она так рассматривает его. Почему ей не противно? Он давно приучил себя не обращать внимания на взгляды людей, которым попадался на глаза. И все они были переполнены ужасом и отвращением. Но она смотрела совсем иначе, глубже, как будто любуясь, и это вызывало в нем некое упоенное трепещущее чувство.
Ее глаза переливались странным свечением, гипнотически притягивая к себе. Под этим взглядом он становился безвольным, покорным, готовым сделать все, о чем она только попросит. И сейчас она вот-вот даст ему ответ.
Леонардо ждал, пока внутри все сжималось в тугой комок, и он боялся услышать любой ее ответ. «Нет» – и тогда в нем что-то надорвется и навсегда неотвратимо сломается. «Да» – и тогда он никогда ее не отпустит и лишит всего, чего не сможет дать из-за того, кем он является.
Что бы она ни выбрала – он обречен.
Лидер с надеждой заглядывал в карие глаза, не переставая восхищаться тем, с какой открытостью, с какой неподдельной нежностью она дарит ему свой взгляд. Ему до разрывающего дикого воя хотелось услышать «да». Но умолял сказать ему «нет».
– Вот вы где, – вошедшая Сьюзан привлекла к себе внимание, – а у нас все готово.
Она звала за собой к остальным, и Лео, словно не желая услышать ответ, давал мне возможность спрыгнуть со стола и следовал позади. На улице уже все было подготовлено для ужина. Майки выпросил видеокамеру у создателя своего нового любимца и весь остаток времени метался между нами и Током, запечатлевая каждого из нас.
И в окружении этих существ я чувствовала себя спокойной, никому не обязанной, естественной, нужной. Наконец – не чужой.
***
– Какого хрена!
Умывая лицо у раковины, я услышала гневный рокот Рафаэля. Послышались нетерпеливые шаги и вновь его рокот:
