Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 74 страниц)

– Остальные трое – покойники, – сказал Тефт. – Этот тоже, почти. Мы ничего не могли сделать. Но ты сказал принести его…

Каладин немедленно встал на колени, работая быстро и четко. Он прижал бинт к ране и, удерживая его коленом, быстро и туго перевязал ногу, приказав одному из мостовиков крепко держать ее.

– Где этот нож! – крикнул Каладин, быстро укрепляя жгут на руке. Сейчас самое главное остановить кровь; о том, чтобы спасти руку, он позаботится позже.

Молодой Данни прибежал с раскаленным ножом. Каладин поднял повязку на боку и быстро прижег рану. Лейтен был без сознания и дышал все менее глубоко.

– Ты неумрешь, – пробормотал Каладин. – Ты не умрешь!

Разум Каладина оцепенел, но пальцы сами знали, что надо делать. На несколько мгновений он вернулся в операционную отца, слушая подробные указания. Он вырезал стрелу из руки Лейтена, но оставил в плече и послал нож на подогрев.

Наконец вернулся Пит с водяной тыквой. Каладин схватил ее и промыл водой ногу, которая была ужасно загрязнена. Вернулся нож. Каладин вытащил стрелу из плеча и прижег рану, как только смог, потом перевязал рану. Бинты стремительно подходили к концу.

Потом наложил на ногу шину из древков стрел – единственного, что у него было. Скривившись, он прижег и эту рану. Он не любил делать так много шрамов, но не мог позволить, чтобы раненый потерял много крови. Нужен антисептик. Очень нужен! Когда же удастся получить хоть немного этой слизи?

– Ты не осмелишьсяумереть! – прошептал Каладин, не осознавая, что говорит. Он быстро перевязал раненую ногу, потом зашил рану на руке. Перевязав ее, он ослабил жгут.

В конце концов он уселся, глядя на раненого, полностью истощенный. Лейтен все еще дышал. Сколько он протянет? Вокруг него проходили странные вещи.

Бригадники сидели или стояли вокруг Каладина, глядя на него странно почтительно. Каладин устало подошел к Хобберу и оглядел рану на ноге. Нет, прижигать не надо. Каладин промыл ее, зашил и наложил шину. Рядом с человеком появились спрены боли, крошечные оранжевые руки, вытянувшиеся из земли.

Каладин отрезал самую чистую часть бинта, который он потратил на Гадоля, и перевязал рану Хоббера. Он очень не любил использовать неочищенные бинты, но другого выхода не было. Потом приложил к руке Даббида стрелы, принесенные мостовиками, и при помощи рубашки Даббида закрепил их. И только потом уселся, оперся спиной о камень и устало выдохнул.

Сзади металл гремел о металл, кричали солдаты. Он так устал, что даже не мог закрыть глаз. Он хотел только сидеть и глядеть в землю, всегда.

Рядом с ним устроился Тефт. Седой человек держал в руках водяную тыкву, на дне которой еще оставалось немного воды.

– Выпей, парень. Ты должен.

– Мы должны промыть раны других, – оцепенело сказал Каладин. – Я видел, у них царапины, и они должны…

– Пей, – настойчивым скрипучим голосом сказал Тефт.

Каладин заколебался, потом выпил воду, горькую, как растение, из которого ее добыли.

– Где это ты научился лечить людей? – спросил Тефт. Некоторые из рядом сидевших мостовиков повернулись к ним.

– Я не всегда был рабом, – прошептал Каладин.

– То, что ты сделал, ничего не изменит, – сказал подошедший Камень. Массивный рогоед присел на корточки рядом с ним.

– Газ всегда заставляет нас оставлять раненых, которые не могут идти. Ссылается на приказ свыше.

– С Газом я справлюсь, – сказал Каладин, опираясь головой о камень. – Верните нож телу, с которого его сняли. Я не хочу, чтобы нас обвинили в воровстве. Потом, когда придет время возвращаться, я хочу, чтобы двое присматривали за Лейтеном, и двое – за Хоббером. Мы привяжем раненых к верхушке моста и понесем. Когда будем устанавливать мост над пропастью, надо будет быстро отвязать их, пропустить армию и потом опять привязать. И кто-нибудь должен будет вести Даббида, если его шок не пройдет.

– Газ не даст, – сказал Камень.

Каладин закрыл глаза, не желая больше спорить.

В этот день сражение длилось долго, и только вечером паршенди обратились в бегство, перепрыгивая пропасти на своих невероятно сильных ногах. Солдаты алети радостно заорали – они победили. Куколку, твердую как камень, еще не открыли, но ему нужно было заранее договориться с сержантом. Каладин заставил себя подняться на ноги и пошел искать Газа.

Газ выглядывал из укрытия за боевыми линиями. Он поглядел на Каладина одним глазом.

– Сколько из этой крови твоей? – спросил он.

Каладин оглядел себя, в первый раз сообразив, что весь покрыт коркой из темной шелушащейся крови, главным образом принадлежавшей тем, с кем он работал.

– Мы возьмем с собой раненых, – сказал он, не отвечая на вопрос.

Газ покачал головой.

– Те, кто не могут идти, остаются здесь. Приказ свыше. Не я это придумал.

– Мы возьмем их с собой, – сказал Каладин, не более громко и не более твердо.

– Светлорд Ламарил не согласится.

Ламарил был непосредственным начальником Газа.

– Ты пошлешь Четвертый Мост последним, вместе с ранеными солдатами. Ламарил не пойдет с арьергардом; он поедет впереди, чтобы не пропустить праздничный пир Садеаса.

Газ открыл рот.

– Мои люди пойдут очень быстро, – сказал Каладин, прерывая его. – И никого не задержат. – Он вынул из кармана последнюю сферу и протянул ее сержанту. – А ты ничего не скажешь, никому.

Газ, хмыкнув, взял сферу.

– Одна чистмарка? Ты думаешь, что это заставит меня так рисковать?

– Если ты не согласишься, – спокойно ответил Каладин, – я тебя убью и дам им убить меня.

Газ замигал от удивления.

– Ты никогда…

Каладин шагнул вперед и взглянул Газу в глаза. Наверное, покрытый кровью, он выглядел страшно. Газ побледнел, потом выругался, держа в руках сферу.

– Тусклая.

Каладин нахмурился. Он был уверен, что до начала бега сфера светилась.

– Твоя вина. Ее дал мне ты.

– Прошлой ночью эти сферы зарядили, – сказал Газ. – И их прислал казначей светлорда Садеаса. Что ты сделал с ними?

Каладин потряс головой, не в силах даже думать. Сил приземлилась ему на плечо, и он повернулся, чтобы идти обратно.

– Кто они тебе? – крикнул вслед ему Газ. – Почему ты заботишься о них?

– Это мои люди.

Он ушел, оставив за собой растерянного сержанта.

– Я не верю ему, – сказала Сил, оглядываясь через плечо. – Он может сказать, что ты угрожал ему, и пошлет людей, которые арестуют тебя.

– Может быть, – сказал Каладин. – Но я рассчитываю на то, что он хочет получить от меня больше взяток.

Каладин продолжал идти, слыша победные крики солдат и стоны раненых. Плато было усеяно трупами, лежавшими главным образом у края пропасти, около мостов, центров сражения. Паршенди – как всегда – бросили своих мертвых. Говорили, что, даже одержав победу, они не забирали убитых. Люди привозили назад тела мостовиков и солдат и сжигали их, посылая их души в послежизнь, где лучшие из них будут сражаться в армии Герольдов.

– Сферы, – сказала Сил, все еще глядевшая на Газа. – Непохоже, что можно рассчитывать на них.

– Может быть, да. Но может быть, и нет. Я видел, как он смотрит на них. Ему нужны деньги, которые я даю ему. Возможно, я ошибаюсь, давая ему возможность оставаться на плаву. – Каладин тряхнул головой. – То, что ты сказала раньше, чистая правда – во многих делах на людей нельзя положиться. Но если и есть что-то, на что можно рассчитывать, то это жадность.

Горькая мысль. И горький день. Такое яркое радостное начало, и такой кроваво-красный закат.

Как и в любой другой день.

Глава восемнадцатая
Кронпринц войны

Когда-то Ати был добрым и щедрым человеком, и посмотрите, что с ним произошло. А Рейз, с другой стороны, был одним из самых отвратительных и опасных личностей, которые я встречал.

Карта военлагерей алети. Выполнена художницей Вандонас, которая однажды посетила военлагеря и нарисовала их, возможно слегка идеализировав

– Да, пожалуй, перерезан, – сказал дородный шорник, держа в руках ремень. – А ты что скажешь, Йиз?

Второй шорник, желтоглазый ириали с золотыми волосами, кивнул. Его волосы были не белыми, а именно золотыми и даже отсвечивали металлом. Он коротко стриг их и носил шапку. Очевидно, не хотел привлекать внимание. Слишком многие считали клок волос ириали счастливым амулетом.

Его товарищ, Аваран, темноглазый алети, поверх рубашки носил фартук. Как правило, один занимался более грубыми и большими вещами, вроде седел, а другой специализировался на более тонкой работе. Рядом трудилась группа подмастерьев, усердно обрезая или сшивая свиную кожу.

– Обрезан, – подтвердил Йиз, беря у Аварана ремень. – Согласен.

– Провалиться мне в Бездну, – пробормотал Адолин. – Неужели Элокар прав?

– Адолин, – позвал его сзади женский голос. – Ты сказал, что мы собираемся прогуляться.

– Да, мы так и делаем, – сказал он, поворачиваясь и улыбаясь.

Джанала стояла со сложенными на груди руками, одетая в модное желтое платье, застегнутое по бокам; жесткий воротник, расшитый алыми нитями, обнимал ее шею.

– Мне всегда казалось, – сказала она, – что прогулка включает больше… прогулки.

– Хмм, – сказал он. – Да. Скоро мы этим и займемся. Это будет великолепно. Много скакать, гулять и э…

– Фланировать? – предложил Йиз.

– Гмм, разве это не то же самое, что пить? – удивился Адолин.

– Нет, светлорд. Я совершенно уверен, что это еще одно слово, сходное по значению с «прогуливаться».

– Хорошо, – сказал Адолин. – Тогда мы будем много э… фланировать. Я всегда любил хорошо фланировать. – Он потер подбородок и забрал ремень. – Ты уверен насчет этого ремня?

– Светлорд, нет никаких сомнений, – сказал Аваран. – Этот ремень не оборвался сам. Вы должны быть более осторожны.

– Осторожен?

– Да, – сказал Аваран. – Всегда проверяйте, чтобы никакая незастегнутая пряжка не царапала кожу. Этот ремень является частью седла. Иногда люди, седлая лошадь ночью, дают ремню перекрутиться, и его защемляет внизу, под лошадью. Похоже, именно это и вызвало разрыв.

– А, – сказал Адолин. – Ты хочешь сказать, что никто ее не резал?

– Ну, может быть, и так, – ответил Аваран. – Но зачем кому-то резать подпругу?

Действительно, зачем, подумал Адолин.

Он попрощался с двумя шорниками, сунул ремень в карман и предложил локоть Джанале. Она взяла ее свободной рукой, очевидно радуясь, что скучные дела в мастерской шорников закончились. Там чувствовался слабый запах, хотя и не идущий ни в какое сравнение с вонью дубильни. Он видел, как она несколько раз вынимала платок, как если бы хотела приложить его к носу.

Они вышли под полуденное солнце. Тибон и Маркс – два светлоглазых из Кобальтовой Гвардии – ждали снаружи, вместе со служанкой Джаналы, Фалкси, юной темноглазой уроженкой Азира. Эта троица шла за спиной Адолина и Джаналы, пока те бродили по улицам лагеря, причем Фалкси непрерывно тихо ворчала, что непристойно госпоже передвигаться без паланкина.

Джанала, однако, ее не слушала. Она глубоко вдыхала свежий воздух и липла к руке Адолина. Она была достаточно красива, хотя слишком любила говорить о себе. Говорливость – нормальное женское качество, которое ему обычно даже нравилось, но сегодня ему было трудно делать вид, что его интересуют последние лагерные сплетни.

Ремень перерезан, но оба шорника дружно предположили, что, скорее всего, случайно. Значит, они уже видели такие порезы. Незастегнутую пряжку или еще какую-нибудь ерунду, перерезавшую кожу.

Только на этот раз порез сбросил короля на землю в разгар сражения. Есть в этом что-то или нет?

– …что ты скажешь, Адолин? – спросила Джанала.

– Несомненно, – ответил он, хотя и слушал вполуха.

– И ты поговоришь с ним?

– Хмм?

– С твоим отцом. Попросишь его разрешить офицерам снимать эти ужасные немодные мундиры, хотя бы на время?

– Ну, откровенно говоря, ему эта идея не понравится, – сказал Адолин. – Кроме того, я не считаю, что они такие уж немодные.

Джанала изумленно посмотрела на него.

– Хорошо, хорошо, – согласился он. – Немного скучные.

Как и все остальные высшие офицеры в армии Далинара, Адолин носил простую синюю форму. Длинный темно-синий мундир – никакой вышивки! – и строгие штаны, хотя сейчас модники щеголяли в куртках, отделанных серебром, и шарфах. На спине и груди была вытеснена глифпара его отца, по бокам серебряные пуговицы. Просто, узнаваемо и очень невзрачно.

– Люди твоего отца любят его, Адолин, – сказала Джанала. – Но иногда его требовательность утомляет.

– Да, знаю. Поверь мне. Но, как мне кажется, он не передумает. – И как объяснить? Шесть лет войны, а Далинар и не думает перестать следовать Кодексу. Наоборот, следует ему еще более рьяно.

По меньшей мере Адолин теперь кое-что понимал. Последнее требование любимого брата Далинара – следовать Кодексу. Да, требование относилось только к одному событию, но, как известно, отец всегда доводил все до крайности.

Адолин бы хотел, чтобы требование отца относилось только к нему самому. Каждое из требований Кодекса было не такое уж неприятное – на публике быть в мундире, не пить, избегать дуэлей. Но, собранные вместе, они были крайне обременительными.

Но не успел он сказать и слова, как по лагерю разнеслись звуки рога. Адолин вздернул голову, крутанулся и посмотрел на восток, в сторону Разрушенных Равнин. Рога затрубили опять. Куколка замечена на плато один-сорок-семь. В пределах досягаемости!

Он затаил дыхание, ожидая следующую серию, которая должна призвать армию Далинара на бой. Конечно, рога протрубят только в том случае, если отец решит сражаться.

Часть его знала, что рога больше не затрубят. Один-сорок-семь слишком близко к лагерю Садеаса, и другие кронпринцы вряд ли даже попытаются.

Давай, отец,подумал Адолин. Мы сможем обогнать его.

Тишина.

Адолин поглядел на Джаналу. Она выбрала своим Призванием музыку и не обращала внимания на войну, хотя ее отец был одним из кавалерийских офицеров Далинара. Однако, судя по выражению ее лица, даже она понимала, что означает отсутствие третьего рога.

Далинар Холин выбрал – опять! – не сражаться.

– Пошли, – сказал Адолин, поворачиваясь в противоположном направлении и практически утаскивая за собой Джаналу. – Есть еще кое-что, что я должен проверить.

* * *

Далинар стоял, сцепив руки за спиной, и глядел на Разрушенные Равнины. Он находился на одной из нижних террас, окружавших высокий дворец Элокара, – королевская резиденция располагалась не в одном из десяти военлагерей, а отдельно, на склоне небольшого холма. Звуки рога застали Далинара на подъеме к дворцу, когда его прервали.

Он постоял достаточно долго, глядя, как армия Садеаса выдвигается для сражения. Далинар мог послать солдата и поднять по тревоге собственную армию. Он был достаточно близко.

– Светлорд? – спросил чей-то голос рядом. – Вы желаете идти дальше?

Ты защищаешь его по-твоему, подумал Далинар. А я защищу его по-своему.

– Да, Тешав, – сказал он, повернулся и стал подниматься.

Тешав присоединилась к нему. В ее черных волосах алети отчетливо выделялись белые пряди, создавая сложный переплетающийся узор. Фиалковые глаза и озабоченное выражение морщинистого лица. Казалось, как всегда, что она чем-то озабочена.

Тешав и ее помощница-писец были женами его офицеров. Далинар доверял им. По большей части. Трудно доверять кому-либо полностью.

Хватит, сказал он себе. Ты уже становишься таким же параноиком, как король.

В любом случае он будет очень рад, когда Джаснах вернется. Если она решит вернуться. Некоторые из высших офицеров намекали, что он опять должен жениться, хотя бы для того, чтобы иметь личную женщину-писца. Они думали, что он отказывается только из-за любви к первой жене. Они не знали, что она ушла, исчезла из его памяти, как белое пятнышко тумана. Хотя, кстати, офицеры были правы. Он ненавидел саму мысль о том, что кто-то может заменить ее. У него забрали все воспоминания о собственной жене. Осталась дыра, и заполнить ее ради писца казалось бессердечным.

Далинар пошел дальше. Кроме двух женщин, его сопровождали Ринарин и трое из Кобальтовой Гвардии. Плащи, накинутые на серебряные латы, темно-синие штаны и такого же цвета шлемы. Светлоглазые низкого ранга, способные, однако, носить мечи.

– Светлорд, – сказала Тешав, – светлорд Адолин просил передать о продвижении в деле с подпругой. Как раз сейчас он разговаривает с шорниками, но, кроме этого, говорить не о чем. Никто не видел, чтобы неизвестные подходили к коню Его Величества. Наши шпионы сообщают, что в других лагерях никто не хвастался, и, по нашим сведениям, никто не получал больших денежных сумм.

– Конюхи?

– Сначала утверждали, что проверили седло, но, когда на них нажали, признались, что не помнят, как проверяли именно эту подпругу. – Она тряхнула головой. – Носители Осколков очень напрягают как лошадь, так и седло. Вот если бы приручить побольше ришадиумов…

– Скорее вы приручите сверхшторм, Ваша Светлость. Хорошо, добрые новости. Самое лучшее для нас – если это дело с ремнем окажется пустышкой. Однако есть еще кое-что, о чем я хочу поговорить.

– Рада служить вам, светлорд.

– Кронпринц Аладар заговорил о коротком отпуске в Алеткаре. Я хочу знать, насколько серьезны его намерения.

– Да, светлорд, – кивнула Тешав. – Это чем-то грозит?

– Откровенно говоря, пока не знаю.

Далинар не доверял кронпринцам, но, пока они здесь, он мог присматривать за ними. Если один из них вернется в Алеткар, нельзя будет контролировать его действия. Не исключено, что отпуск необходим Аладару, чтобы, например, привести в порядок дела в своих владениях.

И что важнее? Стабильность или возможность наблюдать за ним?

Кровь предков, подумал он. Я не создан для интриг и политики. Я создан, чтобы носить меч и мчаться на врагов.

Но он делает то, что необходимо делать.

– Кажется, вы сказали, что есть кое-что интересное о счетах короля, Тешав?

– Да, – сказала она, наслаждаясь прогулкой. – Вы были правы, предложив мне покопаться в гроссбухах. Оказалось, что три кронпринца – Танадал, Хатам и Вама – задолжали казне достаточно большие суммы. На самом деле только вы и кронпринц Садеас заплатили столько, сколько требуется, согласно требованиям военного времени.

Далинар кивнул.

– Чем дольше будет длиться эта война, тем свободнее будут чувствовать себя кронпринцы. Они уже начали спрашивать. Почему так дороги услуги Преобразователей? Почему бы не перевести сюда фермеров? Пусть они выращивают еду.

– Простите, светлорд, – сказала Тешав, обходя очередной бугор. Ее помощница шла сзади, неся в сумке несколько гроссбухов. – Но мы действительно должны отговорить их? Дополнительный источник еды был бы очень ценен.

– У нас уже есть дополнительный источник, – сказал Далинар. – Торговцы. Именно поэтому я не гоню их. Но есть и еще кое-что. Преобразователи – единственная узда, которой мы можем держать кронпринцев. – Далинар сузил глаза. – Это жизненно важно, Тешав. Вы прочитали истории, которые я дал вам?

– Да, светлорд.

– Тогда вы знаете, что самый непрочный период жизни королевства – первые годы правления сына основателя династии. Пока на троне человек вроде Гавилара, люди остаются верными хотя бы из уважения к нему. Должны пройти десятилетия, чтобы люди начали считать себя частью королевства, частью объединенной силы, которая, по традиции, держит их вместе. Но царствование сына… очень опасный момент. Гавилара нет, некому держать всех вместе железной рукой, и еще нет традиции считать Алеткар королевством. И мы обязаныпродержаться достаточно долго для того, чтобы кронпринцы привыкли считать себя частью большого целого.

– Да, светлорд.

Она не задавала вопросов. Тешав была предана ему, как и большинство его офицеров. И они не спрашивали, почему так важно, чтобы десять княжеств считали себя одной нацией. Возможно, они думали, что из-за Гавилара. Действительно, брат мечтал об объединении Алеткара. Но есть и еще кое-что.

Идет Вечный Шторм. Настоящее Опустошение. Ночь Печалей.

Он подавил дрожь. Видения говорили, что у него осталось очень мало времени.

– Подготовьте королевский указ, – сказал Далинар. – Цена услуг Преобразователей будет уменьшена для тех, кто вовремя платит налоги. Это должно расшевелить кронпринцев. Передайте его писцам Элокара и объясните ситуацию. Надеюсь, король согласится, что это необходимо.

– Да, светлорд, – сказала Тешав. – Я осмелюсь заметить, что меня очень удивила ваша просьба прочитать эти истории. В прошлом такие вещи вас не очень интересовали.

– Сейчас я делаю многое из того, что меня не интересовало раньше или было вне сферы моих талантов. – Далинар скривился. – Отсутствие у меня способностей не может отменить нужды королевства. Вы собрали отчеты о действии бандитов в этой области?

– Да, светлорд. – Она заколебалась. – Рост внушает тревогу.

– Скажите вашему мужу, что я назначаю его командиром Четвертого батальона, – сказал Далинар. – Я хочу, чтобы вы оба выслали усиленные патрули на Ничейные Холмы. Пока здесь находится монарх алети, я не хочу, чтобы на этой земле царило беззаконие.

– Да, светлорд, – с сомнением сказала Тешав. – Но вы понимаете, что будет, если целых два батальона займутся патрулированием?

– Да, – сказал Далинар. Придется просить помощь у других кронпринцев. Одни будут поражены, другие развеселятся. Но никто не даст ему ни одного солдата.

– Не забудьте и батальон, который наблюдает за порядком в областях между военлагерями и внешними рынками торговцев, – добавила Тешав. – Вместе это более четверти ваших сил, светлорд.

– Приказ остается в силе, Тешав, – сказал он. – Имейте это в виду. Но сначала я хотел бы обсудить с вами гроссбухи. Идите в комнату гроссбухов и ждите меня там.

Она почтительно кивнула.

– Конечно, светлорд.

И она ушла вместе с охраной.

К Далинару подошел Ринарин.

– Она не выглядит довольной, отец.

– Она хочет, чтобы ее муж сражался, – сказал Далинар. – Они все надеются, что я раздобуду еще один Клинок Осколков и отдам его им.

У паршенди были Клинки. Не много, но и один уже показал себя. Трудно объяснить, откуда они их взяли. Далинар сумел добыть один Клинок и Доспехи в первый же год войны и отдал их Элокару, чтобы тот наградил ими воина, принесшего больше всего пользы Алеткару в этой войне.

Далинар повернулся и отправился во дворец. Стражники у двери приветствовали как его, так и Ринарина. Молодой человек глядел вперед, в никуда. Кое-кто считал его бесчувственным, но Далинар знал, что он просто поглощен своими мыслями.

– Я хочу поговорить с тобой, сын, – сказал Далинар. – Об охоте на прошлой неделе.

Ринарин опустил взгляд, от стыда, края рта отодвинулись назад, на лице появилась гримаса. Да, у него есть чувства, но их не часто увидишь.

– Ты понимаешь, что не должен был бросаться в битву? – сурово сказал Далинар. – Скальный демон мог убить тебя.

– А что бы ты сделал, отец, если бы увидел меня в опасности?

– Я не осуждаю твою храбрость; я осуждаю твою глупость. Что, если бы у тебя случился припадок?

– Тогда, возможно, монстр смел бы меня с плато, – горько сказал Ринарин, – и я бы больше не был бесполезным для королевства.

– Никогда не говори такого! Даже в шутку.

– Какие там шутки? Папа, я не обучен военному делу.

– Сражаться – вовсе не единственная стоящая вещь, которую может делать мужчина.

Арденты были твердо убеждены в этом. Да, высшее Призвание человека – присоединиться в послежизни к битве за Залы Спокойствия, но Всемогущий принимает лучших мужчин или женщин независимо от того, что они делали.

Ты делаешь все, что в твоих силах, и выбираешь профессию и атрибут, подражая Всемогущему. Призвание и Слава, так это называется. Ты работаешь изо всех сил и проводишь жизнь, пытаясь жить в соответствии с идеалом. И Всемогущий принимает это – особенно если ты светлоглазый: чем более благородна твоя кровь, тем больше в тебе врожденной Славы.

Призвание Далинара – руководить, вести за собой людей, а его Слава – решимость. Он выбрал их в юности, хотя сейчас видел их совсем по-другому, чем тогда.

– Ты прав, отец, – сказал Ринарин. – Я не первый сын героя, от рождения не получивший таланта воина. Все остальные с этим живут. И я проживу. Скорее всего, стану лорд-мэром маленького города. Если, конечно, не уйду в какой-нибудь девотарий. – Мальчик опять уставился вперед.

Я все еще думаю о нем как о мальчике, подумал Далинар. Хотя ему уже двадцатый год. Шут прав. Я недооцениваю Ринарина. И как бы я отреагировал, если бы мне запретили сражаться? Приказали оставаться с женщинами и купцами?

Как отец, он бывал слишком резок с сыновьями, особенно с Адолином. По правде говоря, в детстве Далинар частозавидовал своему брату – Гавилару. Ринарин, однако, всегда поддерживал Адолина. Он буквально боготворил старшего брата. И оказался достаточно храбр, бросившись в битву, в которой чудовище из ночных кошмаров сокрушило копейщиков и разбросало Носителей Осколков.

Далинар прочистил горло.

– Быть может, ты попробуешь тренироваться с мечом…

– Но моя кровь слаба…

– Это не будет иметь значения, если мы наденем на тебя Доспехи и дадим в руку Клинок, – сказал Далинар. – Доспехи сделают сильным любого, а Клинок Осколков не тяжелее перышка.

– Отец, – решительно возразил Ринарин. – Я никогда не буду Носителем Осколков. Ты сам говорил, что Доспехи и Клинки, которые мы добудем на плато, должны достаться самым искусным воинам.

– Никто из кронпринцев не отдает свои трофеи королю, – сказал Далинар. – И кто меня осудит, если я подарю что-нибудь собственному сыну?

Ринарин остановился в коридоре, на его лице отразилось необычное волнение, глаза широко открылись.

– Ты серьезно?

– Даю тебе клятву, сын. Если я добуду еще одни Доспехи и Клинок, они будут твои. – Он улыбнулся. – Откровенно признаться, я с радостью посмотрю на лицо Садеаса, когда ты станешь полным Носителем Осколков. Кроме того, я надеюсь, что, если ты сравняешься силой с остальными, засияет твой врожденный талант.

Ринарин улыбнулся. Доспехи Осколков дадут ему возможность на другую жизнь, хотя, конечно, не решат всех проблем. И Далинар проследит за этим.

Я знаю, что это такое – быть младшим сыном, подумал он, продолжая идти к комнате короля. Всегда находиться в тени старшего брата, которого любишь и которому завидуешь одновременно. Отец Штормов, это же я.

И я такой до сих пор.

* * *

– А, мой дорогой светлорд Адолин, – сказал ардент, идя навстречу с распростертыми объятиями. Кадаш был высоким пожилым человеком с лысой головой и квадратной бородой, символами его Призвания. По темени бежал извилистый шрам, напоминание о том времени, когда он был армейским офицером.

Такие люди – светлоглазые, бывшие воины – не часто встречались в ордене ардентов. На самом деле, каким бы странным это ни казалось, человеку не запрещалось изменить свое Призвание, и Кадаш поднялся высоко в ардентии, несмотря на поздний старт. Далинар говорил, что это свидетельство либо веры, либо настойчивости. Возможно, и того, и другого.

Вначале храм лагеря был обыкновенным большим куполом, сделанным Преобразователями, но Далинар выделил большую сумму, и каменщики переделали его в нечто более приличествующее дому для верующих. На внутренних стенах появились сцены с Герольдами, с подветренной стороны вырезали стеклянные окна, через которые лился солнечный свет. Бриллиантовые сферы свисали с высокого потолка, и еще стояли деревянные кабинки, в которых верующие получали наставления, молились и практиковались в различных искусствах.

Сейчас в храме находилось множество женщин, беседующих с ардентами. И очень мало мужчин. На войне в мужских искусствах практиковались главным образом на плато.

Джанала сложила руки и с явным недовольством оглядела храм.

– Сначала вонючая мастерская шорника, а теперь храм? Я-то думала, что мы пойдем в какое-нибудь романтическоеместо.

– Религия романтична, – сказал Адолин, почесав голову. – Вечная любовь и все такое, верно?

Она изумленно посмотрела на него.

– Я подожду снаружи. – Она повернулась и пошла к выходу вместе со служанкой. – И пускай кто-нибудь принесет мне проклятый паланкин.

Адолин, нахмурясь, глядел, как она уходит.

– Теперь, чтобы искупить вину, я должен подарить ей что-нибудь достаточно дорогое.

– Я не понимаю, что произошло, – сказал Кадаш. – Религия действительноромантична.

– Вы ардент, – уныло сказал Адолин. – Кроме того, этот шрам делает вас слегка неприглядным для моих девушек. – Он вздохнул. – Не храм заставил ее взорваться, а отсутствие внимания с моей стороны. Сегодня я не слишком хорошая компания.

– Все ваши мысли заняты чем-то другим, верно, светлорд? – спросил Кадаш. – Вы беспокоитесь о своем Призвании? В последнее время вы в нем не продвинулись.

Адолин скривился. Его Призванием был поединок. Работая с ардентом, он должен был доказать Всемогущему, что достоин его. Увы, во время войны Кодекс запрещал поединки, ибо на дуэли можно было легкомысленно ранить офицера, который мог понадобиться в сражении.

Но отец Адолина избегал сражений, и чем дальше, тем больше. Какой смысл избегать битвы?

– Святой, – сказал Адолин, – нам надо поговорить там, где нас никто не услышит.

Кадаш поднял бровь и повел Адолина вокруг центрального холма. Все храмы Ворин были круглыми строениями, в центре которых находился покатый холм, иногда достигавший высоты в десять футов. Храм, посвященный Всемогущему, поддерживался Далинаром и ардентами, жившими в его лагере. Конечно, им могли пользоваться все девотарии, но большинство имело свои собственные капитулы в одном из военлагерей.

– Итак, что вы хотите спросить у меня, светлорд? – спросил ардент, когда они оказались в более уединенной части зала. – Кадаш обращался к Адолину очень почтительно, хотя в детстве сам обучал его сражаться.

– Мой отец, он сходит с ума? – спросил Адолин. – Или, как он считает, его видения действительно посланы Всемогущим?

– Достаточно прямой вопрос.

– Вы осведомлены лучше, чем другие, Кадаш, и я не сомневаюсь, что вы верны отцу. Я знаю и то, что вы держите уши открытыми и, я уверен, замечаете и слышите все. – Адолин пожал плечами. – Если и бывают времена, когда надо говорить открыто, то это сейчас.

– Гмм, значит, в слухах есть доля правды.

– Увы. Это происходит во время каждого сверхшторма. Он бредит, его всего трясет, и потом он заявляет, что у него были видения.

– Какого рода?

– В точности не знаю, – скривился Адолин, – но что-то о Сияющих. И… о том, что что-то приближается.

Кадаш встревоженно посмотрел на него.

– Опасная область, светлорд. Вы просите меня нарушить свои клятвы. Я ардент, преданный и благорасположенный к вашему отцу.

– Но, в конце концов, он не ваш настоятель.

– Да. Но Всемогущий поставил его охранять свой народ, он долженнаблюдать за мной и быть уверенным, что я не поднимусь над моим положением. – Кадаш поджал губы. – Мы идем по тонкой нити, светлорд. Что вы знаете о Теократии, Войне Потерь?

– Церковь решила захватить власть, – сказал Адолин, пожимая плечами. – Священники попытались завоевать мир – ради его собственного блага, так они утверждали.