Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 74 страниц)

Я уже стояла перед ними.

Я стою перед одним сейчас.

Как Джаснах осмелиласьпоступить так? Как осмелиласьпривлечь к этому Шаллан? Как осмелиласьиспользовать такую святую и прекрасную вещь для уничтожения?

Джаснах не имеет права владеть Преобразователем.

Одним быстрым движением Шаллан, прикрыв безопасную руку рубашкой, запустила ее в потайной мешочек и вытащила неповрежденный дымчатый кварц из Преобразователя отца. Затем подошла к столику и, отгородив его рубашкой от возможного взгляда Джаснах, поменяла Преобразователи. Потом мгновенно сунула работающий Преобразователь в рукав безопасной руки и отступила обратно, когда Джаснах открыла глаза и посмотрела на рубашку, невинно лежавшую рядом с испорченным Преобразователем.

Шаллан затаила дыхание.

Джаснах снова закрыла глаза и протянула щетку Шаллан.

– Пятьдесят раз, пожалуйста, Шаллан. Сегодня я очень устала.

Шаллан, двигаясь механически, стала расчесывать волосы своей наставницы, одновременно сжимая украденный Преобразователь безопасной рукой и каждую секунду боясь, что Джаснах обнаружит подмену.

Но она не обнаружила. Даже когда надела рубашку. Даже когда положила сломанный Преобразователь в ящик с драгоценностями и закрыла его на ключ. Даже когда повесила ключ себе на шею и пошла спать.

Шаллан вышла из комнаты остолбенелая, в полном смущении. Усталая, больная, сбитая с толку.

Но не раскрытая.

Глава тридцать седьмая
Стороны

Пять с половиной лет назад

– Каладин, погляди на этот камень, – сказал Тьен. – Он меняет цвет, когда ты смотришь на него с разных сторон.

Кал, отвернувшись от окна, посмотрел на брата. Тьену исполнилось тринадцать, и он из восторженного мальчика превратился в восторженного юношу. Он вырос, но все равно был слишком мал для своего возраста, а его копна черно-коричневых волос сопротивлялась любым попыткам привести себя в порядок. Он сидел на корточках около лакированного обеденного стола из глиндерева, так, чтобы его глаза были на одном уровне с блестящей поверхностью, и глядел на маленький нескладный камень.

Кал сидел на стуле, коротким ножом счищая кожуру с корневиков. Грязные коричневые корни становились липкими, когда он разрезал их, все его пальцы покрывал толстый слой крэма. Закончив с очередным корнем, он передал его матери, которая вымыла его и накрошила в кастрюлю.

– Мама, взгляни, – сказал Тьен. Свет послеполуденного солнца, сочившийся сквозь окно, находившееся на подветренной стороне дома, омывал стол. – С этой стороны камень сверкает красным, а с других сторон он зеленый.

– Возможно, магия, – сказала Хесина. Кусок за куском плюхался в воду, плеща своей, слегка отличной от других, нотой.

– Может быть, – сказал Тьен. – Или спрен. В камнях живут спрены?

– Спрены живут везде, – ответила Хесина.

– Они не могут жить везде, – сказал Кал, бросая кожуру в ведерко у его ног. Он посмотрел в окно, ведущее из города к дому лорд-мэра.

– Могут, – ответила Хесина. – Спрены появляются, когда что-то изменяется – человек пугается или начинается дождь. Они – спутники перемен и есть везде.

– И в этом корневике? – скептически спросил Кал, поднимая длинный корень.

– И в нем.

– А если ты нарезаешь его?

– В каждом кусочке есть спрен. Только поменьше.

Кал задумался, глядя на длинный клубень. Они росли в трещинах камней, в которых собиралась вода. У них был слабый вкус минералов, но их было легко выращивать. А сейчас семья нуждалась в дешевой пище.

– Так что мы едим спрены, – ровно сказал Кал.

– Нет, мы едим корни.

– Когда нет ничего другого, – с гримасой сказал Тьен.

– И спренов? – настаивал Каладин.

– Они высвобождаются. И возвращаются туда, где живут спрены, что бы это ни было.

– У меня есть спрен? – спросил Тьен, глядя себе на грудь.

– У тебя есть душа, дорогой. Ты личность. Но в разных частях твоего тела могут жить спрены. Очень маленькие.

Тьен ущипнул себя за кожу, как если бы попытался извлечь крошечного спрена.

– Говно, – внезапно сказал Кал.

– Кал, – резко сказала Хесина. – Об этом не говорят за обедом.

– Говно, – упрямо повторил Кал. – В нем есть спрен?

– Да, как мне кажется.

– Спрен говна, – сказал Тьен и хихикнул.

Мама продолжала нарезать корни.

– Почему ты спрашиваешь, дорогой, и так внезапно?

Кал пожал плечами.

– Я только… не знаю. Потому.

Он совсем недавно думал о том, как устроен мир и какое место отведено ему. Другие мальчики его возраста не заботились о своей судьбе. Они знали, что их ждет. Работа на полях.

Однако у Каладина была возможность выбора. И в последние несколько месяцев он сделал выбор. Он будет солдатом. Ему уже пятнадцать, и он пойдет в армию, когда в городе появятся вербовщики. Все, с колебаниями покончено. Он научится сражаться. И это будет конец. Или нет?

– Я хочу понять, – сказал он. – Я хочу найти смысл всего.

Мать улыбнулась, стоя в своем коричневом рабочем платье; волосы, заплетенные в косу, падают на спину, затылок скрыт под желтой косынкой.

– Что? – спросил он. – Почему ты улыбаешься?

– Ты хочешь найти смысл всего, такую малость?

– Да.

– Хорошо, в следующий раз, когда в город приедут арденты, чтобы сжечь моления и Возвысить людей к Призванию, я передам им твое желание. – Она опять улыбнулась. – А пока продолжай чистить корни.

Кал вздохнул, но подчинился. Он посмотрел в окно и от удивления едва не выронил корень. Карета Рошара. Спускается по дороге от особняка. Его затрясло. Он собирался, он думал, но вот пришло время, а он сидит и чистит корни. Будут и другие возможности, конечно…

Нет. Он встал, пытаясь сдержать беспокойство в голосе.

– Мне нужно вымыть руки. – Он поднял облепленные крэмом пальцы.

– Тебе надо еще промыть корни, как я тебе сказала, – заметила мать.

– Знаю, – сказал Кал. Неужели его вздох сожаления прозвучал фальшиво? – Я вымою остаток корней прямо сейчас.

Хесина ничего не сказала, он собрал оставшиеся корни, с бьющимся сердцем подошел к двери и вышел на улицу.

– Смотри, – в спину ему сказал Тьен, – с этой стороны зеленый. Я не думаю, что это спрен, мама. Это свет. Он заставляет камень измениться…

Дверь хлопнула за спиной Кала. Он положил клубни на землю и побежал по улицам Хартстоуна, пробегая мимо мужчин, рубивших дерево, женщин, выливающих помои, и группы стариков, сидевших на ступеньках и глядевших на солнце. Он вымыл руки в дождевой бочке и, и не останавливаясь, двинул дальше, на ходу стряхивая воду. Он обежал дом Маброу Свинопаса, обогнул водосбор – большую дыру в камне в самом центре города, в которой собиралась дождевая вода, – и побежал вдоль ветролома, крутого склона холма, защищавшего город от штормов.

Здесь росла небольшая роща узловатых, почти в рост человека тяждеревьев. Листья у них росли только с подветренной стороны, располагаясь на стволе как ступеньки лестницы. Большие, похожие на флаги листья плавно раскачивались на ветру, но когда Кал пронесся мимо, захлопали по стволам, как будто бич защелкал.

Отец Кала стоял с другой стороны, заложив руки за спину. Он ждал там, где дорога из особняка упиралась в ворота Хартстоуна. Заметив сына, Лирин вздрогнул и повернулся. Он надел свой лучший костюм: синий пиджак с пуговицами по бокам, похожий на мундир светлоглазого. Но пара белых брюк казалась поношенной. Он посмотрел на Кала сквозь очки.

– Я пойду с тобой, – выпалил Кал. – В особняк.

– Откуда ты знаешь?

– Все знают, – сказал Кал. – Люди только и болтают, что светлорд Рошон пригласил тебя к обеду. Одного из всех!

Лирин поглядел в сторону.

– Я сказал твоей матери, чтобы она задержала тебя.

– Она пыталась. – Кал скривился. – И на меня, скорее всего, обрушится шторм, когда она найдет горку корневика, брошенную у входной двери.

Лирин ничего не сказал. Карета остановилась неподалеку, колеса заскрежетали по камню.

– Там не будет ничего приятного, обычный обед, – сказал Лирин.

– Я не дурак, папа. – Когда Хесина сказала, что город больше не нуждается в ее работе… Да, это причина, по которой они стали есть корни. – Если ты собираешься встретиться с ним, то должен быть кто-то, кто поддержит тебя.

– И этот кто-то – ты?

– Я все, что у тебя есть.

Кучер прочистил горло. Он не собирался выходить из кареты и открывать дверь – такую честь он оказывал только светлорду Рошону.

Лирин смерил Кала взглядом.

– Если ты прикажешь, я уйду, – сказал Кал.

– Нет. Поедем со мной, если ты должен. – Лирин подошел к карете и открыл дверь. Это был не тот модный, украшенный золотом экипаж, в котором ездил Рошон. Второй, коричневый, более старый. Кал забрался внутрь, чувствуя возбуждение от маленькой победы и одновременно страх.

Они предстанут перед Рошоном лицом к лицу. Наконец-то.

Внутри находились потрясающие покрытые красной материей скамьи, поразительно мягкие. Он уселся на удивительно упругое сидение. Лирин сел напротив Кала и захлопнул дверь, кучер огрел лошадей кнутом. Экипаж развернулся и загрохотал по дороге. Несмотря на мягкое сидение, трясло немилосердно, и зубы Кала ужасно стучали. Даже хуже, чем ехать в фургоне, хотя, возможно, только из-за того, что они ехали слишком быстро.

– Почему ты не хотел, чтобы мы знали? – спросил Кал.

– Я не был уверен, что пойду.

– А что еще ты можешь сделать?

– Уехать, – ответил Лирин. – Взять тебя и уехать в Харбрант, убежать из этого города, этого королевства, от мелочной зависти Рошона.

Кал, пораженный, мигнул. Он никогда не думал об этом. Внезапно мир расширился, стал больше. Будущее изменилось, распахнулось, приобрело новую форму. Отец, мать, Тьен… с ним.

– Серьезно?

Лирин рассеянно кивнул.

– Даже если мы не доберемся до Харбранта, я уверен, многие города Алеткара с радостью примут нас. В большинстве из них никогда не было хирурга. Есть только люди, чьи умения не выходят за рамки народных суеверий и опыта ухода за ранеными чуллами. Мы можем даже уехать в Холинар; моих знаний вполне хватит, чтобы получить работу помощника врача.

– Тогда почему мы еще здесь?

Лирин поглядел в окно.

– Не знаю. Мы должны уехать. Это разумно. У нас есть деньги. Нас здесь не хотят. Лорд-мэр ненавидит нас, люди не доверяют нам, сам Отец Штормов, похоже, хочет вышвырнуть нас отсюда.

В голосе Лирина что-то мелькнуло.

Сожаление?

– Однажды я уже пытался уехать отсюда, – тихо сказал Лирин. – Но, похоже, есть связь между домом человека и его сердцем. Я забочусь об этих людях, Кал. Принимаю их детей, вправляю кости, лечу раны. В последние несколько лет ты видел от них только плохое, но раньше были другие времена, намного лучшие. – Он повернулся к Калу, сжав руки перед собой, карету тряхнуло. – Они мои, сынок. И я нужен им. Теперь, когда Уистиоу ушел, за них отвечаю я. И не могу оставить их Рошону.

– Даже хотя им нравитсято, что он делает?

– В том числе и из-за этого. – Лирин поднял руку ко лбу. – Отец Штормов. Похоже, большей глупости я не говорил за всю жизнь.

– Нет. Я тебя понимаю. – Кал пожал плечами. – Они все равно обращаются к тебе, когда им плохо. Они жалуются, что резать людей неестественно, но все равно приходят. Раньше я спрашивал себя почему.

– И нашел ответ?

– Можно сказать, да. В конце концов я решил, что люди предпочитают прожить подольше. Ругая тебя, они приходят к тебе. А ты, ты любишь лечить их. И раньшеони давали тебе сферы. Человек может говорить все что угодно, но его сердце с тем, кому он дает сферы. – Кал нахмурился. – Я думаю, что они ценилитебя.

Лирин улыбнулся.

– Мудрые слова. Я и забыл, что ты почти взрослый, Кал. Когда ты успел вырасти?

В ту ночь, когда нас едва не ограбили,мысленно ответил Кал. В ту ночь, когда ты осветил людей снаружи и показал, что можно быть храбрым, не умея держать копье в руках.

– Однако в одном ты ошибаешься, – сказал Лирин. – Ты сказал, что они ценилименя. Но они все еще ценят. Да, они ворчат – они всегда ворчали. Но и оставляют нам еду.

Кал вздрогнул.

– Неужели?

– Как ты думаешь, что мы ели последние четыре месяца?

– Но…

– Они боятся Рошона, поэтому не говорят об этом вслух. Они оставляют продукты твоей матери, когда она идет работать в город, или кладут в пустую дождевую бочку.

– Они пытались ограбить нас.

– И некоторые из этих грабителей теперь оставляют нам продукты.

Кал еще размышлял, когда карета подкатилась к особняку. Он очень давно не был в этом длинном двухэтажном здании со стандартной крышей, слегка скошенной к штормовой стороне и намного больше обычных. Знакомые стены из толстого белого камня, величественные квадратные колонны с подветренной стороны.

Увидит ли он Ларал? Его самого смущало, что в последнее время он очень редко вспоминал о ней.

Сад поместья был огорожен низкой каменной стеной, заросшей экзотическими растениями. Верх стены усеяли камнепочки, их лозы спадали наружу. Внутри росли пучки лукообразного сланцекорника, самых разных цветов – оранжевые, красные, желтые и голубые. Некоторые участки сада выглядели как вороха одежд с веерами складок, другие, казалось, заросли рогами. Большинство сланцекорников имело похожие на нитки усики, которые вились на ветру. Светлорд Рошон уделял саду намного больше внимания, чем Уистиоу.

Они прошли мимо свежепобеленных колонн и вошли в толстые деревянные штормдвери. Вестибюль с низким потолком был богато украшен керамикой; циркониевые сферы освещали его бледно-голубым светом.

Их приветствовал высокий слуга в длинном черном сюртуке и блестящем фиолетовом галстуке – Натир, ставший управляющим после смерти Милива. Он приехал сюда из Далинака, большого города на северном побережье.

Натир привел их в столовую, где за длинным столом из темного дерева сидел Рошон. Он набрал вес, хотя и не настолько, чтобы его можно было назвать жирным. Все та же борода, цвета соли с перцем, седоватые волосы свисают до воротника. На нем были желтые штаны и тесный красный жилет, из-под которого выглядывала белая рубашка.

Светлорд уже приступил к трапезе; ароматные запахи заставили желудок Кала забурчать. Когда он в последний раз ел свинину? На столе стояло пять разных соусов, в бокале Рошона искрилось прозрачное оранжевое вино. Он ел один, без сына и Ларал.

Слуга указал на стол, стоявший в комнате, смежной с обеденным залом. Отец посмотрел на него, потом подошел к столу Рошона и сел за него. Рошон перестал есть, шампур замер на полдороге к губам, острый коричневый соус капал на стол перед светлордом.

– У меня второй нан, – сказал Лирин, – и личное приглашение от вас. Безусловно, вы достаточно разбираетесь в рангах и дадите мне место за вашим столом.

Рошон стиснул зубы, но возражать не стал. Глубоко вздохнув, Кал уселся рядом с отцом. Прежде чем уехать воевать на Разрушенные Равнины, он должен узнать, кто его отец – трус или мужественный человек?

Дома, при свете сфер, Лирин всегда казался слабым. Он работал в операционной, не обращая внимания на то, что говорили о нем в городе. Он сказал сыну, что тот не должен тренироваться с копьем, и запретил ему даже думать о войне. Были ли это действия труса? Но пять месяцев назад Кал увидел в нем мужество, о котором и не подозревал.

В спокойном голубом свете дворца Рошона Лирин возразил человеку, намного превосходящему его рангом, богатством и властью. И не отступил. Сердце Кала встревоженно билось. Он положил руки на колени, пытаясь не выдать другим, насколько он взволнован.

Рошон махнул рукой слугам, и мгновенно появились новые приборы, для них. Конец зала тонул во мраке. Стол Рошона напоминал освещенный остров посреди огромной пустой темноты.

Рядом с ними стояли чаши с водой, в которые полагалось окунать пальцы, и стопки белоснежных салфеток. И еда светлоглазых. Кал редко ел такую изысканную пищу; он попытался не показать себя невежей, взял шампур и, подражая Рошону, ножом отрезал самый нижний кусок мяса, поднял его и стал есть. Мясо, как и следовало ожидать, оказалось сочным и нежным, хотя немного острее, чем он привык.

Лирин не ел вообще. Он поставил локти на стол и глядел, как ужинает светлорд.

– Я хотел бы дать тебе возможность спокойно поесть, – наконец сказал Рошон, – прежде чем мы поговорим о серьезных делах. Но ты, похоже, не намерен воспользоваться моей щедростью.

– Да, не намерен.

– Очень хорошо, – сказал Рошон, взял кусок хлебца из корзины и, обернув его вокруг шампура, стащил несколько кусков овощей одновременно и съел их с хлебом. – Тогда скажи мне, сколько еще времени ты собираешься не повиноваться мне? Твоя семья на грани голода.

– Мы в полном порядке, – вмешался Кал.

Лирин посмотрел на него, но не стал ругать.

– Мой сын прав. Мы можем прожить. А если не сможем, то уедем. Я не склонюсь перед вашей волей, Рошон.

– Если ты уедешь, – сказал Рошон, подняв палец, – я напишу лорду-мэру твоего нового города и скажу ему, что сферы украдены у меня.

– Я выиграю любое расследование. Кроме того, как хирург, я защищен от большинства ваших требований. – Это была правда. Темноглазые и их подмастерья, работавшие по своей профессии в городах, наделялись специальной защитой, даже от светлоглазых. Впрочем, юридические аспекты гражданства в странах Ворин были достаточно сложными, и Каладин не до конца понимал их.

– Да, ты можешь выиграть расследование, – сказал Рошон. – Ты был настолько дотошен, что приготовил совершенно точные правильные документы. И ты был там только один, когда Уистиоу поставил на них печать. Странно, что ни одна из его клерков не была при этом.

– Клерки прочитали ему документы.

– И потом вышли из комнаты.

– Так приказал светлорд Уистиоу. Я уверен, что они подтвердят это.

Рошон пожал плечами.

– Мне не надо доказывать, что ты украл сферы, хирург. Я просто буду продолжать делать то, что делаю. Я знаю, что твоя семья питается отбросами. Как долго они будут страдать из-за твоей гордости?

– Их не запугаешь. Как и меня.

– Я не спрашиваю, боятся ли они. Я спрашиваю, голодаютли они.

– Ни в коем случае, – сказал Лирин сухим голосом. – Даже если нам не хватает еды, мы наслаждаемся вниманием, которое вы расточаете нам, светлорд. Мы чувствуем на себе ваши ищущие взгляды и слышим ваш шепоток горожанам. Судя по тому, как вы следите за нами, вы опасаетесь нас.

Рошон молчал, держа в руке шампур, яркие зеленые глаза сузились, губы поджались. В темноте эти глаза почти светились. Калу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не съежиться под весом этого неодобрительного взгляда. С таким видом светлоглазые вроде Рошона отдают приказы.

Он не настоящий светлоглазый. Он отверженный. Я еще увижу настоящих. Людей чести.

Лирин даже не моргнул.

– Уже который месяц мы испытываем давление с вашей стороны. Арестовать меня вы не можете – я выиграю расследование. Вы попытались натравить на меня народ, но это мой город, меня здесь все знают и глубоко внутри осознают, что я им нужен.

Рошон наклонился вперед.

– Я ненавижу твой маленький город.

Лирин нахмурился при таком странном ответе.

– Меня приводит в ярость то, что на меня смотрят как на ссыльного, – продолжал Рошон. – Я сатанею от того, что вынужден жить в глуши. Но больше всего я ненавижу темноглазых, которые забыли свое место.

– Я тоже не испытываю к вам теплых чувств.

Рошон хмыкнул, потом посмотрел на мясо так, как если бы потерял к нему интерес.

– Очень хорошо. Давай пойдем на… компромисс. Я возьму девять десятых сфер. Ты сможешь сохранить остальные.

Кал возмущенно вскочил.

– Мой отец никогда…

– Кал, – прервал его Лирин. – Я могу говорить за себя.

– Но ты, конечно, не заключишь такую позорную сделку.

Лирин какое-то время молчал.

– Иди на кухню, – наконец сказал он. – Попроси у поваров еды, больше подходящей тебе.

– Отец, но…

– Иди, сын, – твердо повторил Лирин.

Неужели правда? После всего, неужели отец просто сдался?

Кал побагровел и вылетел из зала. Он знал дорогу на кухню. В детстве он часто обедал там с Ларал.

Он убежал не потому, что его выставили; он не хотел, чтобы отец и Рошон видели его чувства: досаду от того, что он встал и наорал на Рошона, хотя отец собирался заключить сделку; унижение от того, что отец мог даже подумать о сделке; расстройство от того, что его прогнали. Кал обнаружил, что плачет, и постарался взять себя в руки. Он прошел мимо пары солдат Рошона; желтый свет висевших на стенах тусклых масляных ламп подчеркивал грубые черты их лиц.

Проскочив мимо них, Кал повернул за угол и только здесь остановился около кадки с растением, сражаясь со своими эмоциями. В кадке стояла комнатная винопочка, до полного раскрытия которой оставалось еще одно поколение; несколько конусообразных цветков тянулись вверх из ее последней раковины. На стене над ней горела лампа, слабым задыхающимся светом. В задних помещениях особняка, рядом с комнатами слуг, сферы для освещения не использовали.

Кал прислонился к стене, дыша тяжело и неровно. Он чувствовал себя как Кабин – один из десяти дураков, – который вел себя как ребенок, хотя был взрослым. Но что он должен думать о поступках Лирина?

Он вытер глаза, прошел через несколько распахнутых дверей и очутился на кухне. Рошон все еще пользовался услугами главного повара Уистиоу, Барма, высокого худого человека с черными волосами, которые он заплетал в косы. Барм ходил по кухне, отдавая распоряжения младшим поварам; пара паршменов вносила через задние двери особняка корзины с провизией. Барм не расставался с длинным металлическим черпаком, которым стучал по висевшим на стенах сковородкам или кастрюлям, отдавая приказы.

Бросив на Кала небрежный взгляд своих темно-коричневых глаз, он приказал одному из слуг принести хлебец и таллиевый рис. Детская еда. Кал еще больше смутился, сообразив, что Барм мгновенно понял, почему его послали на кухню.

Кал подошел к специально выделенному для еды уголку и стал там ждать. Это был свежепобеленный альков, в котором стоял покрытый графитом стол. Он уселся, положил локти на камень, а голову на руки.

Почему он так разозлился от одной мысли, что отец может отдать большинство сфер в обмен на безопасность? Верно, если это произойдет, его не пошлют в Харбрант. Но он уже и так решил стать солдатом. Так что это не имеет значения. Или имеет?

Я завербуюсь в армию,подумал Кал. Я убегу, я…

Внезапно мечта – план – показалась невероятно детской. Она принадлежала мальчику, которого заслуженно послали на кухню есть рис, пока взрослые говорили о важных делах. В первый раз ему стало обидно, что он не сможет учиться на хирурга.

Дверь кухни резко распахнулась. Вошел сын Рошона, Риллир, разговаривая с кем-то.

– …не знаю, почему отец требует, чтобы здесь было так мрачно. Масляные лампы в коридорах? Что может быть более провинциальным? Ему бы полегчало, если бы я смог вытащить его поохотиться. Тогда мы смогли бы хоть как-то развлечься в этом захолустье.

Риллир заметил сидящего Кала, но прошел мимо, как будто тот был стулом или полкой для вина: заметил, но в остальном игнорировал.

Кал обнаружил, что смотрит на спутницу Риллира. Ларал. Дочь Уистиоу.

Так много изменилось. Он давно не видел ее, но вот внезапно возникли старые чувства. Стыд, возбуждение. Она знает, что родители собирались поженить их? Один взгляд на нее, и он опять почти полностью смутился. Но нет. Его отец может глядеть Рошону прямо в глаза. Значит, и сам Кал может взглянуть в глаза Ларал.

Кал встал и кивнул ей. Она посмотрела на него, слегка покраснела и пошла дальше, волоча за собой старую няню – компаньонку.

Что случилось с той Ларал, которую он знал, – девочкой с распущенными черно-желтыми волосами, которая любила лазать по камням и носиться по полям? Она надела желтое шелковое платье – модную одежду светлоглазых женщин, – аккуратно зачесала волосы и еще покрасила их, чтобы спрятать светлые пряди. Левая рука скромно скрывалась в рукаве. Она стала выглядеть как светлоглазые.

Богатство Уистиоу – то, что от него осталось, – перешло к ней. И когда Садеас вручил Рошону власть над Хартстоуном – а также подарил особняк и сад, – кронпринц предоставил ей приданое, в качестве компенсации.

– Ты, – сказал Риллир, кивая на Кала и говоря с быстрым городским акцентом. – Будь хорошим мальчиком и принеси нам ужин. Мы будем есть в уголке.

– Я не кухонный слуга.

– Ну и что?

Кал покраснел.

– Если ты ожидаешь, будто я тебе что-то дам за то, что ты принесешь еду…

– Нет… я хотел сказать… – Кал посмотрел на Ларал. – Скажи ему, Ларал.

Она отвернулась.

– Делай, как тебе приказано, мальчик, – сказала она. – Мы голодны.

Кал уставился на нее и почувствовал, как краска полностью залила щеки.

– Я… я не собираюсь ничего тебе приносить! – сумел выговорить он. – И не имеет значения, сколько сфер ты собираешься мне предложить. Я не мальчик на побегушках. Я хирург.

– А, ты сын его.

– Да, – ответил Кал, поражаясь, как гордо прозвучало простое слово. – И я не дам тебе запугать меня, Риллир Рошон. Как твоему отцу не удалось запугать моего.

Не считая того, что они как раз сейчас заключают сделку…

– Отец не говорил, насколько ты смешной, – сказал Риллир, прислоняясь к стене. Он казался лет на десять старше Кала, а не на два года. – Значит, тебе стыдно носить людям еду? Хирург разве чем-то лучше кухонного слуги?

– Э, нет. Но это не мое Призвание.

– И какое у тебя Призвание?

– Делать больных людей здоровыми.

– Но я заболею, если не поем! Разве ты не исполнишь свой долг, принеся мне еду?

Кал задумался.

– Это… это совсем не то.

– А мне кажется, очень похоже.

– Тогда почему бы тебе не принести еду самому?

– Это не мое Призвание.

– И какое у тебя Призвание? – вернул Кал, вспомнив слова Риллира.

– Я – наследник правителя города, – сказал Риллир. – Мой долг – руководить, следить, чтобы работа была сделана и люди не ленились. И я даю важные задачи темноглазым бездельникам, чтобы они приносили пользу.

Кал колебался, понемногу закипая.

– Видишь, как медленно проворачиваются его мозги, – сказал Риллир Ларал. – Как гаснущий костер, сжегший все свое топливо и могущий только дымиться. И, смотри, костер заставил его лицо покраснеть.

– Риллир, пожалуйста, – сказала Ларал, кладя свою руку на его.

Риллир посмотрел на нее и округлил глаза.

– Иногда ты такая же провинциальная, как и мой отец, дорогая.

Он выпрямился и с выражением покорности на лице провел ее мимо алькова в саму кухню.

Кал с такой силой плюхнулся на скамью, что едва не ушиб ноги. Мальчик-слуга принес ему еду и поставил на стол, но это только напомнило Калу, что все его считают ребенком. Он не стал есть, только глядел, пока, наконец, на кухню не пришел отец. Риллир и Ларал давно ушли.

Лирин подошел к алькову и поглядел на Кала.

– Ты ничего не ел.

Кал покачал головой.

– Ты мог бы поесть. Это бесплатно. Пошли.

Они молча вышли из особняка в темноту. Карета ждала их, и вскоре Кал опять сидел напротив отца. Кучер вскарабкался на козлы, заставив экипаж вздрогнуть, взмахнул кнутом, и лошади побежали вперед.

– Я хочу стать хирургом, – внезапно сказал Кал.

Скрытое темнотой лицо отца осталось непроницаемым. Однако, когда он заговорил, голос прозвучал слегка растерянно.

– Я это знаю, сынок.

– Нет. Я хочу стать хирургом. Я не хочу убегать и становиться солдатом.

Молчание в темноте.

– Ты обдумывал такое? – наконец спросил Лирин.

– Да, – признался Кал. – Ребячество. Но сегодня я решил, что хочу учиться на хирурга.

– Почему? Что заставило тебя измениться?

– Мне нужно было узнать, как думают они, – сказал Кал, кивая на особняк. – Они умеют красиво говорить, и я должен научиться отвечать им тем же. Не как… – Он заколебался.

– Не как я? – со вздохом спросил Лирин.

Кал закусил губу, но должен был спросить.

– Сколько сфер ты согласился отдать ему? Мне хватит оставшихся для поездки в Харбрант?

– Ни одной.

– Но…

– Рошон и я какое-то время спорили о количестве. Я сделал вид, что разгорячился, и ушел.

– Сделал вид? – спросил пораженный Кал.

Отец наклонился вперед и перешел на шепот, чтобы не услышал кучер. Впрочем, колеса с таким шумом катились по дороге, что опасности и так не было.

– Он должен подумать, что я собираюсь сдаться. Сегодня я сделал вид, что пришел в отчаяние. Сильный отпор вначале, разочарование потом, и он решил, что достал меня. В конце – позорное отступление. Он пригласит меня через несколько месяцев, дав мне «перегореть».

– Но ты не подчинишься ему, верно? – прошептал Кал.

– Да. Дать ему несколько сфер – только разжечь его жадность; он все равно потребует все остальные. Эти земли приносят намного меньше дохода, чем раньше, и Рошон почти сломлен, проиграв в политических сражениях. Я все еще не знаю, какой из высших лордов послал его сюда мучить нас, но я бы очень хотел встретиться с ним в темной комнате…

Кала буквально потрясла жестокость в голосе Лирина. Он никогда не слышал, чтобы отец всерьез угрожал кому-то.

– Но почему ты пошел на это? – прошептал Кал. – Ты сказал, что мы можем сопротивляться ему. И мама так думает. Может быть, мы не так сытно едим, но и не голодаем.

Отец не ответил, хотя и выглядел озабоченным.

– Ты хотел заставить его подумать, что мы сдаемся, – сказал Кал. – Или готовы сдаться. Чтобы он перестал искать способ уничтожить нас? Чтобы он сосредоточился на сделке и не на…

Кал застыл. Он увидел что-то незнакомое в глазах отца. Что-то вроде вины. Внезапно все обрело смысл. Холодный ужасный смысл.

– Отец Штормов, – прошептал Кал. – Ты действительноукрал эти сферы.

Отец молчал, старая темная карета грохотала по ухабистой дороге.

– Вот почему ты был таким возбужденным, когда умер Уистиоу, – прошептал Кал. – Пил, переживал… Ты вор! Мы – семья воров.

Карета повернула, фиолетовый свет Саласа осветил лицо Лирина. С этого угла он не выглядел и наполовину таким грозным – наоборот, скорее слабым. Руки сжаты перед собой, в глазах отражается свет луны.

– В последние дни перед смертью Уистиоу был не в себе, – прошептал он. – Я знал, что его смерть разрушит все надежды на брачный союз. Ларал еще не достигла совершеннолетия, и новый лорд-мэр города не позволит темноглазому завладеть ее наследством через брак.

– И ты ограбилего? – Кал почувствовал, что съеживается.

– Он нам обещал. Я должен был что-то сделать, позаботиться, чтобы он выполнил свое обещание. Я не доверял щедрости нового лорд-мэра. Мудро, как ты можешь видеть.

Все это время Кал считал, что Рошон преследует их из-за злобы и зависти. Но, как оказалось, он был прав.

– Не могу в это поверить.

– Тебе это так важно? – прошептал Лирин. Его лицо казалось призрачным в полумраке. – Что изменилось?

–  Все.

– И ничего. Рошон все еще хочет эти сферы, и мы все еще заслуживаем их. Уистиоу, будь он в своем уме, безусловно бы отдал их нам. Я уверен.

– Но он этого не сделал.

– Да.

Все то же самое и все другое.

Один шаг, и мир перевернулся с ног на голову. Негодяй стал героем, герой стал негодяем.

– Я… – сказал Кал, – я не могу решить, сделал ли ты что-то очень храброе или очень плохое.

Лирин вздохнул.