Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 74 страниц)

Поэтому суть моего рассуждения – дать объяснение моему невежеству. Не оправдать, а объяснить. Вы выразили недовольство тем, что меня подготовили совершенно недостаточно. Что с моей приемной матерью? Что с моими учителями? Почему мое образование настолько плохо?

Факты удручают. У меня было очень мало учителей, которые, в сущности, ничему не научили меня. Моя приемная мать пыталась, но она сама была необразованной. Быть может, это тщательно скрываемый секрет, но большинство веденских сельских домов не дают женщинам надлежащего обучения.

В раннем детстве у меня было три разных учительницы, и каждая из них продержалась не более нескольких месяцев, ссылаясь на характер или грубость отца, как на причину ухода. Я была вынуждена составить себе собственный план обучения. Я изучила все, что могла, читая книги и заполняя дыры, воспользовавшись преимуществами моей собственной любознательной натуры. Но, конечно, я не в состоянии соревноваться с теми, кто получил формальное – и дорогостоящее! – образование.

Действительно ли это довод в мою пользу? Действительно ли только на этом основании вы можете принять меня? Да, ибо все, что я знаю, я выучила самостоятельно, сражаясь за каждый факт, каждое рассуждение. Другим все давали в руки, мне же приходилось охотиться. Мне представляется, что уже поэтому мое образование – хотя и ограниченное, – достойно уважения. Я, в свою очередь, уважаю ваши решения, но прошу вас подумать еще раз. Какую подопечную вы предпочитаете? Способную повторить правильные ответы, вбитые в нее высокооплачиваемыми учителями, или ту, которая боролась и сражалась за все, что знает?

Уверяю вас, что только одна из этих двоих по-настоящему оценит обучение у вас.

Шаллан подняла кистьперо. Теперь, изложенные на бумаге, ее аргументы казались несовершенными. Она объяснила причины своего невежества и ждет, что Джаснах примет ее с распростертыми объятиями? Тем не менее ей казалось, что она все правильно делает. Хотя на самом деле это письмо – большая ложь. Ложь, построенная на правде. Она пришла не для того, чтобы вкусить мудрости Джаснах. Она пришла украсть.

Совесть неприятно зудела, и она почти протянула руку, чтобы смять письмо. Шаги в наружном коридоре заставили ее застыть. Она вскочила на ноги и повернулась, прижав безопасную руку к груди. Что она скажет Джаснах Холин? Как объяснит свое присутствие? В коридоре задрожали свет и тени, и в альков неуверенно вошел человек, освещая себе дорогу одной-единственной белой сферой. Не Джаснах. Молодой, лет двадцати пяти, в простой серой одежде. Ардент. Шаллан расслабилась.

Молодой ардент заметил ее. Узкое лицо, голубые проницательные глаза. Голова чисто выбрита, борода аккуратно подстрижена. Он заговорил, очень вежливо.

– Прошу меня извинить, Ваша Светлость. Я думал, что это альков Джаснах Холин.

– Да, – сказала Шаллан.

– А. Вы тоже ждете ее?

– Да.

– Вы не будете особенно возражать, если я подожду вместе с вами? – Он говорил со слабым хердазианским акцентом.

– Конечно не буду, уважаемый ардент. – Она уважительно кивнула и быстро собрала вещи, очистив для него стул.

– Мне не нужен этот стул, Ваша Светлость, я принесу другой.

Она подняла руку в знак протеста, но он уже исчез. Через несколько секунд он вернулся, неся с собой стул, взятый из другого алькова. Высокий, стройный и – с легким замешательством решила она – довольно симпатичный. У его отца было только три ардента, все довольно старые. Они путешествовали по его землям, навещали деревни и проповедовали, помогая людям найти свою Славу и Призвание. В своей коллекции она хранила и их лица.

Ардент поставил стул и собрался сесть, но тут взглянул на стол и заколебался.

– Ого! – с удивлением сказал он.

На мгновение Шаллан решила, что он увидел ее письмо, и на нее нахлынула иррациональная волна паники. Ардент, однако, разглядывал три рисунка, ожидавшие лакировки.

– Это вы сделали их, Ваша Светлость? – спросил он.

– Да, уважаемый ардент, – ответила Шаллан, потупив глаза.

– Зачем такой формальный тон! – сказал ардент, наклоняясь вперед и поправляя очки, чтобы лучше изучить ее работу. – Пожалуйста, я брат Кабзал, или просто Кабзал. Но это великолепно! А вы?..

– Шаллан Давар.

– Клянусь золотыми ключами Веделедев, Ваша Светлость! – воскликнул брат Кабзал, присаживаясь. – Это Джаснах Холин научила вас так рисовать?

– Нет, уважаемый ардент, – ответила она, все еще пребывая на ногах.

– Опять формальности, – улыбаясь, сказал он. – Скажите мне, я такой страшный?

– Меня приучили выказывать ардентам максимум уважения.

– Да, а я считаю, что уважение – как навоз. Используй его только там, где необходим, и получишь хороший урожай. Внеси его слишком много, и вещи начнут вонять. – Его глаза сверкнули.

Неужели ардент– слуга Всемогущего – упомянул навоз?

– Ардент представляет самого Всемогущего, – сказала она. – Если я не выкажу должного уважения к нему, значит, я не уважаю Всемогущего.

– Хорошо. И как вы будете говорить, если сам Всемогущий внезапно появится здесь? Тоже со всеми формальностями и поклонами?

Она задумалась.

– Ну, наверно нет.

– Ага, и как?

– Наверно, закричу от боли, – сказала она, слишком честно высказав свою мысль. – Ведь, как известно, Всемогущий так ярко сияет, что достаточно только взглянуть на него – и обратишься в пепел.

Ардент засмеялся.

– Мудро сказано. Пожалуйста, садитесь.

Она неуверенно села.

– Кажется, вы все еще боитесь, – сказал он, поднимая портрет Джаснах. – Ну что мне сделать, чтобы заставить вас расслабиться? Быть может, запрыгнуть на стол и начать танцевать?

Она удивленно мигнула.

– Нет возражений? – сказал брат Кабзал. – Тогда… – Он убрал портрет и залез на стул.

– Нет, пожалуйста! – взмолилась Шаллан, вытягивая свободную руку.

– Ты уверена? – Он оценивающе разглядывал стол.

– Да, – сказала Шаллан, представив себе ардента, покачнувшегося и запнувшегося, а потом падающего с балкона вниз с высоты в дюжины футов. – Пожалуйста, я обещаю больше не говорить с вами – с тобой – с таким почтением.

Он хихикнул, спрыгнул со стула и уселся. Потом наклонился к ней и сказал заговорщическим тоном:

– Угроза сплясать на столе срабатывает всегда. Ну, почти всегда. Однажды мне действительно пришлось станцевать – проиграл пари брату Ланину. Настоятель нашего монастыря едва не потерял сознание от потрясения.

Шаллан обнаружила, что улыбается.

– Ты же ардент, а вам запрещено иметь собственность. На что же можно спорить?

– На два глубоких вдоха аромата зимней розы, – сказал брат Кабзал, – или тепло солнечных лучей на коже. – Он улыбнулся. – Иногда мы показываем себя весьма творческими людьми. Годы, в течение которых тебя маринуют в монастыре, могут сделать с человеком и не такое. А теперь объясни мне, где это ты научилась так рисовать.

– Упорные занятия, – ответила Шаллан. – Я подозреваю, что таким образом можно выучить все.

– И опять мудрые слова. Я уже начинаю спрашивать себя, кто из нас ардент. Но, конечно, у тебя был учитель.

– Дандос Старомаз.

– А, настоящий мастер карандаша, если мы говорим об одном и том же человеке. Не то чтобы я сомневался в твоих словах, но мне все-таки интересно, как Дандос Геральдин мог обучать тебя рисованию, если – насколько я знаю – он страдает от довольно-таки неприятной болезни. От смерти. Последние триста лет.

Шаллан покраснела.

– У моего отца была книга с его указаниями.

– То есть ты хочешь сказать, что научилась делать вот это, – сказал Кабзал, поднимая рисунок Шаллан, – по книге?

– Да. А что?

Он еще раз посмотрел на рисунок.

– Похоже, мне надо еще раз перечитать ее.

Шаллан не могла не засмеяться, глядя на потрясенное выражение лица ардента, а потом прищурилась, запоминая: он сидит за столом, на лице восхищение и замешательство одновременно, он изучает рисунок, потирая пальцем бородатый подбородок.

Он весело улыбнулся и положил рисунок.

– У тебя есть лак?

– Да, – сказала она, доставая из сумки маленькую бутылочку такого типа, в которых обычно хранили духи.

Он взял флакон, открыл зажим впереди, тряхнул бутылочку и выдавил каплю лака на заднюю сторону ладони. Потом удовлетворенно кивнул и взял в руку рисунок.

– Нельзя рисковать таким шедевром.

– Я сама могу отлакировать его, – сказала Шаллан. – Тебе не стоит беспокоиться.

– Какое же это беспокойство? – сказал он. – Это честь. Кроме того, я ардент. Мы сами не знаем, что с собой делать, когда не можем чем-нибудь помочь другим. Самый лучший способ ублажить меня – дать помочь тебе.

Он начал лакировать рисунок, аккуратно прыская на него. Ей пришлось бороться с желанием отдернуть лист. К счастью, он, очевидно, делал это не в первый раз, и лак ложился ровным слоем.

– Ты из Джа Кеведа, верно? – спросил он.

– По волосам? – спросила она в ответ, поднимая руку к рыжим завиткам. – Или по акценту?

– По тому, как ты относишься к ардентам. Церковь веден придерживается древних традиций, не то что другие. Мне дважды приходилось бывать в вашей прелестной стране; и хотя ваша еда пришлась по нраву моему желудку, бесконечные поклоны и приседания выводили меня из себя.

– Возможно, тебе следовало станцевать на нескольких столах.

– Я думал об этом, – сказал он, – но мои братья и сестры арденты из вашей страны могли бы умереть от смущения, и их смерть была бы на моей совести. Всемогущий не любит тех, кто убивает его священников.

– Мне кажется, что он вообще не одобряет убийства, – ответила Шаллан, не отводя взгляда от его рук. Очень странное чувство – кто-то другой работает над твоими рисунками.

– А что Ее Светлость Джаснах думает о твоем искусстве? – спросил он.

– Оно ее не заинтересовало, – скривившись, сказала Шаллан, вспомнив разговор с принцессой. – Похоже, она вообще не ценит изобразительные искусства.

– Да, я тоже это слышал. Один из ее недостатков, к сожалению.

– Но маленький, по сравнению с ее ересью?

– Действительно, – улыбнувшись, сказал Кабзал. – Должен признаться, я вошел, ожидая встретить скорее неуважение, чем уважение. Каким образом ты оказалась частью ее свиты?

Шаллан вздрогнула, сообразив, что брат Кабзал принял ее за одну из светледи Джаснах Холин. Возможно, за подопечную.

– Зануда, – прошептала она себе.

– Хмм?

– Похоже, я ненароком сбила тебя с толку, брат Кабзал. Я никак не связана с Джаснах Холин. Во всяком случае пока. Я пытаюсь убедить ее взять меня в ученицы.

– А, – сказал он, закончив лакировать лист.

– Прошу прощения.

– За что? Ты не сделала ничего плохого.

Он дунул на рисунок, потом показал ей. Идеально отлакировано, ни единого пятнышка.

– Не сделаешь ли мне одолжение, дитя? – сказал он, отложив лист в сторону.

– Любое.

Он поднял бровь.

– Любое разумное, – поправила она себя.

– По какой причине?

– Моей собственной.

– Жаль, – сказал он, вставая. – Тогда я ограничу себя. Не могла бы ты передать Ее Светлости Джаснах, что я искал ее?

– Она знает тебя? – Какие дела могут быть у хердазианского ардента с Джаснах, убежденной атеисткой?

– О, я бы так не сказал, – ответил он. – Хотя, надеюсь, она слышала мое имя, потому что я несколько раз просил у нее аудиенции.

Шаллан кивнула, вставая.

– Ты хочешь обратить ее в веру, верно?

– Она – единственный в своем роде вызов. Не думаю, что смогу жить в мире с самим собой, если по меньшей мере не попытаюсьубедить ее.

– А я бы не хотела, чтобы ты воевал с самим собой, – заметила Шаллан. – Ведь тогда ты вернешься к отвратительной привычке рисковать жизнью ардентов.

– В точности. В любом случае, как мне кажется, личное послание из твоих губок поможет мне больше, чем десяток писем, на которые не обратили никакого внимания.

– Я… очень сомневаюсь.

– Ну, если она откажется, это будет значить только то, что я еще вернусь. – Он улыбнулся. – А также и то, что мы с тобой снова встретимся. Так что я с надеждой гляжу вперед.

– Как и я. И еще раз прошу извинить меня за недоразумение.

– Светлость! Пожалуйста! Не бери на себя ответственность за моипредположения.

Она улыбнулась.

– Вряд ли я бы взяла на себя хоть какую-нибудь ответственность за тебя, брат Кабзал. Но я все еще чувствую себя неловко.

– Это пройдет, – пообещал он, его глаза блеснули. – Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты почувствовала себя хорошо. Что ты любишь? Кроме как уважать ардентов и рисовать потрясающие рисунки?

– Варенье.

Он вздернул голову.

– Я люблю его, – сказала она, пожимая плечами. – Ты спросил, что я люблю. Варенье.

– Так тому и быть.

Он вышел в темный коридор, на ходу вынимая из кармана сферу, чтобы осветить дорогу. Через пару секунд он исчез.

Почему он не дождался возвращения Джаснах? Шаллан покачала головой, потом отлакировала оставшиеся два рисунка. Едва она закончила, высушила и убрала их в сумку, как в коридоре послышались шаги и она узнала голос Джаснах.

Шаллан торопливо собрала вещи, оставив письмо на столе, потом отошла к стене алькова и стала ждать. Мгновением позже, сопровождаемая маленькой группой слуг, вошла Джаснах Холин.

Очень недовольная Джаснах Холин.

Глава восьмая
В объятиях пламени

Победа! Это наш звездный час! Мы рассеяли их! Их дома станут нашими убежищами, их земли – нашими фермами. А они будут гореть, как когда-то мы, в пустом и печальном месте.

Получено на Ишашан, 1172 год, восемнадцать секунд до смерти. Объект – светлоглазая старая дева восьмого дана.

Страхи Шаллан подтвердились. Джаснах поглядела прямо на нее и прижала безопасную руку к боку – знак разочарования.

– Так это ты.

Шаллан сжалась.

– Слуги сказали, да?

– Неужели ты думаешь, что они оставят кого-нибудь в моем алькове и не предупредят меня? – За спиной Джаснах переминалась с ноги на ногу группа паршменов, каждый из которых держал в руках охапку книг.

– Ваша Светлость Джаснах, – начала Шаллан, – я…

– Я уже потратила на тебя достаточно времени, – сказала Джаснах, в ее глазах горела ярость. – Сейчас ты уйдешь, мисс Давар. И, пока я здесь, я не хочу видеть тебя. Понятно?

Все надежды Шаллан рассыпались в прах. Она отшатнулась. Трудно иметь дело с Джаснах Холин – никто не в состоянии противиться ей. Достаточно поглядеть в эти глаза.

– Простите, что побеспокоила вас, – прошептала Шаллан, крепко сжала в руках сумку и вышла, пытаясь, насколько это было возможно, сохранить достоинство. Едва сдерживая слезы разочарования и замешательства, она поторопилась вниз по коридору, чувствуя себя полной дурой.

Она добралась до лифта, но носильщики, поднявшие Джаснах, уже спустились. Шаллан не стала звонить в колокольчик, чтобы вызвать их. Вместо этого она прижалась спиной к стене, сползла на пол и села, прижав сумку коленями к груди. Ровно дыша, она обхватила руками ноги, вцепившись безопасной рукой в свободную прямо через материю манжеты.

Чей-нибудь гнев всегда выбивал ее из колеи. Она поневоле вспомнила отца и его тирады, поневоле услышала крики, рев и хныканье. Неужели она так ослабла из-за волнения после стычки с Джаснах? Она чувствовала, что так оно и есть.

Дура, идиотка,подумала она. Из стены рядом с ее головой выполз спрен боли. Почему ты решила, что можешь победить? Да за всю свою жизнь ты не больше полудюжины раз вылезала из имения родителей. Идиотка, идиотка, идиотка…

Она убедила братьев поверить ей, понадеяться на ее смешной план. И что она сделала? Потратила шесть месяцев, в течение которых их враги подобрались совсем близко.

– Ваша Светлость Давар? – спросил неуверенный голос.

Шаллан взглянула вверх, сообразив, что горе полностью поглотило ее и она даже не услышала приближения слуги. Это был молодой человек в черной униформе, без всяких эмблем на груди. Не мажордом, но, возможно, на обучении.

– Ее Светлость Холин хотела бы поговорить с вами, – юный слуга кивнул в сторону алькова.

Чтобы выругать меня еще раз, подумала Шаллан и поморщилась. Но принцессы вроде Джаснах обычно получают то, что хотят. Шаллан заставила себя перестать трястись и встала. По меньшей мере она удержала слезы в себе и они не уничтожили ее макияж. Вслед за слугой он вернулась в ярко освещенный альков, держа перед собой сумку, как щит на поле боя.

Джаснах Холин сидела на том самом стуле, что и Шаллан, перед ней на столе лежала стопка книг. Свободной рукой она терла лоб. Преобразователь по-прежнему находился на тыльной стороне ладони, однако дымчатый кварц треснул и потемнел. Джаснах выглядела усталой, однако ее осанка осталась безупречной, тонкое шелковое платье закрывало ноги, безопасная рука лежала на коленях.

Заметив Шаллан, Джаснах опустила безопасную руку.

– Я не должна была так кричать на тебя, мисс Давар, – сказала она усталым голосом. – Ты проявила настойчивость, обычно я поощряю в людях эту черту характера. Светлый шторм, да я сама часто виню себя в упрямстве. Иногда нам трудно принять в других то, что мы охотно прощаем себе. Но ты должна простить меня – в последнее время на меня обрушилось слишком много испытаний.

Шаллан с признательностью кивнула, хотя по-прежнему чувствовала себя крайне неудобно.

Джаснах отвернулась и посмотрела в темную пустоту Вуали.

– Я знаю, что люди говорят обо мне. Надеюсь, я не такая жесткая, как считают некоторые, но приобрести репутацию решительного человека – не самое плохое, что может случиться с женщиной. А иногда это очень помогает.

Шаллан заставила себя не ерзать. Должна ли она уйти?

Джаснах покачала головой, недовольная сама собой, но Шаллан не могла догадаться, какие мысли вызвали этот непроизвольный жест. В конце концов принцесса опять повернулась к Шаллан и махнула рукой в сторону хрустальной вазы, в которой лежало около дюжины сфер Шаллан.

Шаллан, потрясенная, подняла свободную руку к губам. Она полностью забыла о деньгах. Благодарно поклонившись Джаснах, она быстро собрала сферы.

– Ваша Светлость, пока я не забыла. Приходил ардент, брат Кабзал. Он попросил передать, что хотел бы увидеться с вами.

– Ничего удивительного, – сказала Джаснах. – Вот тыменя удивила, мисс Давар. Я считала, что ты ждешь снаружи, чтобы забрать сферы. Ты действительно задерживалась, но не для этого, верно?

– Да, Ваша Светлость. Я пыталась успокоиться.

– А.

Шаллан закусила губу. Принцесса, кажется, уже сожалеет о своих первоначальных словах. Возможно…

– Ваша Светлость, – сказала она, съеживаясь от собственной смелости, – что вы думаете о моем письме?

– Письме?

– Я… – Шаллан взглянула на стол. – Под стопкой книг, Ваша Светлость.

Слуга быстро шагнул вперед и передвинул книги. Наверное, паршмены поставили их на стол, не заметив письма. Джаснах, подняв бровь, взяла письмо, а Шаллан торопливо раскрыла сумку и убрала деньги в мешочек. И выругала себя за спешку, потому что больше занять себя было нечем; теперь она должна стоять и ждать, пока Джаснах не закончит читать.

– Неужели это правда? – сказала Джаснах, отрываясь от листа бумаги. – Неужели ты сама выучила то, что знаешь?

– Да, Ваша Светлость.

– Это замечательно.

– Спасибо, Ваша Светлость.

– И это письмо – очень умный ход. Ты правильно предположила, что на письменную просьбу я отвечу обязательно. Заодно ты показала умение писать, знание риторики и доказала, что умеешь логически мыслить.

– Благодарю, Ваша Светлость, – сказала Шаллан, чувствуя волну надежды, смешанную с усталостью. Сегодня ее швыряло вперед и назад, как веревку в перетягивании каната.

– Ты должна была оставить мне письмо и уйти до того, как я вернулась.

– Но тогда оно могло бы затеряться под грудой книг.

Джаснах опять подняла бровь, как бы показывая, что не одобряет, когда ее поправляют.

– Очень хорошо. Конечно, обстоятельства жизни человека очень важны. Твои обстоятельства не извиняют отсутствие знаний в области истории и философии, но позволяют относиться к ним терпимее. Я разрешаю тебе обратиться ко мне позднее, и я еще никогда не разрешала это тем, кто просил меня о наставничестве. Как только ты заложишь основу в этих двух науках, приходи ко мне. Если твои познания значительно улучшатся, я возьму тебя.

Внутри Шаллан все рухнуло. Предложение Джаснах казалось очень щедрым, но потребуются годы учебы, прежде чем она сможет сделать то, чего просит принцесса. За это время дом Давар падет, земли семьи разделят между кредиторами, а братьев и ее саму лишат титула и, скорее всего, продадут в рабство.

– Благодарю, Ваша Светлость, – сказала Шаллан, наклоняя голову.

Джаснах кивнула, видимо считая вопрос закрытым. Шаллан вышла, тихо прошла по коридору и дернула за веревку колокольчика, вызывая носильщиков.

Джаснах пообещала принять ее позже. Для большинства это было бы великой победой. Получить образование у Джаснах Холин, которую многие считали самой лучшей из ныне живущих ученых, означало обеспечить себе блестящее будущее. Тогда Шаллан могла бы очень хорошо выйти замуж – например за сына кронпринца, – и ей открылись бы все социальные круги. На самом деле, если бы у Шаллан было время на обучение у Джаснах, одно то, что она связана с домом Холин, могло бы спасти ее собственный дом.

Если бы.

В конце концов Шаллан вышла из Конклава: ворот не было, только ряд колонн прикрывал разверстую пасть пещеры. Снаружи оказалось на удивление темно. Она спустилась по большой лестнице, а потом пошла по боковой дорожке, более ухоженной, где она не мешалась ни у кого под ногами.

Вдоль тропинки росли маленькие декоративные сланцекорники, некоторые из которых разрешили своим веерообразным усикам высунуться и развеваться под вечерним ветром. Несколько ленивых спренов жизни – похожих на пятна зеленой светящейся пыли, – порхали с одного листа на другой. Шаллан наклонилась над похожим на камень растением – усики втянулись и исчезли. Она посмотрела вниз, на Харбрант, огни которого сверкали под ней как каскад огненной реки, бегущей по склону утеса. Что остается делать ей и братьям? Бежать? Бросить семейное имение в Джа Кеведе и искать убежище. Где? Существуют ли в природе старые друзья отца, ещене отвернувшиеся от него?

А еще есть странное собрание карт, которое они нашли в его кабинете. Что они означают? Отец редко говорил о своих планах с детьми. Даже его советники мало что знали. Хеларан – ее самый старший брат – знал больше, но он исчез год назад, и отец объявил его мертвым.

Как всегда, мысль об отце заставила ее почувствовать боль, которая сжала грудь. Она подняла свободную руку к голове, внезапно раздавленная тяжестью положения дома Давар, своей частью в нем и тайной, которую она носила с собой, спрятанную десятью улетевшими ударами сердца.

– Эй, юная мисс! – позвал чей-то голос. Она повернулась и с удивлением обнаружила Йалба, стоявшего на каменной полке недалеко от входа в Конклав. Вокруг него сидело несколько людей в мундирах городской стражи.

– Йалб? – сказала она, пораженная до глубины души. Он должен был вернуться на корабль несколько часов назад. Она быстро спустилась к нему, на короткий каменный выступ. – Почему ты еще здесь?

– О, – ухмыляясь, сказал он. – Я обнаружил, что эти замечательные достойные господа из городской стражи играют в кабер. Поскольку люди закона скорее всего не станут обманывать меня, я решил, ожидая вас, войти в игру.

– Но ты не был обязанждать меня!

– Как и выигрывать восемь обломков у этих парней, – сказал со смехом Йалб. – Но я сделал и то, и другое!

Люди, сидевшие на камнях вокруг него, похоже, не разделяли его восторга. На них была форма городской стражи – оранжевые накидки и белые пояса.

– Ну, судя по вашему виду, я должен проводить вас обратно на корабль, – сказал Йалб, неохотно собирая сферы, горкой лежавшие у его ног. Они сверкали самыми разными оттенками, хотя светились довольно слабо – все-таки обломки, – но это был вполне впечатляющий выигрыш.

Шаллан отступила слегка назад, когда Йалб спрыгнул с каменной полки. Его компаньоны было запротестовали, но он показал на Шаллан.

– Неужели вы думаете, что я оставлю такую светлоглазую женщину одну и она будет сама добираться до корабля? Я считал вас людьми чести!

Они замолчали, не посмев протестовать.

Йалб хихикнул, поклонился Шаллан и повел ее вниз по дороге. В его глазах светился веселый огонек.

– Отец Штормов! До чего приятно выигрывать у людей закона! Случись это на пристани, мне бы поставили бесплатную выпивку.

– Ты не должен рисковать, Йалб, – сказала Шаллан. – Не должен пытаться угадать будущее. Я бы не дала тебе сферы, если бы знала, что ты их потратишь на азартные игры.

Йалб засмеялся.

– Никакого риска, если ты заранее знаешь, что выиграешь, юная мисс.

– Так ты жульничал? – в ужасе прошипела она и оглянулась назад, на стражников, которые уже играли, освещенные сиянием сфер, стоявших на камнях перед ними.

– Не так громко! – прошептал Йалб. Однако он казался очень довольным собой. – Обмануть четырех стражников, вот это фокус! Я едва верю сам себе!

– Я разочаровалась в тебе. Это недостойный поступок.

– Но не для моряка, юная мисс. – Он пожал плечами. – Это то, что они вправе ожидать от меня. Они смотрят на меня как дрессировщика ядовитых небоугрей. Игра идет не в карты – они пытаются сообразить, как я жульничаю, а я пытаюсь не дать им поймать меня. Мне кажется, что я бы не ушел оттуда целый и невредимый, если бы вы не появились! – Хотя, похоже, его это не слишком волновало.

Дорога до пристани уже не была такой оживленной, как раньше, но все равно удивительно много людей шло и ехало в обеих направлениях. Улицу освещали масляные лампы – сферы обязательно очутились бы в чьем-либо кармане – но большинство пешеходов несло с собой фонари со сферами, которые бросали разноцветные лучи на дорогу.

– Итак, юная мисс, – сказал Йалб, – вы действительно хотите вернуться на корабль? Стражникам я сказал об этом только потому, что искал способ вырваться оттуда.

– Да, я действительно хочу вернуться, пожалуйста.

– А ваша принцесса?

Шаллан скривилась.

– Встреча оказалась… непродуктивной.

– То есть она не взяла вас. С ней что-то не так?

– Хроническая удачливость, я бы сказала. Она настолько успешна в жизни, что ждет от других настоящих чудес.

Йалб задумался, обводя Шаллан вокруг гуляк, пьяно развалившихся на дороге. Вроде бы еще рано для людей такого сорта? Йалб прошел несколько шагов, потом повернулся и пошел спиной вперед, глядя на нее.

– Это не имеет смысла, юная мисс. Неужели она хочет кого-то лучше вас?

– Много лучше.

– Но вы же само совершенство! Простите мою смелость. Я всегда иду только вперед.

– Вперед спиной.

– Тогда простите мою спину. А вы, юная мисс, хорошо выглядите с любой стороны.

Она обнаружила, что улыбается. Моряки Тозбека были о ней слишком высокого мнения.

– Вы – идеальная подопечная, – продолжал он. – Благородная, прекрасная, утонченная и все такое. Да, вы высказали нелестное мнение об игре, но его можно было ожидать. Разве может приличная женщина не поворчать на парня за игру? Все равно что солнце откажется вставать или море станет белым.

– Или Джаснах Холин улыбнется.

– Точно! Вы совершенны, как ни посмотри.

– Очень мило с твоей стороны.

– Ну, это правда, – сказал он, останавливаясь и подбочениваясь. – А что теперь? Вы собираетесь сдаться?

Она ошеломленно посмотрела на него. Он стоял здесь, на оживленной улице, освещенный желто-оранжевым светом фонаря, уперев руки в бока, его белые тайленские брови спускались по краям лица, из-под жилета виднелась голая грудь. В поместье отца темногоглазые граждане – даже самого высокого ранга – никогда не стояли в такой позе.

– Я попыталасьубедить ее еще раз, – вспыхнув, сказала Шаллан. – Я пошла к ней, и она опять отвергла меня.

– Два раза, э? В картах всегда делаешь третий заход. И чаще всего выигрываешь.

Шаллан нахмурилась.

– Нет, это не так. Согласно законам теории вероятности и статистики…

– Ничего не понимаю в этой проклятой математике, – сказал Йалб, скрестив руки на груди, – но я знаю, что такое Страсти. Ты всегда выигрываешь, когда тебе позарез нужно.

Страсти. Языческое суеверие. Конечно, Джаснах тоже отнеслась к охранным глифам как к суеверию, так что, возможно, в перспективе все сходится.

Попробовать в третий раз… Шаллан содрогнулась, представив себе гнев разозлившейся Джаснах. Тогда она точно возьмет обратно свои слова об обучении в будущем.

Но Шаллан в любом случае не воспользуется ее предложением. Оно – как стеклянная сфера без драгоценного камня в середине. Красивая, но ничего не стоящая. Не лучше ли воспользоваться последней возможностью получить то, что ей надо сейчас?

Нет, не получится. Джаснах достаточно ясно заявила, что Шаллан недостаточно образованна.

Недостаточно образованна…

В голове Шаллан мелькнула идея.

Продолжая стоять на дороге, она подняла безопасную руку к груди, удивляясь собственной дерзости. Скорее всего, ее вышвырнут из города по требованию Джаснах.

Да, но если она вернется домой, не попробовав каждую тропинку, сможет ли она посмотреть в глаза братьям? Они зависят от нее. Первый раз в ее жизни кто-то нуждается в ней. Ответственность возбуждала Шаллан. И пугала.

– Мне нужен продавец книг, – сказала она слегка дрогнувшим голосом.

Йалб поднял бровь.

– Третий заход чаще всего выигрывает. Ты сможешь найти книжную лавку, открытую в это время?

– Харбрант – большой порт, юная мисс, – с улыбкой сказал он. – Лавки открыты допоздна. Ждите здесь.

И он ввинтился в вечернюю толпу, оставив ее с невысказанным протестом на губах.

Она вздохнула, потом уселась на каменное основание осветительного шеста, в как можно более скромной позе. Здесь должно быть безопасно. Она видела, как другие светлоглазые женщины проходят по улице, хотя их чаще всего несли в паланкинах или в этих маленьких, толкаемых руками тележках. Она даже видела настоящую карету, хотя только очень богатые люди могли себе позволить иметь лошадей.

Несколько минут спустя из ниоткуда возник Йалб и махнул ей рукой. Она встала и поторопилась за ним.

– Не нужно ли взять носильщика? – спросила она, пока он вел ее по большой боковой улице, бегущей поперек склона холма. Она шла достаточно осторожно; юбка была очень длинной и ей не хотелось изорвать ее края о камни. Впрочем, как раз кайму было легко заменить, но Шаллан не собиралась тратить сферы на такую ерунду.

– Не-а, – сказал Йалб. – Это здесь.

Он указал на еще одну поперечную улицу, на которой находился ряд лавок, взбиравшийся вверх по крутому склону. На каждой висел знак книжной лавки – глифпара, стилизованная в виде книги. Даже неграмотные слуги, которых посылали за книгами, были способны узнать их.

– Торговцы одним товаром часто собираются вместе, – сказал Йалб, потирая подбородок. – По-моему, довольно глупо, но торгаши, они как рыбы – где один, там и все.

– То же самое можно сказать об идеях, – заметила Шаллан, считая. Шесть разных лавок. И окна всех освещены Штормсветом, холодным и ровным.

– Третья слева, – сказал Йалб, указывая пальцем. – Торговца зовут Артмирн. Мне сказали, что он лучший.