Текст книги "Сокровище тамплиеров"
Автор книги: Джек Уайт
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)
Хотя Анри Сен-Клер знал, что между отцом и сыном нет особой любви, хотя до него доходили слухи, что старый король дряхлеет буквально на глазах, ему неприятно было слышать, как бессердечно сын говорит о грядущей смерти родного отца. Сен-Клер замешкался, не зная, что ответить, но Ричард продолжал, не дожидаясь его слов:
– Однако надо отдать ему должное – старый кабан многого добился на своём веку. Само собой, он старался для себя, но если подумать, то и для меня тоже. Он ведь создал для меня империю. Честно говоря, я всю жизнь его на дух не переносил, порой ненавидел, но всё равно над его гробом могу и всплакнуть. Может, он и подлый тиран, но, бог свидетель, настоящий мужчина и настоящий король. Клянусь, ума не приложу, как он и моя матушка ухитрились прожить вместе так долго, не поубивав друг друга.
– Может, потому, что последние шестнадцать лет он продержал её в заточении?
Ричард вздрогнул, дёрнув головой, и удивлённо воззрился на своего бывшего наставника, но потом расплылся в улыбке и наконец разразился грубым хохотом.
– Видит бог, вы попали в самую точку! Скорее всего, это имеет прямое отношение к тому, что оба они ещё живы.
– А как поживает сейчас ваша матушка?
– На удивление хорошо, судя по тому, что сообщают мне из Англии. Но в один из ближайших дней она вернёт себе свободу и тогда станет ещё более непредсказуемой и опасной, чем прежде! Элеонора никогда не перестанет строить собственные планы.
Сен-Клер кивнул.
– Мне трудно судить об этом, мой сеньор. Мы здесь живём тихо, почти не ведая о том, что происходит за воротами. К нам редко заглядывают гости, да и сам я, с тех пор как год назад умерла моя жена Аманда, не стремлюсь к общению с миром, лежащим за стенами моего замка.
Ричард отозвался на это мгновенно, энергично и совсем не так, как надеялся Сен-Клер:
– А я уверен – вам нечего здесь киснуть! Ничто не держит вас в этой норе, так почему бы не выбраться из неё, не вернуться снова в большой мир? По правде сказать, ради этого я и нагрянул сюда нынче ночью.
Произнеся эти зловещие слова, герцог умолк, катая хлебный шарик между большим и указательным пальцами и задумчиво глядя в ревущий в огромном очаге огонь. Когда он заговорил снова, его слова удивили старшего собеседника:
– Я не слышал о смерти вашей жены. Я знаю, как много она для вас значила, и, должно быть, её кончина была для вас сильным ударом. Это вполне объясняет отсутствие интереса к миру, лежащему, как вы сказали, за стенами вашего замка. Что ж, может, не стоит больше об этом говорить.
Ричард встал, снял кожаную безрукавку и кинул на кресло, где уже лежали заляпанные грязью дорожные плащи.
Поманив пальцем Эктора, хозяин дома указал ему на одежду, и управитель мигом её забрал.
– Мой сеньор, скоро будут готовы ваши покои, где вы сможете отдохнуть в уюте и тепле. А тем временем слуги вычистят и высушат ваши плащи.
Ричард хмыкнул и лениво проводил взглядом Эктора, который вышел из холла, держа в охапке безрукавку и два тяжёлых плаща.
Когда за управителем закрылась дверь, Ричард подтащил своё кресло поближе к ревущему огню и уселся снова, вытянув ноги к пламени. Его золотистая борода покоилась на груди, нижняя губа задумчиво выпятилась, пальцы рассеянно поглаживали вышитый золотом на левой стороне рубахи личный герб – золотого льва, стоящего на задних лапах на фоне кроваво-красного гербового щита. Молчание затянулось, и, когда стало ясно, что герцог не собирается его нарушать, Сен-Клер деликатно кашлянул. Мысленно отогнав возникшие у него недобрые предчувствия, старый рыцарь заговорил сам – негромко, едва заглушая потрескивание огня:
– Мой сеньор, вы, кажется, начали говорить о том, что приехали сюда, чтобы побудить меня нарушить уединение. Позвольте поинтересоваться, что именно вы имели в виду?
Ричард поднял глаза, и стало ясно, что он с трудом борется со сном. Однако вопрос заставил герцога выпрямиться и откашляться.
– Я имел в виду то, что вы, старина, мне нужны, – промолвил он, глядя на Сен-Клера, сидевшего напротив Сабле. – Я хочу, чтобы вы сопровождали меня.
Услышав эти слова, Анри с трудом подавил смятение. Сделав вид, что не понял, он переспросил:
– Сеньор хочет, чтобы я сопровождал его в поездке по Анжу?
– Нет, чёрт возьми! В походе в Святую землю.
Ричард бросил на Сен-Клера раздражённый взгляд, но, вспомнив, что старый рыцарь отрешился от мирских дел, смягчился и пояснил:
– Последние несколько месяцев я поддерживаю связь с новым Папой, Климентом. Похоже, за последнее время у нас сменилась уйма пап. Урбан Третий умер в декабре позапрошлого года, Григорий Восьмой правил всего каких-то два месяца, до марта прошлого года... А нынешнему, Клименту, даром что он и года не пробыл на своём посту, не терпится продолжить войну... Вы, наверное, слышали, что в январе прошлого года мой отец дал обязательство Григорию вернуть Иерусалимское королевство и Истинный Крест?
Сен-Клер, удивлённо распахнув глаза, покачал головой.
– Нет, мой господин, боюсь, я об этом не слышал. А если бы и слышал, новость едва ли запомнилась бы мне в дни скорби. Моя жена умерла спустя несколько недель после кончины Папы Урбана.
Ричард пристально посмотрел на собеседника и быстро кивнул.
– Так вот, Генрих дал обет Папе Григорию примерно за месяц до того, как мы узнали о смерти этого Папы. По правде говоря, отец принёс обет не лично Григорию, так как тот отсутствовал, а архиепископу Иосии Тирскому. Дело было в Тире, единственном оплоте, оставшемся у христиан в Святой земле. В общем, мой старик обязал всех нас вести эту войну: и Филиппа, и меня, хотя меня там даже не было. Но вас это не должно удивлять, поскольку вы знаете отца и знаете меня. Старому льву моё отсутствие ничуть не помешало осуществить своё отцовское право распорядиться моей жизнью во имя папского дела.
Сен-Клер делал вид, что всё это его интересует, поскольку чувствовал: его неведение раздражает Ричарда, вынужденного пересказывать общеизвестные, как казалось герцогу, вещи. Плантагенет снова шумно откашлялся и продолжил:
– Так вот, похоже, всё уже оговорено. Французские новобранцы будут носить красные кресты на белых плащах, англичане – белые на красных, а фламандцы – зелёные... вроде бы на белом. Полагаю, весьма живописно и внушительно. Мы все согласились выступить в следующем году, но мой отец, конечно, не собирается никуда отправляться. Это просто уловка, чтобы спровадить меня за море и тем временем подготовить все для передачи английского трона моему никчёмному братцу Иоанну. Вот увидите, когда наступит время собираться под знамёна, Генрих сошлётся на слабость, недуги и старость. Зато нынешний Папа Климент – человек далеко не глупый, это ясно. Епископы держат его в курсе всего происходящего здесь и в Англии, и Папа прекрасно знает, что я ни за что не уступлю корону своему брату-недоумку. Папа готов поддержать мои притязания по той простой причине, что я ему нужен. Климент желает, чтобы я, от имени матери-церкви в Иерусалиме, возглавил новое объединённое христианское ополчение, которое отвоюет у неверных Иерусалимское королевство. Если бы Папа желал только этого, я не был бы впечатлён, потому что в любом случае намеревался стать во главе войска, с тех пор как прослышал о продолжении войны. Но ещё до кончины Григория в планы вмешался германский император Барбаросса. Барбаросса поклялся собрать армию тевтонов численностью более двухсот тысяч человек, что, конечно, чертовски переполошило весь Рим. Ни Климент, ни его кардиналы совершенно не желают, чтобы Святая Римская церковь была чем-то обязана кайзеру Барбароссе и его Священной Римской империи, а тем более нечестивым немецким армиям. Святые отцы в Риме понимают, что могут запросто лишиться папского престола и всего мира; их просто вынудят отойти на задний план и ничего не делать. Вот почему им понадобился я. Именно я теперь – воплощение всех надежд на спасение Империи Человеческих Душ.
Герцог пощипал нижнюю губу, рассеянно прищурился на собеседника и продолжил:
– Климент обхаживает меня, уговаривая встать во главе франкского воинства, которое станет противовесом присутствию Барбароссы в Святой земле и склонит чашу весов в пользу папства. Конечно, войско у Барбароссы огромное, нам едва ли удастся собрать половину таких сил, зато Барбаросса почти так же стар, как и мой отец, и я собираюсь воспользоваться этой разницей в возрасте. Спору нет, его тевтонцы и готы – народ стойкий и мужественный, но наши франки их превзойдут. А в благодарность за помощь Папа предложил мне гарантию (правда, пока не письменную) того, что после смерти отца я взойду на английский трон.
Сен-Клер сморщил нос.
– Понятно. Вы доверяете Папе, мой господин?
– Доверяю ли ему? Доверяю ли Папе? Вы считаете меня безумцем, Анри?
Ричард ухмылялся.
– Чему я доверяю, мой друг, так это собственным суждениям о том, что лучше для меня и для моего народа. Поэтому я согласился на просьбу Папы. Я приму командование армией, если он поможет мне её собрать. Филипп, конечно, тоже будет участвовать в походе – это было оговорено ещё в первоначальном соглашении, заключённом в Жизоре. Кстати, с тех пор Филипп окончательно рассорился с моим отцом: взял да срубил любимое дерево старика, так называемый Жизорский вяз, – под этим вязом старый король подписал великое множество договоров и соглашений, включая то, о котором идёт речь. Из-за такого поступка Филиппа чуть не началась война, и мне пришлось снова улаживать с ним дела, чтобы защитить свои владения во Франции, особенно те, что являются вассальными по отношению к французской короне. Представьте, какой это вызвало переполох – угроза новой войны между христианскими державами, в то время как главной угрозой папству является Святая земля! В Ватикане поднялась паника, стаи папских послов полетели к каждому из нас. Филипп снова поддался на уговоры и подтвердил свою верность священной войне. Более того, во исполнение обета и, следовательно, нам во благо он приведёт с собой самых могущественных вассалов своего королевства: Филиппа, графа Фландрии, и Анри Шампанского. Вы знаете, что бедняга Анри доводится племянником и Филиппу и мне? Моя матушка приходится ему бабушкой благодаря своему первому, французскому, браку. И само собой, граф Стефан де Сансерр тоже там будет. Но объединённое войско возглавлю я. Новый Папа, Климент, клятвенно пообещал это, хотя я ещё не король, а Филипп носит корону уже десять лет. Спору нет, наш Филипп – толковый правитель и умеет организовать всё как надо, зато я – истинный воин. Если мой отец проживёт достаточно долго и успеет увидеть собранное войско, он наверняка пожелает возглавить его лично. Но, как я уже говорил, то будут лишь пустые слова. В общем, как только всё будет готово, мы немедленно отплывём в Палестину, а ко времени нашего победного возвращения Англия, с благословения Святого престола, наверняка будет моей.
Ричард встал и скрестил на груди руки, уставившись на угли очага.
Сен-Клер остался сидеть, погрузившись в раздумья. Он проследил взглядом за Ричардом, потом посмотрел на де Сабле – тот молчал с непроницаемым, как маска, лицом. Наконец Сен-Клер кашлянул и заговорил:
– Мой сеньор, кажется, вы говорили о ста тысячах воинов? Простите, что спрашиваю, но... Кто за всё это заплатит?
Не успел Ричард ответить, как старый рыцарь торопливо продолжил:
– Я вот о чём: да, ваш отец в Жизоре дал клятву собрать войско для этого похода. Но захочет ли он исполнить свой обет теперь, после событий августа, зная, что поход, вопреки его воле, сыграет вам на руку?
– Он выполнит обет.
Ничуть не обескураженный вопросом, Ричард бросил это через плечо, не глядя на Сен-Клера, хотя и обращался к нему.
– Выполнит, потому что о моей договорённости с Климентом он не знает и никогда не узнает. И чтобы вы не спрашивали, откуда у меня такая уверенность, скажу сразу – сейчас Климент нуждается в моём расположении больше, чем когда-либо будет нуждаться в расположении моего отца. Чтобы в этом убедиться, я дал Папе понять: у меня есть собственные лазутчики, которые будут пристально наблюдать за ним. И если до меня дойдёт хоть малейший намёк на то, что святой отец за моей спиной ведёт дела с моим нечестивым папашей, я откажусь от командования армией, немедленно покину Святую землю со всеми своими людьми и предоставлю Папе возможность вершить свою судьбу и судьбу святой матери-церкви, имея в своём распоряжении только Барбароссу и германцев.
Ричард резко отстранился от огня, подтащил кресло обратно к столу и упёрся в спинку руками.
– Что касается денег на этот поход... Я уже сказал, что церковь готова пожертвовать на него золото – таковы условия моего недавнего соглашения с Климентом. Но есть и другие источники средств, кстати предусмотренные Жизорским соглашением. По достигнутой там договорённости мы ввели новый налог и во Франции, и в Англии, и во всех владениях Плантагенетов в других местах. Он называется «саладиновым налогом» – хорошее название, верно?
Очевидно, герцог и впрямь так думал, поскольку произнёс эти два слова чуть ли не с улыбкой.
– Это моя идея – и сам налог, и его название. От его введения в Англии ожидаются великолепные результаты. Представьте себе: каждый подданный королевства, в том числе священнослужители, будет в течение трёх лет платить одну десятую со всех своих доходов. Правда, кое-кто толкует, будто для некоторых это слишком обременительно, но мне-то что за дело? Англия – настоящая драгоценность в короне Плантагенетов, и она вполне может позволить себе заплатить сумму, которую я требую на столь благородное дело. Хотя признаюсь честно: ради того, чтобы собрать армию, не будь у меня другого выхода и найдись достаточно состоятельный покупатель, я бы продал даже Лондон со всеми его богатствами.
Герцог выпятил нижнюю губу и добавил:
– Речь идёт о воистину благородной цели, Анри, которую не следует путать с сопутствующими политическими дрязгами.
Высказав своё мнение, Ричард, по-видимому, вспомнил, что он – персона официальная; он вышел из-за кресла, уселся и с серьёзным видом продолжал:
– Этот нечестивый палестинский выскочка, этот пёс Саладин, именующий себя султаном, слишком высоко задрал свою поганую голову. Она торчит над песками, так и напрашиваясь, чтобы её в них втоптали! Саладин отобрал у нас Иерусалим и Акру, хотя и не удержит их долго. Его коварство привело к поражению в Святой земле христианского воинства и гибели сотен лучших наших рыцарей, включая храмовников и госпитальеров. Не говоря уже об утрате Истинного Креста, найденного благословенной императрицей Еленой шестьсот лет тому назад. За все эти неслыханные грехи он заслуживает должного воздаяния, и, клянусь, воздаяние не заставит себя долго ждать. В следующем году в этом же месяце мы будем уже в Святой земле. И вы будете рядом со мной.
– Понимаю...
Старому рыцарю пришлось приложить все усилия, чтобы ни голос, ни лицо его не выдали страха, грозившего перерасти в панику. Сен-Клер медленно сосчитал до десяти и только тогда, совершенно спокойно, спросил:
– В качестве кого вы хотите меня там видеть, мой сеньор?
Ричард нахмурился. Очевидно, его и без того невеликое терпение подходило к концу.
– В качестве кого? Конечно, в качестве главного военного наставника моих войск. Кого же ещё?
– Главного военного наставника?
Неожиданное заявление совсем выбило Сен-Клера из седла.
– А почему бы и нет? Или вы считаете, что не годитесь на эту должность?
– Нет, не то чтобы не гожусь, – ответил Анри, уязвлённый тоном, каким был задан вопрос, – но, если хотите знать моё мнение, не очень-то для неё подхожу. Я немолод, мой сеньор, и слишком давно отошёл от дел. Спустя год мне исполнится пятьдесят, и я уже много лет не размахивал мечом. По правде говоря, с тех пор, как умерла моя жена, я даже не садился в седло. А ведь у вас под началом наверняка есть люди помоложе, которые больше пригодны для такого ответственного дела.
– Кончайте болтать вздор про старость! Моему отцу пятьдесят шесть, а он всего несколько месяцев назад сидел в седле и сражался в Нормандии не на жизнь, а на смерть. И кроме того, я ведь не призываю вас махать мечом. Мне нужен ваш опыт, ваше знание людей и военного дела, а самое главное – ваша преданность. Вам я могу полностью доверять, а вокруг меня слишком мало людей, о которых я мог бы сказать такое.
– Но...
– Никаких «но», старина. Неужто вы ничего не поняли из того, что я только что рассказал? Множество людей и здесь, и в моём будущем королевстве считают, что я должен приблизить к себе Уильяма Маршалла. Да, Маршалл лучший воин нашего времени, если не считать меня самого. Но Уильям Маршалл – человек моего отца. Он был им всю жизнь, он предан Генриху душой и телом и никогда не сможет стать моим человеком. Маршалл разделяет мысли и предубеждения моего отца, он недолюбливает меня, не доверяет мне – так было всегда, – поскольку видит во мне хоть и законного, но нежеланного наследника своего господина. И это его возмущает. Я не допущу, чтобы мои планы зависели от него, потому что доверяю ему не больше, чем он мне. Вам понятно?
– Да, мой сеньор, и всё же... Могу я попросить об одолжении? Позвольте мне подумать над вашим предложением.
– Думайте сколько угодно, Анри, но не пытайтесь пренебречь моими желаниями. У меня уже всё взвешено, решено, и вы сильно рискуете, если собираетесь нарушить вассальный долг, отказав своему сеньору.
Ричард помолчал, но, так и не дождавшись ответа Сен-Клера, нахмурил брови, обернулся к дверям и спросил:
– Кстати, старина, а где же ваш юный сын Андре? По-прежнему шляется ночами по девкам? Надеюсь, что так, иначе я не спущу ему пренебрежение долгом. Ему следовало бы поприветствовать своего сеньора...
Герцог осёкся, поражённый выражением лица мессира Анри.
– В чём дело, Анри? Что-то не так, я вижу это по вашим глазам. Где мальчуган?
В этот момент дверь отворилась, и робко потупившийся слуга направился к камину, очевидно, собираясь подбросить дров. Анри поднял руку и, возвысив голос, остановил слугу, а когда тот замер на месте, жестом отослал его прочь. Слуга торопливо удалился, бесшумно закрыв за собой дверь.
Сен-Клер встал, снял тяжёлый плащ, аккуратно сложил, повесил на спинку кресла и подошёл к очагу, где принялся тщательно укладывать поленья поверх горящих углей, явно медля с ответом, чтобы собраться с мыслями. Он совсем забыл, каким проницательным порой бывает Ричард Плантагенет. Укладывая поленья и вороша сапогом угли, Сен-Клер мысленно бранил себя, что не проявил должной осторожности.
Однако Ричард не собирался позволить собеседнику оставить свой вопрос без ответа.
– Итак, Анри, я жду. Где юный Андре?
Сен-Клер выпрямился, вздохнул и повернулся лицом к герцогу.
– Я не могу ответить на ваш вопрос, мой сеньор, потому что и сам этого не знаю.
– То есть как? Вы не знаете, где он проводит нынешнюю ночь, или вообще не ведаете, где он?
– Последнее, мой сеньор. Я не ведаю, где он.
Ричард резко приподнялся в кресле, удивлённо распахнув глаза.
– Не ведаете, где...
Герцог бросил недоверчивый взгляд на хранившего молчание рыцаря де Сабле.
– Робер, речь идёт о единственном сыне этого человека, причём Анри каждый божий день проводил с мальчиком больше времени, чем мой старый лев провёл со мной и всеми моими братьями за всю жизнь. И теперь он не знает, где тот находится?
Ричард снова повернулся к Сен-Клеру. От добродушия герцога не осталось и следа.
– И когда вы видели его в последний раз?
Сен-Клер пожал плечами.
– Прошло более двух месяцев с тех пор, как он последний раз провёл ночь под этой крышей.
– Тогда под чьей крышей он спит сегодня? Предупреждаю – от меня не укрылось, что вы пытались уклониться от ответа. Имейте это в виду, когда будете отвечать снова. У него есть любовница?
– Нет, мой сеньор, насколько мне известно, нет.
– Когда вы в последний раз с ним связывались? Не советую лукавить, Анри.
Сен-Клер глубоко вдохнул, понимая, что деваться некуда.
– Два дня назад. Связывался, но не видел его. Я передал ему через третье лицо еду и одежду.
– Еду и одежду? Он беглец?
– Да, мой лорд.
– Но от кого он скрывается и почему?
Не в силах смотреть герцогу в глаза, Сен-Клер отвернулся к огню и сокрушённо пробормотал:
– Он убил священника.
– Священника? Бог свидетель, тут не обойтись без вина! Налейте нам вина, а потом сядьте и поведайте всю историю. Судя по всему, она стоит того, чтобы её послушать. И прошу, старина, принимая во внимание, кто мы такие, уберите свою скорбную мину. Надо ещё поискать клирика, который осмелится посмотреть на нас с вызовом, с тех пор как мой отец разобрался с англичанином Беккетом. Так что давайте, старина, наливайте вина: нам не терпится вас послушать.
Как ни удручён был Сен-Клер, явное пренебрежение его сеньора к клиру приободрило старого рыцаря, ибо он знал, что власть и влияние Ричарда велики и при желании он может пустить их в ход. Анри подошёл к столу, наполнил до краёв три кубка, а де Сабле встал и передвинул своё кресло, поставив рядом с креслом Ричарда. Хозяин дома подал кубки гостям, тоже придвинул своё кресло поближе, взял кубок и медленно сел. Пригубив вино, он обдумывал, как лучше будет повести рассказ. Тем временем терпение Ричарда, как известно, скудное даже в лучшие времена, быстро истощилось, и молчание нарушил именно он:
– Итак, Андре прикончил священника. С чего бы это?
– Нечаянно, – ответил Сен-Клер. – Хотя тот человек заслуживал смерти. Он насиловал женщину.
– Насиловал женщину... священник?
– Да, их было четверо, все священники. Андре наткнулся на них случайно, но его отделяла от них быстрая река, потому он не смог их остановить. Он стал кричать, чтобы они поняли, что их заметили, потом выпустил болт из арбалета и галопом поскакал к единственному мосту, в полумиле ниже по течению. Мост был слишком далеко. К тому времени, как Андре добрался до места преступления, они успели убить женщину. Трое священников скрылись, а один лежал мёртвый: арбалетный болт Андре, выпущенный наобум, попал в цель, пробив негодяю череп.
– И он был священником?
– У него была квадратная тонзура бенедиктинца – значит, он был либо священником, либо монахом. Но его приятели забрали его одежду и одежду той женщины, потому Андре не мог по сутане точно определить, кто он.
– Если Андре видел их только издали и все они были раздеты, как он узнал, что все они были клириками?
– Он узнал одного из четверых, малого, которого несколько раз встречал и с которым однажды поссорился. Это был священник по имени де Блуа, земли его семьи граничат с нашими землями. Догадаться об остальном было нетрудно: если двое из четверых негодяев клирики, резонно предположить, что и остальные принадлежат к тому же сословию. Правда, теперь и предполагать нечего: мы точно знаем, кто они.
– Откуда? Они взяты под стражу?
– Нет, мой сеньор. Андре пустился за ними в погоню, а не найдя их, обратился за помощью ко мне. Он явился прямо домой и рассказал мне о случившемся – это ведь наша земля, – поэтому я послал капитана своей домашней стражи с отрядом, чтобы забрать тела и принести их сюда. Но когда мои люди прибыли на место преступления, тел там не было. Они нашли лишь пятна крови и след, указывающий, что по земле протащили что-то тяжёлое. И всё.
– То есть тела унесли?
– Да, мой сеньор. Неподалёку от того места находится глубокий провал под названием Яма Дьявола. Он уходит прямо в глубь земли и кажется бездонным. Местная легенда утверждает, будто этот разлом появился сам собой в незапамятные времена за одну ночь. Мой капитан полагает, что тела сбросили туда и извлечь их уже не удастся.
– Так всё и было?
– Почти. Туда сбросили тело женщины. А с ним и голову священника.
– Голову священника...
Ричард нахмурился.
– Тогда где его тело? И кто была та женщина?
– Никто не знает, кто она была, мой лорд. Никто не справлялся о ней, никто не искал её, ни одна из местных женщин не пропала. Все женщины, проживающие в округе на двадцать миль отсюда, целёхоньки. Резонно предположить, что она не из наших краёв.
– Так же резонно предположить, что она существовала лишь в воображении молодого Андре Сен-Клера...
Герцог предупредил возражение мессира Анри резким взмахом руки.
– Анри, я не говорю, что не верю вам. Но хочу пояснить: окажись мы с вами на месте судей, мы вынуждены были бы признать, что нет никаких доказательств существования женщины, кроме голословного утверждения вашего сына. Поймите, даже если она прибыла издалека, из чужих краёв, то не просто так, а с кем-то или к кому-то, и её исчезновение должно было породить вопросы. Так что давайте пока оставим эту загадочную женщину в покое и поговорим о теле священника, пусть и безголовом.
– Тело священника было предъявлено как доказательство того, что бедняга был убит моим сыном.
– Объясните.
Анри Сен-Клер кивнул.
– Судя по тому, что мне удалось узнать из отрывочных сведений, мой сеньор, трое злодеев похитили тела, отрубили голову своему мёртвому товарищу и сбросили его голову вместе с телом женщины в Яму Дьявола. Тело же убитого забрали с собой, потому что по увечной руке в нём можно было бы опознать некоего отца Гаспара де Леона, пришлого священника из Арля. Потому была сочинена история о том, что, направляясь к своему ныне покойному брату-священнику, трое клириков застали его увещевающим некоего молодого грешника, который норовил совершить акт содомии с маленьким мальчиком...
– Прошу прощения... – начал было де Сабле, но Ричард махнул ему, чтобы тот замолчал.
– Продолжайте, Анри. Я правильно понял – они обвинили Андре в содомии с мальчиком?
– Да, мой господин.
– Очень интересно. Продолжайте.
– Они показали, что возмущённый священник пытался вразумить педераста и вызволить мальчика. Ребёнка содомит отпустил, и тот убежал, но разъярённый грешник схватил меч и рассёк отцу де Леону череп. Потом он отрубил священнику голову и забрал с собой, завернув в снятую с де Леона сутану. Тело он бросил обнажённым, видимо, в надежде, что его не опознают. Свидетели показали, что убийца их не видел, поскольку они находились на другом берегу реки. Как только он ушёл, они будто бы направились к мосту, потом – к месту убийства и последовали по следам лошади убийцы вниз по склону холма к Яме Дьявола. Они оказались там вовремя, чтобы увидеть, как он бросает в пропасть отсечённую голову. Опасаясь за свою жизнь, они прятались, пока убийца не ушёл, после чего двинулись прямиком в замок их сеньора, барона Рейнальда де Фурье. Там они под присягой поведали барону и своему главе, аббату Фоме, о якобы увиденном преступлении, добавив, что узнали в убийце местного рыцаря по имени Андре Сен-Клер.
Сен-Клер перевёл взгляд с одного слушателя на другого, но оба сидели с каменными лицами. Анри понял, что высказываться они не собираются, и продолжил:
– Я узнал обо всём этом на следующее утро, когда в мои ворота стали стучать стражники барона де Фурье, требуя, чтобы я выдал сына, обвинённого в содомии и убийстве. К счастью, сын покинул замок ещё до их появления, поэтому я послал гонца, велев найти Андре и предупредить, чтобы тот держался подальше.
– Содомия.
Голос Ричарда звучал спокойно, но сурово.
– Они обвинили Андре в содомии?
– Да, мой лорд. Обвинили.
– И вы ничего не предприняли. Мне трудно в это поверить.
– А что я мог сделать? И что могли сделать они? В то время Андре находился там, где они не могли до него добраться, и меня главным образом заботило, чтобы он там и оставался, ведь на справедливый исход тяжбы с церковью рассчитывать не приходится. Я спросил себя: какой человек в здравом уме станет рассматривать вероятность того, что трое служителей Божьих обезглавили своего товарища, дабы сокрыть улики? И не поверит ли любой в виновность человека, которого три особы духовного звания обвиняют в мужеложстве и убийстве? Тем паче что факта убийства мой сын и не отрицал. Так и получилось, что с тех пор я не видел сына и не говорил с ним.
– Ни разу? Почему?
– Потому что я боюсь, мой сеньор. За мной постоянно следят, и, за немногим исключением, я не знаю, кому довериться. За голову сына обещана достаточно высокая награда, чтобы ввести в искушение многих. Тем более что Андре разыскивают от имени церкви, и тот, кто выдаст его, сможет считать себя поборником истинного правосудия.
Робер де Сабле бросил взгляд на Ричарда.
– Позвольте сказать, мой сеньор?
– Конечно. Мы слушаем.
– Меня беспокоит, что женщину не опознали, не искали и даже не сообщали о её пропаже. Мне это кажется не просто невероятным, но глубоко тревожным, ибо вконец запутывает сию печальную и неприглядную историю.
Де Сабле в упор посмотрел на Сен-Клера.
– Вы обсуждали это с сыном?
Сен-Клер покачал головой.
– Нет. Когда он рассказал мне о случившемся, мне думалось, что личность её не имеет особого значения. Тогда главным для меня было поскорее забрать тела – и её, и нападавшего. Я полагал, что впереди достаточно времени, чтобы выяснить, кто она и откуда. Но тела исчезли, и всё пошло не так, как я рассчитывал.
– Но конечно...
– Конечно, нам с сыном следовало обсудить это после, хотели вы сказать? Мы бы обязательно обсудили, но люди де Фурье прибыли на следующее утро, вскоре после рассвета. Андре тогда не было дома, а потом он стал беглецом.
– Хм...
Де Сабле посмотрел на свои руки, потом снова – на хозяина дома.
– Полагаю, мессир Анри, вы поверите моим словам, если я скажу, что вовсе не желаю сомневаться в вашем рассказе. Но, как мне видится, главная загадка этой истории заключается в том, что, хотя женщина бесследно пропала (а такое исчезновение ещё как-то можно объяснить), никто не стал её искать. Последнее говорит в пользу тех, кто обвиняет вашего сына. Думаю, вы и сами прекрасно это понимаете. Поэтому не сердитесь на мой вопрос, я лишь хочу предвосхитить действия обвинителей в случае официального рассмотрения дела. Итак, существует ли вероятность, пусть самая ничтожная, что никакой женщины не было и что священники говорят правду? Могло ли так случиться, что ваш сын действительно порывался согрешить, а будучи уличён, запаниковал и совершил убийство, дабы избежать обвинения? Ведь в таком случае он вполне мог обезглавить священника, чтобы скрыть истинную причину его смерти, и солгать насчёт предполагаемой женщины, чтобы скрыть свою вину и спасти себе жизнь...
Смех Ричарда прервал речь его верного вассала, а когда де Сабле изумлённо и протестующе распахнул глаза, герцог быстро встал, сделал пару шагов в сторону и снова повернулся к собеседникам, опершись о высокую спинку кресла.
– Господи, Робер, я понимаю, что тело женщины исчезло. Но где же мальчик – мальчик, над которым надругались? Или вы серьёзно думаете, что свора разъярённых святош не поставила бы всё графство Пуату на уши, лишь бы найти этого маленького чертёнка? И не только Пуату, но и Анжу с Аквитанией в придачу. Ведь предъяви они суду мальчика, не осталось бы никаких сомнений, их правоту можно было бы считать доказанной!








