Текст книги "Обреченное королевство"
Автор книги: Брендон Сандерсон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 74 страниц)
– Так оно и есть, – ответил Элокар. – Я поделился этой идеей с Садеасом, и он поддержал мою точку зрения. Кронпринцы никогда не потерпят, чтобы кто-то руководил ими в делах войны. И Садеас предложил начать с чего-нибудь более безобидного, вроде кронпринца информации, – это может подготовить остальных для того, что ты собираешься сделать.
– То есть это мысль Садеаса, – ровным голосом уточнил Далинар.
– Конечно, – сказал Элокар. – И он заметил, что настало время заиметь кронпринца информации и, кстати, расследовать дело с подпругой. Он знает, что ты не всегда годишься для такого рода дел.
Кровь предков, подумал Далинар, глядя в центр острова, где вокруг Садеаса уже собралась группа светлоглазых. Меня только что перехитрили. Великолепно.
Кронпринц информации может проводить расследование преступлений, особенно таких, в которых затрагиваются интересы короны. И эта должность почти так же опасна, как кронпринц войны, но Элокару это даже не пришло в голову. Он знает только то, что – наконец! – есть человек, готовый выслушать его параноидальные страхи.
Садеас – умный, нет, очень умный человек.
– Не гляди так мрачно, дядя, – сказал Элокар. – Я и не знал, что ты хочешь эту должность, зато Садеаса идея мне очень понравилась. Возможно, он ничего не найдет, кожа просто перетерлась. И ты был прав, говоря мне, что я не в такой опасности, как думаю.
– Окажусь прав? – тихо спросил Далинар, все еще глядя на Садеаса.
Как-то я сомневаюсь.
Глава двадцать третьяИспользовать по-разному
Во время моего путешествия ты обвинил меня в высокомерии. И еще ты обвинил меня в увековечении моей зависти к Райзу и Бавадину. Оба обвинения справедливы.
Каладин стоял в фургоне, оглядывая ландшафт за лагерем, пока Камень и Тефт воплощали его рискованный план в жизнь.
Дóма, в Хартстоуне, воздух был суше. За день до сверхшторма земля казалась пустой и высохшей. Зато после шторма растения высовывались из своих раковин, стволов и укрытий и собирали воду. Но здесь, в более мокром климате, они медлили. Многие камнепочки никогда не раскрывали свои раковины полностью. Повсюду росла трава. Деревья, которые рубил Садеас, росли главным образом в лесу к северу от лагеря, но некоторые ухитрились обосноваться прямо на равнине. Огромные, с широкими стволами, они росли, наклоняясь на запад; их толстые корни впились в окружающие камни и – за долгие годы – взломали землю вокруг себя.
Каладин спрыгнул с фургона. Его задача – загружать в повозку камни. Остальные мостовики подносили их, укладывая в кучи.
Мостовики работали на широкой равнине, двигаясь среди каменных почек, островков травы и тростника, торчащего из-под валунов. Тростник рос главным образом на западной стороне, готовый нырнуть в тень валунов при приближении сверхшторма. Смотрелось довольно смешно, как если бы каждый камень был головой старика, с пучками зеленых и коричневых волос, растущих из ушей.
Вот эти «волоски» и были основной целью их экспедиции, потому что среди них встречались и тонкие тростники, известные как черные васильки. Их жесткие стебли кончались нежными листочками, которые могли втягиваться в ножку. Сами стебли никуда не прятались, так как за валунами они были в относительной безопасности. Некоторые, однако, будучи вырванными очередным штормом, уносились стихией, чтобы потом прорасти на новом месте, как только ветер ослабнет.
Каладин поднял камень, положил в фургон и перекатил к другим. Нижняя часть камня отсырела от лишайника и крэма.
Черные васильки встречались не часто, значительно реже, чем другие тростники. Быстрого описания хватило, чтобы Тефт и Камень начали уверенно их находить. Однако прорыв произошел только тогда, когда к охоте присоединилась Сил. Каладин, подойдя к следующему камню, посмотрел туда, где едва видимая фигурка вела Камня от одного пучка тростников к другому. Тефт не понимал, как неуклюжий рогоед постоянно находит намного больше его, но Каладин не собирался пускаться в объяснения. Он и сам не понимал, почему Камень видит Сил. Сам рогоед высказался в таком духе, что он с этим родился.
Подошла пара мостовиков, юный Данни и Безухий Джакс, волоча за собой деревянные санки, на которых лежал огромный камень. Каладин стряхнул пыль с рук и помог им закинуть камень внутрь. Безухий Джакс хмуро посмотрел на Каладина, тихо ругаясь себе под нос.
– Великолепный, – сказал Каладин, кивая на камень. – Хорошая работа.
Джакс взглянул на него и молча пошел прочь. Данни пожал плечами, виновато посмотрел на Каладина и поспешил за мужчиной постарше. Как и предсказывал Камень, сбор камней вне очереди не добавил Каладину популярности. Но другого пути спасти Лейтена и других раненых не было.
Как только Джакс и Данни ушли, Каладин забрался в фургон и откинул брезент, открыв целую кучу стеблей черного василька. Каждый был длиной в предплечье человека. Он сделал вид, что передвигает камни по дну повозки, а сам вместо этого связал стебли в большой пучок, используя лозы каменных почек.
Потом аккуратно положил пучок на край повозки. Кучер ушел поболтать с товарищем из другого фургона, и Каладин остался один, не считая чулл, сидевших на корточках и глядевших на солнце крошечными рачьими глазами.
Каладин спрыгнул с фургона и поднял в него еще один камень. Потом встал на колени, делая вид, что вытаскивает камень из-под дна. Вместо этого он быстро и ловко привязал пучок рядом с двумя другими, к деревянному штырю оси, идеальное место для них.
Джезере, сделай так, чтобы никому не пришло в голову заглянуть под повозку, когда мы поедем назад.
Аптекарь сказал, что из одного стебля выжимают каплю. Сколько же стеблей надо Каладину? Он чувствовал, что знает ответ на вопрос, даже без подсчетов.
Каждую каплю, которую сможет получить.
Он поднял в фургон очередной камень. Подошел Камень, неся на плече продолговатый валун, который никакой другой мостовик не смог бы даже поднять. Камень шел неторопливо, Сил металась вокруг его головы и время от времени приземлялась на валун.
Каладин спустился на каменистую землю и поспешил к Камню. Тот благодарно кивнул, вдвоем они дотащили валун до фургона и подняли внутрь. Камень вытер пот со лба и повернулся к Каладину спиной. Каладин быстро вытащил из его кармана пригоршню стеблей и сунул их под брезент.
– И что мы будем делать, если кто-нибудь заметит их? – вскользь спросил Камень.
– Я объясню, что умею ткать и собираюсь соткать из них шляпу для защиты от солнца.
Камень фыркнул.
– Кстати, я действительно должен сделать себе шляпу, – сказал Каладин, вытирая пот со лба. – На такой жаре она бы очень пригодилась. Но лучше, чтобы нас никто не видел. Достаточно им узнать, что мы собираем тростник, и они откажутся работать.
– Да, верно, – сказал Камень, потягиваясь и глядя на Сил, мечущуюся в воздухе перед ним. – Я тоскую по Пикам.
Сил кивнула, и Камень, почтительно наклонив голову, последовал за ней. Направив его в правильном направлении, она, однако, превратилась в ленточку и, стрелой промчавшись по воздуху, опустилась на край повозки, вновь став женщиной в развевающемся платье.
– Мне, – объявила она, подняв палец, – он очень нравится.
– Кто? Камень?
– Да, – сказала она, складывая руки. – Он очень почтительный. Не то что другие.
– Отлично, – сказал Каладин, поднимая в фургон еще один камень. – Тогда можешь следовать за ним, а не за мной. – Он попытался не выдать тревогу. Он все больше и больше привыкал к ее обществу.
Она фыркнула.
– Я не могу следовать за ним. Он слишкомпочтительный.
– Мгновение назад ты сказала, что тебе это нравится.
– Да. И не нравится одновременно. – Она говорила совершенно искренне, как если бы забыла о противоречии. Вздохнув, она уселась поудобнее. – Я привела его к куче навоза чулл, ну, пошутила. Он даже не накричал на меня! Только удивленно посмотрел, как если бы пытался понять какой-то тайный смысл. – Она сделала гримасу. – Это ненормально.
– Мне кажется, что рогоеды поклоняются спренам, – сказал Каладин, вытирая лоб.
– Глупо.
– Люди верят и в еще бóльшие глупости. Но, по-моему, почитать спренов имеет смысл. Вы странные и магические.
– Я никакая не странная, – сказала она, вставая. – Я прекрасная и понятная. – Она подбоченилась, но, судя по выражению лица, вовсе не рассердилась. Похоже, она изменялась каждый час, становясь более…
Более какой? Нет, не похожей на человека. Но умнее. И более личностью.
Сил замолчала, когда другой мостовик, Натам, подошел к фургону. Длиннолицый человек нес небольшой камень, очевидно не собираясь чересчур напрягаться.
– Привет, Натам, – сказал Каладин, наклоняясь и принимая камень. – Как идет работа?
Натам пожал плечами.
– Ты вроде говорил, что был фермером?
Натам остановился рядом с фургоном, отдыхая и не обращая внимания на Каладина.
Каладин опустил камень и передвинул его на место.
– Прости, что я заставил вас всех заниматься такой работой, но нам нужно хорошее отношение Газа и других бригад.
Натам ничего не ответил.
– Это поможет мне сохранить вам жизнь, – продолжал Каладин. – Поверь мне.
Натам опять пожал плечами и ушел.
Каладин вздохнул.
– Все было бы намного легче, если бы я мог повесить изменение расписания работ на Газа.
– Это было бы не слишком честно, – в замешательстве сказала Сил.
– Почему тебя так заботит честность?
– Заботит.
– О? – Каладин хрюкнул и вернулся к работе. – А привести человека к навозу чулл честно?
– Ну, это другое. Так, шутка.
– Не очень понимаю, чем…
Он замолчал, подходил другой бригадник. Каладин не сомневался, что только он и Камень видят Сил, и не хотел, чтобы думали, будто он разговаривает сам с собой.
Невысокого жилистого мостовика звали Шрам, хотя на его лице не было ни одного шрама. У него были короткие темные волосы и угловатые черты лица. Каладин попытался втянуть его в разговор, без всякого успеха. Шрам даже зашел так далеко, что, уходя, показал Каладину кукиш.
– Что-то я делаю неправильно, – сказал Каладин, качая головой и спрыгивая с повозки.
– Неправильно? – Сил подошла к краю повозки и поглядела на него.
– Я думал, что вид этих троих, которых я спас, даст им надежду. Но им по-прежнему на все наплевать.
– Некоторые глядели, когда ты бегал раньше, – сказала Сил. – С перекладиной.
– Да, глядели, – ответил Каладин. – И никто не позаботился помочь раненым. Никто, кроме Камня – да и тот только потому, что обязан мне жизнью. Даже Тефт не захотел делиться едой.
– Они эгоистичны.
– Нет, не думаю, что это слово применимо к ним. – Он поднял камень, пытаясь объяснить то, что чувствует. – Когда я был рабом… ну, я еще и сейчас раб. В самые плохие времена, когда хозяева старались выбить из меня способность сопротивляться, я был как они. Не эгоистом. Скорее животным. Делал то, что от меня требовали. И не думал.
Сил задумалась. Маленькое чудо – Каладин сам не очень понимал, что сказал. Тем не менее, высказавшись, он попытался пояснить свои слова.
– Я показал им, что мы можем выжить, но для них это не имеет значения. А если собственная жизнь ничего не значит, почему они должны заботиться о чьей-то другой? Как если бы я предложил им кучу сфер, но запретил их тратить.
– Похоже на то, – сказала Сил. – Но что ты можешь сделать?
Он посмотрел обратно, поверх каменистой равнины, на военлагерь. Из кратера поднимался дым множества костров.
– Не знаю. Но, как мне кажется, нам нужно намногобольше тростника.
* * *
Этим вечером Каладин, Тефт и Камень шли по самодельным улицам военлагеря Садеаса. Номон – средняя луна – светила голубовато-белым светом. Перед некоторыми домами висели масляные фонари, указывая на таверны или бордели. Сферы дали бы более ровный, возобновляемый свет, но за одну сферу можно было купить связку свечей или бутыль с маслом. А это намного дешевле, особенно если фонарь висит в таком месте, где его может украсть любой прохожий.
Садеас не вводил комендантский час, но Каладин уже давно выяснил, что одинокому мостовику лучше всего оставаться в бараке. Повсюду бродили пьяные солдаты в запачканной форме. Они шептались со шлюхами или похвалялись перед своими приятелями, а завидев мостовиков, выкрикивали оскорбления и задиристо хохотали. Несмотря на луну и фонари, на улицах было темно, а бессистемная застройка лагеря – смесь каменных зданий, деревянных лачуг и палаток – делала его опасным, плохо организованным местом.
Каладин и два его товарища отступили в сторону, пропуская большую группу солдат. Их мундиры были расстегнуты, а они сами – слегка пьяны. Один из солдат заметил мостовиков, но вид сразу троих – один из которых был здоровенным рогоедом – убедил его только громко засмеяться и мимоходом толкнуть Каладина.
От солдата несло потом и дешевым элем. Каладин сдержал себя. Ударь в ответ, и дорого заплатишь за храбрость.
– Мне это не нравится, – сказал Тефт, оглядываясь через плечо на группу солдат. – Я вернусь в барак.
– Лучше тебе остаться, – проворчал Камень.
Тефт округлил глаза.
– Ты что, думаешь, я боюсь неуклюжих чулл вроде тебя? Я пойду, если захочу, и…
– Тефт, – мягко сказал Каладин. – Ты нам нужен.
Нужен. Это слово странно действует на людей. Некоторые сбегают, едва услышав его. Другие начинают нервничать. Однако Тефт как будто ждал его. Он кивнул, что-то пробормотал себе под нос и остался.
Вскоре они добрались до хозяйственного двора. Не огороженный изгородью каменный квадрат находился около западной стены лагеря. Ночью там никого не было, фургоны стояли ровными рядами. В загоне рядом дремали чуллы, похожие на небольшие холмы. Каладин прокрался вперед, опасаясь часовых, но, вероятно, никому даже в голову не могло прийти, что кто-то захочет украсть громоздкий фургон.
Камень слегка подтолкнул его в бок, указывая на тень рядом с загоном чулл. У входа сидел мальчишка, глядя на луну. Чуллы стоили достаточно дорого, присматривать за ними имело смысл. Бедолага. Сколько же ночей он провел здесь, сторожа медлительных животных?
Каладин скорчился за повозкой, остальные два сделали то же самое. Он указал на один ряд, и туда двинулся Камень. Каладин указал в противоположном направлении, Тефт округлил глаза, но сделал то, что от него требовалось.
Каладин пополз по среднему ряду. Всего было около тридцати фургонов, по десять в ряд, но проверить каждый – плевое дело. Надо только провести пальцами по заднему борту в поисках метки, которую сделал Каладин. Через несколько минут к ряду Каладина подошла темная тень. Камень. Рогоед кивнул в сторону и поднял пять пальцев. Пятый фургон от начала. Каладин кивнул и пополз туда.
Едва он добрался до фургона, как услышал тихий вскрик оттуда, куда ушел Тефт. Каладин вздрогнул и посмотрел на мальчишку-сторожа. Он все еще глядел на луну, рассеянно постукивая ногой по столбу, стоящему рядом.
В следующее мгновение Камень и глупо улыбающийся Тефт присоединились к Каладину.
– Извини, – прошептал Тефт, – но меня испугала эта ходячая гора.
– Если бы я был горой, – тихонько пророкотал Камень, – почему ты не услышал, как я подошел, а?
Каладин фыркнул и ощупал заднюю стенку фургона, пальцы нащупали грубую «Х» на дереве. Он затаил дыхание и нырнул под фургон. Тростник висел на месте, все двадцать пучков, каждый толщиной с ладонь.
– Иши, Герольд Удачи, да славится имя твое, – прошептал он, отвязывая первый пучок.
– Все, а? – сказал Тефт, скребя свою бороду. – Не могу поверить, что нашли так много. Наверно, собрали все стебли на этой проклятой равнине.
Каладин протянул ему первый пучок. Без Сил они не нашли бы и треть. Она летала со скоростью насекомого и, похоже, чувствовала, где что находится. Каладин отвязал следующий пучок и передал Тефту. Тот привязал его к первому, сделав большой пучок.
Каладин еще не успел закончить, как под фургоном заметались маленькие белые листья и образовали фигуру Сил. Она зависла в воздухе рядом с его головой.
– Нигде ни одного стражника. Только мальчик у загона чулл. – В темноте ее бело-голубая просвечивающаяся фигурка была почти незаметна.
– Я надеюсь, что эти тростники не испортились, – прошептал Каладин. – Если они пересохли…
– Они непересохли. Ты слишком волнуешься. Я нашла для тебя несколько бутылок.
– Да? – сказал он, так горячо, что едва не сел и не ударился головой.
Сил кивнула.
– Я покажу тебе. Не могу принести сама. Слишком тяжелые.
Каладин быстро отвязал последние пучки и передал их нервничавшему Тефту. Потом выполз из-под фургона и взял два больших пучка, связанных из трех маленьких. Тефт понес еще два, а Камень три, спрятав их под мышку. Теперь им нужно было место, где им никто не помешает. Хотя черные васильки казались бесполезными, Газ, увидев их, обязательно нашел бы способ уничтожить работу.
Но сначала бутылки, подумал Каладин.
Он кивнул Сил, которая повела их к таверне.
Здание выглядело так, как если бы его наспех построили из второсортной древесины, что не мешало солдатам внутри радоваться жизни. Здание содрогалось от их буйной радости, и Каладин испугался, что оно вот-вот упадет.
За ним, в расколотой деревянной клети, лежала груда выброшенных бутылок из-под ликера. Стекло стоило достаточно дорого, и целые бутылки использовали повторно. Но эти, с отбитыми горлышками, выбросили за ненадобностью. Каладин положил на землю драгоценные вязанки тростника и выбрал три бутылки, почти целые. Вымыв их в ближайшей бочке, он засунул их в специально приготовленный мешок.
Подобрав связки, он кивнул остальным.
– Попытайтесь выглядеть так, как если бы вы делали что-то скучное, – сказал он. – Наклоните головы. – Оба кивнули, и они все вместе вышли на главную улицу, неся пучки как какие-то рабочие инструменты. Они привлекли к себе еще меньше внимания, чем раньше.
Избегая склада леса, они пересекли открытую каменную площадь, на которой строилась армия, и пошли по склону, ведущему на Разрушенные Равнины. Часовой увидел их – Каладин затаил дыхание, – но не сказал ничего. Скорее всего, он предположил, что у них есть причина находиться здесь. Им бы никто не разрешил выйти из лагеря в любом другом месте, но именно сюда, на часть равнины, спускающейся к первой пропасти, мостовикам ходить разрешали.
Очень скоро они оказались в том самом месте, где Каладин едва не убил себя. Какая перемена за несколько дней! Он чувствовал себя совсем другим человеком – странной смесью того, кем был, раба, которым стал, и жалкого неудачника, с которым все еще сражался. Он вспомнил, как стоял на краю пропасти и глядел в нее. Тьма внизу по-прежнему пугала его.
Если я не сумею спасти раненых, этот неудачник опять завладеет мной. И на этот раз он найдет способ…
Каладина передернуло. Он положил пучки травы рядом с пропастью и сел. Поколебавшись, остальные двое подошли к нему.
– Мы собираемся сбросить их в пропасть? – спросил Тефт, скребя бороду. – После всех трудов?
– Конечно нет, – ответил Каладин. Он заколебался. Номон светил достаточно ярко, но все-таки ночь. – Нет ли у тебя сферы, хоть одной?
– Для чего? – подозрительно спросил Тефт.
– Для света, Тефт.
Тефт, ворча, вытащил пригоршню гранатовых обломков.
– Собирался потратить сегодня ночью… – сказал он. Обломки засияли в его ладони.
– Отлично, – сказал Каладин, беря в руки стебель тростника.
Что о нем говорил отец? Поколебавшись, Каладин отломал мохнатый конец стебля, обнажив полую середину. Потом взял стебель за другой конец и пробежал пальцами по всей длине, сильно сдавливая. Две капли молочно-белой жидкости упали в пустую бутылку.
Каладин удовлетворенно улыбнулся и опять пробежал пальцами по стеблю. Ничего. Он швырнул стебель в пропасть. Со всеми разговорами о плетении шляпы, он не хотел оставлять свидетельств.
– Вроде ты сказал, что мы не собираемся выбрасывать их! – радостно обвинил его Тефт.
Каладин поднял бутылку.
– Только после того, как выдавим вот это.
– И что это? – прищурился Камень, наклоняясь ближе.
– Сок черного василька. Или, скорее, молочко черного василька – не думаю, что это настоящий сок. В любом случае это – могущественный антисептик.
– Анти… что? – спросил Тефт.
– Он отгоняет спренов горячки, – сказал Каладин. – А они вызывают заражение. Это молочко – один из лучших антисептиков на свете. Помочи им рану, и оно убьет инфекцию. – Раны Лейтена уже стали зловеще красными, вокруг них вились спрены горячки.
Тефт что-то проворчал, потом посмотрел на связки.
– Здесь целая куча тростника.
– Знаю, – сказал Каладин, передавая ему одну из двух оставшихся бутылок. – Вот почему я рад, что мне не придется выдавливать все молочко самому.
Тефт вздохнул, уселся и развязал пучок. Камень без жалоб тоже сел, развел колени в стороны, ступнями крепко сжал бутылку и начал работать.
Дул слабый ветер, шурша тростниками.
– Почему ты заботишься о них? – наконец спросил Тефт.
– Они – мои люди.
– Быть бригадиром значит совсем другое.
– Это может значить то, что мы решим, – сказал Каладин, заметив, что Сил прилетела послушать. – Ты, я, другие.
– Ты считаешь, что они дадут тебе сделать это? – спросил Тефт. – Все эти светлоглазые и капитаны?
– А они вообще хоть что-нибудь заметят?
Тефт заколебался, но потом хрюкнул, берясь за следующий стебель.
– Возможно, заметят, – сказал Камень. Огромный человек, выдавливая молочко, обращался с тростником удивительно нежно. Каладин даже не подозревал, что такие толстые пальцы могут работать так ловко и точно. – Светлоглазые, они часто замечают то, что им не полагается видеть.
Тефт хрюкнул опять, соглашаясь.
– Как ты очутился здесь, Камень? – спросил Каладин. – Почему рогоед покинул свои горы и спустился на равнину?
– Ты не должен задавать такие вопросы, сынок, – сказал Тефт, грозя пальцем Каладину. – Мы не говорим о прошлом.
– Мы не говорим ни о чем, – возразил Каладин. – Вы двое даже не знали, как зовут друг друга.
– Имена – это одно, – буркнул Тефт. – Прошлое – совсем другое. Я…
– Все в порядке, – сказал Камень. – Я могу рассказать.
Тефт что-то пробормотал себе под нос, но наклонился вперед, чтобы не пропустить ни одного слова Камня.
– У моего народа нет Клинков Осколков, – сказал Камень низким громыхающим голосом.
– В этом нет ничего необычного, – заметил Каладин. – За исключением Алеткара и Джа Кеведа, мало в каком из королевств есть много Клинков. – Армия в каком-то смысле даже гордилась этим.
– Неправда, – сказал Камень. – В Тайлене есть пять Клинков и три полных комплекта Доспехов, все в руках королевских стражников. Селай имеет и Клинки, и Доспехи. Другие королевства, такие как Хердаз, имеют по одному Клинку и набору Доспехов – они передаются по королевской линии. Но у нас, народа ункалаки, нет ни одного Осколка. У нас много нуатома– примерно ваших светлоглазых, только у них глаза не светлые…
– Как могут быть светлоглазые без светлых глаз? – мрачно спросил Тефт.
– Имеющие темные глаза, – небрежно сказал Камень, как о чем-то очевидном. – Мы выбираем предводителей иначе. Сложная история. Не перебивай. – Он выдавил еще молочка и бросил тростник в кучу рядом с собой. – Нуатомасчитают отсутствие Осколков огромным позором. Они хотят это оружие, как безумные. Все верят, что нуатома,добывший Клинок Осколков, станет королем, а у нас короля не было много лет. Никакой пик не будет сражаться с тем пиком, воин которого имеет благословенный меч.
– Неужели ты пришел, чтобы купитьего? – спросил Каладин. Никакой Носитель Осколков не продаст свое оружие. Каждый Осколок – реликвия, отнятая у Падших Сияющих после их предательства.
Камень засмеялся.
– Купить? Нет, мы не настолько глупы. Но мой нуатома, он знал вашу традицию. Человек, убивший Носителя Осколков, может забрать его Клинок и Доспехи и владеть ими. Так что мой нуатома и его дом, мы собрали огромный караван и спустились вниз, собираясь найти Носителя Осколков и убить его.
Каладин едва не рассмеялся.
– Уверен, что это оказалось не слишком просто.
– Мой нуатома вовсе не был дураком, – сказал Камень, защищаясь. – Он знал, что будет трудно, но ваша традиция, она давала ему надежду, верно? Время от времени храбрые нуатомаспускаются вниз и вызывают на дуэль Носителей Осколков. Я уверен, что однажды кто-нибудь из них победит и у нас будут Осколки.
– Возможно, – сказал Каладин, бросая пустой тростник в пропасть. – Предполагая, что они согласятся биться насмерть.
– О, они всегда сражаются, – засмеялся Камень. – Нуатомаприносят с собой много богатств и обещают, что все они достанутся победителю. Ваши светлоглазые, они не могут пройти мимо такой жирной наживки. Им кажется, что, имея в руках Клинок, убить ункалаки совсем не трудно. Многие нуатомаумерли. Но так и надо. Однажды мы победим.
– И получите один комплект Осколков, – сказал Каладин. – Алеткар имеет дюжины.
– Один – только начало, – сказал Камень, пожимая плечами. – Но мой нуатомапроиграл, и вот я мостовик.
– Погоди, – сказал Тефт. – Ты прошел весь этот путь с твоим светлордом и, как только он проиграл, сдался и стал мостовиком?
– Нет, совсем не так, – сказал Камень. – Мой нуатомабросил вызов кронпринцу Садеасу. На Разрушенных Равнинах много Носителей Осколков, это все знают, но мой нуатомарешил, что сначала он сразится с тем, у кого только Доспехи, а потом уже завоюет Клинок.
– И? – спросил Тефт.
– И как только мой нуатомапогиб, мы все стали принадлежать светлорду Садеасу.
– То есть ты раб? – спросил Каладин, ощупывая метки на лбу.
– Нет, у нас нет рабства, – сказал Камень. – Я не был рабом моего нуатома. Я – его родственник.
– Родственник? – недоверчиво спросил Тефт. – Келек! Да ты светлоглазый!
Камень захохотал, очень громко, так что затрясся живот. Каладин тоже невольно улыбнулся. Давно он не слышал такого смеха.
– Нет, нет. Я только умарти'а, его двоюродный брат, как бы сказали у вас.
– Тем не менее ты с ним связан родственными узами.
– У нас, на Пиках, – сказал Камень, – родственники обычно прислуживают нуатома.
– Что за странная система! – воскликнул Тефт. – Родственники служат светлорду. Клянусь Штормом, я бы скорее умер!
– Это не так-то плохо, – возразил Камень.
– Ты не знаешь моих родственников, – сказал Тефт. Его передернуло.
Камень опять засмеялся.
– Неужели ты бы хотел служить тому, кого не знаешь? Вроде Садеаса? Человеку, с которым ты никак не связан? – Он покачал головой. – Низинники. У вас слишком много воздуха. Опьяняет.
– Слишком много воздуха? – спросил Каладин.
– Да, – сказал Камень.
– Как может быть слишком много воздуха? Он всегда вокруг.
– Это… Трудно объяснить. – Камень хорошо говорил на языке алети, но иногда забывал вставить слова-связки и местоимения. А иногда вспоминал о них и говорил правильно. Но чем быстрее он говорил, тем больше слов проглатывал.
– У вас слишком много воздуха, – повторил Камень. – Приходи на Пики. Поймешь.
– Быть может, – сказал Каладин, бросая взгляд на Тефта, который пожал плечами.
– Но в одном ты точно ошибаешься. Ты сказал, что мы служим человеку, которого не знаем. Так вот, я знаюкронпринца Садеаса. Я очень хорошо знаю его.
Камень поднял бровь.
– Высокомерный, – сказал Каладин, – мстительный, жадный, испорченный до крайности.
Камень усмехнулся.
– Да, пожалуй, ты прав. Не самый хороший человек среди светлоглазых.
– Камень, среди них нет «хороших». Они все одинаковы.
– Они тебе много дурного сделали, верно?
Каладин пожал плечами, его душевные раны еще не исцелились.
– В любом случае твоему хозяину повезло.
– Повезло, что его убил Носитель Осколков?
– Повезло, что он проиграл, – сказал Каладин, – и не узнал, что его все равно бы обманули. Ему бы не дали вернуться с Разрушенных Равнин с Доспехами Садеаса.
– Чепуха, – вмешался Тефт. – Традиция…
– Традиция – слепой свидетель, которого они используют, чтобы осудить нас, Тефт, – сказал Каладин. – Красивый ящик, в который они упаковали свою ложь. И только для того, чтобы заставить нас служить им.
Тефт стиснул челюсть.
– Сынок, я прожил намного дольше тебя. Я знаю, как устроен этот мир. Если обычный человек убивает Носителя Осколков, он становится светлоглазым.
Каладин не стал возражать. Если иллюзии Тефта дают ему возможность чувствовать себя лучше в хаосе войны, зачем разубеждать его?
– Ты был слугой, – сказал он Камню. – В свите светлорда? Каким именно слугой? – Он замолчал, подыскивая правильное слово, и вспомнил времена, когда он общался с Уистиоу или Рошоном. – Лакеем? Дворецким?
Камень засмеялся.
– Поваром. Мой нуатоманикогда не спускался к низинникам, не взяв с собой повара! Ваша пища, в ней так много специй, вы вообще не можете чувствовать вкус чего-то другого. Вы можете съесть камень с перцем и не заметите!
– И тыговоришь нам о еде? – сказал Тефт, нахмурившись. – Рогоед?
Каладин задумался.
– А действительно, почему твой народ называют рогоедами?
– Потому что они едят рога и раковины тех, кого ловят, – сказал Тефт. – То, что снаружи.
Камень улыбнулся, на его лице появилось мечтательное выражение.
– Ах, они такие вкусные…
– Вы действительно едите раковины? – спросил Каладин.
– У нас очень крепкие зубы, – гордо ответил Камень. – Ладно, давайте закончу свою историю. Светлорд Садеас не знал, что с нами делать. Некоторые стали солдатами, другие – слугами в его доме. А я приготовил ему одно блюдо, и он послал меня в бригаду мостовиков. – Камень заколебался. – Ну, может быть, я приготовил ему, эээ, улучшенный суп.
– Улучшенный? – Каладин поднял бровь.
Камень немного смутился.
– Видишь ли, я очень разозлился из-за смерти моего нуатома. И подумал, что вы, низинники, ваши языки сожжены пищей, которую едите. У вас нет никакого вкуса, и я…
– И что? – спросил Каладин.
– Навоз чулл, – сказал Камень, – наверно, имеет вкус немного сильнее, чем я предполагал.
– Погоди, – сказал Тефт. – Ты положил навоз чуллв суп светлорда Садеаса?
– Э, да, – ответил Камень. – На самом деле я добавил его и в хлеб. И подал в качестве гарнира к свинине. Навоз чулл, его же можно использовать по-разному, верно?
Тефт захохотал, равнинное эхо подхватило его смех. Потом упал на бок, и Каладин испугался, что сейчас он свалится в пропасть.
– Рогоед, – наконец сказал он. – За мной пара кружек.
Камень улыбнулся. Каладин покачал головой, пораженный до глубины души. Внезапно все обрело смысл.
– Что? – спросил Камень, вероятно заметив выражение его лица.
– Это то, что нам нужно, – сказал Каладин. – Оно! То, что я пропустил.
Камень заколебался.
– Навоз чулл? Это то, что тебе нужно?
Тефт опять взорвался хохотом.
– Нет, – сказал Каладин. – Это… погоди, я покажу тебе. Но сначала нам нужен сок черного василька.
Они еще не закончили первые пучки, а его пальцы уже болели от напряжения.
– Ну что ж ты, Каладин, – спросил Камень. – Я поведал тебе свою историю. Не расскажешь ли свою? Как ты заполучил эти метки на лбу?
– Да, – сказал Тефт, вытирая глаза. – В чей суп наложил ты?