Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 42 страниц)

ГЛАВА 3

Жан Пьер Турнедос родился в купеческой семье, которая владела несколькими торговыми судами.

В двадцать шесть лет он получил приглашение вступить в орден Храма в качестве брата-помощника и за соответствующую плату посвятить свои знания и навыки проектированию и постройке судна, которое позволило бы быстро расширявшемуся ордену уменьшить свою зависимость от сухопутных баз.

Вместе с несколькими товарищами Турнедос спроектировал вместительный корабль, способный перевозить как людей, так и грузы, в том числе домашний скот. Но уникальным это судно стало потому, что на нём можно было разместить дисциплинированную команду монахов-воинов, привычных к смиренному аскетизму и готовых довольствоваться такими тесными помещениями, каких моряки-миряне ни за что бы не потерпели.

Под управлением столь вымуштрованной и благочестивой команды корабль в случае необходимости мог превратиться из грузового в боевой, ибо у него имелось три ряда вёсел, помосты для боевых машин и металлический носовой таран. Это судно отличалось и другими особенностями, позволявшими называть его монашеским кораблём. Хотя само понятие «монашеский корабль» было пока столь же непривычным, как и понятие «монах-воин» девяносто лет тому назад.

Поскольку повседневная жизнь братьев всецело определялась уставом, под гребной палубой было предусмотрено дополнительное пространство, где братья могли собираться для общих молитв и богослужений. Конечно, там было тесно и выпрямиться в полный рост можно было лишь вблизи центрального прохода, но люди, составлявшие команду корабля, не обращали внимания на неудобства и с радостью сносили все тяготы, полагая, что таким образом угождают Богу.

В пространство под палубой можно было попасть только через центральный проход. Братья входили по нему, а потом ползком или карабкаясь добирались до отведённых им мест в отсеках по обеим сторонам прохода. По ночам они там спали, а в другое время сидели или стояли на коленях, читая молитвы и ежедневно штудируя устав.

Разумеется, такая жизнь требовала немалой выносливости и силы воли, зато позволяла с толком использовать каждый дюйм драгоценного корабельного пространства. Кроме того, считалось, что любые трудности лишь закалят монахов и послужат спасению их душ.

Первый опыт постройки подобного судна оказался удачным, и в последующие годы было построено ещё три таких корабля. Пять судов по тому же проекту сейчас достраивались или оснащались. А все вместе они должны были превратиться в то, что храмовники называли теперь Средиземноморской флотилией.

Флотилия базировалась в порту Бриндизи, у крайнего выступа материковой Италии. Один из самых первых приоратов, основанных орденом в Италии, Бриндизи в последнее время приобрёл особое значение, ибо находился вблизи от нескольких верфей, существовавших ещё с древнеримских времён. Суда там строили дорогие, но делали их на совесть.

Турнедос, коммодор флотилии Храма, отплыл из Бриндизи на юго-запад, чтобы присоединиться в Мессине к великому флоту, собранному королём Англии Ричардом для похода в Святую землю. Прибыв в Мессину, Турнедос приветствовал на борту своего судна видных крестоносцев ордена, включая самых высших сановников Храма: им не терпелось осмотреть корабли, о которых они столько слышали. А ещё крестоносцы доставили пополнение, в том числе представителей низших ступеней орденской иерархии – новобранцев и послушников.

Турнедос стоял на кормовой палубе своего судна, озирая берег. Они вошли в гавань Лимасола с приливом, и теперь мореход мрачно смотрел на холмы и утёсы, не сулившие ни убежища, ни тепла. Глядя на эти горы и на здешний порт, в котором даже такой видавший виды мореход, как Турнедос, бывал лишь дважды, коммодор Храма лишний раз убеждался, что при всей своей красоте остров Кипр не имеет для него никакой привлекательности.

Посмотрев направо, Турнедос увидел два огромных дромона, дрейфующих на расстоянии не менее четверти мили от берега. Рядом с этими судами корабль коммодора выглядел утлой лодчонкой, но тем не менее его направили охранять дромоны. К большим судам быстро двигалась вёсельная шлюпка; в ней сидел молодой человек, о существовании которого Турнедос до вчерашнего дня и не подозревал, пока не увидел с кормы своего капитанского ялика, как с борта одного из дромонов спускают для этого рыцаря трап.

Турнедос рассеянно почесал пальцем бородатую щёку, снова повернулся и взглянул на далёкую якорную стоянку позади: к ней медленно подходили три новых судна. Он окинул их взглядом, наверное, в шестой раз после того, как ему дали знать об их появлении. Коммодор высматривал знаки, по которым можно было бы определить, кому принадлежат суда. Корабли явно были христианскими – их легко было отличить от низких, быстроходных галер пиратов-мусульман – и шли с востока, может, из самой Святой земли... Неудивительно, что их нелегко было опознать.

Мореход хмыкнул, зная, что в ближайший час в любом случае выяснит, чьи эти суда. Он прищурился и начал рассматривать теснящиеся у берега дома Лимасола.

Судя по тому, что сказали коммодору, так называемый император этого острова, Исаак Комнин, свалял большого дурака. Он мог бы извлечь выгоду из недавней бури – а вместо этого накликал большую беду на себя и своих подданных. Если бы Комнин оказал тёплый приём дромонам, занесённым штормом в его владения, он заслужил бы благодарность грозного и воинственного монарха. Но император не только занялся мародёрством, но и осмелился оскорбить и унизить будущую королеву Англии и её спутницу, бывшую королеву Сицилии, тем самым разгневав не склонного прощать обиды человека – жениха одной из благородных дам и брата другой. Ричард, король Англии, которого теперь всё чаще называли не иначе, как Львиное Сердце, находился гораздо ближе, чем представлял себе недалёкий и плохо осведомлённый Исаак Комнин, и правителю острова предстояло расплатиться за свою глупость и жадность.

Флот Ричарда со всей его армией должен прибыть в Лимасол на следующий день... А когда это случится и армия короля высадится на берег, все жители Кипра, и в первую очередь их самозваный император, не смогут пожаловаться на скуку.

* * *

Андре Сен-Клер стоял, нервно балансируя на цыпочках и готовясь прыгнуть по команде своего рулевого. До висящего на цепях наклонного трапа с деревянными поперечинами было недалеко, но трап опасно покачивался, то удаляясь, то приближаясь, зависая под разными углами. Андре сглотнул, размял пальцы и снова взглянул на мастерски управлявшего лодкой моряка.

– Подождите, – пробурчал этот здоровяк, продолжая крепко сжимать румпель и не сводя глаз с качающегося трапа. – Всё равно без вас судно никуда не уйдёт. Ждите... Ждите... Теперь – вперёд!

Андре прыгнул, ухватился левой рукой за цепь трапа и шумно выдохнул, ухитрившись при этом сохранить бесстрастное выражение лица. Оглянувшись на рулевого, он с благодарностью кивнул, а когда отвёл глаза, увидел над собой нависающий борт невообразимо громадного судна. Борт качнулся, накренившись в его сторону, и Андре с трудом подавил рвотный позыв. Он начал подниматься по скользким, мокрым деревянным поперечинам, сосредоточенно ставя на планку сперва одну ногу, потом – другую. У молодого человека не было ни малейшего желания свалиться в море в полном вооружении. Проделав часть пути вверх по наклонным перекладинам, он добрался до второй секции трапа – подвешенной на цепях горизонтальной платформы. Тут Андре задержался, чтобы привести себя в порядок перед тем, как ступить на палубу.

Ричард не описывал в деталях подъём на борт судна, но упомянул о существовании платформы, стоя на которой можно будет привести себя в приличный вид. Король пояснил, что на борту находятся дамы, существа впечатлительные и склонные судить о человеке по его внешности. Андре, разумеется, принял к сведению слова короля.

Пока юноша пытался привести одежду в порядок, внутренний голос нашёптывал ему, что личное тщеславие есть грех, что не пристало брату-храмовнику думать о том, чтобы произвести благоприятное впечатление на женщин, пусть даже цели его вполне невинны. Скоро придёт пора посвящения, и ему, несомненно, придётся принести обет целомудрия.

Но потом Андре напомнил себе, что пока не посвящён в рыцари Храма, стало быть, остаётся вассалом Ричарда и должен выполнять все указания короля. Время же покаяния, умерщвления плоти и тому подобного ещё придёт.

Молодой человек повёл плечами, чтобы складки плаща легли получше, – и тут заметил, что к якорной стоянке подошли три новых корабля. Ни один из них не был знаком Андре, хотя в этом не было ничего удивительного. Его познания по части судов и морских перевозок начинались с палубы, если таковая оказывалась под ногами, и кончались ею же. Андре Сен-Клер не был мореходом и не собирался им становиться. Он знал, что на судах королевского флота полно опытных моряков, которые мигом опознают любой корабль и либо приветливо встретят его, либо отгонят. А ему не стоило на это отвлекаться.

Поправив плащ, Андре быстро оставил позади последнюю часть трапа.

Наверху Сен-Клера встретили пятеро важных господ; трое из них были пышно разодеты и воззрились на молодого рыцаря так, будто к ним на палубу заползла крыса. Андре знал, что один из этих щёголей – мессир Ричард де Брюс, англичанин нормандского происхождения, главный капитан всех трёх дромонов. Остальные двое франтов, скорее всего, были капитанами двух других кораблей, а два одетых поскромнее господина – их первыми помощниками.

Быстро окинув взглядом палубу, Андре понял, что женщин там нет. Он сразу шагнул в открытый над трапом порт, который придерживал для него матрос. По наитию выбрав среди встречающих самого высокого и самого надменного человека, молодой человек вытянулся в струнку и отсалютовал.

– Мессир Ричард де Брюс? Имею честь доставить вам личное послание короля Ричарда, а также письма короля, адресованные его наречённой невесте, принцессе Беренгарии, и его любимой сестре Иоанне, королеве Сицилии. Меня зовут Андре Сен-Клер, я рыцарь из Пуату, вассал Ричарда как герцога Аквитанского и как графа Пуату.

Представления и обмен любезностями были сведены к минимуму, поскольку самоуверенный и амбициозный де Брюс был из тех командиров, ревнителей строгой дисциплины, которые любят держать всех прочих на расстоянии. Де Брюс кратко и официально сообщил Андре, что дамы удалились в свои покои для полуденной трапезы, но он немедленно сообщит им о прибытии королевского гонца. Пока же один из помощников капитана отведёт молодого рыцаря под навес на кормовой надстройке, где тот сможет отдохнуть и приготовиться к тому, чтобы предстать перед высокородными особами.

Помня предостережение Ричарда, Андре ограничился вежливым кивком, после чего повернулся спиной к де Брюсу и его компании и последовал за самодовольно ухмылявшимся помощником к кормовой надстройке. Там Андре остановился, глядя на три недавно прибывших корабля. Пытаясь избавиться от неприятного впечатления, вызванного столь холодным приёмом, юноша вспоминал свой недавний разговор с Ричардом Плантагенетом.

Ричард вызвал Андре на кормовую палубу своей галеры – туда, где их никто не мог подслушать. Просто одетый король, корпевший над какими-то документами, объяснил, что хочет поручить одно задание человеку, который сможет выполнить поручение, не боясь разгневать монарха.

– И вот я вспомнил о тебе, – заявил Ричард. – Вспомнил, как ты молился в уединении своей жалкой кельи на борту одного из кораблей Храма.

Лицо короля расплылось в улыбке.

– Я знаю, твоя правая рука уже достаточно зажила, – громче заговорил он. – И полагаю, колени, хоть ты и простоял на деревянном полу так долго, всё ещё способны гнуться.

Не дожидаясь ответа и явно не рассчитывая на него, Ричард перешёл к сути дела: он хочет послать Андре с флотилией Храма на Кипр, в Лимасол. Сам король и остальные последуют за судами Храма с приливом, через день-другой.

– Лимасол – это место, где оказались мои дромоны со всем грузом. Там теперь моя будущая жена, моя сестра и моя военная казна – все деньги, которые я собрал на предстоящую войну. И все они застряли на Кипре, во власти тамошнего недоумка-императора.

– Императора, мой сеньор?

– Да, так называемого императора! Хотя на самом деле он никакой не правитель, а засевший на Кипре мелкий византийский мошенник, который мало того, что украл свой трон, так ещё и угрожает безопасности моих женщин! Он заграбастал Большую печать Англии и носит её на шее, как побрякушку! Я отправлюсь туда, чтобы выкорчевать этот вонючий сорняк из земли Кипра и вышвырнуть его в море. Но тут надо действовать быстро, поэтому маршал Храма, Этьен де Труайя, согласился одолжить для такого дела четыре быстроходных корабля... Конечно, только после того, как я упомянул об опасности, угрожающей нашей военной казне, и о том, что утрата этой казны сильно осложнит поход в Святую землю. Храмовники хороши ещё и тем, что, с одной стороны, они будут охранять благородных дам, как рыцари, и, если надо, отдадут за них жизнь, а с другой стороны, будут держаться от женщин на должном расстоянии, как и положено монахам. Андре, с кем бы я ни имел дело, мне всё время приходится быть настороже. Наш поход – грандиозное предприятие, в котором задействованы огромные силы, и вся эта неразбериха открывает широкие возможности для заговоров, козней и интриг. Я знаю, что один только Филипп готов заплатить кому угодно любую сумму, только бы помешать брачному союзу Англии и Наварры, устроенному моей матушкой. А Филипп – всего лишь один из моих врагов среди наших союзников. Мне приходится относиться с подозрением даже к маршалу Храма, поскольку он поклялся в верности Папе, а Папа – я не сомневаюсь – с радостью пустил бы в ход любые средства, чтобы оставить Англию без наследника, бросив её на милость Франции, Филиппа Капета и его верного союзника, святой матери-церкви. Рим ещё не простил меня за грехи моего отца, за убийство Томаса Беккета. И Филипп никогда не простит меня за то, что я его отверг... Сперва его, а потом его злосчастную сестрицу.

Ричард вздохнул.

– Я не знаю человека, на чьё слово можно было бы положиться, потому что ставки слишком высоки. С кем бы я ни говорил, у меня нет уверенности в том, что сказанное им – правда, что он не подкуплен и не вводит меня в заблуждение. Но ты не годишься в предатели, это противно твоей натуре.

Король взял со стола два запечатанных свитка и один за другим кинул их Андре.

– Это для Иоанны и для принцессы Беренгарии. Иоанне предназначен свиток, помеченный рядом галочкой с печатью. Я хочу, чтобы ты немедля доставил послания на дромон и передал каждой даме её свиток. Никому не передоверяй эту задачу, сделай всё сам. Испроси аудиенции у дам, сказав, что действуешь по моему поручению, потом дождись ответа, потому что в своих посланиях я задаю разные вопросы. Дай понять принцессе и королеве, что я настаиваю на точных ответах. Я не очень хорошо знаю принцессу, но моя сестра никогда не позволяла себя дурачить, даже когда была сопливой девчонкой. Она куда больше похожа на нашу мать, чем все остальные мои сёстры и братья. Если где-то рядом запахло гнильцой, Иоанна непременно уже учуяла это и разобралась, что к чему. Её сведения и её суждения могут оказаться для меня бесценными. К тому же, как я с удовольствием вспомнил, ты умеешь читать и писать, что утраивает и даже удесятеряет твои достоинства. Выслушай внимательно всё, что скажет Иоанна, а потом запиши всё, что сочтёшь важным.

Король поручил Андре передать письмо и мессиру Ричарду де Брюсу, которого монарх описал как «славного моряка и способного командира, хотя и угрюмого, недружелюбного и заносчивого». Де Брюсу предписывалось подробно ознакомить Андре с ситуацией на Кипре и обеспечить молодого человека деньгами, которые, по мнению Ричарда, могли понадобиться Андре для подкупа осведомителей.

– Когда я прибуду в Лимасол, ты должен быть уже там и ждать меня. Потом, когда мы с тобой останемся наедине, сообщишь мне всё, что разузнал. Всё ясно, Андре? Понял, что от тебя требуется?

Андре кивнул.

– А теперь, клянусь святыми божьими потрохами, мне нужно встретиться с епископами, которые наверняка захотят помолиться о безопасности моей будущей супруги.

Ричард умолк, лицо его исказила дьявольская усмешка.

– Признаюсь, Андре (хотя другим ни за что бы этого не сказал), – прошлой ночью, размышляя о безопасности моей наречённой, я подумал: если бы её изнасиловали и вернули мне благополучно забеременевшей, это избавило бы меня от множества лишних хлопот, согласен?

Король по-совиному моргнул, его улыбка растаяла, но не до конца.

– Нет, похоже, ты не согласен. Ладно, мессир Андре, ступай. Держи язык за зубами, ушки на макушке и будь себе на уме.

Андре отсалютовал и удалился, мужественно стараясь не выдать потрясения, которое испытал, услышав циничные замечания Ричарда о его будущей супруге. Он убеждал себя, что король просто неудачно пошутил и что слова Ричарда Плантагенета нельзя воспринимать всерьёз.

* * *

Наконец Андре провели к дверям на корме огромного корабля. Караульный постучал и отступил в сторону, дверь отворилась, и на юношу уставился второй облачённый в доспехи страж, который, в свою очередь, посторонился, пропуская гостя.

Проём был низким и узким, и Андре пришлось пригнуться, а караульному – вжаться в стену, чтобы дать молодому человеку пройти. Оказавшись в каюте, Андре с удивлением обнаружил, что она совсем крохотная: низкий потолок едва позволял ему выпрямиться во весь рост. К тому же тут было почти темно, поскольку каюта освещалась в основном солнечными лучами, пробивающимися через решётчатый люк над головой; лучи расписывали пол яркими квадратами, но ещё больше сгущали тени по углам. На крюках, вбитых в корабельные балки, висело несколько чадящих светильников, но они почти не разбавляли темноту.

Андре скорее уловил, нежели увидел женские силуэты: три в тёмном углу по правую руку от него, два – по левую.

Две дамы сидели за маленьким столиком, с которого ещё не были убраны остатки скромной трапезы. Юноша не мог разглядеть, смотрят ли на него женщины; он отвесил низкий поклон и обратился сразу к обеим:

– Прошу простить меня, благородные леди, ибо не имею чести быть представленным вам и плохо вижу в этом скудном освещении. Меня зовут Андре Сен-Клер, я рыцарь из Пуату. Я доставил вам приветствия и послания от моего сеньора, короля Ричарда. Он велел мне срочно прибыть сюда и предупредить, что вскорости явится сам. Завтра король, со всем имеющимся в его распоряжении флотом, прибудет на Кипр, дабы иметь честь побеседовать с вами лично.

– О, наш Ричард нашёл умного посланца.

Это произнесла женщина, сидевшая справа. Что-то в её голосе – быть может, интонации, свойственные зрелому возрасту (вряд ли так могла говорить юная принцесса), подсказало Андре, что к нему обратилась королева Иоанна Плантагенет. Молодой человек напряжённо вгляделся в тёмный угол, где сидела дама, и решил, что лучше показаться недалёким, чем хранить растерянное молчание, словно неловкий юнец.

Он улыбнулся, блеснув зубами, и приподнял бровь.

– Умного, мадам? Могу я спросить, почему вы пришли к такому заключению?

– Почему? Да потому что вы ловко избавились от необходимости догадываться, кто из нас принцесса, а кто – королева. А ведь то была маленькая ловушка, своего рода игра, выиграть в которой вы не могли, не обидев одной из нас, а то и обеих сразу. Вы сказали, вас зовут Сен-Клер? Не состоите ли вы в родстве с мессиром Анри, который был главным военным наставником войск моей матери?

– Да, мадам. Это мой отец.

– Тогда я вас знаю... Вернее, знала, когда вы были ребёнком. Подойдите поближе.

Андре шагнул вперёд, испытывая облегчение оттого, что его догадка оказалась верна.

Иоанна подняла тонкую тёмную вуаль, скрывавшую её черты, и её лицо почти воссияло во мраке. Теперь Андре тоже её вспомнил. Иоанна была на несколько лет старше его и вместе со своими подружками превратила Андре в живую игрушку, когда он был настолько маленьким, что ещё не мог от них удирать. В ту пору она не казалась ему хорошенькой, но теперь он понял, что принцесса наверняка была красива, просто он был ещё слишком мал, чтобы это понять. Теперь же её лицо просто поразило Андре. Ему смутно вспомнилось, что раньше, задолго до замужества Иоанны, мужчины называли её красавицей. Но юношу поразил не столько её облик, сколько угадывавшаяся в Иоанне Плантагенет внутренняя сила.

На Иоанне была белая накидка, скрывавшая волосы и обрамлявшая её лицо, поверх накидки с помощью богато изукрашенного гребня крепилась вуаль, которую женщина сейчас откинула назад. Высокий лоб под краем накидки был безупречно гладок – Андре знал, что Иоанна на несколько лет моложе своего брата Ричарда и сейчас ей не больше тридцати. На лице с чёткими, высокими скулами, прямым носом и широким подвижным ртом сияли тёмно-голубые глаза, окаймлённые бледно-золотистыми ресницами; такого же цвета были брови бывшей королевы. Правда, в уголках её глаз и рта уже таились крохотные морщинки, и Андре вспомнил, что Иоанна прожила несколько лет в благополучном замужестве, хотя пожилой король, её муж, так и не смог подарить ей сына. Теперь Иоанна уже несколько лет была вдовой.

Всё это промелькнуло в голове Сен-Клера, как только королева велела ему подойти поближе. Рыцарь понял, что Иоанна рассматривает его лицо столь же пристально, как он – её. Потом женщина едва заметно кивнула, и морщинки на её щеках и под глазами как будто разгладились.

– Я помню вас. Вы были очень симпатичным маленьким мальчиком и выросли в очень симпатичного молодого мужчину.

В её голосе прозвучали странные нотки, но Андре не стал об этом размышлять.

– Вы ещё не познакомились с моей будущей невесткой, – продолжала Иоанна. – Беренгария, это мессир Андре Сен-Клер, один из... друзей Ричарда.

На сей раз Андре безошибочно уловил презрительную интонацию, и почувствовал, как от обиды у него побагровел даже затылок. Молодой человек замер, улыбка застыла на его губах, и раздражение пересилило учтивость и благоразумие.

– Мадам, вы слегка ошиблись, – отчеканил Сен-Клер, возмущённый тем, что кто-то причислил его к стае придворных щёголей, вечно вившихся вокруг короля. – Ваш брат – мой сюзерен, а я – его верный вассал. Он оказал мне честь, почтив своим доверием, и я не вижу ничего постыдного в том, что он считает меня другом. Но я не являюсь одним из его... близких «друзей».

То, как Андре подчеркнул последнее слово, не оставляло сомнений насчёт того, какой смысл он в него вложил. Иоанна даже слегка отпрянула, словно испугавшись. Тогда оробел и Андре, подумав, что, возможно, неверно её понял и напрасно обидел. Он приготовился смиренно выслушать упрёки сестры короля, но таковых не последовало. Несколько мгновений Иоанна молчала, слегка нахмурившись, потом выпрямилась в кресле и произнесла:

– Простите меня, мессир Андре.

Удивлённый её мягкостью и снисходительностью, Андре слегка поклонился, приложив ладонь к груди.

– Я уже всё забыл, моя госпожа.

Бывшая королева, наклонив голову, присмотрелась к нему, словно разглядывала впервые, и кивнула.

– Что ж, хорошо. Беренгария, давайте начнём всё сначала. Я хочу представить вам мессира Андре Сен-Клера, рыцаря Аквитании, находящегося на службе у моего брата, и, очевидно, человека, облечённого высоким доверием и располагающего большими полномочиями. Мессир Андре, это принцесса Беренгария Наваррская, будущая супруга вашего сеньора, моего брата, герцога Ричарда. Я называю его герцогом, потому что мне кажется, титул короля Англии должен мало для вас значить...

Она не договорила, и Андре снова поклонился, на сей раз – принцессе, хотя не преминул одарить Иоанну непринуждённой улыбкой.

– Клянусь вам, моя госпожа: будь ваш брат королём Аквитании, а не герцогом, его титул, может, и был бы выше, но это никак не повлияло бы на мою вассальную верность. Я предан своему сеньору независимо от его титула.

Андре опять повернулся к принцессе и преклонил перед ней колено.

– Моя госпожа принцесса, теперь я должен попросить у вас прощения за свои слова. То, что ваш будущий супруг – король Англии, возможно, и не имеет значения для меня, рыцаря Аквитании и Пуату, но, когда вы станете королевой Англии и герцогиней Аквитанской, я буду счастлив принести обет верности лично вам.

Пришёл черёд принцессы Беренгарии откинуть вуаль и открыть лицо. И когда она подняла руки, молодой человек сделал всё, чтобы не смотреть на её пышную, округлую грудь. При этом он почти физически ощущал на себе пристальный взгляд Иоанны, явно следившей за ним. Сен-Клер постарался глядеть лишь на руки принцессы, расправлявшие складки вуали, но не мог не думать о том, что грешно губить столь сочную, чувственную красоту, отдавая её неспособному оценить подобную прелесть Ричарду Плантагенету. Король окружал себя поджарыми, мускулистыми юношами, и нежные женские формы не могли вызвать у него ничего, кроме отвращения. А ведь несчастная Беренгария, возможно, уже знала, что ей предстоит стать женой того, кто не испытывает к женщинам ни малейшего интереса, не говоря уж о вожделении.

Принцесса, приветливо улыбаясь, склонила голову, но, прежде чем заговорить с Андре, обратилась к караульному, который стоял, прислонившись к двери каюты, и делал вид, что его ничего вокруг не интересует.

– Оставьте нас, пожалуйста, – попросила Беренгария. – Подождите за дверью.

Она посмотрела туда, где в дальнем углу сидели три женщины.

– Вы, дамы, тоже можете удалиться. Мы позовём вас, если потребуется.

Караульный выпрямился, отсалютовал, пропустил придворных дам вперёд и оставил особ королевской крови и Андре в полумраке каюты. Сен-Клер по-прежнему стоял на одном колене перед принцессой, которая, едва за стражем закрылась дверь, улыбнулась молодому человеку.

– Мастер Сен-Клер, вам здесь очень рады как другу и доверенному лицу моего будущего супруга, Ричарда. Вам нет нужды оставаться коленопреклонённым. Встаньте, мессир. Если не ошибаюсь, вы сказали, что доставили послания от короля?

Беренгария говорила с лёгким незнакомым, но ничуть не режущим слух акцентом, и Андре вдруг подумал, что никогда не бывал за Пиренеями, в Наварре, королевстве её отца. Он знал, что тамошний народ уже много сотен лет живёт в постоянном страхе перед господствующими на их южных границах мусульманами-маврами и почти непрерывно воюет с ними. Именно это делало политический союз с королём Наварры Санчо Шестым столь привлекательным для матери Ричарда, которая устроила брак сына с Беренгарией.

– Верно, моя госпожа. Простите. Послания здесь, в целости и сохранности.

Андре встал и, пошарив в поясном кошеле, извлёк два небольших цилиндра. Щурясь в полумраке, молодой человек вручил свитки обеим женщинам, которые тут же принялись их распечатывать. Беренгария с рассеянной улыбкой указала Андре на кресло в дальней части каюты.

– Отдохните, мессир Андре, пока мы будем читать. Там есть удобное кресло, я часто в нём сижу... Чтение не займёт много времени.

Андре послушно склонил голову и двинулся к креслу, на которое указала принцесса. Он уже собирался сесть, когда перехватил взгляд Иоанны и улыбнулся ей. Но бывшая королева быстро опустила глаза на свиток, ничем не показав, что заметила взгляд Андре. Тогда молодой человек сосредоточил внимание на принцессе Беренгарии. Глаза его уже привыкли к сумраку, и, пока принцесса читала длинное письмо Ричарда, Сен-Клер смог как следует её рассмотреть.

«Что мог написать Ричард Плантагенет, чтобы привлечь благосклонное внимание такой девушки, как эта?» – гадал молодой человек, глядя на крохотный, восхитительный чёрный локон, выбившийся из-под краешка накидки и прильнувший к левой щеке принцессы.

Словно почувствовав на себе взгляд Андре, Беренгария рассеянно подняла руку и, не отрывая глаз от свитка, заправила выбившийся завиток под белую ткань.

«У неё чёрные волосы», – подумал Андре, глядя на брови, чётко выделяющиеся на фоне матово-бледного лица принцессы. Чёрные волосы и глаза настолько тёмные, что они тоже казались чернильно-чёрными. Впрочем, сейчас, когда Беренгария читала, глаза её были опущены, и Сен-Клер видел лишь изогнутые ресницы, такие длинные, что они как будто лежали на безупречных щеках. Андре пришёл к выводу, что красота будущей супруги Ричарда отличается от красоты всех прочих дам, с которыми он встречался во время любовных похождений в родных краях. Беренгария была непосредственной и милой, что сулило мужчине великие радости, а непривычно смуглый оттенок кожи придавал ей загадочность, наводя на мысли от чужих землях и тёплых краях. Причём дело было не в цвете волос или глаз – темноволосых и темноглазых женщин Андре знал немало; зато он вдруг осознал, что настоящих блондинок, девиц с льняными волосами и голубыми глазами, у него было всего четыре...

И тут молодой человек с изумлением поймал себя на том, что не помнит, сколько женщин увлекли его настолько, что дело дошло до любовной близости. Со сколькими женщинами он старался добиться этой близости или просто мечтал о ней?

Их было не так уж много, решил Андре. И начал было вести обратный счёт, начиная с Элоизы де Шамберг, погибшей во владениях Сен-Клеров, что косвенно привело к вступлению Андре в ряды тамплиеров. Некоторых женщин молодой человек вспомнил легко, включая четырёх с льняными волосами... Но удивился, поняв, что ни одна из них не оставила о себе приятных воспоминаний.

Тут Беренгария опустила письмо, и Андре, отбросив все досужие мысли, снова впился в неё внимательным взглядом.

Но принцесса лишь мельком посмотрела на него. Теперь Андре увидел, что губы у неё полные, сочные и мягкие. Беренгария чуть прищурилась, устремив взгляд в пространство, и рассеянно провела пальцем по ткани корсажа, обтягивающего её высокую грудь, тем самым невольно заставив молодого человека вновь обратить внимание на цветущую женственность принцессы. Знает ли она, что её муж – любитель мужского пола? А если знает, не обманывается ли, полагая, что сумеет его изменить?

Но в таких делах у Андре не было опыта, и он так и не пришёл к какому-либо заключению.

Некоторых из мужеложцев ему нетрудно было считать товарищами и даже друзьями, не испытывая особой неловкости из-за их склонностей, но других – и таких было большинство – Сен-Клер старался избегать. Он давно понял, что они далеко не отличаются такой же терпимостью по отношению к обычным людям, какой требуют по отношению к себе. Однако Андре предпочитал жить своей жизнью и не лезть в чужие дела, тем более столь личные.

И всё же он по опыту знал, что такие люди обычно держатся вместе, хмелея от взаимной тяги, а на женщин, даже если долг и приличия требуют общения с женским полом, у них практически не остаётся ни сил, ни времени. Андре повидал немало подобных людей, в том числе немолодых, из чего следовало, что с возрастом такие наклонности не исчезают. Он полагал, что это некий рок и что никакая женщина, даже самая пылкая, страстная и верная, не может изменить такого мужчину.