Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 74 страниц)

Сил прошла по воздуху и повисла перед его лицом, он продолжал идти. Она вздернула голову и внимательно посмотрела на него.

– Власть не идет от ранга, – сказал Каладин, ощупывая сферы в кармане.

– А откуда?

– От человека, который дает ее тебе. Это единственный способ получить ее. – Он оглянулся назад. Газ еще оставался в переулке. – Сил, ты ведь никогда не спишь, верно?

– Спать? Спрен? – Она поразилась самой идее.

– Не присмотришь ли за мной по ночам? Я хочу быть уверен, что Газ не прокрадется ночью в барак и не попытается что-нибудь сделать. Например, убить меня.

– Ты думаешь, что он решится?

Каладин задумался.

– Нет, скорее всего нет. Я знал дюжину людей вроде него – мелкая душонка, имеющая каплю власти и упивающаяся ею. Газ – негодяй, но не хладнокровный убийца. Кроме того, ему и не нужноничего со мной делать – он подождет, когда меня убьют во время забега с мостом. Тем не менее осторожность не помешает. Приглядывай за мной, если можешь. И буди, если мне будет угрожать опасность.

– Конечно. А что, если он обратится к более важным людям? Скажет им убить тебя?

Каладин скривился.

– Тут я ничего не могу поделать. Но не думаю, что он осмелится. Тогда он будет выглядеть слабаком перед своими начальниками.

Кроме того, головы рубили только тем мостовикам, кто отказывался бежать на паршенди. Если ты бежал, тебя не убивали. На самом деле предводители армии, похоже, колебались, надо ли вообще убивать мостовиков. Только один человек был осужден на смерть за то время, пока Каладин был мостовиком, и они привязали дурака к столбу, оставив его сверхшторму. Нескольких человек лишили зарплаты за потасовку, а пару высекли за то, что они слишком медленно бежали.

Минимальные наказания. Похоже, предводители наконец что-то сообразили. Мостовики живут настолько безнадежной жизнью, что, толкни их немного сильнее, – они перестанут носить и дадут себя убить.

К сожалению, отсюда следует, что, даже получив власть, Каладин не сможет никого наказать. Он должен подтолкнуть их как-то иначе. Он пересек склад леса, где плотники строили новые мосты. Поискав, Каладин нашел то, что хотел, – толстую перекладину, ожидавшую, когда ее присоединят к переносному мосту. К одной из ее сторон уже была прибита рукоятка для мостовика.

– Могу я занять ее? – спросил Каладин у проходящего мимо столяра.

Человек почесал облепленную опилками голову.

– Занять?

– Я останусь на складе, – объяснил Каладин, поднимая перекладину и кладя ее на плечо. Она оказалась тяжелее, чем он ожидал, и он мысленно поблагодарил свой плотный кожаный жилет.

– Они постоянно нужны нам… – сказал столяр, но не слишком уверенно и не остановил Каладина, который ушел с перекладиной.

Он выбрал ровную каменную аллею прямо перед бараками и стал ходить из одного конца склада в другой, неся доску на плече и чувствуя, как поднимающееся солнце припекает кожу. Он ходил вперед и назад, назад и вперед. Он бежал, шел и опять бежал трусцой. Он занимался с перекладиной на плече, поднимал ее в воздух, нес на вытянутых руках.

Он гонял себя до седьмого пота и несколько раз чуть не упал, но всегда находил в себе силы и продолжал. И он шел и бегал, стиснув зубы от боли и усталости, и считал шаги, чтобы сконцентрироваться. Помощник плотника, с которым он разговаривал, привел надсмотрщика. Тот поскреб голову под шапкой и какое-то время глядел на Каладина. Потом пожал плечами, и оба ушли.

Вскоре он привлек маленькую толпу. Рабочие со склада, несколько солдат и много мостовиков. Некоторые из других бригад хихикали и отпускали шуточки, но члены бригады Четвертого Моста держались более сдержанно. Многие не обращали на него внимания. Другие – седой Тефт, юный Данни и еще кое-кто – стояли открыв рот, как если бы не верили собственным глазам.

Их взгляды – потрясенные и враждебные – поддерживали Каладина, помогали ему продолжать. Он должен выплеснуть из себя раздражение, кипящий внутри горшок злости. Злости на себя, потерявшего Тьена. Злости на Всемогущего, сотворившего этот мир, в котором одни купаются в роскоши, а другие умирают, перенося мосты.

На удивление он чувствовал себя хорошо, гоняя себя до изнеможения. Так же как и первые несколько месяцев после смерти Тьена, когда тренировался с копьем, стараясь забыться. Только когда колокол пробил полдень, призывая солдат на обед, Каладин остановился и положил тяжелую перекладину на землю. Он повел плечами. Он бегал несколько часов. Откуда только он черпал силы?

Он медленно подошел к плотникам – пот капал на камни – и сделал длинный глоток из бочки с водой. Плотники обычно гоняли мостовиков, пьющих из бочки, но сейчас никто не сказал ни слова, когда Каладин зачерпнул два полных ковша отдававшей ржавчиной воды. Он вернул ковш подмастерьям, кивнул им и вернулся туда, где оставил перекладину.

Камень – огромный светло-коричневый рогоед – приподнял ее и нахмурился.

Тефт, заметив Каладина, кивнул в сторону Камня.

– Он проиграл кое-кому из нас по обломку. Он утверждал, будто ты используешь легкую доску, чтобы впечатлить нас.

Знай они его усталость, вряд ли так легко заключили бы пари. Он заставил себя взять перекладину у Камня. Великан с озадаченным взглядом отдал ее и потрясенно смотрел, как Каладин бежит с ней к плотницкой. Каладин благодарно кивнул подмастерью и, не снижая темпа, вернулся к небольшой группе мостовиков. Камень неохотно выплатил проигрыш.

– Вы можете идти на обед, – сказал Каладин. – После обеда у нас дежурство, так что возвращайтесь через час. С последним предзакатным колоколом собираемся в столовой. Сегодня мы чистим ее после ужина. Пришедший последним будет чистить горшки.

Они озадаченно посмотрели на него, а он трусцой побежал от склада. Миновав две улицы, он свернул в переулок и оперся о стену. Потом, тяжело дыша, рухнул вниз и растянулся на земле.

Он чувствовал себя так, как если бы у него свело каждый мускул в теле. Ноги горели, а пальцы не могли сжаться в кулак. Он с трудом дышал, натужно кашляя. Проходивший мимо солдат заглянул внутрь, но, увидев мостовика, ушел, не сказав ни слова.

Наконец Каладин почувствовал, что груди коснулся свет. Он открыл глаза и увидел Сил, лежавшую на воздухе, лицом к нему. Ногами она упиралась в стену, а ее поза – или скорее платье – заставляла подумать, что она стоит прямо, не лицом в землю.

– Каладин, – сказала она. – Я должна кое-что сказать тебе.

Он опять закрыл глаза.

– Каладин, это важно! – Он почувствовал, как в его веко ударил слабый зарядэнергии. Очень странное ощущение. Он застонал, открыл глаза и заставил себя сесть. Она прошлась по воздуху, как бы огибая невидимую сферу, пока не встала в правильном направлении.

– Я решила, – сказала Сил, – что очень рада. Ты сдержал слово, данное Газу, хотя он противный.

Каладину потребовалось время, чтобы понять, о чем она говорит.

– Сферы?

Она кивнула.

– Я думала, что ты не сдержишь слово, и очень обрадовалась, когда ты отдал ему осколок.

– Все в порядке. Хорошо, спасибо, что сказала мне.

– Каладин, – с обидой сказала она и уперла кулачки в бока. – Это оченьважно.

– Я… – Он замолчал, потом прислонился головой к стене. – Сил, я едва могу дышать, не то что думать. Пожалуйста. Скажи, что беспокоит тебя.

– Я знаю, что такое ложь, – сказала она, слетая ему на колено. – Несколько недель назад я даже не понимала концепциюлжи. А сейчас я счастлива, что ты не солгал. Понимаешь?

– Нет.

– Я меняюсь. – Она поежилась – наверное специально, потому что вся ее фигурка на мгновение разлетелась. – Я знаю вещи, которые не знала несколько недель назад. Это очень странно.

– Ну, как мне кажется, это неплохо. Я хочу сказать, чем больше ты понимаешь, тем лучше. Верно?

Она посмотрела вниз.

– Вчера, после сверхшторма, я нашла тебя около пропасти, – прошептала она. – Ты собирался покончить с собой, да?

Каладин не ответил.

Вчера.

Целую вечность назад.

– Я дала тебе лист. Ядовитыйлист. Ты мог использовать его, убить себя или кого-то другого. Так ты, вероятно, собирался там, в фургоне. – Она посмотрела ему прямо в глаза, ее голос изменился, стал испуганным. – Сегодня я знаю, что такое смерть. Откуда я знаю, что такое смерть, Каладин?

Каладин нахмурился.

– Ты всегда была странной для спрена. С самого начала.

– С самого начала?

Он заколебался, подумав еще раз. Нет, сначала, когда она появилась, она вела себя как обыкновенный спрен ветра. Подшучивала над ним, сдувала обувь на пол, потом прятала. И даже в первые несколько месяцев рабства она походила на любой другой спрен. Быстро теряла интерес к вещам, носилась вокруг.

– Еще вчера я не знала, что такое смерть. Сегодня знаю. Месяцы назад я не знала, что действую странно для спрена, но не сейчас. Но откуда я знаю, какположено действовать спрену? – Она сжалась, стала меньше. – Что произошло со мной? Кто я?

– Не знаю. Это важно?

– А разве нет?

– Я тоже не знаю, кто я. Мостовик? Хирург? Солдат? Раб? Это все ярлыки. Внутри я – это я. Совсем другой, чем был год назад, но я как-то не тревожусь об этом, просто иду вперед и надеюсь, что мои ноги приведут меня туда, где я должен быть.

– Ты не злишься на меня за то, что я принесла тебе тот лист?

– Сил, если бы ты не прервала меня, я бы прыгнул в расщелину. Этот лист, он был мне необходим. Правильная вещь.

Она улыбнулась и стала смотреть, как Каладин разминает мышцы. Закончив, он встал и вышел на улицу, почти придя в себя. Она метнулась в воздухе и приземлилась на плечо, сложила руки назад и свесила ноги, как девочка, сидящая на краю обрыва.

– Я рада, что ты не сердишься. Хотя именно тывиноват во всем, что произошло со мной. Пока я не встретила тебя, я никогда не думала о смерти или лжи.

– Да, из-за меня, – сухо сказал он. – Я приношу смерть и ложь туда, куда иду. Я и Смотрящая в Ночи.

Она помрачнела.

– Это… – начал он.

– Да, – сказала она. – Сарказм. – Она вздернула голову. – Я знаю, что такое сарказм. – Она лукаво улыбнулась. – Я знаю, что такое сарказм!

Отец Штормов, подумал Каладин, глядя в ее маленькие ликующие глаза. Очень зловещий знак.

– Подожди, – сказал он. – Неужели ничего такого с тобой раньше не происходило?

– Не знаю. Я не помню ничего, что произошло раньше чем год назад, когда я увидела тебя.

– Неужели?

– Вот это нестранно, – сказала Сил, пожимая просвечивающимися плечами. – У большинства спренов короткая память. – Она заколебалась. – Не знаю, откуда я знаю это.

– Ну, может быть, это как раз нормально. Ты могла пройти через этот цикл раньше, но забыла.

– Не слишком утешительно. Мне не нравится идея забывания.

– Но тебе нехорошо не только от смерти и лжи, верно?

– От них тоже. Но если я потеряю и эти воспоминания… – Она посмотрела в воздух. Каладин проследил ее взгляд и увидел пару проносящихся по небу спренов ветра, свободных и беззаботных.

– Ты боишься идти не только вперед, – сказал Каладин, – но и назад, боишься стать тем, кем была.

Она кивнула.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал он. – Идем. Мне надо поесть, и после обеда я должен еще кое-что сделать.

Глава пятнадцатая
Приманка

Я не согласен с моим путешествием. Хотя и понимаю его, насколько можно понять кого-то, с кем полностью не согласен.

Прошло уже четыре часа после атаки скального демона, а Адолин все еще приглядывал за ликвидацией последствий. За время сражения монстр уничтожил мост, который вел обратно в военлагеря. К счастью, несколько солдат остались на той стороне и уже отправились за бригадой мостовиков.

Адолин ходил среди солдат, собирая донесения, пока послеполуденное солнце медленно клонилось к горизонту. В воздухе стоял затхлый тошнотворный запах. Запах крови большепанцирника. Само чудовище лежало там, где упало, со вспоротой грудью. Некоторые солдаты рылись под панцирем, вместе с крэмлингами, явившимися на пир. Слева от Адолина, на вздыбленной поверхности плато, лежали на плащах или рубашках люди, в ряд, несколько длинных линий. Ими занимались хирурги из армии Далинара. Адолин мысленно поблагодарил отца, всегда бравшего с собой хирургов, даже на обычные экспедиции, вроде этой.

Он пошел дальше, все еще не снимая Доспехов Осколков. Войска могли бы вернуться другой дорогой – на противоположной стороне плато был еще один мост, ведущий дальше на Равнины. Они могли бы повернуть на восток, а потом вернуться обратно. Далинар, однако, решил – к неудовольствию Садеаса – подождать, пока не принесут мост, заняться ранеными и отдохнуть несколько часов.

Адолин взглянул на павильон, из которого доносились взрывы смеха. На верхушках шестов, удерживаемые на месте золотыми зубцами, ярко сияли большие рубины. Фабриалы давали тепло, хотя внутри них не было никакого огня. Он не понимал, как работают фабриалы, хотя догадывался, что, как и в большинстве этих замечательных устройств, там использовались геммы.

Опять одно и то же. Другие светлоглазые радуются жизни, а он работает. Впрочем, сейчас он не возражал. Ему было бы трудно веселиться после такого несчастья. Кошмарного несчастья. Младший светлоглазый офицер подошел к нему с окончательным списком потерь. Жена офицера зачитала список, супруги оставили ему лист и ушли.

Почти пятьдесят человек погибли, вдвое больше были ранены. Многих из них Адолин знал лично. Когда королю сообщили предварительные оценки, он отмел в сторону все, что омрачало его триумф, заявив, что за свою доблесть они будут вознаграждены наверху и взяты в Армию Герольдов. Очень удобно! Вполне мог бы оказаться в списке, если бы не Далинар.

Адолин поискал глазами отца. Его Величество быстро запамятовал. Далинар стоял на краю плато, глядя на восток. Что он ищет там? Не в первый раз Адолин стал свидетелем героического поступка отца, но этот особенно впечатлял. Воин, стоящий в сверкающих Доспехах под огромным скальным демоном, собирающимся убить его племянника. Теперь эта картина намертво врезана в память Адолина.

Сейчас остальные светлоглазые держались более свободно рядом с Далинаром, и за последние несколько часов Адолин не слышал, чтобы кто-то заикнулся об его слабости, даже люди Садеаса прикусили язык. Однако он опасался, что это ненадолго. Далинар бывалгероем, но редко. Пройдет несколько недель, отважный поступок Далинара забудется, и герой-воин станет «героем» сплетен о том, что он редко выходит на плато и растерял свою храбрость.

Адолин обнаружил, что жаждет продлить этот день. Сегодня, когда отец бросился защищать Элокара, он действовал, как тот бесстрашный рыцарь Далинар, о боевой юности которого народ слагал легенды. Адолин хотел, чтобы этот человек вернулся. Королевство нуждается в нем.

Адолин вздохнул и отвернулся. Он должен подать королю окончательный список потерь. Возможно, над докладом о гибели простых солдат посмеются. Но представится случай послушать, что скажет Садеас. Адолин чувствовал: он что-то не знает об этом человеке. Но это «что-то» известно его отцу.

И, приготовившись к колючкам, он направился к павильону.

* * *

Далинар стоял, скрестив руки в латных перчатках за спиной, и глядел на восток. Где-то там, в середине Равнин, находился базовый лагерь паршенди.

Вот уже шесть лет Алеткар вел длительную осаду. Эту стратегию предложил сам Далинар: надо было расположиться на Разрушенных Равнинах, выдержать сверхштормы, используя переносные мосты, наносить удары по базе паршенди. Одно проигранное сражение – и алети окажутся в ловушке, без всякого пути обратно на укрепленные позиции.

Но Разрушенные Равнины могли стать последним приютом и для паршенди. Восточный и южный края были совершенно непроходимы – плато зачастую сужались до маленькой площадки, много меньшей верхушки шпиля, и даже паршенди не могли перепрыгнуть с одной на другую. Равнины окаймляли горы, где рыскали стаи скальных демонов, огромных и опасных.

Армия алети постоянно наносила удары с запада и севера – на юге и востоке находились только разведчики, на всякий случай, – и паршенди некуда было бежать. Далинар мог поклясться, что силы врага истощены до предела. Они должны были или попытаться вырваться с Равнин, или напасть на военлагеря алети.

Замечательный план. Но, увы, Далинар не предвидел гемсердца.

Он отвернулся от пропасти и пошел по плато. Ему очень хотелось лично проверить своих людей, но нужно было показать, что он доверяет Адолину. Его старший сын командует армией и должен делать это хорошо. На самом деле он, похоже, уже передает окончательный отчет Элокару.

Далинар улыбнулся, посмотрев на сына. Адолин был ниже его ростом, в белых волосах попадались черные пряди. Белые волосы он унаследовал от матери, во всяком случае так сказали Далинару. Сам он не помнил эту женщину, ее вычеркнули из его памяти, оставив странные дыры и туманные области. Иногда в его голове возникали четкие и ясные картины прошлого, но онарасплывалась. Он даже не помнил ее имени. И когда его произносили другие, оно немедленно ускользало из его памяти, как масло с горячего ножа.

Он оставил Адолина докладывать королю, а сам подошел к телу скального демона. Оно лежало, завалившись на бок, с выжженными глазами и открытой пастью. Языка у большепанцирника не было, только необычные зубы со сложной сетью челюстей. Плоские, похожие на тарелки зубы предназначались для того, чтобы давить и перемалывать раковины; другие жвалы, поменьше, – разрывать плоть и проталкивать ее дальше в горло. Рядом со зверем раскрылись камнепочки, их лозы высунулись наружу и пили кровь скального демона. Между человеком и зверем, на которого он охотится, всегда возникает мистическая связь, и Далинар чувствовал странную тоску, убив такое величественное животное.

Обычно гемсердца добывали совсем не так, как сегодня. В определенный период своего странного жизненного цикла скальные демоны собирались на западной стороне Равнин, где плато были пошире. Там они карабкались на возвышенности и превращались в каменные куколки, ожидая прихода сверхшторма.

И в эти мгновения они были уязвимы. Требовалось только забраться на плато, разбить куколку молотком или Клинком Осколков и вырезать гемсердце. Легко заработать состояние. Звери появлялись часто, несколько раз в неделю, пока не становилось слишком холодно.

Далинар посмотрел на огромное тело. Рядом с ним в воздухе плавали крошечные, почти невидимые спрены. Они выглядели как струйки дыма, поднимающиеся со свечи после того, как снять нагар. Никто не знал, что это за спрены; их видели только около свежих трупов большепанцирников.

Он тряхнул головой. Эти гемсердца изменили всю войну. Паршенди тоже добывали их и готовы были сражаться за них. Стычки за гемсердце большепанцирника стали основными тактическими операциями для воюющих сторон. Победитель достигал двух целей одновременно: военной и коммерческой. Паршенди, в отличие от их противника, неоткуда было ждать пополнения, поэтому сражения, истощающие их силы, приближали победу алети в этой войне.

Настал вечер, на Равнинах замигали огоньки. На башнях, с которых люди наблюдали за скальными демонами, пришедшими окукливаться. Они всматривались во тьму, хотя звери редко появлялись вечером или ночью. Разведчики пересекали трещины при помощи шестов, прыгая с плато на плато без всяких мостов. Как только разведчики замечали скальных демонов, они посылали предупреждение, и начиналось состязание – паршенди против алети. Захватить плато и удержать его достаточно долго, добыть гемсердце, напасть на врага, если тот пришел первым.

Каждый кронпринц хотел добыть гемсердца. Содержать и кормить тысячи солдат совсем недешево, но одно гемсердце покрывало все расходы на несколько месяцев. Кроме того, чем большее гемсердце использовал Преобразователь, тем реже оно разбивалось. Огромное гемсердце, вроде этого, предлагало почти неограниченную силу. И кронпринцы соревновались еще и между собой. Однако первый добравшийся до цели должен был сражаться с паршенди.

Разумным выходом была бы очередь, но для алети этот путь был неприемлем. Борьба – основа их жизни. Воринизм учил, что самые лучшие воины после смерти присоединятся к Герольдам и будут сражаться в священной войне с Несущими Пустоту за Залы Спокойствия. Кронпринцы были не только союзниками, но и соперниками. Уступить гемсердце другому – ни за что на свете! Борьба намного лучше. В результате война превратилась в самый лучший вид спорта – смертельный.

Далинар обошел мертвого скального демона. Он понимал каждый шаг процесса, который шел уже шесть лет. Он сам ускорил некоторые из них. И только сейчас забеспокоился. Им удалось уменьшить число паршенди, но почти никто не помнил первоначальную цель – месть за смерть Гавилара. Алети бездельничали, играли и снова бездельничали.

Для того чтобы выкосить четверть всех сил паршенди, потребовалась осада в шесть лет. Война могла продлиться еще столько же. И это его беспокоило. Конечно, паршенди ждали, что их осадят. Они заготовили горы запасов и были готовы перевести все население на Разрушенные Равнины, где проклятые Герольдами трещины и плато служили естественными укреплениями.

Элокар посылал к паршенди гонцов, требуя ответа на вопрос, зачем они убили его отца. Ответа он не получил. Они взяли на себя ответственность за преступление, но так и не сказали зачем. Впрочем, сейчас в Алеткаре остался только один-единственный человек, который хотел знать ответ на этот вопрос. Он сам.

Далинар повернулся в сторону павильона, в котором пировала свита Элокара, наслаждаясь вином и закусками. Большой открытый павильон был выкрашен в фиолетовый и желтый, легкий ветер шевелил полотно. Штормстражи сообщили, что сегодня ночью сверхшторма, скорее всего, не будет. Пусть Всемогущий пошлет армию обратно в лагерь, если он все-таки придет.

Сверхштормы. Видения.

« Объедини их…»

Неужели он действительно верит в то, что видит? Неужели думает, что сам Всемогущий говорит с ним? Он, сам Далинар Холин, сам Терновник, бесстрашный воин?

« Объедини их…»

Садеас вышел из павильона в ночь. Сейчас, когда он был без шлема, густая грива черных вьющихся волос распалась по его плечам. В Доспехах он выглядел очень импозантно, значительно лучше, чем сейчас, когда он надел эти смехотворные кружевные одежды из шелка, так модные сейчас.

Садеас кивнул Далинару. Я выполнил свою часть, вот что говорил этот кивок. Какое-то время он прохаживался взад и вперед, потом вернулся в павильон.

Итак. Садеас дал знак, что Ваму пора ввести в игру. Самое время Далинару повстречаться с Вамой. Он пошел к павильону. Адолин и Ринарин держались недалеко от короля, стараясь не попадаться ему на глаза. Парень доложил или нет? Скорее Адолин попытается, в который раз, подслушать разговор Садеаса с королем. С этим надо что-то делать; парень, понятное дело, хочет соревноваться с Садеасом, но добром это не кончится.

Далинар шевельнулся, собираясь подойти к Ваме – тот стоял около задней стенки павильона, – но король перехватил его.

– Далинар, – позвал король, – иди сюда. Садеас сказал мне, что за последние несколько недель он один добыл три гемсердца!

– Да, так оно и есть, – подтвердил Далинар, подходя к королю.

– А сколько добыл ты?

– Включая сегодняшнее?

– Нет, – сказал король. – До того.

– Ни одного, Ваше Величество, – признался Далинар.

– Это все мосты Садеаса, – сказал Элокар. – Они более эффективны, чем твои.

– Я вообще не сражался в последние несколько недель, – сухо сказал Далинар, – но в прошлом моя армия часто участвовала в стычках.

И пускай все гемсердца идут в Бездну, шторм их побери!

– Возможно, – сказал Элокар. – Но чем ты занимался в последнее время?

– Другими важными вещами.

Садеас поднял бровь.

– Более важными, чем война? Более важными, чем мщение? Разве это возможно? Или вы ищете извинений?

Далинар бросил на кронпринца убийственный взгляд. Садеас только пожал плечами. Они были союзниками, но не друзьями. Уже давно.

– Ты должен переключиться на переносные мосты, – сказал Элокар.

– Ваше Величество, – ответил Далинар, – мосты Садеаса уносят слишком много жизней.

– Зато они очень быстры, – вкрадчиво сказал Садеас. – А вы полагаетесь на мосты с колесами, Далинар. Это глупость. На плато они очень медленны, и ими трудно управлять.

– Согласно Кодексу генерал не должен требовать от людей делать то, что он не готов сделать сам. Скажите мне, Садеас, вы побежитеперед мостом?

– Я также не ем баланду мостовиков, – сухо сказал Садеас. – И не копаю рвы.

– Но сможете, если потребуется, – возразил Далинар. – Мосты – совсем другое дело. Отец Штормов, да вы даже не разрешаете им использовать щиты или доспехи! Вы выйдете в бой без Доспехов?

– Мостовики выполняют важную функцию, – рявкнул Садеас. – Они отвлекают паршенди от моих солдат. В самом начале я пытался дать им щиты. И что? Паршенди, не обращая внимания на мостовиков, поливали стрелами солдат и лошадей. Я обнаружил, что, если удвоить число мостов и облегчить мостовиков – никаких доспехов и щитов, – они работают намного лучше.

– Понимаете, Далинар? Паршенди соблазняются полуголыми мостовиками и не стреляют по солдатам! Да, во время каждой атаки мы теряем несколько бригад, но редко настолько много, чтобы замедлить движение. Паршенди продолжают стрелять по ним – насколько я понимаю, они почему-то думают, что, убивая мостовиков, вредят нам. Словно невооруженный человек, несущий мост, важнее для армии, чем конный рыцарь в Доспехах. – Садеас от удивления тряхнул головой.

Далинар нахмурился.

Брат,написал Гавилар. Ты должен найти самые важные слова, которые может сказать мужчина…Цитата из древней книги « Путь Королей». И полностью не соответствовала тому, что подразумевал Садеас.

– Не имеет значения, – продолжал Садеас. – Безусловно, вы не будете спорить, что мой метод весьма эффективен.

– Иногда, – ответил Далинар, – приз не стоит затрат. То есть путь к победе не менее важен, чем сама победа.

Садеас недоверчиво посмотрел на Далинара. Даже на лицах Адолина и Ринарина, подошедших ближе, появилась растерянность. Алети обычно так не думают.

Но со всеми этими видениями и словами из книги, в последнее время только и крутившимися в его сознании, Далинар больше не чувствовал себя алети.

– Приз стоит любыхзатрат, светлорд Далинар, – изрек Садеас. – Победа в соревновании дороже любых издержек.

– Это война, – сказал Далинар. – Несоревнование.

– Все в мире соревнование, – сказал Садеас, махнув рукой. – Любая сделка – соревнование, в котором одни выигрывают, а другие проигрывают. И кое-кто проигрывает весьма впечатляюще.

– Мой отец – один из самых прославленных воинов Алеткара! – рявкнул Адолин, врываясь в группу. Король поднял бровь, но ничего не сказал. – Вы видели, что он сделал сегодня, Садеас, пока вы прятались у павильона с вашим луком. Мой отец сдержал чудовище. Вы – тр…

– Адолин! – прервал его Далинар. Это зашло слишком далеко. – Умерь свой пыл.

Адолин скрипнул зубами и прижал руку к боку, как если бы собирался призвать Клинок Осколков. Ринарин шагнул вперед и мягко положил руку на плечо Адолина, который неохотно отступил назад.

Садеас, ухмыляясь, повернулся к Далинару.

– Один сын едва способен контролировать себя, второй слишком слаб. Это и есть ваши наследники, старый друг?

– Я горжусь обоими, что бы вы ни думали.

– Этого смутьяна я могу понять, – сказал Садеас. – Когда-то вы были таким же пылким, как и он. Но второй? Все видели, как сегодня он сбежал с поля боя. Он даже забыл обнажить меч или взять в руки лук! Как воин – он бесполезен!

Ринарин покраснел и уставился в землю. Адолин резко вздернул голову. Он выбросил руку в сторону и шагнул к Садеасу.

– Адолин! – сказал Далинар. – Я позабочусь об этом.

Адолин взглянул на отца, в его голубых глазах горела ярость, но он не призвал Клинок.

Далинар повернулся к Садеасу и заговорил, очень тихо и отчетливо.

– Садеас, безусловно, я плохо расслышал ваши слова, но мне показалось, что вы – в присутствии короля – назвали моего сына бесполезным. Конечно же, вы этого не говорили, потому что такое оскорбление требует,чтобы я призвал мой Клинок и увидел вашу кровь. Нарушил Пакт Мщения. И тогда два величайших союзника короля убьют один другого. Безусловно, вы не делали такой глупости. А я просто плохо расслышал ваши слова.

Все замерли. Садеас заколебался. Он не отступил назад, только взглянул в глаза Далинару. Но заколебался.

– Возможно, – наконец сказал он, – вы действительно услышали неправильные слова. Я не хотел оскорбить вашего сына. Это было… глупо с моей стороны.

Между ними проскочило понимание, взгляды встретились, и Далинар кивнул. Садеас ответил тем же – короткий наклон головы. Они не могли дать их взаимной ненависти стать кинжалом, направленным на короля. Словесные перепалки – это одно, но оскорбление, которое может привести к дуэли, – совсем другое. Так рисковать они не могли.

– Хорошо, – сказал Элокар. Он не вмешивался в ссоры кронпринцев, напротив – он поощрял соревнование между ними за статус и влияние. Он верил, что так они станут с большим рвением добиваться их. Мало кто винил короля – таков был его метод правления. Он все больше и больше не нравился Далинару.

« Объедини их…»

– Мне кажется, на этом можно закончить, – сказал Элокар.

Адолин, со своей стороны, казался недовольным, как если бы действительно надеялся, что Далинар вызовет Клинок и бросит вызов Садеасу. Собственная кровь Далинара кипела, Дрожь искушала его, но он оттолкнул ее прочь. Нет. Не здесь. Не сейчас. Элокар нуждается в них обоих.

– Возможно, мы можем закончить, Ваше Величество, – сказал Садеас. – Но я сомневаюсь, что спор между мной и Далинаром когда-нибудь исчерпает себя. По меньшей мере пока он вновь не научится вести себя как мужчина.

– Я сказал хватит, Садеас, – сказал Элокар.

– Вы сказали хватит? – раздался новый голос. – А мне кажется, что «хватит» – единственное слово, которое Садеас говорит другим.

Через группу придворных протиснулся Шут, держа в руке кубок с вином; серебряный меч болтался на поясе.

– Шут! – воскликнул Элокар. – Когда ты приехал?

– Я догнал вашу охотничью партию прямо перед битвой, Ваше Величество, – сказал Шут, кланяясь. – Я собирался поговорить с вами, но скальный демон слегка меня опередил. Я видел, что ваша беседа прошла довольно бурно.

– То есть ты приехал несколько часов назад! И что ты делал? Почему я тебя не видел?

– Я… я занимался разными делами, – сказал Шут. – Но я не мог пропустить охоту. Я не мог допустить, чтобы, когда вам понадобится помощь, меня не оказалось под рукой.

– До сих пор как-то справлялся.

– И, тем не менее, вы были бесшутным, – заметил Шут.

Далинар изучал одетого в черное человека. Что о нем можно было сказать? Он умен. Но не считает необходимым сдерживать свой язык, как это было сегодня с Ринарином. Вокруг него всегда какой-то странный воздух, и Далинар не мог понять какой.