Текст книги "Избранные сочинения в шести томах. Том 3-й"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 52 страниц)

даст себя в руки друзей убитого, как подобает воину. Он справедлив и сам пойдет на казнь, ему не нужны ремни. – Надеюсь, мой сын, что ты не ошибся во мне. Если бы я совершил то подлое дело, в котором меня обвиняют, у меня бы хватило мужества самому склонить свою голову под карающий удар, как поступил бы любой хороший и че¬ стный индеец.– И, взглядом уверив встревоженного пауии в своей невиновности, траппер повернулся к остальным внимательным слушателям и продолжал, переходя на род¬ ной язык.– Мне надо поведать вам немногое, и, кто пове¬ рит мне, поверит правде, а кто не поверит, только запу¬ тается сам и, может быть, запутает своего ближнего. Мы все, друг скваттер, как ты уже, наверное, понял, бро¬ дили вокруг твоего лагеря, узнав, что в нем содержится несчастная, насильно похищенная пленница, и намерения у нас были самые простые: вернуть ей свободу, на кото¬ рую она, по чести и справедливости, имела все права. Остальные спрятались, а меня^ как я в этом деле искуснее их всех, послали в прерию на разведку. Вам и в голову не приходило, что за вами шел человек, который видел весь ход вашей охоты. А ведь так оно и было: то я лежал где– нибудь за кустом или в траве, то сползал со склона в ло¬ щину, а вы-то и не подозревали, что за каждым вашим дви¬ жением кто-то следит, точно рысь за оленем на водопое. Да что уж говорить, скваттер! Когда я был в расцвете сил, я, бывало, заглядывал в палатку врага, пока он спал, да-да, спал и видел сны, что находится дома и в полной безопас¬ ности. Эх, было бы у меня время рассказать тебе подроб... – Говори же, как было дело,– перебил его Мидлтон. – Да, кровавое и подлое это было дело! Я лежал в не¬ высокой траве, когда совсем рядом сошлись двое охотни¬ ков. Встретились они не по-дружески и говорили не так, как следует говорить путникам в глуши. Но я уже думал, что они расстанутся мирно, как вдруг один приставил ружье к спине другого и совершил то, что иначе не назо¬ вешь, как предательским, безбожным убийством. А маль¬ чик был молодец хоть куда – благородный и смелый! Когда порох уже прожег его куртку, он еще минуту про¬ держался на ногах. А потом упал на колени и дрался от¬ чаянно и мужественно, пока не пробился в кусты, как ра¬ неный медведь, когда он ищет, где бы укрыться. – Но почему же, во имя всего святого, ты это до сих пор скрывал? – воскликнул Мидлтон. 376

– Да неужто ты думаешь, капитан, что человек, кото¬ рый шестьдесят с лишним лет прожил в дебрях и пусты¬ нях, не научился молчать? Какой краснокожий вопи будет до времени кричать о следах, которые он увидел? Я привел туда доктора – на случай, если бы его сноровка могла при¬ годиться, да и наш приятель бортник был с нами и тоже знал, что в кустах скрыто мертвое тело. – Да, это правда,– сказал Поль.– Но я видел, что у старика траппера есть свои причины держать язык за зу¬ бами, так и я говорил об этом, как мог меньше, попросту сказать – совсем ничего. – Так кто же был этот злоумышленник? – настойчиво спросил Мидлтон. – Если под злоумышленником ты разумеешь того, кто совершил это дело, так вот он стоит, и вечный позор на¬ шему племени, ибо он одной крови с убитым, из одной с ним семьи. – Он лжет, лжет! – закричал Эбирам.– Я не убийца, я только ответил ударом на удар! Глухим, страшным голосом Ишмаэл сказал: – Довольно. Отпустите старика. Мальчики, свяжите вместо него брата вашей матери. – Не касайся меня! – закричал Эбирам.– Я призову на вас божье проклятье, если вы меня тронете! Дикий, безумный блеск в его глазах заставил юношей отступить; но, когда Эбнер, самый старший и решитель¬ ный из них, направился к нему с лицом, искаженным не¬ навистью, испуганный преступник повернулся, кинулся было прочь и упал ничком па землю – по всей видимости, мертвый. Послышались негромкие, полные ужаса возгласы, но тут Ишмаэл жестом приказал сыновьям унести непо¬ движное тело в одну из палаток. – А теперь,– сказал он, поворачиваясь ко всем чужим в его лагере,– настала нам пора каждому пойти своей до¬ рогой. Желаю вам удачи... а тебе, Эллен, хоть, может, ты и не порадуешься такому подарку, я скажу: да благословит тебя бог! Мидлтон, пораженный тем, что он счел небесным зна¬ мением, не стал упорствовать. Покончив с недолгими сбо¬ рами, все быстро и молча распрощались со скваттером и его семьей, и вскоре пестрое это общество медленно и без¬ молвно последовало за вождем-победителем к далеким се¬ лениям пауни. 377

Глава XXXII Я вас молю. Закон хоть раз своей склоните властью; Для высшей правды малый грех свершите Шек спир, «Венецианский купец» Ишмаэл долго и терпеливо ждал, пока Твердое Сердце со своею разнородной свитой не исчезнет из виду. Только когда дозорный сообщил, что последний индеец из отряда пауни (оставленного им в отдалении, чтобы не смущать бледнолицых, а теперь соединившегося со своим вождем) скрылся за гребнем самого далекого холма, скваттер отдал приказ сниматься со стоянки. Лошади уже давно были за¬ ложены, и вскоре вся кладь заняла свои обычные места в фургонах. Когда сборы были кончены, небольшую крытую по– возку, так долго служившую тюрьмой для Инес, подкатили к шатру, где лежало бесчувственное тело похитителя: оче¬ видно, теперь она предназначалась для нового узника. Только сейчас, когда Эбирама вывели наружу, бледного, перепуганного, шатающегося под тяжестью раскрывшейся вины, младшие члены семьи узнали, что он еще жив. Под¬ давшись суеверному страху, они подумали, что злодея за его преступление постигло грозное возмездие свыше, и те¬ перь он представлялся им скорее потусторонним сущест¬ вом, чем смертным человеком, которому, как им самим, еще предстояло претерпеть последнюю земную муку, пе¬ ред тем как расстаться с жизнью. Сам преступник нахо¬ дился, видимо, в том состоянии, когда всеподавляющий ужас странным образом сочетается с полной физической апатией. Дело в том, что, пока его тело было сковано оце¬ пенением, мысль продолжала работать, и ожидание страш¬ ной участи терзало его безысходным отчаянием. Очутив¬ шись на свежем воздухе, преступник огляделся, пытаясь прочитать на лип,ах окружающих свою близкую судьбу. Но лица были у всех спокойны, ничьи глаза не отражали гнева, который грозил бы немедленной грубой расправой, и жалкий человек попемногу ожил. А к тому времени, когда его посадили в крытую повозку, его изворотливая мысль уже выискивала способ, как он отведет от себя пра¬ вый гнев родственников или, если не удастся, как уйдет от кары, которая, он знал, будет ужасна.

Покуда шли приготовления, Ишмаэл почти не разгова¬ ривал. Жест или взгляд достаточно ясно объясняли сы¬ новьям его волю, да и остальные тоже предпочитали обхо¬ диться без слов. Скваттер наконец подал знак выступать, взял под мышку ружье, вскинул топор на плечо и, как всегда, повел караван. Эстер забралась в фургон со сво¬ ими дочками, сыновья заняли привычные места – кто при стаде, кто при лошадях, и двинулись в путь обычным своим медлительным, но неустанным шагом. Впервые за долгие дни скваттер повернулся спиной к закату. Он направился в сторону заселенных мест, и самая поступь его ясно говорила детям, научившимся но взгляду понимать решения отца, что их путешествие по прерии близится к концу. Все же пока, за многие часы, в Ишмаэло ничто не проглянуло, что могло бы указать на внезапный или зловещий переворот в его намерениях и чувствах. Он все это время шел один, на милю-полторы впереди своих упряжек, почти ничем не выдавая непривычного волнения. Правда, раз-другой было видно, как исполин останавли¬ вался на вершине какого-нибудь дальнего холма – стоял, опершись на ружье и понурив голову; но эти минуты на¬ пряженного раздумья бывали не часты и длились не по¬ долгу. Вечерело, и повозки уже давно отбрасывали тени па восток, неуклонно подвигаясь вперед и вперед. Перехо¬ дили вброд ручьи и реки, пересекали равнины, поднима¬ лись и спускались по склонам холмов, но ничто не при¬ носило перемены. Давно освоившись с трудностями путешествий такого рода, скваттер инстинктивно обходил самые неодолимые препятствия, всякий раз вовремя укло¬ нившись вправо или влево, когда характер почвы, или купа деревьев, или признаки близкой реки указывали, что напрямик не пройдешь. Наконец настал час, когда надо было дать отдых и людям и животным. Ишмаэл с обычной своей предусмот¬ рительностью выбрал подходящее место. Равномерно всхолмленную степь, описанную на первых страницах по¬ вести, давно сменила более резко пересеченная местность. Правда, кругом тянулась, в общем, все та же пустынная и бескрайняя ширь – те же плодородные лощины, в том же странном чередовании-с голыми подъемами, придающем этому краю вид как бы древней страны, откуда, непонятно почему, ушло все население, не оставив и следа жилищ. Но эти характерные черты волнистой прерии теперь наруша– 379

лись возникавшими здесь и там обрывами, нагроможде¬ нием скал, широкой полосою леса. У подошвы высокой, в сорок – пятьдесят футов, скалы бил источник, и скваттер избрал это место, найдя здесь все, что требовалось для скота. Вода увлажнила небольшой лужок внизу, который в ответ на щедрый дар вырастил скудную поросль травы. Одинокая ветла пустила корни в иле; и, захватив в полное свое владение всю почву вокруг, ветла поднялась высоко над скалой и осенила ее острую вершину шатром своих ветвей. Но так это было прежде – теперь красота ее ушла вместе с таинственным жиз¬ ненным началом. Точно в насмешку над скудной зе¬ ленью вокруг, она высилась теперь величавым и суровым памятником прежнего плодородия. Самые крупные ветви, косматые и причудливые, еще простирались далеко вширь, но седой замшелый ствол стоял оголенный, расщепленный грозой. Не сохранилось ни единого листика. Всем своим видом дерево говорило о бренности существования, о свер¬ шении срока. Ишмаэл, подав знак сыновьям подъехать сюда, бро¬ сился на землю и, казалось, задумался о тяжелой ответст¬ венности, легшей на него. Почуяв издалека корм и воду, лошади сразу ускорили бег, и вскоре поднялась обычная суматоха привала – с окриками, перебранкой. У детей Ишмаэла и Эстер не осталось такого глубокого и стойкого впечатления от утренней сцены, чтобы они могли забыть из-за него свои естественные потребности. Но покуда сыновья искали в припасах чего-нибудь посу¬ щественней, а младшие ссорились из-за незатейливых сла¬ стей, мать и отец проголодавшегося семейства были озабо¬ чены другим. Когда скваттер увидел, что все, вплоть до ожившего Эбирама, занялись едой, он взглядом поманил за собой удрученную жену и пошел к дальнему пологому холму, заграждавшему вид на востоке. Встреча супругов на голом этом месте была для них как свидание на могиле убитого сына. Ишмаэл кивком пригласил Эстер сесть рядом с ним на камне, и какое-то время оба молчали, словно боясь за¬ говорить. – Мы вместе прошли через долгие странствия, и доб¬ рое видали и дурное,– начал наконец Ишмаэл.– Разные были у нас испытания, жена, и не одну мы испили горькую чашу. Но такого еще не бывало ни разу. 380

– Тяжелый это крест; чтоб нести его бедной, заблуд¬ шей, грешной женщине! – отозвалась Эстер, пригнув го¬ лову к коленям и наполовину зарыв лицо в одежду.– Тя¬ желое, непосильное бремя для плеч сестры и матери! – Да. В том-то и дело! Я с легкостью готовился нака¬ зать бродягу траппера, потому что большого добра я от него не видел, а думал – да простит мне бог мою ошиб¬ ку,– что зла он причинил мне очень много. Теперь же мне не очистить от позора свой дом: выметешь из одного угла, заметешь в другой! Но как же быть? Убили моего сына, а тот, кто это сделал, будет расхаживать на сво¬ боде?.. Мальчику не будет в могиле покоя! – Ох, Ишмаэл! Мы зашли с этим делом слишком да¬ леко! Меньше бы мы говорили, никто бы толком ничего не знал... И па совести было бы у нас спокойней. – Истер,– молвил муж, остановив на ней укоризнен¬ ный, но все еще апатичный взгляд.– Был час, когда ты думала, женщина, что это зло совершила другая рука. – Думала, да! Бог в наказание за мои грехи внушил мне ложную догадку... И все же в его жилах – моя кровь и кровь моих детей! Может быть, мы будем милосердны? – Женщина,– строго молвил муж,– когда мы ду¬ мали, что дело сделал старый жалкий траппер, ты не гово¬ рила о милосердии! Эстер не ответила, только сложила руки на груди и си¬ дела несколько минут молча, в раздумье. Потом опять под– пяла на мужа беспокойный взгляд и увидела, что гнев и тревогу на его лице сменила холодная апатия. Уверив¬ шись, что судьба брата решена, и, может быть, сознавая, что наказание будет заслуженным, она бросила думать о заступничестве. Больше они ничего друг другу не сказали. Глаза их встретились на мгновение, затем оба поднялись и пошли в глубоком молчании к лагерю. Сыновья ждали возвращения отца с обычным для них вялым равнодушием. Скотина была уже согнана в стадо и лошади уже заложены – все было готово, чтобы дви¬ нуться дальше в путь, как только он покажет, что так ему угодно. И девочки уже сидели в своем фургоне; словом, ничто не задерживало отъезда, кроме отсутствия родите¬ лей этого буйного племени. – Эбнер,– сказал отец с неторопливостью, характер¬ ной для всех его распоряжений,– выведи брата твоей ма¬ тери из фургона и поставь его передо мной. 381

Эбирам вышел из заточения; правда весь дрожа, но от¬ нюдь не потеряв надежду умиротворить справедливый гнев своего родственника. Он глядел вокруг, напрасно ища хоть одно лицо, в котором открыл бы проблеск сочувствия, и, чтоб успокоить свои опасения, ожившие к этому вре¬ мени во всей их первоначальной силе, попробовал вызвать скваттера на мирный, обыденный разговор. – Лоша/щ измучились, брат,– сказал он.– Поскольку мы уже проехали сегодня хороший конец, может быть, тут и заночуем? Как я погляжу, тебе долго придется шагать, пока сыщется место для ночевки лучше этого. – Хорошо, что оно тебе по вкусу. Ты, похоже, оста¬ нешься здесь надолго. Подойдите ближе, сыновья, и слу¬ шайте. Эбирам Уайт! – продолжал он, сняв шапку и заго¬ ворив торжественно и твердо, от чего даже его тупое лицо стало значительным.– Ты убил моего первенца, и по зако¬ нам божеским и человеческим ты должен умереть. При этом страшном и внезапном приговоре преступник содрогнулся, охваченный ужасом. Он почувствовал себя, как человек, который вдруг угодил в объятия чудовища и знает, что ему из них не вырваться. Он и раньше был полой недобрых предчувствий, но у него недоставало му¬ жества глядеть в лицо опасности; и в утешительном само¬ обмане, за каким трус бывает склонен скрыть от самого себя безвыходность своего положения, он не готовился к худшему, а всё надеялся спастись посредством какой-ни¬ будь хитрой увертки. – Умереть! – повторил он сдавленным, чуть слыш¬ ным голосом.– Как же так? Среди родных человеку как будто ничто не может грозить! – Так думал мой сын,– возразил скваттер и, кивком головы приказав, чтобы упряжка, везшая его жену и до¬ чек, двинулась дальше, с самым хладнокровным видом проверил затравку в своем карабине.– Моего сына ты убил из ружья: будет справедливо, чтобы тебя постигла смерть от того же оружия. Эбирам повел вокруг взглядом, говорившим о смятении ума. Он даже засмеялся, как будто хотел внушить не только самому себе, но и другим, что слова зятя – не бо¬ лее, как шутка, придуманная, чтобы попугать его, ЭЗирама. Но этот жуткий смех ни у кого не встретил отклика. Все вокруг хранили молчание. Лица племянников, хоть и раз¬ горяченные, уставились на него безучастно, лицо его не– 382

давнего сообщника выражало твердую решимость. Самое спокойствие этих лиц было в тысячу раз страшней и бес¬ пощадней, чем было бы выражение лютой злобы. Та, воз¬ можно, еще зажгла бы его, пробудила бы в нем храбрость, толкнула на сопротивление. Л так он не находил в себе душевной силы противиться им. – Брат,– сказал он неестественным торопливым ше¬ потом,– так ли я расслышал тебя? – Мои слова просты, Эбирам Уайт: ты совершил убий¬ ство, .и за это ты должен умереть! – Эстер! Сестра, сестра, ты не оставишь меня! Слы¬ шишь, сестра? Я зову тебя! – Я слышу того, кто говорит из могилы! – донесся хриплый голос Эстер из фургона, проезжавшего в ту ми¬ нуту мимо места, где стоял убийца.– Это мой первенец громко требует правого суда! Бог милосерд, он смилуется над твоей душой. Фургон медленно покатил дальше. Эбирам стоял, утра¬ тив последнюю тень надежды. Но и теперь он не мог со¬ браться с духом, чтобы твердо встретить смерть, и, если бы ноги не отказались повиноваться ему, он попытался бы убежать. Потом надежда внезапно сменилась полным от¬ чаянием. Он повалился на колени и начал молиться, дико мешая в своей молитве крик о пощаде, обращенный к зятю, с мольбой о божьем милосердии. Сыновья Ишмаэла в 383

ужасе отвернулись от мерзкого зрелища, и даже суровое сердце скваттера дрогнуло перед мукой этой жалкой души. – Пусть бог дарует тебе то, о чем ты просишь,– ска¬ зал он,– но отец не может забыть убитого сына. Тогда начались самые униженные мольбы об отсрочке. Одна неделя, один день, один час выпрашивались с упор¬ ством, соответствовавшим той цене, которую они приобре¬ тали, когда в их короткое протяжение должна была улечься вся жизнь. Скваттер был смущен и наконец ча¬ стично уступил молениям преступника. Своей конечной цели ом остался верен, но изменил намеченное средство ее достижения. – Эбнер,– сказал он,– залезь на скалу и глянь во все стороны, нужно увериться, что вблизи никого нет. Покуда юноша выполнял приказ, по дрожащему лицу преступника бегал отблеск ожившей надежды. Скваттер остался доволен сообщением сына: нигде не видно ничего живого, кроме удаляющихся упряжек; но как раз оттуда бежит вестница и очень торопится. Ишмаэл дождался ее. Это была одна из его дочерей. Со страхом и любопытством в глазах девочка из рук в руки передала отцу несколько листков, выдранных из растрепанной библии, которую Эстер берегла с такой заботой. Скваттер кивком отослал дочку обратно и вложил листки в руки преступника. – Эстер прислала это тебе,– сказал он,– чтобы ты в свои последние минуты вспомнил о боге. – Да благословит ее небо! Она всегда была мне доб¬ рой, любящей сестрой! Но нужно время, чтобы я это мог прочитать. Время, брат! Дай мне время! – Времени достанет. Ты будешь сам своим палачом, эта грязная работа минует мои руки. Ишмаэл тут же приступил к осуществлению своего но¬ вого решения. Преступник, уверенный, что ему дадут про¬ жить еще день, а то и много дней, сразу успокоился, хотя и знал, что наказания не избежать: жалкий и малодушный, он принял отсрочку, как помилование. Он сам первый по¬ соблял в жутких приготовлениях, и среди участников этой тяжелой драмы только его голос звучал шутливо и бойко. Под одним из корявых сучьев ветлы торчал тонкий и плоский уступ. Он высился футах в двадцати над землей, точно нарочно приспособленный для выполнения мысли, которую он же, собственно, и подсказал. На эту маленькую площадку поставили преступника, накрепко связали ему 384

локти за спиной и ту же веревку, накинув петлей вокруг шеи, протянули к толстому суку. Сук же этот был так рас¬ положен, что тело, повиснув, уже не нашло бы опоры для ног. Листки из библии вложили несчастному в пальцы, чтобы он нашел в них утешение, если сможет. – А теперь, Эбирам Уайт,– сказал скваттер, когда его сыновья, кончив свое дело, спустились со скалы,– я тебя спрашиваю в последний раз, и не шутя – смерть перед тобою в двух видах: этим вот ружьем можно оборвать твою муку; а нет, так рано или поздно через эту веревку ты най¬ дешь свой конец. – Дай мне пожить! О Ишмаэл, ты не знаешь, как сладка жизнь, когда так близко подошла последняя ми¬ нута! – Всё! – сказал скваттер, махнув своим помощникам, чтобы они догоняли стадо и повозки.– А теперь, подлый человек, чтобы было тебе утешение в твой смертный час, я прощаю тебе мои обиды, и пусть тебя судит бог. Ишмаэл повернулся и пошел по равнине обычным своим неторопливым и тяжелым шагом. Голова его по¬ никла, но ни разу вялая мысль не подсказала ему огля¬ нуться назад. Правда, ему послышалось раз, что его оклик¬ нул но имени придушенный голос, но зов не остановил его. Дойдя до пригорка, где недавно говорил с Эстер, скват¬ тер оказался на границе кругозора, открывавшегося со скалы. Здесь он остановился и решился поглядеть на то место, которое оставил. Солнце уже почти закатилось, и его последние лучи освещали голые ветви ветлы. Он ви¬ дел ее ствол и разлапую вершину, вычерченную на огнен¬ ном небе, и даже разглядел еще стоявшую в рост фигуру человека, которого он оставил на гибель. Спустившись с пригорка, он пошел дальше с таким чувством, как будто его неожиданно и насильно разлучили навсегда с недав¬ ним сотоварищем. Пройдя еще с милю, скваттер нагнал свой караван. Его сыновья нашли место, подходящее для ночлега, и ждали только, когда отец подойдет и одобрит их выбор. В скупых словах он высказал свое согласие. Устраивались в молчании, более полном и значитель¬ ном, чем всегда. Эстер почти не бранила дочек, а когда бранила, то не с криком, как всегда, а помягче, скорее то¬ пом наставления. Между ним и женой не было никаких объяснений. Только когда Эстер уже собралась уйти на ночь к детям, 385

муж приметил, что она поглядела украдкой на полку его ружья. Ишмаэл велел сыновьям ложиться спать, объявив, что будет сам сторожить лагерь. Когда все затихло, он вы¬ шел в прерию – среди шатров ему точно нечем было ды¬ шать. Ночь была такая, что еще усилила чувство гнета, вызванное событиями дня. Вместе с месяцем поднялся ветер, и временами, когда он с воем мел по равнине, дозорному чудилось, будто в этот вой вплетаются какие-то странные, неземные звуки. Усту¬ пая непонятному желанию, Ишмаэл поглядел вокруг, на¬ шел, что лагерь может спать спокойно, и побрел все к тому же пригорку. Отсюда открывался широкий вид на восток и на запад. Кудрявые облака то и дело затягивали хо¬ лодный месяц, хотя бывали минуты, когда его мирные лучи лились с чистого синего поля, и тогда казалось, что он все вокруг смягчает своей покоряющей кротостью. Впервые в своей беспокойной жизни Ишмаэл остро по¬ чувствовал одиночество. Прерия представилась его глазам беспредельной и мрачной пустыней, а ропот ветра звучал, как перешептывание мертвецов. Вскоре ему послышалось, будто с налетевшим шквалом пронесся мимо него пронзи¬ тельный крик. Это прозвучало не как зов с земли – крик жутко прорезал воздух где-то в высоте и там смешался с хриплым подвыванием ветра. Скваттер стиснул зубы, а его большая рука так сжала ружье, точно хотела раздавить металл. Все затихло, потом снова шквал и возглас ужаса, простонавший как будто прямо ему в уши. Нечаянный от¬ клик сорвался с его собственных губ – так люди вскрики¬ вают иногда от непривычного возбуждения,– и, закинув ружье за плечо, скваттер шагами великана пошел к скале. Не часто у Ишмаэла кровь двигалась с той быстротой, с какой она бежит по жилам у большинства людей; но те¬ перь он ощущал, что она как будто рвется хлынуть наружу из каждой поры его тела. Как зверь от спячки, пробудилась вся его дремавшая энергия. Ишмаэл шел и все время слы¬ шал эти пронзительные крики, то будто звеневшие в обла¬ ках, то проносившиеся так близко, точно они стлались по земле. Но вот раздался возглас, который мог быть только явью и ужасней которого не могло бы измыслить никакое воображение. Он, казалось, заполнил собою весь воздух – как бывает молния охватывает ослепительным светом весь зримый горизонт. Было отчетливо названо имя божье в кощунственном соединении с самой дикой руганью. 386

Скваттер остановился и зажал уши. Потом, когда он отнял руки от ушей, тихий и хриплый, точно сдавленный голос рядом с ним спросил: – Ишмаэл, муж мой, ты ничего не слышишь? – Тише!..– остановил муж, положив руку на плечо Эстер и нисколько не удивившись, что жена стоит подло пего.– Тише, женщина! Если боишься бога, помолчи. Настало мертвое молчание. Ветер по-прежнему налетал порывами и стихал, но к его шуму уже пе примешивались жуткие крики. Шумел он властно и торжественно, но это были торжественность и величие природы. – Идем дальше! – сказала Эстер.– Все утихло. – Женщина, почему ты здесь? – спросил муж. Его кровь текла ровней, и смятение мыслей почти улеглось. – Ишмаэл, он убил нашего первенца, но не годится, чтобы сын моей матери валялся на земле, как собака. – Ступай за мной! – сказал скваттер, схватившись опять за ружье, и зашагал к скале. До нее было еще далеко; но чем ближе к месту казни, тем они медленней шли, уступая тайному страху. Много истекло минут, пока они приблизились настолько, что могли явственно различить очертания предметов. – Где ты оставил тело? – шепотом спросила Эстер.– Видишь, я прихватила кирку и заступ, чтобы мой брат мог спать в земле! Месяц выплыл из-за гряды облаков, и Эстер теперь могла проследить, куда указывает палец Ишмаэла. Он ука¬ зывал на тело человека, качавшееся на ветру под облуп¬ ленным белесым суком ветлы. Эстер опустила голову и на¬ тянула платок на глаза, чтоб не видеть. А Ишмаэл подо¬ шел поближе и смотрел на свою работу со страхом, но без угрызений совести. Листки библии рассыпались по земле, и даже кусок уступа отвалился, когда преступ¬ ник бился в агонии. Но на всем теперь лежала тишина смерти. Временами лицо жертвы, угрюмое, сведенное су¬ дорогой, поворачивалось прямо под лучи месяца; потом ветер опять затихал, и тогда роковая веревка черной чер¬ той пересекала яркий диск. Скваттер поднял ружье, долго целился и выстрелил. Пуля перерезала веревку, и тело грузным комом упало на землю. До сих пор Эстер не двигалась, не говорила. Но сейчас сразу принялась усердно помогать мужу. Могила была вы¬ рыта быстро. И тотчас же стали опускать в нее тело. Эстер, 387

поддерживая безжизненную голову, с отчаянием посмот¬ рела мужу в лицо и сказала: – Ишмаэл, мой муж, это ужасно: он дитя моего отца, а я не могу поцеловать его мертвого! Скваттер положил свою широкую руку на грудь мерт¬ веца и сказал: – Эбирам Уайт, мы все нуждаемся в милосердии; я от души прощаю тебя! И да будет милостив бог в небесах к твоим грехам! Женщина склонила лицо и припала губами к бледному лбу своего брата в горячем долгом поцелуе. Послышался стук падающих комьев, глухой шум утаптывания земли. Эстер еще стояла на коленях. Ишмаэл ждал с непокрытой головой, пока жена прочитала молитву. И все было кон¬ чено. На другое утро можно было видеть, как упряжки и стадо скваттера потянулись дальше, в сторону поселений. Когда они подошли ближе к обитаемым местам, их кара¬ ван затерялся среди тысячи других. Из многочисленных отпрысков этой своеобычной четы иные отступились от своей беззаконной, полуварварской жизни, но о главе семьи и его жене никто с той поры ничего не слышал. Глава XXXIII До своей деревни пауни добрался, никем не потрево* женный. На равнине, которую он неизбежно должен был пересечь, сиу не оставили даже одиночного разведчика, так что Мидлтон со своими друзьями совершил и этот пе¬ реход так мирно, как если бы они путешествовали где-ни¬ будь по центральным штатам. Ехали с частыми привалами, приноравливаясь к слабым силам спутниц. Казалось, побе¬ дители после своего торжества утратили все черты жесто¬ кости и были готовы предупредить любое желание людей из жадного племени, которое что день, то грубей попирало их права, низводя индейцев Запада, независимых и гор¬ дых, до положения беглецов и скитальцев. Мы не станем подробно расписывать триумфальное возвращение вождя. Все племя, недавно повергнутое в уныние, сейчас тем радостней ликовало. Матеррг похваля¬ лись доблестной смертью своих сыновей; жены славили 388

своих мужей, указывая на их раны; а девушки пели песи I об отваге молодых храбрецов. Скальпы, снятые с павших врагов, выставлялись напоказ, как в более цивилизованных странах – взятые в бою знамена. Старики рассказывали о свершениях предков и добавляли, что слава новой победы затмила все былое; а Твердое Сердце, с юных дней до этого часа неустанно отличавшегося своими подвигами, вновь и вновь единодушно провозглашали самым достойным вож¬ дем и самым могучим воином, какого когда-либо дарил Ваконда своим любимейшим детям, Волкам-науни. Мидлтои, хотя здесь его вновь обретенное сокровище было в сравнительной безопасности, все же обрадовался, когда, въезжая в деревню со свитой вождя, увидел в толпе своих верных молодцов-артиллеристов, встретивших его громогласным приветствием. Присутствие вооруженного отряда, даже такого маленького, позволяло ему отбросить последние опасения: командуя им, он ни от кого не зави¬ сел, обретал достоинство и вес в глазах своих новых друзей и мог спокойно думать о трудностях предстоявшего неблиз¬ кого перехода по пустынной стране от деревни Волков– иауни до ближайшего форта соотечественников. Инес и Эллен была предоставлена особая хижина, и даже Поль, когда увидел у ее входа шагавшего взад и вперед часового в американской форме, был рад, что может пошататься на досуге среди индейских хижин, куда он бесцеремонно заглядывал, рассматривая нехитрую утварь, отпуская о ней свои шуточки, а то и серьезные замечания и стараясь с помощью жестов втолковать изумленным хозяйкам, что то или это в домашнем укладе белых куда как лучше. Совсем по-иному вели себя пауни. Скромность и дели¬ катность Твердого Сердца передались и его народу. Чуже¬ земцам было оказано все внимание, какое могли подска¬ зать индейцу простота его обычая и ограниченность по¬ требностей, но затем никто не позволил себе даже близко подойти к хижинам, отведенным для гостей: им предоста¬ вили отдыхать сообразно их привычкам и наклонностям. Но племя предавалось ликованию до поздней ночи; до поздней ночи пелись песни и было слышно, как тот или другой из воинов с крыши хижины рассказывал о подви¬ гах своего народа и славе его побед. Несмотря на беспокойную ночь, с восходом солнца все жители высыпали из хижин. Восторг, так долго озарявший каждое лицо, теперь сменился выражением чувства, лучше 389

отвечавшего этой минуте. Всем было ясно, что бледноли¬ цые, вступившие в дружбу с вождем, готовятся окончат тельно распроститься с племенем. Солдаты Мидлтона в ожидании его прибытия сторговались с одним незадачли¬ вым купцом о найме его лодки, которая стояла у берега, готовая принять свой груз; все было налажено, можно было не мешкая пуститься в дальний путь. Мидлтон не без тревоги ждал этого часа. Восхищение, с каким Твердое Сердце глядел на Инес, так же не ускольз¬ нуло от ревнивых глаз мужа, как прежде жадные взгляды Магори. Он знал, с каким совершенством умеют индейцы скрывать свои замыслы, и полагал, что с его стороны было бы преступным небрежением не подготовиться к самому худшему. Поэтому он дал своим людям кое-какие тайные распоряжения, хотя, принимая свои меры, постарался при¬ дать им вид подготовки к военному параду, которым он якобы решил ознаменовать свой отъезд. Однако молодой капитан почувствовал укоры совести, когда увидел, что все племя вышло проводить его отряд до берега без оружия в руках и с печалью на лицах. Пауни обступили чужеземцев и вождя как мирные на¬ блюдатели, полные интереса к предстоящей церемонии. Когда стало ясно, что Твердое Сердце намерен говорить, псе замерли, приготовившись слушать, а траппер – ис¬ полнять обязанность толмача. Затем юный вождь обра¬ тился к своему народу на обычном образном языке ин¬ дейцев. Он начал с упоминания о древности и славе народа Волков-пауни. Он говорил об их успехах на охоте и на тропе войны; говорил о том, как они издавна славятся уме¬ нием отстоять свои права и покарать врагов. Сказав доста¬ точно, чтобы выразить свое почтение к величию Волков и польстить самолюбию слушателей, он вдруг перешел на другой предмет, заговорив о народе, к которому принадле¬ жали его чужеземные гости. Его несчетное множество он уподобил стаям перелетных птиц в пору цветов и в пору листопада. С деликатностью, отличающей воина-индейца, он не позволил себе прямых указаний на алчность, прояв¬ ляемую многими из бледнолицых в торговых сделках с Iфаснокожими. Но, сознавая, что его племенем все сильней овладевает недоверие к белым, он попробовал умерить справедливое их озлобление косвенными извинениями и оправданиями. Он напомнил, что ведь и сами Волки-пауни 390