Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

– Ну, как тебе это нравится, Кабан? Болота, изобилие воды и всё такое. Трудно поверить.

– Хотите верьте, хотите нет, – продолжал Алек, – да только всё это правда. Но не думайте, будто тамошняя водица подойдёт вам для купания. Кто-нибудь знает, что за твари крокодилы?

Андре покачал головой, но вояка по прозвищу Кабан слегка поднял руку.

– Кажется, я о них слышал. Они смахивают на здоровенных ящериц.

– Верно. Гигантские ящерицы длиной больше двух человек, с зубами в палец и челюстями с руку, способными перекусить человека пополам. Не знаю уж, правда ли это, но мне рассказывали, будто крокодилы не могут опорожняться, как остальные живые существа. Заглотив добычу – животное или человека, – они лежат на мелководье, как брёвна, пока её не переварят. А в это время другие гады, ящерицы и змеи, залезают им в пасть и поедают остатки пищи в их желудках. Получается, что пожранного крокодилом человека поедают дважды. Так что будьте внимательны у воды, друзья.

– Хватит, кузен, после таких рассказов мои люди не смогут спать. Пойдёмте, Алек, я провожу вас в вашу палатку. А остальные готовьтесь ко сну: я вернусь как раз к комендантскому часу.

* * *

Ещё пять дней армия медленно, но неуклонно двигалась вперёд. Под конец набеги вражеских всадников почти прекратились, и франки привыкли к виду длинных заводей и странных, экзотических тварей, повсюду попадавшихся на глаза. Воинский дух и дисциплина в большинстве отрядов были на высоте, цо с каждым днём в душах людей росло неопределённое предчувствие, а вместе с ним ширились слухи, толки и пересуды.

Саладин собирает свои войска, чтобы атаковать христиан на марше...

Саладин собрал свои войска в лесах вокруг города Арсуфа, куда направляются франки, и по их приближении собирается разжечь лесной пожар...

Саладин созвал стрелков со всех концов своих владений и привёз целые повозки стрел – столько, что даже ураганный обстрел под Хаттином может показаться ерундой. Он собирается покончить с наступающими франками ливнем стрел...

Никто не знал, правдивы ли эти слухи, но христиане повсюду видели сарацинских всадников, которые кружили, сопровождая походную колонну, но держась вне пределов досягаемости луков и арбалетов.

Этим вечером армия разбила лагерь у взморья, в шести милях от Арсуфа, возле устья большой реки. С суши армию прикрывало болото. Таким образом, в лагере было довольно безопасно, и все тревожились меньше обычного.

Рискуя столкнуться лицом к лицу с Ричардом, Андре решил всё-таки поискать кузена.

Ему повезло: короля он не увидел, зато нашёл Алека в палатке за складным столом – тот читал какой-то документ при свете канделябра на четыре свечи. Синклер поднял глаза, приветливо улыбнулся Андре и быстро встал, подав знак сидевшему напротив писцу, который свернул недочитанный пергамент.

Кузены вышли из палатки и быстро зашагали прочь от огромных шатров, обозначавших центр лагеря.

– Алек, мои сержанты только и толкуют, что про ваш рассказ о прожорливых крокодилах, – усмехнулся Андре. – Я уж хотел спросить, где вы выкопали такую историю, но передумал. Слишком много с тех пор мне пришлось повидать собственными глазами. Никогда не видел ничего отвратительней этих тварей, соскальзывающих с болотистого речного берега в воду. Такая мерзость!

– Да, они гадкие и страшные.

Алек помедлил, озираясь по сторонам, потом указал влево.

– Пойдём вон туда. Я чуть было не заблудился, но там должно быть хозяйство интенданта, который в большом долгу передо мной за подстреленных у дороги трёх больших антилоп. Благодаря мне он разжился свежим мясом и пообещал, что у него всегда найдётся для меня лишний бурдюк вина.

Интенданта они нашли без труда, просто идя на запах хлеба, который пёкся в передвижных глиняных печах: их везли за армией на повозках и сгружали на каждом привале.

Интендант, благодарный за оказанную Алеком услугу, нашёл лишний мех с вином, чаши, а также стол и стулья – в собственной палатке. Стоило кузенам присесть, как он появился с блюдом свежевыпеченного хлеба и холодного мяса.

Закончив есть, Синклер тихонько рыгнул и вытер крошки с губ тыльной стороной ладони.

– Как раз то, что мне было нужно, – пробормотал он. – Слушай, а почему ты вздумал меня искать?

– Больше нечем было заняться. А почему вы спрашиваете?

– Да просто любопытное стечение обстоятельств.

Синклер снова, более энергично, вытер губы.

– Дело в том, что когда ты явился, я как раз подумывал о том, чтобы тебя найти. В документе, который я читал, были набросаны мои заметки о том, что говорилось недавно на собрании командиров. И если ты не против, у меня есть для тебя задание. Приказывать в таком деле я не могу.

Алек задумался и пожал плечами.

– Нет, наверное, я мог бы и приказать, только какой в этом смысл? Я всё равно не смогу проследить за тем, как ты будешь выполнять задание.

– Какие именно задание? Но прежде чем вы перейдёте к деталям, скажите в двух словах – оно выполнимо?

– Тебя интересует, не погибнешь ли ты? Кузен, теперь, после гибели твоего отца, ты единственный мой родственник в Святой земле. У меня нет ни малейшего желания посылать тебя на смерть. Для выполнения этого задания нужен человек, говорящий по-арабски, способный передвигаться по вражеской территории под видом мусульманина. Конечно, таких людей у нас немало, по большей части они настоящие арабы, но беда в том, что ни одному из них я не могу поручить столь... необычное дело. Честно говоря, я собирался сам им заняться, но, когда заговорил с де Сабле, тот запретил мне даже думать об этом. Похоже, завтра у него для меня другие планы.

– А именно?

– Он хочет, чтобы я командовал тамплиерами правого крыла.

– Отлично. Превосходно. У него даже больше здравого смысла, чем я думал. Ну а что всё-таки требуется от меня?

– Мы сейчас в шести милях от Арсуфа. Мне нужно, чтобы ты съездил туда и разведал обстановку. Мы должны быть твёрдо уверены, что люди Саладина не заняли эту цитадель раньше нас.

Сен-Клер задумчиво нахмурился.

– А какое это сейчас имеет значение? Мы проделали долгий путь, чтобы атаковать крепость. А теперь, судя по вашим словам, никто и не ожидал, что она может быть занята. В это трудно поверить.

– Трудно. И я говорю совсем о другом. О том, что всё может пойти совсем не так, как ожидалось. За последние три дня мусульмане изменили диспозицию своих войск, и сегодня, после ряда манёвров, которые Саладин даже не счёл нужным скрывать, всё стало ясно. В настоящий момент Ричард убеждён, что сарацины намерены завтра же сойтись с нами вплотную, лицом к лицу, и попытаться вовлечь нас в сражение на своих условиях. Саладину позарез нужна победа, ибо доверие к нему (а некоторые говорят, что и дисциплина) ослабло после падения Акры... И вследствие падения Акры. Ричард же считает, что мы должны успеть проделать как можно больший путь, не вступая в битву. Вот почему мы встали лагерем на ночлег здесь, где нас прикрывает болото и где нас не смогут атаковать. Ясно, что вокруг так и кружат сарацинские всадники. Ричард уверен, что они будут беспрестанно, всё сильнее давить на нас, стараясь навязать нам сражение, не важно – хотим мы играть по правилам султана или нет. Саладин, несомненно, надеется заставить нас совершить ту же ошибку, которую так часто совершал Ридефор, наносивший удары в пустоту, по рассеивающимся, как дым, летучим мусульманским отрядам. Но король Ричард не даст себя спровоцировать. На сей раз он намерен двигаться чрезвычайно осмотрительно, принимая все меры предосторожности и разработав план действий на случай опасности.

– Понятно. И в чём именно заключаются эти меры предосторожности и каков план?

– Строгая дисциплина и безостановочное продвижение. Людям будет приказано не поддаваться на провокации противника, пока сам Ричард не решит, что пришло время действовать. В таком случае походная колонна мгновенно развернётся лицом к врагу, превратившись в линию фронта, и разделится на пять главных отрядов.

– Каких?

– Тамплиеры останутся в авангарде, поэтому для нас с тобой всё останется по-прежнему. Но в случае тревоги к нам подтянется из центра отряд из Туркополя, что, конечно, не помешает.

Андре понимающе кивнул, ибо Туркополь давал прекрасных бойцов, подготовленных к сражениям в местных условиях и усвоивших сарацинскую тактику стремительных атак и мгновенных манёвров.

– А кто будет позади нас?

– Вассалы Ричарда из Аквитании, Пуату и Анжу и его дружины из Бретани. Командование ими он поручил Ги.

– Ги де Лузиньяну?

– Ему. Ги явно совершенствует свои тактические навыки. Позади вассалов Ричарда, в центре, под главным боевым знаменем, сейчас движутся нормандцы и англичане, а за ними – французы и сборный арьергард из сирийских баронов и их вассалов, усиленный госпитальерами. Тыловым охранением командуют Анри Шампанский и Жак д’Авеснес, поэтому костяк арьергарда крепкий.

– Но ведь это только четыре подразделения. А вы говорили о пяти.

– Пятое подразделение будет маленьким, но весьма заметным. Сам Ричард и бургундцы при поддержке отборных рыцарей из разных отрядов – подвижная группа, способная быстро скакать вдоль линии войск, чтобы оказать помощь каждому, кому она потребуется.

– Но, если всё так продумано, зачем вообще кому-то нужно отправляться в Арсуф?

– Дело в том, что мы прошли шестьдесят две мили, и до цели нам осталось всего шесть. Но если, как подозревает Ричард, каждый шаг отныне будет даваться нам с боем, Арсуф приобретает огромное значение. Нам вовсе не нужно по прибытии обнаружить, что в старой цитадели засел враг. Необходимо послать вперёд того, кто смог бы оценить ситуацию и доложить о ней. Если твердыня занята, если её укрепили против нас, радости мало, но лучше узнать об этом заранее. Если же Арсуф пуст, можно будет выслать туда отряд и укрепиться там самим, лишив Саладина такой возможности.

– Когда мне отправляться?

– Лучше – немедленно, чтобы ночь провести уже в пути. И тебе понадобится надёжный спутник. Есть у тебя кто-нибудь на примете?

– Вы. Но вы не сможете пойти. Что касается других – надёжные люди, конечно, есть, но никто из них не говорит по-арабски и никак не сможет сойти за мусульманина. Только за франка. Похоже, мне придётся отправиться одному. Но ничего, я уже взрослый, и мне не впервой расстилать в одиночестве одеяло под звёздами.

– И всё же тебе лучше кого-нибудь взять с собой, пусть он будет рядом хотя бы часть пути. Переодеться в сарацина тебе придётся ещё до прибытия в Арсуф, и вряд ты захочешь заняться этим в нашем лагере. Боюсь, в обличье поборника пророка тебе нелегко будет выбраться отсюда. Поэтому спрячь арабскую одежду, оружие и остальное в седельные сумы и переоденься в укромном месте, когда отъедешь подальше. У тебя есть всё, что нужно?

– Здесь – нет. Арабский наряд имеется, но своё сарацинское оружие и доспехи я оставил в пещере среди поля камней, вместе с вашими.

– Хмм. Спроси Конрада, оружейника. Он выдаст тебе всё, что нужно, из трофейных запасов.

– Так и сделаю. Но мне не нужно другого спутника, кроме вьючного животного. Возьму арабского мула, прихвачу с собой мусульманские доспехи и одежду. А то хорош я буду, если завтра примчусь галопом в наш лагерь, быть может, в разгар битвы, в обличье сарацина.

Алек Синклер скривился.

– Тут ты прав. Ладно, возьми мула и сложи во вьюки снаряжение. Если тебя поймают, ты окажешься, мягко говоря, в затруднительном положении, с мусульманским снаряжением или без оного.

– Есть что предвкушать... Спасибо. Когда вы хотите, чтобы я вернулся?

– Завтра, после полудня. Тогда у тебя будет время добраться до места и за утро как следует всё осмотреть. Если в Арсуфе ещё нет гарнизона Саладина, проверь, нет ли в окрестностях чего-нибудь подозрительного, не появились ли там его воины. Ну а если в цитадели уже стоят войска, постарайся оценить их численность и возвращайся как можно скорее. Обратный путь не займёт много времени, и найти нас не составит труда. Проникнуть в лагерь, возможно, будет посложнее, зато отыскать его будет легко.

– Понял. Тогда, пожалуй, мне лучше отправиться в путь.

– Кстати, если хочешь сойти за мусульманина, отправляйся в путь на одной из наших арабских лошадей, а не на бельгийском боевом скакуне.

– Что ж, кузен, моя признательность безгранична. Без ваших советов я, чего доброго, сунулся бы прямо в пасть к сарацинам, даже не подозревая, что мой конь и одежда меня выдают. Желаю доброй ночи. И если завтра придётся вступить в бой, берегите себя.

* * *

Андре Сен-Клер привстал на стременах и подался вперёд, заставляя лошадь преодолеть последний, самый крутой участок подъёма и ведя за собой в поводу безропотного мула. Уже больше мили они поднимались всё выше и выше, к гребню, до которого теперь оставалось не более сотни шагов. Сен-Клер бросал взгляды то вправо, то влево, чтобы не пропустить появления врага.

Горный кряж в виде разомкнутого круга походил на чашу с отбитым краем. Это сходство усиливали голые, лишённые растительности откосы и походившая на донышко чаши долина внизу. Андре рассеянно подумал – как могла образоваться эта гигантская посудина? Сейчас Сен-Клер находился примерно в миле над морем, простиравшимся на север и на юг, насколько хватало глаз.

Вообще-то Андре не собирался забираться так высоко. Его занесло сюда лишь потому, что все тропы на склонах шли вверх. Сейчас Сен-Клер думал только о том, как бы спуститься с высокого кряжа с обрывистыми краями на пологий луговой склон, видневшийся по левую руку. Храмовник намеревался ехать по этому склону параллельно хребту; тогда он находился бы ниже гребня, но выше всех, кто мог тоже появиться на этих кручах.

Более чем в двух милях позади остался Арсуф, который Сен-Клер недавно покинул. Когда Андре вскоре после рассвета добрался до этой крепости, оказалось, что, кроме него, его лошади и мула, там нет ни одного живого существа.

Старинная крепость со стенами из песчаника стояла без крыши, открытая всем ветрам, и Сен-Клер с первого взгляда заметил, что никто не пытался её укрепить и снова превратить в опорный пункт. Но, выполняя полученные указания, рыцарь задержался там на четыре часа, разведал всё вокруг и даже углубился в лежащий близ города лес, простиравшийся на много миль вокруг. Сен-Клер помнил повторявшиеся шёпотом слухи о ловушках и засадах среди деревьев, но, проехав больше мили по хорошо заметной тропе, решил, что никаких ловушек здесь нет и что все слухи – лишь враки.

Он вернулся к городским стенам, когда время уже близилось к полудню. Андре было ясно, что если Саладин и намеревался овладеть этой твердыней, то опоздал. Ведь даже двигаясь с обычной скоростью в одну милю в час, христианская армия прибудет сюда не позже чем во второй половине дня.

Если, конечно, что-нибудь непредвиденное не задержит её в пути.

Не сомневаясь, что он выполнил своё задание, Сен-Клер снова сел в седло и направился на север, ведя мула навстречу армии франков. Добравшись до откоса, что поднимался к высокому гребню, он свернул с дороги и начал взбираться вверх.

До вершины оставалось не больше человеческого роста, когда Андре осадил лошадь и подался в седле вперёд, поглаживая животное по холке. Когда лошадь снова стала дышать ровно, рыцарь спешился, провёл обоих животных по очереди по узкой, крутой, коварной тропе, перевалил через гребень и снова сел в седло.

Теперь нужно было преодолеть участок склона, который заслонял от Сен-Клера лежащую внизу долину. Склон уходил вниз на сотню шагов, затем начинался подъём к другому, более низкому гребню, за которым не видно было ничего, кроме неба.

После осторожного спуска Андре начал этот подъём, но не успел подняться на кряж, как услышал странные, то усиливающиеся, то затихающие звуки. Движимый любопытством, рыцарь пришпорил лошадь, и, когда въехал на гребень, у него перехватило дыхание от того, что открылось его взору. Сен-Клер резко осадил лошадь и застыл в седле с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью.

На дне долины кипело сражение. Правда, с первого взгляда трудно было разобрать, что именно там происходит; Андре потребовалось несколько мгновений, чтобы приглядеться, поскольку с большой высоты всё казалось странным и необычным.

Но потом его осенило – и то было горькое озарение. С нарастающим разочарованием, с трудом веря своим глазам, Андре осознал, что Ричард Плантагенет, возможно впервые в жизни, допустил тактическую ошибку.

Было ясно, что мусульманские войска, сотни всадников, незаметно перемещавшихся по высоким лесистым склонам, ринулись в задуманную Саладином атаку, нанеся свой первый удар именно здесь.

Франкская армия находилась прямо под тем местом, где сидел в седле Сен-Клер. С такого расстояния ему трудно было разобрать, насколько плотно сомкнут строй христиан и насколько яростно атакуют сверху воины Саладина. Но было ясно, что мусульмане стреляют так быстро, как только успевают натягивать тетиву. Тесную толпу франков осыпа́л град стрел и арбалетных болтов.

Справа от Сен-Клера тянулась прямая и узкая римская дорога, проходившая рядом с болотом, у которого армия Ричарда провела ночь. Андре видел, что дорога свободна, что на ней нет ни засады, ни ловушки, способных помешать франкам отступить. Но с другой стороны, с юга, дорога ныряла под сень древесных ветвей; примерно в полумиле от этого леса и остановились франки. Остановились не по своей воле: из леса и с поросшего деревьями склона над дорогой на воинство Ричарда обрушились превосходящие силы мусульман.

При взгляде с высоты скопище человечков не казалось внушительным зрелищем, но Андре Сен-Клер знал: он смотрит на самую большую армию Запада, действовавшую в Святой земле со времён римлян. Но эту армию с трёх сторон окружали многократно превосходящие силы врага.

Построение франков было таким плотным и чётким, что каждый отряд выглядел монолитным блоком. В авангарде белые, с красными вкраплениями, ряды тамплиеров, находившихся сейчас по левую руку Сен-Клера, составляли правое крыло. Одетые в тёмное, ехавшие в арьергарде госпитальеры формировали левое. Между ними ярко выделялись лазурь и золото французских рыцарей, но именно плотные боевые порядки Храма и Госпиталя составляли костяк христианских сил.

С самого начала марша из Акры на Иерусалим Ричард настаивал, что не допустит ошибок, ставших роковыми для его предшественников. Король относился к курдскому султану с глубочайшим уважением и твёрдо вознамерился избежать необдуманных, порывистых поступков, которые могли бы дать сарацинскому военачальнику преимущество над христианами. В глазах Ричарда главной пагубной слабостью франкского воинства и причиной всех поражений последних лет была привычка при виде врага атаковать, не раздумывая, а о последствиях судить потом, когда ужасающая цена уже уплачена.

Ричард не питал иллюзий относительно этой тактики и знал, откуда она взялась. Она проистекала из упрямого, своенравного высокомерия тамплиеров и госпитальеров, которые и мысли не допускали, что враг, тем более пеший или легковооружённый, может представлять угрозу для них, воителей Господа, и что им необязательно очертя голову бросаться в атаку на мусульман. Враг, однако, прекрасно знал эту их слабость. Сарацины научились подбивать христиан на самоубийственные атаки, а потом рассыпа́ться, уклоняясь от мощного, но неуклюжего таранного удара тяжёлой конницы. Удар рыцарей приходился в пустоту, а мусульмане со всех сторон налетали на нарушивших строй воинов Христа.

Ричард собирался обуздать подобное рвение рыцарей и держал своих воинов в узде. С отроческих лет, всю жизнь, он сражался с беспощадными, непоколебимыми, честолюбивыми врагами, но среди них не было ни одного, кого он уважал бы больше, чем Саладина. Поэтому с тех пор, как франки выступили из Акры, король настаивал на медленном, осторожном продвижении. Он заставлял своих рыцарей ехать плотными отрядами, чтобы в случае чего встать в оборонительный строй, который Ричард считал неуязвимым для мусульманских атак.

Но сейчас оттуда, где находился Сен-Клер, было хорошо видно, что король выстроил свои силы слишком плотно и его конница, сгрудившаяся на малом пространстве, не имеет пространства не только для манёвра, но и для перегруппировки. Стиснутые с двух сторон собственными пешими формированиями, открытые обстрелу со склонов, всадники оказались прижаты спиной к морю и могли лишь ждать неминуемого конца. Закованные в лучшие в мире доспехи рыцари считались почти неуязвимыми, но любая броня имеет щели и слабые места, а когда на зажатую в тиски толпу обрушивается беспрестанный поток стрел, становится лишь вопросом времени – когда стрелы угодят в такие места.

Затем глазам Сен-Клера предстала следующая ужасающая картина. Тёмные потоки кочевников пустыни, именуемых бедуинами (Андре быстро прикинул, что их не меньше полутысячи), скрывавшиеся до сих пор под сенью леса выше по склону, устремились в яростную атаку на сбившихся в арьергарде, на краю левого крыла франкского войска, госпитальеров. Не веря своим глазам, Сен-Клер увидел, как рыцари сгрудились ещё теснее, а оборонительная линия пехоты, выстроившаяся перед всадниками, подалась и заколебалась, готовая рассыпаться.

– В контратаку! На прорыв – или вы мертвецы! – заорал Андре во весь голос, хотя собратья ниже по склону не могли ни видеть, ни слышать его и докричаться до них не было никакой надежды.

Казалось, внизу сейчас неминуемо начнётся бойня.

Фронт атакующих бедуинов приблизился к дальнему краю арьергарда – и тут кочевники стали резко натягивать поводья и спрыгивать с коней, чтобы пешими устремиться на самую слабую, как они считали, часть неприятельских формирований. Сен-Клер отчётливо представил тёмные, дикие лица кочевников пустыни, неистово несущихся вперёд, размахивающих страшными симитарами. Из всех воинов пророка франки больше всего ненавидели и страшились именно бедуинов.

Андре и сам не заметил, как спешился, сорвал арабскую одежду и доспехи и остался в одной набедренной повязке из белой овечьей шерсти, какие носили тамплиеры.

Медленно, чтобы не напугать животное, он подошёл к мулу и торопливо переоделся в полное облачение тамплиера, включая белую мантию с алым крестом. Он хотел присоединиться к своим товарищам и погибнуть вместе с ними.

За спешкой Андре не имел возможности следить за происходящим внизу. Занятый ремнями и шнуровкой нагрудника и кирасы, он пропустил несколько важных моментов битвы и, когда выпрямился, чтобы надеть через голову пор ту нею с мечом, заметил, что внизу кое-что изменилось. Он быстро уложил мусульманскую одежду и снаряжение в перемётные сумы мула, поспешил к лошади и сел в седло, чтобы с высоты присмотреться к происходящим внизу удивительным переменам.

Что бы там ни случилось, Сен-Клер ясно видел, что начало этому положили госпитальеры: рыцари проехали сквозь шеренги собственной пехоты и нанесли лобовой удар по бедуинам, большинство которых сейчас были пешими. Но прорыв не ограничился натиском госпитальеров. Андре с восторгом наблюдал, как неудержимый железный вал франкской конницы (он не мог подобрать лучших слов для описания происходящего) устремился к правому крылу, всколыхнув весь фронт франков, подхватив и тамплиеров, ударивших по врагу.

Бедуины, судя по сутолоке и смятению в их рядах, оказались совершенно не готовы к такой молниеносной, яростной, сокрушительной атаке. Даже издалека Сен-Клер видел, что положение неожиданно и самым коренным образом изменилось. Сарацины, всего несколько минут назад ликующие, уверенные в своём торжестве, сейчас представляли собой смятенную, бурлящую толпу, неспособную противостоять обрушившемуся на них удару тяжёлой кавалерии.

Сен-Клер понятия не имел, что случилось с пехотой, оказавшейся между рыцарями и сарацинами. Были ли пехотинцы растоптаны или сумели проскользнуть между всадниками?

Железный вал рыцарей-франков неудержимо катился вперёд. Прошло ещё несколько мгновений, и бедуины дрогнули и рассыпались: люди Саладина пустились бежать куда глаза глядят, чтобы не оказаться под копытами могучих скакунов атакующих госпитальеров. Но госпитальеры почти никому не позволяли спастись. Страх и отчаяние, терзавшие их так долго, превратились теперь в злобную ярость и неистовую жажду крови. Сокрушая всё на своём пути, рыцари убивали людей сотнями и тысячами, и паника стремительно распространялась по сарацинским отрядам на юг, к их правому крылу. Теперь у войск султана не было надежды не только отбить вражеский натиск, но хотя бы организованно отступить.

Сен-Клер стал различать доносившиеся снизу звуки и, наблюдая за происходящим с высоты полёта орла, понял, что стал свидетелем самого большого разгрома мусульман за всю историю войн Латинского королевства. Плотные ряды рыцарей гнали сарацин к опушке южного леса, но в последний миг франки остановились перед краем зарослей и начали перестраиваться, ибо во время преследования невозможно было держать правильный строй.

Позже Андре узнал, что именно Ричард остановил погоню за бегущим врагом. Сен-Клер наслышался о личном героизме короля в последовавшей за прорывом решающей схватке и не усомнился ни в одном из этих рассказов. Сейчас, однако, Сен-Клер наблюдал с вершины, как армия перестраивается вдоль дороги. Наконец он понял, что войска христиан намерены в походном порядке двинуться к своей первоначальной цели – на юг, на Арсуф.

Осознав это, Андре в порыве несвойственного ему победного азарта заторопил лошадь и, увлекая за узду вьючного мула, стал спускаться по склону, чтобы присоединиться к христианскому воинству.

* * *

Прошло полчаса, но Сен-Клер, к своей досаде и раздражению, всё ещё находился высоко над сражающейся армией. Хуже того – он двигался не в том направлении и не имел ни малейшей возможности это изменить. Андре на практике усвоил простую истину, известную всем, кто имеет дело с возвышенностями: взобраться даже по самому крутому склону куда легче, чем по нему спуститься.

Словом, Сен-Клер понял, что спускаться он может только вправо. Другой путь – упорно продолжать двигаться на юг, забирая влево, – был слишком опасен. Конь и мул Андре ясно дали ему это понять: они артачились и упирались, когда рыцарь пытался направить их к крутым южным склонам. Андре не оставалось ничего другого, кроме как стиснуть зубы и осторожно двигаться вправо, не сводя глаз с происходящего внизу и не позволяя себе поддаться бесплодному гневу.

Тот, кто принял решение повести основные силы христиан на юг, по дороге, ведущей к Арсуфу (скорее всего, это был сам Ричард), сделал правильный выбор, ибо нынешняя позиция франков была явно непригодна для обороны. Войско слишком растянулось, отряды рассы́пались по узкому склону между дорогой и побережьем. После того что здесь пришлось испытать христианам, Андре ничуть не удивился, что они не желали задерживаться тут надолго.

В настоящий момент почти вся армия, перегруппировавшись и чётко построившись по отрядам, уже тронулась по дороге на юг. Причём с тех пор, как христиане покинули Акру, они ещё никогда не двигались так быстро, хотя сарацины вряд ли собирались в скором времени вернуться и навязать франкам новую схватку.

Вся дорога была полна пехотинцев и конников; большой участок земли между нею и берегом моря превратился в плац. Командиры собирали там своих людей, выстраивали их по отрядам и, когда между двигавшимися по дороге подразделениями появлялся просвет, вели своих воинов туда. Эти манёвры, насколько мог судить Андре, выполнялись чётко, без задержек. Но куда больше его поразило то, что он увидел, подъехав ближе: место битвы было завалено телами павших, преимущественно сарацин. Казалось, убитые и раненые исчисляются тысячами. Мусульмане полегли с оружием в руках, как и атаковали. При виде этого в памяти Андре невольно всплыли картины из его детства: во время сбора урожая в землях его отца, когда в полдень жнецы делали перерыв на обед, на поле оставались ряды сжатых, но ещё не собранных колосьев и полосы стерни.

Франков среди павших было очень мало, и это удивило Андре, ибо сейчас он находился почти над самым краем левого крыла – позицией госпитальеров, чьи чёрно-белые цвета было трудно не различить сверху. Однако создавалось впечатление, что на каждого оставшегося лежать на поле боя франка приходилось по десять мусульман.

Добравшись до уступа на длинном склоне, Сен-Клер быстро развернул лошадь и направился обратно на юг, к полю сражения. Теперь он оказался на расстоянии оклика от тянувшейся ниже дороги, у которой братья-миряне из ордена госпитальеров были заняты тем, что умели делать лучше всего: заботились о раненых. Несколько облачённых в чёрное монахов разъезжали туда-сюда, наблюдая за трудами больших пеших команд, отделявших живых от мёртвых, христиан от мусульман. Раненых франков выносили на расчищенное место у дороги, а сарацин оттаскивали дальше, к берегу моря. Там, на берегу, Андре тоже приметил госпитальеров, ухаживающих за неверными так же, как их собратья ухаживали за своими единоверцами.

– Эй, наверху! Тамплиер! Не двигаться!

Сен-Клер натянул поводья и воззрился на того, кто его окликнул. Кричал госпитальер, которого сопровождало двое арбалетчиков, прицелившись в Андре из своего тяжёлого оружия. Сен-Клер бросил поводья на шею лошади и поднял руки над головой.

– А теперь спускайтесь вниз. Медленно!

Андре уронил руки и направил лошадь вниз по склону, выискивая удобный спуск и чувствуя себя весьма неуютно под прицелом двух арбалетов. Рыцарь, вероятно, принял его за труса и дезертира, укрывавшегося во время сражения выше по склону. Вряд ли госпитальер замешкался бы, прежде чем отдать приказ пристрелить Сен-Клера, сделай тот хоть малейшее подозрительное движение.

Наконец Андре добрался до дороги и направился прямо к госпитальеру.

– Отвечайте, кто вы такой и что здесь делаете. И постарайтесь говорить так, чтобы ответы меня устроили.

Андре даже не попытался улыбнуться или как-то снискать расположение рыцаря.

– Меня зовут Андре Сен-Клер, я возвращаюсь в свой отряд. Прошлой ночью великий магистр де Сабле послал меня на разведку в Арсуф, чтобы проверить, не захватил ли враг эту крепость. Мне поручили это задание, поскольку я говорю по-арабски и мог сойти за мусульманина. Мусульманские одежда и оружие в моих седельных сумах.

– А что с Арсуфом? Он захвачен?

– Нет. Но сейчас это уже не имеет значения. Люди Саладина бегут и не остановятся, пока не окажутся гораздо южнее Арсуфа.

– Хм.

Госпитальер кивнул в сторону мула.

– Покажите, что во вьюках.

Несколько мгновений спустя, хмуро глядя на сарацинский щит, он проворчал:

– Ладно. Положим, я вам верю, Сен-Клер, но мне следует препроводить вас к моему командиру, мессиру Пьеру Сен-Жульену. Думаю, окажись вы на моём месте, вы поступили бы точно так же.