Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

Иоанна долго дожидалась ответа. То ли маленький камушек, то ли смолистый сучок взорвался посреди костра, рассыпав искры, но Сен-Клер как будто не заметил этого. Наконец, словно испугавшись, что её собеседник лишился языка, Иоанна первой подала голос:

– Итак, что вы обо всём этом думаете?

Андре резко вдохнул и поднял на неё глаза.

– Я нахожу это невероятным, хотя и слишком правдоподобным. И... в первую очередь я нахожу это пугающим. Но...

Он умолк, закрыл глаза, сжал виски ладонями, а потом, опустив руки, выпалил:

– Признаюсь честно, мадам, мне трудно всё это уразуметь и осмыслить. Могу ли я поверить... Вы действительно говорите, что, если я решу сблизиться с королевой Беренгарией, если она разделит со мной ложе, король не разгневается на меня?

– Я скажу вам даже больше, мой друг. Если королева родит от вас сына, мой брат признает его законным наследником, и в своё время ребёнок станет королём Англии. Это я вам обещаю.

Сен-Клер сглотнул.

– И если я... поступлю так, как вы предлагаете... смогу ли я... э-э... встречаться... и с вами тоже?

Иоанна воззрилась на него широко раскрытыми глазами, серьёзно, без тени удивления или смущения.

– Разумеется, а как же иначе? Разве непонятно? Мне выпала роль старшей компаньонки молодой королевы – и её старшей сестры, и её главной придворной дамы. Я буду постоянно находиться при ней, в её обществе. Я вдова, а считается, что вдова – это уже не женщина, а отжившая своё старуха. Но мне всего тридцать четыре года, я в расцвете женственности, не принимала монашеских обетов и совершенно не обязана отказываться от плотских радостей. Меня не увлекают охающие и ахающие воздыхатели с пламенным взором, падающие в обморок у моих ног: мне нужна настоящая, чувственная, телесная любовь. Доставьте мне настоящее удовольствие, и вы найдёте во мне верного друга. Подумайте, кто может хотя бы мечтать о том, чтобы оплодотворять лоно королевы Англии, деля в то же время спальню и с королевой Сицилии? Вы уподобитесь самому султану, в серале которого роль готовых на всё одалисок исполнят две королевы.

– И вы говорите, что Беренгария об этом знает?

– Да. Не то чтобы она вполне решилась, и пока она считает, что вам ничего не известно. Но она уже к вам благоволит, и, когда смотрит на вас, глаза её полны удивления.

Снова воцарилось молчание. Андре Сен-Клер изо всех сил пытался сохранить непроницаемое выражение лица и подавить волну тошноты, которая подступила к горлу вовсе не из-за перспективы обзавестись двумя любовницами королевской крови, но из-за полнейшего, грубого, неприкрытого пренебрежения к его чести, выказанного Ричардом Плантагенетом и его сестрой. Сознавая, что говорить и действовать в данных обстоятельствах следует с величайшей осторожностью, он стал мысленно считать удары своего сердца и, лишь досчитав до двадцати, выпрямился и откашлялся.

– Что ж, мадам... – выдавил он. – Мне... мне надо это обдумать. У меня... были несколько иные планы. Я собираюсь вступить в орден Храма... Во всяком случае, собирался до настоящего момента. Сейчас я просто не знаю, что мне делать, разве что отложить решение до утра, а там видно будет. Дело в том, что мы не можем... достичь желаемого, ибо я остаюсь послушником Храма. Мне нужно освободиться от послушания – к счастью, я ещё не принял монашеский чин – и снова стать рыцарем вашего брата. После этого, полагаю, дальнейшее может пройти более гладко.

– Да, возможно, всё возможно.

Голос Иоанны, когда она подалась к Андре, притягивая его лицо к своему жадному рту, был едва ли громче дыхания. Едва их губы соприкоснулись, молодого рыцаря неожиданно охватила дрожь пробудившегося желания, такого сильного, какого он до сей поры просто себе не представлял. Он совсем потерял голову, напрочь забыл о благоразумии, но тут в средней пещере кто-то громко откашлялся, и это мигом охладило порыв Андре.

Иоанна и Сен-Клер отпрянули друг от друга. Андре выпрямился, обнажил меч и вышел в первую пещеру, где увидел сонного воина, шумно мочащегося на стену.

Снаружи вой ветра наконец стихал, суля скорую ночную тишину.

Андре вернулся в дальнюю пещеру, пожелал мадам Иоанне доброй ночи, после чего вернулся к своей постели, злясь на себя и дивясь тому, каким же надо быть дураком, чтобы не воспользоваться такой изумительной возможностью. Однако не успела у него промелькнуть эта мысль, как он уразумел, что нелепое стечение обстоятельств подвигло его совершить правильный поступок. Не поддавшись нечистым желаниям, он уберёг свою честь.

С тяжёлым сердцем Андре растянулся на самодельной постели, уверенный, что остаток ночи проведёт без сна. А затем перед его мысленным взором, словно вспышка света, отразившаяся от далёкого пруда, возникло хорошо знакомое лицо – и он неожиданно улыбнулся, дивясь тому, как часто нелепые мечты превращаются в действительность. Теперь он знал, каким будет его путь. Андре снова улыбнулся, а спустя несколько мгновений уже вовсю храпел.

ГЛАВА 7

– А, вот и ты, Сен-Клер. И в какой преисподней тебя носило?

Андре повернулся в сторону открытой двери, от которой донёсся голос. В комнату вошёл брат Жюстин, глядя не на Сен-Клера, а на пергамент в своей руке. Попав с яркого солнца в полумрак прихожей, где сидел, дожидаясь его, Андре, наставник послушников не мог разобрать написанного. Наконец он раздражённо хлопнул пергаментом по бедру и принялся близоруко озираться, пока не заметил в дальнем конце комнаты Андре.

Двое писцов, сидевших слева и справа от Сен-Клера, с виду были поглощены переписыванием документов, но оба, склонив головы набок, увлечённо прислушивались. Они чуяли, что грядёт нечто интересное, и старались уловить все нюансы голоса брата Жюстина.

Не так давно Сен-Клер почти ворвался в эту комнату и сразу потребовал, чтобы двое писцов немедленно отправились на поиски наставника послушников и привели его, как только найдут. Грамотеи, ясное дело, попытались отвертеться, указывая, что у них дел по горло и им некогда бегать по поручениям, но Андре выхватил длинный меч, и у обоих мигом пропало желание спорить. Ни один из них ещё не вернулся, зато пришёл брат Жюстин, причём он явно знал, что здесь его дожидается Сен-Клер.

Глаза наставника послушников быстро привыкли к полумраку, и он саркастически обратился к писцам:

– Продолжайте работать, братья! Божий труд не кончается никогда и не терпит помех. Сен-Клер, ступай со мной.

Андре последовал за сварливым монахом по узкому коридору, который привёл их в сводчатое помещение с каменными стенами – тут обосновался Жюстин. Распахнув двери и перешагнув порог, наставник послушников ткнул большим пальцем в сторону высокого табурета у длинного рабочего стола, стоящего под высоким стрельчатым окном.

– Садись.

Жюстин взял со стола три маленьких, туго свёрнутых свитка, сломал печати и быстро просмотрел послания.

– Твоего кузена видели под Акрой, он жив и, похоже, с ним всё в порядке. Хотя некоторые из его братьев-тамплиеров придерживаются на сей счёт иного мнения. Сообщение прибыло два дня назад на торговом судне, держащем курс на Мальту. С позапрошлого вечера мои люди повсюду разыскивали тебя, поэтому я знаю, что тебя не было ни в замке, ни в гавани, ни вообще в Лимасоле. Насколько мне известно, кое-кто мог бы расценить это как дезертирство, а самое мягкое слово для такого – безответственность. Где ты был?

– Могу ответить – я выполнял поручение короля.

Брат Жюстин аккуратно положил послания на стол и выпрямился во весь рост, впервые взглянув на Сен-Клера в упор. Тон молодого человека привлёк внимание наставника послушников, и очень медленно, спокойно и взвешенно монах осведомился:

– С каких это пор королевские поручения стали для тебя важнее дел нашего братства?

– Такого никогда не было и не будет, брат. Именно поэтому я здесь.

Брат Жюстин рассеянно вытащил из рукава тряпицу и принялся стряхивать ею крошки со своей выцветшей, полинялой, обтягивающей круглый живот белой мантии. Затем, явно выгадывая время, чтобы поразмыслить, он утёр той же тряпкой уголки рта (Андре невольно взглянул на его мясистый, в пятнышках, нос и отвисшую нижнюю губу) и лишь после этого отправил тряпицу обратно в рукав и склонил голову.

– Ты так и не сказал, где был. А я, как наставник послушников, имею право это знать.

– Я был на охоте, милях в десяти от города, в бывших охотничьих угодьях Исаака Комнина. Вчера нас застала буря, и нам пришлось переночевать в пещере. Вернулись мы спозаранку, вскоре после рассвета.

Жюстин воззрился на него с недоумением.

– Король поручил тебе отправиться на охоту без него? Странно. Не далее как вчера вечером я видел короля – он в замке.

– Само собой, в замке. Ричарда с нами не было. Он поручил мне сопровождать его жену и сестру, королев Беренгарию и Иоанну. Обе они прекрасные охотницы, лучше многих знакомых мне мужчин.

Брат Жюстин неожиданно поёжился и огляделся по сторонам, потирая руки.

– Что-то здесь холодно, – пробормотал он. – Явно не помешает разжечь огонь. Не важно, что снаружи жара – эти старые каменные стены не пропускают её внутрь, и в здешних покоях всегда прохладно. Вот и сейчас меня пробирает озноб...

Он поднял глаза к крестовым сводам потолка.

– Я так понимаю, мессир Анри, ты многое хочешь мне рассказать. Но прежде я должен прояснить один маленький вопрос. Правильно ли я понял, что ты провёл ночь в пещере с королевами? Наедине с двумя женщинами?

– Едва ли наедине, брат Жюстин. Нас было двадцать шесть человек, не считая двух королев.

– Двадцать шесть. А сколько было женщин?

– Из женщин были только королевы, и даже они переоделись в мужское платье.

– Понятно. Эта... поездка имеет отношение к делу, из-за которого ты меня искал?

– Самое прямое.

– Да, ты явно многое должен мне рассказать. Но прежде, пока ты ещё не начал, скажи – у тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?

– Да, брат. Где так долго пропадал мой кузен?

– В плену. В руках сарацин. Он был при Хаттине, остался в живых, но вскоре после этого попал в руки мусульман.

– Но почему мы не узнали об этом раньше? Ведь имена подавляющего большинства павших и пленённых были известны.

– Да, но твой кузен, без сомнения, изменил своё имя и, вероятно, всю свою подноготную. Он знал, что Саладин казнил всех тамплиеров и госпитальеров, захваченных при Хаттине. Поэтому Синклер скрыл свою принадлежность к ордену Храма. К тому времени, когда он попал в плен, битва давно закончилась, и он избавился от всего, что могло бы выдать в нём храмовника. Он даже назвался именем и титулом своего близкого друга, такого же шотландца, как он, с которым дружил с детства. Шотландца завали Лаклан Морэй, он тоже был рыцарем, но мирянином и погиб недалеко от Хаттина.

– Итак, Алек отрёкся от Храма?

– Отрёкся, во имя высшего блага нашего ордена Сиона.

– Откуда это стало известно?

– Дело в том, что доставленное сообщение адресовано мне, а не Храму. И написано оно не тамплиером.

– Понятно. И полагаю, по этой причине мне не позволят узнать что-либо, касающееся упомянутого высшего блага.

– Этого я не говорил. Ты узнаешь обо всём, в том числе об обязанностях и задачах, возложенных братством на мессира Александра. Но прежде я хотел бы услышать, какая забота заставила тебя искать меня и привела сюда. До сих пор ты никогда не обращался ко мне напрямую, так что же случилось сейчас? Признаюсь, мне весьма любопытно.

Сен-Клер поведал обо всём случившемся, не упустив ни малейшей подробности. На рассказ ушло больше часа. Брат Жюстин был весь внимание, он буквально смотрел в рот Андре, стараясь не упустить ни единой детали развёртывавшейся перед ним истории. Когда наконец молодой человек закончил рассказ, воцарилось долгое молчание.

Нарушил его брат Жюстин. Он хмыкнул и спросил:

– Ладно, но почему ты здесь? Почему ты просто не принял то, что тебе предложили? Ты не приносил обетов, не принимал на себя обязательств, которые помешали бы тебе так поступить. Многие люди отдали бы многое, чтобы заполучить то, что само шло тебе в руки. Ты не находишь, что отклонил большую честь?

Андре нахмурился.

– Нет, никоим образом. Не нахожу, хотя...

– Тогда, бога ради, почему ты мне всё это рассказал? Почему вообще заколебался?

– Вы сами произнесли слово, которое меня остановило.

– Я?

Жюстин наморщил лоб.

– Это ещё когда? Что за слово?

– Честь, брат. Это идеал и реальность, которую я высоко ценю, тем более что в наши дни это понятие по большей части не в ходу и не в почёте.

– Ах... честь. Понимаю. Да, честь иногда мешает людям.

Сен-Клер покачал головой.

– Не согласен, брат Жюстин. По моему убеждению, честь никогда не может помешать, чего не скажешь о её нехватке или отсутствии. И я не могу усмотреть ни крупицы чести, ни намёка на неё в той истории, о которой только что рассказал.

– Итак, ты заявляешь, что ни на что подобное не согласишься?

– Да, мессир. Именно так.

– Однако! Значит, ты устанавливаешь для других очень высокое мерило чести.

– Нет. Ничего подобного. Если я и устанавливаю некое мерило, то только для себя самого и не понуждаю никого следовать моему примеру. Речь идёт лишь о моей чести, и я подхожу к ней с собственным мерилом.

Жюстин поджал губы, потом кивнул.

– Ты славный малый. Неудивительно, что для некоторых ты как бельмо на глазу. Впрочем, меньшего я от тебя и не ожидал, и ты всецело можешь рассчитывать на мою поддержку. Но скажи, почему ты не отправился со своим рассказом прямиком к де Сабле? Он принимает твои дела близко к сердцу и занимает в братстве более высокое положение, чем я. И вообще в подобных делах он имеет большее влияние.

Едва Жюстин произнёс имя де Сабле, как Сен-Клер начал качать головой.

– Я не осмелился. Мессир Робер – хороший человек, я неплохо знаю его и полагаю, что он мне доверяет, но он близкий друг Ричарда. Близкий и давний. Они даже родня, нечто вроде кузенов. Хотя в каком именно родстве они состоят, я не смею и предполагать, это слишком опасно. Нет, я не думаю, что Робер выдал бы меня Ричарду. Знаю – он бы никогда так не поступил. Но он бы мог по оплошности выдать себя, выказав королю своё неодобрение, и тем самым нажить неприятности. Он – человек чести, он свято её хранит, и ему было бы трудно скрывать своё отвращение, узнав о том, как Ричард относится к королеве. Я не прощу себе, если де Сабле пострадает из-за того, что я ему рассказал, к тому же рассказал без всякой надобности.

– Хмм. Вероятно, ты прав. Мы никогда не знаем точно, правильно ли поступаем, но, по крайней мере, у нас есть выбор. И мне сдаётся, что свой выбор ты сделал правильно... Что-то не так?

Сен-Клер нахмурился.

– Ничего. Только мой рассказ, похоже, вас ничуть не удивил.

– А почему он должен был меня удивить? Ты считаешь, что меня должна была потрясти испорченность, развращённость этих мужчин и женщин? Что заставляет тебя так думать? Я вступил в братство в восемнадцать лет, брат Андре, как и ты, и с тех пор беспрестанно учился и расширял свои познания, дабы добиться продвижения в иерархии ордена и обрести истинный путь к Богу. И главное, что мне удалось узнать, – это то, что после разрушения римлянами Иерусалима, после смерти Иисуса и брата его, Иакова, человечество блуждало в пустыне невежества, тщетно пытаясь найти путь к Богу. Человечество следовало за такими же слабыми и смертными людьми, как и остальные, какие бы громкие имена и титулы они себе ни присвоили. Так гласит наше древнее учение. Человека возвышает божественное прикосновение, а без него он по природе своей немощен, падок на грех и своекорыстен. Поэтому я ничуть не удивился. Моя задача состоит в том, чтобы найти способ обратить то, о чём ты поведал, на пользу нашему братству. Оттого я рад, что ты прежде всего обратился ко мне, ибо в нынешней ситуации потребуется помощь со стороны Храма, а де Сабле к нему ещё не принадлежит. Необходимо, чтобы ты пока побыл здесь, где Ричард тебя не достанет... Хотя это, разумеется, поможет только на время, ведь он вполне может явиться за тобой, как твой законный сеньор. Однако мы надеемся, что на ближайшие дни его отвлечёт война с Исааком Комнином. Единственный же способ по-настоящему избавить тебя от притязаний короля – это официально посвятить в полноправные рыцари Храма. С этой целью я как можно скорее соберу всех имеющихся под рукой рыцарей.

– Вы имеете в виду, что меня посвятят одного, без остальных послушников? Но как такое возможно?

– Тебя поневоле посвятят спешно и тайно, и это не только может, но и должно быть сделано быстро. У нас есть основания и причины для принятия такого решения, и всё, что сейчас требуется, – это собрать столько полноправных рыцарей, сколько требуется для проведения церемонии.

Сен-Клер поморщился.

– «Основания и причины»! Неужели достаточно желания вырвать меня из королевской хватки – из-за истории, о которой не будем лишний раз поминать, – чтобы сразу появились и основания, и причины? И как вы объясните моё посвящение остальным?

– Очень просто. Начать с того, что, разумеется, никто и не заикнётся о связи между твоим посвящением и королём. Имей это в виду. А насчёт официального объяснения не беспокойся, оно у нас имеется. Я ведь говорил, что твой кузен жив, с ним всё в порядке (хотя последнее утверждение некоторые его товарищи-тамплиеры готовы оспорить). Мессир Александр – уже не в первый раз – огорчает своих собратьев-храмовников, подходя со слишком высокой меркой к тому, что почитается у них за достоинство и добродетель, и ничуть не скрывает этого. Он всегда был колючим малым, твой кузен. Колючим и готовым до конца отстаивать свою правоту, а не прав он бывает редко. Ясно, что такие повадки и прежде не дарили ему любви со стороны его менее бескомпромиссных товарищей. Но сейчас, вернувшись из сарацинского плена, он принялся обличать в невежестве и испорченности иерархов Храма и вообще распространять вынесенные от сарацин идеи, отнюдь не вызывающие восторга тамплиеров. Дошло до резких споров и открытых нападок на него – насколько я понимаю, нападок столь резких, что Синклер снова удалился в пустыню. Теперь многие храмовники считают, что он был подкуплен или соблазнён Саладином, впал в ересь и должен быть лишён рыцарского звания, изгнан из ордена и отлучён от церкви.

– Сладчайший Иисус! Неужели с ним могут так поступить?

– Да, ещё как могут, если сочтут нужным. Христианские монахи – божьи люди, стало быть, должны быть нетерпимы к любым проявлениям неправедности или небрежения долгом. Не обманывайся на сей счёт, они вполне на такое способны.

– Давно он вышел на свободу? Его выкупили?

– Нет. Если верить тому, что я прочёл, его освободили по соглашению об обмене пленными. Но как бы то ни было, в его распоряжении находятся жизненно важные для братства сведения, те самые, для сбора которых он и был некогда послан на Восток. Однако прошло уже немало лет с тех пор, как кто-либо из членов совета общался с ним напрямую. Александр Синклер просто так никому не поверит, это не в его обычаях, поэтому мы воспользуемся возможностью послать к нему, причём под прикрытием Храма, человека, способного пробудить его доверие. Вы ведь как-никак некогда ладили, стало быть, он скорее доверится тебе, чем незнакомцу. Кроме того, ты получишь от имени ордена полномочия убедить его предстать перед равными ему рыцарями Храма, дабы ответить на их вопросы и очиститься от подозрений. Так, во всяком случае, официально будет сформулирована твоя задача, и это послужит прекрасным объяснением для твоего спешного посвящения и отбытия в Акру. Интересы Храма прежде всего, а чтобы ты мог им послужить благодаря своему родству и былой дружбе с Александром Синклером, тебя необходимо срочно посвятить в рыцари Храма, с предоставлением всех соответствующих прав и полномочий. Сможешь ты убедить Синклера вернуться и предстать перед судом равных или нет – будет видно. Не это главное. Истинные твои цели в конечном итоге не будут иметь ничего общего с Храмом. Тебе поручается восстановить связь между Синклером и правящим советом братства и сделать всё для того, чтобы собранные Александром сведения попали к нам.

– А что это за сведения?

На непривлекательном лице Жюстина появилась хитрая усмешка.

– Будь у меня ответ на этот вопрос, мастер Сен-Клер, не было бы необходимости спешно посылать тебя в этакую даль, в Акру. Тебе так не кажется?

– Хмм. А что насчёт обетов? Где я их приму?

– Ну, два из них ты уже принял. Они не очень отличаются от обетов Храма, и тебе придётся просто их повторить. Эту часть обряда ты будешь проходить под моим руководством: я буду произносить нужные слова, а тебе придётся только отвечать. Те, кто будет при этом присутствовать, в большинстве своём неграмотны. Никто, кроме членов нашего братства, не заметит, что слова первых двух обетов изменены.

– Как раз первые два меня не очень заботят. Чего не могу сказать о третьем.

Брат Жюстин приподнял брови.

– Обет целомудрия? Но ведь ты вроде уже сделал свой выбор, решив отвергнуть сразу двух королев. А очень скоро, в течение нескольких недель, ты окажешься в Акре – вернее, под её стенами. И поверь мне, среди дочерей правоверных мусульман ты найдёшь очень мало таких, которые будут угрожать твоему целомудрию. А в придачу, конечно, тебя будет побуждать хранить целомудрие устав Храма... Короче, ты принесёшь подобающие обеты на церемонии посвящения и можешь больше о них не вспоминать. Посвятит тебя лично де Труайя, как высший сановник Храма здесь, на Кипре.

– Де Труайя? Он не член братства?

– Слава богу, нет. Но он именно тот человек, который нам сейчас нужен благодаря его честности и безупречной репутации. Никто, даже сам Ричард Плантагенет, не дерзнёт здесь, на Кипре, бросить вызов магистру Храма. Сир де Труайя – это Un Sanglier du Temple, Вепрь Храма, и он не интересуется ничем, кроме Храма, его традиций и обрядов. Он лично проведёт церемонию твоего посвящения. Как только я объясню ему сложившуюся ситуацию, он решит немедленно посадить тебя на корабль и отправить в путь, дабы ты сумел устранить весьма реальную опасность, угрожающую его драгоценному Храму в лице твоего кузена.

– Разве можно быть уверенным в том, что он поверит сказанному на слово, не задавая вопросов? У нас ведь ничего нет, кроме слухов.

– Слухов и выдумок. Но, брат Андре, никогда не следует преуменьшать силу воображения. Жизнь таких людей, как де Труайя, суха, черства и состоит из скучной повседневной рутины. Она лишена красок. Поэтому, когда они встречаются с кем-нибудь вроде тебя или меня, с людьми, способными убедительно говорить и рисовать самые захватывающие картинки, они просто шалеют. К тому времени, как я закончу разговор с Этьеном де Труайя, он будет уверен, что твой кузен представляет собой бДьшую угрозу для Храма, нежели сам Саладин. И магистр постарается как можно скорее посвятить тебя в рыцари Храма, считая, что немедленно отправить тебя в Акру – дело первостепенной важности. Ну а пока он будет пребывать в этом убеждении, я уговорю его сообщить о твоём посвящении и отбытии королю Ричарду.

Сен-Клер склонил голову.

– Вы явно верите, что всё так и будет, и с моей стороны было бы неучтиво выказывать дальнейшие сомнения. Когда состоится церемония?

– Как только я смогу всё устроить. Сегодня пятнадцатое мая. Мне нужно посовещаться кое с кем из братьев, прежде чем будет назначено точное время, но, как только я соберу нужное число участников, посвящение состоится незамедлительно.

– И когда примерно вы рассчитываете собрать нужных людей?

– Завтра. Почти наверняка мы будем готовы провести церемонию завтра ночью.

Андре кивнул: он знал, что всякого рода посвящения принято проводить по ночам.

– Я смогу до отплытия повидаться с отцом?

– Нет, потому что теперь ты не сможешь отлучиться отсюда, пока не станешь тамплиером, принявшим обет. Но коли мессир Анри найдёт время, он сможет навестить тебя здесь. Если мы посвятим тебя нынче ночью, ты отбудешь на следующий день, поэтому можешь послать ему весточку, чтобы завтра он тебя навестил. Только предупреди отца, чтобы он ничего не говорил королю.

Брат Жюстин покачал головой.

– Впрочем, забудь: об этом я позабочусь сам. Скажи лучше, что ещё тебя беспокоит. Ты выглядишь... встревоженным.

Сен-Клер пожал плечами.

– Да всё из-за церемонии. Из-за возвышения. Я ведь понятия не имею, чего ждать. Она очень сложная?

К облегчению молодого человека, наставник послушников снова сел на табурет и усмехнулся.

– Это тайная церемония, мастер Сен-Клер, ты сам знаешь. Но это не возвышение. Поверь моему слову – в ритуале нет ничего особо сложного, да и особо значительного.

Жюстин встал из-за стола, подошёл к буфету у стены, открыл его и достал бутыль с плоским дном и две роговые чаши. Он налил в каждую чашу щедрую порцию золотистой жидкости, закупорил бутыль, убрал обратно в буфет и с двумя полными сосудами вернулся к столу.

– Медовуха, – объявил он, ставя чашу перед Андре. – Бог сотворил сей дивный напиток для таких моментов, как этот.

Оба с чувством пригубили из чаш, и Жюстин снова сел.

– Прежде всего вспомни, откуда пошла эта церемония, – заговорил он. – Девять братьев-основателей принадлежали к одному ордену, единственному, существовавшему в ту пору, – ордену Воскрешения Сиона. Выполнив изначально поставленную перед орденом задачу, они откопали сокровище и, таким образом, добились того самого возрождения, в честь которого и было названо братство. Впоследствии сообщество стало называться просто орденом (или братством) Сиона, хотя труды его – теперь уже не направленные на возрождение – ещё далеко не завершены. Но, разумеется, если бы братья открыто вернулись в Европу с такой находкой, это не могло бы не устрашить высших иерархов церкви. Поэтому, стремясь сохранить находку в тайне, братья-основатели принялись всячески превозносить и восхвалять людей, называвших себя Бедными ратниками воинства Иисуса Христа, более известных как Рыцари Храмовой горы. Очень скоро привлечённые их славой добровольцы стали стекаться отовсюду под их знамя, желая вступить в сообщество, которое святой Бернард провозгласил духовно-рыцарским орденом. Так появился орден Храма. Но никто из новобранцев, во множестве устремившихся к Храмовой горе, не принадлежал к братству Сиона. Все знали, что девять братьев-основателей хранят некую тайну. Никто и не подозревал, в чём она заключается, но все хотели в неё проникнуть. Таким образом, повинуясь чувству самосохранения и стремясь защитить братство, Гуг де Пайен и восемь его товарищей придумали новые ритуалы, которые должны были удовлетворять тягу людей ко всему необычному и таинственному – тому, что дарит посвящённым ощущение своей исключительности и избранности. Они решили, что посвящения будут проводиться ночью, под покровом тьмы, и высосали из пальца затейливые обряды и церемонии, которые с тех пор укоренились и освятились традицией. Девяносто лет практики придают этим обрядам видимость грозной многозначительности, но в действительности за ними с самого начала ничего не стояло и, конечно же, не стоит сейчас.

Наставник послушников сделал паузу.

– Но имей в виду – я вовсе не желаю оскорбить моих братьев-тамплиеров. Они могут быть неграмотными, могут не иметь хороших манер, но многие из них – включая самого Вепря Храма – посвящают свои силы и жизнь тому, что почитают священным, пусть в своём, христианском, церковном, смысле. И это достойно восхищения даже в глазах тех, для кого очевидно: по сравнению с нашим, освящённым древностью истинным учением их учение ошибочно. Мы можем считать храмовников заблудшими, но не должны считать их глупцами, ибо искренность их несомненна, а их заблуждения завоевали весь мир. Тебе, брат, выпала удача быть посвящённым в братство Сиона, после чего тебе пришлось усердно учиться и трудиться, дабы подняться на следующую, нынешнюю ступень. В ордене Храма от тебя не потребуется ничего подобного: там практикуется множество ритуалов, но они по большей части бессмысленны, а добиться продвижения на службе Храму можно лишь на военном поприще, тренируясь и сражаясь. Но ты вполне преуспел в боевых искусствах, поэтому, поверь мне, тебе нечего бояться обряда посвящения. Раз тебя допускают в Палату Капитула для прохождения церемонии, значит, все испытания успешно пройдены и решение о твоём принятии уже вынесено. Ритуал в Капитуле служит лишь формальным подтверждением тому для конгрегации Храма. Время от времени тебе, вероятно, будет предоставляться возможность принимать участие и в других обрядах – тоже тайных, ведомых лишь нашим братьям.

Брат Жюстин приветственным жестом поднял чашу, и Андре ответил ему тем же, после чего оба выпили до дна сладкую, пламенную жидкость.

Жюстин, рыгнув, поднялся на ноги.

– Ну а сейчас мне нужно заняться приготовлениями. Я пошлю кого-нибудь из братьев к твоему отцу – пусть его пригласят прибыть сюда завтра во второй половине дня, но попросят никому не говорить об этом, в том числе самому королю. Как полагаешь, мессир Анри выполнит эту просьбу?

– Выполнит, брат Жюстин. Непременно выполнит.

* * *

На следующий день, после полудня, когда Андре Сен-Клер на тренировочном дворе замка наносил удары мечом по учебному столбу с таким рвением, что ему казалось – скоро он не сможет поднять не только оружие, но и руки, – подошедший сержант сказал, что рыцаря срочно вызывает брат Жюстин.

Андре нашёл наставника послушников там, где они разговаривали вчера. Брат Жюстин сгорбился над длинным рабочим столом, и по его глазам Сен-Клер сразу понял: что-то неладно.

– Что? – спросил Андре. – В чём дело? Неужели де Труайя запретил моё посвящение и отъезд?

Во взгляде, которым наградил его Жюстин, читались негодование и недоумение.

– О чём ты? Де Труайя ничего не запрещал. Всё идёт своим чередом, но твой отец не приедет с тобой повидаться.

– Почему? Он ведь обещал прибыть после полудня.

– Да, обещал, но до того, как город охватило это безумие.

– Какое безумие? Что происходит?

– Так ты не знаешь? Ну конечно не знаешь. Откуда тебе знать? В общем-то, не случилось ничего необычного, просто твой сюзерен в очередной раз вспомнил о своей неприязни к евреям и перевернул вверх тормашками весь город, чтобы их истребить.

– Истребить евреев? Но в Лимасоле нет евреев.

– Евреи есть везде, мастер Сен-Клер, надо только как следует присмотреться. И их преследование здесь – преступление перед Господом! Незадолго до полудня что-то послужило толчком к этому сумасшествию, но что именно – мне неизвестно. Известно лишь, что Ричард пришёл в ярость и повелел схватить всех евреев на Кипре. А поскольку король решил, что Исаак Комнин – еврей, он приказал войскам перекрыть путь между городскими воротами и гаванью, чтобы изловить Комнина. Это сущее безумие. Твой отец, как главный военный наставник, поневоле оказался вовлечённым во всё это. Но он выкроил время, чтобы послать сюда весточку и пожелать тебе всего наилучшего – на случай, если он не сможет увидеться с тобой до твоего отбытия в Акру.