Текст книги "Время покинуть дом (ЛП)"

Автор книги: Джей Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)

Кёршнер: А как вы сами думаете, какие чувства эта фраза вызывает у вашего сына?

Отец: Ну он же сам сказал об этом.

Кёршнер: Правильно ли я понял, что это вызывает у него самые неприятные чувства?

Отец: Ну да, он чувствует себя тупым ослов, таким же, как и я.

Кёршнер: Нет, ему плохо от того, что его отец думает о себе так. Он сейчас беспокоится не из-за себя, он беспокоится из-за вас.

Отец: Тебе же двадцать пять, а мне – пятьдесят, я на двадцать пять лет старше тебя.

Сын: Да, это так.

Отец: Я в жизни ни черта не добился, и ничего, хожу и улыбаюсь. А ты ещё молод, и у тебя вся жизнь впереди.

Сын: Ты научился в этой жизни не только улыбаться.

Кёршнер: Он говорит, что вы научились в жизни не только улыбаться.

Отец: Дерьмо.

Психотерапевт умело меняет трагическую атмосферу общения на сеансе.

Кёршнер: Ну, хватит прибедняться. Вы умеете классно играть в гольф.

Отец: Да, я неплохо играю в гольф.

Кёршнер: Вам хорошо удаётся попадать, когда вы играете в гольф?

Отец: Да я в это воскресенье женщине проиграл. 21-18, положила меня на лопатки.

Кёршнер: Вы в этот день были не в форме. Но вообще, я хочу вам сказать, что вы абсолютно правы в том, что никому не будет лучше от того, что он и дальше продолжить жить с вами. Я с этим согласен, так что я думаю, что вы делаете всё правильно. Но мы же сейчас начинаем реализовывать наш план, и наша первая задача – чтобы он научился успешно себя обеспечивать.

Сын: Да я хоть завтра готов съехать.

Кёршнер: Постой, мы не этого от тебя сейчас хотим. Если ты идёшь этим путём, то…

Сын: Если уж ты собрался уходить, то уходить надо побыстрее, чтобы меньше было проблем.

Кёршнер: Нет, если ты спокойно всё это недели за две к этому подготовишься, то проблем, наоборот, будет меньше.

Сын: Да не уйду я через две недели. Он будет просить меня ещё пару недель подождать, потом – ещё, будто там, во взрослой жизни, чума какая-то.

Кёршнер (обращаясь к отцу): Джордж, как вы думаете, зачем потребуются лишние две недели? Если мы будем знать, что он уходит в нормальную взрослую жизнь, и у него есть жильё, и он зарабатывает достаточно? Будет ли тогда смысл удерживать его дома лишние пару недель?

Отец: Ну, если так – я согласен с вами.

Несмотря на то, что ещё было проведено один или два сеанса, семейная психотерапия на этом была, в сущности, завершена. В общей сложности она заняла несколько месяцев, сеансы проводились еженедельно. К концу психотерапии сын переехал жить самостоятельно. Через некоторое время отец и мать расстались. Тогда сын вернулся домой, и родители снова стали жить вместе.

Через два года после окончания терапии родители жили вместе. Их сын жил вместе с ними, работал менеджером на ответственном посту и успешно справлялся со своими обязанностями. Он не употреблял героин.

Через четыре года сын по-прежнему не употреблял героин. После некоторого периода самостоятельной жизни в том же городе он переехал в другой штат. Его родители по-прежнему жили совместно

 

 

Глава 10. Работа с больным, считающимся безнадёжным

Случаи, когда молодой человек не может своевременно покинуть лоно родительской семьи, способны приводить семейные отношения к затяжному кризису на многие годы. Пациент помещается в стационар, оттуда возвращается в семью, потом снова стационирование, и так длится много лет. Как у членов семьи, так и у помогающих им врачей и сотрудников правоохранительных органов вся эта кажущаяся бесконечной проблема начитает вызывать только усталость и раздражение. Если пациент склонен к агрессии, то уже не всякая клиника соглашается его принять на лечение, что приносит семье дополнительные трудности, связанные с бесконечной необходимостью поиска тех, кто мог бы помочь. Накладываются и материальные трудности: даже финансово благополучные семьи постепенно переходят от помещения своего отпрыска в наиболее дорогие и крутые лечебные заведения к тем, где подешевле, а затем – к бесплатным государственным стационарам, в которых врачи ограничиваются чисто медикаментозным лечением. Не потому, что эти врачи верят в то, что лекарства смогут вылечить больного – они просто не знают, что ещё может помочь.

Когда в такой стационар приходит психотерапевт, который желает работать по-новому, да ещё подталкивает действовать по-другому всех других, то не факт, что его поддержат. И у членов семьи, и у специалистов, которые много раз с энтузиазмом пытались сделать что-то для выздоровления этого пациента, а потом всё это заканчивалось ничем, обычно формируется психотерапевтическое выгорание, и они ничего более не хотят делать. Они просто отказываются от сотрудничества, считая всё это безнадёжным делом.

Психотерапевту важно понимать, что он пришёл сражаться не только с хронической болезнью пациента, но хронически проблемной ситуацией, в которую включены как специалисты, оказывающие помощь, так и родственники. Следует остерегаться быть пойманным в ловушку этих патологических взаимодействий и тем самым способствовать их стабилизации. Мне в связи с этим вспоминается одна семья из Нью-Йорка, в которой две дочери регулярно попадали в психиатрический стационар. Очередная команда психотерапевтов уже намеревалась вновь пойти тем путём в работе, который уже неоднократно приводил к поражениям, но тут послышался жалобный голос отца, который сказал: « Я проходил психотерапию в связи со всем этим уже двадцать четыре года. Мне уже шестьдесят пять лет, и я боюсь не успеть закончить эту психотерапию!»

В таких затяжных случаях семьи часто начинают ходить на терапию, но не делают ничего из обещанного. Предписания психотерапевта не выполняются. Члены семьи вроде договариваются о том, что они сами должны научиться справляться с проблемами больного, но как только у пациента возникает обострение, его немедленно снова отправляют в психиатрический стационар, не пытаясь ничего сделать самостоятельно, и тогда всё приходится начинать сначала. Иногда начинает казаться, что мы чего-то достигли, но сказывается разобщение членов семьи, и всё катится назад. Нередко вообще трудно понять, есть ли какое-нибудь продвижение вперёд, так как в семье кризис идёт за кризисом, пациент снова и снова декомпенсируется и уж и речи никакой нет о выходе на работу, переходе к самообеспечению или построении эмоционально значимых отношений за пределами семьи.

Одной из задач в работе с такими ситуациями является подталкивание всех вовлечённых в неё лиц к изменению обычного для них поведения. Не только один больной, называемый хроническим, а все действующие лица погрязли в хронической рутине. Поэтому очень важно найти способ так изменить ситуацию, чтобы эта рутина не смогла более воспроизводить сама себя. Так, я вспоминаю одну молодую женщину, которую её родители раз за разом отправляли в психиатрический стационар, когда она погружалась в депрессию и начинала неадекватно себя вести. Оказавшись в стационаре, она вскоре начинала жаловаться на то, что персонал плохо к ней относится. Тогда родители забирали её из стационара и сами начинали страдать чувством вины за то, что поместили её туда. Снова и снова они пытались утешить её, пока сами не приходили в изнеможение и возвращали дочь в стационар. Ситуация изменилась, когда я предложил родителям прекратить самостоятельно предпринимать усилия по её госпитализации при декомпенсации её психического состояния. На сеансе семейной терапии ей было сказано, что, если её что-то не устраивает в её психическом состоянии, ей следует сесть на автобус и самостоятельно отправиться на лечение – всегда полезно перекладывать на самих психически больных ответственность за последствия их действий. Дочь на сеансе дала гневливую реакцию и переселилась от родителей к бабушке, что изменило обычную семейную рутину и дало первый импульс к изменениям.

Вне зависимости от того, живет ли молодой человек, страдающий психическим заболеванием, с родителями постоянно или периодически, очень важно, чтобы между ними была достигнута договорённость относительно того, как они будут поступать в тех или иных обстоятельствах. Если их отпрыск найдет работу, а потом потеряете, будут ли они финансово поддерживать его до тех пор, пока он вновь не трудоустроится? А если он в принципе не захочет искать работу, то станут ли они его содержать далее до бесконечности или установят твёрдую дату окончания их поддержки? Им надо договориться и относительно ситуации, если он начнёт угрожать отправиться в психиатрический стационар вместо дальнейшего прохождения курса психосоциальной и трудовой реабилитации. Станут ли они посещать его там, и можно ли ему будет после выписки снова вернуться жить с ними? Что бы они не решили, они должны чётко объяснить молодому человеку, каковы будут неизбежные последствия тех или иных его действий. Что именно они решат делать – не столь существенно по сравнению с тем, чтобы они чётко исполняли задуманное, вне зависимости от того, насколько провокативно или жалобно будет вести себя молодой человек, чтобы вбить между ними клин или заставить их изменить их решение.

Один из способов работы с хронической проблемой – это установить чёткий критерий и дату его достижения, который будет подтверждать, что психотерапевтическая работа идёт в нужном направлении. Если к этой дате члены семьи, формально считающиеся здоровыми, по-прежнему выражают неготовность выполнять все взятые на себя обязательства, то психотерапевтическую работу лучше приостановить, нежели продолжать в тщетной надежде, что всё как-нибудь само собой образуется. Если проблемой является апатия пациента, необходимо, чтобы родители составили четкий план преодоления проблем с определением конкретной даты, когда больной под их давлением будет обязан начать какие-то конкретные действия. Весь психотерапевтический процесс должен быть сфокусирован на этой дате. Если решено, что пациент должен съехать из родительского дома, то важно точно определить крайний срок этого, и к этому времени должны быть произведены все необходимые приготовления. По сути, фокусирование на этом самом важном пункте опять же способствует самому важному – сплочению членов семьи.

Случай, описанный ниже, демонстрирует использование данного подхода в довольно непростой ситуации. Главной поведенческой проблемой больного была склонность к насилию, и терапевтический процесс соответственно был сфокусирован на этом. Семья достаточно долго находилась в поле зрения психиатров и правоохранительных органов, чтобы иметь все основания считать этот случай хроническим. Они стали рекордсменами по времени, в течение которого им отказывали в проведении семейной терапии, так как пациент оценивался как слишком примитивный для психотерапии, а вся семья – неготовой к ней. Отец пациента был рабочим, ему и матери было около пятидесяти лет. У больного было два старших брата, которые жили отдельно, и девятнадцатилетняя сестра, проживавшая с родителями и работавшая. Девятилетний брат пациента приходил на все сеансы психотерапии просто потому, что он ходил везде, куда ходили родители.

Сам пациент был 26-летним парнем приятной наружности, с закрученными вверх усами. Он был болен с 18 лет, когда он впервые попал в стационар. Множество раз он попадал в разные психиатрические стационары, ему ставились диагнозы шизофрении с параноидным синдромом и параноидной непрерывнотекущей шизофрении – таких больных не очень любят в порядочных психиатрических клиниках. Кроме того, сопутствующими диагнозами были пассивно-агрессивное личностное расстройство и умственная отсталость лёгкой степени. С рождения отмечалась полная глухота, соответственно, не была сформирована и речь. Глухонемота лишала его возможности полноценно функционировать в мире, где речь играет огромную роль, а слабое владение жестовым языком глухонемых не позволяло ему вписаться в их социум. Кроме того, у него отмечались эпилептические припадки. Его выгнали сначала из школы, а затем из профессионально-технического училища за плохое поведение. В последние годы он не работал и жил на пособие по инвалидности. Он часто употреблял запрещённые психоактивные вещества, из-за чего регулярно имел дело с полицией.

Психотерапевтом в данном случае был Сэм Скотт, знакомый с жестовым языком глухонемых. Во время сеансов психотерапии ему приходилось общаться данным образом с пациентом, а потом переводить его ответы для других членов семьи. Родители больного не знали языка глухонемых, а сам пациент слишком плохо умел понимать речь по губам. Поэтому семейное общение с больным было крайне ограниченным и сводилось к указаниям жестами с возможностью передачи только предельно простых сообщений. Данная психотерапия проводилась в процессе обучения семейной терапии, с постоянным присутствием супервизора за односторонним зеркалом.

На первый сеанс семья была направлена в кризисном состоянии, так как сын сбежал из психиатрического стационара. После побега он спокойно сел на автобус и приехал домой, а потом, со слов матери, которой позвонил психотерапевт с целью собрать на первую сессию максимальное количество членов семьи, переоделся и ушёл куда-то гулять. Несмотря на все усилия, добиться присутствия на первом сеансе живших отдельно старших братьев и 19-летней сестры оказалось невозможно. На первом сеансе были родители с больным сыном и его 9-летним братом.

В первую очередь психотерапевт постарался разобраться, как пациент и другие члены семьи общаются друг с другом.

Скотт(обращаясь к отцу): Он понимает вашу речь?

Отец: Я не знаю.

Скотт: Так, понятно.

Отец: Разве что он по губам может что-то понять.

Скотт (обращаясь к Стиву, пациенту): Ты можешь понять, что он говорит? Ты понимаешь его? (Стив знаками поясняет, что он может понимать речь по губам) Хорошо, посмотрим (Психотерапевт сомневается в том, что Стив может достаточно хорошо понимать речь по губам)

Психотерапевт обращается к теме пребывания Стива в стационаре

Скотт: Я знаю, что задачей любой больницы является пролечить пациента так, чтобы он в итоге смог выйти оттуда в лучшем состоянии.

Отец: Но почему они позволили ему уйти оттуда преждевременно?

Скотт: Поясните, что именно для вас означает «преждевременно»?

Отец: Ну, на прошлой неделе он же был там и никто не собирался его выписывать.

Скотт(громко говоря и одновременно переводя для сына свои слова на язык жестов): На прошлой неделе он был в стационаре.

Отец: А тут он вдруг решил, что он больше не хочет соблюдать режим и правила нахождения в больнице…

Скотт(переводит): Не слушался.

Отец: Он решал уйти домой и ушёл. Ну как можно позволять человеку покидать стационар в таком состоянии? Он же не соображает что делает.

(Позже в этом сеансе)

Отец: Понятно, что в больнице у него не было той свободы как дома.

Скотт(переводит): Не имел в больнице свободы как дома. (Обращаясь к матери): А что вы чувствуете по поводу этого?24

Мать: По поводу того, что Стив сбежал домой?

Скотт: По поводу того, что Стив сбежал домой.

Мать: Я не против того, чтобы он был дома, если только он…

Скотт (переводит): Она не против того, чтобы ты был дома.

Мать: Если он сможет нормально себя вести.

Скотт (переводит): Если ты будешь нормально себя вести. (переводит речь Стива на языке жестов): Через некоторое время я бы хотел жить отдельно. (обращаясь к матери) Что ещё вы в этой ситуации чувствуете?

Мать: Если он сможет нормально себя вести – я не против, но он не должен забывать, что он – часть нашей семьи.

Скотт (обращаясь к Стиву): Она сказала, что ты – часть их семьи, и, если ты будешь слушаться, то это возможно. (переводит речь Стива): Нет, говорит он, проблем не будет.

Мать: Я это уже слышала.

Скотт (обращаясь к Стиву): Она сказала, что раньше слышала это уже много раз. (переводит речь Стива): Не сразу, сперва надо проверить.

Мать: Да, надо сперва проверить и убедиться, что всё будет нормально.

Скотт: Как именно вы хотите убедиться?

Мать: А знаете, зачем Стив ушёл домой? Не ради меня, и не ради него (указывает на отца).

Скотт: Она спрашивает, знаем ли мы, зачем Стив ушёл домой? (Стив отвечает на языке жестов и психотерапевт переводит) Ему не нравилось в стационаре.

Мать: Так вот надо проверить, не будет ли повторяться прежнее поведение.

Скотт (обращаясь к Стиву): Вести себя как раньше – нельзя. Совсем нельзя. (обращаясь к матери): Так вы считаете, что если он будет соблюдать правила поведения в вашей семье и работать, то он сможет пожить в вашей семье, пока он не подыскал себе жильё.

Мать: Конечно.

Скотт(обращаясь к отцу): А как это вам?

Мать: А, у него всё равно не получится.

Скотт (обращаясь к Стиву): Она считает, что у тебя всё равно не получится. Она тебе не верит. Она тебе не верит.

Отец: Пока он лежал в больнице, мы впервые за эти семь лет пожили спокойно.

Скотт (обращаясь к Стиву): Она говорит, что впервые за семь лет они жили без того, чтобы ты хулиганил в семье. Впервые за эти годы.

Отец: Мы можем жить спокойно только когда его нет дома. Это как семь лет без отпуска.

Скотт (обращаясь жестами к Стиву): Семь лет, без отдыха.

Отец: Его обещаниям нормально вести себя дома верить нельзя.

Скотт (обращаясь жестами к Стиву): Тебе дома верить нельзя.

Отец: Он возбуждается – и всё в доме сразу вверх дном.

Скотт (обращаясь жестами к Стиву): Таблетки. (Стив жестами показывает на голову, и Скотт переводит): У него от таблеток голова болит.

Отец (выражая злость и недоверие): Ага, конечно.

На следующую встречу психотерапевт пригласил одних родителей для того, чтобы обсудить их сложности во взаимоотношениях с сыном

Скотт: В вашей жизни было так много сложностей из-за Стива. Всё как будто идёт по кругу. Вот всё становится плохо, и его отправляют в больницу. После больницы он находится в хорошем состоянии, вы его принимаете в семью, выделяете ему комнату в доме, и всё как будто ничего. Но затем снова его состояние ухудшается, и его снова приходится отправлять в больницу. Сколько раз он уже там был?

Мать: В нашем городском психстационаре? Шесть раз.

Скотт: Шесть раз.

Мать: И ещё раз два раза мы его отправляли в центральный госпиталь штата.

Скотт: Два раза он оказывался там. Один раз он был госпитализирован в связи с припадком, вы мне об этом говорили?

Мать: М-м-м..

Скотт: А что было во второй раз?

Отец: Он был под наркотиками.

Скотт: И после этого где он оказался?

Мать: Пришёл домой.

Скотт: Он пришёл домой и вы отправили его в стационар?

Мать: Да.

Отец: Его в тот раз в стационар не отправили, полиция сначала забрала.

Скотт: Ага.

Отец: Его повезли на Третью улицу, там, где у него второй раз в этот день были приключения.

Мать: Да.

Скотт: Так у него в этот день в скольких местах проблемы были – в двух или трёх?

Мать: В двух.