Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц)

– Пойдёмте сюда, Анри. Мы можем поговорить, пока они будут проходить мимо.

Оба хранили молчание, пока колонна снова не пришла в движение; вместо де Невилля её возглавил угрюмый бородач, все остальные вернулись на свои места. Строй марширующих воинов продолжил путь, глядя вперёд или себе под ноги, больше не обращая внимания на двух задержавшихся у обочины рыцарей.

– Кто этот малый? – первым заговорил Анри, провожая взглядом удалявшегося здоровяка.

– Мандевилль. Мессир Хамфри Мандевилль. Полный остолоп. Англичанин нормандского происхождения, неотёсанный, как большинство его сородичей. Невежа, понятия не имеющий о куртуазности. Родился в Нормандии, не пробыл тут и трёх месяцев, но уже считает себя главнее нас всех.

– Он действительно твой начальник?

Мессир Франциск издал хрипловатый смешок.

– Отнюдь, хотя наверняка спит и видит, как бы им стать. Ну, как вы здесь поживаете, в тиши и безвестности? Давненько о вас ничего не слышал. К слову сказать, выглядите вы прекрасно.

– Я и чувствую себя прекрасно. Благоденствую, Франциск. А кто едет в тех экипажах?

Мессир Франциск улыбнулся. Ему не пришлось отвечать, ибо, пока они разговаривали, последний экипаж поравнялся с ними, кожаные занавески раздвинулись и властный голос заглушил стук копыт и обитых железом колёс:

– Анри? Анри Сен-Клер, это вы?

– Боже всемилостивый!

Слова эти невольно сорвались с языка Анри, а женщина в карете уже высунулась из окошка и крикнула кучеру, чтобы тот остановился. Остановилась и вся кавалькада.

– Ну, мессир, неужели вы не поприветствуете меня? Утратили дар речи?

– Моя госпожа... Простите, моя госпожа. Я растерялся. Ваш вид просто ослепил меня... Я не представлял... Я думал, что вы в Англии.

– Ха! В темнице, хотели вы сказать. Что ж, я была там, и не один год. Но теперь я здесь, дома. Давайте же наконец поздороваемся – и поезжайте вместе со мной. Эй, вы и вы, вылезайте! Найдите себе места в других экипажах. Де Невилль, возьмите коня Анри. Авы, мессир, подойдите, выкажите мне почтение, какое должен выказывать своему сеньору истинный рыцарь, а после расскажите, чем вы занимались все эти годы, с момента нашей последней встречи.

Когда две дамы послушно покинули экипаж, беспомощно придерживая помятые юбки, мессир Анри Сен-Клер, всё ещё ошеломлённый неожиданной встречей, остался лицом к лицу с особой, некогда считавшейся самой могущественной женщиной христианского мира, – Элеонорой Аквитанской, бывшей королевой Франции, ставшей потом королевой Англии. Сен-Клер покорно забрался в карету и сел, молча глядя на женщину напротив. Как и раньше, его восхищала прямота и бескомпромиссная сила, которые слышались в каждом её слове.

– Вот так-то лучше, – сказала Элеонора, когда Анри сел. – Гораздо лучше. А ещё лучше будет, если вы, Анри, закроете наконец рот и придёте в себя. Нам нужно о многом поговорить, и я хочу, чтобы в этом разговоре вы проявили осведомлённость и смекалку, которыми отличались прежде. Кстати, выглядите вы для своих лет просто великолепно: я вижу перед собой того самого Анри, что служил мне в старые добрые времена. Наверное, всё дело в чистой жизни – не думаю, чтобы человек вроде вас изменил с годами свой нрав. А я очень хорошо помню, что в молодости, при всей вашей привлекательности, вы отличались твёрдостью принципов и старомодными понятиями о верности. Кстати, как поживает Аманда?

Сен-Клер наконец обрёл дар речи.

– Она умерла, моя леди, почти два года тому назад.

– Да, это написано на вашем лице. Вы всё ещё тоскуете по ней?

– Да, моя леди. Порой нестерпимо тоскую, хотя время слегка заглушило мою тоску.

– Понимаю. Генрих только что покинул наш мир, и я вдруг почувствовала, что скорблю по нему. Иногда мучительно скорблю, хотя так долго его ненавидела. Старый вепрь шестнадцать лет держал меня взаперти в башне, подумать только!

Элеонора издала звук, похожий на смешок.

– О, все называли это замком, и он был достаточно удобен, даже роскошен, но тюрьма есть тюрьма.

Помолчав, она ухмыльнулась.

– Впрочем, по правде говоря, я не оставила Генриху особого выбора. А теперь, можно сказать, по нему скучаю. Теперь мне больше не над кем будет подшучивать.

– Значит, он действительно умер, моя госпожа? До нас доходили самые противоречивые слухи, мы просто не знали, чему верить.

– Да, он умер. Мне вы можете поверить на слово. Он умер в Шиньоне, шестого июля, и поговаривают, будто Ричард замучил его до смерти. Последнее – чистая ложь, тут вы тоже можете мне поверить. Ричард не ангел, и с Генрихом они никогда не ладили, но называть моего сына цареубийцей и отцеубийцей? Это просто немыслимо, говорю вам как мать!

– Я верю вам, моя госпожа.

– Не сомневаюсь. Клянусь божьей глоткой, Анри, приятно видеть ваше честное лицо. Вы хмуритесь. Почему? Отвечайте! Вы всегда говорили начистоту, не боясь того, что я могу подумать.

Набравшись смелости, Сен-Клер покачал головой.

– Ничего особенного, моя госпожа. Просто мои люди, наверное, тревожатся. Я покинул замок с рассветом, чтобы объехать свои владения, и моё долгое отсутствие может обеспокоить челядь. Думаю, мне следует послать им весточку и сообщить, где я нахожусь. Могу я спросить, далеко ли мы направляемся?

– Недалеко, но вы, как всегда, правы и ни о чём не забываете. Откройте окошко, кликните де Невилля.

Сен-Клер, не мешкая, раздвинул кожаные занавески и выглянул. Де Невилль ехал позади кареты и, когда Анри встретился с ним взглядом, пустил своего коня рысью. Когда де Невилль приблизился, Элеонора подалась к окошку и спросила:

– Франциск, сколько нам ещё ехать?

– Меньше десяти миль, моя госпожа. Авангард уже должен быть на месте и ставить ваши шатры.

– Отошлите весточку людям Анри, пусть знают, что он задержится. Можете сослаться на меня.

Когда мессир Франциск, отсалютовав, удалился, Элеонора устроилась на сиденье поудобнее.

– Ну, теперь вы спокойны?

– Да, моя госпожа, и благодарен. Но знай я, что вы собираетесь проехать этой дорогой, непременно попросил бы оказать мне честь и остановиться в моих владениях.

– И разорить их? – с улыбкой промолвила вдовствующая королева. – Лучше радуйтесь тому, что ничего не знали. У меня в свите более двухсот человек, попробуйте прокормить такую ораву! Для вас это было бы бедой похуже нашествия саранчи. Хотя честно призна́юсь: если бы я знала, где вы живёте, наверное, без зазрения совести воспользовалась бы вашим гостеприимством. Королевы и особы королевской крови сплошь да рядом так поступают.

Элеонора замолчала, устремив на Сен-Клера всё тот же проницательный взгляд, какой запомнился ему почти тридцать лет тому назад.

– Что ж, как я уже сказала, выглядите вы прекрасно, старина. Теперь ваша очередь: как, на ваш взгляд, выгляжу я? Почти одряхлевшей? Отвечайте честно... но осторожно.

Анри улыбнулся, поймав себя на том, как удивительно легко ему разговаривать с женщиной, которая несколько десятилетий тому назад привечала трубадуров при своём блистательном дворе в Аквитании. Разъезжая по всему христианскому миру, трубадуры прославляли в своих песнях куртуазные добродетели – непременные спутники знатности, и в числе этих добродетелей – восторженное преклонение перед дамой.

– До того как я увидел вас сегодня, моя госпожа, я и представить себе не мог, что вы стали прелестней, чем во время нашей первой встречи... Но это так.

Элеонора пристально посмотрела на него и хмыкнула.

– Вы разочаровали меня, Анри. Я старая женщина, и ваши слова – не более чем лесть. Тот Анри Сен-Клер, которого я знала раньше, не опустился бы до лести.

– Не опустился и сейчас, моя госпожа. Я сказал чистую правду.

– Значит, раньше вы её от меня скрывали. У меня и в мыслях не было, что вы находите меня прелестной.

Лицо Элеоноры расплылось в улыбке.

– Что ж, Генрих, ваш муж, как известно, был весьма ревнив, – заметил Анри. – Если бы он заподозрил, что я отношусь к вам не просто как вассал, он задал бы мне жару.

– Ха!

Неожиданно Элеонора от всей души расхохоталась.

– По части ревности ему пришлось бы соперничать с вашей Амандой. Да, вместе они точно задали бы вам жару!

– Эх, пожалуй...

Сен-Клер, подхвативший было смех Элеоноры, умолк и после паузы сказал:

– Но это было давным-давно, когда мир был молод...

– Сколько вам сейчас, Анри?

– В этом году исполнится пятьдесят, моя госпожа.

– О чём речь? Вы ещё мальчишка. Мне шестьдесят семь, а моему Генриху было пятьдесят шесть, когда он умер.

Элеонора помолчала.

– Королём Англии станет Ричард. Вы это знаете?

– Да, моя госпожа, знаю. Я видел его недавно. Он останавливался у меня по пути в Париж, два месяца тому назад.

– Кровь Христова, неужто?

Лицо Элеоноры стало напряжённым.

– И зачем он сюда явился?

Анри с бесстрастным видом чуть пожал плечами.

– Он заявил, что я ему нужен. Призвал отплыть с ним в Святую землю в качестве главного военного наставника его войск.

– Главного воен...

Королева осеклась.

– Что ж, Ричард при всех своих недостатках явно не дурак. Бесшабашный малый, конечно, но не дурак.

Элеонора впилась в собеседника взглядом таким же гипнотическим, каким он был десятилетия тому назад, когда она способна была зачаровать самого Папу.

– А вот вы, как дурак, явно собираетесь отправиться с ним, по лицу вижу. Отправиться с ним? Где, во имя всего святого, ваш здравый смысл? Святая земля – место, пригодное лишь для молодых людей, Анри. Для крепких, мускулистых идиотов, необузданных, полных юношеских страстей, бесконечно жаждущих риска и славы... Для идиотов и потерянных душ. Там нет места для женщин, а ещё меньше – для пожилых мужчин, если они не носят корону или митру. Уж поверьте, я была там и видела всё воочию. Почему, во имя Господа, вам, в вашем возрасте, вообще пришла в голову такая глупость?

Анри поднял руку, потом уронил её на колени.

– У меня нет выбора, моя госпожа. Это долг, который возложил на меня ваш сын.

– Чепуха, Анри. Божьи потроха, старина, вы всю жизнь преданно служили нашему дому – мне, Генриху, самому Ричарду. Хватит, вы заслужили право умереть дома, в собственной постели. Можно было отказаться с честью, и даже Ричард не стал бы...

Королева осеклась, её большие глаза сузились, превратившись в щёлки.

– Нет, за этим кроется что-то ещё. Мой сын каким-то образом манипулировал вами и вынудил вас согласиться. Это вполне в его духе... Но какой рычаг он использовал? Ну-ка, расскажите, как он сумел к вам подступиться? Что именно пустил в ход, чтобы добиться своего?

То был категоричный, не допускающий возражений приказ, не подчиниться которому не было ни малейшей возможности. Анри вздохнул и отвёл взгляд. Теперь он смотрел туда, где между занавесками медленно проплывал сельский пейзаж, смотрел на пыль, припорошившую поросль бутеня на обочине дороги.

– У меня есть сын, моя госпожа.

– Знаю. Я помню его ребёнком. Его ведь зовут... Андре?

Сен-Клер снова посмотрел королеве в глаза, в очередной раз изумившись её неиссякаемой способности запоминать такие детали.

– Да, моя госпожа, Андре.

– Теперь он стал мужчиной... И его превратили в оружие против вас. Так? Расскажите мне всё.

И тогда Анри рассказал ей всю историю – вплоть до того, как в дело вмешался Ричард, а сам он, Сен-Клер, принял решение подчиниться требованиям герцога.

Рассказ длился час, и всё это время королева сидела молча, не сводя с Анри глаз, впитывая не только каждое его слово, но и все оттенки его голоса. Когда наконец Сен-Клер умолк, Элеонора кивнула и поджала губы. Эти губы стали тоньше, привлекая внимание к впалым щекам под высокими скулами, всегда подчёркивавшими её поразительную и всё ещё не утраченную красоту. Анри ждал, видя, как смягчился её взгляд.

– Теперь понятно, почему вы выглядите таким цветущим: наверняка два последних месяца гоняли себя нещадно, чтобы вернуть утраченную молодость. Ладно, старый друг, во всяком случае, это пошло вам на пользу. И что же случилось с теми проклятыми священниками? Ричард их повесил?

– Священники предстали перед судом архиепископа Тура, их вина была бесспорно установлена. Хотя, учитывая, что мой сын являлся единственным свидетелем, дело не прошло бы так легко без вмешательства власти. Потом святая церковь отказалась от клириков и предала их светскому суду герцогства Аквитанского, чтобы их казнили.

– А вы с сыном оказались связанными с Ричардом неразрывными узами не только вассальной верности, но и благодарности.

Анри Сен-Клер заметил иронию в голосе Элеоноры, но не подал виду.

– Да, моя госпожа. Благодарностью даже больше, чем вассальной верностью, если такое возможно.

– Хмм...

Элеонор поёрзала на сиденье, отдёрнула занавеску слева и заговорила, глядя на длинные косые тени деревьев на пологом склоне холма:

– Вечереет, мой друг. Мы скоро сделаем привал, но к тому времени вам, скорее всего, будет уже поздно возвращаться домой в одиночку. Поужинаете с нами, а домой вернётесь поутру. А пока – будь что будет. Насчёт ваших обязательств, Анри... Покау меня есть только одно соображение: нет такой связи, которую нельзя разорвать, было бы желание и хватило бы сил.

Королева снова пристально посмотрела на собеседника.

– Советую вам первым делом избавиться от чувства вины, даже если оно проистекает из чувства благодарности. Я обязательно поговорю с Ричардом. Что за вздорная идея – принуждать человека отправиться в Святую землю? Впрочем, вы знаете моего сына не хуже меня, вы же сами растили его не один год. Он человек порывистый, страстный, увлекающийся, но неуправляемый и непредсказуемый для всех, кроме меня.

Мессир Анри виновато развёл руками.

– Я благодарен за заботу, моя госпожа. Но, не в обиду будь сказано, у меня нет желания уклоняться от этой обязанности. Я бы предпочёл отправиться в Святую землю вместе с сыном, а не оставаться здесь в одиночестве и волноваться за него. Кроме него, у меня никого не осталось в этом мире. Теперь, когда я на пороге старости, жизнь без него не имеет для меня никакого смысла. Может, вы считаете меня глупцом, но уж лучше быть старым глупцом рядом с сыном, чем одиноким старым отшельником, дожидающимся смерти без него.

Элеонора смерила собеседника долгим взглядом и медленно кивнула.

– Будь по-вашему, мессир Сен-Клер. Больше я не стану об этом говорить. Мы оба слишком стары и седы, чтобы ссориться из-за того, как нам предстоит умереть. Жнец всё равно отыщет нас, где бы мы ни находились...

Она пожевала верхнюю губу – Анри давно забыл об этой её привычке – и спросила:

– Вы знаете, почему Ричард так настойчиво добивался, чтобы вы вернулись на службу?

Сен-Клер покачал головой в искреннем недоумении, и королева презрительно фыркнула.

– А вам бы следовало это знать. Заметьте, я говорю о настойчивости сына в прошедшем времени. Вы знакомы с его нравом не хуже меня, а я бы вовсе не удивилась, если бы он уже забыл о том, что втянул вас в эту затею, или просто передумал. В Англии многие желают, чтобы Ричард взял с собой в поход в качестве главного военного наставника маршала Англии, Уильяма Маршалла. Но Ричард на такое не пойдёт, что меня вовсе не удивляет. Маршалл был человеком Генриха, верным и преданным старому королю, как цепной пёс. В глазах Ричарда Маршалл всегда будет олицетворять дело Генриха. По правде сказать, мне трудно упрекнуть сына за это.

Элеонора помолчала.

– Кроме того, Маршалл – англичанин, на первом месте для него интересы Англии, а до всего прочего ему мало дела. Но владения Ричарда не ограничиваются Англией, и, хотя именно Англия дала ему королевский титул, она далеко не самая огромная драгоценность его короны. По большому счёту это медвежий угол, отсталое захолустье. Хоть сына и кличут на английский лад Ричардом, а не Ришаром, он за всю свою жизнь так и не овладел толком тамошним языком.

Королева снова умолкла, тщательно обдумывая свои следующие слова.

– Вы, надо думать, слышали про Алису?

Ответ был написан на лице собеседника.

– Ну конечно, как вы могли не слышать, – продолжала Элеонора. – Нужно быть слепым и глухим, чтобы об этом не знать. Честно говоря, дело подошло к логической развязке, и всё же я ловлю себя на мысли, что мне жаль бедное создание. Хоть она и глупая гусыня, то, что с ней случилось, случилось не по её вине. Её всю жизнь использовали, а у неё никогда не хватало духа воспротивиться. Я в её годы собственными руками убила бы того, кто попытался бы обойтись со мной так, как обошлись с ней. Но Алиса – не я, и сейчас она снова на родине, во Франции, опозоренная на весь мир. Вряд ли она в ближайшее время найдёт себе другого мужа... В чём дело?

– О чём вы, моя госпожа?

– О том, что у вас на уме. У вас такой задумчивый вид. Выкладывайте, что за мысль вас посетила, и мы её обсудим.

Анри неопределённо махнул рукой.

– Всего лишь удивляюсь, моя госпожа. Удивляюсь, что вы говорите об этой особе совершенно спокойно, без горечи или злобы.

Уголки губ Элеоноры приподнялись в едва заметной улыбке.

– А с чего мне говорить о ней иначе, если я не питаю к ней недобрых чувств. Я ведь уже сказала – её всю жизнь использовали. По правде говоря, Анри, чего-чего, а горечи во мне в избытке, но это чувство не распространяется на Алису.

– Но... она украла у вас мужа.

– Украла? Украла Генриха Плантагенета?

Улыбка Элеоноры стала шире, но не стала теплее.

– Думайте, что говорите, мессир Сен-Клер. Вспомните, о каком человеке идёт речь. Не родилась ещё женщина, которая могла бы украсть Генриха Плантагенета или сделать так, чтобы он угождал ей хотя бы мгновение после того, как её оседлает. Это, к слову, относится и ко мне. Нет, Генрих всегда следовал зову своей плоти, брал и получал всё, что хотел. О, многие годы я была ему достойной парой, но стоило мне начать стареть, как он стал посматривать по сторонам. Старый козёл отличался похотью до самой смерти. Так что, друг мой, Алиса Капет не крала моего мужа. Напротив. Она была лишь одним из длинной череды сосудов, из которых он с наслаждением пил – и выбрасывал, как только его внимание привлекал следующий сосуд. Правда, Генрих приблизил к себе Алису больше, чем остальных, но не из-за неё самой, а из-за Вексена. Вексена, за который всё равно пришлось вести долгую, жестокую войну и которого он перед смертью всё-таки лишился. Но Алиса вовсе не была похитительницей, не говоря уж о том, что Генрих затащил её в постель намного позже, чем отправил меня в заточение. Он заявил, что не может оставить меня на свободе, чтобы я и дальше строила против него козни и плела интриги в сговоре со своими сыновьями. И он был прав. Теперь я это понимаю. Так за что же мне ненавидеть Алису? Винить дитя за то, что с ней случилось, так же глупо, как осуждать северный ветер за принесённый им снег. Именно её злосчастная судьба побудила Ричарда поступить так, как он поступил, едва Генрих признал его наследником. Как Ричард мог взять в жёны и сделать королевой женщину, о которой известно всему миру: будучи обручена с сыном, она много лет спала с отцом. Церковь Англии, возмущённая подобным бесстыдством, предала саму идею подобного брака анафеме и запретила Ричарду венчаться под угрозой отлучения. В данном случае Ричард не стал спорить с клириками и отослал Алису домой к её брату, Филиппу... Чего и следовало ожидать.

– Может, он и прав, моя госпожа, но её семья вряд ли обрадовалась. Наверное, король Филипп был вне себя от гнева.

– Чепуха. Да, конечно, Филипп зол на своего бывшего любовника, но вовсе не из-за сестры. Судьба Алисы его не волнует, как не волновала никогда, с самого её рождения. Его вообще не интересуют женщины. Единственное, что его волновало, это возвращение Вексена. А теперь, сумев прибрать провинцию к рукам, он, конечно же, превратит свою опороченную сестру в оружие против Ричарда – ради выгод, которые это сулит. Вот как Филипп относится к Алисе. Она – орудие переговоров.

– Это немыслимо, – упавшим голосом проговорил Анри.

Судя по всему, он и вправду так считал, но Элеонора лишь усмехнулась.

– Чепуха. Ничего подобного. Может, это не совсем естественно, но ведь и Филиппа Капета вряд ли можно назвать образцовым созданием природы.

– Да. Пожалуй, так оно и есть. Ну а как вы, моя госпожа? Вы были в Париже?

– Божья глотка, вовсе нет! Я была в Руане, по своим делам, а теперь еду домой, впервые за долгие годы. Там я, наверное, побуду некоторое время, по крайней мере, пока Ричард не коронуется в Англии.

– Простите, моя госпожа, но разве вы не поедете в Англию, чтобы присутствовать на коронации сына?

Элеонора одарила его лёгкой холодной улыбкой.

– И не подумаю. Ричард вполне способен короноваться сам и вовсе не нуждается, чтобы я приглядывала за церемонией. Уверена, всё пройдёт без сучка без задоринки. А я тем временем отправлюсь на юг, через Пиренеи в Наварру.

Заметила мелькнувшее в глазах Анри недоумение, королева повторила:

– В Наварру, Анри... В королевство в Северной Иберии. Чтобы найти Англии королеву.

– Королеву, моя леди?

Она рассмеялась.

– Да, королеву. Мой сын станет королём Англии, и ему нужна будет королева. Англии нужна будет королева. И я нашла подходящую девушку в Наварре. По правде говоря, её нашёл сам Ричард, три года тому назад. Он познакомился с ней при дворе её отца и тогда же написал мне об этом. Её зовут Беренгария, она дочь короля Санчо, и теперь, когда Ричард больше не помолвлен, я намереваюсь посодействовать заключению этого брака. Санчо пригодится как союзник в предстоящей войне, поскольку он опытный воин, закалённый в боях с беспрестанно атакующими его иберийское захолустье маврами. Уверена, ради того, чтобы сделать свою дочь королевой Англии, он не поскупится на приданое. Ну а Ричард и Англия найдут приданому хорошее применение, на благо священной войне.

– Беренгария. Красивое имя. Но «король Санчо»? Я слышал, что он вроде бы принц Санчо...

Элеонора, прищурившись, впилась в Анри внимательным взглядом, но ничем не показала, что знает о разладе её сына с молодым принцем Наварры.

– Принц – брат Беренгарии. Когда умрёт его отец, он станет седьмым королём, носящим имя Санчо, но сейчас он никто, и от него ничто не зависит. А вот на сестру его я возлагаю большие надежды. Я пока не встречалась с ней, но, судя по отзывам, в том числе отзывам моего сына, это добродушная, с мягким характером девушка... Может, она не красива в общепринятом смысле этого слова, но она чистой королевской крови. Поэтому, если мне удастся устроить этот союз, я привезу её Ричарду до того, как тот отправится в Святую землю.

На последних словах Элеоноры экипаж замедлил ход и, покачиваясь, остановился. Снаружи донеслись голоса, наперебой выкрикивавшие приказы и указания. Вдовствующая королева прислушалась и начала собирать разбросанные рядом с ней на сиденье немногочисленные безделушки.

Сен-Клер отдёрнул занавески и всмотрелся в сгущавшиеся сумерки.

– Очевидно, мы приехали.

Едва он успел это произнести, как подъехал де Невилль и наклонился к окошку кареты.

– Моя госпожа, ещё немного – и можно будет выходить. Похоже, здесь всё готово, и, судя по запаху, повара постарались. Подождите чуть-чуть, пока экипаж не подкатит прямо к вашему шатру. Сто шагов, даже меньше – и вы будете на месте.

Он бросил взгляд на Сен-Клера.

– Мессир Анри, ваш конь у меня, в полной сохранности. Мой конюх позаботится о нём не хуже, чем о моём скакуне.

Рыцарь, отсалютовав Элеоноре, повернул коня, а королева улыбнулась Сен-Клеру.

– Что ж, старина, наша встреча подошла к концу. Во всяком случае, самая приятная её часть, ибо, когда откроется эта дверца, я должна буду стать Элеонорой Аквитанской, со всей той мишурой, что сопутствует титулу правительницы, восстановленной в своих владетельных правах.

Она порывисто взяла его за запястье.

– Анри, я очень рада, что мы встретились и так прекрасно провели время. Люди вроде вас теперь редко появляются в моей жизни. Да пребудет с вами и с вашим сыном благословение Господа, если Он вообще существует... Если же существует, пусть простит меня за мои сомнения. Позволю себе припомнить слова из Писания, не помню уж, из какого именно места и кем изречённые, но весьма мудрые: «Не надейся на принцев». Будьте осторожны, имея дело с моим сыном. Я люблю его, несмотря на его нрав, но вас как старого, испытанного друга хочу предостеречь: служите ему, как должно, но при этом не слишком ему доверяйте. Зачастую он руководствуется побуждениями и мотивами, над которыми вы не властны и которые, будь они вам ведомы, едва ли смогли бы понять и принять.

Элеонора откинула голову назад и прищурилась, всё ещё крепко держа Сен-Клера за руку.

– Я говорю это из любви к вам, Анри, – любви женщины к замечательному человеку, которая превосходит любовь матери к непутёвому сыну. Но если вы когда-нибудь обмолвитесь хоть словом о том, что я сказала, я буду всё отрицать и потребую воздаяния за клевету. Вы меня поняли?

– Да, моя госпожа, всё понял и приму во внимание.

Карета снова двинулась и, покачиваясь, съехала с дороги на луг, где уже ставили шатры. Элеонора начала одной рукой подбирать юбки, но из-за качки взялась за ручку из плетёного шёлкового шнура на стенке у дверцы и крепко держалась, пока экипаж не остановился.

– Ну, друг мой, желаю вам всего доброго, и Бог вам в помощь. Сейчас здесь начнётся суматоха, так что советую улизнуть и найти Бордо, моего управителя. Скажите ему, что вас послала я; Бордо хорошо вас накормит и найдёт подходящее место для ночлега. Может, у меня не больше будет времени с вами поговорить, а вам наверняка не захочется толкаться среди щёголей и болтунов, которые таскаются за мной повсюду. Поешьте хорошенько, выспитесь, а с утра поезжайте домой и продолжайте готовиться к исполнению долга перед моим сыном. Всего доброго.

Дверца кареты распахнулась. Мессир Анри первым вышел на луг, полный суетящихся людей, и, повернувшись, подал руку королеве, чтобы помочь ей спуститься. Элеонора приняла его помощь, а когда Сен-Клер, склонившись, коснулся губами её руки, улыбнулась, слегка потрепала его по макушке пальцем и, пройдя мимо, затерялась среди многочисленной свиты.