Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)

Конечно, следовало думать, что Ричард исполнит свой супружеский долг, дабы Беренгария родила ему наследника, но, как только этот наследник появится на свет, предоставит жене заниматься ребёнком, а сам отправится развлекаться со своими приятелями. Андре знал, что такова участь многих женщин.

Молодой человек поймал себя на том, что его удивляет явное отсутствие интереса Беренгарии к тому, что так близко её касается. Неужели она действительно пребывает в блаженном неведении относительно своего будущего супруга? В конце концов, принцесса прибыла издалека, дома вела уединённый образ жизни, и, возможно, в её стране царят совсем другие нравы. Правда, в голове Андре тут же всплыли воспоминания о смутных слухах, связывавших Ричарда с братом Беренгарии, Санчо, но он отбросил эти мысли и задумался о другом.

Беренгария была здесь чужой, она никого тут толком не знала, и, если по прибытии пребывала в неведении, вряд ли у неё появились столь близкие друзья, чтобы они рискнули просветить принцессу относительно её неприглядного супружеского будущего. Если кто и не побоялся бы вызвать гнев Ричарда, то только его сестра. Не открыла ли она, движимая бескорыстной дружбой, глаза своей будущей родственнице на её суженого?

Кроме того, Иоанна была королевой по рождению и воспитанию, она выросла в осознании своего долга – а долг королевы заключался в том, чтобы рожать сыновей, тогда как долг короля заключался в том, чтобы даровать их супруге.

Ричард предпринял публичную попытку отказаться от своих непристойных и противоестественных склонностей, чтобы дать Англии наследника, и Андре, привыкшему видеть в короле, несмотря на все прегрешения монарха, прежде всего рыцаря и героя, было нетрудно поверить в то, что Ричард Плантагенет так и поступит.

Закончив чтение, Иоанна обратилась к Андре:

– Мой брат пишет, что я могу безраздельно вам доверять и полностью на вас полагаться.

Она взглянула на сидевшую напротив Беренгарию.

– Тебе он написал то же самое, Берри?

Принцесса кивнула, и Иоанна медленно повернулась к Андре, слегка наклонив голову и глядя на молодого человека широко раскрытыми глазами.

– Интересно было бы узнать, чем вы заслужили столь высокую оценку моего брата. Я и представить себе не могла, что Ричард способен о ком-нибудь так отзываться. Должно быть, мессир Андре Сен-Клер, вы и впрямь весьма примечательный и необычный молодой человек... Но нам нужно многое обсудить, поэтому начнём безотлагательно. Ричард задал мне несколько вопросов о том, что произошло здесь со времени нашего прибытия. Брат хочет, чтобы вы выслушали мои ответы. Я склонна предположить, что о том же самом он попросил и Беренгарию.

– Так и есть, – подтвердила принцесса. – Что ж, вы предпочитаете поговорить с каждой из нас по отдельности или побеседуем все втроём?

– Наверное, лучше будет побеседовать втроём, мадам, если у вас нет возражений. Здесь довольно удобно, вряд ли нас тут потревожат или подслушают, если, конечно, мы будем беседовать тихо.

Андре указал на открытый люк над их головами.

– Он выходит на палубу, и я предлагаю говорить так, будто там, наверху, примостился шпион с большими ушами, приложив к каждому уху ладонь. Госпожа Иоанна, не угодно ли вам начать первой?

Пока Иоанна, Беренгария и Андре тихо беседовали, узор, образованный солнечными лучами, медленно перемещался по полу каюты. Когда дневной свет почти угас, Андре попросил, чтобы с палубы принесли свечи и новые светильники. Трое собеседников подождали, пока свечи зажгут, и, как только посторонние удалились, продолжили разговор.

Наконец долгая беседа была закончена, и Сен-Клер, покинув дам, вернулся на свой корабль.

Молодому рыцарю было о чём подумать. В своей каюте он первым делом начал записывать соображения насчёт услышанного и улёгся спать совершенно измотанным. Засыпая, Андре думал об обеих женщинах, таких разных, но одинаково привлекательных... И возможно, впервые за долгое время сожалел о том, что обет храмовника скоро навсегда лишит его возможности приятно проводить время в женском обществе.

* * *

Галера Ричарда прибыла лишь к концу утра следующего дня.

Она появилась в сопровождении ещё двух галер, но без остального флота. Едва королевское судно бросило якорь, Андре сошёл в предоставленную Турнедосом лодку. Но не успел он добраться до галеры Ричарда, как увидел, что его опередил большой бот, отваливший от одного из трёх неизвестных кораблей, прибытие которых он заметил вчера. Андре велел своему рулевому держаться поодаль от незнакомой лодки, выкрашенной в красный и тёмно-зелёный цвета. На борту её находилась команда из восьми гребцов, а на кормовой надстройке Андре насчитал десять рыцарей в полном вооружении, с гербами на груди. Ни один из этих гербов не был знаком Сен-Клеру.

Теперь в нём проснулось любопытство: наблюдая, как неизвестные рыцари поднимаются на борт королевской галеры, он заметил, что их оружие и снаряжение явно не пылилось без дела. Геральдические символы на щитах (хотя немногие из этих рыцарей имели щиты) выцвели и поблёкли, кольчуги же, напротив, блестели, словно отполированные.

Лодка Андре стояла в отдалении, пока рыцари поднимались на борт галеры, а когда бот отвалил, его место тут же заняло маленькое судёнышко, чтобы принять единственного покидавшего галеру пассажира. Когда пассажир подошёл к борту, Андре выпрямился на скамье, узнав суровое, вечно угрюмое лицо одного из наиболее известных и наименее любимых из своих соотечественников – Этьена де Труайя, магистра Храма в Пуату, самого высокопоставленного храмовника среди участников нынешнего похода. Не глядя по сторонам, де Труайя спустился в лодку, уселся на корме и низко надвинул капюшон на лицо, а его гребец энергично налёг на вёсла.

Лишь спустя без малого час десять рыцарей вернулись на своё судёнышко, причём Ричард сам проводил их и стоял, глядя им вслед, пока они не отплыли. Андре понял, что король его заметил, но ждал до тех пор, пока Ричард не взглянул в его сторону и не поманил его жестом.

Шторм давным-давно стих, но море всё ещё было неспокойным, а волны – непредсказуемыми, поэтому Андре, прыгая с лодки на свисавшую с борта галеры сеть, рисковал промахнуться и плюхнуться в воду. Но всё обошлось: он вцепился в сеть и вскарабкался на палубу, лишь замочив ноги. Хлюпая сапогами и оставляя на палубе мокрые следы, Андре пошёл к корме, где Ричард что-то диктовал писцу-монаху. Позади короля и писца сгрудилась кучка придворных зевак: они глядели на Сен-Клера, не скрывая презрения к его неподобающему виду. Андре всеми силами постарался сохранить бесстрастное выражение лица, хотя рука его так и тянулась к рукояти меча.

Когда Сен-Клер приблизился, Ричард поднял голову, заметил протянувшуюся за молодым человеком цепочку мокрых следов и весело выгнул бровь, но ничего не сказал. Король лишь кивнул и поднял палец, давая понять, что ему нужно ещё немного времени, чтобы закончить дела с клириком. Тихим голосом (если бы Андре разобрало любопытство, молодому человеку пришлось бы напрячь слух, чтобы расслышать слова писца) монах прочитал королю записанное под диктовку. Ричард кивнул и отпустил писца.

– Ну что, Андре, удалось тебе раздобыть нужные сведения?

– Да, мой сеньор.

– Прекрасно.

Ричард заговорил громче – чтобы его услышала вся собравшаяся за спиной свита:

– Оставьте нас. Не сомневаюсь, у вас есть о чём поговорить, а кое-кому есть и чем заняться. Но будьте уверены: если я замечу вас до того, как закончу беседу с мессиром Андре, лучше вам быть замеченными на солидном расстоянии, чтобы мне и в голову не пришло, что вы подслушиваете. Ступайте. Нет, погодите!

Король поднял руку, задержав придворных, которые уже начали расходиться.

– Перси, ты получил мои указания. Не мешкая донеси их до сведения своих людей, чтобы, когда прибудет флот, всё было готово. Ясно? Пусть никто не смеет сходить на берег без моего разрешения. Когда же я дам такое разрешение, высадка должна пройти гладко. Невилл, распорядись, чтобы возвели мой шатёр и выставили возле него охрану. Немедленно высади с дромонов своих воинов – пусть они при поддержке лучников и арбалетчиков займут высоты, вон там, справа, откуда открывается вид и на берег, и на главные ворота города. Возможно, так называемый император этого злосчастного края всё ещё в Лимасоле, поэтому постарайся сделать так, чтобы он не доставил нам никаких хлопот. А вы, лорд Ричмонд, перегоните мою баржу через бухту. Займитесь этим через час, ни минутой раньше, ни минутой позже, и позаботьтесь о безопасности короля Ги. Без лишней спешки проводите его на баржу и переправьте на берег. К тому времени, когда вы ступите на землю Кипра, королевский стан будет уже подготовлен и надёжно защищён. Невилл, тебе на всё про всё отводится три часа, отсчёт идёт с этой минуты. А сейчас идите и оставьте меня наедине с мессиром Андре.

Когда придворные разошлись, тихонько переговариваясь (многие бросали на Андре взгляды, в которых читалось всё, от обычного любопытства до подозрительности и откровенной враждебности), король поманил Сен-Клера и пригласил занять кресло рядом со своим.

– Ну, давай садись. Нам есть о чём поговорить. Основная часть флота прибудет не раньше чем через день или два – буря в нашем курятнике потрепала и цыпочек, и старых, облезлых петухов. Но самые быстроходные суда с отборными отрядами на борту подойдут сюда уже к ночи.

Ричард окинул взглядом порт.

– Судя по тому, что дома на берегу ещё не горят, моя стража пока находится на борту дромонов, и обе мои дамы пребывают в безопасности и добром здравии.

– Так и есть, мой сеньор, и обе они с нетерпением ожидают встречи с вами.

– А это ничтожество Комнин? Он не пытался угрожать им или как-то их донимать?

– Нет, до угроз дело не дошло. Он пытался действовать хитростью, но королева Иоанна никогда не теряет головы и видит насквозь таких людей и их намерения. Она сразу раскусила Исаака, когда тот всячески пытался выманить дам на берег, и решила, что будет разумнее остаться на борту дромона, подальше от его «гостеприимства».

– Да, Иоанна умница. Но хочется верить, что, не будь её на борту, де Брюс принял бы точно такое же решение...

Король умолк, заметив выражение лица собеседника.

– Ты с этим не согласен? – спросил Ричард.

– Нет, мой сеньор, при всём моём уважении. Сегодня утром я обстоятельно побеседовал с коммодором, и тот ясно дал понять, что не одобряет образа действий королевы. Он сказал, что, будь на то его воля, он бы принял приглашение Комнина начать переговоры и многого добился бы мирным путём. Разумеется, он подчинился желанию вашей сестры, но нехотя, считая, что она не права и вмешивается не в своё дело.

– Хмм. И как ты считаешь – он действительно сумел бы уладить дело миром с Исааком Комнином?

– Сомневаюсь, мой сеньор. Комнин уже продемонстрировал своё недружелюбие, допустив мародёрство и позволив ограбить потерпевшие крушение суда. Он начал разыгрывать из себя гостеприимного хозяина, когда понял, что на уцелевших кораблях находится более ценный груз, чем на затонувших. Он наверняка попытался бы захватить дромоны, если бы располагал флотом, способным атаковать такие огромные суда. Но у него нет ни флота, ни, судя по всему, настоящей, организованной армии. Поэтому ему ничего другого не оставалось, кроме как попытаться заполучить корабли с помощью обмана. Ваша сестра поступила правильно. Никто не знает, что бы произошло, прими она другое решение. Существовала реальная опасность того, что в руках этого островитянина оказалась бы тогда и военная казна, и две заложницы королевской крови.

– Что-то подсказывает мне, что именно так всё бы и произошло.

Голос Ричарда походил на приглушённое рычание.

– Расскажи мне об этом Комнине. Всё, что мне о нём известно, основано на слухах и давних донесениях, а ты наверняка раздобыл более свежие и точные сведения.

– Да, мой сеньор. Во всяком случае, постарался раздобыть.

Сен-Клер откинулся в кресле и сложил пальцы домиком под подбородком, приводя в порядок мысли и лишь смутно сознавая, как замёрзли ноги в тяжёлых, мокрых сапогах.

– Комнин – странный человек. Я выяснил это сразу. Он – тиран и, как поговаривают, безумен. Большинство подданных не просто не любят его, а ненавидят лютой ненавистью. И есть за что. С народом Комнин обращается просто невообразимо. Родом он, как известно, византиец, его дядя (во всяком случае, так уверяет сам Исаак) был императором Константинополя. Во всяком случае, сюда Комнин действительно прибыл из Константинополя шесть лет тому назад. Никто, похоже, не знает, как ему это удалось, но он сумел прибрать остров к рукам, отбив его у Византийской империи. Именно этот «подвиг», наряду с его предполагаемыми семейными связями, и побудил его назваться императором. Как я уже говорил, народ ненавидит Комнина, но тот правит железной рукой и крепко держится за власть. Молва рисует Комнина человеком алчным и коварным, о его жестокости рассказывают невероятные истории. Я слышал их от де Брюса сегодня утром, а ему многое порассказали жители Лимасола. За шесть лет правления Комнина множество самых видных и состоятельных горожан бежали за море; здесь остались лишь те, кто привязан к своему имуществу и не решается всё бросить, хотя и живёт в постоянном страже перед непомерными поборами и неприкрытым грабежом Исаака.

– Похоже, он чудовище, – проворчал Ричард, не желая замечать, что всё это ярко напоминает его собственные методы сбора средств на войну в Святой земле.

Однако Сен-Клер не обратил внимания на иронию ситуации.

– Это ещё не всё, – добавил он. – Со своими командирами, во всяком случае с младшими, Исаак обращается не лучше. Изводит их наказаниями и штрафами, поэтому войско любит его не больше, чем народ.

– В таком случае почему его не убьют? Не понимаю. Неужели этот глупец не знает, как следует править? Какое безумие побуждает правителя – любого правителя – жестоко обращаться с людьми, без которых он вообще не правитель? Этот субъект, вообразивший себя императором захолустного острова, наверняка безумен. Взять хотя бы, как глупо он поступил с нашими дромонами. Неужели он хоть на миг вообразил, что никто не станет искать потерянные сокровища? Или решил, что те, кто явится за ними, будут слабыми и безмозглыми? Да он просто идиот.

– Может, идиот, а может, и нет, – ответил Сен-Клер. – Многие говорят – и люди в это верят, – что в молодости, будучи храбрым и крепким воином, Комнин служил в византийском войске. Во время войны с Арменией он был взят в плен и продан в рабство. Согласно этой истории, которая на слуху у многих, хотя сам Исаак редко её вспоминает, он много лет провёл в заморских землях, закованный в тяжёлые оковы, как дикий зверь, потому что тогда был сильным и склонным к бунту. Вроде с тех пор он проникся лютой ненавистью к выходцам с Запада – таким, как мы. Он называет нас латинцами и считает виновными в своих страданиях.

Помолчав, Сен-Клер добавил:

– Возможно, это объясняет то, почему Комнин так разозлился, когда два незнакомых латинских корабля в поисках прибежища бросили якорь у его берегов.

– Да, как послушаешь тебя, так начитаешь верить, что истории о Комнине правдивы... Но мне по-прежнему хочется растоптать негодяя, как ядовитого паука. Что ещё ты разузнал? Насчёт кораблей и всего остального.

Андре пожал плечами.

– Судя по тому, что мне удалось выяснить, всё произошло случайно. Налетел шторм, и ветер загнал три дромона сюда, к Кипру. Де Брюс полагает, что это случилось из-за огромных размеров кораблей. Их широкие борта и корма сыграли роль парусов: ветер подгонял дромоны сильнее, чем остальные корабли флота, поэтому и отнёс их дальше. К острову их прибило на рассвете третьего ненастного дня, когда шторм пошёл на спад, но море всё ещё было бурным. Тот дромон, что оказался к побережью ближе других, швырнуло прямо на камни, которые жители острова называют скалами Афродиты; судно застряло среди камней на мелководье, после чего волны и ветер разнесли его в щепы. Два уцелевших судна ничем не могли ему помочь, и лишь немногим находившимся на борту разбившегося корабля удалось добраться до берега и спастись. Как только о крушении узнали местные рыбаки и жители острова, они поспешили на побережье в надежде чем-нибудь поживиться. А когда рыбаки нашли среди обломков золото, эта весть мигом дошла до Комнина. Говорят, сперва он узнал только, что на отмели среди скал выбросило золотые монеты, но этого оказалось достаточно, чтобы распалить его алчность. У рыбаков отобрали всё ценное, включая и вашу Большую печать, которую Комнин сдуру нацепил на шею. А потом ныряльщик обнаружил сундуки и бочки с золотом. – Андре подумал и продолжал: – По-видимому, спустя несколько часов после этого до Комнина дошла весть, что с запада к Лимасолу пригнало ещё два огромных судна и они просят разрешения встать на якорь в гавани. Для Исаака слово «запад» означает ненавистных латинцев, поэтому он категорически запретил дромонам входить в бухту, а всех людей, выбравшихся на берег после кораблекрушения, бросил в тюрьму. Но позже, расспросив некоторых из местных жителей и поразмыслив об услышанном, он сообразил, что два корабля, которые он не пустил в гавань, скорее всего, из той же флотилии, что и разбившееся судно. А значит, на их борту тоже могут быть сокровища, даже бо́льшие, чем на первом дромоне. Первым побуждением Комнина было нагрянуть в Лимасол и захватить два этих корабля – так мне сказал один из его капитанов. Но Исаак не решился покинуть место кораблекрушения, не убедившись, что все сокровища найдены. Он никому не доверял и не ожидал от своих людей ни верности, ни честности, поскольку сам никогда не отличался честностью и верностью по отношению к ним. Вот почему Комнин, как ни злился, оставался возле места крушения, пока не были собраны все монеты до единой. Через несколько дней Исаак вернулся в Лимасол и обнаружил, что весь его флот бессилен против двух наших дромонов. Ему, конечно, доложили, что к острову подошли очень большие суда, однако по-настоящему крупного корабля здесь никогда ещё не видели и просто не могли вообразить, что существуют такие плавучие крепости. Налетевший на скалы дромон был разбит в щепки, и никто не мог оценить его подлинных размеров, поэтому, лишь вернувшись в Лимасол, Комнин понял, что имели в виду его люди, называя суда громадными. О том, чтобы захватить дромоны силой, нечего было и мечтать.

Ричард внимательно слушал, сдвинув брови, и Андре продолжил свой рассказ:

– Взвесив всё, Комнин сменил тактику и стал предлагать незваным гостям любую помощь, но на уме у него было совсем другое. Исаак послал де Брюсу письмо, в котором объяснял, что раньше судам отказали в гостеприимстве, потому что его, Комнина, не было в городе; якобы дела и сейчас удерживают его в Никосии. Возможно, его замысел и удался бы, но Исаака выдали собственные люди, которые рассказали всё. Благодаря им де Брюс точно знал, где Комнин был, когда вернулся, что поднял с разбитого корабля и как обошёлся с нашими спасшимися людьми и с телами погибших.

– Постой. Ты говоришь, что обо всём этом де Брюсу рассказали люди Комнина? Почему же тогда де Брюс был не согласен с решением Иоанны? Ведь любому ясно, что она права.

– Боюсь, он просто не допускал мысли, что женщина может разбираться в вопросах войны и политики.

– Божьи потроха, какая глупость! Иоанна несколько лет была царствующей королевой, причём не где-нибудь, а на Сицилии! Де Брюсу по гроб жизни не разобраться в политике так, как разбирается она!

Сен-Клер кивнул.

– Думаю, это верно. Однако де Брюс полагал, что ему не составит труда договориться с Комнином, ведь он собирался вести переговоры с позиции силы. Военного флота у Кипра нет, армией здесь считают какой-то необученный сброд без воинской гордости и боевого духа. Трудно поверить, но на острове вообще нет рыцарей: император изгнал их всех, опасаясь, что те могут устроить заговор и свергнуть его. Короче, де Брюс считал, что ему нетрудно будет доказать своё превосходство.

– Но он не смог бы этого сделать, находясь на борту корабля. Сперва ему пришлось бы высадиться.

– Да, мой сеньор, и высадка была вполне возможна. В его распоряжении имелся большой отряд королевской стражи, двести дисциплинированных воинов. По мнению де Брюса, такими силами можно было бы захватить весь Кипр, поскольку люди Исаака не стали бы сражаться за императора.

Ричард наклонил голову; на лице его читалось неприкрытое сомнение.

– Может, так, а может, и нет. В любом случае, это уже не имеет значения, раз Иоанна настояла на своём. Что ещё?

– Мой сеньор, самое главное я уже изложил. Если вы желаете что-то уточнить, я готов ответить на ваши вопросы, в противном же случае мне нечего добавить к сказанному.

Король задумчиво почесал в бороде и решительно кивнул.

– Быть по сему. Ты хорошо потрудился, раздобыл много ценных сведений, и теперь я могу принять решение, не то что час назад. Ясно, что можно прямо сейчас, не дожидаясь прибытия флота, высадиться на острове – и этот выскочка, выдающий себя за императора, не сумеет дать мне отпор. Благодарю за службу, Сен-Клер. Ступай перекуси, а после, когда я обдумаю твой доклад, мы снова потолкуем. Нет, постой. Принцесса Беренгария... Как она? Я имею в виду – в каком она настроении?

– Принцесса пребывает в добром здравии, она полна воодушевления и с большим нетерпением ожидает вашего сегодняшнего прибытия.

– Да уж... И какое впечатление она на тебя произвела? Её и впрямь приятно лицезреть?

– Лицезреть... Да, мой сеньор, это правда. На неё нельзя смотреть без восхищения. Из неё получится прекрасная жена и царственная королева.

– Непременно... Непременно, вне всяких сомнений. Ещё раз благодарю, мастер Сен-Клер. Ну, ступай.