Текст книги "Космическая полиция (трилогия)"
Автор книги: Диана Дуэйн
Соавторы: Питер Морвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 44 страниц)
– Готов? – спросил Глиндауэр.
– Угу.
Джосс запер квартиру, ласково погладил на прощание автоохранника и вместе с Глиндауэром вышел в коридор, ведущий к шаттлам. По дороге он никак не мог отвести взгляд от сьюта. «Но и другие тоже», – думал он. Эван шагал вперед, как гигант с игрушечным чемоданчиком под мышкой, и люди, шедшие по тротуарам, останавливались и смотрели на него. Джосс на мгновение почувствовал себя ребенком – малыш рядом со своим огромным папочкой в доспехе на прогулке. Но инструктора во время подготовки предупреждали его и о таком ощущении. Джосс в два счета отделался от этого чувства.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал он, – но ведь это не стандартный сьют космополиции?
– Точно, – отозвался на ходу Глиндауэр. – По-моему, у них ничего подобного нет. Что, несомненно, является следствием предрассудка. – Он снова совершенно неприлично хмыкнул. – Когда меня взяли на службу, я выбил у начальства кое-какие привилегии. Я сказал, что хочу оставить себе свой бэвээсовский сьют. Да, шуму было много, но когда они узнали, что меня готовы взять в Миротворческие Силы Солнечной системы, – он произнес это «они» со смесью удовольствия и презрения, – то сказали – ладно. Эван должен получить самое лучшее, пусть берет. Ну, мне и разрешили. – На мгновение Эван нахмурился. – Конечно же, после того, как сьют ободрали.
– Ободрали? – поднял брови Джосс. – То есть там было оружия больше, чем сейчас?
Эван насмешливо глянул на Джосса.
– Сейчас при мне только два крупнокалиберных ствола и автоматический гранатомет. И, представь себе, почти никаких боеприпасов. И еще этот бесполезный контейнер, – он похлопал себя по вздутию на спине. – Видит небо, незачем мне таскать на себе полкварты спирта, кислоты или слезоточивого газа. – Он нахмурился, затем его лицо просветлело, словно он вспоминал лучшие дни. – А было у меня, – сказал он, заговорщически понизив голос, – два тераваттных лучевика, огнемет и мини-пистолет Вулкана-Гатлинга. Отличная штучка, скажу тебе! Вскрывает броневик, как консервную банку. Три тысячи выстрелов в минуту и всего десять килограммов вместе с системой охлаждения.
– Ничего себе, – проронил Джосс, чуточку опешив от мысли, что человек носит на себе лучевик, не говоря уж о возможности вскрыть ничего не подозревающий танк, словно консервную банку. Он знал, что такое оружие существует, но столкнуться лицом к лицу с тем, кто им пользовался, – совсем другое дело.
– И еще было сенсорное устройство, – продолжал Эван. – Для невидимой части спектра. Невыносимо вспоминать. Они все сняли со сьюта, все! Сказали, что обязаны соблюдать межпланетное соглашение о паритете вооружений. Ха. – Джосс усмехнулся, он никогда не слышал, чтобы кто-то говорил «Ха», разве что в старых фильмах, например, в «Рождественской Песне». – И вот, приходится носить это жалкое подобие настоящего сьюта, – сказал Эван. – Ну ладно. Думаю, для нашего дела хватит.
– Надеюсь, – откликнулся Джосс. – У меня просто голова кругом идет, как подумаю, что ты одним таким бластером можешь снести здание!
Эван бросил на него немного настороженный взгляд.
– Хватит и мускулов, – ответил он. – Зависит от здания.
Джосс кивнул.
«Определенно, – подумал он, – хорошо, когда в плохом месте рядом с тобой верный человек. Разве только от сьюта может срикошетить…»
Они сошли с движущегося тротуара и через шлюз вышли к шаттлам. Проверка удостоверения личности и билетов на контроле была минутным делом. Эван сдал багаж и усыпленного носильщика. Затем они стали ждать посадки. Шаттл стоял за стенами прозрачного купола. Стандартный двухцелевой зверюга, совершавший обычный рейс по треугольнику: Луна – Земля – космическая станция. Химические двигатели для планетарного маневра, вихревой субсветовой двигатель для дальнего пробега и аэродинамически приспособленные для приземления дельтообразные крылья, оставшиеся почти неизменными с середины двадцатого столетия. Этот был покрашен в серебряный и красный цвета Торговой ассоциации. Он стоял, роняя капли жидкого азота из струйных двигателей по бокам, пока в него грузили багаж.
Джосс зевнул, украдкой примечая восхищенные взгляды, устремленные на Глиндауэра.
– Похоже, ты вызываешь большой интерес у окружающих, – заметил он.
– Думаешь, это хорошо? – ответил Глиндауэр, осматриваясь по сторонам.
– Кто-то знает, что мы улетаем, – сказал Джосс. Лукреция уж постаралась. – Думаю, это не причинит нам особого вреда.
– Надеюсь, – ответил Глиндауэр и уставился на загружаемый шаттл.
Джосс, всей кожей ощущая взгляды, устремленные на него самого, тоже предпочел надеяться на лучшее.
* * *
Она сидела за работой, когда поняла, что умирает.
Должно быть, она не заметила самых первых, ранних симптомов – разве что совершенно забыла сегодня позавтракать, и уровень сахара у нее в крови был очень низок. Поначалу она именно этим объясняла свое состояние, когда перед обеденным перерывом начала чувствовать усталость и недомогание. Она прервалась, чтобы порыться в сумке и достать что-нибудь сладкое. Обнаружила грязный бесформенный кусочек печенья, провалявшийся там, наверное, с месяц, и рассеянно сунула его в рот, вернувшись к работе.
Работа всегда поглощала ее без остатка. Потому она и стала принимать наркотики – ее начал раздражать факт, что обычная бумажная писанина может так затягивать. Она услышала от друзей о гипере, о том, что при его помощи можно и работу выполнять, и одновременно заниматься другими делами, причем выполнять работу можно значительно лучше. Наркотик был очень дорог, но она уже давно потеряла интерес ко многому, на что можно потратить деньги.
Это был хороший ход. Теперь интерес к жизни вернулся к ней, а сама ее жизнь разделилась на две взаимодополняющие половинки – одна часть ее «я» действовала на автомате, другая сидела и смотрела. Автоматическая часть делала работу с невероятной легкостью. Глядя назад, она сокрушалась, что прежде столько времени тратила на освоение сети, составление правильных расписаний, на то, чтобы заставить компьютер сделать то, что она хочет. Теперь работа шла как бы сама собой, оставляя ей время на все прочее.
И окружающее обрело смысл. Теперь она понимала любой оттенок выражения лица Карла, сидевшего напротив нее в другом конце комнаты, когда тот принимал звонки от инспекторов и служащих, по его репликам могла логически вычислить, что отвечают на том конце, пусть даже он выключал голосовую связь. По движению век она могла понять, что сейчас думает ее шеф Харв, перехватывала каждую тупую, амбициозную или распутную мысль этого старого вонючего козла. Она могла за несколько минут предсказать, какие файлы попадут на ее терминал, кого из подчиненных вызовут на ковер, кому светит или не светит повышение и за что, с кем провел ее шеф эту ночь, или с кем будет спать завтра, или через неделю. Два слуха, сложенных вместе, говорили ей о том, как вести работу в офисе в следующем месяце. И удовольствие от этого она получала невообразимое. И никто не подозревал об этом. Она сидела на своей удобной виртуальной горе, глядя сверху на всех, кто с ней работал, на их делишки, любовные интрижки и столь поглощавшую их ненависть друг к другу. Порою ее так и подмывало рассмеяться, но она сдерживалась. Иначе игра сорвется.
Иногда, правда, это начинало ее утомлять. Тогда все казалось такой бесполезной тратой времени, такой бездумной суетой, в которую все вокруг нее погружались со смехотворной страстью. Неужели они не видят, что любое движение, любое слово – все предопределено их собственными или чужими делами и словами, сказанными и свершенными только что, несколько дней назад, неделю назад? Наверное, нет. В такие периоды единственным выходом оставалась новая доза. Тогда дела снова обретали глубину, возвращался интерес к этой игре, и автоматическая часть ее «я» становилась такой быстрой и точной, что у нее оставалось все больше времени на наблюдение за суетой вокруг нее.
Однако сегодня она ощутила головную боль, что само по себе было необычно. Голова у нее уже давно не болела – когда она интересовалась окружающим, у нее просто не было времени на болезнь, поэтому она заставляла свое тело превозмогать все эти мелкие хвори, которые оно пыталось ей навязать. Похоже, печенье не помогло. Наверное, нужно взять денек отгула, пойти домой, принять еще дозу и потом снова вернуться к работе.
– Джоанна, ты в порядке? – позвал ее со своего места Карл. Она посмотрела на него, удивилась тому, что это требует усилий, причем сознательных. Обычно автоматическая часть ее «я» вела за нее все разговоры с сослуживцами, а другая ее часть с удовольствием впитывала все глубинные нюансы общения, читая их мысли по выражению лиц и наслаждаясь этим. Но теперь, когда она глядела на Карла, она не сумела не только дать быстрый и остроумный ответ, который обычно выдавала без раздумий, она даже не могла придумать никакого ответа…
– Ты в порядке? – спросил он. – Ты что-то побледнела.
Она открыла было рот, но не смогла произнести ни звука.
Это снова случилось. Такое уже было один раз, тогда это ощущение длилось всего мгновение, но оно было так ужасно, что она тогда бросилась домой и сильно увеличила дозу. Но сейчас она не могла этого сделать. Нет-нет, можно, нужно только сказать, что ей плохо, тогда она сможет пойти домой, полчаса-то она продержится…
Но она не смогла извлечь ни звука из пересохшего горла. Однако это было еще не самое страшное. Ужас охватил все ее существо, сердце стало биться все чаще и чаще. Это ощущение не проходило, лучше ей не становилось. То, что случилось тогда, продолжалось сейчас. Она теряла все. И это не кончалось. Она буквально чувствовала, как из нее уходит четкость восприятия, озарение – уходит, словно кровь из раны. Она теряла все сразу. Она становилась такой, какой была прежде – прежде, чем вкусила наркотик, – и мысль эта ужасала. Она едва помнила дни до раздвоения ее «я», когда она и понятия не имела о том, что можно предугадывать чужие слова, когда работа захватывала ее и она даже уставала от нее. Когда она была одинока и хотела чем-то отвлечься, чтобы не думать о себе. Но сейчас Карл смотрел на нее. Вот он встает и идет к ней, а она не может даже представить, что он собирается сказать или сделать…
Все ушло – всезнание, власть, холодная наблюдательность, понимание. Ее мозг был как снег на солнце, он плавился под светом офисных ламп, мысли и воля испарялись, словно иней в вакууме, – она однажды видела такое. И это уходило с болью. Она ощущала, как выкипает каждая частичка ее «я», как разгорается внутри чудовищный жар. Она утратила чувство времени, память, она не узнавала лиц собравшихся вокруг нее людей… она лежала на полу. Каким образом она сюда попала? Все слилось в один сплошной кошмар. Ей становилось все хуже и хуже. Что-то было не так, чудовищно не так, и она не могла сказать почему. Почему она не может думать? Что с ней? Где она? И кто это кричит, и почему он никак не замолчит?
Почему они никак не замолчат?
Крик стал невыносимо громким, она уставилась на свет. И затем крик наконец утих, молот перестал колотить в голову.
Кто она? Где она?
Только не смерть…
* * *
Они подлетали к Фридому под углом, рассчитанным на то, чтобы произвести наибольшее впечатление на туристов, – облетели с теневой стороны, чтобы Солнце вдруг возникло в стеклянном окне Л5 и лучи его радугой брызнули в стороны, и все вокруг залило ослепительно холодным белым светом, придав станции вид куда более приличный, чем было на самом деле. Откуда-то сзади, из глубины салона послышались аплодисменты.
– Туристы, наверное, – прошептал Джосс.
Глиндауэр хмыкнул.
– Вскоре они столкнутся с грубой реальностью.
Посадка в док заняла минут десять. Джосс окинул колонию взглядом снаружи, и дурное предчувствие охватило его, усиливаясь с каждой минутой. Он вспомнил, как приехал сюда учиться – как же давно это было… На самом деле прошло всего семь лет. Он тогда был поражен видом колонии из космоса – все такое новенькое, такое сверкающее. Но теперь он не был уверен в том своем первом впечатлении. Он замечал разбитые или обожженные внешние панели, заплаты из соединенных вместе других панелей. Некоторые части окна Л5 были заделаны непрозрачными панелями, делая его похожим на залатанные крыши старинных железнодорожных вокзалов. «Нет, когда я тут был в первый раз, все выглядело не так плохо. Или просто я был слишком восторженным, чтобы все это замечать? Не могло же все прийти в такой упадок за какие-то семь лет?»
Вхождение в док было делом простым. Шаттл подошел к зоне высадки с нулевым тяготением и встал в причальные скобы. Эван поднялся с сиденья задолго до того, как объявили о том, что можно отстегнуть ремни. Джосс пошел за ним, шепча:
– Ты подаешь плохой пример пассажирам.
– Ну тогда подай хороший пример и арестуй меня, – отозвался Эван.
Джосс побрел следом за напарником к воздушному шлюзу, не понимая – то ли его щелкнули по носу, то ли еще что-нибудь в подобном духе… Команда шаттла, занимавшаяся разгерметизацией шлюза, глянула на Эвана, точнее, на его сьют, и поторопилась поскорее закончить работу.
Дверь шлюза отошла в сторону, открыв обычный переходный туннель из фибергласса и резины. Лампы, вделанные в потолок и пол, указывали путь в приемный отсек Л5, как будто тут было куда еще идти. Джосс оттолкнулся и полетел к лееру. Схватился за него и, перебирая руками, начал продвигаться вперед. Эван последовал за ним. До другого конца было ярдов пятьдесят. За спиной у них в туннеле послышалась болтовня туристов.
– Я и не думал, что сюда кто-то может поехать ради развлечений, – сказал Эван. – Жить и работать – может быть, хотя лично я сюда не поехал бы. Но в отпуск… – он покачал головой.
– В основном сюда приезжают из-за казино, – откликнулся Джосс. – Как в Лас-Вегас. Тут больше нечего делать.
– Куда-куда?
– Лас-Вегас. Это такой город в Северной Америке. Казино стали для него тем же, что для этой колонии. Легко добираться и дешево жить, так что игроков сюда так и тянет.
Эван поднял брови, когда они выбрались из коридора в сферическую комнату, где находился иммиграционный отдел.
– Нет, меня сюда не тянет, – сказал он. – Есть места для отпуска и получше.
– Уэльс? – спросил Джосс.
Эван глянул на него. Они пробирались по протянутому через комнату лееру к одному из контрольных пунктов.
– Ты бывал там? – спросил Эван.
– Нет. Только в Лондоне и Шотландии.
Эван покачал головой.
– В Шотландии кое-где есть похожие места. Но северный Уэльс… – он чуть улыбнулся. – Там, говорят, стало не так тихо, как в старину, но все равно это чудесное место для спокойного отдыха. Доброе утро, сэр. Или какое там у вас время суток.
Чиновник службы иммиграции, молодой длинноносый блондин в униформе, устало посмотрел на их жетоны и сказал:
– Сейчас полдень, но я рад вам. Вы по делу или на отдых?
– Боюсь, что по делу, – ответил Джосс.
– Надеюсь, вам будет сопутствовать удача, – проронил чиновник, вынимая то, что поначалу могло показаться очень большой ручкой, но на поверку оказалось аппликатором микрочипов. – Это позволит вам всюду проходить беспрепятственно и даст привилегии при входе и выходе в автоматизированные двери. Вам не придется заботиться об этом до следующего вашего визита к нам. Куда поставить?
– На жетон, пожалуйста, – сказал Джосс, и чиновник ткнул кончиком аппликатора в жетон Джосса. Крошечная, как булавочная головка, микросхема электронной визы прилипла к жетону с помощью электростатического заряда, как будто всегда там была. – А вам, сэр?
– Она пуленепробиваема? – спросил Эван.
– Даже не знаю, – ответил чиновник. Джосс подумал, что, наверное, его впервые об этом спрашивают.
– Тогда сюда, – сказал Эван, показывая на левую подмышку. Иммиграционный чиновник со слегка обалделым видом прижал аппликатор туда.
– Весьма вам благодарен, – изрек Эван, проплывая дальше.
Джосс мило улыбнулся молодому человеку, оттолкнулся и поплыл по воздуху за Эваном.
– Это ты нарочно? – спросил он не очень громко, едва удерживаясь от смеха.
– Ну, надо же показывать пример законопослушности, – ответил Эван и поплыл к противоположному шлюзу.
Прямо за ним оказалась другая сферическая комната, чуть поменьше первой. Здесь находилась схема станции. Они остановились перед ней.
– Мы здесь, – ткнул Джосс в исцарапанное подсвеченное стекло, так же, как это делали тысячи приезжих до него. – На лифте вниз до вращающегося шестичасового уровня, затем по скользящему тротуару до полей, потом эскалатором в административный отсек.
Они оттолкнулись и поплыли к лифту.
– Поля? – спросил Эван.
– Сельскохозяйственные фермы. – Джосс вызвал лифт. – Ты заметил, что цилиндр разделен на, так сказать, слои? В каждом из них своя магистраль давления. К примеру, этот был построен тогда, когда строители еще серьезно опасались разгерметизации в случае взрыва. Другие слои более шумные из-за близости систем жизнеобеспечения и двигателей, потому в них расположили сельскохозяйственные фермы, а не жилые районы.
– Поля, – повторил Эван с некоторым сомнением в голосе, когда они вошли в лифт. – Это при отсутствии гравитации?
– Гравитация есть, хотя и низкая, – возразил Джосс. – Некоторые растения куда лучше растут при низкой гравитации, где-то в одну десятую нормальной земной. Но мало что из выращенного в таких условиях стоит употреблять в пищу. Надо бы тебе посмотреть на помидоры, вызревающие на верхних уровнях. Вот такие здоровенные!
Эван взглянул на Джосса со смешанным выражением недоверия и отвращения.
– Наверное, на вкус вода-водой.
– Нет. Понимаешь, они получают столько ультрафиолета, что просто не могут содержать столько же воды, как обычные помидоры.
Они начали опускаться на пол, когда лифт вышел из центрального района нулевого тяготения и поднялся на уровень, где вращение начинало оказывать эффект. Эван все еще качал головой.
– Не убедил, – сказал он. – У растений просто обязано быть небо над головой.
– У них и есть…
– Нет, ты вырос на Луне, поэтому тебе все это только кажется. – Джосс поднял глаза, услышав в голосе Эвана странные нотки. Жалость? Неужто? Трудно поверить, чтобы человек, такой суровый с виду, такой самодостаточный, мог испытывать жалость к кому-либо. «Кроме того, я не уверен, что хочу от него жалости… Спокойно. Спокойно».
– Каждому свое, – изрек Джосс, когда они вышли из лифта и направились к ленте тротуара. Там сейчас было мало народу, но почти все были в легких облегающих защитных рабочих комбинезонах, либо в очень легкой одежде, весьма подходящей к местному контролируемому климату, – шортах и майках, или в красиво наброшенных на тело кусках ткани, или в коротких облегающих костюмах из металлизированной ткани, становившейся то прозрачной, то зеркальной, согласно ностальгически-сумасшедшей моде этого сезона. Прохожие пялились на Эвана, словно тот был с Марса, что, соглашался Джосс, вполне могло соответствовать действительности.
– Как ты только это терпишь? – спросил он.
– Что?
– Да все эти взгляды.
Эван искоса глянул на него, потом снова улыбнулся.
– А ты что-то заметил? Иногда я не замечаю, а иногда поднимаю забрало и отвечаю взглядом. Вот тут их и передергивает.
Джосс хихикнул.
– Понял.
Эван кивнул. Помолчал.
– Нас отучают от такого. Но, мне кажется, от этого никогда не отучишь. По крайней мере, со мной не вышло. И мне не кажется это разумным. В конце концов, прямой взгляд – это знак угрозы, даже если на тебя пялятся и без умысла. И незачем нарочно отключать одну из защитных систем организма.
Они перешли с обычного тротуара на скоростной, пронеслись через поля, загибавшиеся вверх к горизонту в нескольких милях от них. Пшеница волновалась под искусственным ветром. Но она была одновременно в шести стадиях роста – от посевов до колосьев в рост человека. Эван поднял брови.
– Дома расскажу – не поверят.
– Это все из-за гравитации.
Эван кивнул.
– Как ты думаешь, – спросил он, – из-за чего погиб мой напарник?
Джосс уставился на него, сбитый с толку внезапной сменой темы разговора.
– Думаю, – сказал он, – Лон слишком близко подобрался к причине утечки информации. Возможно, даже к виновнику. Или каким-то образом наткнулся, – Джосс немного помолчал, поскольку не был уверен в этом предположении, – на нечто куда более опасное, чем просто утечка.
– На то, чего он никак не ожидал. На то, что застало его совершенно врасплох, – медленно кивнул Эван. – Значит, его убийцы сделали это скорее всего от страха. Но теперь они начеку. И знают о нашем появлении. И у них было время, чтобы составить план, как разобраться с нами… или хотя бы начать составлять такой план.
Джосс кивнул.
– Похоже.
Он огляделся и вздохнул, когда тротуар пронес их через одну из главных разделительных диафрагм между секциями. Следующее поле представляло собой нескончаемые мили – пятьдесят или шестьдесят – кукурузы, дозревшей до молочной спелости, и это лишь в верхнем слое. На верхних уровнях были культуры, требующие наибольшего ухода, в отличие от гидропоники, выращиваемой на нижних уровнях, где производили товарные злаковые культуры.
– Меня так и подмывает, – сказал Джосс, – немного поиграть в идиота, чтобы они на нас махнули рукой, прежде чем мы начнем заниматься делом по-настоящему. Найдем утечку… но сперва надо отыскать записи Лона.
– Если они еще существуют, – откликнулся Эван.
– Да, если.
Еще милю или две они созерцали поля зеленой кукурузы.
– Я согласен с тобой, – произнес наконец Эван. – В прежние времена бывали тупые полицейские. Ну, поиграем в таких.
– Некоторое время.
Эван ухмыльнулся. Это была не обычная его ухмылка. Джосс только глянул и тут же отвел глаза, надеясь в ближайшее время больше ее не видеть.
В конце сельскохозяйственного отсека они заметили пункт пересадки и остановились, пока Джосс оглядывался, определяясь по месту. Когда он здесь учился, пересадка представляла собой простую лестницу из шести длинных многоступенчатых эскалаторов, использовавшихся для перехода с одного уровня на другой в центральной секции. Теперь же вокруг и под опорами эскалаторов возник стихийный рынок. Навесы и палатки были повсюду, прикрывая маленькие столики с ювелирными украшениями, произведениями искусства, одеждой ручной работы, едой, питьем, коврами, старьем всякого рода. Между палатками расхаживали люди, по одежде которых было сразу понятно, что это туристы. Они покупали, торговались, болтали и рассматривали товары.
– Сюда, – наконец сказал Джосс, выбирая эскалатор. Они встали на него. Пока они поднимались, Эван разглядывал пестрое сборище палаток.
– Блошиный рынок, – буркнул он.
– Да, – согласился Джосс, наклоняясь вперед и тоже глядя вниз. – Здесь по крайней мере три блохи работают по карманам.
Эван фыркнул.
– Я не в этом смысле. Просто у нас так называют рынок, где продается старое барахло, которое никто не покупает, а лишь воруют ради забавы. Здесь продают туристам именно барахло, живописные тряпки, которые они везут домой как сувениры. – Эван слегка нахмурился. – Но такие рынки – признак того, что в колонии производят мало действительно пользующихся спросом вещей.
Джосс на мгновение задумался.
– Стало быть…
– А тут есть таможенные льготы? Ну, закон, по которому можно вывезти сверх разрешенного, если вывозишь еще кое-что из произведенного здесь?
– Конечно, – сказал Джосс.
Эван опирался на поручни эскалатора. На одном из уровней тот раскрылся в обе стороны, чтобы позволить людям выйти.
– Что-то вроде этого было на Поясе. Жалкое зрелище. Старухи и старики – старатели, поисковики, пилоты – устроили рынок под старым потрепанным куполом на Эосе. Продавали всякий хлам вроде того, что ты видел. Или не продавали. Половину времени просто сидели там в надежде, что туристы что-то купят. – Он снова нахмурился. – «Посетите дикий и бурный мир старателей, мир последнего фронтира!» – проговорил он с горечью, подражая какому-то давным-давно прозвучавшему и явно ненавистному голосу. – «Привезите домой воспоминания о неукротимых Внешних Пределах, где настоящие мужчины…» А, да пошло все к чертям!
Джосс кивнул, глядя вверх. Ему было неуютно. Его воспоминания о Фридоме – чистые, живые, яркие – разбивались о какую-то изношенность, которая бесстыдно выпирала сейчас наружу, словно обломанные концы кости. Он видел грязные, грубо залатанные панели пола, видел грязь там, где ее прежде никогда не было, чувствовал в воздухе какое-то зловоние, словно кондиционирование не функционировало. Он был в замешательстве. Слава богу, лишь в первые минуты. Должны быть и более ухоженные сектора. Но первое впечатление – самое важное, так им говорили. Оно даже важнее, чем кажется, и надо ему доверять в такой же степени, как интуиции. У полицейских интуиция хорошо развита, хотя Джоссу всегда было трудно полагаться на свою. Один из его инструкторов говорил: «Ты слишком полагаешься на логику». Но теперь растерянность и смутное чувство беспокойства взяли верх над ней.
– Нервничаешь? – внезапно спросил он у Эвана.
– Что?
Джосс почувствовал, что краснеет. Именно это он всегда хотел научиться контролировать, правда, так и не преуспел в подобном стремлении.
– У тебя никогда не бывает предчувствий? – спросил он. Обычно его инструктор задавал ему этот вопрос.
Эван окинул его долгим взглядом, и Джосс ощутил, что краснеет все сильнее.
– Иногда бывает. Дома мы называем это хиви. Это не совсем интуиция, скорее предвидение.
– Оно когда-нибудь помогало тебе?
Эван вздохнул.
– По работе – мало. Иногда на скачках. А что говорит твоя интуиция?
Джосс покачал головой:
– Не уверен. Но мне что-то здесь не нравится.
– Мне тоже, – ответил Эван. – Мне не нравится болтаться на орбите в этой жестянке. – Джосс удивленно посмотрел на него. – Подумай, если нам придется сматываться, то у нас нет даже своего корабля. Скажу только одно – когда начнется стрельба, неплохо, чтобы в порту нас ждал шаттл.
На уровне под административными офисами на эскалатор вошло много народу.
– Я думал, что ты просто закроешься в своем сьюте и прекрасно будешь действовать и в вакууме, – сказал Джосс. – Ну, струйные рули и все такое…
Эван навис над ним – по-настоящему навис всей своей огромной массой серой стали и оружия, так что стоявшие рядом люди подались в стороны.
– Джосс, мальчик мой, – ласково прошептал он, – пусть ты и вырос при низком тяготении, пусть у тебя косточки ломкие, словно у птицы, пусть ты худосочный сопляк-новобранец, я не оставлю тебя рядом с теми подонками, которые сотворили такое с Лоном. И если бы даже ты мне нравился куда больше, я постарался бы затолкать и тебя в этот сьют. Возможно, кое-что из того, что тебе потом могло бы пригодиться, туда и не влезет. Потому, – сказал он, снова выпрямляясь и говоря уже нормальным голосом, – держи в голове расписание шаттлов, ладно?
Джосс кивнул, улыбнувшись, но в душе начал составлять для Лукреции весьма едкий рапорт.
– Выходим здесь? – с невинным видом осведомился Эван.
– Да, – ответил Джосс и пошел впереди.
Административный уровень оказался единственным местом, где Джосс не заметил признаков упадка. Здесь было просто шикарно – ковры вместо кафельных или композитных напольных панелей, гобелены или текстурированные настенные покрытия вместо формованных панелей с цветными или рельефными узорами. По всему уровню – верхнему в центральном отсеке – были широко разбросаны рабочие здания с открытой планировкой. Весь уровень представлял собой остров в небесах – в милю длиной и две мили шириной, застроенный маленькими офисными комплексами, похожими на коттеджи. Над островом куполом выгнулось черное небо, усыпанное звездами, светившими сквозь огромное окно станции.
Джосс остановил проходившего мимо гражданского служащего – человека с характерным усталым сытым лицом, по которому было ясно видно, что у его обладателя спокойная гарантированная работа, – и спросил, как пройти к офису управляющего станцией. Эван ласково посмотрел на чиновника, и тот ринулся прочь в три раза быстрее, чем до того, как Джосс остановил его.
– Должен сказать, – заметил Эван, – что я сначала заглянул бы в местное полицейское управление.
Джосс покачал головой.
– Мы начнем с самого верха и пойдем по нисходящей. – Он украдкой глянул на Эвана. – Если ты прав в своих догадках, то наш дружок, которого мы собираемся взять за жабры, может вращаться в более высоких сферах, чем подозревает или вообще догадывается полиция. И мне кажется, что как только он нас увидит, то сразу завертится.
– То есть когда увидит меня.
– И твой серый фланелевый костюм, – добавил Джосс. – Ты, дружище, прямо Красный Всадник.
– Не понял.
– Объясню потом.
Они вошли в офис управляющего станцией и увидели, что там царит паника. Офис, по крайней мере его первый этаж, занимал целиком один из маленьких коттеджей, построенных на административном острове. За столами и пультами почти никого не было. Хорошо одетые люди стояли группками и шушукались, и вид у них был весьма нервный. Когда Джосс с Эваном вошли, люди стали оборачиваться, и постепенно во всем помещении воцарилась гробовая тишина. «Вот в чем дело, – подумал Джосс. – У них кто-то внезапно умер. Готов поспорить, и часу еще не прошло. Интересно…»
Молоденький рыжий секретарь в консервативном темном деловом костюме обратился к ним с совершенно убитым видом.
– Вы пришли по поводу Джоанны Мэлори? – спросил он.
– И по этому тоже, – ответил Джосс и представился: – О’Баннион, Глиндауэр. Солнечный патруль.
– Пожалуйста, проходите.
Молодой человек направился к роскошной стеклянной комнатке с дверью. Все поворачивали головы им вслед, пока они шли через офис. Секретарь нес что-то насчет того, что вот-вот прибудет местная полиция и о их полном согласии сотрудничать… Джосс рассеянно кивал, глядя по сторонам и пытаясь определиться с первым впечатлением. Окружающие отводили глаза с виноватым видом людей подозревающих, что каким-то образом втянуты в преступление. И пускай они ничего не совершили, но могут вскрыться многие их грешки, за которые запросто выставят с работы.
Стеклянные двери пропустили их. Это был маленький офис в офисе, с двумя столами, компьютером и шкафчиком для хранения папок. Все было, по мнению Джосса, до отвращения чистенько и опрятненько. В углу кабинета стояли трое, держась как можно дальше от столов. А на полу лежал еще один человек, молча глядя в потолок, в неудобной позе, в которой живой долго пролежать не сможет. Это была хорошо одетая, холеная молодая женщина, красивая – если не считать выражения ее лица.
– Понятно, – сказал Джосс, хотя на самом деле ничего не понимал. Он знал, что уверенность или по крайней мере уверенный вид дает куда большие результаты при расследовании, чем осторожное «я не знаю». Он склонился над телом и быстро проверил пульс – никогда ведь не поймешь по виду, – затем степень окоченения, наличие трупных пятен, температуру и прочие признаки. – Минут двадцать как умерла, – глянул он на Эвана. Затем посмотрел на старшего и наиболее консервативно одетого из троих находившихся в комнате, а именно на женщину лет сорока пяти, невероятно очаровательную – с седыми волосами и холодным, почти скульптурным лицом, искаженным гневом.
