Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 74 страниц)

И-2
Нан Балат

Нан Балат любил убивать.

Но не людей. Никогда он не трогал людей. Он может убивать только животных.

Главным образом маленьких. Непонятно почему, это позволяло ему чувствовать себя лучше. Просто лучше.

Он сидел на крыльце своего особняка и выдергивал ноги маленькому крабу – одну за другой. Сначала он тянул легко, и животное замирало. Потом он тянул сильнее, и краб начинал извиваться. Связки сопротивлялись, но потом с громким треском лопались. Краб какое-то время еще дергался, но Нан Балат держал его ногу, проткнув тварь двумя пальцами другой руки. Он с удовлетворением вздохнул. Отрывание ног успокаивало его, заставляло отступить боль, терзающую искалеченное тело. Выдранную ногу он швырял через плечо и переходил к следующей.

Он никому не рассказывал о своей привычке. Тем более Эйлите. Каким-то образом ему надо поддерживать душевное равновесие, верно?

Закончив с ногами, он встал, опираясь на палку, и окинул взглядом сад имения Давар. Его окружали каменные стены, по которым вились самые разнообразные лозы. Великолепные лозы, хотя только Шаллан по-настоящему ценила их. В этой высокогорной области Джа Кеведа, лежавшей на запад и юг от Алеткара, рядом с Пиками Рогоедов, росло множество лоз. Они вились повсюду, оплетая особняки, стены, лестницы. Снаружи, в дикой природе, они свисали с деревьев, покрывали каменистые пустоши, такие же вездесущие, как трава в других областях Рошара.

Балат подошел к краю крыльца. Вдали пели дикие сонглинги, скребя свои остроконечные раковины. Каждый играл разные ноты в собственном ритме, это никак нельзя было назвать мелодией.

Мелодии создают люди, не животные. Но животные действительнопели, и, как казалось иногда, пели друг другу.

Балат спустился с крыльца, осторожно шагая со ступеньки на ступеньку, лозы качались и убегали из-под его ног. Шаллан уехала почти шесть месяцев назад. Этим утром самоперо сообщило, что она сумела выполнить первую часть плана – стать подопечной Джаснах Холин. Таким образом его сестра-ребенок, никогда раньше не покидавшая поместье, готовится ограбить самую влиятельную женщину в мире.

Спускаться по ступенькам – унылая тяжелая работа. Двадцать три года, подумал он, и уже калека. Он чувствовал постоянную скрытую боль. Очень тяжелый перелом, и хирург уж было решил отнять всю ногу. Возможно, он должен быть благодарен судьбе, что этого не потребовалось, но теперь он всегда должен ходить с палкой.

Скрак играла с чем-то в посаженной зелени, месте, где росла трава и не было лоз. Большая громгончая крутилась и грызла предмет, прижав антенны к голове.

– Скрак, – позвал Балат, ковыляя вперед. – Что ты там нашла, девочка?

Громгончая посмотрела на хозяина, подняв антенны вверх. Потом затрубила двумя голосами, перекрывающими друг друга, и опять принялась играть.

Проклятая тварь, ласково подумал Балат. Никогда не добиться от нее полного подчинения. Он выращивал громгончих с юности и обнаружил – как и многие до него – что чем умнее они становятся, тем меньше слушаются приказов. О, Скрак, конечно, была предана ему, но в мелких делах не обращала на него внимания. Как маленькая девочка, пытающаяся доказать свою независимость.

Подойдя ближе, он увидел, что Скрак сумела поймать сонглинга. Создание, размером с кулак, выглядело как остроконечный диск с четырьмя руками, которые торчали из боков и скребли по верхушке. Снизу четыре короткие ноги, с помощью которых сонглинг держался на каменной стене, но Скрак уже сжевала две из них. И две руки тоже и сумела расколоть раковину. Балат едва не забрал животное у нее, чтобы оторвать две оставшиеся ноги, но решил, что будет лучше, если Скрак тоже повеселится.

Скрак опустила сонглинга на землю и посмотрела на Балата, ее антенны вопросительно поднялись. Ее тело было узкое и упругое, сидя на ляжках, она вытягивала перед собой все шесть ног. У громгончих не было ни панциря, ни кожи. Их тело покрывало нечто промежуточное, гладкое на ощупь, и, в отличие от панциря, оно было тверже кожи и состояло из переплетающихся секций. Треугольное лицо громгончей излучало любопытство, ее глубокие черные глаза глядели на Балата. Она негромко затрубила.

Балат улыбнулся и почесал за ушной раковиной гончей. Скрак прислонилась к нему – а весила она, наверно, не меньше его. Самые большие громгончие были человеку по пояс, но Скрак принадлежала к более маленькой и быстрой породе.

Сонглинг задергался, и Скрак яростно обрушилась на него, дробя его панцирь сильными наружными жвалами.

– Как ты думаешь, я трус, Скрак? – спросил Балат, садясь на скамью. Он отставил палку в сторону и схватил маленького краба, прятавшегося рядом со скамьей и сделавшего свою раковину белой, под цвет камня.

Он держал извивающееся животное. Зеленая трава, которую он выращивал, стала уже не такой робкой и высовывалась из камня буквально через несколько мгновений после того, как он проходил. Другие экзотические растения тоже высунулись из раковин или ям в земле, и вскоре ветер колыхал вокруг него красные, оранжевые и голубые полосы цветов. Но, конечно, вокруг громгончей оставался голый камень. Скрак слишком любила поиграть с добычей, и даже прирученные растения скрывались от нее в своих убежищах.

– Я не в состоянии охотиться за Джаснах, – сказал Балат, начиная отрывать ноги крабу. – Только женщина может подобраться к ней настолько близко, чтобы украсть Преобразователь. Мы так решили. Кроме того, кто-то же должен оставаться здесь и заботиться о доме.

Слабые оправдания. Он чувствовал себя трусом. Он оторвал еще несколько ног, но не успокоился. Слишком маленький краб, слишком легко отрывать.

– Скорее всего, план не сработает, – сказал он, отрывая последнюю. Без ног создание выглядело очень странно. Краб был еще жив, однако. Но как вы узнаете это? Без ерзающих ног животное казалось мертвым, как камень.

Руки,подумал он . Мы машем ими и чувствуем себя живыми. Вот для чего они нужны. Он вставил пальцы между половинок раковины краба и начал разрывать ее. По крайней мере приятное чувство сопротивления.

Семья разбита. После многолетних страданий от деспотичного характера отца Тет Виким впал в отчаяние, а Аша Джушу ударился в разврат.

Только Балат остался невредимым. Балат и Шаллан. Ее-то всегда оставляли в покое и никогда не били. Иногда Балат даже ненавидел ее за это, но можно ли по-настоящему ненавидеть такую как Шаллан? Робкую, спокойную, нежную.

Я бы никогда не разрешил ей идти, подумал он . Должен быть другой путь.

Она не справится; скорее всего, она ужасно напугана. Просто чудо, что она зашла так далеко.

Он бросил куски краба через плечо. Если бы Хеларан был жив.

Их старший брат – известный как Нан Хеларан, первый сын, – постоянно восставал против отца. Ну, а сейчас он мертв, как и отец. Они оставили за собой семью калек.

– Балат! – крикнул чей-то голос. На крыльце появился Виким. Похоже, юноша преодолел последний приступ меланхолии.

– Что там? – крикнул Балат, вставая.

Виким скатился по ступенькам, торопясь к нему. Лозы и трава прятались под его ногами.

– У нас неприятность.

– Большая?

– Достаточно большая, я бы сказал. Пошли.

И-3
Благословление безвестности

Сет-сын-сын-Валлано, Не-знающий-правду из Синовара, сидел на деревянном полу таверны, пиво из лависа медленно просачивалось через его коричневые штаны.

Грязная, рваная и протертая, его одежда совсем не напоминала простое, но элегантное белое одеяние, в котором пять лет назад он убил короля Алеткара.

Голова склонена, руки на коленях, оружия нет. Уже несколько лет он не вызывал Клинок Осколков и чувствовал себя так, как если бы столько же лет не мылся. Но он не жаловался. Если ты выглядишь как горемыка, люди будут считать тебя горемыкой. И никто не попросит горемыку убивать людей.

– То есть он сделает все, что ты скажешь? – сказал один из шахтеров, сидевших у стола. Его одежда почти ничем не отличалась от одежды Сета: грязь и пыль покрывали ее настолько плотно, что было почти невозможно отличить грязную кожу от грязной одежды. За столом сидело четверо шахтеров, державших глиняные кружки с пивом. Комната пропахла потом и грязью. Низкий потолок, окна – только с подветренной стороны – простые щели. Стол опасно держался на нескольких кожаных ремнях, дерево в центре треснуло.

Тук – нынешний хозяин Сета – поставил свою кружку на наклонную сторону стола. Она просела под тяжестью его руки.

– Да, сделает. Эй, курп, погляди на меня.

Сет поглядел вверх. На местом бавлендском диалекте «курп» означало ребенок. Сет привык к этому унизительному прозвищу. Хотя ему уже исполнилось тридцать пять – и прошло семь лет с того времени, как его назвали Не-знающим-правду, – большие круглые глаза его народа, невысокий рост и склонность к облысению заставляли восточников говорить, что они выглядят, как дети.

– Встань, – приказал Тук.

Сет встал.

– Прыгни вверх и вниз.

Сет прыгнул.

– Вылей пиво Тона себе на голову.

Сет протянул руку.

– Эй, – сказал Тон, поспешно убирая кружку с пивом. – Нет, только не это. Я не дам.

– Если ты не дашь, – сказал Тук, – он не сможет вылить себе на голову, ну?

– Прикажи чего другое, Тук, – проворчал Тон.

– Лады. – Тук вынул из-за отворота сапога нож и бросил его Сету. – Курп, отрежь себе кисть руки.

– Тук, – сказал один из шахтеров, простуженный человек по имени Амарк. – Это подло, ты знаешь.

Тук, однако, не отменил приказ, и Сет начал его выполнять, вонзив нож в плоть руки. С грязного лезвия закапала кровь.

– Перережь себе горло, – сказал Тук.

– Тук, – сказал Амарк, вставая. – Это не…

– Заткнись, – сказал Тук. Несколько групп людей с других столов глядели на них. – Ты увидишь. Курп, перережь себе горло.

– Мне запрещено забирать собственную жизнь, – тихо сказал Сет по-бавлендски. – Я Не-знающий-правду, и природа моих страданий не дозволяет мне вкусить смерть от своей руки.

Амарк опять уселся, выглядя глупо.

– Мать всей пыли, – воскликнул Тон. – Он всегда так говорит?

– Как так? – спросил Тук, делая глубокий глоток из кружки.

– Гладкие слова, мудреные и правильные. Как у светлоглазого.

– Да, – сказал Тук. – Он раб, нет, лучше, чем раб, потому как из Сина. Он не убегает, не возражает и все такое. И ему не надо платить. Он как паршмен, только умнее. Стоит много сфер, шоб я пропал. – Он посмотрел на остальных. – Можешь взять его на шахту, он будет работать, а деньги будешь получать ты. Он сделает все, что захочешь. Уберет навоз из уборной, вымоет дом. Всякое полезное, ну, ты знаешь.

– Как же ты его добыл, а? – спросил другой человек, потирая подбородок.

Тук был сезонным рабочим, бродившим из города в город. Он показывал Сета, чтобы побыстрее завести друзей.

– О, эт целая история, – сказал Тук. – Иду эт я раз через горы на юг, ты знаешь, и вдруг слышу странный вой. Ну, не ветра, ты знаешь, и тута я…

Вся эта история была сплошной выдумкой. Предыдущий хозяин Сета – фермер в соседней деревне – продал его Туку за мешок с семенами. Фермер, в свою очередь, получил его от бродячего торговца, а тот от сапожника, выигравшего его в нелегальной игре в карты. А до них еще дюжина.

Сначала темноглазые простолюдины наслаждались, обладая рабом.

Большинству людей рабы были не по карману, а паршмены стоили еще дороже. Поэтому иметь кого-то вроде Сета было новым и интересным. Он чистил полы, пилил дрова, помогал на полях и носил тяжести. Некоторые обращались с ним хорошо, другие – нет.

Но всегда избавлялись от него.

Возможно, они чувствовали, что он способен на много большее, чем они осмеливались потребовать. Одно дело иметь раба. А что, если раб говорит как светлоглазый и знает намного больше тебя? И они чувствовали себя неуютно.

Сет пытался играть свою роль, заставить себя стать более грубым. Очень трудно, практически невозможно. Что сказали бы эти люди, узнай они, что человек, опустошающий их ночной горшок, – Носитель Осколков и Волноплет? Ветробегун, как Сияющие в старину? В то мгновение, когда он призывал Клинок, его глаза из темно-зеленых становились бледно-сапфировыми и почти сияли – эффект его особого оружия.

Как хорошо, что никто из них не знал. Сет благословлял свое униженное положение; каждый день, когда он не убивал, а чистил или копал, был победой. Тот вечер, пять лет назад, все еще являлся ему во снах. До этого ему тоже приказывали убивать, но всегда тайно, по-тихому. Никогда раньше ему не отдавали таких ужасных приказов.

« Убей, уничтожь и проруби себе дорогу к королю. И пусть тебя увидят. Оставь свидетелей. Раненых, но живых».

– …вот тут он и поклялся служить мне всю жизнь, – закончил Тук. – С тех пор он со мной.

Слушатели повернулись к Сету.

– Это правда, – сказал Сет, как ему приказали раньше. – До последнего слова.

Тук улыбнулся. Сет не доставлял ему беспокойства; вероятно, он считал естественным, что Сет повинуется ему. Возможно, поэтому он оставался хозяином Сета дольше других.

– Ну, – сказал Тук, – пора идтить. Завтра рано вставать. Много новых мест и новых дорог….

Он любил думать о себе как о бывалом путешественнике, хотя, насколько Сет мог судить, ходил по широкому кругу. В этой части Бавленда находилось много мелких шахт – и мелких деревень. Скорее всего, год за годом Тук бывал в одних и тех же деревнях, но на шахтах работало множество временных рабочих. Никто не помнил его, если, конечно, кто-то не обратил внимание на его рассказы, приправленные ужасными преувеличениями.

Ужасными или нет, но шахтеры хотели еще. Они предлагали ему пиво и требовали от него новых рассказов, и он скромно соглашался.

Сет сидел тихо, ноги подогнуты, руки на коленях, по руке стекает кровь. Знали ли паршенди, убегая из Холинара той ночью, на что они обрекают его, выбросив Клятвенный Камень? Сету понадобилось время, чтобы найти его, а потом он стоял у дороги, спрашивая себя, найдут ли его и казнят – надеясь, что его найдут и казнят, – пока проезжавший мимо торговец не заинтересовался им. И Сет стоял в одной набедренной повязке. Честь заставила его сбросить с себя белые одежды, по которым его было легко узнать. Он должен был сохранить себя, чтобы подольше страдать.

Короткое объяснение – без подробностей преступления – и Сет уже ехал на задке тележки торговца. Торговец, человек по имени Авадо, оказался достаточно умен и мгновенно сообразил, что из-за смерти короля на всех иностранцев будут смотреть косо. И он отправился в Джа Кевед, не подозревая, что укрывает убийцу Гавилара.

Алети не искали его. Они предположили, что он, печально знаменитый «Убийца в Белом», сбежал вместе с паршенди. Скорее всего, они собирались встретить его где-нибудь на Разрушенных Равнинах.

Наконец шахтеры устали от историй Тука, которые он рассказывал все более заплетающимся языком. Они распрощались с ним, не обращая внимания на ясный намек на то, что еще одна кружка пива помогла бы ему вспомнить самую интересную историю: однажды он увидел саму Смотрящую в Ночи и украл у нее сверкающие сферы. Этот рассказ всегда беспокоил Сета, потому что напоминал о странной сфере, которую ему дал Гавилар. Он спрятал ее в Джа Кеведе. Странная непонятная вещь, но он не хотел рисковать, зная, что в любую минуту хозяин может найти ее.

Никто не предложил Туку еще одну кружку пива; он неохотно встал со стула, махнул Сету и, спотыкаясь, вышел из таверны. Снаружи царила темнота. В этом городке, Железнодоле, было несколько сотен домов и три разных таверны. Его можно было назвать столицей Бавленда – маленькой, почти никому не ведомой области к югу от Пиков Рогоедов. Географически область принадлежала Джа Кеведу, но даже ее кронпринц держался от нее подальше.

Вслед за хозяином Сет пошел по улице, которая вела в самый жалкий район города. Тук был слишком беден, чтобы снимать комнату в хорошем – или даже просто приличном – районе. Сет оглянулся, желая, чтобы Вторая Сестра, которую восточники называли Номон, поднялась над горизонтом и дала хоть чуть-чуть света.

Тук пьяно брел впереди, потом внезапно упал. Сет вздохнул. Не в первый раз ему придется тащить хозяина домой. Он встал на колени, собираясь поднять Тука.

И застыл. Из-под тела хозяина вытекала теплая струйка. И только сейчас он заметил нож, вонзившийся в шею Тука.

Сет насторожился. Из переулка появилась группа бандитов. Один из них поднял руку, свет звезд осветил нож, который он собирался бросить в Сета. Сет напрягся. В мешочке у Тука было несколько заряженных сфер, из которых он мог вытянуть Штормсвет.

– Погоди, – прошипел один из бандитов.

Человек с ножом замер. Другой бандит подошел ближе и внимательно оглядел Сета.

– Он из Сина. Мы не охотимся на крэмлингов.

Остальные оттащили труп в переулок. Человек с ножом опять поднял свое оружие.

– Может заорать.

– Тогда почему молчит как рыба? Секи, они безвредны. Почти как паршмены. Мы можем продать его.

– Может быть, – сказал другой. – Он испуган. Только посмотри на его рожу.

– Иди сюда, – сказал первый бандит, махнув Сету рукой.

Он подчинился и вошел в переулок, который внезапно осветился – бандиты открыли мешочек Тука.

– Келек, – сказал один из них, – не стоило усилий. Пригоршня обломков и две марки. Ни одного брума.

– А что я вам говорю, – сказал первый. – Мы можем продать этого урода. Людям нравятся рабы из Сина.

– Да он еще пацан.

– Не-а. Это они так выглядят. Эй, а эт чо? – Он выхватил из руки человека, пересчитывающего сферы, мерцающий кусок камня. Совершенно обычный камень, немного кристаллов кварца и ржавая железная прожилка сбоку. – Эт чо?

– Какое-то дерьмо, – сказал один из бандитов.

– Я должен заявить тебе, – тихо сказал Сет, – что ты держишь мой Клятвенный Камень. Пока ты обладаешь им, ты – мой хозяин.

– Чо, чо? – спросил другой бандит, вставая.

Первый, зажав камень в кулаке, бросил острожный взгляд на остальных. Потом посмотрел на Сета.

– Твой хозяин? Что это значит? Поясни!

– Я должен подчиняться тебе, – сказал Сет, – во всем, хотя я не выполню приказ убить самого себя.

Он также не мог отдать Клинок, но сейчас об этом лучше было не вспоминать.

– Будешь подчиняться мне? – спросил бандит. – Типа делать все, чо я скажу?

– Да.

–  Все?

Сет закрыл глаза.

– Да.

– Ну, эт интересно, – задумчиво сказал бандит. – Очень интересно…

Вторая часть
Освещающие Шторма
Далинар. Каладин. Адолин

Главная карта Разрушенных равнин. На востоке можно ясно различить Башню, самое большое плато. На западе видны военлагеря. Глифы и номера плато удалены, чтобы сохранить ясность изображения. Это более мелкое воспроизведение оригинала, висящего в картографическом кабинете Его Величества короля Элокара

Глава двенадцатая
Объедини их…

Старый друг, я надеюсь, что это послание найдет вас здоровым. Хотя вы, в сущности, бессмертны, мне представляется, что в вашем положении хорошее здоровье не помешает.

– Сегодня, – объявил король Элокар, выезжая под ясное безоблачное небо, – великолепный день, чтобы убить бога. Что скажете?

– Несомненно, Ваше Величество, – быстро и гладко ответил Садеас с понимающей улыбкой. – Можно сказать, что боги, как правило, боятся аристократов Алеткара. По меньшей мере большинства из нас.

Адолин покрепче сжал поводья. Он всегда напрягался, когда кронпринц Садеас начинал говорить.

– Быть может, нам лучше поехать впереди? – прошептал Ринарин.

– Я хочу послушать, – тихо ответил Адолин.

Он и его брат ехали в авангарде колонны, рядом с королем и кронпринцами. За ними шла величественная процессия: тысяча солдат в синих мундирах Холина, толпа слуг и даже женщины в паланкинах, которые должны были посмотреть на охоту. Адолин поглядел на них, протягивая руку к фляге.

Он надел Доспехи Осколков и теперь должен брать ее очень осторожно, если не хочет раздавить. Мышцы реагировали слишком быстро и сильно, и нужен был немалый опыт, чтобы правильно пользоваться ими. Время от времени Адолин все еще допускал промахи, хотя владел Доспехами – унаследованными от родственника со стороны матери, – с шестнадцатого дня рождения. С того времени прошло уже семь лет.

Он повернулся и сделал большой глоток тепловатой воды. Садеас ехал слева от короля, а Далинар – еще крепкий отец Адолина – справа. Последним кронпринцем на охоте был Вама, не Носитель Осколков.

Король блистал в золотых Доспехах Осколков, хотя в Доспехах кто угодно выглядел королем. Даже Садеассмотрелся весьма внушительно в красных Доспехах, хотя багровое лицо-луковица портило впечатление. Садеас и король гордо выставляли Доспехи напоказ. И… да, возможно, сам Адолин. Его были раскрашены в синее, к шлему прикреплено несколько украшений, и еще полдроны, благодаря которым он выглядел куда более устрашающе. Как можно невыставлять себя напоказ, если носишь нечто столь величественное, как Доспехи Осколков?

Адолин сделал еще один глоток, слушая, как король рассказывает о возбуждении, охватывающем его во время охоты. Только один Носитель Осколков в этом шествии – да что там, во всех десяти армиях – никак не украшал свои Доспехи. Далинар Холин. Отец оставил Доспехам их естественный синевато-серый цвет.

Далинар, с мрачным лицом, ехал рядом с королем. Шлем он привязал к седлу, открыв квадратное лицо с короткими черными волосами, побелевшими на висках. Мало кто из женщин назвал бы Далинара Холина симпатичным: неправильный нос, крупные и жесткие черты лица. Лица воина.

Он ехал на огромном ришадиумском жеребце по кличке Кавалер, одном из самых крупных коней, которых Адолин видел за всю жизнь, – и если король и Садеас выглядели как цари, Далинар каким-то образом ухитрился выглядеть солдатом. Для него Доспехи были не украшением, а рабочим инструментом. И он никогда не ошибался в расчете силы или скорости, которые Доспехи ему давали. Для него, Далинара Холина, носить Доспехи было нормальным состоянием – скорее без них он чувствовал себя как без кожи. Возможно, именно поэтому он заработал репутацию одного из самых великих воинов и генералов, когда-либо живших на Рошаре.

Адолин страстно желал, чтобы внешне отец чуть побольше соответствовал своей репутации.

Он думает о видениях, догадался Адолин, перехватив отсутствующее выражение и тревогу в глазах отца.

– Прошлой ночью опять, – шепнул он Ринарину. – Во время сверхшторма.

– Знаю, – ответил Ринарин взвешенным размеренным голосом. Он всегда отвечал с задержкой, как если бы взвешивал слова в уме. Некоторые женщины признавались, что манера разговора Ринарина заставляла их чувствовать себя так, как если бы их мысленно разбирали на части. Они дрожали, разговаривая с ним, хотя сам Адолин никогда не находил младшего брата даже на чуточку неприятным.

– И что, по-твоему, они означают? – спросил Адолин, говоря так тихо, что только Ринарин мог его слышать. – Отцовские… приступы?

– Не знаю.

– Ринарин, мы не можем делать вид, что их не существует. Солдаты болтают. Все десять армий полны слухами!

Далинар Холин сходил с ума. Во время сверхшторма он валился на пол, его била дрожь. Потом начинал нести чушь. Часто вспрыгивал на ноги и молотил руками по воздуху; в голубых глазах плескалось безумие. Адолин должен был держать его, иначе он мог ранить себя или других.

– Он видит вещи, – сказал Адолин. – Или думает, что видит.

От галлюцинаций страдал еще дед Адолина. Состарившись, он решил, что вернулся на войну. Быть может, то же самое происходит с Далинаром? Быть может, он снова переживает первые битвы, дни, когда он заслужил славу? А может быть, он опять и опять видит ту ужасную ночь, когда Убийца в Белом убил его брата? Но почему после приступов он так часто упоминает Сияющих Рыцарей?

В результате сам Адолин чувствовал себя больным. Далинар, по кличке Терновник, был гением боя и живой легендой. Он и его брат, вместе, сумели объединить кронпринцев Алеткара, которые столетиями враждовали друг с другом. Он победил на дуэлях множество людей, выиграл дюжины сражений. Все королевство глядело на него. И сейчас тоже.

И что я должен сделать, когда человек, которого я люблю, – величайший человек из всех живущих, – сходит с ума?

Садеас рассказывал о недавней победе. Два дня назад он добыл еще одно гемсердце, и король вроде бы еще не слышал об этом. Адолин напрягся, слушая его похвальбу.

– Мы должны перейти назад, – сказал Ринарин.

– У нас достаточно высокий ранг, – ответил Адолин.

– Мне не нравится, как ты себя ведешь, когда Садеас рядом.

Мы должны не спускать глаз с этого человека, Ринарин, подумал Адолин. Садеас знает, что отец слабеет. Он обязательно попытается ударить. Адолин, однако, заставил себя улыбнуться и постарался расслабиться, чтобы перед Ринарином выглядеть уверенным в себе. В целом совсем не трудно. Он всю жизнь дрался на дуэлях, бездельничал и приударял за любой симпатичной девушкой. Последнее время, однако, жизнь противилась тому, чтобы он продолжал радоваться таким простым удовольствиям.

– …в последнее время примером храбрости, Садеас, – говорил король. – Ты храбро себя вел, захватывая гемсердце. Ты заслуживаешь похвалы.

– Спасибо, Ваше Величество. Однако соревнование становится все менее захватывающим, потому что в последнее время кое-кто перестал участвовать. Мне кажется, что со временем даже лучшее оружие тупеет.

Далинар, который раньше обязательно ответил бы на завуалированный намек, не сказал ни слова. Адолин стиснул зубы. Совершенно бесчестно со стороны Садеаса выпускать стрелы в отца в его нынешнем состоянии. Быть может, Адолин должен вызвать на дуэль высокомерного ублюдка. Кронпринцам не бросают вызов – если вы не готовы к страшному шторму взамен. Но, может быть, он решится. Может быть…

– Адолин, – предостерегающе сказал Ринарин.

Адолин посмотрел в сторону. Оказывается, он вытянул руку, как если бы хотел призвать Клинок. Вместо этого он ухватился за поводья. Проклятый штормом,подумал он. Оставь отца в покое.

– Почему бы нам не поговорить об охоте? – сказал Ринарин. Как обычно, самый младший Холин ехал с абсолютно прямой спиной, совершенная посадка, глаза спрятаны за очками, образец благопристойности и серьезности. – Почему она тебя не возбуждает?

– Ба! – сказал Адолин. – Все почему-то считают охоту интересным занятием, но не я. И мне не важно, насколько велико животное, – в конце концов это бойня, и никак иначе.

Дуэль – вот это действительно возбуждает. Клинок Осколков в руке, а перед тобой соперник, умелый, искусный и осторожный. Мужчина против мужчины, сила против силы, ум против ума. С этим не сравнится никакая охота на глупого зверя.

– Может быть, тебе стоило пригласить Джаналу, – сказал Ринарин.

– Она бы не пошла, – сказал Адолин. – Не после… ну, ты знаешь. Вчера Рилла была в голосе. Лучше всего было просто уйти.

– Ты должен был вести себя с ней поумнее, – неодобрительно заметил Ринарин.

Адолин промямлил что-то неразборчивое. Не он виноват в том, что его чувства так быстро сгорают. Ну, технически, в этотраз ошибся именно он. Но так происходило редко. Так, случайность.

Король начал на что-то жаловаться. Ринарин и Адолин отстали, и Адолин не слышал слов короля.

– Подъедем ближе, – сказал Адолин, посылая жеребца вперед.

Ринарин округлил глаза, но последовал за ним.

* * *

« Объедини их…»

Слова гремели в мозгу Далинара. Он не мог избавиться от них. Они пожирали его, пока он вел Кавалера по каменистому, усыпанному булыжниками плато Разрушенных Равнин.

– Мы еще не приехали? – спросил король.

– Мы в двух или трех плато от места охоты, Ваше Величество, – рассеянно сказал Далинар. – Еще примерно час, если соблюдать надлежащий темп. Если бы был наблюдательный пункт, мы бы уже могли увидеть охотничий павильон и…

– Наблюдательный пункт? А что ты скажешь вот о том каменном холме впереди?

– Возможно, – сказал Далинар, внимательно оглядывая башнеподобный холм. – Можно послать разведчиков и проверить…

– Разведчиков? Ба, мне нужно размять ноги, дядя. Ставлю пять полных брумов, что я доберусь до вершины быстрее тебя.

И король под грохот копыт помчался прочь, оставив за спиной пораженную группу светлоглазых, слуг и стражей.

– Шторм побери! – выругался Далинар, ударяя жеребца. – Адолин, принимай командование. Проверь следующее плато на всякий случай.

Сын, ехавший сзади, кивнул. Далинар галопом помчался за фигурой в золотой броне и длинном голубом плаще. Копыта стучали по камню, мимо проносились причудливые каменные холмы. Впереди, у самого края плато, поднималась крутая, похожая на шпиль скала. Здесь, на Разрушенных Равнинах, их хоть пруд пруди.

Проклятый мальчишка. Далинар все еще думал об Элокаре как о мальчике, хотя королю уже исполнилось двадцать семь. Но иногда он вел себя и действовал как мальчишка. Почему он никогда не предупреждает, когда выкидывает такие фокусы?

Тем не менее Далинар признался себе, что чувствует себя хорошо, скача вот так, свободно, без шлема, ветер в лицо. Пульс бился так, как если бы он участвовал в скачках и пропустил буйное начало. На мгновение Далинар забыл о всех своих неприятностях и словах, звучавших в голове.

Король хочет гонку? Что ж, он ее получит.

Он проскакал мимо короля. Даже чистопородный жеребец Элокара не мог состязаться с Кавалером, чистокровным ришадиумом, на две ладони выше и много сильнее любой обыкновенной лошади. Эти животные сами выбирают себе наездников, и повезло только дюжине людей во всех лагерях, в том числе Далинару и Адолину.

Через несколько секунд Далинар оказался у подножия скалы. Кавалер еще скакал, а Далинар уже выпрыгнул из седла. Он сильно ударился, но Доспехи Осколков смягчили удар, под металлическими сапогами захрустел камень, он заскользил и остановился. Люди, никогда не носившие Доспехи – и привыкшие к их младшим двоюродным братьям, обычным кольчугам и латам, – даже не понимали разницу. Доспехи Осколков не просто вооружение – это нечто намного большее.

Он побежал к подножию скалы, Элокар скакал сзади. Далинар прыгнул – усиленные Доспехами ноги унесли его вверх на восемь футов – и схватился за каменную полку. Он начал подниматься, Доспехи давали ему силу многих людей. Внутри поднялась Дрожь соревнования. Не такая острая, как Дрожь битвы, но достойная замена.

Внизу заскрипел камень, Элокар тоже лез вверх. Далинар не стал глядеть вниз. Он сосредоточил взгляд на маленькой естественной платформе на самой вершине сорокафутовой скалы. Он ощупал камень закованными в металл пальцами, ища зацепку. Латные перчатки полностью покрывали руки, но каким-то образом древнее оружие передавало ощущения на пальцы. Как если бы он надел тонкие кожаные перчатки.

Скрип раздался сбоку, потом послышалось негромкое ругательство. Элокар выбрал другой путь, надеясь обогнать Далинара, но оказался на абсолютно отвесном склоне, без зацепок, и застрял.

Король посмотрел на Далинара, его золотой панцирь сверкнул. Он напряг челюсть, посмотрел вверх и резко прыгнул на осыпь.