Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 74 страниц)

Глава пятьдесят четвертая
Чушечушь

Бремя девяти стало моим. Почему я должен нести на себе их сумасшествие? Всемогущий, освободи меня.

Дата: Палахесис, 1173, неизвестное количество секунд до смерти. Объект: богатый светлоглазый. Пример получен из вторичного источника.

Холодный ночной воздух предвещал скорый приход зимы. Поверх рубашки и штанов Далинар надел длинный плотный мундир. Он застегивался на груди, вплоть до воротника, и от талии ниспадал вниз, доходя до щиколоток, как плащ. Раньше такие мундиры носили с такамой, хотя Далинар никогда не любил эту похожую на юбку одежду.

Такой мундир предназначался только для одной цели – те, кто шел следом, легко могли различить его. Его нельзя было перепутать с одеждой других светлоглазых, по меньшей мере тогда, когда каждый носил свои цвета.

Он перешел на королевский остров для праздников. Там, где раньше стояли жаровни, сейчас располагались стойки с новыми фабриалами, дающими тепло. Речка, текущая между островами, превратилась в медленный ручеек – лед в горах перестал таять.

На четырех – не королевских – островах народу было мало. Зато там, где имелась возможность доступа к Элокару и кронпринцам, народ собрался бы и в разгар сверхшторма. Далинар пошел по центральной дорожке, и Навани – сидевшая за женским столом, – заметила его. И отвернулась, безусловно вспомнив его жестокие слова во время их последней встречи.

Шута на его привычном месте не было, и все проходили, не получив свою порцию оскорблений. На самом деле его вообще не было видно.

Ничего удивительного, подумал Далинар.

Шут не любил быть предсказуемым; несколько предшествующих пиров он не сходил со своего пьедестала, сейчас выбрал другую тактику.

Девять остальных кронпринцев уже собрались. Сейчас они относились к Далинару холодно и неприязненно. Как если бы их обидело его предложение сражаться вместе. Более низкие светлоглазые охотно заключали союзы, но кронпринцы считали себя кем-то вроде королей. Любого другого они считали соперником и держали его на расстоянии вытянутой руки.

Далинар послал слугу за едой и уселся за столом. Он задержался в лагере, слушая рапорты от отрядов, которые отозвал, и пришел последним. Большинство уже наелось и развлекалось. Справа от него дочь офицера играла на флейте ясную и чистую мелодию группе зрителей. Слева три женщины установили мольберты и рисовали одного и того же человека. Женщины любили сражаться между собой, как мужчины на мечах, но редко использовали само слово «дуэль». У них всегда проходили «дружеские соревнования» или «игры талантов».

Появилась еда, дымящийся стагм – коричневый клубень, растущий в глубоких лужах, – присыпанный сверху вареным таллием. Зерно раздулось от воды, и все блюдо было пропитано острым коричневым соусом. Он вынул нож и отрезал диск с конца стагма. Счистив тем же ножом таллий, он взял растительный диск двумя пальцами и начал есть. Сегодня его приготовили горячим и острым – быть может из-за холода, – и он буквально таял во рту; пар от него затуманил воздух перед Далинаром.

Итак, Джаснах ничего не сказала о его видении, хотя Навани утверждала, что постарается найти что-нибудь сама. Она была очень известным ученым, хотя главным образом занималась фабриалами. Он посмотрел на нее. Сделал ли он глупость, отвергнув ее? Не использует ли она видение против него самого?

Нет,подумал он. Она не может быть такой мелочной. Навани действительнолюбила его, хотя ее любовь была совершенно неприличной.

Стулья вокруг него пустовали. Он стал парией, отверженным, сначала из-за разговоров о Кодексе, потом из-за попыток заставить кронпринцев сражаться вместе и, наконец, из-за расследования Садеаса. Неудивительно, что Адолин так обеспокоился.

Внезапно кто-то, одетый в теплый черный плащ, скользнул на стул, стоявший рядом с Далинаром. Не один из кронпринцев. Кто осмелился…

Фигура подняла капюшон, и появилось ястребиное лицо Шута. Все из острых углов – острый нос, квадратная челюсть, тонкие брови и ясные глаза. Далинар вздохнул, ожидая очередного потока слишком умных острот.

Шут, однако, не сказал ничего. Вместо этого он внимательно осмотрел толпу, с напряженным выражением на лице.

Да,подумал Далинар. Адолин прав и относительно шута.

В прошлом Далинар судил этого человека слишком сурово. Он совсем не такой дурак, как его предшественники. Шут продолжал молчать, и Далинар решил, что, возможно, сегодняшняя его проказа – садиться рядом с людьми и нервировать их. Откровенно признаться, это вообще не проказа, но Далинар часто не понимал, что делает Шут. Возможно, что-то ужасно умное, если кто-то будет настаивать. Далинар вернулся к еде.

– Ветра меняются, – прошептал Шут.

Далинар посмотрел на него.

Глаза Шута сузились, он внимательно осмотрел ночное небо.

– Уже несколько месяцев. Смерч. Он движется и трясется и несет нас с собой. Как мир, который крутится, но мы не можем видеть это, потому что крутимся вместе с ним.

– Мир крутится? Что это за глупость?

– Глупость человека, который волнуется, – сказал Шут. – И блеск того, кто спокоен. Второй зависит от первого – но и использует первого, – в то время как первый не понимает второго, надеясь, что второй больше похож на первого. И все их игры крадут наше время. Секунда за секундой.

– Шут, – вздохнул Далинар. – Сегодня я плохо соображаю. Прости, если я пропустил твое намерение, но я не понял ни одного слова.

– Я знаю, – сказал Шут, потом в упор посмотрел на него. – Адоналсиум.

Далинар нахмурился еще больше.

– Что?

Шут изучил его лицо.

– Ты никогда не слышал такого термина, Далинар?

– Адо… что?

– Ничего, – сказал Шут. Он казался очень озабоченным, несмотря на обычное самообладание. – Чушь. Белиберда. Фиггльдиграк. Разве не странно, что бессмысленные слова часто похожи на обычные, обрезанные и разделенные на части, а потом сшитые во что-то вроде этого – и одновременно полностью незнакомые?

Далинар задумался.

– Я спрашиваю себя, можно ли проделать то же самое с человеком? Разделить его, чувство за чувством, кусочек за кусочком, один кровавый ломоть за другим? А потом соединить обратно, чтобы получилось что-то похожее на дизиан эймиан. И если ты получишь такого человека, назови его Чушь, как меня. Или Чушечушь.

– Это и есть твое имя? Настоящее имя?

– Нет, мой друг, – ответил Шут, вставая. – Я потерял мое настоящее имя. Но когда мы встретимся в следующий раз, для тебя будет самым умным дать мне новое. А пока Шут вполне достаточно – или, если хочешь, можешь называть меня Хойд. Будь настороже; сегодня вечером Садеас собирается открыть то, что он нарыл, и даже я не знаю, что именно. Прощай. Прости, что я не буду больше оскорблять тебя.

– Подожди, ты что, уезжаешь?

– Я должен. Но надеюсь вернуться. Я так и сделаю, если меня не убьют. Хотя, возможно, даже после этого. Извинись за меня перед твоим племянником.

– Он не обрадуется, – сказал Далинар. – Он любит тебя.

– Да, это одна из его наиболее замечательных особенностей, – сказал Шут. – Кроме того, он платит мне, дает мне есть его дорогую еду и разрешает издеваться над его друзьями. Космер, к сожалению, более важен, чем бесплатная еда. Будь настороже, Далинар. Жизнь становится опасной, а ты в центре всего этого.

Шут кивнул и канул в ночь. Он поднял капюшон, и вскоре Далинар уже не мог отделить его от темноты.

Далинар вернулся к еде.

« Сегодня вечером Садеас собирается открыть то, что он нарыл, и даже я не знаю, что именно».

Шут редко ошибался – хотя всегда вел себя странно. Действительно ли он уезжает, или завтра утром в лагере будет смеяться над шуткой, которую он сыграл с Далинаром?

Нет,подумал Далинар . Это не шутка.

Он махнул рукой мажордому в черном и белом.

– Найди моего старшего сына и пошли ко мне.

Слуга поклонился и исчез. Далинар продолжил есть, иногда поглядывая на Садеаса и Элокара.

Они уже вышли из-за стола, и к ним присоединилась жена Садеаса, Йалай, женщина с пышными формами, про которую говорили, что она красит волосы. А это указывало на чужую кровь в ее семье – цвет волос алети зависел от того, сколько в человеке было крови алети. Чужая кровь означала локоны другого цвета. Ирония, но смешанная кровь чаще встречалась у светлоглазых, чем у темноглазых. Темноглазые редко женились на иностранках, но знатные дома Алеткара часто нуждались в союзниках или иностранных деньгах.

Насытившись, Далинар вышел из-за королевского стола. Женщина все еще играла печальную мелодию. Хорошо играла. Спустя несколько мгновений появился Адолин и поспешно подошел к Далинару.

– Отец? Ты посылал за мной?

– Оставайся поблизости. Шут сказал мне, что сегодня вечером Садеас собирается устроить шторм.

Адолин помрачнел.

– Значит, надо уходить.

– Нет. Нам нужно доиграть до конца.

– Отец…

– Но ты долженподготовиться, – тихо сказал Далинар. – На всякий случай. Ты пригласил офицеров нашей гвардии?

– Да, – ответил Адолин. – Шестерых.

– Передай им, что я даю им разрешение войти на королевский остров. Что с Королевской Гвардией?

– Я позаботился о том, чтобы сегодня дежурили самые лояльные к тебе гвардейцы. – Адолин кивнул на темное место рядом с праздничным бассейном. – Я думаю, что наших людей надо расположить там. Оттуда будет легче отступить в наш лагерь в том случае, если король захочет тебя арестовать.

– Не думаю, что до этого дойдет.

– Ты не можешь быть уверен. Не забывай, что это Элокар затеял расследование. С каждым днем его паранойя обостряется.

Далинар посмотрел на короля. В последнее время племянник почти никогда не снимал Доспехи, хотя именно сейчас был без них. Он казался чем-то раздраженным, постоянно оглядывался через плечо, глаза метались из стороны в сторону.

– Дай мне знать, когда наши люди окажутся на позиции, – сказал Далинар.

Адолин кивнул и быстро ушел.

Ситуация давала Далинару немного времени, чтобы спокойно переварить еду. Тем не менее стоять одному, праздно глядя на окружающих, не слишком хорошо, и он отправился туда, где, рядом с главной огненной ямой, кронпринц Хатам говорил с маленькой группой светлоглазых. Они кивнули; как бы они ни относились к нему, здесь, на королевском празднике, никто не посмел отвернуться. Закон предписывал приветствовать человека его ранга.

– А, светлорд Далинар, – сказал Хатам елейным, слишком вежливым голосом. Худой, с длинной шеей, он надел гофрированную зеленую рубашку под похожее на мантию пальто и повязал темно-зеленый шелковый шарф. На его пальцах тускло светились рубины; специальный фабриал вытянул из них почти весь Штормсвет.

Два из четырех собеседников Хатама были светлоглазыми низкого ранга, а один – невысокий, в белой сутане, – ардент, которого Далинар не знал. Последним был человек из Натана, в красных перчатках, с синеватой кожей и густыми белыми волосами; на щеки свисали две косички из прядей, окрашенных в темно-красный цвет. Важный гость; Далинар уже видел его на праздниках. Как же его зовут?

– Скажите мне, светлорд Далинар, – спросил Хатам, – следите ли вы за развитием конфликта между Тукаром и Имулом?

– Это же религиозный конфликт, верно? – спросил Далинар. Обе страны были королевствами Макабаки, на южном побережье, где торговля процветала.

– Религиозный? – вступил в разговор человек из Натана. – Нет, я бы так не сказал. В основном все конфликты имеют экономическую подоплеку.

О-нак,вспомнил Далинар. Так его зовут.

Он говорил с изящным акцентом, слегка растягивая «а» и «о».

– За любой войной стоят деньги, – продолжал О-нак. – Религия – только извинение. Или, возможно, оправдание.

– А есть разница? – спросил ардент, очевидно оскорбленный тоном О-нака.

– Конечно, – сказал О-нак. – Извинение – то, что вы говорите после события, тогда как оправдание – до.

– Я бы уточнил, что извинение – это то, в чем вы хотите убедить других, но сами не верите в это, Нак-али, – добавил Хатам, используя вежливую форму имени О-нака. – А оправдание – это то, во что вы действительно верите.

– Откуда такое подобострастие? Наверно, в Натане есть что-то, что хочет заполучить Хатам.

– В любом случае, – подытожил О-нак, – эта война идет за город Сесемаликс Дар, столицу Имули. Это великолепный торговый город, и Тукар хочет его себе.

– Я слышал о Сесемаликс Даре, – сказал Далинар, потирая подбородок. – Говорят, что город нечто особенное, он расположился в трещине огромного каменного плато.

– Да, – подтвердил О-нак. – Там совершенно особое сочетание камня и каналов для отвода воды. Замысел просто изумительный. Очевидно, это один из Городов Зари.

– Моя жена могла бы многое порассказать об этом, – заметил Хатам. – Она изучает Города Зари.

– Город играет основополагающую роль в религии имули, – вставил свое слово ардент. – Они утверждают, что в свое время Герольды даровали его их предкам. И тукари тоже утверждают, что из него происходит их бог-жрец, Тезим. Так что конфликт безусловнорелигиозный, по природе.

– А если бы у города не было совершенно фантастического порта, – сказал О-нак, – были бы они настолько последовательны, утверждая религиозную важность города? Не думаю. Они язычники, между прочим, для которых религия не так уж важна.

В последнее время светлоглазые любили поговорить о Городах Зари; предполагалось, что некоторые из них были основаны Певцами Зари. Возможно…

– Не слышал ли кто-нибудь из вас о месте, которое называлась Крепость Обожженного Камня? – спросил Далинар.

Его собеседники покачали головами; даже О-нак промолчал.

– А что? – осведомился Хатам.

– Простое любопытство.

Разговор продолжался, однако Далинар переключился на Элокара и его свиту. Когда же Садеас объявит о своем открытии? Если он собирается арестовать Далинара, попытается ли он сделать это на празднике или нет?

Далинар заставил себя снова включиться в разговор. Он действительно должен уделять больше внимания тому, что происходит в мире. Однако сейчас новости из других королевств совсем не интересовали его. Так много изменилось с того мгновения, как начались видения.

– Возможно, дело не в религии или экономике, – Хатам пытался закончить спор. – Все знают, что племена Макабаки питают друг к другу странную ненависть.

– Возможно, – сказал О-нак.

– Это имеет значение? – спросил Далинар.

Остальные повернулись к нему.

– Это еще одна война. Если бы они не сражались друг с другом, то нашли бы кого-нибудь другого, на кого можно напасть. В точности как мы. Мщение, честь, богатство, религия – результат один и тот же.

Остальные замолчали, и скоро молчание стало неловким.

– К какому девотарию вы принадлежите, светлорд Далинар? – задумчиво спросил Хатам, как бы пытаясь что-то вспомнить.

– Орден Таленелат.

– А, – сказал Хатам. – Да, тогда это имеет смысл. Они ненавидят религиозные распри. Вам этот спор, наверно, кажется ужасно скучным.

Удобный способ выйти из разговора. Далинар улыбнулся, кивком поблагодарив Хатама за учтивость.

– Орден Таленелат? – удивился О-нак. – Я всегда считал его девотарием для менее знатных людей.

– То есть людей из Натана, – сердито сказал ардент.

– В моей семье всегда почитали Ворин.

– Да, – ответил ардент, – очень удобно, когда семья может использовать свою религию для удачной торговли с Алеткаром. Однако кое-кто мог бы спросить, во что вы верите, когда не стоите на нашей земле.

– Я не люблю, когда меня оскорбляют, – рявкнул О-нак.

Он повернулся и пошел прочь. Хатам бросился за ним.

– Нак-али! Пожалуйста, не обращайте на него внимания.

– Невыносимо скучный, – пробормотал ардент, выпивая стакан вина – оранжевого, конечно, потому что был человеком церкви.

Далинар нахмурился.

– Ты слишком дерзок, ардент, – резко сказал он. – И, возможно, глуп. Ты позволил себе язвительные замечания в адрес человека, с которым Хатам хочет заключить сделку.

– На самом деле я работаю на светлорда Хатама, – ответил ардент. – Он попросилменя оскорбить его гостя – светлорд Хатам хочет сделать вид, что ему стыдно. Теперь, когда Хатам быстро согласится на все требования О-нака, иностранец ничего не заподозрит – и не отложит подписание контракта из опасения, что дело прошло слишком легко.

А, конечно.Далинар посмотрел вслед удаляющейся паре . Они охотно идут на такие ухищрения.

Став свидетелем этого спектакля, Далинар не знал, что и думать о проявленной учтивости Хатама, когда дошло дело до объяснения причин его отвращения к конфликтам. Не готовил ли Хатам Далинара к некоторой завуалированной манипуляции?

Ардент прочистил горло.

– Я был бы очень благодарен, если бы вы никому не повторили мои слова, светлорд. – Далинар заметил Адолина, возвращающегося на королевский остров в сопровождении шести офицеров Далинара, в форме и с мечами.

– А почему ты вообще рассказал мне об этом? – спросил Далинар, поворачиваясь к человеку в белом.

– Хатам хочет, чтобы его партнер по переговорам знал о его доброй воле, – ответил ардент. – А я хочу, чтобы вы знали о нашей доброй воле, светлорд.

Далинар задумался. Он никогда не обращал особого внимания на ардентов – его девотарий был прост и прям. Далинару вполне хватало политики при дворе; он не собирался искать ее и в религии.

– Зачем? Зачем вам моя добрая воля?

Ардент улыбнулся.

– Мы еще поговорим об этом. – Он низко поклонился и ушел.

Далинар хотел бы знать больше, но появился Адолин, глядевший в сторону Хатама.

– Что происходит?

Далинар только тряхнул головой. Предполагалось, что, независимо от девотария, арденты не вмешиваются в политику. Со времен Теократии им запретили это делать, официально. Но, как и всегда в жизни, идеал и реальность имели между собой мало общего. Светлоглазым не оставалось ничего другого, как использовать ардентов в своих интригах, и – все больше и больше – девотарии становились частью двора.

– Отец? – спросил Адолин. – Люди на месте.

– Отлично, – сказал Далинар. Он сжал зубы и пересек маленький остров. Он увидит конец этой комедии, так или иначе.

Он прошел мимо огненной ямы; волна горячего воздуха окатила его слева, заставив вспотеть, а справа остужал холодный осенний воздух. Адолин быстро шел рядом, держа руку на рукоятке сабли.

– Отец? Что мы делаем?

– Провоцируем, – сказал Далинар, шагая туда, где говорили между собой Элокар и Садеас. Толпа прихлебателей неохотно раздалась перед Далинаром.

– …и я думаю, что… – Король остановился. – Да, дядя?

– Садеас, – сказал Далинар. – В каком состоянии нашерасследование о перерезанной подпруге?

Садеас мигнул. В правой руке он держал стакан фиолетового вина, его длинный плащ из красного бархата был распахнут на груди, открывая гофрированную белую рубашку.

– Далинар, вы…

–  Вашерасследование, Садеас, – твердо сказал Далинар.

Садеас вздохнул и поглядел на Элокара.

– Ваше Величество, я действительно собирался сделать заявление на эту тему, хотя и немного позже. Но если Далинар настаивает…

– Да, – сказал Далинар.

– О, вперед, Садеас, – сказал король. – Ты и меня заинтересовал. – Король махнул слуге, который подбежал к флейтистке и заставил ее прекратить играть, пока остальные слуги звенели в колокольчики, призывая к молчанию. Вскоре на остров опустилась полная тишина.

Садеас подарил Далинару гримасу, которая каким-то образом передала послание: «Вы сами хотели этого, старый друг».

Далинар скрестил руки на груди, вперив взгляд в Садеаса. Его шесть Кобальтовых гвардейцев встали рядом, и Далинар заметил такую же группу светлоглазых офицеров из лагеря Садеаса, расположившихся поблизости.

– Откровенно говоря, я не рассчитывал на такую аудиторию, – сказал Садеас. – Более того, я собирался рассказать о ходе расследования только Его Величеству.

Маловероятно, подумал Далинар, стараясь подавить беспокойство. Что он будет делать, если Адолин не ошибся и Садеас обвинит его в попытке убийства Элокара?

Это будет конец Алеткара. Далинар так просто не сдастся, военлагеря пойдут один на другой. Неустойчивый мир, который стоял последние десять лет, закончится. И Элокар никогда не сумеет удержать княжества вместе.

Кроме того, если разгорится междуусобная война, положение Далинара будет достаточно шатким. Остальные не поддержат его, в лучшем случае. С Садеасом и так не просто сражаться – но если к нему присоединятся другие кронпринцы, он безусловно потерпит поражение, из-за численного превосходства соперника. Сейчас он хорошо понимал, почему Адолин считает невероятной глупостью слушать видения. И тем не менее Далинар был убежден, что все сделал правильно. Он никогда не чувствовал себя таким сильным, как в это мистическое мгновение, готовясь выслушать смертный приговор.

– Садеас, не утомляй меня и не устраивай спектакль, – сказал Элокар. – Все тебя слушают. Я тебя слушаю. Далинар выглядит так, словно у него вот-вот взорвутся вены на лбу. Говори.

– Очень хорошо, – сказал Садеас, отдавая вино слуге. – Как кронпринцу информации мне было поручено выяснить, имела ли место попытка покушения на Его Величество во время охоты на большепанцирника. – Он махнул рукой, приказывая своим людям. Один из них поторопился прочь. Другой вышел вперед, передав Садеасу разорванный кожаный ремень.

– Эту подпругу я показал трем разным шорникам в трех разных военлагерях. Каждый из них пришел к одному и тому же заключению. Она была перерезана. Кожа относительно новая, и за ней хорошо ухаживали, что видно хотя бы по отсутствию трещин и повреждений в других областях. Разрез слишком ровный. Кто-то перерезал кожу.

Далинар испытал чувство страха. Он сам обнаружил почти то же самое, но все это было представлено в самом худшем виде.

– С этой целью…

Садеас поднял руку.

– Пожалуйста, кронпринц. Сначала вы требуете от меня отчета, а теперь прерываете меня?

Далинар замолчал. Вокруг него собиралось все больше и больше светлоглазых. Он мог чувствовать их нарастающее напряжение.

– Но когда можно было перерезать ремень? – сказал Садеас, обращаясь к толпе. У него точно были задатки актера. – Это и есть основной вопрос, как вы понимаете. Я опросил многих из тех, кто участвовал в охоте. Никто не видел ничего особенного, хотя все помнят, что было одно странное событие. А именно – светлорд Далинар и Его Величество взбирались на скалу. Далинар и король были наедине.

Послышались шепотки.

– Тут есть, однако, нестыковки, – сказал Садеас. – Во-первых, Далинар поднялся сам. Во-вторых, зачем вообще резать подпругу на седле Носителя Осколков? Глупейший ход. Падение со спины лошади ничем не грозит человеку в Доспехах Осколков.

Вернулся слуга, которого посылал Садеас, ведя за собой юношу с песочными волосами, в которых случайно заблудилось несколько черных прядей.

Садеас выудил что-то из мешочка и поднял вверх. Большой сапфир. Не заряженный. Присмотревшись, Далинар увидел, что он расколот – и больше не может держать в себе Штормсвет.

– Вопрос привел меня к мысли исследовать королевские Доспехи Осколков, – продолжал Садеас. – И оказалось, что восемь из десяти сапфиров, заряжающих Доспехи, раскололись в ходе сражения.

– Такое случается, – сказал Адолин, становясь рядом с Далинаром, рука на рукоятке сабли. – Лично я в каждом бою теряю несколько.

– Но восемь? – спросил Садеас. – Один или два – нормально. Вы когда-нибудь теряли сразу восемь в одном сражении, молодой Холин?

Адолин ответил только взглядом.

Садеас убрал камень и кивнул юноше, которого привел его человек.

– Это один из конюхов, занимающихся королевскими лошадьми. Фин, верно?

– Д… да, светлорд, – промямлил мальчик. Ему было не больше двенадцати.

– Помнишь, что ты рассказал мне, Фин? Пожалуйста, расскажи опять, чтобы все могли услышать.

Темноглазый юноша сжался, выглядя испуганным.

– Да, светлорд, сэр, дело было так. Всякий скажет, что седло было проверено в лагере светлорда Далинара. И оно было в полном порядке. Я был одним из тех, кто готовил коня Его Величества, прежде чем передать его людям светлорда Далинара. И я все сделал как надо. Положил его любимое седло и все такое. Но…

Сердце Далинара помчалось вскачь. Он еле удержался от того, чтобы начать вызывать Клинок.

– Но что? – спросил Садеас.

– Но когда глава королевских конюхов повел коня мимо лагеря светлорда Далинара, на нем было другое седло. Клянусь.

Некоторые из тех, кто стоял вокруг, казались сбитыми с толку этим признанием.

– Ага! – сказал Адолин. – Но тогда это произошло в королевском дворце!

– Совершенно верно, – сказал Садеас, поднимая бровь на Адолина. – Очень проницательно с вашей стороны, юный Холин. Это открытие – вместе с расколотыми геммами – что-то должно означать. Я подозреваю, что действительно имела место попытка убить Его Величество. Заменили рубины поврежденными, терявшими Штормсвет, и ослабили седло, аккуратно надрезав подпругу. По-видимому, они надеялись, что Его Величество упадет во время сражения с большепанцирником и позволит напасть на себя. Камни треснут, Доспехи развалятся, и Его Величество «случайно» погибнет во время охоты.

Толпа опять зашепталась, и Садеас поднял палец.

– Важно понять, что все эти события – подмена седла и камней – произошли перед тем, как Его Величество повстречался с Далинаром. Я с самого начала чувствовал, что Далинар – самый малоподходящий подозреваемый. Сейчас я считаю преступником человека, которого светлорд Далинар обидел и который решил отомстить, заставить нас подумать, что Далинар причастен ко всей этой истории. Быть может, он вообще собирался не убивать Его Величество, но бросить подозрения на Далинара.

Остров затих, даже шепоток умер.

Далинар стоял, потрясенный.

Я… я был прав.

Наконец Адолин прервал молчание.

–  Что?

– Все свидетельства указывают, что ваш отец невиновен, Адолин, – едко сказал Садеас. – Вас это удивляет?

– Нет, но… – По лбу Адолина пошли морщины.

Светлоглазые вокруг разочарованно загалдели и начали расходиться.

Офицеры Далинара, однако, остались стоять, как если бы ожидали внезапного удара.

Кровь моих предков,подумал Далинар. Что все это означает?

Садеас махнул своим людям, и те увели конюха, потом кивнул Элокару и пошел в сторону подносов с ужином, на которых стояли кувшины с подогретым вином и лежали поджаренные хлебцы. Далинар перехватил Садеаса в то мгновение, когда тот наполнял маленькую тарелку. Далинар взял Садеаса за руку, почувствовав пальцами мягкое полотно плаща.

Садеас посмотрел на него, подняв бровь.

– Спасибо, – тихо сказал Далинар. – За то, что вы не поддались. – За его спиной опять заиграла флейтистка.

– Не поддался чему? – сказал Садеас, опуская тарелку и высвобождая плащ. – Я надеялся устроить это представление после того, как обнаружу больше конкретных доказательств, что вы тут ни при чем. К сожалению, вы чересчур сильно надавили на меня, и я могу только утверждать, что вы, скорее всего, ни при чем. И, боюсь, слухи все равно пойдут.

– Погодите. Вы хотелидоказать мою невиновность?

Садеас нахмурился и опять взял тарелку.

– Далинар, вы знаете, почему все, общавшиеся с вами, непременно начинают уставать от вас?

Далинар не ответил.

– Вы ужасно самонадеянны. Всегда уверены в своей правоте. Да, я попросил у Элокара эту должность, чтобы доказать вашу невиновность. Шторм побери, неужели так трудно поверить, что в этой армии могут быть честные люди?

– Я… – сказал Далинар.

– Конечно, – прервал его Садеас. – Вы смотрите на нас сверху вниз, как человек, стоящий на единственном листе бумаги и считающий себя настолько высоким, что видит на много миль вперед. А я считаю, что книга Гавилара – крэм, а Кодекс – ложь, придуманная некоторыми людьми для того, чтобы оправдать их съежившуюся совесть. Проклятье, но я тоже один из таких людей, со съежившейся совестью. Но я не хочу видеть, как на вас клевещут из-за этой грубо состряпанной попытки покушения на короля. Если бы вы хотели его убить, вы бы выжгли ему глаза в одно мгновение!

Садеас глотнул дымящегося фиолетового вина.

– Элокар, однако, никак не хочет успокоиться и держится за этот проклятый ремень. И люди начали шептаться, потому что он под вашей защитой и вы двое вместе лезли на эту штормовую скалу. Только Отец Штормов знает, почему они решили, что вымогли попробовать убить Элокара. Сейчас вы не можете убить даже паршенди. – Садеас сунул в рот маленький кусочек поджаренного хлебца и повернулся, чтобы уйти.

Далинар опять поймал его за руку.

– Я… я перед вами в долгу. Я плохо обходился с вами все эти шесть лет.

Садеас, жуя хлеб, округлил глаза.

– Речь идет не только о вас. Пока все думали, что вы стоите за этой попыткой, никто и не пытался понять, кто на самом деле пытался убить короля. А кто-то пытался. Я не верю в восемь расколовшихся в одном бою гемм. Один ремень был бы очень смешной попыткой убийства, но вместе с ослабленными Доспехами… Я наполовину склонен верить, что кто-то подстроил и удивительное появление скального демона. Однако не могу представить себе, как можно было подстроить такое.

– А ваши слова о том, что меня подставили? – спросил Далинар.

– Главным образом для того, чтобы дать людям поговорить, пока я разбираюсь в том, что произошло на самом деле. – Садеас посмотрел на руку Далинара, державшую его. – Не дадите ли мне уйти?

Далинар отпустил его.

Садеас поставил тарелку на стол, поправил плащ и стряхнул пыль с плечей.

– Далинар, я не дам вам самоустраниться. Мне, вероятно, понадобится ваша помощь, прежде чем все это кончится. Но, должен сказать, я не понимаю, что происходит с вами в последнее время. Болтают, что вы хотите отказаться от Пакта Мщения. В этом есть крупица истины?

– Я упомянул об этом по секрету Элокару, как одну из возможностей. Однако да, если вы хотите знать, в этом есть правда, и не одна крупица. Я устал от сражений. Мне надоели Равнины, мне надоело быть так далеко от цивилизации, и мне надоело убивать паршенди. Однако я не хочу отступать. Наоборот, я хочу победить. Но кронпринцы не слушают меня! Они считают, что я разработал какой-то хитрый план для того, чтобы подчинить их.

Садеас фыркнул.

– Вы скорее ударите человека в лицо, чем заколете в спину. Ваша проклятая честность.

– Объединитесь со мной, – неожиданно предложил ему Далинар.

Садеас застыл.

– Вы знаете, что я никогда не предам вас, Садеас, – сказал Далинар. – Вы доверяете мне, в отличие от остальных. Попробуйте то, что я предлагал другим кронпринцам. Совместную атаку на плато.

– Не сработает, – сказал Садеас. – Нет ни одной причины приводить на плато больше одной армии. Я и так каждый раз оставляю в лагере половину моей. Там нет места для маневров.

– Да, – согласился Далинар. – Но что если мы попробуем новую тактику? У вас самые быстрые бригады мостовиков, однако моя армия сильнее. Что, если вы пошлете небольшой быстрый отряд, который задержит паршенди? А потом подойдет моя более сильная, но медлительная армия?

Садеас задумался.

– И это может означать Клинок Осколков, Садеас.

В глазах Садеаса вспыхнула жадность.