Текст книги "Обреченное королевство"
Автор книги: Брендон Сандерсон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 74 страниц)
Лекция
Взяв Осколок Зари, который может связывать любое создание, смертное или пустотелое, он пополз к великому храму по лестнице, сделанной для Герольдов, каждая ступенька высотой в десять шагов.
Из «Поэмы Исты». Я не нашла никакого современного объяснения, что такое «Осколки Зари». Похоже, ученые не обращали на них особого внимания, хотя они часто упоминаются теми, кто записывал ранние мифы.
Путешествуя через Ничейные Холмы, мы весьма редко видели местных жителей,читала Шаллан. Тем не менее когда-то эти древние земли были одним из Серебряных Королевств. Можно спросить себя, водились ли там тогда звери с огромными панцирями, или эти твари развелись уже после того, как отсюда ушли люди.
Она сидела на стуле, окруженная теплым влажным воздухом. Слева от нее Джаснах Холин беззаботно плавала в бассейне, вделанном в пол ванной комнаты. Она любила поплескаться в бассейне, и Шаллан понимала, какое это блаженство. В представлении девушки мытье было тяжким испытанием, требующим дюжины паршменов, которые тащили ведра с горячей водой, и ускоренного скобления кожи в медной ванне, пока вода не остыла.
Дворец Харбранта был обустроен с большим комфортом. Каменный бассейн напоминал маленькое личное озеро, вода в котором подогревалась умными фабриалами. Шаллан мало что знала о фабриалах – пока, но была очень заинтригована. Их можно было видеть повсюду. И как-то раз персонал Конклава прислал один прибор для Джаснах, чтобы согревать ее апартаменты.
Не нужно было носить воду. Один поворот рычага – и из трубы лилась теплая вода, а фабриалы, вделанные в стенки бассейна, поддерживали ее температуру. Шаллан сама мылась в этой ванне и ошалела от новых впечатлений.
Стены ванной украшали только маленькие цветные камни. Ожидая, когда понадобится Джаснах, Шаллан сидела рядом с бассейном, полностью одетая, и читала. Воспоминания Гавилара о первой встрече со странными паршменами, которых позже стали называть паршенди. Эту историю несколько лет назад под диктовку короля записала сама Джаснах.
Иногда, во время наших экспедиций, мы встречались с местными,прочитала она. Не паршменами. У народа Натана бледно-голубая кожа, широкие носы и похожие на шерсть белые волосы. В обмен на подарки – обычно еду – они показывали нам места охоты на большепанцирников.
А потом мы встретили паршменов. К тому времени я побывал около полудюжины раз в Натане, но никогда не видел ничего подобного! Паршмены, живущие сами по себе? Все – логика, опыт, наука – кричали, что это невозможно! Паршменам нужна рука цивилизованного человека, который поведет их. Каждый прожитый день доказывает это, снова и снова. Оставь одного из них в глуши, и он будет сидеть, ничего не делая, пока кто-нибудь не придет и не отдаст ему приказ.
И тем не менее здесь была группа, которая научилась охотиться, делать оружие, строить здания и в конечном итоге – создала свою собственную цивилизацию. Очень скоро мы сообразили, что это открытие может расширить или полностью опрокинуть все знания о наших скромных слугах.
Шаллан обратила внимание на отделенное линией примечание внизу страницы. Заметки мелким неразборчивым почерком встречались в большинстве книг, продиктованных мужчинами. Авторами комментариев были женщины или арденты, записывавшие текст.
По негласному соглашению примечания никогда не читали вслух. В этих сносках жене иногда приходилось пояснять или даже опровергать слова мужа. Что ж, единственный способ не соврать будущим ученым и не нарушить при этом таинства письма.
Нужно заметить,писала Джаснах в примечании к этому месту, что я, по собственному почину, подобрала другие слова для передачи мыслей отца, более подходящие для записи.Это означало, что она сделала диктуемый ей текст более ученым и выразительным. Надо добавить, что, судя по большинству докладов, вначале король Гавилар не обращал внимания на этих странных самостоятельных паршменов. Только после объяснений его ученых и секретарей он понял важность того, что обнаружил. Это примечание не имеет целью подчеркнуть невежество моего отца; он был и есть воин. Он никогда не обращал внимание на антропологический аспект экспедиции, но только на охоту, ради которой она была предпринята.
Шаллан закрыла книгу и глубоко задумалась. Том принадлежал самой Джаснах – в Паланиуме было несколько копий, но Джаснах не разрешала приносить книги из Паланиума в ванную.
Джаснах оставила одежду на скамье у стены комнаты. Наверху маленькой стопки вещей лежал золотой мешочек с Преобразователем. Шаллан посмотрела на Джаснах. Принцесса, закрыв глаза, лежала в воде лицом вверх, черные волосы разметались по воде за ее головой. Во время ежедневной ванны она, казалось, расслаблялась полностью. Сейчас она выглядела намного моложе, избавившись от одежды и напряженности, нежась как ребенок, отдыхающий после целого дня энергичного плавания.
Тридцать четыре года. Далеко не молодая – в таком возрасте некоторые женщины имели детей старше Шаллан. И в то же время такая юная. Многие восхищались ее красотой, a мужчины считали личным позором то, что не сумели увлечь ее.
Горка воздушных тканей – одежда Джаснах. Сломанный Преобразователь в потайном мешочке Шаллан. Вот возможность, которую она ждала. Наставница настолько доверяет своей подопечной, что, полностью расслабленная, лежит в воде, не думая о фабриале.
Но способна ли Шаллан сделать это? Готова ли она предать эту женщину, принявшую ее с открытым сердцем?
Это ничто по сравнению с тем, что я уже сделала, подумала она.
Не в первый раз она предает того, кто доверяет ей.
Она встала. Джаснах приоткрыла глаз.
Бум,подумала Шаллан, взяла книгу под мышку и пошла в сторону Джаснах, стараясь выглядеть задумчивой.
Джаснах наблюдала за ней. Не с подозрением. С интересом.
– Почему ваш отец хотел заключить договор с паршенди? – Шаллан обнаружила, что говорит на ходу.
– Почему бы ему не хотеть?
– Это не ответ.
– Конечно ответ. Но не тот, который хоть что-нибудь говорит.
– Мне бы помогло, Ваша Светлость, если бы вы дали мне полезныйответ.
– Задай полезный вопрос.
Шаллан стиснула зубы.
– Паршенди владели чем-то таким, что хотел получить король Гавилар. Чем?
Джаснах улыбнулась и закрыла глаза.
– Теплее. И ты, вероятно, сама можешь угадать ответ.
– Осколки?
Джаснах, по-прежнему расслабленная, кивнула.
– В тексте о них ничего нет, – заметила Шаллан.
– Отец никогда и не упоминал о них, – сказала Джаснах. – Но из того, что он говорил… В общем, я подозреваю, что он заключил договор только из-за них.
– Но можете ли вы быть уверенной, что он знал? Быть может, он хотел гемсердца.
– Возможно, – сказала Джаснах. – Паршенди, похоже, забавлял наш интерес к драгоценным камням, которые они вплетали в бороды. – Она улыбнулась. – Ты бы видела наше потрясение, когда мы обнаружили, где они добывают гемсердца. Когда, во время прочесывания Эймии, был убит лансерин, мы дружно решили, что больше никогда не увидим большое гемсердце. И вот, пожалуйста, оказывается, есть еще животные с огромной раковиной, живущие не так далеко от Холинара. В любом случае паршенди были готовы поделиться ими с нами, с тем, чтобы и они сами могли охотиться на них. Если уж алети решили, несмотря на опасность, промышлять на скальных демонов, то и их сердца пусть достаются им, так рассуждали паршенди. Очень сомневаюсь, что для этого нужен какой-то договор. И, тем не менее, прежде чем вернуться в Алеткар, отец с жаром стал говорить о соглашении.
– Что же случилось? Что-то изменилось?
– Я не уверена. Однако как-то раз отец рассказал мне о том, как странно действовал один паршенди во время охоты на скального демона. Воин не наставил на появившегося большепанцирника копье, а отвел руку в сторону, очень подозрительным образом, как если бы собирался призвать Клинок. Как мне представляется, никто не видел этого, кроме отца. Паршенди сообразил, что отец смотрит на него, и остановился. Отец не добавил ни слова, но я предполагаю, что он не хотел, чтобы на Разрушенные Равнины пришел еще кто-то третий.
Шаллан коснулась книги.
– Кажется очень незначительным. Он должен был видеть намного больше, чтобы быть уверенным в отношении Клинков.
– Согласна. После его смерти я самым внимательным образом изучила договор. Статьи о преимущественном торговом статусе и взаимном пересечении границы вполне могли быть первым шагом к включению паршенди в Алеткар как отдельной нации. По соглашению паршенди категорически запрещалось продавать Осколки в другие королевства, вначале не предложив их нам. Весьма важный пункт. Возможно, король Гавилар добивался именно этого.
– Почему тогда они его убили? – сказала Шаллан, приближаясь к одежде Джаснах. – Неужели паршенди решили, что он собирается завладеть всеми их Клинками Осколков, и опередили его?
– Не уверена, – скептически ответила Джаснах.
Почему она считает, что именно паршенди убили Гавилара?
Шаллан чуть было не произнесла это вслух, но почувствовала, что ответа не получит, ведь, по мнению своей наставницы, должна самостоятельно думать, анализировать и делать выводы.
Девушка остановилась около скамьи. Мешочек с Преобразователем был открыт, завязки распущены. Подменить его сейчас проще простого. Она потратила почти все свои деньги и купила камни, в точности похожие на камни Джаснах, и вставила их в сломанный Преобразователь. Сейчас фабриалы совершенно одинаковы.
Она все еще ничего не знала о том, как пользоваться Преобразователем; она пыталась найти способ спросить, но Джаснах вообще не любила говорить о Преобразователе. Давить сильнее было очень опасно. Надо получить информацию по-другому. Возможно, от Кабзала или из книг.
Не имеет значения, пришло ее время. Шаллан обнаружила, что ее рука тянется к потайному мешочку, забирается в него и пальцы ощупывают кольца сломанного фабриала. Сердце забилось быстрее. Она взглянула на Джаснах, но та все еще лежала на воде с закрытыми глазами. А что, если она откроет их?
Не думай об этом!сказала себе Шаллан. Делай. Поменяй приборы местами. Так близко…
– Ты движешься вперед быстрее, чем я ожидала, – внезапно сказала Джаснах.
Шаллан повернулась, глаза Джаснах по-прежнему были закрыты.
– Я ошибалась, когда судила о тебе так строго из-за твоего предыдущего образования. Я сама часто говорила, что страсти помогают воспитанию. У тебя есть решимость и способности стать серьезным ученым, Шаллан. Я понимаю, что ответы приходят медленно, но ты должна продолжать исследование. В конце концов ты к ним придешь.
Шаллан постояла какое-то время, не вынимая руку из мешочка, сердце молотилось как сумасшедшее. Внезапно ее затошнило.
Я не могу,сообразила она. Отец Штормов, какая же я дура. Я проделала весь этот путь… и сейчас я не могу.
Она вытащила руку из мешочка и вернулась на свое место.
Что она скажет братьям? Что она только что вынесла обвинительный приговор семье?
Она села на стул, отложила книгу в сторону и вздохнула, побудив Джаснах открыть глаза. Джаснах какое-то время глядела на нее, потом выпрямилась в воде во весь рост и рукой показала на волосы.
Стиснув зубы, Шаллан встала, взяла поднос с мылом, подошла к краю бассейна и встала на колени. Джаснах взяла рассыпчатое мыло для волос, раскрошила его и обеими руками посыпала на свои черные блестящие волосы. Даже обнаженная, Джаснах Холин в совершенстве владела собой.
– Возможно, мы слишком много времени проводим внутри, – сказала принцесса. – Ты выглядишь какой-то загнанной, Шаллан. Обеспокоенной.
– Я в порядке, – резко бросила Шаллан.
– Хмм, да. Особенно если судить по твоему «совершенно спокойному, расслабленному тону». Очевидно, нам надо перейти от истории к чему-нибудь более прикладному, более интуитивному.
– Вроде естественных наук? – сказала Шаллан, воспрянув духом.
Джаснах откинула голову. Шаллан положила полотенце на край бассейна, встала на него коленями и свободной рукой стала намыливать пышные волосы.
– Я думала о философии, – сказала Джаснах.
Шаллан мигнула.
– Философия? Что в ней хорошего?
Разве это не искусство – сказать так много слов, как только возможно?
– Философия – важная область знания, – резко сказала Джаснах. – Особенно если тебя вовлекают в придворную политику. Она рассматривает природу морали и особенно те ситуации, когда требуется принять трудное решение.
– Да, Ваша Светлость. Хотя не понимаю, почему философия более «прикладная», чем история.
– Историю, по определению, нельзя изведать на своем опыте. То, что происходит сейчас, – настоящее, царство философии.
– Вопрос определения.
– Да, – сказала Джаснах, – все слова имеют склонность быть тем, чем их определили.
– Согласна, – сказала Шаллан, наклоняясь назад и давая возможность Джаснах смыть мыло с волос.
Принцесса стала тереть кожу колючим мылом.
– Слишком вежливый ответ, Шаллан. Что случилось с твоим остроумием?
Шаллан посмотрела на скамью и драгоценный фабриал. Итак, она оказалась слишком слабой и не в состоянии сделать то, что необходимо.
– У него короткий перерыв, Ваша Светлость, – сказала она. – Мое остроумие ожидает решения своего дела от коллег, моей искренности и моего безрассудства.
Джаснах подняла бровь.
Шаллан, не вставая с полотенца, откинулась на пятки.
– Откуда вызнаете, что правильно, а что нет, Джаснах? Если вы не слушаете девотариев, как вы решаете?
– Это зависит от философии человека. Что самое важное для тебя?
– Не знаю. Вы можете сказать мне?
– Нет, – ответила Джаснах. – Если я дам тебе ответ, я буду ничем не лучше девотариев, предписывающих веру.
– Они не зло, Джаснах.
– За исключением того, что пытаются править миром.
Шаллан поджала губы. Война Потерь уничтожила Теократию, единое учение Ворин разбилось на девотарии. Неизбежный конец религии, пытающейся править. Девотарии учили морали, но никого не заставляли верить. Принуждение – дело светлоглазых.
– Вы сказали, что не можете дать мне ответ, – сказала Шаллан. – Но разве я не могу спросить совета у кого-нибудь мудрого? Кто многое понял? Для чего писать философские труды, приходить к заключениям, если не делиться ими с другими? Вы сами сказали мне, что знания бессмысленны, если мы не используем их для принятия решений.
Джаснах улыбнулась, смочила руки и стала смывать мыло.
Шаллан уловила в глазах принцессы победный свет. Эта женщина не собиралась защищать идеи, в которые верила; она хотела подтолкнуть девушку к раздумьям. Шаллан пришла в ярость. Как узнать, что на самом деле думает Джаснах, если она принимает конфликтующие точки зрения?
– Ты действуешь так, как будто существует только один ответ, – сказала Джаснах, жестом приказала Шаллан взять полотенце и выбралась из бассейна. – Вечный, Единственный и Совершенный.
Шаллан торопливо встала и взяла большое пушистое полотенце.
– Разве это не дело философии? Находить ответы? Искать правду, настоящее значение событий?
Джаснах вытерлась полотенцем и подняла бровь.
– Что? – спросила Шаллан, внезапно смутившись.
– Я считаю, что пришло время для занятий в поле, – сказала Джаснах. – Вне Паланиума.
– Сейчас? – удивилась Шаллан. – Уже поздно!
– Я же сказала тебе, что философия – прикладное искусство, – сказала Джаснах, завернулась в полотенце, наклонилась и вынула Преобразователь из мешочка. Она надела цепочку на пальцы и закрепила камни на задней стороне ладони. – Я докажу тебе. Помоги мне одеться.
* * *
Еще ребенком Шаллан наслаждалась теми вечерами, когда удавалось улизнуть в сад. Под покровом темноты он казался совершенно другим, и она представляла себе, что вместо камнепочек, сланцекорников и деревьев растут невиданные чужедальние растения. Царапанье крэмлингов, выбирающихся из трещин, превращалось в шаги загадочных людей из далеких стран – большеглазых торговцев из Синовара, охотников на большепанцирников из Кадрикса, моряков из Чистозера.
Но, идя по ночному Харбранту, ничего такого она себе не представляла. Вообразить себе загадочных странников в ночи – увлекательная игра, но здесь этих зловещих теней было видимо-невидимо, вполне себе настоящих. Ночью Харбрант становился не более интересным, а скорее более опасным.
Джаснах, не обращая внимания на рикш и носильщиков паланкинов, медленно шла вперед в своем великолепном фиолетово-золотом платье, Шаллан следом, в голубом шелковом. Джаснах не стала укладывать волосы после ванны, и они ниспадали ей на плечи, вольность на грани приличия.
Они шли по Ралинсе, главной улице Харбранта, которая, беря свое начало в Конклаве, извиваясь, спускалась к порту. Несмотря на позднее время, улица была переполнена народом. В толпе встречались мужчины с грубыми мрачными лицами, которые несли внутри себя ночь. В темноте каждый звук казался приглушенным вскриком. Зданий, построенных на крутом склоне холма, не прибавилось, но они тоже наполнились ночью и почернели, как камни, обожженные огнем. Пустые руины самих себя.
Колокольчики все еще звенели, нет, скорее вопили. Они делали ветер осязаемым, живым; каждый его порыв вызывал какофонию, и на Ралинсу обрушивалась целая лавина звуков. Шаллан обнаружила, что почти наклоняется, чтобы избежать его.
– Ваша Светлость, – сказала Шаллан, – может быть, лучше взять паланкин?
– Паланкин может помешать занятию.
– Я была бы рада выучить все днем, если вы не возражаете.
Джаснах остановилась и посмотрела в темную боковую улицу.
– Что ты думаешь об этом переулке, Шаллан?
– Что меня не тянет войти в него.
– И, тем не менее, это самая короткая дорога от Ралинсы в область театров.
– Мы туда идем?
– Мы не «идем», – ответила Джаснах, сворачивая в переулок. – Мы действуем, размышляем и учимся.
Шаллан с опаской пошла за ней. Ночь поглотила их; свет шел только из неплотно запертых дверей таверн и лавок. Джаснах надела на Преобразователь черную перчатку, спрятав свет камней.
Шаллан обнаружила, что не идет, а крадется. Ноги чувствовали каждую неровность под ногами, каждый булыжник, каждую выбоину. Она нервно посмотрела на группу рабочих, собравшихся у двери таверны. Темноглазые, конечно. Ночью разница казалась более очевидной.
– Ваша Светлость? – еле слышно спросила Шаллан.
– В юности мы хотим простых ответов, – сказала Джаснах. – Быть может, самый верный индикатор молодости человека – желание, чтобы все было как должно. Как было всегда.
Шаллан нахмурилась, через плечо глядя на людей у таверны.
– Чем старше мы становимся, – продолжала Джаснах, – тем больше спрашиваем. Мы начинаем спрашивать почему. И, тем не менее, мы по-прежнему хотим простых ответов. Мы предполагаем, что люди вокруг нас – взрослые, предводители – имеют эти ответы. И часто вполне удовлетворяемся тем, что они говорят.
– Я никогда не была удовлетворена, – тихо сказала Шаллан. – Никогда. Я всегда хотела больше.
– Значит, ты созрела, – сказала Джаснах. – Это случается с большинством из нас, когда мы становимся старше. Лично мне представляется, что зрелость, мудрость и желание узнать – синонимы. И чем старше мы становимся, тем чаще отвергаем простые ответы. А потом на нашем пути появляется некто и требует, чтобы мы приняли их, несмотря ни на что. – Глаза Джаснах сузились. – Ты спрашиваешь меня, почему я отвергла девотарии.
– Конечно.
– Большинство из них хотело, чтобы я перестала задавать вопросы. – Джаснах остановилась и резко сняла с руки перчатку, улица вокруг осветилась. Драгоценные камни на ее руке – каждый больше брума – сияли как факелы, красные, белые и серые.
– Разумно ли показывать ваше сокровище здесь, Ваша Светлость? – тихо спросила Шаллан и боязливо оглянулась.
– Нет, – ответила Джаснах. – Конечно нет. Особенно здесь. Видишь ли, сравнительно недавно эта улица приобрела определенную репутацию. За последние два месяца на трех человек, шедших в театр, напали бандиты. В каждом случае люди были убиты.
Шаллан почувствовала, как бледнеет.
– Городская стража бездействует, – продолжала Джаснах. – Таравангиан несколько раз делал выговор капитану стражи, но, поскольку тот родственник многих влиятельных светлоглазых, ничего не добился; Таравангиан – не очень могущественный король. Некоторые даже подозревают, что бандиты подкупили стражу. В любом случае сейчас важно только то, что, как ты видишь, здесь нет ни одного стражника, несмотря на репутацию улицы.
Джаснах опять надела перчатку, погрузив улицу в темноту. Шаллан мигнула, привыкая.
– Разве не глупо, – сказала Джаснах, – прийти сюда нам, двум беззащитным женщинам, одетым так дорого и богато?
– Оченьглупо. Джаснах, мы можем уйти? Пожалуйста. Какую бы лекцию вы ни имели в виду, она того не стоит.
Джаснах поджала губы и посмотрела на темный узкий проход. Теперь, когда Джаснах надела перчатку, они стояли почти в полной темноте.
– Ты находишься в очень интересной поре своей жизни, Шаллан, – сказала Джаснах, сгибая руку. – Ты достаточно взрослая, чтобы удивляться, спрашивать и отвергать то, что тебе навязывают. Именно потому, что его тебе навязывают. Но в тебе еще много идеализма юности. Ты чувствуешь, что должна быть единственная всеобъемлющая Правда – и что, когда ты найдешь ее, твои сомнения исчезнут, внезапно все станет ясным.
– Я… – Шаллан захотелось поспорить, но слова Джаснах были до невозможности точными. Ужасные дела, которые Шаллан уже сделала, и еще более ужасные дела, которые она собиралась сделать, преследовали ее. Возможно ли сделать нечто настолько ужасное ради чего угодно, самого чудесного?
Джаснах вошла в темный узкий переулок.
– Джаснах! – сказала Шаллан. – Что вы делаете?
– Философия в действии, ребенок, – ответила Джаснах. – Идем со мной.
Шаллан заколебалась у входа в переулок, ее сердце билось, мысли перепутались. Задул ветер, и колокольчики зазвенели, как замерзшие капли дождя, разбивающиеся о камни. Решившись, она бросилась за Джаснах, предпочитая оказаться в темноте, но не одной. Сияние закрытого Преобразователя едва пробивалось сквозь ткань, слабо освещая дорогу, и Шаллан шла в тени Джаснах.
Шум сзади. Шаллан повернулась и увидела несколько темных фигур, сгрудившихся у входа в переулок.
– О, Отец Штормов, – простонала она.
Почему? Почему Джаснах делает это?
Потрясенная, Шаллан схватилась свободной рукой за платье Джаснах. В дальней стороне переулка появились другие тени и начали приближаться, шлепая по грязным стоячим лужам. Холодная вода окатила туфли Шаллан.
Джаснах остановилась. Слабый свет прикрытого Преобразователя отражался на металле в руках разбойников. Мечи или ножи.
То есть эти люди собрались убивать. Нельзя ограбить женщин вроде Шаллан или Джаснах, женщин с могущественными связями, и оставить в живых свидетелей. Эти злодеи – не джентльмены из романтических историй о благородных разбойниках. Они живут, зная, что в любой момент их могут поймать и повесить.
Парализованная страхом, Шаллан не могла даже закричать.
Отец Штормов, Отец Штормов, Отец Штормов!
– А теперь, – твердым мрачным голосом сказала Джаснах, – лекция. – Она сорвала с себя перчатку.
Внезапный свет почти ослепил Шаллан. Она подняла руку, защищаясь от него, отшатнулась и ударилась спиной о стену переулка. Вокруг них стояли четверо. Не те из таверны, другие. Она их раньше не видела. В руках бандитов были ножи, в глазах – убийство.
Наконец она сумела закричать.
При появлении света грабители заворчали, но не остановились. Широкогрудый человек с темной бородой бросился к Джаснах, подняв нож. Она спокойно протянула ладонь вперед – пальцы растопырены – и прижала ее к груди бандита; тот взмахнул ножом. Шаллан сжало горло.
Рука Джаснах погрузилась в тело нападавшего, и тот замер. Мгновением позже он вспыхнул.
Нет, превратилсяв огонь. В мгновение ока. Казалось, что Джаснах держит в руке пылающий контур человека с откинутой головой и открытым ртом. На миг сияние мертвого затмило свет камней Джаснах.
Шаллан перестала кричать. Вид пламенной фигуры завораживал. В следующее мгновение она исчезла, огонь рассеялся в ночном воздухе, оставив только оранжевое послесвечение в глазах Шаллан.
Остальные трое бросились бежать, громко ругаясь и спотыкаясь на ходу. Один упал. Джаснах повернулась к нему и вскользь провела по его плечу пальцами, пока он пытался встать на колени. И бандит, вместе с одеждой, превратился в кристалл, кусок чистого безупречного кварца в форме человека. Кристалл она оставила стоять на коленях с руками, поднятыми вверх. Навсегда. Бриллиант в Преобразователе Джаснах потух, но в остальных камнях еще было полно Штормсвета, и вокруг преобразованного трупа заискрилась радуга.
Двое разбежались в разные стороны. Джаснах глубоко вздохнула, закрыла глаза и подняла руку над головой. Шаллан прижала свободную руку к груди, пораженная и смущенная. Напуганная.
Штормсвет вырвался из руки Джаснах как две одинаковые симметричные молнии. Они ударили в спины бандитов, и те исчезли, стали дымом. Их пустые одежды упали на землю. Все, что осталось от беглецов, – два серых облачка грязного дыма. С резким хлопком дымчатый кварц Преобразователя треснул и потух, горели только рубин и бриллиант.
Джаснах открыла глаза, выглядя сверхъестественно спокойной. Она вновь надела перчатку – безопасной рукой прижала ее к животу и скользнула внутрь пальцами свободной. Потом, не говоря ни слова, пошла назад тем же путем, каким пришла.
Шаллан оторвала себя от стены и поторопилась за ней, потрясенная и шокированная. Арденты запрещали применять Преобразователь против людей. И очень редко использовали их перед непосвященными. И как Джаснах сумела достать двух людей на расстоянии? Преобразование требует физического контакта. Так следовало из того немногого, что удалось найти Шаллан.
Слишком ошеломленная, чтобы требовать ответа, она продолжала молчать – прижав свободную руку к голове и пытаясь успокоить прерывистое дыхание, – и тогда, когда Джаснах громко потребовала паланкин. Он появился почти немедленно, и две женщины забрались в него.
Носильщики легко подняли груз из двух женщин, сидевших друг напротив друга, и понесли их к Ралинсе. Джаснах рассеянно вынула треснувший дымчатый кварц из Преобразователя и сунула его в карман. Его можно продать ювелиру, который вырежет камни поменьше из уцелевших частей.
– Это было ужасно, – наконец выдохнула Шаллан, все еще держа руку у груди. – Одно из самых ужасных событий в моей жизни. Вы убиличетырех человек.
– Четырех злодеев, которые собирались избить, ограбить, убить и, возможно, изнасиловать нас.
– Вы спровоцировали их!
– Неужели я заставляла их совершить преступление?
– Вы показали им камни.
– Неужели женщина не может пройти по улице города с камнями на руке?
– Ночью? – спросила Шаллан. – Через квартал преступников? Сверкая драгоценностями? Вы буквально умоляли их напасть на вас!
– И что же здесь неправильного? – сказала Джаснах, наклоняясь вперед. – Неужели надо мириться с тем, что эти бандиты собирались сделать?
– Конечно нет. Но все равно вы поступили неправильно!
– Но теперь эти бандиты исчезли с лица Рошара. Горожане почувствуют себя намного безопаснее. Решена проблема, которая так беспокоила Таравангиана, и эти убийцы больше не смогут нападать на людей, идущих в театр. Сколько жизней я спасла?
– Я знаю, сколько жизней вы отняли, – сказала Шаллан. – Благодаря силе того, что должно быть священным!
– Философия в действии. Важный урок для тебя.
– Вы совершили это для того, чтобы доказать свою точку зрения, – тихо сказала Шаллан. – Для того, чтобы показать мне вашу силу. Клянусь Бездной, Джаснах, как вы могли пойти на такое?
Джаснах не ответила. Шаллан глядела на принцессу, стараясь найти хоть какие-то эмоции в бесстрастных глазах.
Отец Штормов. Я же ничего не знаю об этой женщине. Кто она на самом деле?
Джаснах откинулась назад, глядя на город.
– Я сделала это не для того, чтобы доказать что-то кому-то, дитя. Я здесь уже довольно давно и пользуюсь гостеприимством Его Величества. Он не понимает, как много неприятностей приобрел, обретя союзника вроде меня. Кроме того, люди вроде этих…
Было что-то в ее голосе, стальные ноты, которых Шаллан никогда не слышала раньше.
Что с тобой сделали?с ужасом спросила себя Шаллан. И кто?
– Кроме того, – продолжала Джаснах, – сегодня я действовала так не потому, что ты должна была что-то увидеть. Я выбрала свой путь давно. Однако представилась возможность и для обучения, и для вопросов. Итак, кто я? Чудовище или герой? Убила ли я четырех мужчин, или остановила четырех убийц, наводивших ужас на жителей города? Заслужила ли женщина право делать зло, если оказалась в таком положении, когда зло может настигнуть ее? Имела ли я право защищать себя? Или я должна была смотреть, как нас убивают?
– Не знаю, – прошептала Шаллан.
– Ты проведешь следующую неделю, думая об этом и исследуя это. Если ты хочешь быть ученым – настоящимученым, изменяющим мир, – ты должна научиться находить ответы на подобные вопросы. Будут случаи, когда тебе придется принимать трудные решения, которые возмутят твой желудок, Шаллан Давар. Я хочу, чтобы ты была готова к таким решениям.
Джаснах замолчала, глядя в сторону, пока носильщики несли паланкин к Конклаву. Слишком взволнованная, чтобы сказать что-то еще, Шаллан молча вытерпела остаток поездки. Потом, вслед за Джаснах, она пошла тихими коридорами в их комнаты, проходя мимо ученых, занятых какими-то полуночными исследованиями.
В их апартаментах Шаллан помогла Джаснах раздеться, хотя ей не хотелось даже прикасаться к этой женщине. Она не должна чувствовать себя так. Мужчины, которых убила Джаснах, были кошмарными созданиями, и не было никаких сомнений, что они убили бы их обеих. Значит, ее скорее смущало не само убийство, а хладнокровие, с которым оно было совершено.
Пока принцесса снимала с себя драгоценности и клала их на туалетный столик, Шаллан, чувствуя себя оцепенелой, сходила за ночной рубашкой Джаснах.
– Вы должны были дать троим из них убежать, – сказала Шаллан, возвращаясь к Джаснах, которая сидела и расчесывала свои волосы. – Вы должны были убить только одного из них.
– Нет, – ответила Джаснах.
– Они были так напуганы, что вряд ли рискнули сделать что-либо подобное впредь.
– Ты не можешь знать этого наверняка. Я на самом деле хотела, чтобы эти мужчины исчезли. Беспечная официантка, выбравшая неправильную дорогу домой, не сможет защитить себя. А я могу. И буду.
– У вас нет права на такие поступки. И ни у кого в этом городе.
– Верно, – сказала Джаснах. – Еще один вопрос, о котором стоит подумать, я полагаю. – Она подняла щетку к волосам и отвернулась. И еще закрыла глаза, как если бы отгородилась от Шаллан.
Преобразователь стоял на туалетном столике рядом с серьгами. Шаллан, державшая мягкую шелковую рубашку, стиснула зубы. Джаснах сидела в белом исподнем, расчесывая волосы.
Будут случаи, когда тебе придется принимать трудные решения, которые возмутят твой желудок, Шаллан Давар…