Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 74 страниц)

Глава шестьдесят первая
Право для неправого

В шторм я просыпался, падал, кружился, печалился.

Дата: Каканев, 1173, 13 секунд до смерти. Объект: городской стражник.

– Далинар, ты уверен, что это был он? – спросила Навани.

Далинар тряхнул головой.

– Уверен. Это был Нохадон.

С момента видения прошло несколько часов. Навани вышла из-за письменного стола и пересела на более удобный стул рядом с Далинаром. Ринарин сидел напротив отца, играя роль компаньонки. Адолин ушел за докладом об ущербе, нанесенном сверхштормом. Парень казался очень встревоженным тем, что видения оказались правдивыми.

– Но этот человек так и не сказал своего имени, – возразила Навани.

– Это был он, Навани. – Далинар уставился в стену поверх головы Ринарина, рассматривая гладкий коричневый камень, созданный Преобразователями. – У него был вид, как будто на нем висит тяжесть большой ответственности. Королевский вид.

– Быть может, какой-нибудь другой король, – предположила она. – И он нашел фантастически глупой саму мысль о книге.

– Да, время писать книгу еще не наступило, так много смертей… Огромное несчастье повергло его в печаль. Отец Штормов! Девять из десяти его людей погибло на войне. Ты можешь себе такое представить?

– Опустошение, – сказала Навани.

Объедини народ… Приближается настоящее Опустошение.

– Ты знаешь что-нибудь об Опустошении? – спросил Далинар. – Не рассказы ардентов, а исторические факты?

Навани держала в руке бокал подогретого фиолетового вина, капли воды сконденсировались на крае стекла.

– Да, но лучше спросить не меня, а Джаснах. Она историк.

– Мне кажется, что я видел его последствия. Я… Быть может, я видел тела Несущих Пустоту. Может ли это дать нам еще больше доказательств?

– Нет ничего лучше лингвистики. – Навани пригубила вино. – Опустошение – предмет старинного знания. Можно поспорить, не вообразил ли ты себе то, что ожидал увидеть. Но эти слова – если мы сумеем перевести их, никто не сможет поспорить, что ты видел нечто настоящее. – Ее доска для письма лежала на низком столе между ними, перо и чернила аккуратно расположились на бумаге.

– Ты собираешься рассказать остальным? – спросил Далинар. – О моих видениях?

– А как еще мы можем объяснить, что происходит с тобой?

Далинар заколебался. Как он может объяснить? С одной стороны, огромное облегчение – он не сумасшедший. Но, с другой стороны, что если какая-то сила при помощи видений пытается направить его совсем не туда и использует образы Нохадона и Сияющих только потому, что он находит их заслуживающими доверия?

Сияющие Рыцари пали,напомнил себе Далинар . Они бросили нас. А некоторые ордена вообще повернулись против нас, если верить легендам.

Тревожная мысль. Он добавил еще один камень в фундамент самого себя, но самый главный вопрос остался нерешенным. Должен ли он доверять видениям или нет? Он не может безоговорочно верить им, особенно сейчас, когда слова Адолина вызвали в его голове самые настоящие опасения.

Пока он не узнает источник, нечего рассказывать о них.

– Далинар, – сказала Навани, наклоняясь вперед. – Все военлагеря только и судачат о твоих приступах. Даже жены твоих офицеров чувствуют себя неудобно. Они считают, что ты боишься штормов или вообще болен, психически. Это реабилитирует тебя в их глазах.

– Как? Сделав из меня что-то вроде мистика? Многие подумают, что порывы ветра, приносящего видения, слишком близки к пророчествам.

– Ты видишь прошлое, отец, – заметил Ринарин. – Это не запрещено. И если их посылает Всемогущий, какие могут быть вопросы?

– Адолин и я говорили с ардентами, – ответил Далинар. – По их словам, очень маловероятно, что видения исходят от Всемогущего. И если мы решим, что надо доверять видениям, очень многие не согласятся со мной.

Навани откинулась на спинку стула и отхлебнула вина. Ее безопасная рука лежала на коленях.

– Далинар, твои сыновья сказали мне, что однажды ты искал Старую Магию. Почему? Что ты просил у Смотрящей в Ночи и какое проклятие она на тебя наложила?

– И я ответил им, что это мой позор. И я не хочу ни с кем делиться им.

В комнате стало тихо. Даже ливень, всегда следующий за сверхштормом, перестал барабанить по крыше.

– Быть может, это важно, – наконец сказала Навани.

– Это было давно, задолго до видений. Не думаю, что они связаны.

– Но этого нельзя исключить.

– Да, – вынужден был согласиться он.

Неужели тот день никогда не прекратит преследовать его? Разве недостаточно, что он потерял все воспоминания о жене?

А что подумает Ринарин? Осудит ли он своего отца за такой вопиющий грех? Далинар заставил себя посмотреть на него и встретился с внимательным взглядом сквозь очки.

Интересно, но Ринарин не казался озабоченным. Только задумчивым.

– Мне очень жаль, что ты узнала о моем позоре, – сказал Далинар, глядя на Навани.

Она равнодушно махнула рукой.

– Быть может, Старая Магия оскорбляет девотарии, но их наказание за обращение к ней никогда не было суровым. Как мне кажется, ты очистился без труда.

– Арденты попросили сферы для раздачи бедным, – сказал Далинар. – И я должен был заказать несколько молебнов. Ни то, ни другое не убрало проклятие и чувство вины.

– Ты бы удивился, если бы узнал, как много набожных светлоглазых обращаются к Старой Магии в какие-то моменты своей жизни. Во всяком случае те, кто добрался до Долины. Но я хочу узнать, не связана ли она с видениями.

– Тетя, – сказал Ринарин, обращаясь к ней. – Я недавно попросил, чтобы мне прочитали несколько книг о Старой Магии, и я согласен с оценкой отца. Непохоже на работу Смотрящей в Ночи. Она налагает проклятие взамен исполнения маленького желания. Одно проклятие и одно желание. Отец, ты, конечно, знаешь их обоих?

– Да, – ответил Далинар. – Я точно знаю свое проклятие, и оно никак не связано с видениями.

– Значит, нам надо винить не Старую Магию.

– Да, – сказал Далинар. – Но твоя тетя задала правильный вопрос. Нет никаких доказательств, что видения идут от Всемогущего. Кто-то хочет, чтобы я знал об Опустошении и Сияющих Рыцарях. Возможно, нам стоит спросить себя почему.

– Опустошение, что это такое, тетя? – спросил Ринарин. – Арденты говорят о Несущих Пустоту. О человечестве, Сияющих и сражениях. Но что это такое на самом деле? Знаем ли мы что-нибудь наверняка?

– Среди клерков твоего отца есть фольклористы; они расскажут тебе лучше меня.

– Я думаю, что не всем им можно доверять, – добавил Далинар.

Навани помолчала.

– Достаточно честно. Хорошо, насколько я знаю, первоначальных отчетов не осталось. Слишком много лет прошло. Но в мифе о Парасафи и Надрисе упоминаются Опустошения.

– Парасафи, – сказал Ринарин. – Та, которая нашла каменные семена.

– Да, – ответила Навани. – Для того чтобы возродить свой народ, она вскарабкалась на пики Дара – разные варианты мифа называют самые различные современные горные кряжи пиками Дара – и нашла камни, которых коснулись сами Герольды. Она принесла их Надрису, на его похоронное ложе, и его семенем оплодотворила эти камни. Из них вылупилось десять детей, при помощи которых она построила новый народ. Марнах, если я правильно помню.

– Источник макабаки, – сказал Ринарин. – Мама рассказывала мне эту историю, когда я был ребенком.

Далинар покачал головой.

– Родиться из камней? – Он редко видел смысл в старых историях, хотя девотарии канонизировали многие из них.

– В начале истории упоминаются Опустошения. Именно они уничтожили народ Парасафи.

– И что они такое?

– Войны. – Навани глотнула вина. – Несущие Пустоту появлялись опять и опять, пытаясь заставить человечество уйти с Рошара в Бездну. Точно так же, как они выгнали человечество – и Герольдов – из Залов Спокойствия.

– А когда были основаны ордена Сияющих Рыцарей? – спросил Далинар.

Навани пожала плечами.

– Не знаю. Возможно, они были группой военных из какого-то королевства или бандой наемников. Это могло бы объяснить, почему они в конце концов стали тиранами.

– В моих видениях нет даже намека на то, что они были тиранами, – сказал он. – Возможно, это и есть настоящая цель видений. Заставить меня поверить в ложь о Сияющих. Заставить доверять им и, возможно, повторить их путь падения и предательства.

– Не знаю, – с сомнением ответила Навани. – Не думаю, что ты видел что-то такое заведомо ложное о Сияющих. Разные легенды утверждают одно и то же: Сияющие не всегда были плохими. Насколько легенды вообще могут соглашаться одна с другой.

Далинар встал, взял ее пустой бокал, подошел к сервировочному столику и заново наполнил его. Открытие, что он не сумасшедший, должно было прояснить положение, но вместо этого еще больше запутало.

Что если за видениями стоят Несущие Пустоту? Некоторые легенды говорили, что они могут завладевать телами людей и заставлять совершать зло. Или, если они от Всемогущего, что было их целью?

– Я должен все как следует обдумать, – сказал он. – Сегодня был очень долгий день. Пожалуйста, я бы хотел остаться наедине со своими мыслями.

Ринарин встал, почтительно наклонил голову и направился к двери. Навани поднялась, более медленно, ее гладкое платье зашуршало; она поставила бокал на стол и пошла за облегчающим боль фабриалом.

Ринарин удалился. Далинар подошел к двери, ожидая Навани. Он не собирался снова попасть в ловушку и остаться с ней наедине. Он выглянул в коридор. Солдаты стояли на посту, он мог видеть их. Хорошо.

– Ты рад? – спросила Навани, задержавшись около двери рядом с ним и положив руку на раму.

– Рад?

– Что ты не сумасшедший?

– Мы не знаем, управлял ли кто-нибудь мной или нет, – сказал он. – И, кстати, теперь у нас больше вопросов, чем раньше.

– Эти видения – благословения, – сказала Навани, положив свободную руку на его. – Я чувствую это, Далинар. Неужели ты не видишь, насколько они чудесны?

Далинар посмотрел в ее прекрасные светло-фиолетовые глаза. Такая внимательная, такая умная. Как бы он хотел доверять ей полностью.

Я никогда не видел от нее ничего, кроме чести,подумал он . Она не сказала никому о моем намерении отречься. Она никогда не пыталась использовать мои видения против меня.

Ему стало стыдно, когда он вспомнил о своих опасениях.

Она – изумительная женщина, эта Навани Холин. Чудесная, потрясающая и опаснаяженщина.

– Нас ждет еще больше забот, – сказал он. – И опасностей.

– Но, Далинар, ты испытываешь такое, о чем историки, ученые и фольклористы могут только мечтать. Я завидую тебе, хотя ты утверждаешь, что не видел там ни одного фабриала.

– Я уверен, что у древних не было фабриалов, Навани.

– И это меняет все, что мы думали о них.

– Наверно.

– Клянусь камнепадом, Далинар, – сказала она, вздохнув. – Неужели ничто не может зажечь в тебе страсть?

Далинар глубоко вздохнул.

– Слишком много что, Навани. Я чувствую себя так, как будто внутри меня кишит клубок угрей, чувства переплетаются одно с другим. Правдивость видений расстроила меня.

– Скорее взволновала, – поправила она его. – Ты помнишь, что сказал раньше? О том, что доверяешь мне?

– Я так сказал?

– Ты сказал, что не доверяешь своим клеркам и попросил меня записать видения. Одно влечет другое.

Ее рука все еще лежала на его руке. Она протянула свободную руку и закрыла дверь в коридор. Он хотел остановить ее, но не стал. Почему?

Дверь щелкнула, закрываясь. Они были одни. И она была так прекрасна. Эти умные возбужденные глаза, освещенные страстью.

– Навани, – сказал он, заставив себя подавить желание. – Ты опять.

Почему я позволяю ей делать это?

– Да, – сказала она. – Я упрямая женщина, Далинар. – В ее тоне не было и намека на шутку.

– Это непристойно. Мой брат… – Он протянул руку к двери, чтобы открыть ее.

– Твой брат, – выплюнула Навани, на ее лице сверкнул гнев. – Почему мы всегда должны думать о нем? Почему все только и думают о человеке, который давно умер? Его нет здесь, Далинар. Он ушел. Мне не хватает его. Но даже не наполовину так, как тебя.

– Я чту его память, – сухо сказал Далинар, все еще держа руку на дверной защелке.

– Отлично! Я очень рада за тебя. Но прошло шестьлет, и до сих пор все смотрят на меня как на жену мертвого человека. Другие женщины развлекают меня пустой болтовней, но не пускают меня в политические кружки. Они думают, что я – древняя реликвия. Хочешь знать, почему я так быстро вернулась?

– Я…

– Я вернулась, – сказала она, – потому что у меня нет дома. От меня ожидают, что я не буду участвовать ни в каких важных событиях, и только потому, что мой муж мертв. Мне ничего не дают делать, балуют и не обращают внимания. В моем присутствии им неудобно. Королеве и другим придворным дамам.

– Извини, – сказал Далинар. – Но я не…

Она подняла руки и коснулась его груди.

– Я не отняла его у тебя, Далинар. Мы были друзьями до того, как я встретила Гавилара. Ты знаешь меня такой, какая я есть, а не только как тень династии, павшей годы назад. Да? – Она умоляюще поглядела на него.

Кровь моих предков,подумал потрясенный Далинар. Она плачет.

Две маленькие слезы.

Он редко видел ее такой искренней.

И он поцеловал ее.

Он знал, это ошибка. Но все равно схватил ее, резко обнял и прижал к себе, не в силах больше сражаться с собой. Она растаяла. Он почувствовал соль ее слез; они бежали по щекам к ее губам и смешивались с его.

Поцелуй продлился долго. Слишком долго. Чудесно долго. Разум кричал ему, как пленник, запертый в тюрьме и вынужденный через решетку наблюдать за чем-то ужасным. Но часть его хотела это десятилетиями – теми десятилетиями, что он смотрел на двор брата, его брак и на единственную женщину, которую хотел юный Далинар.

Он поклялся, что никогда не разрешит себе даже думать об этом. С того момента, как Гавилар добился руки Навани, он запретил себе все чувства к ней и отошел в сторону.

Но ее вкус и запах, тепло прижавшегося к нему тела – были слишком сладкими. Волна цветущего аромата унесла прочь вину. На мгновение ее прикосновение изгнало все. Он забыл страхи и тревоги видений, Садеаса и стыд из-за ошибок прошлого.

Он мог думать только о ней. Прекрасной, проницательной, нежной, но сильной. Он прильнул к ней и мог бы держать ее, даже если бы вокруг суетился весь остальной мир.

Наконец он оторвался от ее губ. Она, ошеломленная, поглядела на него. Спрены страсти, похожие на крошечные снежинки, плавали в воздухе вокруг них. Вина накатила опять. Он попытался мягко отстранить ее, но она крепко прижалась к нему всем телом и не отпускала.

– Навани, – сказал он.

– Ш-ш-ш. – Она положила голову ему на грудь.

Он вздохнул, но позволил себе удержать ее.

– В мире происходит что-то плохое, Далинар, – тихо сказала Навани. – Король Джа Кеведа убит. Я услышала об этом только сегодня. Его убил син, Носитель Осколков, одетый в белое.

– Отец Штормов! – только и смог сказать Далинар.

– Что-то происходит, – повторила она. – Что-то большее, чем наша война здесь, что-то пострашнее, чем убийство Гавилара. Ты слышал о тех странных словах, которые говорят умирающие? Большинство не обращает на них внимания, но хирурги обсуждают их. А штормстражи шепчутся, что в последнее время сверхштормы стали более могучими.

– Да, я слышал, – сказал он, обнаружив, как трудно выходят слова из того, кто опьянен ею.

– Моя дочь что-то ищет, – сказала Навани. – Иногда она меня пугает. Она очень сосредоточенная и энергичная. И самый умный человек из всех, кого я знаю. Но то, что она ищет… Далинар, она считает, что назревает нечто очень опасное.

« Солнце приближается к горизонту. Идет Вечный Шторм. Настоящее Опустошение. Ночь Печалей…»

– Я нуждаюсь в тебе, – сказала Навани. – Я знаю тебя много лет и всегда боялась, что уничтожу тебя виной. Поэтому и сбежала. Но я не могу оставаться в стороне. Не сейчас, когда они так относятся ко мне. Не сейчас, когда что-то происходит с миром. Я ужасно напугана, Далинар, и я нуждаюсь в тебе. Гавилар был совсем не таким, каким его считали люди. Я любила его, но…

– Пожалуйста, – сказал Далинар, – не говори о нем.

– Как хочешь.

Кровь моих предков!

Он не мог изгнать ее запах из головы. Он вообще не мог пошевелиться и держал ее, как человек держится за камень во время сверхшторма.

Она посмотрела на него.

– Дай мне сказать, что… что я любила Гавилара. Но тебя – тебя я больше чем люблю. И я устала ждать.

Он закрыл глаза.

– Мы не можем быть вместе.

– Мы найдем способ.

– Нас осудят.

– Лагеря не обращают на меня внимания, – сказала Навани, – а о тебе распространяют слухи и ложь. Что они могут сделать нам?

– Что-нибудь найдут. Если раньше меня не осудят девотарии.

– Гавилар мертв, – сказала Навани, кладя голову ему на грудь. – Я никогда не изменяла ему, хотя – клянусь Отцом Штормов! – имела вполне достаточную причину. Девотарии могут говорить что хотят, но « Споры» не запрещают наш союз. Традиция и доктрина разные вещи, и страх оскорбления не удержит меня.

Далинар глубоко вздохнул, потом заставил себя разжать объятья и отпрянуть от нее.

– Если ты надеялась успокоить мои тревоги, то у тебя ничего не получилось.

Она сложила руки на груди. Он все еще чувствовал место на спине, которого касалась ее безопасная рука. Мягкое касание, для члена семьи.

– Я здесь не для того, чтобы успокоить тебя, Далинар. Как раз наоборот.

– Пожалуйста. Мне нужно время, чтобы подумать..

– Я не дам прогнать себя. Я не дам тебе забыть о том, что случилось. Я не…

– Навани. – Он мягко прервал ее. – Я не брошу тебя. Обещаю.

Она внимательно посмотрела на него и криво улыбнулась.

– Очень хорошо. Но сегодня ты кое-что сделал.

– Я? Сделал? – спросил он, довольный, ликующий, потрясенный, озабоченный и пристыженный одновременно.

– Твой поцелуй, Далинар, – небрежно сказала она, открывая дверь и выходя в прихожую.

– Ты меня соблазнила.

– Что? Соблазнила? – Она оглянулась. – Далинар, за всю свою жизнь я никогда не была такой искренней.

– Знаю, – Далинар улыбнулся. – Вот это и было самым соблазнительным.

Он осторожно закрыл дверь и глубоко вздохнул.

Кровь моих предков,подумал он, почему у меня все запутано до невозможности?

И, тем не менее, в полном противоречии со своими мыслями, он почувствовал себя так, как если бы весь этот запутанный мир стал более правильным.

Глава шестьдесят вторая
Три глифа

Темнота становится дворцом. Дайте ей править! Дайте ей править!

Какенах, 1173, 22 секунды до смерти. Темноглазый селаец неизвестной профессии.

– Ты думаешь, что эта штука спасет нас? – хмуро спросил Моаш, глядя на молитву, привязанную к руке Каладина.

Каладин взглянул на него. Он стоял в парадной стойке, пока солдаты Садеаса пересекали мост. Весенний воздух приятно холодил тело. Небо было безоблачным и блестящим, и штормстражи пообещали, что сверхшторм налетит не скоро.

Молитва, привязанная к его руке, была самой простой. Три глифа: ветер, защита, любимые. Молитва к Джезере – Отцу Штормов – защитить друзей и любимых. Именно такие предпочитала его мать. При всей ее утонченности и ироничности, она всегда вышивала или писала самые простые и искренние молитвы. Такая молитва всегда напоминала Каладину о ней.

– Мне даже не верится, что ты заплатил за нее приличную сумму, – продолжал Моаш. – Даже если Герольды смотрят на людей, они не замечают мостовиков.

– Мне кажется, что у меня развилась ностальгия. – Молитва, скорее всего, совершенно бессмысленна, но в последнее время он начал больше думать о религии, и не без причины. Рабу трудно поверить, что кто-то – или что-то – присматривает за ним. Тем не менее многие мостовики за время рабства стали более религиозными. Две группы, противоположные реакции. Значит ли это, что одни глупы, а другие – бессердечны? Или вообще что-нибудь третье?

– Они хотят увидеть нас мертвыми, сам знаешь, – сказал Дрехи из-за его спины. – Вот так. – Бригадники очень устали. Каладин и его люди были вынуждены работать в расщелинах всю ночь. Хашаль еще и увеличила норму добычи. Для того чтобы ее выполнить, пришлось забросить тренировки и только грабить мертвых.

А сегодня их разбудили для утренней атаки после трех часов сна. Они едва не падали, стоя в ряду, а до плато с куколкой еще несколько расщелин.

– И пусть, – тихо сказал Шрам с другого конца линии. – Они хотят нас мертвыми? Я не собираюсь сдаваться. Покажем им, что такое храбрость. Пусть прячутся за нашими мостами, пока мы атакуем.

– Это не победа, – буркнул Моаш. – Давайте нападем на солдат. Прямо сейчас.

– На наши собственные войска? – спросил Сигзил, поворачивая чернокожую голову и глядя на линию мостовиков.

– Конечно, – сказал Моаш, глядя на солдат. – Они в любом случае убьют нас. Давайте заберем немного с собой. Проклятие, почему бы не напасть на Садеаса? Его стража не ожидает нападения. Спорю, что мы сумеем сбить некоторых на землю, схватить их копья и убить несколько светлоглазых прежде, чем они перережут нас всех.

– Нет, – сказал Каладин. – Так нам не удастся ничего сделать. Они убьют нас задолго до того, как мы доберемся до Садеаса.

Моаш сплюнул.

– А как удастся что-то сделать? Клянусь Бездной, Каладин, я чувствую себя так, словно уже болтаюсь в петле!

– У меня есть план, – сказал Каладин.

Он ждал возражений. Все остальные его планы не работали.

Никто не пожаловался.

– И что это за план? – спросил Моаш.

– Увидишь сегодня, – сказал Каладин. – Если сработает, мы получим немного времени. Если нет, я умру. – Он повернулся и посмотрел на линию лиц. – В этом случае вы – под командованием Тефта – пойдете ночью на прорыв. Вы не готовы, но по меньшей мере хоть какой-то шанс. – Все лучше, чем напасть на Садеаса.

Люди кивнули и даже Моаш выглядел довольным. Он стал совершенно преданным, не то что вначале. Очень вспыльчивый, он, тем не менее, лучше всех работал с копьем.

На чалом жеребце подъехал Садеас, одетый в красные Доспехи Осколков; шлем на голове, но забрало поднято. Совершенно случайно он выбрал мост Каладина, хотя – как всегда – мог поехать по любому из двадцати. Садеас только мельком взглянул на Четвертый Мост.

– Перешли, – приказал Каладин, когда Садеас проехал. Бригадники пересекли мост, и Каладин приказал перетащить его на ту сторону и поднять.

На этот раз мост казался тяжелее, чем обычно. Бригадники побежали, огибая колонну и спеша добраться до следующей пропасти. За ними на почтительном расстоянии шла вторая армия – в синем, – используя другие бригады Садеаса. Похоже, Далинар Холин отказался от своих неуклюжих механических мостов и стал использовать мосты Садеаса. Таким образом он сохранял свою «честь», не жертвуя жизнями мостовиков.

В своем мешочке Каладин нес много заряженных сфер, выменянных у менялы на еще большее количество серых. Каладин ненавидел терять деньги, но ему был необходим Штормсвет.

Они быстро достигли следующей расщелины. Предпоследняя, если верить словам Матала, мужа Хашаль. Солдаты начали проверять оружие, подтягивать ремни, в воздухе появились спрены предчувствия, похожие на маленькие узкие ленты.

Бригадники поставили мост и отступили в сторону. Каладин заметил, что Лоупен и молчаливый Даббид подошли с носилками, в которых лежали меха с водой и бинты.

Лоупен продел одну из ручек носилок в металлический крючок, прикрепленный к поясу и заменявший ему отсутствующую руку. Оба ходили между бригадниками Четвертого Моста, раздавая им воду.

Проходя мимо Каладина, Лоупен кивнул на большую выпуклость в середине носилок. Доспехи.

– Когда они тебе понадобятся? – тихо спросил Лоупен, опуская носилки и протягивая Каладину мех с водой.

– Прямо перед тем, как мы побежим в атаку, – ответил Каладин. – Молодец, Лоупен.

Лоупен прищурился.

– Даже без руки хердазианин вдвое полезнее безмозглых алети. И с одной рукой я все равно могу делать вот так. – Он незаметно сделал грубый жест в сторону идущих солдат.

Каладин улыбнулся, но смеяться по-настоящему не мог. Давным-давно он не боялся перед боем и считал, что Туккс выбил из него страх много лет назад.

– Эй, – внезапно сказал голос сзади, – я хочу воды.

Каладин обернулся и увидел солдата, идущего к нему. Именно таких он и избегал в армии Амарама. Темноглазый, низкого ранга, сильный, высокий и, вероятно, выдвинувшийся именно из-за своих габаритов. Доспехи в полном порядке, но мундир под ними грязный и мятый, а еще он засучил рукава, обнажив волосатые руки.

Сначала Каладину показалось, что солдат увидел жест Лоупена. Но нет, он не казался взбешенным. Он небрежно оттолкнул Каладина и выхватил мех с водой у Лоупена. Недалеко, в ожидании переправы, стояли другие солдаты. Их собственные водоносы работали намного медленнее, и многие положили глаз на Лоупена и его воду.

Уже было бы ужасно, если бы солдаты добрались до их воды – но это мелочь по сравнению с главной проблемой. Если солдаты скопятся вокруг носилок, они обязательно заметят мешок с доспехами.

Каладин мгновенно выхватил мех из руки солдата.

– У тебя есть своя вода.

Солдат посмотрел на Каладина так, как если бы не был способен поверить, что мостовик осмелился возразить ему. Мрачно взглянув на Каладина, он упер копье тупым копьем в землю и процедил:

– Я не хочу ждать.

– Как неудачно, – сказал Каладин, шагнув к человеку и уставившись ему прямо в глаза. Идиот, подумал он . Если начнется драка…

Солдат заколебался, потрясенный угрожающим видом обычного мостовика. Плечи Каладина были не такие широкие, но он был на пару пальцев выше. На лице солдата появилась неуверенность.

Отступи, взмолился Каладин.

Но нет. Отступить перед простым мостовиком на глазах своего взвода? Солдат сжал кулак, костяшки хрустнули.

Через мгновение рядом с ним появилась вся бригада. Солдат мигнул, когда Четвертый Мост выстроился вокруг Каладина агрессивным перевернутым клином, двигаясь естественно и плавно – как он и учил их. Каждый сжал кулаки, дав солдату понять, что поднятие тяжестей сделало этих людей сильнее обычного солдата.

Солдат неуверенно взглянул на свой взвод, ожидая поддержки.

– Друг, ты действительно хочешь подраться, прямо сейчас? – тихо спросил Каладин. – А если ты убьешь всех мостовиков, кто понесет мост для Садеаса?

Человек поглядел на Каладина, какое-то мгновение молчал, потом нахмурился, выругался и пошел прочь.

– Крэмово отродье, – пробормотал он и слился со своим взводом.

Члены Четвертого Моста расслабились, хотя несколько солдат оценивающе поглядели на них. И на этот раз не просто хмуро. Хотя, быть может, они и не поняли, что бригада быстро и точно выстроилась в боевой порядок, используемый в сражении на копьях.

Каладин махнул своим людям отойти назад и поблагодарил их кивком. Они отступили, и он отдал мех с водой Лоупену.

Коротышка криво улыбнулся.

– Теперь я буду приглядывать за этими делами, мачо. – Он глазами указал на солдата, который пытался добыть воду.

– Что? – не понял Каладин.

– У меня есть кузен, который работает водоносом, – сказал Лоупен. – Я считаю, что он должен мне с того раза, когда я помог сестре его друга сбежать от парня, который пытался…

– У тебя действительномного кузенов.

– Никогда не достаточно. Ты оскорбил одного из нас, ты оскорбил нас всех. Вот что вы, соломенные головы, не поймете никогда. Никаких оскорблений или чего-то в этом роде, мачо.

Каладин поднял бровь.

– Я не хочу неприятностей с солдатами. Не сегодня. – Скоро их у меня будет больше чем достаточно.

Лоупен вздохнул, но кивнул.

– Хорошо, для тебя. – Он поднял мех. – Ты уверен, что больше не хочешь?

Каладин не хотел, его желудок бурлил и без того. Но заставил себя взять мех и сделал пару глотков.

Скоро они перешли мост и перетащили его на другую сторону. Последний забег. Атака. Солдаты Садеаса выстраивались в боевую линию, светлоглазые носились взад и вперед, выкрикивая приказы. Матал махнул рукой Каладину, приготовиться. Армия Далинара Холина по-прежнему тащилась далеко позади.

Каладин встал перед мостом. Паршенди с луками уже ждали по ту сторону расщелины, спокойно глядя на приближающуюся армию. Они уже поют? Каладину показалось, что он слышит их голоса.

Моаш справа, Камень слева. Только трое на линии смерти, в бригаде и так мало людей. Шена он поставил назад, чтобы он не видел то, что будет делать Каладин.

– Я собираюсь выскользнуть из-под моста, как только мы начнем, – сказал Каладин. – Камень, будешь командовать.

– Хорошо, – сказал Камень, – но без тебя будет трудно. Нас и так очень мало, и люди еще не отдохнули.

– Вы справитесь. Должны.

Каладин не видел лицо Камня, но в голосе рогоеда прозвучала тревога:

– То, что ты собираешься сделать, опасно?

– Возможно.

– Я могу помочь?

– Боюсь, что нет, мой друг. Но меня подбодрило то, что ты спросил.

Ответить Камню не удалось.

– Мосты, вперед! – проорал Матал.

Ударили стрелы, отвлекая паршенди. Четвертый Мост рванулся к расщелине.

Каладин пригнулся и выскользнул из-под него. Лоупен, ждавший сбоку, мгновенно перебросил ему мешок с доспехами.

Матал в панике закричал на Каладина, но все бригады уже бежали вперед. Каладин сфокусировался на своей цели – защитить Четвертый Мост – и резко вздохнул. Из мешочка на поясе потек Штормсвет, но Каладин не стал черпать много. Пока только заряд энергии.

Сил неслась перед ним, почти невидимая, рябь в воздухе. Каладин на ходу развязал мешок, вынул куртку и неловко надел ее через голову. Потом, не обращая внимания на завязки, вытащил шлем и натянул на голову, перепрыгнув каменный бугорок. Последним он взял щит с красными костями паршенди на нем, стучавшими и гремевшими.

И все это время, несмотря на манипуляции с доспехами, Каладин бежал перед тяжело нагруженными бригадами. Наполненные Штормсветом ноги легко и уверенно несли его вперед.

Внезапно лучники-паршенди перестали петь. Некоторые опустили луки, и, хотя издали было трудно разглядеть их лица, Каладину показалось, что они очень разгневаны. Он ждал этого. Он надеялся на это.

Паршенди оставляли своих мертвых. Но не потому, что не заботились о них. Нет, они считали ужасным оскорблением двигать их. Даже касаться мертвых, по-видимому, считалось грехом. А если, как сейчас, кто-то осквернил мертвых, взяв их кости в сражение, наверняка такой грех даже не с чем сравнить.

Каладин подбежал ближе, и лучники запели другую песню. Быстрая, жестокая, скорее речь, чем мелодия. Те, кто опустил луки, опять подняли их.

И все как один начали стрелять по нему.

В него полетели стрелы. Дюжины стрел. Не аккуратные волны. Каждая по отдельности, быстрые, злые, каждый лучник стрелял в Каладина так быстро, как только мог. На него обрушился рой смерти.

С бьющимся сердцем Каладин бросился влево, перепрыгнув каменный бугорок. Стрелы разрезали воздух вокруг него, опасно близко. Но мышцы, заряженные Штормсветом, реагировали мгновенно. Он скользил между стрелами, хаотически поворачивая то в одну, то в другую сторону.

Четвертый Мост, бежавший следом, был уже в пределах досягаемости, но ни одна стрела не обрушилась на него. И на все остальные бригады тоже, потому что лучники стреляли только по Каладину. Стрелы стали еще быстрее и злее и неохотно отскакивали от щита. Одна попала ему в руку, вторая щелкнула по шлему, едва не сбив с ног.