Текст книги "Жажда жить"

Автор книги: Джон О'Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)

– И юмор такой, ненавязчивый, – подтвердила Бетти. – Кого-то он мне напоминает, только не помню, кого именно. Точно не своего отца. Хороший был человек, Артур Джеймс Холлистер, но слишком уж зажатый, чужой какой-то. По крайней мере мне так казалось.

– Скотти знаком с Джеком Холлистером, – сказала Натали. – Он очень симпатичный. Усы, отличное сложение. Когда-то играл в футбол за университет, и Скотти и еще кое-кто уговаривали его стать тренером школьной команды. Так я с ним и познакомилась. Но не знала, что он еще и пишет. Правда, я вообще только светскую хронику просматриваю, но, если он действительно хорош, считайте, у него появилась новая читательница. А где колонка напечатана, на какой странице?

– На той, где помещаются редакционные материалы, – пояснила Мэри.

Дамы покончили с обедом, и Мэри, Бетти и Натали разошлись по своим делам.

– Подбросить тебя куда-нибудь, Конни? – спросила Грейс.

– Да я бы просто с тобой поехала. Тебе куда?

– Э-э… ладно, чего там темнить, – решилась Грейс.

– «Часовой».

– Да, но не затем, чтобы с ним увидеться. За вчерашним номером.

– С удовольствием помогу тебе его достать.

– Оставь, Конни. Не надо обо мне беспокоиться. Очень тронута твоей заботой, но, честно, тебе абсолютно не о чем тревожиться.

– Грейс, я ведь видела твое лицо, когда выяснилось, что ты не читала вчерашний номер. Видно, обещала, а потом забыла.

– Еще осенью я сказала ему, что буду ждать появления колонки, – пояснила Грейс. – Разве уже из этого не следует, что волноваться не о чем?

– Из этого следует, что с тех пор вы не встречались, но из выражения твоего лица следует также нечто другое.

– О Господи, и что же это другое?

– Тебе показалось, что ты его обидела, а уж этого бы хотела меньше всего на свете. Ты обидела человека, который тебе небезразличен.

– Положим, так, но что в этом плохого?

– Боже мой, Грейс, – вздохнула Конни, – сколько можно наступать на одни и те же грабли? Неужели мне придется вернуться в Форт-Пенн и не спускать с тебя глаз?

– В 1917 году ты была здесь, но это не помешало мне наступить на грабли. И ничто не помешало. Но на сей раз я справлюсь.

– Надеюсь на это, видит Бог, надеюсь.

– Все будет в порядке. Мы даже не виделись с того самого дня, когда открылась эта гостиница. Неужели ты думаешь, что, если бы мне захотелось, я бы не смогла его увидеть?

– Да, но…

– Ладно, пошли, – не дала ей договорить Грейс. – Сколько можно торчать в фойе?

Они вышли на улицу и сели в машину.

– Куда прикажете, мэм?

– Сначала в редакцию. – Грейс отключила переговорное устройство и повернулась к подруге. – Что ж, действительно, газету можешь взять ты, а я подожду в машине. Потом отвезу тебя, куда скажешь.

– Ладно, положим, ты прочитала статью, приготовилась к встрече, что дальше?

– Хочешь покатаемся? Пари держу, ты не садилась на лошадь с прошлого лета.

– Ты серьезно? День-то чудесный для конной прогулки.

– Конечно, серьезно. Брок специально купил лошадь для верховой езды, вес, говорит, сбросить надо. Надеюсь только, бедное животное не охромело, а то Брок две недели гонял, а потом лошадка почти не выходила из конюшни.

– Что ты несешь, Грейс?

– A-а, ладно, забудь.

– Можно отложить до завтра. Я достану тебе газету, ты прочтешь, приготовишься…

– Да не собираюсь я с ним встречаться!

– А может, стоило бы. Я против, но я твой друг, а не его.

– Да, да, конечно, – живо откликнулась Грейс. – Ты возьмешь газету, я прочитаю, потом встретимся с ним поболтать. Сейчас в газете самое жаркое время, слова не сказать. Что дурного в том, если я с ним увижусь, как вижу сотни людей. «Привет, как дела, отличная статья, удачи, всех благ». Да, мне надо с ним увидеться, а потом можно долго и не встречаться. Но сейчас надо, прошло слишком много времени.

– Ну да, конечно, – кивнула Конни.

– Черт бы побрал эту Натали Борденер, право, терпеть ее не могу, – пожаловалась Грейс.

– Я тоже. Ладно, как сделаем? Я захожу в редакцию, покупаю газету, передаю тебе. Ты читаешь, идешь к нему, поздравляешь с превосходным дебютом. Так?

– А ты в это время ждешь меня в машине? Нет, давай лучше по-другому. Ты покупаешь газету, я отвожу тебя куда надо, потом возвращаюсь и уж тогда поздравляю.

– Я бы предпочла посидеть в машине, – возразила Конни.

– Ну да, чтобы видеть, когда я вернусь, – кивнула Грейс. – Чтобы еще раз посмотреть мне в лицо.

– Честно говоря, да.

– Ну что ж, если ты мне делаешь одолжение, то я тебе обязана тем же, если, конечно, чтение по лицам можно назвать одолжением.

– Да, мне не безразлично душевное состояние друзей, – подтвердила Конни.

Машина притормозила у здания редакции, Конни вышла купить газету, а Грейс взяла переговорную трубку:

– Отсюда мы скорее всего поедем домой к мисс Шофшталь. Потом отвезете меня в «Бостон», а сами возвращайтесь на Вторую улицу и ждите там. Мисс Анна в гостях, и вы мне понадобитесь в пять. До дома я доберусь на такси.

– Боюсь, мэм, сегодня будет нелегко поймать такси.

– Тогда пойду пешком.

Водитель слушал ее, откинув голову далеко назад и повернув направо, Грейс, с трубкой в руках, смотрела в его сторону.

– Тут какой-то джентльмен, видно, хочет с вами поговорить, мэм, – сказал водитель.

Грейс повернулась – у машины, улыбаясь, стоял Холлистер. На нем не было ни пальто, ни шляпы. Грейс улыбнулась в ответ и открыла дверь:

– Добрый день, мистер Холлистер, садитесь, а то как бы не простудиться.

– Я узнал вашу машину. – Холлистер устроился рядом с Грейс на заднем сиденье. – Чем могу быть полезен?

– Да нет, спасибо. Мисс Шофшталь зашла в редакцию купить газету. Вчерашний номер.

– Самый важный в истории «Часового», – торжественно заявил Холлистер.

– Совершенно верно. Надеюсь, тираж еще не весь распродан.

– Пятьдесят тысяч экземпляров дополнительно отпечатали для любителей хорошего письма. Мы об одном и том же говорим?

– Думаю, да.

– Ну и как вам первая колонка? Сегодняшний номер, наверное, вы еще не видели?

– Нет, сегодняшнего не видела. – Грейс посмотрела в сторону и тут же снова повернулась к Холлистеру. – Мисс Шофшталь для меня покупает газету.

– Ах вот как.

– Ну да, я и вчерашней не читала, мистер Холлистер. Даже не открыла. Можно, конечно, все свалить на детей, праздники и все такое прочее, но какой смысл? Честно говоря, просто забыла.

– Да не важно, все нормально.

– Да нет, надо быть повнимательнее. Знала же, что нынче первое января какое-то особенное.

– И вы специально приехали купить газету?

– Ну да. Я даже нарочно попросила мисс Шофшталь, потому что хотела прочитать колонку до встречи с вами. Подойди вы на пять минут позже, и я бы уже прочитала ее. Но это было бы нечестно. Я бы притворилась, будто прочитала еще вчера, а вы бы мне поверили. Так что отчасти я даже рада, что все так получилось. А вот и мисс Шофшталь. – Грейс заговорила с пулеметной скоростью: – Пожалуйста – будьте здесь – через четверть часа – пожалуйста.

– Ладно. – Холлистер вышел из машины и придержал дверь перед Конни, у которой в руках был экземпляр газеты.

– Мисс Шофшталь – мистер Холлистер.

Оба пробормотали что-то невнятное, Конни села на свое место, дамы раскланялись с Холлистером, и машина медленно отъехала от тротуара.

– Куда едем? – осведомилась Конни. – Ты вроде никакого адреса не сказала.

– Я думала, к тебе домой. Разве ты не собираешься возвращаться?

– Слушай, Грейс, я видела, как он садится в машину, и дала вам пару минут побыть наедине.

– Ну, и что ты прочитала на моем лице? – поинтересовалась Грейс.

– Восторг. Нетерпение. Ты влюблена в этого мужчину.

– Ну, это ты и раньше знала. А вот он влюблен в меня? Ты ведь у нас эксперт по чтению лиц?

– Пошли на коньках покатаемся, а?

– Река не замерзла.

– Как-то неуверенно он выглядел, когда прощался. Когда ты собираешься с ним увидеться? Сегодня?

– Собираюсь позвонить через пятнадцать минут, как только тебя домой заброшу и найду телефон-автомат.

– А вам есть где встретиться? Честное слово, Грейс, ты просто спятила! Если ты, как есть, увидишься с ним, то, даже если вы не переспите, любой поймет, что ты влюблена.

– Что в этом плохого?

– Что плохого? Да в своем ли ты уме? Как можно такие вопросы задавать?

– Если он меня хочет, с моей стороны препятствий нет.

– Если хочет? Если хочет?! – Конни внезапно схватила Грейс за плечо и изо всех сил встряхнула. – Немедленно прекрати, слышишь?

Грейс рассмеялась.

– Прекрати! Довольно! Хоть чуть-чуть пошевели мозгами, Грейс. У тебя дети, у него дети и жена. И новая работа. Будущее. Ты ведь сама слышала, людям нравится, как он пишет. Может, он и впрямь талантлив. Вдруг пьесу сочинит. Или роман. Вряд ли ты ему в этом поможешь.

– Почему ты так решила? Она, то есть жена его, не помогла. А ну как я помогу? – Грейс все никак не могла унять смех, но вдруг стала серьезной. – Знаешь, Конни, ты слишком много времени проводишь с театральными людьми, так и сама становишься на них похожа. Вся жизнь – театр.

– Правда? Ну да, вся жизнь – театр.

– А вот и нет, – возразила Грейс. – Так тебя куда отвезти, домой?

– Если ты настаиваешь.

– Извини, настаиваю. Ты мне весь день испортила.

– Именно это и входило в мои планы.

– Да ну? И все равно я позвоню ему, – упрямо сказала Грейс. – Гринич-Виллидж, понимаешь. Богема. Ненавижу эту сторону твоей жизни.

– Этот стон моей жизни?

– Сторону. Дешевка, гадость. Да, я влюблена в мистера Холлистера, но для тебя-то любовь – это только секс.

– И для тебя тоже. Ты бы посмотрела на себя, когда я садилась в машину. Настоящая кошка. И ты еще что-то говоришь о дешевке и гадости. В твоей жизни тоже есть сторона, которую я ненавижу. Роджер Бэннон, Оскар Стриблинг…

– Оскар Стриблинг?

– Да, Оскар Стриблинг. Я кое-что слышала о нем и знаю, что это за тип.

– И что же это за тип?

– Настоящий выродок, каких мало.

– Но тебе-то они хорошо известны.

– Вот именно, слишком хорошо.

– А откуда ты его знаешь? И насколько близко?

– Он был у меня дома. И когда узнал, откуда я и что мы с тобой знакомы…

– Ну?

– Он считает тебя наивной.

– Так оно и есть, если говорить о его штучках.

– О его штучках? – удивилась Конни. – А я-то думала ты ничего не знаешь.

– Узнала.

– Что это была за девица?

– Уж ты узнай. Да и вообще, подумаешь, ну, заговорил он с тобой обо мне ни с того ни с сего…

– Не ни с того ни с сего, но даже если и так, я бы не удивилась. Надеюсь просто, что в Филадельфии тебя с ним кое-кто не видел.

– Правда? А кое-кто это кто?

– Ну, можно сказать, люди из Гринич-Виллидж. Вот они бы ни за что не поверили в твою наивность, если бы часто встречали вас вместе.

– Наплевать мне, во что бы они поверили или не поверили. Уж двое-то точно знают, что я не из этой компании: Оскар и эта дамочка, – отрезала Грейс.

Машина остановилась у входа в дом Шофшталей.

– Заходи, Грейс, – предложила Конни. – От меня позвонишь, подслушивать не буду.

– А ты когда-нибудь… э-э… как бы это сказать, развлекалась с Оскаром и его друзьями?

– Грейс!

– Не виляй. Меня ты все равно не смутишь. Если людям это нравится – вольному воля. Может, я и наивная, но не святая. И не святоша.

– Успокойся, ничего такого не было, и вообще что за наглость – задавать подобные вопросы.

– Так не было?

– Нет.

– А спросила я потому, что ты весь день толковала про выражения лиц и прочее. Именно это, по ее словам, занимало ту приятельницу Оскара.

– Я тут ни при чем.

– Ладно, ладно, умолкни, как говорит Альфред.

– Подумать только, – покачала головой Конни, – сидим мы с тобой в машине перед моим домом в Форт-Пенне, штат Пенсильвания, и толкуем о таких вещах.

– Последнее, пока мы окончательно не сменили тему, – с чего бы это Оскар Стриблинг стал рассказывать совершенно незнакомому человеку о… наших отношениях?

– Ну, о подробностях речи не было, но, конечно, я все сразу поняла, как только он сказал, что ты наивна. К тому же это не совсем незнакомый человек. В такой среде совершенно незнакомых не бывает.

– И это твоя среда, Конни?

– Конечно, нет, зачем ты меня обижаешь? Просто он оказался у меня дома, там были и другие люди вроде него, ну, он и решил, что я тоже принадлежу братству. У них ведь существует нечто вроде братства. Отделения в Бостоне, Чикаго, Кливленде. Все они знают друг друга или хотя бы друг о друге.

– Не понимаю, как можно общаться с такими людьми.

– Не понимаешь? Видишь ли, лицом я не вышла, а они ко мне хорошо относятся, вот мы и общаемся. И еще я богата. Я знаю, что это тоже имеет значение, но не только в деньгах дело. Они уважают меня и приглашают работать вместе, позволяют почувствовать себя нужной, и это лучше, чем загнивать в этом городишке старой девой.

– Лучше гнить здесь.

– Правда? Ну и загнивай. Одно только тебе скажу: мы, мои нью-йоркские друзья и я, никому не причиняем вреда, разве только самим себе, да и то вряд ли. Мы не трогаем невинных детей и жен, не говоря уж о молодых людях с будущим.

– Конни, я, пожалуй, не пойду к тебе, а ты можешь идти, как только будешь готова.

– Спасибо за обед и за то, что подбросили, миссис Тейт. – Конни потянулась к ручке, и шофер, стоявший на тротуаре, открыл ей дверь. Громко так, чтобы ей было слышно, Грейс сказала ему:

– Опустите окно, пожалуйста, что-то душно здесь стало.

Шофер сел на место и потянулся к переговорному устройству:

– Теперь куда, мэм, в «Бостон»?

– Да, пожалуйста.

У входа в магазин была одна телефонная будка, почти всегда пустовавшая, ибо посетители, кому нужно позвонить, как правило, шли внутрь, где стояли в ряд целых шесть. На сей раз она была, правда, занята, но, увидев, что очереди нет, Грейс решила позвонить отсюда. Дверь будки открылась, и оттуда вышла какая-то девушка.

– Добрый день, миссис Тейт.

– Добрый. О, да это Кэтти Гренвилл. Добрый день, как ты? Совсем взрослая стала.

– Мне кажется, вы раньше других поняли, насколько я взрослая, – грустно рассмеялась девушка.

– Да Бог с тобой, Кэтти, я уж давно об этом забыла, надеюсь, и ты тоже.

– А я только что разговаривала с вашим приятелем.

– Да ну? С каким же?

– Угадайте.

– Ладно, хватит, – нетерпеливо махнула рукой Грейс, – телефон свободен?

– Инициалы Р.Б.

– Что-что?

– Инициалы Р. Б., говорю, – повторила девушка.

– Ричард Бартельмесс, – сказала Грейс.

– С каких пор Ричард Бартельмесс стал вашим приятелем?

– Ни с каких, я не знакома с этим джентльменом, просто подумала, что инициалы подходят. Извини, Кэтти, я спешу.

– А никто другой с теми же инициалами вам в голову не приходит?

– Знаешь что, Кэтти, если ты хочешь быть взрослой, то и веди себя как взрослая девушка, а не испорченная девчонка. Мне неинтересно, с кем ты говорила по телефону, а вот твоя мать, думаю, могла бы заинтересоваться. Ступай, объясни ей, кто такой Р.Б.

– Что он был вашим приятелем, миссис Тейт, объяснять ей не нужно, она и так это знает.

– Я рада, что сумела сохранить твой секрет, Кэтти. Ты ведь такая благодарная девчушка. Помнишь, у тебя аппендицит был?

Девушка отошла, и Грейс наконец-то набрала нужный номер.

– Поздравляю! Наконец-то я все прочитала, и мне кажется, это отличная, очень остроумная статья.

– Большое спасибо, – сказал Холлистер. – Только я очень плохо вас слышу.

– На сей раз телефон тут ни при чем, это у меня сейчас такой голос. Видите ли…

– Что-нибудь не так?

– Нет-нет, все в порядке. Так, всякая ерунда. Пожалуй, не стоило звонить вам, но я обещала позвонить через четверть часа и думала, что вы ждете.

– Я и ждал. Двадцать четыре минуты.

– Извините.

– Ничего страшного, если точно знать, что позвоните, готов сколько угодно ждать.

– Спасибо. – Грейс немного помолчала. – Ладно, я просто хотела сказать, что мне очень понравилась ваша вчерашняя статья и я с нетерпением жду сегодняшней.

– Сделайте одолжение, хорошо? Не читайте, когда у вас смурно на душе. Это ведь по идее легкие, веселые статейки, а вы, кажется, не из тех, кого чтение бодрит. Меня-то уж точно нет.

– Меня тоже, но бодрит не бодрит, я и без того вижу, что вы одаренный человек.

– А не мог бы я вас взбодрить? Или хотя бы как-то отвлечь?

– О, еще как могли бы!

– В таком случае…

– Нет, нет, только не сегодня.

– Когда в таком случае?

– Когда? – повторила Грейс. – В самом деле, когда – и где? О последнем тоже надо подумать. «Йессл» – слишком людное место для мужчины с женой и двумя детьми и вдовы с двумя детьми.

– Да, но, с другой стороны, город у нас не маленький, или по крайней мере мы бы хотели так думать.

– И все-таки слишком маленький, Джек, чтобы нас видели вместе.

– Спасибо за Джека.

– Спасибо за Грейс, хоть вы еще и не назвали меня так? С чего это вдруг я назвала вас по имени?

– Потому что вы чем-то опечалены, и вам нужен друг, с которым можно поговорить.

– Наверное, вы правы, но если я друг, то лучше мне оставить вас в покое.

– Это было бы не по-дружески, особенно если учесть, что мне хотелось бы с вами поговорить.

– О чем?

– Это я скажу при встрече.

– В таком случае лучше ее отложить.

– Вы никогда не катаетесь в своем прекрасном «мерсере» в такую славную погоду?

– В «мерсере» – нет, но у меня есть «форд-купе», который я сама вожу.

– Правда? Давно купили? Так даже лучше.

– Прошлой осенью. В нем удобно ездить за покупками с фермы в город и обратно и в плохую погоду. А чем он лучше «мерсера»?

– Не так в глаза бросается.

– Это верно. Допустим, я врач или медсестра, которую послали к больному.

– Поезжайте завтра в сторону Эмеривилла, и… вы знаете, где недалеко от города главная дорога поворачивает под прямым углом направо?

– Да.

– Вы не поворачивайте, а продолжайте ехать прямо. Увидите меня через полмили. Дорога в приличном состоянии.

– А вы-то откуда знаете?

– Я там был сегодня утром, осматривал старый каменный дом, в котором, по слухам, останавливался Вашингтон. Об этом моя очередная колонка.

– В таком случае там будет куча народу.

– Колонка будет напечатана только в понедельник.

– Когда мне там быть? – спросила Грейс.

– Скажем, в три. Удобно?

– Вполне. Но если передумаете, я не обижусь.

– Я тоже не обижусь, если вы передумаете.

– Я там буду, но вам, может, лучше и не быть.

– Будете – увидите меня, – закончил Холлистер.

Следующий день, суббота.

Увидев, что она съезжает на обочину, он вышел из своей машины и с улыбкой направился к ней.

– Не так уж и не бросается в глаза.

– «Форд»? – улыбнулась она.

– «Форд»-то «форд», да не такой, в каком ездят медсестры по вызову. Цвет как у «пирса-эрроу», и колеса отличные.

– По крайней мере не «мерсер», – пожала плечами Грейс. – А красила я его и лаком покрывала у мистера Салливана. Так считаете, слишком заметный? Может, стоит заляпать грязью?

– Это было бы кощунство. Выглядит так, словно даже под дождем никогда не был.

– Был, конечно, просто после дождя я его всякий раз мою.

– А цвет как называется?

– Густо-синий. А у вашей машины?

– Вашей, – поправил он.

– Нет-нет, я о вашей машине говорю.

– Она тоже ваша. Собственность «Часового».

– Ах вот как? Здорово! И когда же вы ее получили?

– А я не получил, но, если есть возможность, сажусь за руль.

– Стало быть, от той, из городского гаража, вы избавились?

– В тот же день, как вы сказали. Сразу после работы в гараж и поехал.

– И хорошо сделали. А я даже спросить боялась, вдруг не решитесь.

– Закурите?

– Спасибо, с удовольствием.

Оба прикурили от одной спички, и как раз в этот момент мимо, подгоняя упряжку мулов, прошел фермер, держа в руках навозоразбрасыватель.

– Зрассс, – пробормотал фермер, и Холлистер так же ответил на приветствие. Фермер не остановился.

– По-моему, он заметил, что вы тоже курите, и понял, что я не просто помогаю даме избавиться от плохого настроения.

– Ничего подобного, он не заметил, что я курю, а вы действительно помогаете даме избавиться от плохого настроения.

– Два автомобиля здесь – это все равно что пробка в городе, – сказал Холлистер. – А что, у вас на самом деле плохое настроение?

– Боитесь, как бы фермер чего не подумал?

– Мне не нравится то, что он мог подумать.

– Не забывайте, я тоже фермерша и знаю, о чем думают фермеры.

– О чем этот подумал, тоже знаете?

– Да, но он ошибается. И любой ошибется, кто это о нас подумает.

– И так будет всегда?

– Всегда, – подтвердила она. – И так оно и должно быть, так что вы всегда можете возвращаться домой к жене и детям с чистой совестью.

– Не думал, что все так обернется, Грейс, – сказал он.

– Вчера и я так не думала. Потому и не хотела видеться.

– И что же такого вчера произошло?

– Расскажу когда-нибудь. Это не имеет к вам никакого отношения. То, что произошло, и то, что я только что сказала, – совершенно разные вещи.

– Да непохоже.

– Может быть, просто я не знаю, как это объяснить; все дело в том, что я вчера почувствовала, когда увидела вас спустя столько времени. А что касается моего расстройства, так это… я просто поссорилась с двумя женщинами. И я нуждалась в поддержке, тут вы правы. Я была совершенно не в себе.

– Вы влюблены в меня, Грейс? – спросил он.

Она промолчала.

– Влюблены?

Снова молчание.

– Нет?

По-прежнему ни слова.

– Да?

– Такие слова я говорила только дважды в жизни, и один раз это была неправда.

– А когда правда?

– Когда это был мой муж.

– Но не Роджер Бэннон.

– Нет, его я не любила. Только не надо спрашивать, люблю ли я тебя. Может, это лишь то же самое, что было с Роджером Бэнноном.

– Да я бы не отказался.

– Повторяю, может быть, я сама еще не разобралась. Если так, то в один прекрасный день мы будем вместе, а через неделю все закончится.

– Через неделю?

– Так оно и было с Роджером. Неделю мы были вместе, подряд, сколько хотелось, а потом все кончилось.

– Я себе это представлял несколько иначе.

– Мне все равно, как ты себе представлял. Все, что было до той недели, не имеет значения.

– Имеет, иначе бы и той недели не было.

– Да, верно, и все-таки главное – та неделя. Неужели непонятно? Что одной недели может быть достаточно?

– Ну и как, было достаточно?

– Более чем. Неужели ты думаешь, что мы бы и сейчас не могли встречаться? Он-то сразу, как вернулся с войны, попробовал начать все сначала. Люди об этом не знают, но Роджер Бэннон знает.

– А со мной бы ты уехала куда-нибудь на неделю?

– Да.

– Так поедем?

– Если это все, что тебе нужно, давай.

– А что, если мы уедем на неделю, и выяснится, что это не все, что мне нужно?

– Ничего не поделаешь, больше мы не увидимся.

– А вдруг ты полюбишь меня.

– В таком случае мне придется уехать из Форт-Пенна. Сын в школе, дочь скоро поступит. Я смогу уехать. – Она посмотрела на него: – А вот ты нет.

– Наверное, ты права.

– Ну вот видишь, Джек. Именно поэтому фермер все неправильно понял.

– Тогда и я все неправильно понял, – улыбнулся он. – Не поцелуешь меня, Грейс?

– Я бы рада.

– А ну как поцелуем дело не ограничится?

– Пусть.

Они поцеловались, и она не стала сопротивляться, когда его ладонь оказалась у нее под блузкой, а затем под юбкой, а затем достигла колготок.

– Довольно! – вдруг бросила она.

Он убрал ладонь, продолжая, однако, другой рукой обнимать ее за плечи.

– Как скажешь. – Он посмотрел на нее: она нервно покусывала губы и не сводила взгляда с руля. Грейс потянулась к его руке, поцеловала ее и прижала к щеке.

– Эх, и где все мои благие намерения, – вздохнула она и снова взяла его за руку. – Пошли. – Они выбрались из «форда». – Посреди дня. Люди вокруг. Но ты тут ни при чем. Себя не вини. – Они устроились на заднем сиденье редакционной машины, Грейс стянула колготки и откинулась на спинку сиденья.

Когда все кончилось, они вернулись в ее машину.

– Можно еще сигарету? – попросила она.

– Конечно.

– Я ни о чем не жалею, Джек. И ты не должен. Правда, ты все равно будешь терзать себя, но напрасно, это я во всем виновата.

– Да ну? А я где был? По-моему, там же, – возразил он.

– Останавливаться надо было не сегодня. Я думала, что, держась подальше от редакции, положила всему конец, но оказалось, что это не так. Ладно, на следующей неделе я уезжаю. В Калифорнию. Там живет человек, который хочет на мне жениться, и, наверное, так будет лучше. Я, правда, ему отказала, но если приеду, он поймет, что я передумала.

– Но я люблю тебя.

– Это не любовь. Ты просто не смог с собою справиться. На будущей неделе я уеду, и когда тебе снова захочется близости, меня здесь просто не будет, и так будет дальше, а однажды наступит момент, когда этот день вспомнится тебе как какой-то мираж. Вот так. Но главное, ничего не говори жене. Ни при каких обстоятельствах. Потому я и уезжаю, чтобы у тебя не было неприятностей, и если ты считаешь, что должен ей все рассказать, – ошибаешься.

– Что-то ты слишком много говоришь, но, наверное, все правильно.

– Конечно, правильно. Чаще всего я вообще говорю правильно, если бы поступала так же, – вздохнула Грейс. – Ну что, поцелуй на прощание? Тихий, мирный поцелуй.

Он прикоснулся к ее губам.

– Я люблю тебя, – сказала она. – И я счастлива. Будь здоров, Джек.

– Будь здорова, Грейс. – Он вышел из машины, проводил ее взглядом и наблюдал, как она трогается, выезжает на дорогу и, разворачиваясь, посылает ему воздушный поцелуй. «Ну, вот и все», – проговорил он вслух и, едва повернув ключ зажигания, вспомнил, что случалось ему произносить эти слова и раньше, когда ощущение завершенности чего-то заставляло его радоваться еще до наступления конца; когда он поднялся на борт корабля, не выходившего в море уже два дня; когда врач сказал, что у него сломана нога, и он погрузился в покойную дрему, сменившуюся непреходящей тупой болью; когда он, не успев еще испытать разочарования, философски воспринял то, что не стал капитаном футбольной команды; когда умер его кумир, отец, и он настолько погрузился в похоронные хлопоты, что даже не успел задуматься над тем, каков будет мир без Артура Джеймса Холлистера. «Ну, вот и все» – никогда эти слова не были для него знаком конца, и сейчас он жалел, что они выговорились так легко и быстро.

Как и обычно в субботу днем, дорога, соединяющая Эмеривилл и Форт-Пенн, была забита фермерскими машинами, и он обдумывал сюжет для очередной колонки, вертящийся вокруг трех миллионов – столько автомобилей, мол, будет произведено в 1920 году. Он так и сяк прикидывал, как бы посмешнее обыграть статистику, в конце концов, кажется, нашел верный тон – и все-таки жалел, что сказал «вот и все».

По пути домой он заехал в редакцию. Как выяснилось, никто не звонил, то есть Эмми не звонила. Ничто в ее поведении – ни как она встретила, ни разговор за ужином, ни вопросы – не подтверждало его опасений, будто в версии, объясняющей его отсутствие в редакции, может оказаться прореха.

– Засиделся сегодня, много работы было? – участливо спросила она.

– Ну как сказать, работой это и не назовешь, – ответил он. – Я снова ездил в Эмеривилл, в понедельник же, сама знаешь, день Вашингтона. Хороший повод прокатиться.

– Придумай какой-нибудь повод не хуже, чтобы мы все вместе могли бы куда-нибудь съездить в воскресенье.

– Можно. Наверное, в воскресенье я всегда могу взять машину, только не хочется слишком одалживаться, пока колонку не заметят как следует.

– Ну, тогда уж не надо будет просить об одолжении, попроси, чтоб жалованье прибавили.

– В июне, если колонка понравится читателям.

Еще в ноябре он взял за правило приносить домой целый ворох газет – из Нью-Йорка и Филадельфии, Питсбурга и Чикаго, Сент-Луиса, Канзас-Сити, Балтимора, что стало хорошим подспорьем, когда Джек только обдумывал формат будущей колонки. Комиксы хоть и отличались некоторым однообразием, переходя из газету в газету, но пользовались популярностью среди детей, а Эмми с удовольствием читала дамские страницы. Холлистер подбирал забавные сюжеты и типографские ляпы, и чтение газет занимало у него целые вечера. Сегодня он был рад, что есть такое занятие.

Вместе с газетами он выложил на стол в гостиной баночку с клеем, большие ножницы, копирку и карандаши. Дети отправились спать, Эмми при свете стоявшей на пианино лампы читала очередную порцию домашних сплетен и бесконечных рассказов с продолжениями. Все было хорошо. Мир и покой. Некоторое время спустя она поднимется наверх посмотреть, как там дети, потом вернется и примется за изучение рекламных объявлений в отработанных им газетах. Потом они пойдут спать, и поскольку сегодня суббота и, стало быть, завтра выходной, он повернется к ней или она повернется к нему, и они займутся любовью, получая от нее пусть и привычное, но не менее острое удовольствие. Иногда они занимались любовью и по воскресеньям утром, когда на работу приходила Нэнси. Суббота – не единственное время любви, но обязательное, субботы они пропускали только во время ее беременности и менструаций и еще, когда он был на войне.

– Зайди к детям, – сказала Эмми.

Слова эти не требовали ответа, его и не последовало. И тут его прошиб пот: а ну как они лягут, и потекут минуты, полчаса пройдет, час, а у него не будет эрекции? Так уже было в первые несколько дней после возвращения с фронта, когда у него ничего не получалось или все заканчивалось слишком быстро, не успев начаться. «Ничего страшного, милый, Луиза говорила, что у Чарли то же самое», – успокаивала его Эмми. И она оказалась права – через неделю все стало даже лучше, чем раньше. Но сейчас, независимо ни от чего, он просто не хотел ее. Он не особенно хотел ее, особенно ее он не хотел. Она спустится в гостиную, скажет что-нибудь о детях, снова сядет рядом с пианино, сложит газеты на стуле, встанет, пройдет мимо и по дороге положит руки ему на плечи. Она поднимется наверх, разденется, ляжет и будет ждать его. И сегодня у него не будет ни малейшего предлога отказаться, они не занимались любовью уже неделю. Ах нет, занимались, в новогоднюю ночь, но тогда была среда, а сегодня суббота. Он услышал легкие шаги и повернулся.

– Знаешь, чего мне хочется?

– Чего?

– Выпить.

– Выпить? – не поверила она.

– Да, видишь, какое дело, я только что прочел статью про этот дурацкий «сухой закон», и мне захотелось выпить.

– Что ж, в таком случае и я не откажусь.

Эмми принесла из буфета бутылку «Олд Оверхолт» и вместе с двумя бокалами и двумя стаканами для воды водрузила на карточный стол.

– К черту «сухой закон», – провозгласил он.

– К черту!

Они выпили, затем подняли тост за Коннектикут и Род-Айленд – два штата, отказавшихся ратифицировать закон. Эмми удовлетворилась одним бокалом.

– Только не вздумай всю бутылку выдуть, – предупредила она.

– Почему бы и нет? Через две недели это будет незаконно, – возразил он.

– Потому что ты не привык к этому, вот почему. Напьешься. Ты довольно прилично набрался в среду вечером, и вспомни, как чувствовал себя в четверг.

– Ну и что, завтра же воскресенье.

– Да, но не забудь, что по воскресеньям дети с самого утра залезают к тебе в постель. Не хотелось, чтобы они из-за тебя слишком рано пристрастились к спиртному.

– Я верю в личную свободу. Мой отец тоже верил.