355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джей Хейли » Время покинуть дом (ЛП) » Текст книги (страница 40)
Время покинуть дом (ЛП)
  • Текст добавлен: 24 марта 2017, 09:00

Текст книги "Время покинуть дом (ЛП)"


Автор книги: Джей Хейли



сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)


Какова бы ни была причина его апатии и депрессии, его необходимо выталкивать в сторону нормального поведения. Психотерапевт формулирует это так: «Самая главная задача для нас, чем бы он не болел, состоит в том, чтобы он как можно быстрее вернулся в общество и начал как можно активнее пытаться вести себя как нормальный человек».



Мать говорит, что пациент Б разговаривает сам с собой: « Он определённо постоянно разговаривает с чем-то в самом себе».



Барнетт: У него в последнее время это усилилось?



Мать: Да нет, это как-то менее выражено. То без конца было – то за ним ЦРУ следит, то ФБР, то на него лучами воздействуют. Это стало, как бы это сказать…



Барнетт: Он сейчас больше живёт в реальности.



Мать: Да, наверное, так.



Отец: Я думаю, что он осознанно так себя ведёт. Его брат тоже раньше так себя вел, всё кричал, что у него голоса, а теперь стал потише и держит рот на замке. Но, я думаю, голоса у него есть по-прежнему.



Барнетт: А как вы думаете, почему они решили вести себя потише?



Отец: Потому, что мы сказали им, что нам это не нравится, и они теперь знают, что так себя вести с нами не следует.



Мать: Да, мы говорим им: «Если вы хотите остаться в этой комнате у телевизора, сидите молча. Мы хотим спокойно посмотреть этот фильм или программу».



Барнетт: Насколько я вижу, чем более последовательно вы определяете правила поведения в вашем доме, тем более толково они себя ведут и, постепенно, начинают действовать всё более адекватно. И то, чего я хочу от вас на данном этапе работы – это всё более чётко определять, какого именно поведения вы от них хотите, постепенно достигая того, чтобы оно всё более соответствовало вашим ожиданиям.



Мать заявляет о том, что часто раздражается на сыновей, но потом расстраивается, потому что её ужасно злят хронически больные люди. Отец же говорит, что самое сложное для него – разобраться, в каком случае надо испытывать чувство вины и жалеть их, а в каком – дать хорошего пинка под задницу. Психотерапевт в ответ ещё раз подчёркивает, что поведение их детей во многом определяется чёткостью и твёрдостью предъявляемых родителями требований. Он говорит: « Я чётко понимаю, что их состояние лучше. Они сегодня определённо лучше, чем были неделю назад».



Мать сообщает, что пациент А не прошёл предписанную ему программу реабилитации – он отказался туда ходить, и всё же она хотела бы дать ему ещё один шанс. Она говорит, что и на сеанс семейной психотерапии он тоже не хотел идти, но она настояла на этом. Психотерапевт делает ей комплимент в связи с тем, что ей удается меняться, на что она говорит: «Я могу сделать это раз или два, а потом у меня уже не хватает сил. А если за дело берётся мой муж, то он тоже способен раз или два добиться своего, а потом он раздражается и становится несносным».



Когда дело дошло до обсуждения вопроса о возможности отправки детей в самостоятельную жизнь, мать заметила: «Да они и так весь прошлый год практически сами прожили, особенно летом». «Да, при этом один пьянствовал, а у другого был маниакально-депрессивный психоз», – с сомнением отнёсся к этой идее отец. Мать добавила к этому ещё и наклонность деток к курению марихуаны. Психотерапевт ответил, что на их детей можно вешать какие угодно ярлыки – шизофреников или больных маниакально-депрессивным психозом, алкоголиков или наркоманов. Истинный же вопрос – нельзя ли научить их при всём этом правильно себя вести? Мать на это заметила, что они и не ведут себя как сумасшедшие, алкоголики или наркоманы – они просто сидят дома как овощи.



В итоге дискуссии родился компромисс. Решено было начать принудительно выставлять детей из дома после того, как пациент А пройдёт обследование. Им предписывалось пребывать где угодно вне дома с 9 утра до 5 вечера в течение трёх дней, после чего вся семья должна была прийти на очередной сеанс. Вообще во многих ситуациях компромисс – отличное средство добиться хоть чего-нибудь при всеобщем желании не делать ничего. Психотерапевт предложил родителям разработать их собственные правила поведения для обоих сыновей перед тем, как детям будет предложено зайти в кабинет. При этом психотерапевт сказал, что попросит родителей изложить свои правила каким-нибудь необычным образом.



Барнетт: Я предлагаю вам сперва обдумать, сможете ли вы это сделать, я не уверен, что вам это удастся. Я попрошу вас, мама, когда будут излагаться правила, сыграть роль злого полицейского, а вас, папа – доброго полицейского, ОК? Итак, когда дети входят в кабинет, то мама у нас играет роль злой, а папа будет добрым.



Отец: Это, однако, будет чертовски трудно сделать!



Мать(смеясь): Хорошо!



Сыновья были приглашены в кабинет, и мать с поразительной твёрдостью, резко контрастировавшей с её неуверенностью и сомнениями в начале общения, изложила им установленные родителями правила поведения в семье. Были установлены дни, в которые близнецы были обязаны находиться вне дома – имелось в виду, что в это время они должны были направляться на поиски работы. Сыну, которому предстояло пройти обследование, можно было ходить по врачам, но это не освобождало его от поисков работы. Далее мать потребовала от сыновей повторить всё то, что им было только что сказано, и они повиновались. Отец же, несмотря на предписание психотерапевта, оказался неспособен быть мягким с детьми. Он разговаривал с ними не менее жёстко, чем, в итоге, было достигнуто объединение позиций обоих родителей.



 



Частота сеансов и общая длительность процесса семейной психотерапии



Работая с трудными семьями, психотерапевт должен вести себя достаточно просто, чтобы члены семьи могли понять его и последовать за ним к необходимым переменам. В то же время он не должен быть простаком, которого искушённые в психологических играх члены семьи легко и уверенно обдурят, сохранив тем самым существующее патологическое состояние. Психотерапевт должен действовать последовательно и предсказуемо в стратегических вопросах, но уметь быть гибким и непредсказуемым в вопросах тактических.



Когда-то считалось, что психотерапия должна проводиться обязательно регулярно, через равные промежутки времени. Однако этот подобный часам механизм нередко приводит к неудачам: члены патологических семей способны быстро научиться использовать эту регулярность для стабилизации существующего положения. Они учатся у психотерапевта вовремя говорить правильные слова в соответствии с его теоретическими воззрениями. Часто регулярные встречи в установленное время с дежурным началом: «Ну-с, как обстояли ваши дела на прошедшей неделе?» ведут не к изменениям, а к консервации сложившейся ситуации.



Первые встречи с семьёй я рекомендую проводить достаточно единообразно, однако по завершении первого сеанса тактика работы на каждом конкретном последующем сеансе может изрядно отличаться. Возможно, далее психотерапевт посчитает целесообразным продолжить работу со всей семьёй, а, может – встретиться только с родителями, или только с братьями и сестрами, или вообще в каком угодно сочетании. Эти неожиданные ходы способны разбалансировать патологическое семейное равновесие. Удивлённое состояние членов семьи позволяет лучше достучаться до их мозгов с новой информацией и создать в семье какие-то новые коалиции.



Работая с патологическими семьями, надо понимать, что ты сталкиваешься с высокоструктурированной организацией, задача которой – снова и снова повторять одни и те же действия. Для того, чтобы разорвать и изменить эту последовательность, полезно регулярно менять методы своей работы. Иногда поработать два дня подряд может быть полезнее, чем строго соблюдать режим встреч раз в неделю, а иногда стоит сменить устоявшиеся день или время встречи. Конечно, эти перемены могут вызывать затруднения, нарушая установившееся расписание работы психотерапевта, но ведь вылечить человека – вещь более важная, чем ваше удобство.



Психотерапевтируя семьи тяжёлых пациентов, надо всегда держать в голове дату их предстоящей выписки из стационара или освобождения из тюрьмы. Очень важно, чтобы очередной сеанс после этого происходил не позднее недели, максимум – двух. Здесь регулярность и предварительное планирование работы очень важно. Также необходимо, чтобы в случае возникновения острого кризиса, угрожающего очередным возвращением больного в стены стационара, для того, чтобы семья смогла успешно этим кризисом справиться и благодаря этому выйти на новый, более эффективный уровень функционирования, могла быть оперативно организована внеплановая встреча с психотерапевтом.



Общий принцип семейной психотерапии в тяжёлых случаях состоит в максимально активной работе в начале с эффективной трансформацией внутрисемейного взаимодействия, после чего от семьи стоит побыстрее отдалиться, перейдя на встречи с частотой 1-2 раза в месяц. При этом семья не должна чувствовать себя брошенной – просто необходимые изменения продолжаются в ней по-прежнему при меньшей частоте встреч. Вообще изменения в семье нередко протекают более эффективно, когда влияние психотерапевта оказывается незаметно. Когда семья знает, что при необходимости она всегда может обратиться за помощью, то более редкие встречи помогают ей обрести самостоятельность от психотерапевта и начать без внешней помощи действовать более эффективно.



Вместе с тем, если семья привыкает обращаться к психотерапевту за помощью только в кризисные моменты, то сам психотерапевт может стать частью патологической семейной цикличности. В семье создаётся миф о том, что семейные проблемы не могут решаться без помощи мудрого психотерапевта, и в трудные моменты членам семьи надо не общаться напрямую между собой, принимая в итоге на себя решение и ответственность за него, а бежать за помощью к специалисту. Эта проблема может решаться, например, тем, что встречи с семьёй назначаются не только в кризисные моменты, но и когда всё протекает гладко – эти встречи совершенно точно не являются частью патологической цикличности. Несколько рискованным, но порой эффективным является и внезапный отказ психотерапевта встречаться с семьёй в кризисной ситуации, сопровождаемый предложением решить всё самостоятельно, твёрдым выражением уверенности в том, что благодаря ранее полученным навыкам теперь членам семьи это по силам и просьбой сообщить ему, как именно им удалось справиться самостоятельно. Психотерапевт в этом случае из семейной подпорки превращается в заинтересованного наблюдателя. Это несёт в себе риск продолжения исходного цикла в виде очередной госпитализации в стационар, но в случае успеха может существенно продвинуть дело к победе.



Как указывалось выше, целями психотерапии в реабилитационном процессе являются помочь молодому человеку научиться жить нормальной жизнью, а его родителям – нормально функционировать после его ухода из семьи. Обычно в ходе психотерапевтического процесса внимание, вначале сфокусированное на проблемном молодом человеке, постепенно по мере продолжения работы переносится на сложности его родителей. Иногда это перемещение даётся легко, но во многих случаях это может сопровождаться значительными трудностями. Родители должны быть уверены, что психотерапевт сможет справиться и с их проблемами, иначе они по-прежнему будут зациклены на своём отпрыске.



Начинать переключать внимание на проблемы старшего поколения целесообразно, когда психическое состояние молодого человека стабилизируется. При этом, как правило, на первый план в семейной жизни начинают выходить родительские проблемы, и психотерапевт может заявить, что придётся в плановом порядке решать и эти темы – иначе, подобно гнойнику, накопившиеся сложности могут прорваться самопроизвольно в любой момент, отравляя всё вокруг, в том числе и психическое состояние их ребёнка, и тогда всё будет только сложнее.



В предлагаемом нами прямом подходе к решению сложных психиатрических проблем не рекомендуется в беседе с членами семьи увлекаться рассказом метафор и суждениями по аналогии. Однако на этапе переключения внимания с проблем молодого человека на сложности старшего поколения проведение аналогий может принести некоторую пользу. Например, если мать на сеансе рассказывает, что сын начал угрожать уйти из семьи, если родители будут претворять в жизнь установленные ими правила, то стоит задуматься: не являются ли на самом деле эти слова замаскированным рассказом о тревоге матери по поводу того, что её муж хочет уйти из семьи, не соглашаясь далее подчиняться её диктату? То есть слова «сын угрожает» могут на самом деле иметь значение «члены семьи угрожают». Точно так же, слова отца о том, что дочь не может ничего начатого довести до логического завершения на самом деле могут оказаться характеристикой соответствующего поведения матери. Если психотерапевт не станет заниматься осторожным исследованием истинного значения слов членов семьи, то они могут и дальше увязать в стереотипном повторении одних и тех же действий в общении друг с другом. Иногда психотерапевту полезно, не говоря это прямо, дать понять родителям, что он в курсе того, что слова о проблемном ребёнке характеризуют не только одного ребёнка. Например, если мать жалуется на то, что её сын стал упрямым и не слушается её, то психотерапевт иногда может ответить: «Так в этой жизни бывает, что мужчины не слушаются женщин и не делают того, чего женщины хотят». Таким образом психотерапевт с помощью расширения понятия – от сына к мужчинам вообще, даёт знать, что он понимает, что описанное касается не только взаимоотношений женщины с сыном, но и с мужем. Таким образом женщина сможет узнать, что её здесь хорошо понимают и, если психотерапевт далее будет относиться к ней уважительно и не будет при всех членах семьи выставлять напоказ заподозренную им проблему, ей будет намного проще позже более откровенно рассказать о тех проблемах с мужем, на которые она намекнула своими словами о сыне. А отец из вышеприведённого примера сможет сначала поговорить об отношении своей дочери к мужчинам, а потом перейти к описанию того, как жена, с его точки зрения, ведёт себя с ним. Декларируемой темой сообщения отца вроде бы является поведение дочери, но на самом деле всё это вполне может быть попыткой завуалировано описать отношение к нему его жены. Несмотря на то, что на ранних стадиях психотерапевтического процесса такой стиль взаимодействия с клиентами нецелесообразен, на более поздних этапах, по мере укрепления доверия между специалистом и членами семьи, это может эффективно способствовать перенесению фокуса внимания с проблем больного ребёнка на проблемы его микросоциального окружения.



Психотерапевт, занимающийся проблемами межличностных отношений родителей психически больного ребёнка, должен помнить, что в его задачи совершенно необязательно входит сделать их брак счастливым. Будет неплохо, если в результате проведённой психотерапии родители смогут договориться о новых, более счастливых отношениях, но, если проблемы молодого человека были лишь прикрытием явно неудачного брака, то вполне достаточным результатом может быть сепарация отпрыска и отправление его в самостоятельную жизнь на зарабатываемые им самим деньги. Иногда психотерапевт оказывается вовлечён в процесс супружеской терапии, которая может оказаться бесконечной, и в таких случаях он должен быть уверен, что приняты все меры для того, чтобы сепарировавшийся от родителей молодой человек при возникновении очередных сложностей между его родителями не вернулся к ним. Одним из способов решения данной проблемы для психотерапевта может быть стать самому вместо ребёнка тем передаточным звеном, с помощью которого в дисфункциональной семье общаются родители. Поэтому психотерапевт после завершения семейной психотерапии обязан в течение ряда месяцев поддерживать связь с семьёй, следя за тем, чтобы её члены не вернулись к прошлому и освободившийся молодой человек снова не стал подпоркой в патологических триангулярных отношениях его родителей.



Встречаются и ситуации, требующие специфического подхода. Например, клинически выздоровевший молодой человек, работающий и ведущий себя нормально, остаётся жить с родителями. Вроде бы цели психотерапии достигнуты – он социализирован, работает или учится, симптомов расстройства психики у него не отмечается. Однако стоит задуматься – а произошла ли тут на самом деле необходимая для его развития сепарация из семейных триангулярных отношений? И нет ли здесь угрозы развития семейного кризиса и очередной декомпенсации его состояния в случае, когда он всё же решится уйти жить самостоятельно?



Психотерапевт не должен выпускать такую семью из виду, пока не убедится, что молодой человек действительно сумел эмоционально сепарироваться и уйти в самостоятельную жизнь. Если этого наблюдения нет, через несколько месяцев пожар декомпенсации может вспыхнуть снова, угрожая очередной госпитализацией и продолжением путешествия молодого человека и членов его семьи по вышеописанным циклам. Если это всё же происходит, психотерапевтическую работу приходится начинать заново.



Другой вариант решения данной проблемы – всё же подтолкнуть молодого человека отправиться жить отдельно. Однако сделать это зачастую не так просто. Нередко решение съехать вроде бы принято, но вот назначенный день расставания настал, а молодой человек по-прежнему живёт со своими родителями, объясняя это, например, просто удобством решения бытовых вопросов. Это бывает особенно актуально, когда место работы или учёбы находится рядом с родительским домом, или когда низкие доходы делают аренду лишнего жилья затруднительной. Кроме того, во многих субкультурах и в традициях многих наций считается неправильным для молодого человека в юном возрасте отселяться от родителей, или для девушки – жить отдельно, пока она не вышла замуж. И в такой ситуации предложение психотерапевта съехать от родителей может быть отвергнуто как совершенно не соответствующее традициям рода.



Однозначного решения, как действовать в подобных ситуациях, нет. Каждый случай необходимо разбирать отдельно. И всё же, работая с мужчиной, которому скоро тридцать, или с девушкой, у которой за плечами множество госпитализаций и постоянные конфликты в семье, стоит настаивать на переезде в отдельное жильё. Часто очень сложно различить, является ли нежелание переезжать жить отдельно формой бессознательного сопротивления проводимой психотерапии, или это адекватное решение при существующих житейских трудностях. И всё же: если сомневаетесь, настаивайте на сепарации.



Другим сложным вопросом является частота индивидуальных психотерапевтических занятий с проблемным молодым человеком, которые тоже целесообразно проводить на фоне семейной психотерапии. В рамках предлагаемого нами подхода мы не рекомендуем встречаться индивидуально чаще, чем с семьёй, несмотря на то, что родители, как правило, настаивают на обратном. Однако, когда молодой человек сепарируется от семьи и семейная терапия завершается, ситуация становится иной. Родители уже не так погружены в его проблемы, а больше заняты друг другом, самостоятельно же живущему молодому человеку предстоит успешно адаптироваться в мире взрослых людей. Ему надо научиться работать и зарабатывать, строить дружеские и любовные отношения, соблюдать принятые в обществе правила. Нередко молодой человек отдаёт все свои силы борьбе с родителями, что так и не учится быть взрослым и вступает в самостоятельную жизнь совершенно неподготовленным. В этих случаях психотерапевту стоит предложить ему личную психотерапию для решения этих вопросов. Однако при этом психотерапевту следует иметь в виду несколько моментов.



Во-первых, эти молодые люди и девушки в условиях своей семье уже прошли отличный курс по обучению манипуляции окружающими, и то, что до сих пор они направляли своё мастерство на регулярную демонстрацию своей неадекватности и бессилия совершенно не означает, что они не смогут использовать его для завоевания окружающего мира. Я нередко поражался тому, как, казалось бы, совершенно неадекватные пациенты, получив свободу от своей семьи, начинали вести себя в обществе достаточно успешно. Вот перед тобой сидит тупой и апатичный пациент – а вот, начав жить самостоятельно, он в достаточно короткие сроки совершенно преобразился. И всё же, несмотря на все эти таланты, выпавшим на годы из социума молодым людям явно не хватает практического жизненного опыта, и они серьезно отстают от сверстников. Например, они только пытаются научиться строить личные отношения, в то время как их партнёры уже имеют в этом деле богатый опыт. Им труднее адаптироваться к требованиям трудового коллектива. И в личных, и в трудовых отношениях ни обычно растерянны и зажаты, так как их предшествовавший жизненный опыт содержит намного больше болезненных неудач, чем у других людей.



Современная психиатрия выработала ряд моделей проведения социально-трудовой реадаптации психиатрических пациентов, которые перешли от активной к поддерживающей психофармакотерапии. Это дневные стационары, коммуны, где совместно проживают и трудятся такие больные, программы профессионального переобучения и группы поддерживающей психотерапии. Пользуясь их возможностями, стоит заранее подумать о том, как при этом избежать вовлечения наших пациентов в нездоровую субкультуру инвалидов. Законы некоторых штатов открывают возможность пользоваться бесплатными государственными программами профессионального переобучения только для людей, официально признанных инвалидами. При этом происходит оформление экспертного заключения, с которым соглашается пациент, что он – неполноценный член общества. Мы считаем крайне недальновидным для специалиста делать вывод о неполноценности человека и необходимости оформления инвалидности при отсутствии какого-либо существенного органического дефекта. Это означает признание психотерапевтом своей профессиональной неудачи и подталкивает больного к госпитализму и иждивенчеству.



Психотерапевт, наоборот, должен приложить все возможные и невозможные усилия для того, чтобы подтолкнуть больного к трудоустройству и ведению нормальной жизни. С нашей точки зрения, программы профессионального переобучения – это лучшее, что в данный момент предлагается обществом для таких людей, так как они быстрее всего ведут их к выходу на работу и переходу на самообеспечение.



На этом этапе молодым людям особенно важна активная поддержка психотерапевта, помогающего им выйти на работу и вписаться в общество. Однако случается, что специалист уже изрядно истощен ведением данного случая, особенно, если речь идёт о хроническом пациенте, которого с огромным трудом пришлось отрывать от родительской семьи. Здесь часто полезно, чтобы заключительным этапом психореабилитационного процесса занялся другой психотерапевт, который может включиться в индивидуальную работу с пациентом с новым энтузиазмом и новыми силами. В обязанности же первого специалиста в таких случаях входит проведение сеансов семейной психотерапии и, при необходимости, кризисных интервенций. С решением же индивидуальных запросов пациента часто лучше справится второй, «свежий» психотерапевт.



Когда мы начинаем индивидуальную работу с проблемами молодого человека, касающимися его способности отщепиться от родительской семьи и успешно адаптироваться в обществе, мы должны думать, а способен ли новый психотерапевт в принципе работать с такими вопросами. Безусловно, вдохновлять и поддерживать пациента надо, но просто ставить вопрос о проведении психотерапии «личностного роста» в этой ситуации неразумно. Мало просто поддерживать разговор о том, с какими трудностями и сложными вопросами сталкивается наш пациент на новом этапе жизни, и говорить в ответ, что он хороший и обязательно найдёт свой путь. Ведь каждый наш индивидуальный психотерапевтический сеанс имеет один побочный эффект – косвенное внушение пациенту, что он по-прежнему неспособен найти самостоятельно решение своих проблем. Для преодоления этого на заключительном этапе психотерапии нередко безопаснее проводить индивидуальные кризисные интервенции только в тех случаях, когда проблемы стали по-настоящему жгучими и больной действительно уверен в том, что без помощи психотерапевта он не сможет в них разобраться. Это делается в первую очередь методами когнитивно-поведенческой психотерапии, конкретно разбирая, что именно следует сделать для решения сложных проблем на работе, в учёбе и в личной жизни. Когда молодой человек научился уверенно справляться с этими проблемами, психотерапию следует завершить.



 



Кто такой психотерапевт



В заключение этой работы нам стоит определить грань между психотерапевтами и другими специалистами, работающими в области психиатрии и психологии. Социальный работник, психиатр и психолог не обязательно являются психотерапевтами. У этих специалистов много других задач, которые не относятся к проведению психотерапии. Психотерапевт – это особая, отдельная профессия, и то, что их сближает, не зависит от того, чем ранее занимался этот человек. Различные школы психотерапии, сформировавшиеся ещё в достаточно давние времена, учили своих подопечных изменять людей – искусству, напрямую не связанному с какой-то клинической медицинской дисциплиной.



Психотерапевт должен уметь очень многое, что вряд ли удастся даже перечислить в этой небольшой главе, но нечто важное хотелось бы отметить. Он должен уметь работать и как психиатр, и как психотерапевт – и это при том, что психиатрический и психотерапевтический подход нередко противоречат друг другу. Столь же нелёгкой задачей оказывается быть хорошим профессионалом, и при этом оставаться человеком. Психотерапевт в своей работе сталкивается с самыми разными ситуациями, и, чтобы с ними справиться, он должен уметь играть самые разные роли. В одних случаях он должен уметь принимать на себя ответственность, а в других – надеть на себя маску беспомощности, чтобы ответственность на себя приняли другие. Он должен быть серьёзным, и при этом уметь к месту пошутить; должен уметь сближаться и даже флиртовать с клиентом – а в другой момент быть отстранённым. Иногда психотерапевт должен идти сражаться в самую гущу событий, – а в другой момент спокойно сидеть в стороне, давая ситуации развиваться самой. Иногда он должен быть настойчивым и требовательным, снова и снова требуя от своего подопечного вести себя определённым образом, – а в другой ситуации гибким, не повторяющимся в своих предписаниях.



Есть две вещи, которые особенно важны в обучении психотерапии. Одна из них – чётко отличать главное от второстепенного. Я уже описывал выше, как за последние двадцать пять лет со сменой парадигм в психотерапии менялись эти понятия. Сначала основное значение придавалось глубинному изучению подсознательных процессов пациента – считалось, что это может помочь разобраться с развитием психозов. Позже психотическое поведение стало расцениваться как следствие патологических взаимоотношений с родственниками, и главным стали считать не подсознательные проблемы, а характер взаимоотношений, который провоцирует отыгрывание вовне этих проблем в симптомах психических расстройств. Потребовалось сфокусировать внимание на взаимодействии пациента с членами семьи и обществом – и психотерапевтам пришлось отвлечься от увлекательного изучения волшебного мира шизофренических фантазий. Данная книга знаменует очередной разворот – теперь главным оказывается характер организации семейной системы, влекущий за собой патологическую коммуникацию между её членами, запускающую, в свою очередь, у последних различные психические расстройства. Таким образом, в работе с тяжёлыми психическими расстройствами, возникающими у живущих с родителями молодых людей, главным для психотерапевта оказывается понимание первичности расстройства семейной системы, ведущего к нарушению семейной иерархии, и знание способов восстановления этого – а всё остальное оказывается второстепенным.



И ещё – о главном и второстепенном в обучении психотерапии. Можно терпеливо перекладывать свои знания в головы добросовестных студентов. Но самое главное состоит в том, как научить своих подопечных постоянно стремиться к новизне, более того, как выдумывать и делать в той или иной ситуации то, что ранее было вовсе неизвестно. Как только ты оказываешься способен таким образом не путать главное со второстепенным – мир изменяется, и в него оказывается способным прийти нечто совершенно новое, позже становящееся самым важным. Обучение принятию нового и изобретению новых способов решения проблем – есть главное как в вопросе обучения психотерапевтов, так и, вообще, основная задача самой психотерапии.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю