Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

В голосе Андре зазвучали горькие нотки:

– Впрочем, я слышал также, что Ричард стал рыдать и молиться за душу своего отца за несколько часов до смерти старика, едва добился от него всего, чего хотел.

– Кто мог сказать тебе такое?

Мессир Анри, и без того мрачный, сердито насупил брови.

– Кто посмел произнести подобные слова? Кем бы он ни был, он не друг Ричарда Плантагенета.

Андре хотел было ответить, но отец опередил его:

– Ты сказал, что был на капитуле Храма в Туре. И именно там, открыто, в присутствии посторонних, велись подобные разговоры? Мне трудно в это поверить. Конечно, можно предположить, что в тесном кругу рыцари обсуждают такие вопросы и, возможно, не стесняются порицать сильных мира сего. Но ведь ты пока не храмовник, и мне непонятно, с чего тебя облекли таким доверием.

– Ну, отец, я ведь не совсем посторонний, – промолвил Андре, скромно пожав плечами. – Меня пригласили как будущего тамплиера двое рыцарей Храма, с которыми я свёл близкое знакомство в последние несколько месяцев. Оба тесно сотрудничают с де Сабле и по поручению ордена служат связными между де Сабле, герцогом Ричардом и королём Франции. Будучи гостем этих двух рыцарей, я и услышал так много.

– Пусть так. Но, Андре, всё равно не следует забывать, что дружеские отношения – это одно, а клятвы и сохранение секретов – совсем другое. Каковы бы ни были твои намерения, ты пока не принадлежишь к ордену и тебе незачем быть причастным к его тайнам. Да и вообще, не нравятся мне такие разговоры. Они попахивают неверностью, даже изменой.

Андре наморщил лоб.

– Неверностью? О чём вы, отец? Изменой кому? Мы с вами толкуем не о вассалах короля или герцога, а о рыцарях Храма. Они преданы только самому Папе. Их верность принадлежит Святому престолу, и никакой мирской властитель, будь то император, король или герцог, не может на неё претендовать.

– Это я понимаю, Андре. Но понимаю и то, что ты пока не один из них. Если только... Не умолчал ли ты о чём-нибудь? Может, тебя уже причислили к избранным?

Анри спросил это насмешливым, скептическим тоном, что ничуть не удивило и не обидело молодого рыцаря. Андре давно свыкся с тем, что в его жизни есть тайны, которые он никогда не сможет открыть отцу, дела, которые они никогда не смогут обсудить вместе.

Махнув рукой, молодой рыцарь отставил кубок с вином и встал. Подойдя к очагу с большой железной жаровней, он присел на корточки, чтобы подбросить в угасающее пламя новые поленья из лежащей возле очага груды. Тем самым он выигрывал время, чтобы скрыть охватившее его чувство вины. Даже теперь, по прошествии стольких лет, в подобные моменты юноша всегда чувствовал себя виноватым, хотя ему давно следовало понять: его тайны не имеют никакого отношения к его сыновней любви и уважению к отцу.

Молчание Андре не прошло незамеченным – отец осведомился уже слегка раздражённым тоном:

– О чём это ты размечтался?

Андре гибким движением поднялся на ноги.

– Да уж не о храмовниках, – небрежно бросил он, как всегда легко солгав, едва разговор коснулся секретов братства. – Я наблюдал, как пламя лижет дерево, и размышлял о том, что в Святой земле с деревом будет туго. Во всяком случае, с дровами на растопку. Мне говорили, что тамошний народ использует для этого сухой верблюжий навоз. Один человек рассказал мне о храмовнике-сержанте, в чьи обязанности несколько лет входила организация сбора навоза на улицах Иерусалима – на топливо.

– А что, весьма достойный способ служения Господу...

Андре сделал вид, что не заметил отцовского сарказма.

– Очевидно, Гуг де Пайен так и думал, потому что именно он возложил на храмовников эту обязанность.

– Гуг де Пайен? Не тот ли де Пайен, который...

– Первый Гроссмейстер Храма, основатель ордена. Да, отец, это был он.

– Хмм.

Анри пристально разглядывал сына.

– Андре, ты и правда это сделаешь? Присоединишься к тамплиерам, примешь обеты?

Лёгкая улыбка сына успокоила старого рыцаря.

– Отнюдь не уверен, – с расстановкой произнёс Андре. – Такая мысль порой посещает меня, но и только. Как я и обещал, я буду сражаться под знамёнами ордена в Святой земле. А насчёт монашеских обетов... Там видно будет.

– Зачем же тогда ты связался с ними и с этим малым, де Сабле?

Андре широко раскрыл глаза, услышав этот вопрос.

– А я и не связывался. Не связывался с тамплиерами, я имею в виду. С де Сабле – да, но он тоже пока не храмовник. В настоящее время мы оба служим Ричарду. И служим усердно.

– И чем же ты занимаешься?

По губам Андре скользнула улыбка.

– Ну, мессир Робер надзирает за постройкой и сбором флота, возможно, самого большого из всех, когда-либо выходивших в море. А я обучаю людей пользоваться новыми арбалетами.

– Да что нового может быть в арбалете?

– Это вовсе не то оружие, к которому вы привыкли. Самое современное и самое грозное оружие. Вы ведь знаете, отец, арбалеты полюбились мне с тех пор, когда я стал достаточно силён, чтобы их заряжать. Да и сам Ричард – любитель арбалетов. Так вот, если помните, в тот день, когда он приехал сюда с мессиром Робером, речь зашла о моём выстреле, которым я убил негодяя священника де Блуа. Слово за слово – и дело кончилось тем, что Ричард поручил мне немедленно наладить обучение наставников-арбалетчиков. Заметьте, не обучение новобранцев, а обучение тех, кто будет учить других. Причём особое внимание уделяется новейшему арбалету, который натягивается с помощью ворота. Ричард очень во всём этом заинтересован, и его можно понять.

– Ты много времени проводишь с ним с тех пор, как покинул дом?

– С Ричардом? – Андре покачал головой. – Нет, я почти его не вижу. В тот день, когда он поручил мне заниматься обучением, я провёл с ним, думается, около трёх часов – он хотел убедиться, что я понимаю, чего от меня ждут. С тех пор я видел его раз пять, всякий раз издали, когда он проезжал мимо.

– Ладно. Возможно, это и к лучшему. Андре, поверь мне на слово, как отцу: будь осторожнее с Ричардом. Узнав его поближе, ты можешь обнаружить в его характере черты, которые тебе не понравятся. Больше я ничего не скажу: ты взрослый, неглупый и достаточно повидал, чтобы самому всё понять и сделать собственные выводы. Но если ты почувствуешь, что Ричард тебя раздражает, ради бога, постарайся, чтобы он об этом не догадался. Он не любит, когда его не одобряют. Не любит почти так же, как когда его сердят. Герцог не любил этого ещё в детстве и, сдаётся, так и не перерос свой детский недостаток.

Анри посмотрел на помрачневшее лицо сына и махнул рукой, давая понять, что тема закрыта.

– Лучше скажи, что там за новые арбалеты? Чем они отличаются от обычных и почему Ричард так ими увлёкся?

Глаза Андре радостно вспыхнули.

– Тут всё дело в мощности. И в точности попадания. Само название «арбалет» происходит от римского «арк баллиста», и новое оружие похоже на римские образцы, только меньших размеров. Вы знаете, что такое баллиста?

Старый рыцарь вскинул голову, словно его ужалила оса.

– Знаю ли я?! Зубы господа, парень, неужели ты думаешь, что я настолько невежествен? Я был главным военным наставником ещё до твоего рождения! Баллиста – это метательное орудие, сделанное по образцу греческой катапульты, нечто вроде огромного арбалета. Такие огромные машины метали камни или тяжёлые копья на расстояние полумили, а то и больше, с помощью пружинящей деревянной дуги, которую сгибали натянутые канаты.

Юноша, глаза которого всё ещё вдохновенно светились, кивнул.

– Да, верно, деревянной дуги. Так вот, дуга нынешнего арбалета делается из пружинящего многослойного металла. Она более мощная и упругая, чем любой деревянный лук. И в отличие от громоздкой баллисты, новый арбалет – переносной. Конечно, это тоже довольно громоздкое оружие, но тем не менее с ним вполне может управиться один человек. Только представь: обученный арбалетчик способен выпустить за минуту два болта и поразить облачённых в доспехи противников за пять сотен шагов. У меня есть один такой арбалет, хотите посмотреть?

– Ещё бы.

– Что ж. Тогда, если сможете утром вытряхнуть из постели свои древние кости, может, я вам его покажу. Сдаётся, вы будете поражены.

Анри улыбнулся.

– А я буду поражён, если ты сумеешь очнуться от дрёмы прежде, чем я оденусь и позавтракаю. Посмотрим, кто завтра на рассвете будет чувствовать себя древнее.

Андре рассмеялся.

– Ладно, посмотрим. Спокойной ночи, отец.

Юноша с улыбкой покинул умиротворённого, добродушно подтрунивавшего над ним отца. Но, идя к постели, вновь с болью подумал о тайне, из-за которой между ним и отцом пролегла пропасть.

Мессир Анри считал рыцарей-храмовников избранными. Конечно, это мнение кому-то могло показаться спорным, но Андре знал: куда важнее то, что отец понятия не имеет, что сын его действительно стал одним из избранных. Истинный брат древнего и тайного ордена, о существовании которого мессиру Анри, как постороннему, не позволено даже заподозрить.

Андре трудно было с этим смириться, даже по прошествии нескольких лет. Ему становилось легче лишь оттого, что в точно таком же положении находился каждый член древнего братства, в которое его ввели (или, как говорили братья, «возвысили») в возрасте восемнадцати лет, даже раньше, чем герцог Ричард посвятил младшего Сен-Клера в рыцари.

Братство вершило свои дела в строгом секрете. Цель братьев была проста: охранять и изучать драгоценное тайное знание, являвшееся единственным смыслом их существования. С момента возвышения и до вступления в ранг полноправного брата Андре всё более проникался реальностью этой тайны, очарованный тем, что она в себе заключала. Он часто ловил себя на том, что постоянно, ежедневно, чем бы ни занимался, размышляет о различных аспектах сокровенного знания.

Более тысячи лет, с конца первого века христианской эры, об этой тайне никто не подозревал, никто не догадывался. Сведения о самом братстве передавались избранными из поколения в поколение – и все поколения братьев ордена Воскрешения Сиона изучали громаду знаний, являвшихся краеугольным камнем ордена. Секрет, который они берегли столь ревностно и рьяно, был настолько древним и настолько чуждым повседневному миру, что, возможно, бросал вызов вере – теперь ещё больше, чем одиннадцать сотен лет назад.

Конечно же, когда Андре впервые узнал об этой тайне, она бросила вызов и его вере тоже. Но теперь он понял, что в силу своей чуждости она с незапамятных времён сказывалась на каждом из посвящённых братьев – и старых, и молодых; на ныне живущих так же, как некогда – на усопших. Она была непостижимой, осознание самого её существования вызывало тошноту и глубокий ужас перед жуткой вероятностью вечного проклятия, безвозвратной потери бессмертной души и утраты всякой надежды на спасение по обе стороны смерти.

Как только проходило первое потрясение, вызванное столкновением с неведомым, посвящённые, переживая этап сомнения и внутреннего отторжения, подвергали тайное знание безжалостному анализу, пытаясь оспорить его достоверность. Однако каждый посвящённый после долгой внутренней борьбы начинал понимать, что все до единого братья за последнюю тысячу лет прошли тот же самый путь и в конце концов уяснили: желают они того или нет, тайное знание является огромной, абсолютной истиной. И, один за другим, все братья до единого посвящали остаток дней утверждению этой истины, лежавшей в основе существования ордена.

Андре знал, что единство цели оставалось незыблемым примерно до 1127 года, когда, шестьдесят лет тому назад, орден взял себе новое имя, убрав из своего названия слово «Воскрешение», и стал называться просто орденом (или братством) Сиона. Об этом знали лишь сами братья и всякий раз горделиво улыбались, думая о том, что спустя тысячу лет Воскрешение состоялось. Оно состоялось, когда девять членов братства, рыцарей из Лангедока под предводительством Гуга де Пайена, после тщательных тайных восьмилетних поисков обнаружили под фундаментом Храмовой горы в Иерусалиме то, что, по сведениям ордена, и должно было находиться в этом месте.

Думая о вещах, которые ему известны и которых никогда не узна́ет его отец, Андре в ту ночь лёг спать, чувствуя себя в родном доме как никогда чужим.

* * *

На следующее утро отец с сыном ещё до рассвета встретились на ристалище, между внутренней и внешней стенами замка. Мессир Анри держал в руках тяжёлый арбалет, пока его сын, с плеча которого свисал колчан с тяжёлыми болтами, внимательно осматривал старый, выщербленный дубовый столб, предназначенный для упражнений с мечом.

– Сгодится, – промолвил молодой рыцарь, присоединившись к отцу. – Я буду стрелять вон оттуда, с другой стороны. Скоро света будет достаточно.

С этими словами он повёл отца на дальнюю сторону двора и остановился шагах в пятидесяти от тренировочного столба. Мессир Анри передал Андре тяжёлое оружие и, глядя, как уверенно его сын обращается с арбалетом, сразу понял: он – настоящий мастер своего дела.

Молодой рыцарь опустил арбалет дугой вниз, вставил ногу в арбалетное стремя, наклонился вперёд, так что приклад упёрся в живот, и принялся обеими руками быстро вращать ворот, оттягивая тетиву из плетёной кожи и сгибая при этом металлическую дугу. Наконец тетива оказалась позади жёлоба, в который предстояло лечь тяжёлому оперённому болту, и зацепилась за зазубренный конец проходившего сквозь арбалет спускового крючка. То была нелёгкая работа, и старший Сен-Клер восхитился тем, как легко и умело справился с ней Андре.

– Это самая трудная часть, – сказал Андре, выпрямившись и тыльной стороной ладони вытерев пот со лба. – Теперь просто вложим болт и посмотрим, на что способен арбалет.

– Это то самое оружие, которое, по твоим словам, посылает болты на пятьсот шагов?

– Оно самое. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что отсюда до столба, в который ты целишься, менее пятидесяти шагов.

– А вы просто посмотрите. Передайте мне один из болтов.

Анри вытащил один болт из лежащего на земле колчана и медленно выпрямился. Приподняв бровь, он протянул болт сыну.

– Ага, – промолвил Андре, принимая болт и укладывая его в жёлоб перед спусковым крючком. – Тяжелее, чем вы ожидали. Так и должно быть. Он железный. А теперь смотрите.

Он поднял арбалет к плечу, быстро прицелился и нажал на спусковой крючок. Раздался громкий, резкий звук, Анри увидел, как передний конец арбалета подпрыгнул высоко вверх. Он хмыкнул, встретившись взглядом с сыном.

– Да, парень, похоже, у этой штуковины слишком сильная отдача. Она так дёргается, что вряд ли из неё куда-нибудь попадёшь.

– Нет, отец.

Андре решительно покачал головой.

– Дело в том, что сила толчка так велика, что стрела сорвалась с жёлоба и улетела ещё до того, как оружие подскочило у меня руках. Смотрите.

Он показал на столб, но, как мессир Анри ни вглядывался, он не увидел воткнувшегося болта.

– Ты промазал, как я и говорил.

– При всём моём почтении, ничего подобного. Я не промахнулся. Посмотрите внимательнее.

Анри двинулся вперёд, присматриваясь к столбу. Потом споткнулся и остановился, не веря своим глазам. Железный болт в пятнадцать дюймов длиной и толщиной в палец пробил толстое крепкое бревно почти насквозь, расщепив древесину сверху и снизу. Он настолько глубоко вошёл в дерево, что торчал всего на три дюйма.

Анри протянул руку, недоверчиво коснулся болта кончиками пальцев и повернулся к сыну.

– Этот столб из прочного дуба.

Андре с улыбкой кивнул.

– Знаю, отец. Крепкого, старого, выдержавшего немало сильных ударов. Вы, наверное, помните, что я сам помогал его выбрать и укрепить здесь лет двенадцать тому назад. А теперь спросите меня снова: бьёт ли этот арбалет на пятьсот шагов?

– Нет нужды спрашивать, – ответил мессир Анри, слегка покачав головой. – Сколько такого оружия у Ричарда?

– Слишком мало для его целей, и это серьёзная проблема. У него очень мало настоящих арбалетов – я имею в виду арбалеты такого типа, с металлической дугой. А за пределами владений Ричарда в Англии и Аквитании их и вовсе нет. Имейте в виду, этим оружием пятьдесят лет вообще никто не пользовался, поэтому большинство оружейников разучились его мастерить. К примеру, этот арбалет изготовил кузнец, чьё мастерство превосходит всякое воображение. Он делает замечательные арбалеты, но я не знаю второго такого мастера. А в одиночку ему не под силу быстро изготовить много столь сложного оружия, как бы он ни старался. Правда, сейчас кузнец обучает подмастерьев, но на это тоже требуется время.

Андре помолчал, задумавшись, потом снова заговорил:

– Незамысловатые арбалеты с деревянными дугами, укреплёнными рогом и сухожилиями, раздобыть проще, но даже они очень редки и до́роги: некоторые стоят серебра по своему весу, а некоторые – даже золота. А главным метательным оружием, как и прежде, остаются длинные тисовые луки английских йоменов Ричарда. Благо тамошние мастера по-прежнему делают луки.

Анри кивнул, прекрасно понимая, что его сын имеет в виду. Папа Иннокентий, воспользовавшись своей духовной властью, предал проклятию всё метательное оружие, в том числе боевые луки, и большинство верующих христианского мира подчинились этому запрету[5]5
  В 1139 году Папа Иннокентий II на Втором Латеранском соборе запретил использование арбалета в войнах с христианами. В 1215 году Папа Иннокентий III возобновил запрет специальной буллой, которая называлась «Смертоносное искусство строить метательные машины и употребление их против католиков». На луки запреты никогда не распространялись.


[Закрыть]. Результаты были плачевными и для оружейников, и для боеспособности христианских войск. Мастера, жившие за пределами Англии и Аквитании и изготавливавшие луки, арбалеты и стрелы, лишились заказов и занялись другими ремёслами. Метательное оружие практически вышло из употребления. Теперь увидеть его можно было редко, а то, что сохранил ось, было древним, изношенным, еле годившимся даже для охоты на зайцев или оленей.

Наложенный Папой запрет официально объяснялся тем, что сам Господь считает такое оружие нечестивым, нехристианским – поэтому пускать его в ход против христианских воинов было запрещено под страхом отлучения и будущего ввержения в геенну огненную. Но истинная причина, лежавшая в основе этого весьма прагматичного запрета, поддержанного и рыцарским сословием, заключалась в другом. Постоянно возраставшая мощь метательного оружия позволяла необученному простолюдину, горожанину или – страшно сказать! – крепостному выстрелить и убить отлично натренированного рыцаря в полном вооружении с такого расстояния, которое сулило убийце возможность безнаказанно скрыться.

Среди тогдашних правителей христианского мира только у юного Генриха Плантагенета, в ту пору графа Анжу, позже ставшего королём Англии Генрихом Вторым, хватило дальновидности и смелости обойти папскую буллу. Сперва он предложил использовать метательное оружие в своих владениях, якобы только для охоты и тренировки. Генрих прекрасно понимал, что арбалет – самая мощная и смертоносная боевая машина, позволяющая поражать врага на большом расстоянии, – даёт своему обладателю огромное преимущество. Будучи воином и полководцем, он вовсе не собирался отказываться от такого оружия. Позже примеру отца, само собой, последовал и его третий сын, Ричард, граф Анжу и Пуату, впоследствии ставший и герцогом Аквитании, лена его матери.

Поскольку Ричард редко подражал отцу или одобрял какие-либо его действия, это необычное обстоятельство побудило мессира Анри спросить сына:

– Но, если такого оружия всё равно очень мало, чего ради Ричард поручил тебе тренировать людей, чтобы те обучали других им пользоваться? Это кажется пустой тратой времени.

– Вовсе нет, отец. Да, арбалетов пока мало, но мы всё время мастерим новые – всё больше и больше. Их изготовление идёт хоть и недостаточно быстро, но всё равно нам понадобятся люди, которые смогут с ними обращаться. И Ричарда вдохновляет сама идея этого оружия, внушающего страх и трепет. Из всех армий франков арбалетами будут вооружены только его люди! Это даст ему преимущество над всеми его союзниками.

– Постой! Подумай, парень, о чём ты говоришь. Ты и впрямь считаешь, что у рыжебородого германца нет такого оружия?

– У Барбароссы? – Андре пожал плечами. – Может быть... Наверное, есть. Ведь, если задуматься, он – единственный человек в христианском мире, который столь же мало обращает внимания на указы Папы, как и Ричард. Но это лишь доказывает правоту Плантагенета. Вы можете представить себе преимущество, которое получат перед нами германцы, если у Ричарда не будет такого же вооружения, как у них?

– Хмм.

То, как хмыкнул мессир Анри, говорило, что он думает уже о другом.

– Итак, если отвлечься от Барбароссы, которого ты так легко отмёл... Ты говоришь, что Ричард заинтересован лишь в том, чтобы получить преимущество над своими союзниками? Здесь?

Андре моргнул.

– Прошу прощения, мессир, но... О чём вы? Что значит «здесь»? Может, я неправильно понял вопрос?

– Здесь – значит здесь, – отрезал его отец. – В христианском мире. Я спрашиваю – собирается ли Ричард применять это оружие в Святой земле?

– Ну... – Андре явно был озадачен. – Конечно, он будет его применять...

Мессир Анри с неожиданно вспыхнувшим раздражением резко оборвал сына:

– Надеюсь, так и случится! Поскольку запрет Святого престола распространяется лишь на использование метательного оружия христианами против христиан, а в Святой земле придётся сражаться отнюдь не с нашими единоверцами. Кроме того, я от многих слышал, что сами неверные вовсю использовали метательное оружие – во всяком случае, луки, – совершая набеги и истребляя франкские христианские армии, которые мы против них посылали. Молю Господа, чтобы твой герцог об этом знал. А если он не знает – хотя, призна́юсь, не могу себе такого представить, – я уж постараюсь довести это до его сведения.

* * *

Несколько дней спустя Андре уехал, чтобы вновь присоединиться к мессиру Роберу де Сабле. Юноша пообещал вернуться в конце месяца.

Следующие три недели пролетели быстро.

В последний день месяца, с утра, мессир Анри объезжал свои земли – в шлеме, со щитом, в длинной кольчуге и кольчужных поножах. Он испытывал чистое удовольствие от ощущения второй молодости – молодости, которую вернул себе за несколько месяцев упорных целеустремлённых трудов.

Теперь ему уже не приходилось, стиснув зубы, бороться с болью и усталостью ни на ристалище, ни за его пределами.

Правая рука рыцаря сжимала тяжёлое боевое копьё, на левой болтался простой, без украшений, щит, на боку, на ремне, перепоясывавшем надетую поверх кольчуги чёрную мантию, висел меч. Поверх мантии был наброшен плащ с вышитым на спине и слева на груди гербом Сен-Клеров.

В то утро Анри объехал все свои земли, проделав более пятнадцати миль. Он пребывал в приподнятом настроении и был полон воодушевления, направляя боевого коня вверх по склону последнего холма, с вершины которого открывался вид на замок и на большую дорогу, что тянулась вдоль восточной границы земель Сен-Клера с севера на юг. Мессир Анри провёл в седле уже восемь часов, но ему казалось, что он только что сел в седло. По правде говоря, за последние годы старый рыцарь давно уже не чувствовал себя так хорошо. К тому же он предвкушал встречу с Андре. Сегодня сын должен был вернуться домой после длившейся несколько недель поездки в Ангулем по поручению де Сабле.

Конь легко перенёс Сен-Клера через гребень холма, и Анри, озирая окрестности, остановил скакуна на противоположном склоне. В полумиле слева, на каменистой возвышенности, в окружении массивных буков, скрывавших извилистую речку, стоял его фамильный замок, родовая твердыня. Над голой скалистой вершиной высилась квадратная столетняя башня донжона в окружении высоких толстых зубчатых стен: за ними, в случае необходимости, могли укрыться все крестьяне Сен-Клера. Замок можно было защитить также, подняв мост над излучиной глубокой речки. Но растущие над рекой огромные буки говорили о том, что без малого сотню лет, с тех пор как были посажены эти деревья, замку никто не угрожал.

Широкая утоптанная тропа длиной в милю вела прямиком к дороге, проходившей вдоль восточной границы владений мессира Анри.

Сен-Клер повернулся в седле и взглянул назад, на юг, надеясь увидеть приближающегося Андре, но дорога была пуста. Снова посмотрев вперёд, он скользнул взглядом по северной дороге там, где она переваливала через дальний кряж... И привстал на стременах, заметив людей. Вот уж где он не ожидал никого увидеть.

Три всадника – в двоих из них можно было узнать рыцарей по щитам и шлемам с плюмажами – перевалили через кряж и спускались по склону холма, направляясь в сторону Сен-Клера. Позади рыцарей ехал третий всадник, не столь богато одетый, как первые два, – наверное, младший командир; за ним по шестеро в ряд маршировали пехотинцы. Голова колонны ещё только показалась на дороге, остальные воины находились за гребнем.

Анри понял, что незнакомцы пока не заметили его, и замер, наблюдая за их приближением.

Десятый, последний ряд воинов, сверкая наконечниками копий, перевалил через возвышенность, и сразу же вслед за пехотинцами на вершину выкатился похожий на короб экипаж. За ним последовал ещё один и ещё; по обе стороны каждого экипажа ехали пышно разодетые рыцари, щеголяющие расшитыми родовыми гербами всех цветов. За экипажами последовали три громоздкие повозки, запряжённые мулами. Все они везли немалый груз, тщательно прикрытый холстом и закреплённый верёвками.

Затем появился ещё один пеший отряд, такой же, как первый, – во главе его ехали двое рыцарей.

К тому времени, как на вершине показались последние марширующие пехотинцы, командиры отряда успели проделать почти полмили вниз по склону холма.

Появление этих людей заинтриговало, но не встревожило Анри: несмотря на численность воинов, вряд ли это было вторжением в его земли. Большую дорогу, по которой двигались нежданные визитёры, проложили римляне сотни лет тому назад. Дорога шла на юго-запад, в сторону Марселя, и, уподобляясь каменной реке, вбирала в себя дороги-притоки, тянувшиеся изо всех городов северной части Франции, от Бретани, Нормандии и Артуа до самого Парижа – столицы и обиталища короля Филиппа Августа.

Судя по количеству экипажей и многочисленному сопровождению, в путь пустились какие-то весьма богатые и влиятельные особы, и Анри невольно задумался – кого может охранять отряд в сто двадцать ратников да в придачу десять рыцарей в полном вооружении? Первым делом ему в голову пришло, что путешествует какой-то крупный церковный чин, может, кардинал или архиепископ. Впрочем, то могла быть и супруга могущественного сеньора со своей свитой.

Анри слегка пришпорил коня и направил его вниз по склону, чтобы приблизиться к отряду на расстояние оклика.

Остановившись на краю рощицы в двадцати шагах от дороги, рыцарь удивился, что никто не обратил внимания на его приближение. Сен-Клер находился на своей земле, был в полном рыцарском облачении, поэтому не собирался таиться, но его беспокоило, что никто его, похоже, не замечает. Если большой отряд двигается беспечно, не проявляя бдительности, как незваные гости отреагируют на неожиданное появление хозяина?

Первый всадник уже приблизился настолько, что можно было разглядеть его лицо. Как следует рассмотрев этого рыцаря в великолепном чёрно-жёлтом облачении, Сен-Клер удивлённо выпрямился, а в следующий миг широко улыбнулся. Когда-то давно он обучал этого человека, тогда ещё совсем юнца; лет пятнадцать назад сделал его своим помощником, но потом долгие годы не виделся с ним.

– Мессир Франциск! – во всё горло выкрикнул Сен-Клер. – Как бы вы поступили, если бы в этой роще вместо меня, праздно глазеющего старика, оказался отряд лучников?

Этот оклик произвёл ошеломляющее впечатление: шагавшие вслед за рыцарями пехотинцы моментально остановились, а после, повинуясь резкому приказу своего конного командира, четыре первых ряда развернулись и перекрыли дорогу. Дюжина стрелков, припав на одно колено, нацелили заряженные арбалеты туда, откуда раздался оклик, а ещё дюжина во второй шеренге стоя прицелилась поверх их голов.

Ехавший впереди рыцарь, имя которого выкрикнул Анри, должно быть, задремал в седле, а теперь, резко натянув узду, вздыбил и развернул своего коня. В тот миг, когда передние копыта скакуна вновь коснулись земли, в руке всадника уже сверкал обнажённый меч. Его спутник тоже развернулся и направил в сторону Анри крепко зажатое под мышкой боевое копьё.

– Кто там? Покажись!

– С удовольствием, мессир Франциск. Только не велите своим людям тут же пропороть меня болтами.

Рыцарь по имени Франциск нахмурился, но взмахом меча велел пехотинцам оставаться на месте. После этого он снова приказал выйти тому, кто скрывался в роще. Анри выехал из-за деревьев, наслаждаясь изумлением на лице Франциска де Невилля, когда тот узнал приближающегося всадника.

– Мессир Анри? Мессир Анри Сен-Клер? Неужто это вы?

– Конечно я. Или вы решили, что мой призрак явился вам средь бела дня?

Оба рыцаря соскользнули с сёдел и обнялись посреди дороги.

– Клянусь всеми святыми небес, приятная встреча, мессир Анри! Давненько не виделись! Сколько же – лет десять? Что вы тут делаете, в этой глуши?

– Мы не виделись двенадцать лет, Франциск, и я объезжаю свои владения. В этой глуши я живу. За тем холмом, неподалёку, находится мой замок.

Сен-Клер указал в сторону холма, потом кивнул на застывший на месте отряд, растянувшийся до самого гребня холма.

– А вы что здесь делаете? Сопровождаете лиц духовного звания?

– Лиц духовного звания? – недоумённо переспросил мессир Франциск. – С чего вы взяли? Здесь нет никаких церковников.

Он бросил взгляд на рыцарей, ехавших вместе с ним.

– Уильям, вы ведь слышали от меня о мессире Анри Сен-Клере, занимавшем пост главного военного наставника в Аквитании, когда я был ещё юнцом? Так это он и есть.

Анри и Уильям обменялись кивками.

– Итак, вы живёте неподалёку? – спросил Франциск. – Я почему-то думал, что ваши земли на севере, ближе к Бургундии.

Его прервал стук копыт: трое всадников, горяча коней, спустились по склону, чтобы выяснить причину задержки. Один из них, чернобородый великан на огромном скакуне, бросил на Анри грозный взгляд, но всё своё недовольство обратил на Франциска де Невилля, бесцеремонно и грубо потребовав объяснить, почему отряд остановили.

Де Невилль взглянул на великана и, как показалось Анри, ответил характерным галльским пожатием плеч, хотя и был в полном вооружении.

– Я остановился поговорить со старым другом, – сказал Франциск. – И наш разговор ещё не закончен. Можете вести колонну дальше, если хотите. Мы отойдём в сторонку, а после я вас нагоню.

– Вам следовало бы поступить так с самого начала!

Выгнув бровь, де Невилль поднял глаза на высившегося в седле бородача.

– И как бы вы тогда узнали, в чём дело, Мандевилль? Сомневаюсь, что у вас есть друг, ради которого вы могли бы остановиться.

Подойдя к своему коню, Франциск взял поводья и кивком пригласил Анри последовать его примеру и отойти в сторону.