Текст книги "Сокровище тамплиеров"
Автор книги: Джек Уайт
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)
ГЛАВА 4

Андре Сен-Клер был совершенно уверен, что король без промедления нападёт на Исаака Комнина, но Ричард продемонстрировал здравый смысл и выдержку, не сделав ничего подобного. В тот же день он отправил Исааку письмо, составленное с помощью целой оравы клириков и выдержанное (учитывая недавние события) в удивительно мягком тоне. Императору предлагалось отпустить людей, спасшихся с потерпевшего крушение дромона, со всеми их пожитками, и вернуть сокровища Ричарда, включая Большую печать Англии – всё равно она никому была не нужна, кроме английского короля. Ричард обещал, что удовлетворится этим, не станет предпринимать против Кипра никаких враждебных действий, тут же поднимет паруса и отплывёт в Палестину, куда и держит путь.
Письмо ещё не добралось до адресата, а король Ги Иерусалимский уже высадился на кипрском побережье и разместился в шатре Ричарда, поставленном на холме в миле от городских ворот. Холм этот усиленно охранялся. Тем временем на горизонте уже замаячили паруса флотилии, прибытия которой ожидали до наступления ночи. Не успели суда бросить якоря, как Комнин прислал Ричарду ответ.
Когда представитель императора прибыл с депешей к галере Ричарда, сам Исаак появился перед городом в сопровождении разномастной толпы вояк, которые выставили перед воротами переносные заграждения. Сен-Клер, наблюдавший за происходящим с борта судна и не знавший о переписке Ричарда с Комнином, расценил манёвр последнего как вызов – и не ошибся.
Ответ Исаака на миролюбивое письмо короля был настолько резким и возмутительно высокомерным, что прочитавшим послание королевским советникам оставалось лишь качать головами и бормотать, что этот человек явно безумен. Исаак заявил, что не отпустит своих пленников и не вернёт ни единой золотой монеты. Он написал, что презренные чужаки-латинцы нанесли ему оскорбление, посмев вторгнуться в его владения, и справедливо наказаны заточением и конфискацией имущества, а их сородичи должны смириться со случившимся, признать свою вину и убраться подальше, ибо он больше не желает о них слышать. И пусть латинцы денно и нощно благодарят Комнина за то, что он вообще соизволил ответить на их депешу, ибо императору неуместно переписываться с какими-то там королями.
Несколько человек впоследствии рассказали Андре, что, пока канцлер зачитывал этот ответ, Ричард стоял молча, широко раскрыв глаза от изумления, а потом рассмеялся диким лающим смехом и приказал немедленно высадиться на берег, где в окружении своих людей красовался Комнин.
Высадка трёх сотен воинов под прикрытием двухсот лучников и арбалетчиков состоялась менее чем через час. Ополченцы Исаака попытались было преградить «латинцам» дорогу, но со стоящих близ берега судов на них обрушился смертоносный ливень стрел и арбалетных бортов. Люди Комнина мигом пали духом, во главе со своим императором припустили к городским воротам и укрылись за ними. Поле боя осталось за Ричардом.
Весь день и всю ночь Ричард наблюдал, как на сушу сводят боевых коней. Некоторые из них провели в море целый месяц и застоялись в тесных корабельных стойлах. Вряд ли хоть один конь смог бы сразу пуститься вскачь, не говоря уж о том, чтобы участвовать в сражении. Но ближе к утру Ричард бросил клич, призывая сорок добровольцев отправиться с ним в прибрежное местечко Кол осей, лежавшее в пяти милях от места высадки, – прошёл слух, что там укрылся Исаак со своими ближайшими приспешниками.
Андре, которому не спалось всю ночь, услышал, как глашатай с пирса выкрикивает королевский клич, как ему вторит вахтенный на носу корабля. Молодой человек тут же направился к Турнедосу и заявил, что как вассал Ричарда желает принять участие в вылазке. Но Турнедос возразил: будучи командиром моряков, он не вправе принять такое решение. Раз Андре послушник, ему надлежит просить дозволения у старшего из находящихся на борту служителей Храма.
Андре до сих пор не выпало случая познакомиться с этим известным рыцарем по имени дон Антонио дель’Акила, но молодой человек много раз видел его на корабле. Сейчас Сен-Клер нашёл его на кормовой надстройке: дель’Акила стоял, облокотившись на поручень, неподалёку от сержанта-рулевого и тихо беседовал с каким-то смуглым рыцарем.
Очевидно, оба собеседника были очень заняты, но рыцарь, слегка нахмурившись оттого, что его отвлекли от беседы, и даже не повернувшись в сторону Сен-Клера, выслушал его просьбу... И тут же отказал в ней не терпящим возражений тоном.
И всё же Андре попытался возразить. Он сослался на то, что ещё не принёс присяги ордену – значит, вообще не должен испрашивать разрешения и делает это только из учтивости.
Дель’Акила, или просто Акила, как дружески называли его храмовники, уже вернулся было к прерванной беседе и протянул руку, желая взять товарища за плечо, но замер, услышав слова Андре. Он выпрямился и поднял палец, извиняясь перед собеседником и давая понять, что ненадолго отвлечётся. Затем Акила повернулся к Сен-Клеру. Висящая на переборке лампа отбрасывала на лицо тамплиера колеблющийся свет, и Андре ожидал увидеть на этом лице гнев, но Акила смерил юношу долгим, абсолютно невозмутимым взглядом.
Антонио дель’Акила был воином в самом расцвете сил, лет тридцати с небольшим. Его густая рыжеватая, коротко постриженная бородка в предрассветном мареве казалась чёрной. Поверх кольчуги он носил белую орденскую мантию, украшенную не только удлинённым алым крестом – отличительным знаком храмовников в Святой земле, – но и другим крестом, над самым сердцем. Такой равносторонний чёрный крест служил эмблемой ордена в самом начале, до того как крест на мантиях тамплиеров стал броского алого цвета в знак безвинно пролитой крови Иисуса Христа. Лишь немногим тамплиерам дозволялось носить оба креста одновременно – такого права удостаивались рыцари, отличившиеся в сражениях и тем самым прославившие орден.
Акила некоторое время стоял, глядя на Сен-Клера в упор, прищурив глаза и слегка покусывая верхнюю губу, потом с глубоким вздохом повернулся к своему собеседнику.
– Простите, сеньор Лоренцо, но я должен заняться этим... делом. Если вы подождёте меня в моей каюте, я постараюсь явиться туда как можно быстрее.
Сеньор Лоренцо глубоко поклонился и ушёл, а Акила поманил пальцем Сен-Клера.
– Идёмте со мной.
Андре послушно зашагал рядом с тамплиером.
– Почему вы хотите отправиться с Ричардом? – без обиняков спросил Акила.
– Герцог – мой сеньор...
– Я это знаю, мастер Сен-Клер, но почему вы хотите с ним отправиться?
Андре заморгал, слегка удивлённый тем, что Акила знает его имя, но нашёлся с ответом:
– Таков мой вассальный долг.
– Нет, ваш вассальный долг – повиноваться приказам короля. Но он не отдавал на сей счёт никаких приказов. Он всего лишь выкликнул добровольцев. Теперь позвольте мне повторить вопрос: почему вы хотите с ним отправиться?
– Чтобы... – начал было Андре, но не договорил.
Он вдруг понял, что подыскивает оправдание своим, в общем-то, эгоистическим желаниям, и, не сдержав улыбки, мысленно признал своё поражение.
– Чтобы снова очутиться в седле.
– Очутиться в седле после долгого времени, проведённого в море, хотите вы сказать?
Акила не смотрел на юношу и не видел его улыбки.
– Да, – согласился Андре.
– Думаете, вы один мечтаете об этом?
– Нет, но...
– Вот именно.
Они пересекли кормовую надстройку и неторопливо двинулись вдоль правого борта, прочь от рулевого, который провожал их любопытным взглядом. Наконец, оказавшись там, где вахтенный не мог их слышать, Акила остановился и повернулся, так что они с Андре оказались почти нос к носу. Схватив Сен-Клера за запястье, Акила нахмурился и негромко, драматическим тоном заговорил:
– Не двигайтесь. Смотрите мне в глаза. Послушайте, что я скажу. Слушайте меня внимательно! Предположим, я разрешу вам отправиться с вашим сеньором. Возможно, вы проскачете пять миль на коне, который после месяца, проведённого в море, каким-то чудом одолеет такое расстояние. Допустим, вы и впрямь найдёте императора Кипра и его дурацкую компанию и сразитесь с ними. Но скорее всего, вам достанется скверная лошадь, скакать придётся по незнакомой местности, и, хотя вряд ли Исааку Комнину служат умелые бойцы, может случиться так, что один из них – пусть даже случайно – нанесёт вам смертельный удар.
Акила умолк, давая Андре усвоить эти слова и не сводя с него глаз.
– И тогда мессир Андре Сен-Клер останется лежать мёртвым на неизвестном клочке земли в невесть какой глуши, не добившись того, к чему стремился, – продолжал Акила настойчиво, хотя голос его был чуть громче шёпота. – И всё его обучение, всё его послушничество, все испытания – всё это пойдёт прахом. Получится, что вы зря старались... Но не только вы – все люди, готовившие вас к выполнению задания в Святой земле, – тоже зря потратили время и силы.
Акила умолк, заметив мелькнувшую в глазах Андре растерянность, а потом – понимание. Тамплиер выгнул бровь и кивнул, подтверждая справедливость догадки молодого человека.
– Ещё до того, как Ричард призвал добровольцев, мы, находящиеся здесь командиры тамплиеров, решили, что интересы Храма всегда должны стоять превыше интересов короля. Нагла задача, наш долг заключается в том, чтобы добраться до Святой земли живыми и восполнить те телесные и духовные потери, что понёс в сражениях наш священный орден за последние несколько лет. Людские резервы ордена в Святой земле серьёзно истощены, само наше существование там находится под угрозой, поэтому мы не можем позволить себе рисковать жизнью и здоровьем даже одного-единственного человека – до того, как сойдёмся лицом к лицу с Саладином и его несметными полчищами. Судьба самого христианства в родной земле Христа, возможно, зависит именно от нас... От каждого из нас или даже от одного из нас! И разве ведомо, кто он – тот самый важный человек? Нет, мы останемся на борту кораблей, постараемся держаться вместе и будем всячески избегать участия в подобных стычках из-за пустяков. Стычках, продиктованных лишь гордыней и способных напрасно погубить хороших людей, необходимых для нашего великого дела. Вы поняли меня?
Единственное, что Андре чётко уяснил, – он снова неожиданно встретил товарища, члена ордена Сиона, и тот знает о тайной миссии Сен-Клера в Святой земле. А ещё Андре Сен-Клер понял, что хотел донести до его сознания Акила, и не мог не согласиться с убедительностью этих доводов. Более того, юноша устыдился своей эгоистичной глупости. Конечно, высокопарные слова о судьбе христианства были произнесены на тот случай, если их всё-таки подслушают, но Андре уразумел главное: братья Сиона, крайне заинтересованные в успехе его задания, не выпускают его из виду, присматривают за ним и оберегают его.
Сен-Клер сделал глубокий вдох, поднял голову и кивнул.
– Да, брат Акила. Я всё понял и сожалею, что побеспокоил вас по такому ничтожному делу. Прошу меня простить.
– Нет нужды извиняться, просьба – не преступление. Но вы останетесь на борту до тех пор, пока сам король Ричард не прикажет вам сойти на берег.
– Могу заверить, сеньор дель’Акила, что король Англии Ричард не сможет мне ничего приказать. Я подчинюсь ему, только если он отдаст приказ как герцог Аквитании. В противном случае я останусь здесь и буду избегать ненужного риска. У меня нет вассальных обязательств перед короной Англии.
Они ещё не кончили разговор, как собранный Ричардом отряд уже приготовился выступить к городу Колосси. Андре понял это по доносящимся до корабля звукам, потому что было всё ещё слишком темно, чтобы разглядеть воинов на берегу. Несмотря на неопровержимость логики Акилы, Сен-Клер невольно ощутил острую зависть и сожаление. Но беседа с Акилой не пропала впустую, напомнив юноше о первоочередных задачах.
Итак, Андре занялся своими доспехами и оружием, особенно арбалетом, отчищая его от соли и ржавчины, запятнавших оружие за время, проведённое в море. Потом он привёл в порядок стрелы и удостоверился, что все запасные тетивы в порядке и надёжно защищены от сырости.
* * *
После полуденной трапезы, привлечённый видом поля, где арбалетчики установили мишени, Сен-Клер сошёл на берег вместе с двумя другими рыцарями и целый час практиковался в стрельбе, пока Ричард со своим отрядом не вернулся из вылазки, везя богатые трофеи. Рассказ об этой вылазке все воины с удовольствием передавали из уст в уста.
Когда Ричард наткнулся на лагерь Комнина, все приспешники императора беззаботно спали, даже не выставив караул. Похоже, им и в голову не приходило, что кто-то может напасть на них до рассвета. Ричард немедленно атаковал, и перепуганные враги, не оказав никакого сопротивления, обратились в беспорядочное бегство. Они даже не набросили верхней одежды и не успели прихватить с собой оружие. Исаак бесследно исчез: по некоторым сведениям, он опрометью бежал в глубь острова, к горному хребту Трудос и городу Никосии, до которого было миль семьдесят.
Ричард находился в приподнятом настроении. Этот день – воскресенье двенадцатого мая лета Господня 1191, день святого Панкрата, оказался примечательным не только благодаря поражению злополучного Исаака. На горизонте, задолго до предполагаемого срока, показались остальные суда королевского флота.
К тому времени Андре уже успел выслушать несколько рассказов об утренних событиях. Узнав о приближении флота, он направился к своей вытащенной на берег лодке, но тут его окликнул знакомый голос. Обернувшись, Сен-Клер увидел, что к нему лёгким галопом скачет сам король.
Ричард сиял и явно был весьма доволен собой. Нагнувшись, он цепко, как борец, схватил Андре за плечо и дружески потряс.
– Признаюсь, сегодня утром я рассчитывал увидеть тебя в своём отряде, – промолвил король, отпустив молодого человека. – Думал, ты вызовешься добровольцем. Но, полагаю, дело не в тебе – с нами не поехал ни один из храмовников. Почему? Из-за каких-то тайных даже для меня распоряжений Храма?
Андре грустно улыбнулся, потирая правое плечо, которое даже сейчас, спустя не один месяц после ранения, порой сильно болело.
– Не то чтобы тайные, мой сеньор... Но вы правы в том, что таков был приказ командиров Храма. Я хотел присоединиться к вам, но мне, как и всем послушникам, добивавшимся такого разрешения, напомнили, что наш первоочередной долг состоит в том, чтобы восстановить мощь ордена в Святой земле. Мне было указано, что бесславная и бессмысленная гибель от рук шута, именующегося императором Кипра, не принесёт Храму никакой пользы... Тогда как моё присутствие в Святой земле послужит на благо Божьего дела.
– Ха!
Лающий смех Ричарда показал, что политика Храма способна разозлить кого угодно, даже человека, находящегося в отменном расположении духа.
– А моя бесславная и бессмысленная смерть в этой вылазке, видимо, никак не скажется на судьбе Божьего дела и Храма? Ну и глупость! Божьи яйца, в самонадеянность храмовников порой трудно поверить!
Король умолк и призадумался, но ненадолго.
– Но ты ведь остаёшься моим вассалом? Ты не принёс обетов, пока я был в отлучке?
Андре отрицательно покачал головой, и Ричард улыбнулся ещё шире.
– Отлично! Потому что сегодня, ещё до того, как флот заполонит всю гавань, и Господь потребует тебя на службу, я, как твой сюзерен, прикажу тебе сделать для меня кое-что.
Всё ещё ухмыляясь, Ричард украдкой огляделся по сторонам, словно маленький мальчик, задумавший шалость. Спешившись и дёрнув Андре за рукав, король потянул его в сторону, где они укрылись в тени двух составленных вместе деревянных навесов.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, – с заговорщицким видом сказал Ричард. – Именно ты и сию же минуту, пока я не передумал.
– Конечно, мой сеньор. Что от меня требуется?
Король посмотрел Андре прямо в глаза, потом как будто заколебался и вдруг заговорил так быстро, что слова его порой сливались в скороговорку:
– Первым делом мне нужно, чтобы ты раздобыл лодку. – Уже сделано, мой сеньор. У меня неподалёку есть лодка. – Хорошо. Тогда залезай в неё, отправляйся на дромон принцессы и сообщи моей невесте, что мы обвенчаемся с ней сегодня вечером, перед ужином. Когда настанет время, я пошлю за ней и моей сестрой подобающий эскорт, а до той поры принцессе надлежит одеться и приготовиться. На это у неё будет несколько часов – не меньше двух, а может, и трёх. На обратном пути из Колосси я успел поговорить с отцом Николасом, моим капелланом. Он лично – его сан это дозволяет – совершит обряд венчания. Сейчас он уже занят необходимыми приготовлениями. Мы обвенчаемся в часовне Святого Георгия Победоносца в замке Лимасола. Город уже наш, и на острове присутствуют епископы из различных наших владений: епископ Эврский, епископ Байонский и даже несколько архиепископов. Они проведут церемонию помазания и, как только мы с Беренгарией станем мужем и женой, провозгласят её королевой Англии. Расскажи принцессе об этом да предупреди Иоанну – пусть проследит за приготовлениями к свадьбе. Придворные дамы, и Иоанны и Беренгарии, будут присутствовать на церемонии: они послужат хоть какой-то защитой от мрачных, неулыбчивых святош... И вот ещё что – обязательно сообщи Кутро, человеку де Сабле, сколько женщин сойдёт на берег. Ему придётся обеспечить им переправу, поудобнее разместив на барже с навесом, чтобы, не дай бог, дамы не промокли. Церемония должна пройти торжественно, и я не обрадуюсь, если дамы явятся на неё растрёпанными и в мокрых платьях.
Ричард резко умолк, потом снова схватил Андре за плечо и сжал так, что это ощущалось даже сквозь надетую под верхней одеждой кольчугу.
– Ты всё понял?
– Да, мой сеньор.
Андре чётко и кратко повторил полученные приказы, пытаясь понять, с чего вдруг королю приспичило спешно жениться. Великий пост давно закончился, следующий за постом пасхальный период браков, символизирующий возрождение, обновление и плодородие, прошёл незамеченным – как раз на Пасху шторм разметал корабли и тут уж было не до праздников. Значит, теперь можно было бы, не вызывая нареканий, отложить венчание на неопределённый срок, поскольку предстоящий поход в Святую землю затмевал всё остальное и с каждым днём приобретал всё большее значение.
«Так зачем спешить? – недоумевал Андре. – Почему Ричарду понадобилось совершить обряд бракосочетания именно сейчас, так быстро, за один день?»
Вчера, после визита Андре к принцессе, о венчании вообще не заходило разговора. Может, король, ощущая подъём после победы, одержанной над тираном острова, чувствовал необходимость сделать новый стремительный шаг, пока его не покинула решимость? Андре вгляделся в Ричарда, пытаясь уловить в его поведении намёк на панику и отчаяние... Да, и то и другое было налицо, причём в избытке, хотя король старался держать себя в руках.
Между тем Ричард, не замечая испытующего взгляда Андре и не подозревая о его догадках, заговорил снова:
– Хорошо. Скажи моей невесте, что всё будет чудесно. Здесь, в Лимасоле, есть монастырь бенедиктинцев, у которых, как я слышал, дивный хор. У нас будет музыка и освещение – множество самых лучших белых свечей – и обильные клубящиеся облака душистых благовоний. Передай ей всё это, чтобы Беренгария знала, что станет настоящей королевой. Всё будет без обмана, как положено. Музыка, свет и благовония, от которых закружится голова... А потом непременный брачный пир. Пока мы тут с тобой разговариваем, быки, бараны и свиньи уже вращаются на вертелах, повара чистят рыбу и ощипывают птицу...
Король вдруг замолчал, на лице его отразилось сомнение, он оглянулся через плечо.
– По крайней мере, я полагаю, что это так... Я разговаривал с...
Он снова быстро обернулся к Андре.
– Что ж, решение принято, и быть по сему. Ступай, сделай всё, что велено. У меня полно других дел, и есть много других людей, которым нужно дать указания. Поспеши. Не теряй времени, его вообще нельзя тратить впустую.
Не успел Андре отсалютовать, как Ричард резко развернул коня, пришпорил его и поскакал прямо сквозь собравшуюся на берегу толпу, так что люди едва успевали уступать ему дорогу, выпрыгивая чуть ли не из-под копыт.
Андре отправился на поиски своей лодки.
* * *
На сей раз на дромоне его не ждали, и, после того как рулевой лодки Сен-Клера окликнул находившихся на палубе людей, через некоторое время с корабля сбросили верёвочную лестницу. Видимо, прибытие Андре не сочли достаточно важным, чтобы спустить тяжёлый трап. Юноше пришлось, с трудом сохраняя равновесие, тревожно ждать в подпрыгивавшей на волнах лодке, пока двое его гребцов сноровисто управляли маленьким судёнышком. Наконец одному из них удалось зацепить лестницу веслом и подтянуть ближе, чтобы Андре мог за неё ухватиться. Ухватиться-то он ухватился, но, глядя на крутой борт огромного судна, не был уверен, что сумеет взобраться вверх в полном вооружении.
– Спасибо! – крикнул он старшему гребцу. – Если я не утону, то надолго здесь не задержусь!
Однако Андре всё же взобрался наверх, утешая себя тем, что, во-первых, на сей раз не промок, а во-вторых, никто, кроме его гребцов, не видел, как он болтался на верёвочной лестнице, словно паук на паутинке. Утешение, правда, было слабым: Сен-Клера омрачала досада оттого, что он очутился в ситуации, в которой запросто мог свалиться и пойти на дно.
Когда он наконец поднялся на палубу, двое палубных командиров смерили его презрительными, наглыми взглядами. Один из них – старший, судя по галуну на плаще, – открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Андре оборвал его, резко выбросив вперёд руку и едва не смазав его по носу.
– Встань по стойке «смирно», когда говоришь с посланником короля, неотёсанный болван! – рявкнул он. – Я представляю Ричарда, короля Англии, и доставил послание его невесте и его сестре Иоанне, королеве Сицилии. Оскорбляя гонца, ты оскорбляешь того, кто его послал! Посмотрим, потерпит ли подобную наглость король Ричард!
Незадачливый мореход смертельно побледнел, но Андре словно не заметил этого.
– Будь уверен, по возвращении я доведу всё это до сведения короля! И не забывай – корабль не твой и никогда не станет твоим. Это корабль короля! Корабль Ричарда Плантагенета!
Сен-Клер резко повернул голову и ткнул пальцем во второго командира, того, что был помоложе.
– Ты, идиот! Захлопни слюнявую пасть и немедленно позови мессира Ричарда де Брюса! Бегом!
Последнее слово он выкрикнул в полный голос, пресекая всякую попытку ответить.
Развернувшись на каблуках, молодой командир резво припустил к двери в кормовой переборке. Андре проводил его суровым, неумолимым взглядом.
– Мессир... Мастер Сен...
– Молчать! У тебя была возможность проявить учтивость, когда я приблизился к этому кораблю, но ты предпочёл продемонстрировать чванливость, самодовольство и надменность, недостойные благородного человека. Ничего, скоро ты на своей шкуре узнаешь, каково приходится простому матросу на скамье гребцов. Заранее к этому приготовься.
Офицер с отвисшей челюстью застыл в полной растерянности.
Тем временем дверь кормовой каюты отворилась, и на палубе появился коммодор де Брюс – судя по всему, подчинённый уже доложил ему о случившемся.
– Мастер Сен-Клер, – проворчал де Брюс, сердито наморщив лоб, – не ожидал увидеть вас снова.
– Само собой. И ваша дрессированная обезьяна тоже этого не ожидала! Я требую, чтобы за пренебрежение своими обязанностями и недопустимую наглость по отношению к королевскому гонцу – что есть оскорбление lese majeste[12]12
Его величество (фр.).
[Закрыть] – этого человека отстранили от должности.
Сен-Клер вскинул руку, предупреждая возможные возражения.
– Извольте подчиниться, мастер де Брюс. И не пытайтесь переубедить меня или оправдать поведение этого господина. Он не годится в командиры – нив корабельные, ни в какие другие, – и, будь на то моя воля, я бы высек его и разжаловал в простые матросы. Я настаиваю, чтобы моё требование было выполнено до того, как я покину корабль, что случится в течение ближайшего часа. И имейте в виду – я намерен лично доложить обо всём случившемся Ричарду.
– Я не располагаю достаточными полномочиями, мессир. Капитаном этого судна является...
– Разве вы не коммодор всех дромонов?
– Это так, но...
– Никаких «но», мастер де Брюс. Либо вы командуете, либо нет. Если нет, об этом я тоже обязательно доложу королю Ричарду!
Плечи де Брюса слегка поникли.
– Хорошо, я дам указания капитану... Но, мессир Андре, этот человек – старший помощник командира данного корабля.
– Боже мой, неужто? Как низко он пал! А сейчас будьте любезны передать дамам, Беренгарии и Иоанне, что я явился сюда со срочными вестями от короля.
Де Брюс вытянулся в струнку и закивал.
– Конечно. Сию минуту.
Он обратил ледяной взгляд на приговорённого морехода.
– А ты ступай в мою каюту и жди там.
Когда де Брюс и помощник капитана ушли, на палубе вместе с Андре остался лишь совершенно подавленный и уничтоженный младший командир. Сен-Клер на мгновение подумал, что, возможно, слишком сурово отнёсся к помощнику капитана, сорвав на нём свой гнев и дурное настроение. Но тут ему вспомнилось, с каким насмешливым презрением смотрел на него этот человек при первом посещении дромона, и всё сочувствие Андре мигом испарилось. А в следующий миг он и вовсе выбросил помощника из головы: дверь позади Сен-Клера открылась, и вернувшийся де Брюс сообщил, что дамы примут его без промедления.
* * *
Андре Сен-Клера с самого начала удивило неожиданное решение короля немедленно обвенчаться. Слушая, как Ричард ораторствует насчёт пения монахов, множества свечей и участия в церемонии целой оравы высокопоставленных прелатов, молодой человек думал, что такая спешка обернётся настоящим испытанием для всех, кому придётся принимать участие в организации бракосочетания, от интендантов до поваров. Было ясно, что для них скоропалительное решение короля стало такой же неожиданностью, как и для Сен-Клера.
Однако, к чему Андре вовсе не был готов, так это к буре яростных возражений обеих женщин. Буря эта нежданно-негаданно разразилась над его головой, и Сен-Клер, стоя с разинутым ртом, начал понимать, что в глазах этих дам он чуть ли не преступник, пусть и невольный. Хотя он всего лишь передал женщинам волю своего сюзерена, те обрушили свой гнев именно на посланника короля, раз уж под рукой не оказалось никого другого.
Правда, к облегчению Андре, яростная буря кончилась быстро. Беренгария и Иоанна поняли, что времени у них в обрез, и тут же занялись приготовлениями к церемонии. Они совсем забыли про Андре, и, когда распахнулись сундуки, полные женской одежды, молодой рыцарь счёл за благо поскорее покинуть каюту.
У него не было опыта в подобных делах, но он всё же смекнул, что надо срочно собрать на судне де Сабле всю женскую свиту, включая пожилую дуэнью принцессы, с младенчества служившую Беренгарии нянькой, двух придворных дам из Наварры, Марию, компаньонку и камеристку Иоанны, и трёх дам с Сицилии: двух вдов и одну девицу, служив1пую Иоанне фрейлиной, когда та была королевой.
Подойдя к борту и заметив, что верёвочную лестницу заменили на подвесной трап, Андре вдруг вспомнил ещё об одном деле.
У борта стоял тот же моряк, что и раньше. Андре велел передать людям в его лодке, что он скоро спустится, повернулся к робко поглядывавшему на него младшему командиру и приказал позвать мессира Ришара. Отсалютовав, как на плацу, командир поспешил исполнить поручение, и вскоре на палубе появился угрюмый командор.
– Как вы поступили с тем наглецом? – резко спросил Андре.
– Посадил в каюту под арест.
– Этого мало. Его надо раздеть до рубашки, заковать в цепи и держать на палубе у всех на виду до вынесения королевского вердикта. Это пойдёт самодовольному болвану только на пользу: пусть некоторое время посмотрит на мир глазами тех, кому меньше повезло в жизни. Судя по его грубости и чванливости, он отличается от простой матросни только своим чином, а чин ни в коей мере не даёт ему права оскорблять других людей... Тем более тех, кто занимает определённое положение и имеет возможность поквитаться с ним за обиду. Кстати, как его зовут?
– Де Блуа, мессир Андре.
Брови Сен-Клера взметнулись вверх, потом он улыбнулся.
– Вот как? Один из его родственников некоторое время назад приложил немало усилий, чтобы меня убить. Правда, ему это не удалось, но он сумел-таки мне досадить... Интересно, что судьба свела меня ещё с одним де Блуа. Всё-таки родство – великое дело, мессир Ришар. Яблочко от яблоньки...
Провожаемый кислым взглядом коммодора, Андре направился к порту, который матрос держал для него открытым. Юноша легко спустился по трапу в дожидавшуюся его лодку. Когда она отвалила от исполинского судна, Андре устроился на кормовой банке и поинтересовался у рулевого, не знает ли тот, где можно найти графа Кутро, заместителя де Сабле. Видимо, всех моряков связывала некая недоступная сухопутному народу тайна, ибо этот малый, обведя взглядом суда, без колебаний указал на одно из недавно прибывших.
– Он там, мессир, – пробурчал он, – на борту «англичанина».
– Откуда ты знаешь? – искренне удивился Андре.
Рослый рулевой ухмыльнулся с довольным видом.
– Невелика хитрость, мессир. Вон там, на верхушке мачты, выше всех прочих флагов, поднят его личный штандарт: три зелёных треугольника на белом фоне. Штандарты высших командиров всегда поднимают над тем судном, где находятся эти командиры, чтобы весь флот знал, откуда исходят приказы и куда слать донесения. Зелёные треугольники – знак заместителя, ау самого командующего вымпел такой же, но треугольники голубые.
На Андре эти сведения произвели сильное впечатление.
– Ловко придумано. И давно на флоте так заведено?
– Да, сдаётся, так было всегда, мессир. Куда командир, туда и вымпел. Командир – на борт, вымпел – на мачту. Это разумно. В бою или ещё в какой заварушке люди в первую очередь нуждаются в командире, и даже один вид его флага вселяет бодрость. Раз флаг поднят, значит, есть кому принимать решения.
– Клянусь небом, и впрямь умно! Кто всё это придумал?
Рулевой наклонил голову и почесал переносицу.
– Кто-то поумнее меня, мессир... да и наверняка постарше. По моему разумению, такой порядок был испокон веков, как только появились корабли. Ведь, если на то пошло, этот обычай исполнен здравого смысла.
– Ты прав, так оно и есть.
По лицу Андре медленно расплылась ухмылка.
– Того самого здравого смысла, который отпугивает мужчин от женщин, стоит на горизонте замаячить свадьбе... Ладно, правь прямиком к командиру.
* * *
В тот вечер на королевском бракосочетании присутствовали высокопоставленные представители Храма – как свидетели брачной церемонии и коронования новой королевы. Сама церемония, по отзывам, была богатой и пышной. Часовню, где состоялось венчание, заливал золотистый свет свечей, наполняло благоухание курящегося ладана. Монахи из пяти монастырей, не считая клириков со всех концов христианского мира, распевали молитвы: ничего подобного на Кипре никогда ещё не слышали. Присутствовало множество епископов, все в богатых, шитых золотом, усыпанных драгоценными камнями облачениях, в сопровождении разодетых служителей. Однако, несмотря на всё великолепие прелатов, несмотря на нехватку времени для приготовления к церемонии, невеста и её свита затмили всех, привлекая взоры не только явившихся в церковь мирян, но и смиренных служителей церкви.








