Текст книги "Сокровище тамплиеров"

Автор книги: Джек Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

– Откуда он узнал, что я отправляюсь в Акру?

– Я велел своему человеку объяснить, почему ты хочешь видеть отца сегодня.

– Так почему вы сердитесь?

– Сержусь? Я вовсе не сержусь. Просто несколько раздосадован: никак не могу найти нескольких людей, которых хотел бы видеть нынче ночью на церемонии. Впрочем, она в любом случае состоится, так что будь готов через час после наступления сумерек. Но, к сожалению, пять или шесть человек из тех, кому следовало бы присутствовать на твоём посвящении, его пропустят. Завтра ты отбудешь в Акру на быстроходной галере из лучших кораблей Храма, с депешами для старшего из находящихся сейчас под Акрой командиров ордена. Это маршал Храма, рыцарь из Лангедока, получивший при крещении то же имя, что и ты. Его зовут Андре Лаллье из Бордо. Слышал о нём?

– Нет. А должен был слышать?

– Вполне возможно. Он один из нас. Был возвышен в один день со мной, происходит из рода одного из наших основателей. Ближе к ночи будь готов. За тобой пришлют двух рыцарей.

– Как мне нужно будет одеться?

– Иди в том, в чём ты сейчас. Этот покров посвящения снимут с тебя и заменят после церемонии подобающим одеянием. А сейчас ступай и дай мне, пока есть время, доделать всё, что нужно.

Остаток дня тянулся так медленно, что Сен-Клеру казалось, будто он никогда не кончится. Но вот на город опустилась тьма, которой он с таким нетерпением ждал.

* * *

Спустя восемь часов, на рассвете семнадцатого мая, Андре Сен-Клер стоял на одном из причалов гавани в обществе двух рыцарей куда более высокого ранга, но экипированных гораздо скромнее, чем он. На молодом человеке красовалась новая, ещё ни разу не надетая белоснежная мантия с ярким красным крестом – знаком отличия полноправного рыцаря Храма. Под ней поблёскивала кольчуга, с непривычки жавшая почти так же сильно, как тоже новые, неразношенные, сапоги до колен. Кольчужный капюшон, обрамлявший лицо молодого человека, создавал странное ощущение скованности, но надетый поверх капюшона шлем не жал и не давил. На поясе Сен-Клера висел меч, полученный в подарок от Ричарда.

За спиной молодого тамплиера стоял вестовой – брат-сержант, приставленный в то утро к нему в качестве слуги и оруженосца.

Андре потянулся, расправляя плечи, отягощённые длинной кольчугой. За время послушничества он ни разу не облачался в полный доспех и в ожидании, когда причалит посланная за ним лодка, думал о том, как долго ему придётся заново привыкать к благородному весу защитного металла.

Лодка ударилась о причал у его ног, и Андре повернулся, чтобы попрощаться со своими спутниками.

Слуга его тем временем втащил в судёнышко пару сундуков с пожитками и забрался в лодку сам.

Брат Жюстин, необычайно бодрый, в чистой верхней мантии и блестящей кольчуге, пожелал Сен-Клеру попутного ветра. Второй провожавший Андре рыцарь, Этьен де Труайя, собственноручно повесил тяжёлую кожаную трубку с депешами на шею Сен-Клеру, после чего вытянулся в воинском приветствии и пожелал новому полноправному рыцарю Храма успешного выполнения его миссии на Востоке.

Маленькую лодку оттолкнули от пристани, и она направилась к галере, которой предстояло доставить Андре Сен-Клера в Святую землю.

ГЛАВА 8

– Кри-и-и...

Прозвучавший в вышине высокий резкий крик заставил Андре Сен-Клера вскинуть глаза туда, где на невероятной высоте парил ястреб, похожий снизу на тёмное пятнышко на ясном сочно-голубом небе. Андре замер, запрокинув голову, молча следя за птицей, которая на распростёртых, почти неподвижных крыльях плавно скользила по надёжно поддерживавшим её воздушным потокам. Пока молодой человек, затаив дыхание, наблюдал за ястребом, тот вдруг сложил крылья и устремился вниз по широкой дуге, а потом в несколько взмахов вновь без усилий набрал высоту.

– Как, по-твоему, он большой?

В ответ на этот вопрос Андре покачал головой.

– Трудно сказать, – отозвался он. – Там нет ничего, с чем можно было бы сравнить птицу, нет даже другого ястреба. Невозможно точно определить и высоту, на которой он парит. Отсюда может казаться, что размах его крыльев равен размаху человеческих рук, но, возможно, он вдвое меньше и летает гораздо ниже, чем нам кажется.

– Как думаешь, он может быть чьей-нибудь охотничьей птицей?

– Сомневаюсь.

Сен-Клер, прищурившись, присмотрелся к ястребу.

Обычно сокольничие держали ловчих птиц в колпачках и выпускали их только на месте охоты. То были дикие птицы, хищники, как бы хорошо их ни обучили. И стоили они дорого, поэтому владельцы внимательно следили за тем, чтобы их не потерять. Никто не позволил бы выдрессированной ловчей птице долго летать на свободе.

– Кстати, о времени. Уже полдень, и, похоже, нас одурачили.

Оторвав взгляд от ястреба, Сен-Клер привстал на стременах, вытянул руки над головой, прогнулся, громко сосчитал до двадцати, развёл руки и стал поворачиваться всем телом то в одну, то в другую сторону, чуть покряхтывая от напряжения. Потом покрутил головой – три раза слева направо, три раза справа налево – и только после этого, подобрав поводья, решил ответить на замечание своего спутника.

Шёл тринадцатый день мая 1191 года.

Андре пробыл в Акре уже десять дней, всё время расспрашивая всех и каждого, чтобы разузнать что-нибудь о своём кузене, сэре Александре Синклере. Он объяснял, что ищет родственника, предлагал внушительное вознаграждение тому, кто поможет ему встретиться с Синклером. Андре делал это со спокойной душой, не боясь, что кто-нибудь усомнится в его праве поступать так, как он считает нужным. У него было при себе письмо Этьена де Труайя, в котором всем служителям и чинам ордена, включая командиров отрядов, участвовавших в осаде Акры, кратко, но доходчиво разъяснялось, что Андре Сен-Клер выполняет в Святой земле особое задание и ему надлежит оказывать всяческую помощь.

Слегка хмыкнув, Андре бросил через плечо:

– Нас не одурачили, Гарри. Ну, может, одурачили меня, но никак не тебя. Ты здесь по моему приглашению, приехал за компанию со мной, и в этом нет ничего дурацкого. Если, конечно, ты не считаешь глупостью, что принял моё приглашение. Человек, с которым у нас назначена встреча, мог задержаться по непредвиденной, но уважительной причине. Такое время от времени случается.

Он улыбнулся и повернул коня так, чтобы видеть лицо ехавшего за ним друга, но Гарри Дуглас был не в настроении шутить и не ответил улыбкой на улыбку Андре. Дуглас хмурился, явно недовольный всей этой самовольной поездкой и бессмысленным, как он считал, риском.

Сегодня спозаранку, задолго до наступления зари, двое друзей покинули лагерь в оазисе Яппир, что находился в часе езды от осадных сооружений вокруг Акры. Они ни слова не сказали о том, куда собрались, вообще никому не сообщили о своём отъезде. Двинувшись в глубь суши, они внедрились на три лиги на вражескую территорию и увидели такие земли, каких Гарри не мог себе даже вообразить.

Их окружал теперь океан камней, широкая равнина, усыпанная гладкими, округлыми валунами всех размеров и форм. Иные камни были размером с дом, иные – с целый замок, так что на их фоне скромные валуны величиной со стог или крестьянскую хижину казались обычной галькой. За каждой из таких каменных громадин мог затаиться целый отряд, а Гарри и Андре просто не могли следить за всеми камнями одновременно.

Гарри то и дело озирался по сторонам, еле сдерживаясь, чтобы не погнать своего коня прочь из этого опасного места, туда, где ему не надо будет то и дело оглядываться.

Сжав коленями бока скакуна, Дуглас объехал группу валунов на вершине холма – самой высокой точки на много миль вокруг. Камней было не больше шести, но они громоздились на вершине так, как будто их нарочно принёс и свалил здесь некий великан. Валуны были достаточно большими, чтобы их можно было разглядеть издалека; самый большой из них маячил высоко над головой Гарри. Этот заостряющийся кверху, отшлифованный песком монумент был вдвое выше, чем Дуглас верхом на лошади.

– Смейся, если хочешь, Сен-Клер, – спокойно промолвил Гарри, всматриваясь в горизонт, – но мне такой поездочки вовсе не надо. Сдаётся, ты спятил, раз забрался в это место, а я спятил ещё больше, раз последовал за тобой. Нет, конечно, мне по душе твоя компания, временами ты бываешь чертовски забавным сукиным сыном, но это уж явное безумие. Тут может затаиться целый легион врагов, они могут прятаться за каждым камнем, могут сейчас целиться в нас из луков. Если через мгновение мы погибнем, мы даже не узнаем, кто нас убил. Ради бога, давай убираться отсюда. Если нас уже окружили со всех сторон, всё ещё можно потешить себя иллюзией, что мы сумеем проскакать между камнями и спасти свои шкуры.

Андре Сен-Клер слегка покачал головой.

– Друг мой, вполне может статься, что ты прав. Богу и небесам ведомо твоё легендарное умение сохранять свою ранимую трусливую шкуру целой и невредимой. Но, по моему скромному разумению, было бы ошибкой убраться отсюда так скоро. Человек, ради встречи с которым мы сюда явились, имеет веские основания, чтобы задержаться, – так мне, во всяком случае, говорили.

– Ты называешь это «задержаться»? По-моему, задерживался он несколько часов назад.

– Один час, Гарри. Не больше часа. Мы ведь прибыли сюда слишком рано.

– Ладно, я рад, что, по крайней мере, ты не называешь его Синклером.

Андре вскинул на него глаза.

– Ты о чём?

– Этот малый может оказаться кем угодно. Даже мусульманским разбойником, желающим захватить тебя ради выкупа. У нас нет никаких доказательств того, что явится именно человек, которого мы ищем.

– Верно. Чего нет, того нет. Но и доказательств противного у нас тоже нет. Значит, остаётся только ждать. Даст бог, увидим.

Андре потянул за поводья и направил коня к краю плато, а Гарри двинулся за ним, пристально разглядывая бессчётные зловещие однообразные камни, усеивавшие этот странный уголок пустыни.

Сен-Клер потянулся, расправив плечи.

– Мастер Дуглас, – промолвил он, – я подумываю о том, чтобы слезть с седла, размять ноги и подождать. Ты мог бы сделать то же самое. А заодно придумай новую тему для разговора, чтобы время пролетело быстрей... Какую-нибудь приятную и весёлую тему.

Дуглас ничего не сказал, но вслед за Сен-Клером соскочил с коня. Оба рыцаря принялись расстёгивать подпруги, чтобы дать животным немного отдохнуть.

– Неужели вас никто не учил, что всегда надо быть начеку?

Этот голос прозвучал за их спинами так близко, что было ясно слышно каждое негромкое слово. Оба рыцаря развернулись, столь поспешно схватившись за оружие, что со стороны это наверняка выглядело смешно. Гарри Дуглас отреагировал быстрее Сен-Клера: он успел выхватить меч и встать в боевую позицию, прежде чем сообразил, что к чему.

Андре голос застиг на полушаге, в не очень удобной позе, и ему пришлось сделать шаг, прежде чем развернуться. Но едва его рука сжала рукоять меча, он понял, кто стоит перед ним.

Молодой рыцарь не выпустил рукояти, ибо его годами учили, что подобная глупость недопустима. Но Андре почувствовал, как на смену его внезапному испугу так же быстро пришло облегчение. Он торопливо огляделся, ища спутников стоявшего перед ним человека.

Он никого не увидел. Человек пришёл один.

– Ты кто такой?

Гарри задал вопрос прежде, чем Андре успел открыть рот.

Незнакомец едва удостоил Дугласа взглядом.

– А вы как думаете? Кого вы рассчитывали найти здесь, далеко в пустыне, в нынешние времена? Я – Александр Синклер.

Это всё, что нужно было услышать Андре. Сердце его радостно забилось. Раньше молодой рыцарь не был уверен, что сможет узнать кузена после стольких лет разлуки. Однако сейчас он понял – возможно, он не сразу бы признал лицо, на которое наложили невольный отпечаток пролетевшие годы, зато голос, глубокий, звучный, с неповторимым шотландским акцентом, ничуть не изменился, и его нельзя было спутать ни с каким другим.

– Ты и вправду молодой Андре. Я узнал тебя по глазам и по незабываемому крючковатому носу. Кстати, если бы ты не описал себя в своём послании, я бы ни за что на него не откликнулся. Я вообще нынче не больно-то жажду компании.

Андре улыбнулся, ибо с самого прибытия в Святую землю слышал об Александре Синклере мало хорошего и начал подозревать, что его кузен и впрямь мог стать совсем другим человеком. Но ему хватило одного взгляда, чтобы сердцем почувствовать: Алек Синклер остался самим собой.

Рослый, узколицый и темноглазый, худощавый, но с широкими, говорящими о недюжинной силе плечами, Синклер был облачён в обычный наряд старших рыцарей Храма: белую верхнюю мантию с вышитым над сердцем маленьким чёрным равносторонним крестом и длинным алым крестом сзади и спереди. Коротко постриженная стального цвета бородка тамплиера почти сливалась с краями кольчужного капюшона под шлемом, подчёркивая резкие черты лица. Его длинная кольчуга с капюшоном блестела, словно отполированная: Андре знал, что такой блеск появляется из-за сухого климата пустыни, где металл шлифуют песчаные ветра. Огромный, длинный, широкий двуручный меч висел не на поясе Синклера, как обычно носили мечи тамплиеры, а на портупее за спиной, так что рукоять торчала над плечом. Андре сразу отметил и необычные штаны Синклера, длиной не до икр, а до лодыжек, расширяющиеся книзу – они явно предназначались для ношения поверх высоких кавалерийских сапог с толстыми подошвами.

– Тогда я рад, что упомянул в сообщении, как я выгляжу, – промолвил Сен-Клер всё с той же широкой улыбкой. – Но в этом не было тонкого расчёта. Я просто подумал, что вам запомнился тот случай. Рад встрече, кузен. Мы так давно не виделись, много лет. И позвольте вам представить Гарри Дугласа, моего лучшего друга и вашего соотечественника. Гарри, это мой кузен, сэр Александр Синклер.

Сен-Клер протянул руку, и Алек крепко пожал её, с тёплой улыбкой, так хорошо запомнившейся Андре. Но когда Андре слегка повернул кисть и обхватил руку кузена обеими руками, в глазах Синклера промелькнуло удивление. Больше он ничем себя не выдал, но ответил на ритуальное тайное приветствие братства. Затем Синклер обменялся рукопожатиями с Гарри, но тот никак не отреагировал на тайный знак.

– Ну, со встречей, сэр Гарри Дуглас, – промолвил Алек. – Вы понимаете, о чём мы с вашим другом толкуем?

Гарри покачал головой, и Синклер издал глубокий горловой смешок, но тут же подавил его, сглотнув.

– Да про его носище, – пояснил Алек. – Его нос с горбинкой – моя работа. Это случилось однажды летним днём, когда он был совсем ещё мальчишкой. Я быстро развернулся, чтобы посмотреть, что он делает у меня за спиной, и тупой конец зажатого у меня под мышкой копья угодил Андре в нос. Только что не размазал нос по физиономии. Это пошло ему лишь на пользу, потому что на подростках всё заживает быстро, а он был слишком смазлив для мальчишки... Но меня всё равно чуть ли не целый час мучило чувство вины.

Синклер выдержал драматическую паузу.

– Да, почти час. А ведь, честно говоря, я мог бы переживать гораздо меньше.

Он умолк, перевёл взгляд с одного рыцаря на другого, и лицо его сделалось серьёзным.

– Вы, несомненно, слышали о том, как я изменился после пребывания в плену у неверных?

Обращался он к обоим друзьям, но смотрел при этом на Андре. Тот кивнул, встретившись взглядом с Алеком Синклером.

– Да, мы слышали всякую ерунду, но, как видите, это не помешало нам отыскать вас.

– Что ж, если бы я знал, что это ты меня ищешь, я бы не стал заводить вас так далеко в пустыню. Но жизнь научила меня, что доверять в наши дни можно лишь немногим... Хотя я и раньше не отличался излишней доверчивостью. Поэтому, прочитав твоё послание, решил проверить, тот ли ты, за кого себя выдаёшь. Я ничего о тебе не слышал с тех пор, как мы расстались двенадцать лет тому назад, поэтому нельзя было поручиться, что ты не рассказал обо мне кому-то другому и этот кто-то не решил воспользоваться случаем, чтобы выманить меня из укрытия. Нельзя было исключить и возможность того, что тебя пытаются использовать против меня. Но теперь ты предстал передо мной во плоти, рыцарем Храма, и я вижу того самого паренька, которого некогда знал и который мне нравился. Как поживает твоя матушка? Я всегда с благодарностью вспоминал, как она приняла меня в тот год.

– Она умерла несколько лет назад. Она всегда тепло о вас вспоминала и часто говорила о вас даже спустя годы после вашего отъезда. А вот отец жив-здоров. Конечно, он уже немолод, но всё равно направляется сейчас в Святую землю вместе с Ричардом как главный военный наставник его войск.

Не успел Синклер ответить, как Андре осведомился:

– Алек, почему все только и думают, как бы вытащить вас из укрытия? И почему вы прячетесь?

– О, это долгая история, для неё сейчас не время и не место. Но мне жаль было услышать о кончине твоей матушки. Ты так упорно меня разыскивал по... семейным делам?

– Да.

– Надеюсь, как друг?

– О, разумеется. Мне так много надо вам рассказать. Но прежде признайтесь, как вы сумели всё это проделать? Я имею в виду – беззвучно к нам подобраться?

– Беззвучно? Да вы с другом так шумели, что к вам смог бы незаметно подъехать вплотную целый отряд!

– Ну, может, перед самым вашим появлением мы и впрямь немного пошумели, но где вы были до этого? Где прятались?

– Я затаился, наблюдал за вами и слушал. Да, ты верно догадался, я прятался неподалёку, но где именно – не отвечу, не обессудь. Скажу лишь, что именно возможность наблюдать, не будучи замеченным, и побудила меня выбрать для встречи это самое место.

Андре немного поразмыслил, задумчиво огляделся кругом и кивнул.

– Согласен. Будь тайна моей, я бы тоже её не раскрыл.

– Раз уж речь зашла о тайнах, – вмешался Гарри Дуглас, – я понимаю: вам двоим нужно поговорить о семейных делах, которые меня не касаются. Поэтому я готов оставить вас наедине, поверив, что больше тут никто не прячется, не наблюдает и тем паче не готовится напасть. Займусь-ка я лошадьми, расседлаю, задам им овса, а заодно прогуляюсь между камнями и попробую найти вашего коня, сэр Александр. Мне почему-то кажется, что вы не приплелись сюда пешком в полном вооружении. Если я заблужусь, громко свистну. Поэтому буду очень обязан, если вы оба станете держать ухо востро. Ну, в каком направлении мне искать вашу лошадь?

Синклер поднял руку и медленно указал прямо на север. Гарри понимающе кивнул и двинулся прочь, ведя в поводу двух лошадей, но Синклер его остановил.

– Я знаю, вы провели некоторое время в здешнем королевстве, но сомневаюсь, что вам раньше доводилось бывать в этом месте. Будьте осторожнее, прогуливаясь между камней, глядите в оба и не лезьте голой рукой в каждую дырку. Этот уголок – рай для гадюк.

Гарри кивнул.

– Спасибо за предупреждение. Обещаю всё время присматривать за своими руками.

* * *

– Похоже, он хороший человек, – сказал Алек Синклер, когда Гарри исчез за валуном. – Впрочем, он шотландец, поэтому удивляться тут нечему. Хотя, надо сказать, на шотландца он не похож.

– Он хороший человек в полном смысле этого слова, – тихо ответил Андре. – И, что ещё важнее, независимый человек. Похоже, такое в диковинку для здешних краёв. Братья-храмовники, что сержанты, что рыцари, сторонятся Гарри, даже слегка побаиваются. Из-за этого он и сам со временем стал дичиться и избегать их общества. Все говорят, что он тихий, скромный и незлобивый... И слава не принесла ему радости, хотя сейчас он один из самых прославленных рыцарей в Святой земле.

Сэр Александр указал на пару камней поменьше и снял из-за спины ножны с огромным мечом.

– Может, присядем, прежде чем поговорить? Я и так провёл на ногах не один час. Ты уж не обессудь, что я достаю меч, но сесть с этой штуковиной за спиной не получится.

Синклер шагнул в сторону и аккуратно поставил ножны на землю, прислонив к валуну.

– Впечатляющее оружие. Сомневаюсь, что я когда-нибудь видел такое, – заметил Андре.

– Значит, ты никогда не бывал в Шотландии. Двуручный широкий меч обычен для тех краёв.

– Думаю, в этом клинке больше пяти футов.

– Он достаточно длинный для того, чтобы отгонять комаров, вертя им над головой.

Андре рассмеялся и снова посмотрел на могучий меч, ширина которого у двойной крестовины рукояти составляла полную пядь.

– Так о чём мы говорили?

– О твоём друге. Ты сказал, что слава не принесла ему радости. Почему?

Андре скрестил руки на груди.

– Ну, он монах, а некоторые из этой братии склонны возводить страдания в культ. Но что касается Гарри, у него есть основания для хандры. Я бы сказал – он чувствует себя виноватым из-за того, что избежал гибели при Хаттине. Он вместе со всей армией находился в Ла Сафури за несколько дней до битвы, но в ночь перед тем, как Шатийон с приспешниками уговорили короля Ги покинуть оазис и двинуться прямиком к Тивериаде, Дугласа послали в Аскалон с депешами для тамошнего гарнизона. Так и вышло, что он остался в живых, когда его друзья полегли в битве.

– Так ты думаешь, он чувствует себя виноватым потому, что уцелел? Тогда мне надо будет с ним поговорить. Меня самого угораздило спастись в тот день при Хаттине. И поверь на слово – твоему другу Гарри не следует укорять себя за то, что ему повезло. А как он оказался в Акре?

– С боем прорвался из Аскалона после его падения, несколько месяцев провёл, скитаясь по Палестине, иногда верхом, но по большей части пешим. Весь край был ввергнут в хаос, ибо после Хаттина мусульмане стали непобедимыми, а наши едва могли выставить боеспособный конный отряд. Сарацины захватывали города Латинского королевства один за другим... Кажется, Гарри довелось побывать в самом водовороте войны, защищая чуть ли не каждый из этих городов. Он несколько раз был ранен, но остался в живых, и люди начали поговаривать о его неуязвимости. А поскольку то здесь, то там встречались разрозненные, лишённые командиров мелкие группы нуждавшихся в руководстве людей, многие присоединились к Дугласу и провозгласили его, против его желания, своим вождём. В конце концов он привёл своё маленькое, изрядно потрёпанное войско в Тир.

– Ты знаешь, как давно это было?

– Точно не знаю, но можете спросить у Гарри. Должно быть, не раньше чем через полгода после хаттинского сражения.

– Да, скорее всего. Итак, он добрался до Тира. Должно быть, храмовники носили его на руках, когда он наконец-то вернулся?

– Мне говорили, что тамплиеры пытались устроить в его честь праздник, ибо люди Дугласа славословили его везде, где только можно. Да и франки, бог свидетель, нуждаются сейчас в героях... Правда, в первую очередь в героях-завоевателях, в победителях. Особенно в Тире.

Алек Синклер кивнул. Тир оставался единственным городом в Святой земле, который ещё удерживали христиане. Единственным клочком суши, не захваченным сарацинами. В дни, недели и месяцы после разгрома при Хаттине именно туда стекались остатки крестоносного воинства. Конрад Монферратский, германский барон, вырвавший город из хватки Саладина буквально за миг до того, как Тир мог быть потерян навеки, правил там железной рукой. Он претендовал на власть и над находившимися в городе тамплиерами, что само по себе показывало, насколько низко закатилась звезда Храма после Хаттина. Всего в Тире собралось меньше сотни храмовников – рыцарей и сержантов, вместе взятых. И когда в Тир явился Гарри, там уже был Жерар де Ридефор.

– Насколько я понимаю, появление Дугласа ему не очень понравилось.

– Само собой.

Ни Алеку, ни Андре больше не надо было говорить на эту тему.

Де Ридефор, славившийся высокомерием, вспыльчивостью и нетерпимостью, исходил в Тире бессильной злобой оттого, что оказался в подчинении у Конрада. Он был вынужден выслушивать приказы германца и смиренно повиноваться под угрозой изгнания его рыцарей из города. Магистр Храма ничуть не сомневался, что маркиз выставит и его самого, и всю его конгрегацию при малейшем намёке на неподчинение или противодействие. Это де Ридефору и пришлось довести до сведения своих тамплиеров. Все знали, как коробит его, воплощающего в своём лице орден Храма, от осознания своей неспособности изменить положение вещей. Во время и после хаттинской битвы он потерял всех своих командиров, не говоря уж о четырёх пятых простых тамплиеров. Де Ридефор переживал это унижение, стиснув зубы от злости и пряча мрачный, угрюмый взгляд.

Де Монферрат был новым человеком в Латинском королевстве – германцем, чья вассальная верность в первую очередь принадлежала Священной Римской империи, то есть константинопольской патриархии и ортодоксальному христианству. Поэтому излюбленным духовно-рыцарским орденом Конрада являлся пестуемый Фридрихом Барбароссой Тевтонский орден, другие же ордена – тамплиеры и госпитальеры – едва ли могли рассчитывать на его поддержку. По мнению Конрада, было бы в высшей степени разумно и желательно, чтобы именно тевтонские рыцари стали главной силой, поддерживающей христианство на территории Иерусалимского королевства – в первую очередь, конечно, восточное христианство[13]13
  Полностью на совести автора. В действительности ни Конрад, ни Барбаросса, ни, конечно, Тевтонский орден никакого отношения к Греческой православной церкви не имели.


[Закрыть]. Монферрат полагал, что по прошествии времени Латинское королевство может и должно стать Тевтонским. А всё, что составляло опору римского или, как говорили ортодоксы, папского католицизма, надлежало вытеснить из Иерусалима... И в первую очередь, конечно, франкских рыцарей. Если бы Конрад добился своего и сделался королём, ни госпитальерам, ни тамплиерам в Святой земле просто не осталось бы места.

– Смерть Барбароссы, должно быть, стала для Конрада настоящим ударом, – пробормотал Синклер, и его кузен кивнул.

– Да, и весьма чувствительным.

– Несомненно. Могу представить себя на его месте! – заявил Синклер. – Вот он восседает на троне, который сам добыл, и дожидается прибытия своего грозного родича императора с армией в пятьсот тысяч человек – такого войска хватило бы, чтобы задирать нос перед кем угодно, от Саладина до Ричарда Плантагенета и Филиппа Французского. Конрад, надо думать, уже чувствовал себя всемогущим и неодолимым... И вдруг на грохочущем копытами коне примчался запылённый гонец и сообщил, что его мир рухнул. Император мёртв, великая армия рассеялась, все надежды и чаяния Конрада превратились в дым, уносимый ветром.

Алек удивлённо покачал головой.

– Уж не знаю, как бы я приноровился к столь грандиозной перемене. Но я, конечно, не Конрад Монферратский. Пережить такое непросто для любого человека: почти добраться до вершины – и вдруг, в шаге от неё, сорваться и покатиться вниз. А ведь на него обрушился ещё один удар: Саладин освободил Ги де Лузиньяна. Просто невероятное стечение обстоятельств.

– Да, так и есть – совершенно невероятное. Поэтому сомнительно, что это всего лишь совпадение. Алек, что бы там ни говорили многие, Саладин отнюдь не дурак. Он отпустил Ги де Лузиньяна, взяв с пленника честное слово, что тот больше не поднимет оружия против ислама. Все это знают и смеются над султаном, считая его глупцом, не ведающим, что христианин не признаёт святость клятвы, данной под принуждением неверному. Но подумайте вот о чем. Саладин воевал с нами много лет, за это время имел дело со множеством наших высших военачальников и владык. И вы действительно считаете, что он настолько туп, чтобы не знать, с каким насмешливым презрением относятся франки к нему и ко всем мусульманам? Имейте в виду – этот человек объединил под своей властью весь исламский мир, от Сирии до Египта, объединил два халифата и способен вывести в поле, возможно, самую огромную армию за всю историю человечества. Армию больше, чем была у Ксеркса или Дария; возможно, даже больше, чем была у Александра. Вам не кажется более вероятным, что султан мигом уразумел, какую угрозу для него представляет де Монферрат, и счёл, что освобождение короля Ги сыграет мусульманам на руку? Ибо Саладин знал, что Ги немедленно нарушит слово и устремится в Тир, чтобы потребовать у Конрада вернуть ему королевство и все утерянные права.

– Само собой, это имеет смысл, – согласился Алек Синклер, глядя вдаль. – Так ведь и вышло. Прошло немного времени, и Ги с Конрадом вцепились друг другу в глотки.

– Да, времени прошло совсем немного. Но ветер переменился, и прямо в лицо Саладину повеяло дымом пожара, ведь когда Конрад вышвырнул де Лузиньяна из Тира, Ги двинулся на юг, чтобы осадить Акру. Он взял с собой тамплиеров во главе с де Ридефором... И это снова возвращает нас к заключительной части истории Гарри.

– К заключительной части истории Гарри?

Синклер закинул ногу на ногу и, обхватив колено руками, откинулся назад.

– В каком смысле? Ведь Гарри здесь, с нами.

– Да, но послушайте. Де Ридефор, будучи тем, кто он есть, понял, что продвижение Гарри в иерархии Храма принесёт ему, де Ридефору, большую пользу. Гарри был популярен среди братьев и почти так же хорошо известен среди воинов-мирян, поэтому магистр решил назначить его на один из командных постов, освободившихся после Хаттина, о чём и сообщил Дугласу. Тот отказался – любезно, но твёрдо, заявив, что не хочет повышения. Де Ридефор и слышать не желал возражений, но Гарри был упрям и настоял на своём. «Я – монах, – заявил он магистру, – и вступил в Храм, привлечённый простотой жизни тамплиера и обетом нестяжания. Я стал храмовником, дабы, как подобает монаху, блюсти устав и искать спасения души с помощью молитвы и послушания».

– Очевидно, Гарри выиграл этот спор.

– Да, так и случилось. Де Ридефор был вне себя, но ничего не мог поделать. Простота позиции Гарри, публичность спора, который затеял сам магистр, не допускавший и мысли, что может получить отпор, связали де Ридефору руки. Так, возможно, впервые за всё время своего пребывания в ордене, магистр столкнулся с тем, что ему отказали. Ридефор недвусмысленно дал понять, что считает сэра Гарри Дугласа нарушителем обета повиновения...

– Тут он прав.

– Возможно. Это спорный вопрос. Но магистр также заявил, что Гарри пренебрёг интересами ордена и вообще недостоин уважения, с которым относятся к нему сбитые с толку братья.

– Суровые слова, но вполне в духе Ридефора. Он был человеком мстительным.

– Мстительным? Возможно. Вообще-то я его не знал, но с тех пор, как прибыл сюда, слышал о нём больше, чем о ком-либо другом. Да, ему приписывают множество недостатков – он был и безжалостным, и угрюмым, и нетерпимым, и раздражительным, и упрямым. Но сейчас мне кажется, что всё это проистекало из его убеждённости в своей правоте. Он был выдающимся мужем, вождём, умевшим повести за собой других, хотя и чрезмерно пылким. Главной его страстью была вера и преданность Храму. Он не терпел никакого шутовства, не прощал ни малейшей угрозы тому, что считал воплощением Царства Божьего на земле. Но Жерар де Ридефор был безгранично предан тому, во что верил.

Александр Синклер невозмутимо, бесстрастно воззрился на своего кузена, потом медленно кивнул.