Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 74 страниц)

Глава сорок восьмая
Клубника

Они забирали свет везде, где бы ни скрывались. Кожа – то, что сгорело.

Кормшен, страница 104.

Шаллан сидела, опираясь о спинку кровати, застеленной белоснежными простынями. Она находилась в одной из многочисленных больниц Харбранта. Рука была перевязана стерильным бинтом. Перед собой она держала доску для рисования. Няни недовольно разрешили ей рисовать, пока она не «напрягается».

Рука болела; она порезала себя сильнее, чем собиралась. Она собиралась представить все так, как будто случайно поранилась осколком разбитого кувшина; и даже не подумала, насколько это может походить на попытку самоубийства. Хотя она утверждала, что просто упала с кровати, ни няни, ни арденты ей не поверили. И трудно было обвинять их в этом.

Да, стыдно, но по меньшей мере никто не подумал, что эта кровь появилась в результате Преобразования. Стыд глаза не ест, а подозрений она избежала.

Шаллан продолжала рисовать. Она лежала в длинной, скорее похожей на коридор палате, вдоль стен стояло много кроватей. Не считая мелких неприятностей, эти два дня в больнице прошли просто замечательно. У нее было достаточно времени, чтобы подумать о странных событиях того дня, когда она видела призраков, преобразовала стекло в кровь и говорила с ардентом, собравшимся ради нее отречься от ардентии.

Она уже сделала несколько рисунков больничной палаты. Призраки прятались в рисунках, теснились в углах комнаты. Поначалу ей было трудно засыпать с ними неподалеку, но постепенно она привыкла.

Воздух пах мылом и листеровым маслом; она регулярно принимала ванну, а няни смачивали руку антисептиком, опасаясь спренов горячки. На половине кроватей лежали больные женщины, вокруг которых стояли ширмы на колесиках; их можно было задернуть, обеспечивая относительное уединение. Шаллан носила простое белое платье, застегивающееся спереди, с длинным левым рукавом, защищавшим ее безопасную руку.

Потайной мешочек она перенесла в это платье и пристегивала его изнутри к рукаву. Никто не заглядывал в мешочек. Во время ванны они отстегивали его и, ни слова не говоря, отдавали ей, несмотря на его необычную тяжесть. Никто не заглянет в потайной мешочек женщины. Тем не менее она старалась ни на миг не расставаться с ним.

Для нее делали все, что она хотела, но из больницы не выпускали. Как в имении отца. И это пугало ее не меньше, чем головы-символы призраков. Она попробовала независимость и не хотела опять становиться такой, какой была. Избалованной. Изнеженной. Предметом для хвастовства.

К сожалению, скорее всего, она не сможет учиться у Джаснах. И предполагаемая попытка самоубийства дала ей великолепный предлог для возвращения домой. Она должна уехать. Остаться, отослав Преобразователь, было бы слишком самоуверенно, учитывая возможность уехать, не вызвав подозрений. Кроме того, ей удалось привести в действие Преобразователь. Во время долгой дороги домой она разберется, как сделала это, и, вернувшись, поможет семье.

Она вздохнула и, добавив немного теней, закончила рисунок. То самое странное место, где она побывала. Далекий горизонт с ярким, но холодным солнцем. Облака сверху, бесконечный океан внизу, солнце выглядит так, словно находится в конце длинного тоннеля. Над океаном порхают сотни огней, море света над морем стеклянных бусин.

Она подняла рисунок и посмотрела на другой, под ним. Он изображал ее саму, скорчившуюся на кровати и окруженную странными созданиями. Она не осмелиласьрассказать Джаснах о том, что видела, – вдруг это как-то связано с кражей и использованием Преобразователя.

Следующая картинка. Она лежит в луже крови.

Она оглянулась. Одетая в белое женщина-ардент сидела около ближайшей стены, делала вид, что шьет, но на самом деле наблюдала за Шаллан. На всякий случай. Шаллан поджала губы.

Отличное прикрытие,сказала она себе. Великолепно работает. И перестань смущаться.

Она повернулась к последнему из сегодняшних рисунков. Одна из голов-символов. Нет ни глаз, ни лица, только зазубренный чужой символ, как будто вырезанный из кристалла. Они должныбыть как-то связаны с Преобразованием. Или нет?

Я была в другом месте, подумала она. Я считаю… я считаю, что говорила с душой кувшина. Неужели кувшин, как и все другие вещи, имеет душу? Открыв мешочек и проверив Преобразователь, она обнаружила, что сфера, данная ей Кабзалом, потухла. Она припомнила слабое чувство света и красоты, бушующий шторм внутри себя.

Она забрала свет из сферы и отдала его кувшину – спренукувшина – как взятку за Преобразование. Неужели именно так и работает Преобразователь? Или ее догадка неверна?

В палату вошли посетители. Шаллан опустила доску. Большинство женщин возбужденно уселись на кровати, увидев короля Таравангиана, одетого в оранжевые одежды. Он, как добрый дедушка, подходил к каждой кровати и разговаривал с больными. Шаллан слышала, что он часто появляется здесь, по меньшей мере раз в неделю.

Постепенно он достиг кровати Шаллан. Он улыбнулся ей и сел на мягкий стул, который ему поставил кто-то из его многочисленной свиты.

– А, юная Шаллан Давар. Я ужасно опечалился, узнав о происшествии. Извиняюсь, что не пришел раньше. Государственные дела.

– Вам не за что извиняться, Ваше Величество.

– Нет, есть, – сказал он. – Но ничего не поделаешь. И так многие жалуются, что я провожу здесь слишком много времени.

Шаллан улыбнулась. Она знала, что эти жалобы были притворными. Лендлорды, игравшие при дворе в политику, предпочитали, чтобы король как можно больше времени проводил вне дворца, не вмешиваясь в их интриги.

– Потрясающая больница, Ваше Величество, – сказала она. – Не верю своим глазам, здесь все так хорошо устроено…

Король широко улыбнулся.

– Мой величайший триумф. Светлоглазые или темноглазые, неважно, мы не отказываем никому – ни нищему, ни шлюхе, ни заморскому моряку. Все оплачивает Паланиум. Кстати, даже самые темные и бесполезные записи оттуда иногда помогают лечить.

– Я рада, что оказалась здесь.

– Очень сомневаюсь, дитя. Больница вроде этой, быть может, единственное место, на которое правитель тратит столько денег и был бы рад, если бы его никогда не использовали. Настоящая трагедия, что ты стала ее пациентом.

– Я хотела сказать, что предпочитаю болеть здесь, а не где-нибудь еще. Хотя это все равно что сказать – лучше захлебнуться вином, чем водой.

Король засмеялся.

– Что ты за прелесть! – воскликнул он, вставая. – Что я могу для тебя сделать?

– Выпустить отсюда.

– Боюсь, что я не могу разрешить, – сказал он, его глаза увлажнились. – Я должен положиться на мудрость моих хирургов и нянь. Они говорят, что ты все еще в опасности. Мы должны думать о твоем здоровье.

– Мое физическое здоровье улучшается в ущерб душевному, Ваше Величество.

Он покачал головой.

– Мы не можем допустить еще одного такого происшествия.

– Я… я понимаю. Но я уже чувствую себя намного лучше. Просто я слишком много работала. Сейчас я расслабилась и отдохнула. Нет больше никакой опасности, уверяю вас.

– Очень хорошо, – сказал он. – Но мы должны подержать тебя здесь еще несколько дней.

– Хорошо, Ваше Величество. Но, по крайней мере, разрешите мне принимать посетителей.

Персонал больницы настаивал, чтобы ее никто не тревожил.

– Да… Я подумаю, как помочь тебе. Я поговорю с ардентами и попрошу их разрешить посещения, хотя бы несколько человек в день. – Он заколебался. – Как только ты выздоровеешь, быть может, тебе стоит сделать перерыв в учебе.

Она изобразила на лице гримасу, стараясь не упасть в обморок от стыда.

– Мне очень не хочется, Ваше Величество, но я очень скучаю по семье. Возможно, мне придется вернуться к ним.

– Замечательная идея. Мои арденты, я уверен, более охотно освободят тебя, когда узнают, что ты едешь домой. – Он дружески улыбнулся и положил руку ей на плечо. – В этом мире иногда бушуют шторма. Но помни, после них всегда встает солнце.

– Благодарю вас, Ваше Величество.

Король перешел к другим пациенткам, потом тихо поговорил с ардентами. Не прошло и пяти минут, как в дверях появилась Джаснах, идущая характерным твердым шагом, выпрямив спину. На ней было великолепное платье, темно-синее, с золотой вышивкой. Свои блестящие черные волосы она заплела в косы, их поддерживало шесть золотых заколок; щеки нарумянены, губы тщательно подкрашены, ноги скрыты под свободными складками серебряной юбки, под мышкой толстая книга. В белой комнате она выглядела как цветок на поле из голого камня.

Наставница села на стул, где только что сидел король.

Джаснах с непроницаемым лицом поглядела на Шаллан.

– Мне сказали, что, возможно, мое обучение слишком жесткое. Одна из причин, по которой я часто отказываюсь брать подопечных.

– Я извиняюсь за свою слабость, Ваша Светлость, – сказала Шаллан, потупив взгляд.

Джаснах, казалось, ее слова не понравились.

– Я не имела в виду, что дело в тебе, дитя. Напротив. К сожалению, я… я не привыкла так поступать.

– Извиняться?

– Да.

– Видите ли, – сказала Шаллан, – для того, чтобы стать мастером в этом деле, вы сначала должны совершать ошибки. Вот это и есть ваша проблема, Джаснах. Вы абсолютно не умеете их делать.

Выражение лица принцессы смягчилось.

– Король упомянул, что ты хочешь вернуться домой.

– Что? Когда он успел?

– Мы встретились в коридоре, – пояснила Джаснах, – и мне в конце концов разрешили навестить тебя.

– Звучит так, как если бы вы ждали снаружи.

Джаснах не ответила.

– Но ваше исследование!

– Может продолжаться в зале ожидания больницы. – Она заколебалась. – В последние дни мне было трудно сосредоточиться.

– Джаснах! Вы вели себя почтикак человек!

Джаснах с упреком посмотрела на нее, и Шаллан мигнула, немедленно пожалев о своих словах.

– О, извините. Я нерадивая ученица, верно?

– Или, возможно, тебе надо практиковаться в искусстве извинения. Чтобы не мямлить, когда возникнет необходимость. Как я.

– Очень умно с моей стороны.

– Действительно.

– Тогда, быть может, я могу остановиться? – спросила Шаллан. – Мне кажется, мы достаточно попрактиковались.

– Я склонна считать, – сказала Джаснах, – что извинение – искусство, которое могут использовать только несколько знатоков. Не используй меня как модель. Гордость часто по ошибке принимают за совершенство. – Она наклонилась вперед. – Я прошу прощения, Шаллан Давар. Заставив тебя работать слишком усердно, я чуть было не украла у мира великого ученого нового поколения.

Шаллан покраснела, чувствуя себя глупой и виноватой. Взгляд Шаллан метнулся к руке принцессы, черная перчатка которой скрывала подделку. Пальцами безопасной руки Шаллан сжимала мешочек с Преобразователем. Если бы Джаснах только знала…

Джаснах взяла книгу, которую держала под мышкой, и положила на кровать рядом с Шаллан.

– Для тебя.

Шаллан взяла ее и открыла на первой странице. Пусто. Следующая тоже, и еще, и еще. Она нахмурилась и посмотрела на Джаснах.

– Она называется « Книга Бесконечных Страниц», – сказала принцесса.

– Но, Ваша Светлость, я уверена, что у нее есть конец. – Она перелистнула последнюю страницу.

Джаснах улыбнулась.

– Это метафора, Шаллан. Много лет назад один очень дорогой для меня человек попытался обратить меня в воринизм. Эта книга – метод, который он использовал.

Шаллан вздернула голову.

– Ты ищешь правду, – сказала Джаснах, – но ты и держишься своей веры. Можно только восхищаться. Поищи в Девотарии Искренности. Один из самых маленьких девотариев, а эта книга – их учебник.

– Учебник с пустыми страницами?

– Да. Они поклоняются Всемогущему, но верят, что всегда остается больше вопросов, чем ответов. Книгу нельзя наполнить, всегда есть то, что можно узнать. В этом девотарии никогда не наказывают за вопросы, даже за такие, которые бросают вызов догматам воринизма. – Она покачала головой. – Я не могу объяснить их пути. Быть может, ты найдешь их в Веденаре, в Харбранте их нет.

– Я… – Шаллан замолчала, заметив, как нежно рука Джаснах лежала на книге. Она была слишком драгоценна для нее. – Я не думаю, что найду ардентов, которые захотят обсуждать основы своей веры.

Джаснах подняла бровь.

– Мудрого человека можно найти в любой религии, Шаллан, а хорошего – в любой нации. Тот, кто на самом делеищет мудрость, всегда признает добродетель в своих оппонентах и будет учиться у тех, кто рассеял его заблуждения. Все остальные – еретики, воринисты, исперисты или макиане – ограниченные умы. – Она сняла руку с книги и шевельнулась, как если бы собиралась встать.

– Он ошибался, – внезапно сказала Шаллан, что-то поняв.

Джаснах повернулась к ней.

– Кабзал, – пояснила Шаллан, покраснев. – Он уверен, что вы исследуете Несущих Пустоту только для того, чтобы опровергнуть воринизм.

Джаснах презрительно фыркнула.

– Я бы никогда не посвятила четыре года моей жизни такому глупому исследованию. Пытаться доказать что-то отрицательное – идиотизм. Пускай последователи Ворин верят во что хотят – самые мудрые среди них найдут доброту и успокоение в их вере; а дураки останутся дураками независимо от веры, к которой принадлежат.

Шаллан нахмурилась.

Тогда почему Джаснах так интересны Несущие Пустоту?

– О! Заговори о шторме – и он уже ревет, – сказала Джаснах, поворачиваясь ко входу в палату.

С первого взгляда Шаллан узнала Кабзала, одетого в обычную серую одежду. Он тихо спорил с няней, которая указывала на корзину в его руках. Наконец няня всплеснула руками и отошла в сторону, а торжествующий Кабзал подлетел к Шаллан.

– Победа! – радостно крикнул он. – Старик Мунгам – настоящий тиран.

– Мунгам? – удивилась Шаллан.

– Ардент, который управляет больницей, – сказал Кабзал. – Мне должны были немедленно разрешить войти к тебе. В конце концов только я знаю, что тебе надо! – Широко улыбаясь, он вытащил баночку с вареньем.

Джаснах осталась сидеть на стуле, через кровать глядя на Кабзала.

– Я думаю, – сухо заметила она, – что вам стоит дать Шаллан передышку, учитывая, что именно ваше внимание довело ее до отчаяния.

Кабзал покраснел. Он с мольбой посмотрел на Шаллан.

– Это не из-за тебя, Кабзал, – сказала Шаллан. – Просто… просто я оказалась не готова к жизни вне имения отца. Я до сих пор не понимаю, что на меня нашло. Я никогда не делала такого раньше.

Он улыбнулся и взял себе стул.

– Люди так долго болеют в таких местах только потому, – сказал он, – что здесь не хватает света. И подходящей еды. – Он подмигнул и поставил перед Шаллан банку темно-красного джема. – Клубника.

– Никогда не слышала о таком, – сказала Шаллан.

– Исключительно редкий, – сказала Джаснах и протянула руку к банке. – Как и большинство растений из Синовара, в других местах клубника не растет.

Кабзал удивленно смотрел, как Джаснах сняла крышку и зачерпнула пальцем варенье. Помедлив, она поднесла палец к носу и понюхала его.

– Мне казалось, что вы не любите варенье, Ваша Светлость, – сказал Кабзал.

– Так оно и есть, – ответила Джаснах, – но мне интересен его запах. Я слышала, что у клубники очень специфический запах. – Она закрутила крышку и тщательно вытерла палец платком.

– Я принес и хлеб, – сказал Кабзал. Он вытащил маленький каравай рассыпчатого хлеба. – Как великолепно, что ты не обвиняешь меня, Шаллан, но, увы, мое внимание зашло слишком далеко. Вот я и подумал, принесу это и…

– И что? – резко перебила ардента Джаснах. – Оправдаюсь? «Ах, извини. Я довел тебя до самоубийства. Вот хлеб».

Он смутился и отвел взгляд.

– Конечно, я возьму, – сказала Шаллан, глядя на Джаснах. – И она тоже, немного. Очень мило с твоей стороны, Кабзал. – Она взяла хлеб, отломила кусок для Кабзала, один для себя и один для Джаснах.

– Нет, – сказала Джаснах. – Спасибо.

– Джаснах, по меньшей мере попробуйте, – попросила Шаллан.

Ей было неприятно, что они оба так плохо относились друг к другу.

Принцесса вздохнула.

– Хорошо. – Она взяла кусок хлеба и какое-то время держала его в руке, пока Шаллан и Кабзал ели. Хлеб был свежий и вкусный, но все равно Джаснах скривилась, когда взяла кусочек в рот и разжевала его.

– Ты должна попробовать джем, – сказал Кабзал Шаллан. – Клубнику так трудно найти. Мне пришлось побегать.

– И, без сомнения, подкупить торговцев деньгами короля, – съязвила Джаснах.

Кабзал вздохнул.

– Ваша Светлость Джаснах, я знаю, что вы не в восторге от меня. Но я изо всех сил пытаюсьбыть вежливым и терпимым. Неужели вы не можете ответить мне тем же?

Джаснах посмотрела на Шаллан, очевидно вспомнив, что думал Кабзал о целях ее исследования. Она не извинилась, но и не возразила.

Уже хорошо,подумала Шаллан.

– Варенье, Шаллан, – сказал Кабзал, протягивая ей кусок хлеба.

– О, да. – Держа баночку коленями, она свободной рукой открыла крышку.

– Ты пропустила корабль, верно? – сказал Кабзал.

– Да.

– О чем речь? – спросила Джаснах.

Шаллан сжалась.

– Я собиралась уехать, Ваша Светлость. Прошу прощения. Я должна была сказать вам.

Джаснах откинулась на спинку стула.

– Учитывая все обстоятельства, этого можно было ожидать.

– Варенье? – еще раз предложил Кабзал.

Шаллан нахмурилась.

Почему он так настаивает?

Она подняла баночку и понюхала ее, потом поставила обратно.

– Ужасный запах. Это действительно варенье? – Пахло уксусом и тиной.

– Что? – обеспокоенно спросил Кабзал. Он взял баночку, понюхал и отставил в сторону. Его чуть не вырвало.

– Похоже, ты взял негодную банку, – сказала Джаснах. – И запах должен быть совсем другим, верно?

– Нет, именно таким, – настаивал Кабзал.

Он помедлил, потом сунул палец в джем и демонстративно запихнул в себя целый красный шар.

– Кабзал! – крикнула Шаллан. – Он отвратителен.

Он закашлялся, но заставил себя проглотить.

– Не так уж плохо. Ты должна попробовать.

–  Что?

– Действительно, – сказал он, поднося банку к ней. – Я имею в виду, что добыл это для тебя. И все повернулось так ужасно.

– Я несобираюсь пробовать его, Кабзал.

Он заколебался, как если бы собирался заставить ее силой съесть варенье. Почему он ведет себя так странно? Он поднял руку к голове, встал и шатаясь пошел прочь.

Потом рванулся из комнаты, но не успел пробежать и полпути, как упал на пол и его тело заскользило по безупречно чистому камню.

– Кабзал! – воскликнула Шаллан, выпрыгнула из кровати и, одетая только в белое платье, подбежала к нему. Его трясло. И… и…

И ее тоже. Комната закружилась. Внезапно она почувствовала себя очень усталой. Она попыталась остаться на ногах, но голова кружилась, и она соскользнула на пол, даже не почувствовав, как ударилась о камень.

Кто-то, ругаясь, встал на колени рядом с ней.

Джаснах. Далекий голос.

– Ее отравили. Мне нужен гранат. Быстро, принесите мне гранат.

В моем мешочке, подумала Шаллан. Она нащупала его, пытаясь развязать завязки рукава безопасной руки. Но зачем, зачем она его хочет.

Преобразователь. Нет, я не могу показать его.

Мысли еле ворочались.

– Шаллан, – сказала Джаснах, встревоженно и очень нежно. – Сейчас я Преображу твою кровь, чтобы очистить ее. Это опасно. Очень опасно. И я не очень хорошо это умею. Мои таланты лежат в совсем другой области.

Он нужен ей. Чтобы спасти меня.Очень слабая, она протянула правую руку и вытащила потайной мешочек. – Вы… вы не сможете…

– Тише, дитя. Где этот гранат!

– Вы не сможете Преобразовать, – еле слышно сказала Шаллан, развязывая завязки потайного мешочка. Она перевернула его и смутно увидела, как на пол скользнули золотой предмет и гранат, который ей дал Кабзал.

Отец Ветров! Почему комната закружилась еще быстрее?

Джаснах выдохнула. Очень далеко.

Мир вокруг начал исчезать…

Что-то произошло. Теплая вспышка, где-то в коже, как будто ее опустили в дымящийся горячий котел. Она закричала, спина выгнулась, мышцы свело.

И все стало черным.

Глава сорок девятая
Заботиться

Сияющий / из места рождения / глашатая приходит / огласить / рождение места Сияющих.

Хотя я не очень люблю поэтическую форму кетек как средство передачи информации, именно эта строчка Аллахна часто цитируется, как ссылка на Уритиру. Как мне представляется, некоторые путают дом Сияющих с местом их рождения.

Пламя его факела танцевало, свет отражался на гладком, смоченном дождем камне, выхватывая из темноты стены пропасти, усеянные серо-зеленым мхом. Влажный воздух холодил кожу. После недавно прошедшего сверхшторма остались лужи и пруды. Тонкие кости – локтевая и лучевая – торчали из глубокой лужи, мимо которой проходил Каладин. Он не стал смотреть, остался ли там весь скелет.

Внезапные наводнения,подумал Каладин, слушая шаркающие шаги бригадников позади себя. Эта вода должна куда-то уходить, иначе мы бы пересекали каналы, а не расщелины.

Каладин не знал, доверять своему сну или нет, но он осторожно поспрашивал, и, как оказалось, западный край Разрушенных Равнин действительно был более ровным, чем восточный. Плато там сходились в точки. Если бригадники сумеют добраться туда, им, может быть, удастся убежать на восток.

Может быть. В той области живет множество скальных демонов, и разведчики алети патрулируют границы. Если отряд Каладина повстречается с ними, будет очень трудно объяснить, что группа вооруженных людей – многие с метками раба на лбу – делает там.

Сил шла вдоль стены расщелины, на уровне головы Каладина. Спрены земли не пытались стащить ее вниз, как в других местах. Она шагала с руками, сложенными за спиной, ее крошечную юбку по колено развевал неосязаемый ветер.

Убежать на восток. Невозможно. Кронпринцы приложили множество усилий, пытаясь найти дорогу в центр Равнин. И ничего не добились. Одни исследовательские партии были съедены скальными демонами. Других внизу застал сверхшторм, несмотря на все меры предосторожности. Невозможно идеально точно предсказать сверхшторм.

Некоторые исследователи, однако, избежали и того, и другого. При помощи огромных переносных лестниц они забирались на плато во время сверхшторма. Однако они теряли слишком много людей, потому что на плато нет почти никакой защиты от сверхшторма, да и в расщелины не возьмешь с собой фургоны или другие укрытия. Проблема пострашнее – патрули паршенди. Они уничтожили дюжины разведывательных отрядов.

– Каладин? – спросил Тефт, торопливо шагая через лужу, в которой плавали куски пустой скорлупы крэмлинга. – Как ты?

– В порядке.

– Ты выглядишь задумчивым.

– Скорее наполненным завтраком, – сказал Каладин. – Сегодняшняя каша не такая жидкая, как обычно.

Тефт улыбнулся.

– Никогда не считал тебя бойким на язык.

– У меня были все шансы стать еще более речистым. Но я унаследовал от матери лишь частицу ее удивительных способностей. Редко когда можно было что-то сказать ей и не получить в ответ все перекрученное и перетолкованное.

Тефт кивнул. Какое-то время они шли молча; бригадники сзади смеялись, слушая рассказ Данни о том, как он в первый раз поцеловал девушку.

– Сынок, – сказал Тефт, – ты не чувствуешь ничего странного в последнее время?

– Странного? Какого сорта?

– Не знаю. Просто… странное? – Он кашлянул. – Ну, вроде прилива силы? Чувство, что ты… э, легкий?

– Я что?

– Легкий. Ну, может быть, голова легкая. Быть может, кружится. Так странно. Шторм побери, парень, я хотел бы знать, не болит ли у тебя что-нибудь. Сверхшторм избил тебя до полусмерти.

– Я великолепно себя чувствую, – сказал Каладин. – Даже больше чем великолепно.

– Странно, а?

Да, действительно странно. И еще один повод для беспокойства. Быть может, он каким-то образом – сверхъестественным – проклят? Говорили, что такое случалось с теми, кто искал Старую Магию. И со злыми людьми, которых сделали бессмертными, а потом мучили вновь и вновь – вроде Экстеса, которому каждый день отрывали руки за то, что он отдал Несущим Пустоту своего сына в обмен на точное знание дня своей смерти. Конечно, сказка, но даже сказки не рождаются на пустом месте.

Каладин выживал там, где погибал любой другой. Дело рук какого-то спрена из Бездны, игравшего с ним, как спрен ветра, но бесконечно более гнусного? Разрешающего ему думать, что он может сделать немного добра, а потом убивающего всех, кому он пытался помочь? Предполагалось, что существуют тысячи видов спренов, многих из которых люди никогда не видели и ничего о них не знали. Сил последовала за ним. Почему бы какому-нибудь злому спрену не поступить так же?

Очень неприятная мысль.

Глупые суеверия!яростно сказал он себе . Думай об этом слишком настойчиво, и ты закончишь как Дарк, настаивая, что необходимо перед каждой битвой надевать счастливые сапоги.

Они достигли места, где расщелина разветвлялась, обходя плато над ними. Каладин повернулся к бригадникам.

– Эта площадка вполне подходит.

Все остановились, сбились в кучки. В их глазах он видел предчувствие и возбуждение.

Он сам был таким, прежде чем узнал на собственной шкуре боль и пот тренировок. Сейчас – еще одна странность – Каладин чувствовал больше почтительного страха к копью и одновременно разочарования, чем в юности. Во время боя приходили чувство уверенности и сосредоточенности. Но они не спасли тех, кто шел за ним.

– Сейчас я должен был бы рассказать вам, насколько вам не повезло, – обратился Каладин к своему отряду. – Именно так говорит сержант, начиная обучать восторженных рекрутов. Он показывает их слабости, возможно, сражается с некоторыми из них и даже бьет их по задницам, приучая к покорности. Я сам так делал, когда обучал новобранцев.

Каладин покачал головой.

– Но сегодня мы начнем с другого. Вас не нужно унижать. Никто из вас не жаждет славы. Вы мечтаете только о том, как выжить. Почти все вы не желторотые новобранцы, которых забрали в армию. Вы все сильны и выносливы. Я видел, как вы бежали мили с мостом на плечах. Вы все храбры. Я видел, как вы бежали на линию лучников. Вы все решительны. Иначе вас не было бы здесь, со мной.

Каладин прошел вдоль стены пропасти и подобрал выброшенное копье из принесенной потоком кучи. Взяв его в руки, он заметил, что наконечник обломан. Он хотел выбросить его, но передумал.

Ему опасно брать копье в руки. Оружие воспламеняет в нем желание сражаться, а это может заставить его захотеть опять стать тем, кем он был прежде: Каладином Благословленным Штормом, уверенным в себе командиром взвода. Он не хотел больше быть таким человеком.

Как только копье оказывалось у него в руке, люди вокруг него начинали умирать – как друзья, так и враги. Но сейчас он держит кусок дерева, просто палку. Ничего большего. Палку, которую можно использовать для тренировки.

Однажды он повернется лицом к копью. В другой раз.

– Очень хорошо, что вы готовы физически, – сказал Каладин. – Потому что у нас нет шести недель, которые я обычно тратил на подготовку рекрутов. Через шесть недель половина из нас будет мертва. Однако я надеюсь, что через шесть недель вы будете пить шлакпиво в какой-нибудь далекой отсюда таверне.

Некоторые из его людей сдавленно хихикнули.

– Вы должны обучиться быстро, – сказал Каладин. – И я буду давить на вас сильно, очень сильно. Только тогда у нас будет надежда на спасение. – Он посмотрел на древко копья. – Первое, чему вам надо научиться, это волноваться.

Двадцать три мостовика выстроились перед ним колонной по двое. Все захотели прийти. Даже Лейтен, несмотря на тяжелую рану. Впрочем, сейчас лежачих раненых среди них не было, хотя Даббид по-прежнему глядел в никуда. Камень сложил руки на груди, его поза говорила о том, что у него нет желания учиться сражаться. Шен, паршмен, стоял позади всех, глядя в землю. Каладин не собирался давать ему в руки копье.

Некоторые из бригадников выглядели растерянными, но Тефт поднял бровь, а Моаш зевнул.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Дрехи.

Долговязый мускулистый блондин, он говорил со слабым акцентом и утверждал, что приехал с дальнего запада, из местности, которая называется Рианал.

– Многие солдаты, – продолжил Каладин, пробегая пальцем по древку и чувствуя зернистость дерева, – думают, что сражаться хорошо можно только тогда, когда ты бесстрастен и холоден. Штормовое заблуждение! Да, необходимо не расслабляться ни на миг. Да, эмоции опасны. Но если ты не волнуешься ни о чем, кто ты такой? Животное, одержимое жаждой крови. Наши страсти делают нас людьми. У нас должнобыть то, за что мы сражаемся. Вот почему я сказал, что нужно волноваться. Мы будем говорить о том, как управлять своим страхом и яростью, но запомните этот первый урок.

Некоторые из его людей кивнули, другие растерялись еще больше. Он помнил, как сам недоуменно спрашивал себя, почему Туккс тратит время, говоря о чувствах. Тогда Каладин думал, что понимает эмоции, – он хотел научиться владеть копьем радиэмоций. Мщение. Ненависть. Желание стать сильным и отомстить Варту и солдатам его взвода.

Он посмотрел на них, пытаясь прогнать воспоминания. Нет, бригадники не поняли его слова о заботе, но, возможно, поймут позже, как и сам Каладин.

– Второй урок, – сказал Каладин, так сильно ударяя обезглавленным концом копья по камню рядом с собой, что эхо заполнило пропасть, – более утилитарный. – Прежде чем научиться сражаться, вы должны научиться стоять. – Он отбросил копье на землю. Бригадники разочарованно посмотрели на него.

Каладин принял основную стойку копейщика: ноги стоят широко – хотя и не слишком, – повернуты в сторону, колени согнуты.

– Шрам, подойди и попробуй толкнуть меня.

– Что?

– Попытайся вывести меня из равновесия. Сбей с ног.

Шрам пожал плечами и шагнул вперед. Он попытался толкнуть Каладина, но тот одним резким поворотом запястья отвел его руку в сторону. Шрам выругался и попробовал опять, но Каладин, перехватив его руку, заставил его самого отшатнуться назад.

– Дрехи, помоги ему, – сказал Каладин. – И ты, Моаш. Попробуйте повалить меня.

Вызванные двое присоединились к Шраму. Каладин шагнул в сторону, оставаясь точно в середине атаки, и усилил стойку, чтобы дать резкий отпор любой попытке. Схватив Дрехи за руку, он резко дернул его вперед; тот чуть не упал. Поднырнув под руку Шрама, он пропустил мимо себя тяжелое тело и отбросил его назад. И толкнул Моаша, поймав его руку своей; Моаш едва не свалился.

Каладин неуклонно держал стойку, лавируя между ними; только смещал центр тяжести, смягчая колени и пружиня стопами.

– Бой начинается с ног, – сказал он, избежав всех атак. – Не имеет значения, насколько быстро и точно ты бьешь. Если противник сумеет обмануть тебя или заставить покачнуться, ты проиграл. А проигрыш означает смерть.

Некоторые из бригадников попробовали повторить стойку Каладина, полуприсев. Шрам, Дрехи и Моаш решили скоординировать атаку и напасть на Каладина одновременно. Каладин поднял руку.

– Вы, трое, отличная мысль. – Он указал им назад, на колонну. Они недовольно остановились.

– Я собираюсь разбить вас на пары, – сказал Каладин. – Мы проведем весь день – и каждый день этой недели – работая над стойкой. Научитесь удерживать ее, научитесь не напрягать колени в то мгновение, когда вас атакуют, научитесь держать центр равновесия. Это займет время, но, обещаю, если мы начнем именно с этого, вы быстро станете смертельно опасными для врага. Даже если вам покажется, что вы ничего не делаете и просто стоите.