Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 42 страниц)

Бенедикт начал представлять остальных своих спутников (некоторые из них были весьма немолоды), и Сен-Клер поймал себя на том, что всё более проникается благоговейным трепетом. Его просто, без всякой торжественности, знакомили с самыми влиятельными людьми во владениях монархов, принявших Крест и возглавивших третий поход в Святую землю. К тому же те, кого представляли Андре, являлись членами правящего совета ордена Сиона. Их имена были ему знакомы – они уже вошли в легенду в ордене, их высоко чтили во всём братстве, но Сен-Клеру всё больше становилось не по себе. Не могли же столько могущественных вельмож собраться здесь только для того, чтобы познакомиться с ним?

Заметив смущение Сен-Клера, старший из этой достойной компании, некий Жермен Тулузский, напомнил остальным, что гость их до сих пор пребывает в полном неведении относительно сути происходящего, и призвал исправить эту оплошность. Благородные гости сняли плащи и свободно, не чинясь, расселись на скамьях.

Когда все устроились, Бенедикт из Руссильона снова встал и учтиво, но в то же время чётко объяснил Сен-Клеру причины того, что с ним случилось, и сложившуюся ситуацию. По его словам, Андре доставили сюда, исполняя решение совета ордена. Сен-Клеру будет поручено выполнение ответственного задания, ибо по ряду причин (которые ему объяснят позднее) он лучше любого другого подходит для этой миссии. Однако, в силу чрезвычайной важности задания, следовало соблюдать строжайшую тайну, и сохранить эту тайну было даже важнее, чем сохранить тайну братства. Никто, подчеркнул де Руссильон, кроме присутствующих здесь девяти знатных особ, да ещё одного человека, которому Андре будет подчиняться во время выполнения поручения, – никто не должен заподозрить, чем на самом деле будет заниматься Сен-Клер по прибытии в Святую землю. Похоже, де Руссильон желал, чтобы его хорошенько понял не только Сен-Клер, но и каждый из собравшихся, потому что повторил ещё раз: ни у кого не должно мелькнуть и мысли, будто у Андре Сен-Клера есть в Святой земле иные цели и стремления, помимо обычных целей и стремлений рыцаря Храма. Поручение было столь важным и деликатным, что решено было доставить Андре сюда, чтобы дать ему наставления.

Мессир Бенедикт пояснил: покои, где они сейчас находятся, защищены от вторжения посторонних, были приняты все меры, дабы никто не подслушал собравшихся. Обсуждение этого дела должно пройти за закрытыми, тщательно охраняемыми дверями. Прежде всего Сен-Клеру предстоит ознакомиться с предысторией его миссии, а потом получить исчерпывающие, ясные указания, как ему надлежит действовать для достижения цели.

Тут мессир Бенедикт осведомился, хорошо ли понял Андре всё сказанное? Получив утвердительный ответ, де Руссильон предложил сделать перерыв на полчаса и пообедать, поскольку многие из собравшихся сегодня ещё не ели. Разумеется, пояснил он, в трапезной Дома Капитула состоится обычная трапеза, но она, согласно уставу, пройдёт в молчании, под чтение выдержек из Писания, подобающих сегодняшнему дню. А этот приватный обед даст членам братства возможность обменяться новостями из разных отделений тайного ордена.

На этом Бенедикт закончил речь, и все направились к столам, где под салфетками обнаружилось множество холодных, но очень вкусных и сытных блюд.

Андре Сен-Клер не столько утолял голод, сколько наслаждался учтивой беседой, которой удостаивал его каждый из сотрапезников. Юноша отдавал себе отчёт, что, возможно, ему никогда больше не доведётся есть, пить и приятно проводить время в обществе столь благородных и выдающихся людей. Трапеза, однако, пролетела быстро, пришла пора возобновить совещание. Вернее, пришла пора Андре получить наставления.

Теперь бразды взял в руки седобородый Жермен Тулузский. Все расселись полукругом напротив Андре, и занявший среднее кресло мессир Жермен проговорил:

– Мессир Андре Сен-Клер, добро пожаловать на наше официальное совещание, созванное решением правящего совета нашего братства и посвящённое поручению, которое оное братство намерено на вас возложить. Мы знаем, при каких обстоятельствах вас сюда привезли. Никто не удивился бы, если бы такое обхождение вызвало у вас обиду и раздражение. Однако нам требовался предлог, чтобы быстро, не вызывая лишних вопросов, доставить вас сюда. А неожиданный интерес, проявленный кем-либо из командоров-настоятелей к простому послушнику, мог породить ненужное любопытство. Другое дело – обвинение, которое может быть рассмотрено в должном порядке... И снято. Само собой, так и случится. Андре Сен-Клер вернётся в армию очищенным от всяких подозрений, с незапятнанной честью и репутацией... Я сказал что-то смешное?

Андре, со смущённой улыбкой поднявший руку в знак того, что хочет перебить оратора, пробормотал:

– Простите мою смелость, брат. Я улыбнулся невольно, при мысли о возвращении к наставнику послушников, брату Жюстину, с незапятнанной репутацией. Эта мысль породила некоторый... отклик в моей душе. Улыбка же была выражением невольного неверия в такой исход... Неверия с некоторой примесью страха.

– А, брат Жюстин. Конечно, – тоже улыбнулся Жермен Тулузский. – Устрашающая персона, спору нет. Но вам не стоит его бояться. Его верность братству не подлежит сомнению.

– Братству? Он один из нас? – вырвалось у изумлённого Андре.

– Конечно, он один из нас и благодаря своей осведомлённости и влиянию в Храме оказывает нам неоценимые услуги. Но даже он не будет знать, чем вы занимаетесь, находясь на его попечении. Однако брат Жюстин будет делать всё, что в его власти, дабы оказать вам любое содействие. Поэтому, если вам потребуется помощь, обратиться следует именно к нему.

Сен-Клер был поражён: образ вечно угрюмого и сердитого, неряшливого наставника послушников с отвисшей нижней губой и круглым животом никак не вязался в сознании молодого человека с высокими идеалами братства. Однако Андре выбросил посторонние мысли из головы, услышав вопрос старика:

– У вас есть кузен в Святой земле – рыцарь Храма?

– Да, брат Жермен, есть. Двоюродный брат моего отца, из Шотландии. Мессир Александр Синклер.

– И вы с ним знакомы?

– Да, хотя и мимолётно. Он жил у нас некоторое время, когда я был мальчиком.

– И вы с ним подружились.

Это был не вопрос, но Андре слегка подумал, прежде чем ответить.

– Нет, мессир, я бы так не сказал. Скорее мы испытывали взаимную симпатию. Мне он, конечно, нравился. Но я был зелёным юнцом, мне не исполнилось и двенадцати, а он был полноправным рыцарем, давшим обет Храму. Алек был добр и любезен, разговаривал со мной непринуждённо и вежливо и относился ко мне уважительно. Не помню, чтобы он когда-нибудь говорил со мной свысока или высмеивал мои мальчишеские глупости. Я восхищался им, это правда, но польстил бы себе, если бы сказал, что мы были друзьями.

– Понятно. А как вы думаете – доведись вам встретиться снова, он бы вас вспомнил?

Андре пожал широкими плечами.

– Не знаю, брат Жермен. Мне хочется думать, что он бы меня узнал, но я не уверен. Прошло слишком много времени.

– А вы узнали бы его?

– Я думаю, что да, но опять же поклясться не могу. Возможно, он так изменился, что его и не узнать.

– Да, не исключено...

Старик произнёс эти слова почти со вздохом. Некоторое время он сидел молча, потом кивнул, словно в ответ на какую-то свою мысль, и продолжал:

– Дело в том, что его, возможно, уже нет в живых.

Брат Жермен резко вдохнул и посмотрел на Сен-Клера в упор. Голос старика стал сильным и чётким:

– Мы просто не знаем, жив ли он. Этого не знает никто из пребывающих в Святой земле, кому нам удалось послать весточку. Мессир Александр Синклер сражался при Хаттине – и с тех пор его никто не видел. Никто не видел, как он погиб, его тела не нашли на поле боя. Не было его и в числе рыцарей, убитых по приказу Саладина после сражения. Возможно, он жив и находится в плену у какого-нибудь арабского шейха или эмира. Может, его продали в рабство или держат ради выкупа. А ведь после битвы при Хаттине прошло уже почти три года. Словом, после прибытия в Святую землю вашей первоочередной задачей станут поиски мессира Александра Синклера. Вы должны найти либо его, либо неоспоримые доказательства его гибели.

Сен-Клер обвёл взглядом остальных братьев. То, что он увидел на их лицах, заставило его произнести слова, которые при других обстоятельствах он вряд ли решился бы вымолвить перед столь высоким собранием:

– Судя по вашим словам, брат Жермен, мессир Синклер очень важен для братства.

– Так оно и есть. Ваш кузен, мессир Андре, является одним из самых ценных наших агентов в Святой земле. Он умелый боец, о его рыцарской отваге ходят легенды, но ему присущи и иные достоинства, о которых другим славным рыцарям не приходится даже мечтать. Наделённый способностями к языкам, он обучался у трёх шиитских мудрецов родом из Алеппо, Дамаска и Каира. Руководствуясь своими соображениями, эти трое обучили его не только беглой арабской речи, но и замысловатому арабскому письму. Они также познакомили его с исламом, с различиями между учениями шиитов и суннитов. Особенно они упирали на невзгоды, выпавшие на долю шиитского меньшинства, сетуя на гонения со стороны халифов-суннитов. Вы хорошо знакомы с этим предметом?

– По правде говоря, нет, – признался Сен-Клер. – Мне известно, что среди мусульман есть два течения – сунниты и шииты, я знаю, что между ними нет особой любви и что подавляющее большинство сарацин – сунниты. – Подумав, он добавил: – А ещё мне рассказывали, будто разногласия между ними возникли после смерти пророка Мухаммеда. Ссора вспыхнула из-за того, кто станет его преемником. Халифы-сунниты провозгласили себя наследниками Мухаммеда, но шииты считают: сам он назвал наследником своего зятя, а халифы, не посчитавшись с пожеланиями пророка, отобрали верховенство у истинного преемника.

Старик кивнул – такие познания произвели на него благоприятное впечатление.

– Вы знаете больше, чем знают многие ваши спутники-крестоносцы, которые почти поголовно верят, что все сарацины – просто приспешники дьявола и существуют лишь для того, чтобы предать их мечу. Более того, как христиане, крестоносцы вовсе не стремятся узнать больше. По их мнению, воинам такие премудрости ни к чему. Задача, стоящая перед ними, проста: они отправляются в Святую землю, чтобы очистить её и Господни святыни от врага, а если короли и вожди похода заодно приобретут новые владения – на то Божья воля, и пусть вожди восславят Всевышнего. Для воина-франка существует лишь один враг, и это мусульманин, неверный, не важно, суннит он или шиит.

Жермен обвёл глазами собравшихся, встретившись взглядом с каждым.

– С другой стороны, сведущие духовные вожди христианства усматривают в глубоком расколе мусульман доказательство ложности и изначальной ущербности ислама. То, что последователи этой религии ещё на заре её существования столь основательно разошлись во взглядах, по мнению теологов, бесспорно говорит о шаткости самих основ мусульманской веры. И соответственно, отсутствие столь принципиальных расхождений по основополагающим догматам христианства служит безусловным доказательством чистоты и истинности данной религии, доказательством того, что в рядах христиан нет верующих в иные догматы и иную философию.

Губы старика скривились в усмешке, он слегка наклонил голову, приглашая своих друзей вместе с Андре прислушаться к его словам.

– По мнению христианских теологов, различия в обрядах ортодоксальной церкви Византии и господствующей в наших странах католической церкви Рима даже не являются различиями. Это всего лишь нюансы толкования. Неудивительно! Если те же самые теологи даже не подозревают о существовании братства Сиона, как они могут подозревать, что есть убеждения и философия, отличные от их убеждений и философии? Когда-нибудь мы должны будем просветить их, друзья мои, для их же собственного блага.

Большинство присутствующих ответили на эту шутку улыбками, а Жермен снова обратился к Сен-Клеру:

– Но я говорил о вашем кузене и о том, насколько он важен для наших дел в Святой земле. К концу обучения у мусульманских наставников ваш кузен превратился в человека, который без труда мог сойти за мусульманина среди мусульман. Он отправился в Святую землю и три года пробыл там под видом представителя одного из торговых домов Каира: разъезжал, как бродячий торговец, по всему краю, добывая сведения и передавая нам. Потом, сбросив маску торговца, объявился в Иерусалимском королевстве как рыцарь. Он принёс обет Храму и, служа в гарнизоне Иерусалима, снова принялся разъезжать по всему королевству в качестве доверенного гонца. На самом же деле он играл роль посредника между нашим братством и некоторыми активными, но такими же тайными сектами внутри общины шиитов – хотя и немногочисленной, но разветвлённой. Разумеется, Синклер прекрасно понимал, что такого рода деятельность вряд пришлась бы по вкусу Саладину и его сторонникам-суннитам. А суннитов среди тамошних мусульман большинство, и, если вашего кузена захватили в плен, он сейчас у них.

Старик вздохнул.

– Грустная ирония судьбы заключается в том, что, несмотря на огромное значение, которое имеют для нас Палестина и Иерусалим, именно там представителей братства пока очень мало. До поры до времени так и будет. Если нас обнаружат, если вообще заподозрят о нашем существовании, церковь выкорчует нас и уничтожит как еретиков. В Святой земле ещё важнее сохранять строжайшую тайну. А возможности наши там невелики, поэтому приходится использовать всё, что имеется в распоряжении братства, в том числе поддерживать дружеские отношения с общиной шиитов, которая в Иерусалиме малочисленна и подвергается той же опасности, что и наша. Сарацинский султан Саладин – суннит, как и все его присные. Поэтому мы активно предлагаем дружбу и союзы представителям шиитской общины, исходя из древней житейской практики: враг моего врага – мой друг. Александр Синклер был нашим основным посредником в переговорах с шиитами, особенно с сообществом, существующим внутри общины шиитов почти так же, как братство существует внутри Храма. Членов той общины называют ассасинами. Я вижу, вы слышали о них.

Сен-Клер широко распахнул глаза при слове «ассасины», но ответил только кивком.

– Что ж, не дайте услышанному настроить вас против них. Когда предмет знаком немногим, но у многих вызывает страх, молва о нём редко соответствуют истине. Сунниты воспользовались своим численным превосходством и тем, что в их руках находится и религиозная, и светская власть, чтобы очернить имя и репутацию ассасинов. Правда, в данном случае это не важно, зато важно то, что ассасины не представляют для нас никакой угрозы. Наоборот, они наши союзники, связанные с нами общими интересами, среди которых не последнее место занимает изучение геометрии и тайного древнего знания. Как и мы, ассасины – закрытое, тайное общество, хранящее несметные сокровища знаний. И мы надеемся, что однажды придёт день, когда мы сможем поделиться своими сокровищами друг с другом. Мы догадывались об этом десятилетиями, но Александр Синклер доказал, что наши догадки правдивы... Я вижу, у вас есть вопрос. Спрашивайте.

– Но...

Сен-Клер призадумался, в недоумении слегка качая головой.

– Но как мог он бесспорно это доказать, не...

– Не выдав существования нашего тайного ордена? Мы начали понимать: для того, чтобы заручиться доверием и расположением ассасинов, возможно, придётся проявить к ним доверие и поведать о нашем существовании. Мессиру Александру были даны полномочия действовать в этом вопросе по своему усмотрению, исходя из ситуации. И когда настало подходящее время, он принял решение. Решение принесло свои плоды.

– А вдруг он допустил ошибку? Вдруг доверил тайну не тем людям? Что тогда?

Брат Жермен пожал плечами.

– Что тогда? То, что он рассказал некоторым ассасинам, – всего лишь рассказ одного человека, не подкреплённый никакими доказательствами. Какой он может причинить вред? Но, конечно, мы всё проверили и перепроверили. Ничего непоправимого не случится.

– Но что теперь? Что будет, если Алек мёртв? Значит ли это, что братство потеряло связи с ассасинами и не сможет продолжить начатое им дело?

– Напротив, у нас есть такая возможность. Нам известно, что твой кузен, перед тем как отправиться к Хаттину, составил для нас подробное донесение. Мы знаем даже, где он его оставил. Но гонцы, которым поручено было забрать донесение и привезти нам – а гонцов было трое, – тоже погибли, уже после Хаттина. Им не удалось забрать донесение, и, насколько нам известно, оно всё ещё находится там, где его оставил мессир Александр. Если, добравшись до Святой земли, вы не сумеете найти нашего пропавшего брата, то хотя бы сможете найти и отправить нам его отчёт.

– А если я всё-таки найду кузена?

– Тогда передадите ему депеши совета и дальше будете работать с ним, помогая ему во всём.

– Понятно.

Сен-Клер медленно кивнул. Всё ещё обращаясь к Жермену Тулузскому, он переводил взгляд с одного брата на другого:

– Можно задать ещё один вопрос, который, возможно, покажется вам бесцеремонным?

– Конечно. Мы подвергаем вашу жизнь двойному риску, поэтому спрашивайте о чём угодно.

– Почему это стало таким важным именно сейчас? Почему, скажем, не месяц тому назад? Меня схватили, в превеликой спешке доставили сюда под видом обвиняемого, хотя со мной можно было связаться гораздо раньше и без особого труда. Я ведь давно действовал по указаниям де Сабле, имея дело в том числе и с членами совета.

Поколебавшись, Жермен кивнул.

– Верно. И мы связались бы с вами гораздо раньше, если бы не некоторые события, которые произошли не так давно. Сначала нужно было удостовериться, что события эти действительно имели место, а потом весьма тщательно поразмыслить об их... политическом значении. Не имело смысла привлекать вас, не решив заранее, какими будут наши дальнейшие действия. Теперь путь определён, решения приняты. Правда, в чём они заключается, вам расскажет другой человек. Магистр Бернар, передаю слово вам. Будьте добры продолжить.

Жермен Тулузский отошёл в сторону и уселся, освободив место для другого брата, чуть помоложе. Перед тем как заговорить, этот человек слегка улыбнулся Андре, и тот ощутил невольное волнение. Сен-Клер знал от де Сабле, что брат Бернар Монсигюр является одним из трёх магистров Единства, руководящих делами братства в трёх его исконных областях. Первой и старейшей из этих областей был Лангедок, лежащий к северу от Пиренеев; он включал в себя провинции Аквитания и Пуату и обнесённые стенами города Монсигюр и Каркассон. Остальные две области были известны как Пуату и Шампань. А все три, вместе взятые, охватывали почти всю территорию бывшей провинции Римская Галлия, причём Шампань занимала северную треть, а Пуату – всю центральную часть. Каждый из трёх магистров, избираемых пожизненно, отвечал за дела ордена в своей области и выступал в качестве представителя провинциального совета. Причём де Сабле говорил, что из трёх магистров Бернар Монсигюр имеет наибольшее влияние. Кроме того, именно Монсигюр осуществлял непосредственную связь между орденом Храма и сионскими братьями, действовавшими внутри Храма по поручению братства.

– Как говорит мой брат Жермен, – начал Бернар, – за последние месяцы произошли немалые перемены. Увы, как порой случается, мы узнали о них с опозданием. Все мои братья, присутствующие здесь, понимают, о чём я говорю. Но мы решили, что и вам, мессир Андре, следует узнать о том, что имеет отношение к вашему заданию. Месяц назад с Сицилии в Марсель прибыло судно. Оно доставило сведения, которые сами по себе выглядели обнадёживающими, но только если не сопоставить их с другим, тревожным событием. Вам о чём-нибудь говорит имя Конрада Монферратского?

Сен-Клер покачал головой.

– Нет, магистр. Ни о чём.

– Хмм. А знаете ли вы о готовящемся походе Барбароссы?

– В Святую землю? Да, знаю. Все об этом знают. Он возглавит армию в двести тысяч человек, собранную по всей Германии. Одно его воинство превосходит по численности армии короля Ричарда и короля Филиппа, вместе взятые.

– Верно. А известно ли вам, как называет себя этот человек?

– Барбаросса? – переспросил Сен-Клер и кивнул. – Фридрих Гогенштауфен, император Священной Римской империи. Его прозвали Барбароссой за рыжую бороду. Вы спрашивали об этом?

– Да. Всё верно. Но император Священной Римской империи правит землёй, которая не является ни Священной, ни Римской. Да и империей тоже. Это огромная территория, населённая множеством германских племён, по большей части варварских, зачастую нечестивых, и, если уж называть его владения империей, она скорее греческая, чем римская.

Заметив на лице Сен-Клера недоумение, Бернар пояснил:

– Сейчас я говорю о религии, мессир Андре, а не о языке или племенной принадлежности. Барбаросса тяготеет к восточным обрядам ортодоксальной, как она себя именует, церкви, которая всегда имела в Иерусалиме патриарший престол во главе с патриархом-архиепископом.

– Да, магистр, я об этом знаю. Насколько мне известно, когда мы впервые овладели Иерусалимом, патриархом там был Вармунд. Именно он вместе со вторым иерусалимским королём Балдуином дал Гугу де Пайену грамоту на учреждение рыцарского сообщества. Однако я понимаю по вашему тону, что речь идёт о трениях между церквями. В таком случае я не слышал ни о чём подобном.

– И снова верно. Ничего и не было. Во всяком случае, открыто. Сложилось так, что в Иерусалиме по традиции доминировала Восточная церковь, а светская власть и военные силы были сосредоточены в руках франков – или, можно сказать, Рима. В конце концов, война, которая привела франков в Иерусалим, называлась войной Папы Урбана. Но сейчас ситуация, как я уже сказал, изменилась. Отвоевав Иерусалим, Саладин в прошлом году разрешил ортодоксальной церкви вернуться в город. Он наложил на неё единственное наказание в виде необременительной подати и снова передал христианские святыни в руки священников, исполняющих греческие обряды. Иными словами, в Иерусалиме теперь властвует патриарх, а с прибытием Барбароссы и его огромного воинства, которое, несомненно, изгонит Саладина из Палестины, ситуация ещё больше обострится. Положение ортодоксальной церкви упрочится, а влияние Рима, напротив, станет ещё слабей.

Бернар замолчал, заметив, что Сен-Клер задумчиво прищурился. Но не успел рыцарь заговорить, магистр продолжил:

– Резонный вопрос: какое нам до этого дело? Какая разница – Рим или Константинополь? И ортодоксы, и католики – христиане, стало быть, с нашей точки зрения, одинаково заблудшие люди.

Сен-Клер кивнул, и Бернар громко хлопнул в ладоши.

– Нет, мессир Андре. Не так. Как только Барбаросса захватит власть в Иерусалиме – а можете не сомневаться, что император обязательно в этом преуспеет, – он первым делом возложит все обязанности существующих ныне в Святой земле духовно-рыцарских орденов – тамплиеров и госпитальеров на своих тевтонских рыцарей. Заодно он передаст тевтонам все права и владения госпитальеров и тамплиеров. Возможно, некоторых госпитальеров – не воинов, а лекарей, ухаживающих за больными и ранеными, – оставят, но храмовникам точно придётся оттуда убраться. Тогда главной силой христиан в Святой земле станет Тевтонский орден. А поскольку мы действуем в Святой земле под прикрытием Храма, то вытеснят и братство Сиона, что отсрочит достижение нашей цели на неопределённое время. Теперь вы понимаете, почему ваш кузен сейчас так для нас важен?

Сен-Клер немного подумал и откровенно признался:

– Нет, магистр.

Магистр Бернар кивнул.

– Ваше непонимание проистекает исключительно из безмерности выводов, следующих из изложенных мной предпосылок. Если мессиру Александру Сен-Клеру удалось завязать прочные дружественные отношения с шиитскими сообществами, не исключено, что это позволит нашему братству остаться на Востоке, даже если Храм будет вынужден покинуть те земли.

– Простите! – Сен-Клер умоляюще поднял руку. – То, что вы сказали, просто не укладывается в голове. Мне трудно... Нет, просто невозможно представить, что Храм могут изгнать из Святой земли. Чтобы добиться такого, Барбароссе пришлось бы начать открытую войну.

В поисках поддержки Сен-Клер обвёл взглядом собравшихся, но увидел лишь озабоченные лица.

– Храм ведь не может покорно уступить свои позиции в Святой земле и смиренно удалиться... Правда?

– Не может? То же самое сказали бы и мы всего несколько недель назад. Но вот в Марсель прибыл корабль, о котором я упоминал раньше, и привёз новости, в корне изменившие наше представление о нынешней ситуации. Человек, доставивший эти сведения, знал обстановку на Востоке не понаслышке и предъявил заслуживающие доверия письменные свидетельства других людей. И теперь мы знаем, что всё это правда.

Бернар пожевал чисто выбритую нижнюю губу, подбирая нужные слова.

– Полученные донесения окончательно убедили нас, что Ги де Лузиньян, король Иерусалима, – глупец и слабак. Ги по дурости ввязался в сражение при Хаттине, следуя тупым и сумбурным советам, которыми пичкали его магистр Храма Жерар де Ридефор и его самонадеянный приятель Рейнальд де Шатийон. Будь Ги хоть чуть-чуть посмелее, он отвернулся бы от них и принял решение сам, но на это ему не хватило духу. Безрассудство и безволие сослужили ему дурную службу, причём для него всё не закончилось Хаттином. Он попал в плен к Саладину, который хорошо с ним обращался и впоследствии освободил, взяв с Ги обещание, что тот не будет больше сражаться, а вернётся домой, во Францию. Однако стоило Ги получить свободу, как он нарушил слово, сославшись на то, что клятва, вырванная неверным под принуждением, не может ни к чему обязывать. Такой его поступок никого не удивил. Он объявил себя законным королём, но и тут дал маху, потому что в Святой земле появился новый претендент на иерусалимский престол. Ты что-нибудь знаешь о Тире?

Сен-Клер пожал плечами.

– Это город, вот и всё, что я знаю.

– Прибрежный город и великий порт. Когда-то он располагался на острове, но Александр Македонский, овладев Тиром, приказал соединить его с материком насыпной дамбой. Эта насыпная дорога существует до сих пор. Она образует перешеек, перекрытый большой защитной стеной, которая делает город почти неприступным со стороны суши. После победы при Хаттине Саладин не смог взять Тир штурмом и начал долгую осаду. В конце концов, когда положение защитников стало безнадёжным, они вступили с султаном в переговоры. Но тут в тамошнюю гавань вошёл корабль, на борту которого находился знатный искатель приключений, маркиз Конрад Монферратский. Он и его товарищи держали путь в Иерусалим и знать не знали ни о какой войне, не знали ни о Хаттине, ни о султане Саладине. Отряд Конрада собирался высадиться в Акре, но воинов вовремя предупредили, что город уже четыре дня находится в руках сарацин. Поэтому они поплыли в Тир. Узнав об осаде, Конрад принял командование на себя. Он сразу прервал переговоры о сдаче и подготовил город к длительной обороне. Саладин, поняв, что ему предстоит затяжная, выматывающая осада, а не лёгкая победа, без сожалений оставил Тир и повёл свои армии на юг, на захват Иерусалима и Аскалона. Он знал, что лежащий на отшибе Тир не представляет для него непосредственной угрозы, тогда как Иерусалим – созревший плод и нужно его сорвать. Конрад, возглавивший воинские силы Тира, сделался de facto[9]9
  На деле, фактически (лат.).


[Закрыть] предводителем франков. И тут, нарушив клятву, данную Саладину, в Тир собственной персоной явился Ги и потребовал, чтобы его признали королём. Конрад захлопнул перед ним ворота. «Вопрос о том, кто является королём, пока неясен, – сказал он, – и должен подождать разъяснения, пока в Святую землю не прибудут армии франкских вождей». Следующей весной Ги ухитрился собрать крохотную армию и при поддержке нескольких судов повёл её штурмовать Акру, что лежала дальше по побережью.

Старый магистр умолк и, ни на кого не глядя, покачал головой.

– То была полнейшая глупость, поступок, вполне достойный Ги Лузиньяна, которого даже в его лучшие минуты никто не мог заподозрить ни в благоразумии, ни в мудрости. Мне говорили, что один только гарнизон Акры вдвое превосходил по численности всю армию Ги, и Саладин, находившийся в нескольких милях к югу, в любой момент мог вернуться и прихлопнуть короля-выскочку, как муху. Правда, у Ги не было особого выбора. Ему позарез требовалась победа, и эта дерзкая, безумная попытка захватить Акру была для него единственным шансом заявить свои права на престол. Он сделал единственное, что мог сделать, каким бы сумасбродством это ни выглядело. Может, он надеялся на чудо. В чуде он действительно нуждался. И, клянусь живым Богом Моисея, чудо свершилось. Поскольку тогда единственной вылазкой против мусульман в Святой земле была смехотворная осада, затеянная Ги, она привлекла к себе внимание. В том же году на Восток отправился флот из датских и фризских кораблей, за ним – ещё один флот, из Фландрии и Северной Франции, а потом из Германии со своим войском явился Людвиг, маркграф Тюрингии. Все они направились прямиком в Тир, к Конраду. Но, по-видимому, Конрад как-то настроил их против себя, потому что все они, кто сушей, кто морем, двинулись из Тира на юг, к осаждённой Акре. Туда же наконец направился и Саладин, чтобы атаковать крохотную армию франков. Наш осведомитель отбыл из Святой земли как раз в те дни, и самое свежее из привезённых им известий гласило: Конрад наконец снизошёл до того, чтобы присоединиться к другим франкам и оказать Ги поддержку против Саладина.

Когда магистр Бернар умолк, перед мысленным взором Андре предстала картина осады: палатки и знамёна осаждающих под высокими стенами Акры. Но не успел он сосредоточиться на этом образе, как его отвлёк другой голос.

– Теперь вы имеете полное представление о происходящем. Во всяком случае, о том, как мы представляем себе происходящее, – промолвил, поднявшись, молодой граф Шампанский. – Ситуация казалась терпимой, пока нас заботила только надвигающаяся угроза со стороны Барбароссы, который находится на расстоянии тысячи миль от Святой земли. Однако осада Акры изменила всё.

Сен-Клер почувствовал себя глупцом. Он как будто упустил нечто очевидное и, повинуясь порыву, решил признаться в своём невежестве.

– Прошу прощения, светлейший граф...

– Никаких титулов, называйте меня братом. Мы все здесь братья.

– Да, простите. Но я кое-что упустил. Какое отношение к угрозе со стороны Барбароссы имеет осада Лузиньяном Акры?

Граф широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и наклонил голову к плечу.

– Я рад, что вы об этом спросили. Вы должны были об этом задуматься, и я уже начал удивляться, почему вы не спрашиваете. Молодец. На первый взгляд кажется, что никакой связи нет, но только до тех пор, брат, пока не поразмыслишь над этим как следует. У нас было время подумать, а у вас не было. Осада Акры сама по себе для нас не важна. Важны возглавляющие её люди, особенно те, что прибыли недавно. Людвиг, маркграф Тюрингии, и сам Конрад, маркиз Монферратский. Оба этих знатных и могущественных сеньора являются вассалами Барбароссы, а Конрад к тому же приходится ему кузеном. Само их появление в Святой земле можно рассматривать как подготовку вторжения императора и нашего вытеснения с Востока.