Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 74 страниц)

Третья часть
Умирающие
Каладин. Шаллан

Глава двадцать девятая
Ошибкомерие

Те, которые из пепла и огня, кто убивали ядовитым роем, безжалостные перед Герольдами.

Заметки в Машли, стр. 337. Подтверждено Колдвином и Хасавой.

Звучит так, как будто ты быстро завоевала благосклонность Джаснах, написало самоперо. Через сколько времени ты сумеешь подменить устройство?

Шаллан скривилась и повернула камень на пере.

Не знаю, написала она. Как ты и ожидал, Джаснах не спускает глаз с Преобразователя. Она носит его весь день, а по ночам запирает в сейф и вешает ключ на шею.

Она повернула рубин, ожидая ответа. Шаллан сидела в своей комнатке – маленьком, вырезанном в камне помещении внутри апартаментов Джаснах. Очень скромная обстановка – маленькая кровать, тумбочка и письменный стол. Одежда осталась в том самом сундуке, в котором она ее принесла. Никакого ковра на полу и ни одного окна – как и во всех комнатах Харбрантского Конклава, находившегося под землей.

Нас это тревожит, написало перо.

Писала Эйлита, обрученная с Нан Балатом, но все три выживших брата Шаллан находились в комнате их особняка, участвуя в разговоре.

Мне кажется, моясь, она снимает его, написала Шаллан. Надеюсь, что, когда она будет мне доверять больше, я буду помогать ей во время купания. Вот тогда представится возможность.

Хороший план, начертало перо. Нан Балат просит написать: нам всем очень жаль, что ты должна делать это. Тебе, наверно, трудно оставаться далеко от нас так долго.

Трудно? Шаллан взяла перо и задумалась.

Да, трудно. Трудно не наслаждаться свободой, трудно не отдаваться полностью учебе. Прошло всего два месяца с тех пор, как она убедила Джаснах взять ее подопечной, но она уже чувствует себя вдвое менее робкой и вдвое более уверенной в себе.

Труднее всего знать, что все это скоро кончится. Нет сомнений, обучение в Харбранте – самое лучшее, что было с ней за всю жизнь.

Я справлюсь, написала она. Это вы живете трудной жизнью, изо всех сил защищая интересы семьи. Как у вас дела?

Им потребовалось время, чтобы ответить.

Плохо,наконец написала Эйлита. Подходит срок выплачивать долги твоего отца, и Виким с трудом успокаивает кредиторов. Кронпринц болеет, и все хотят знать, будет ли наш дом бороться за его место. Последний из карьеров истощился. Если люди узнают, что у нас больше ничего нет, станет совсем плохо.

Шаллан состроила гримасу.

Сколько у меня времени?

Несколько месяцев, в самом лучшем случае, ответил Нан Балат через свою невесту. Зависит от того, сколько проживет кронпринц и поймет ли кто-нибудь, что Аша Джушу продает наши вещи.

Аша Джушу был самым младшим из братьев, ненамного старше самой Шаллан. Сейчас они использовали его главный недостаток – страсть к игре. Много лет он воровал вещи из дома и продавал их, чтобы покрыть свои потери. Он делал вид, что не изменился, но на самом деле приносил деньги в дом. Он был хорошим человеком, несмотря на ужасную привычку. И, если подумать, никто не мог бы его порицать за то, что он делал. Никто из них.

Виким считает, что еще какое-то время сможет держаться на плаву. Но мы уже доведены до отчаяния. Чем скорее ты вернешься с Преобразователем, тем лучше.

Шаллан заколебалась, но потом написала.

Быть может, есть способ получше? Мы могли бы попросить Джаснах о помощи.

Ты думаешь, она согласится?написало перо. Она поможет никому не ведомому веденскому дому? Сохранит наши секреты?

Скорее всего, нет. Шаллан все больше и больше убеждалась, что добродетельность Джаснах преувеличена, было в ней нечто безжалостное. Она никогда не оставит свои важные занятия, чтобы помочь семье Шаллан.

Она, собираясь ответить, потянулась к перу, но оно начало писать.

Шаллан, это Нан Балат. Я отослал остальных. Сейчас здесь только Эйлита и я. Есть кое-что, что ты должна знать. Льюиш мертв.

Шаллан мигнула от удивления. Льюиш, дворецкий отца, был одним из тех, кто умел пользоваться Преобразователем. И одним из немногих людей, которым она и братья полностью доверяли.

Что произошло? написала она, вставив новый лист бумаги.

Он умер во сне, и нет никакой причины подозревать, что его убили. Но, Шаллан, через несколько недель после его смерти пришли какие-то люди, которые утверждали, что были друзьями отца. В разговоре наедине со мной они заявили, что знают о Преобразователе, и очень резко предложили мне вернуть его им.

Шаллан нахмурилась. Сломанный Преобразователь отца по-прежнему находился в потайном кармане ее рукава.

Вернуть?написала она.

Мы не знаем, где отец взял его, написало перо. Шаллан, он был вовлечен во что-то. Карты, слова Льюиша, и теперь еще это. Мы продолжаем утверждать, что отец жив. Изредка отцу приходят письма от других светлоглазых, в которых очень смутно говорится о «планах». Я думаю, что он собирался стать кронпринцем. И его поддерживала очень могущественная группа.

Люди, которые были у нас, очень опасны. С такими ты еще не встречалась. И они хотят Преобразователь обратно. Именно они, как я подозреваю, дали Преобразователь отцу, чтобы он мог стать богатым и попытаться захватить власть. Они знают, что он мертв.

Я считаю, что если мы не вернем им работающий Преобразователь, то окажемся в серьезной опасности. Нам нужен фабриал Джаснах. С его помощью мы быстро создадим несколько новых карьеров, а потом отдадим его этим людям. Шаллан, ты обязана добиться успеха. Вначале я сомневался в твоем плане, но все остальные дороги быстро исчезли.

Шаллан пробрала холодная дрожь. Она несколько раз перечитала абзац и только потом написала.

Теперь, когда Льюиш мертв, мы не знаем, как использовать Преобразователь. Весь план под угрозой.

Знаю, прислал Нан Балат. Возможно, ты что-нибудь придумаешь. Это очень опасно, Шаллан, я знаю. Прости меня.

Она глубоко вздохнула.

Это надо сделать, написала она.

Вот, прислал Нан Балат. Я хочу показать тебе кое-что. Ты когда-нибудь видела такой символ?

Перо нарисовало рисунок, очень грубо. Эйлита не обладала талантом художника. К счастью, рисунок был прост – три пересекающихся бриллианта.

Нет, никогда, ответила Шаллан. А что?

Льюиш носил брелок с таким символом, написало перо. Мы нашли его на теле. У одного из тех, кто приходил к нам за Преобразователем, есть точно такая же татуировка на ладони, прямо под большим пальцем.

Интересно, написала Шаллан. Значит, Льюиш…

Да,прислал Нан Балат. Несмотря на все его слова, я уверен, что он был одним из тех, кто принес Преобразователь отцу. Возможно, что через Льюиша шла связь между отцом и этими людьми. Я попытался предложить им себя вместо Преобразователя, но они только засмеялись. Они ушли очень быстро и не назначили срока, в течение которого надо вернуть фабриал. И я очень сомневаюсь, что они примут испорченный.

Шаллан поджала губы.

Балат, неужели ты думаешь, что нам грозит война? Если станет известно, что мы украли Преобразователь алети…

Нет, не будет никакой войны, написал Балат. Король Ханаванар просто выдаст нас алети. И нас казнят за воровство.

Замечательно, успокоил, Балат, написала она. Большое спасибо.

Всегда рад помочь. И будем надеяться, что Джаснах не сообразит, кто подменил Преобразователь. Надо, чтобы она подумала, будто он по какой-то причине сломался.

Шаллан вздохнула.

Возможно, написала она.

Удачи,послал ей Нан Балат.

Тебе тоже.

Конец. Она убрала самоперо в сторону, потом прочитала весь разговор, запоминая его. Скомкав листы бумаги, она пошла в гостиную Джаснах. Хозяйки, естественно, не было – Джаснах редко отрывалась от своих занятий – и Шаллан спокойно сожгла бумаги в камине.

Какое-то время она стояла и глядела на огонь, снедаемая тревогой. Нан Балат способный человек, но они все носили на себе невидимые шрамы, оставленные отцом. Эйлита – единственный писец, которому они могли доверять, – была невероятно мила, но… но не слишком умна.

Вздохнув, Шаллан вышла из комнаты; надо возвращаться к учебе. Занятия не только помогали успокоиться – Джаснах очень раздражалась, если она долго бездельничала.

* * *

Пять часов спустя Шаллан спросила себя, почему она так возбуждена.

Она всегданаслаждалась учебой. Но недавно Джаснах заставила ее изучать историю монархии алети. Не самый интересный предмет. И еще, вдобавок к скуке, ей пришлось прочитать несколько книг, высказывавших просто смехотворные мысли.

Она сидела в алькове Джаснах в Вуали. Огромная стена с огнями, альковами и загадочными исследователями больше не внушала ей страх. Место стало знакомым и удобным. Сейчас она была одна.

Шаллан потерла свободной рукой глаза и закрыла книгу.

– Я, – прошептала она, – действительно ненавижу монархию алети.

– Неужели? – раздался спокойный голос из-за спины. Мимо нее прошла Джаснах, одетая в великолепное фиолетовое платье, за ней носильщик-паршмен тащил стопку книг. – Я попытаюсь не принимать это на свой счет.

Шаллан вздрогнула, потом покраснела.

– Я не имела в виду личности, Ваша Светлость Джаснах. Я имела в виду предмет.

Джаснах грациозно села на стул. Подняв бровь, она посмотрела на Шаллан, потом жестом приказала носильщику поставить его ношу на стол.

Джаснах по-прежнему была для Шаллан загадкой. Иногда она казалась жестким ученым, недовольным вопросами Шаллан. Иногда в ней появлялся намек на иронию, скрывавшуюся за внешней суровостью. Шаллан в любом случае чувствовала себя рядом с ней удивительно уютно. Джаснах побуждала ее говорить откровенно, и Шаллан делала это с удовольствием.

– Судя по твоей вспышке, эта тема тебя утомила, – сказала Джаснах, раскладывая тома. – Ты хотела стать ученым. Ну, теперь ты узнала, чтоэто такое на самом деле.

– Читать аргумент за аргументом от людей, которые отказываются видеть другую точку зрения?

– Они достаточно уверены в себе.

– Я не специалист по уверенности, Ваша Светлость, – сказала Шаллан, беря книгу и критически ее осматривая. – Но мне бы хотелось думать, что я могу судить о ней, когда она оказывается передо мной. Не думаю, что «уверенность» – правильное слово для книг вроде этой, из Медерии. Мне они кажутся скорее высокомерными. – Она вздохнула и отложила книгу в сторону. – Откровенно говоря, слово «высокомерный» тоже не является правильным. Недостаточно точное.

– И какоеже слово правильное?

– Не знаю. Возможно, «ошибкомерный».

Джаснах скептически подняла бровь.

– Имеется в виду тот, кто уверен в себе до высокомерия, – сказала Шаллан, – хотя обладает только десятой частью нужных фактов.

На лице Джаснах появился намек на улыбку.

– То, против чего ты выступаешь, известно как Движение Самонадеянных, Шаллан. Их ошибкомерность– ученый прием. Они умышленно преувеличивают свое дело.

– Движение Самонадеянных? – спросила Шаллан, беря в руки одну из книг. – Кажется, я должна держаться позади них.

– О?

– Да. Из этого положения много легче вонзить нож в спину.

Она получила еще одну поднятую бровь. Потом Шаллан продолжила, более серьезно:

– Ваша Светлость, я, наверно, могу понять этот прием, но те книги о смерти короля Гавилара, которые вы дали мне, становятся все более и более иррациональными, защищая свою точку зрения. То, что началось как риторическая метафора, постепенно превратилось в нанизывание имен и вздорные склоки.

– Они пытаются вызвать дискуссию. Неужели ты считаешь, что ученые должны прятаться от правды, как многие другие? Что люди должны оставаться в невежестве?

– Читая эти книги, я чувствую, что невежество и ученость похожи, как две капли воды, – сказала Шаллан. – Невежество может принадлежать человеку, спрятавшемуся от рассудка, но ученость – невежество, спрятанное за рассудком.

– А что ты скажешь о рассудке без невежества? Таком, который ищет правду, не исключая возможности ошибиться?

– Мифическое сокровище, Ваша Светлость, вроде Клинков Чести или Осколков Зари. Стоит искать, но очень осторожно.

– Осторожно? – Джаснах нахмурилась.

– Да. Поиск может сделать вас знаменитым, но, если его действительно найти, оно уничтожит нас всех. Доказательство того, что человек может быть умным исчитать умными тех, кто не согласен с ним? Я думаю, что это бы полностью уничтожило мир ученых.

Джаснах фыркнула.

– Ты зашла слишком далеко, дитя. Если бы ты посвящала работе хотя бы половину той энергии, которую тратишь на остроумное сотрясение воздуха, я бы осмелилась сказать, что ты станешь одной из величайших ученых нашего времени.

– Простите, Ваша Светлость, – сказала Шаллан. – Я… я смущена. Учитывая пробелы в моем образовании, я предполагала, что вы заставите меня изучать события, произошедшие давно, а не несколько лет назад.

Джаснах открыла одну из ее книг.

– Я обнаружила, что молодая девушка вроде тебя не в состоянии правильно оценить далекое прошлое. Поэтому я выбрала для изучения событие, совсем недавнее и нашумевшее, что должно облегчить тебе возможность стать настоящим ученым. Тебе интересно разобраться в причинах убийства короля?

– Да, Ваша Светлость, – сказала Шаллан. – Мы, дети, любим блестящие и громкие игрушки.

– Иногда ты слишком широко открываешь рот.

– Иногда? Вы имеете в виду, что в остальное время..? Тогда я буду… – Шаллан умолкла и закусила губу, сообразив, что зашла слишком далеко.

– Никогда не извиняйся за собственный ум, Шаллан. Это создает плохой прецедент. Однако надо быть осторожнее. Ты часто говоришь самое первое, что пришло тебе в голову.

– Я знаю, – сказала Шаллан. – Мои няни и учительницы изо всех сил пытались отучить меня от этой привычки, но…

– Безусловно подвергая тебя суровым наказаниям?

– Да. Обычно я должна была сидеть в углу, держа на голове книгу.

– А это, в свою очередь, – со вздохом сказала Джаснах, – только научило тебя выпаливать свои колкости ещебыстрее, так как ты знала, что должна высказаться прежде, чем тебя поймут и накажут.

Шаллан вздернула голову.

– Наказания ни к чему не приводят, – продолжала Джаснах. – Наоборот, людей вроде тебя они только поощряют. Игра. Сколько ты должна сказать, чтобы тебя наказали? А что если сказать что-нибудь настолько умное, что учительницы не поймут шутку? Сидя в углу, ты только придумывала находчивый ответ.

– Но для юной женщины неприлично говорить так, как я часто делала.

– Единственная «неприличность» – использовать ум не по назначению. Подумай. Ты научилась делать именно то, что тебя так раздражает в ученых: ловко владеть языком, но без особого смысла. Можно сказать, что у тебя есть ум, но нет глубокой основы. – Джаснах перевернула страницу. – Ошибкомерный ум, не так ли?

Шаллан зарделась.

– Я предпочитаю, чтобы мои ученицы были умными. Тогда я получаю больше, работая с ними. Я буду должна привести тебя ко двору. Я подозреваю, что Шут найдет тебя занятной и интригующей – ведь твоя природная робость сочетается с умным языком.

– Да, Ваша Светлость.

– И, пожалуйста, помни, что ум женщины – ее самое ценное оружие. Нельзя им пользоваться неуклюже и невовремя. Как и нож в спину, умная колкость эффективна тогда, когда ее никто не ждет.

– Прошу прощения, Ваша Светлость.

– Это был не упрек, – заметила Джаснах, переворачивая страницу. – Так, наблюдение. Я иногда делаю их: эти книги устарели. Сегодня голубое небо. Моя подопечная – плутовка с умным языком.

Шаллан улыбнулась.

– А теперь расскажи мне, что ты открыла.

Шаллан состроила гримасу.

– Не слишком много, Ваша Светлость. Или я должна сказать слишком много? Почему убили вашего отца? Каждый автор выдвигает свою собственную теорию. Некоторые утверждают, что он оскорбил их на празднике той ночью. Другие говорят, что весь договор был хитростью, давшей возможность паршенди подобраться поближе к нему. Но это точно бессмысленно, потому что у них были куда лучшие возможности.

– А Убийца в Белом? – спросила Джаснах.

– Настоящий клубок противоречий, – сказала Шаллан. – Все тексты наполнены комментариями о нем. Почему паршенди нашли убийцу на стороне? Неужели они боялись не выполнить работу сами? Или, возможно, они не нанимали его, их ложно обвинили. Хотя многие не верят в последнее утверждение, потому что паршенди взяли на себя ответственность за убийство.

– А что ты думаешь?

– Я чувствую себя слишком незначительной, чтобы делать выводы, Ваша Светлость.

– Какой смысл в исследовании, если ты не собираешься делать выводы?

– Учительницы говорили мне, что предположения – привилегия опытных, – объяснила Шаллан.

Джаснах фыркнула.

– Твои учительницы – идиотки. В нашем космере юношеская незрелость – один из самых могучих катализаторов изменений, Шаллан. Знаешь ли ты, что Солнцетворцу было только семнадцать, когда он начал свои завоевания? Гаварах еще не было и двадцати, когда она предложила теорию трех реальностей.

– Но разве на всякого Солнцетворца и Гаварах не приходится сотня Грегорхов? – Он побудил юного короля начать бессмысленную войну с королевствами, которые были союзниками его отца.

– Был только одинГрегорх, – с гримасой сказала Джаснах. – К счастью. Но ты права. И вот главная цель обучения. Быть молодым – означает действовать. Быть ученым – означает действовать осмысленно.

– Или сидеть в алькове и читать об убийстве, произошедшем пять лет назад.

– Я бы не заставила тебя изучать это событие, если бы не преследовала конкретной цели, – сказала Джаснах, открывая еще одну книгу. – Слишком много ученых смотрят на исследование как на чистую игру ума. Если мы ничего не сделаем с полученным знанием, мы напрасно потратили время. Книги сохраняют информацию намного лучше нас – но только мы можем интерпретировать ее. И если кто-нибудь не собирается делать выводы, тогда лучше оставить информацию книгам.

Шаллан откинулась назад и задумалась. Если взглянуть с такой точки зрения… Ей сразу захотелось зарыться в учебу. Джаснах хочет, чтобы Шаллан что-то сделала с собранной информацией. Но что? И тут опять она почувствовала укол вины. Джаснах изо всех сил старается сделать ее ученым, а она в благодарность собирается украсть самую ценную ее вещь и оставить взамен сломанную. Шаллан затошнило.

Она ожидала, что учеба под руководством Джаснах будет включать бессмысленную зубрежку и тупую работу, сопровождаемые наказаниями за нерадивость. Именно так ее учили раньше. Джаснах, однако, учила по-другому. Она давала Шаллан задачу, оставляя ей самой выбрать способ решения. Джаснах помогала и предлагала теории, но почти все их разговоры касались скорее настоящей природы науки, цели обучения, красоты знания и его применений.

Джаснах Холин с наслаждением впитывала все новое и хотела, чтобы другие тоже полюбили это занятие. За суровой внешностью, пристальным взглядом и редко улыбающимися губами скрывался человек, верящий в свое дело. В чем бы оно ни заключалось.

Шаллан подняла одну из своих книг и незаметно пробежала глазами по корешкам томов Джаснах. Много историй об Эпохе Герольдов. Мифы, комментарии, книги ученых, известных дикими предположениями. Том, который читала Джаснах, назывался « Сохраненные памятью Тени». Шаллан взяла название на заметку. Она постарается найти копию и пролистать ее.

Но какую проблему решает Джаснах сейчас?

Какое знание она надеется извлечь из этих томов, по большей части копий древних книг? Шаллан сумела открыть некоторые тайны Преобразователей, но причина, из-за которой принцесса приехала в Харбрант, оставалась неуловимой. Это ее раздражало и одновременно бросало вызов. Джаснах любила поговорить о великих женщинах прошлого, которые не только записывали историю, но и делали ее. Шаллан нутром чувствовала, что Джаснах занимается чем-то очень важным. Изменением мира?

Ты не должна дать ей вовлечь себя, сказала себе Шаллан, возвращаясь к своим книгам и заметкам. Тебе не нужно изменять мир. Ты должна защитить братьев и дом.

Тем не менее ей нужно было показать, что она хорошая ученица. И она с головой погрузилась в работу, пока, через два часа, в коридоре не прозвучали тяжелые шаги. Похоже, слуги принесли полуденную еду. Джаснах и Шаллан часто ели на балконе.

Запахло едой; желудок Шаллан забурчал, и она радостно отложила книгу в сторону. Она обычно зарисовывала ленч, что Джаснах – несмотря на ее нелюбовь к визуальным искусствам, – одобряла. Она говорила, что молодые аристократы часто считают умение рисовать «привлекательным», и поэтому Шаллан должна поддерживать свое искусство, если собирается привлечь к себе поклонников.

Шаллан даже не знала, обижаться или нет. И разве то, что Джаснах совершенно не интересовалась такими женскими искусствами как музыка и рисование, не говорило без слов о ее собственных намерениях в области брака?

– Ваше Величество, – сказала Джаснах, грациозно вставая.

Шаллан вздрогнула и торопливо оглянулась. В дверях стоял престарелый король Харбранта, одетый в великолепную оранжево-белую мантию со сложной вышивкой. Шаллан вскочила на ноги.

– Ваша Светлость Джаснах, – сказал король. – Я не помешал?

– Нет, не помешали, я всегда рада видеть вас, Ваше Величество, – сказала Джаснах. Она должна была удивиться не меньше Шаллан, но не показала ни неудовольствия, ни тревоги. – В любом случае у нас скоро ленч.

– Я знаю, Ваша Светлость, – сказал Таравангиан. – Надеюсь, вы не будете против, если я присоединюсь к вам. – Слуги принесли стол и начали ставить на него еду.

– Вовсе нет, – сказала Джаснах.

Слуги быстро накрыли круглый стол двумя разными скатертями, чтобы разделить полы во время еды. Две полукруглые материи – красная для короля, синяя для женщин – и тяжелая перегородка в центре. Появились закрытые крышками тарелки: холодная рыба с тушеными овощами для женщин, остро пахнувший бульон для короля. Жители Харбранта любили на ленч есть суп.

Шаллан с удивлением увидела, что они приготовили место и для нее. Отец никогда не ел за тем же столом, что и дети, – даже ее, его любимицу, отправляли за отдельный стол. Как только Джаснах уселась, она последовала ее примеру. Ее желудок заворчал опять, и король махнул им рукой – начинайте. Рядом с грациозной Джаснах его движения казались грубыми и неловкими.

Шаллан ела с удовольствием – изящно, как и подобает женщине: безопасная рука на коленях, свободная насаживает на маленький шампур куски овощей или фрукты. Король чавкал, но не так громко, как большинство людей. Почему он решил посетить их? Не было бы более приличным формальное приглашение на обед? Конечно, она знала, что Таравангиан не был знатоком этикета. Скорее народный король, любимый темноглазыми за свои больницы. Светлоглазые считали его не самым блестящим.

Однако не дурак. К сожалению, в политике светлоглазых быть человеком средних способностей – далеко не преимущество. Они ели молча, и постепенно молчание стало просто неловким. Несколько раз король глядел на Джаснах так, как если бы хотел что-то сказать, но каждый раз возвращался к своему супу. Похоже, Джаснах его пугала.

– Как ваша внучка, Ваше Величество? – наконец спросила Джаснах. – Она пришла в себя?

– Да, благодарю вас, – сказал Таравангиан, очевидно обрадованный, что можно начать говорить. – Хотя до сих избегает узких коридоров Конклава. Я хочу поблагодарить вас за помощь.

– Всегда готова к услугам, Ваше Величество.

– Простите меня за мои слова, – сказал король, – но арденты не очень хотят ваших услуг. Я понял, что это очень щепетильная тема. Возможно, я не должен упоминать об этом, но…

– Чувствуйте себя свободно, Ваше Величество, – сказала Джаснах и съела маленькую зеленую лирну. – Я не стыжусь своего выбора.

– Тогда вы простите любопытство старика?

– Я всегда прощаю любопытство, – сказала Джаснах. – Я считаю его одной из самых искренних эмоций.

– Тогда где вы нашли его? – спросил Таравангиан, кивая на Преобразователь, который Джаснах закрывала черной перчаткой. – И как вам удалось уберечь его от девотариев?

– Кое-кто нашел бы ваши вопросы опасными, Ваше Величество.

– Приветствуя вас здесь, я уже приобрел несколько новых врагов.

– Вас простят, – сказала Джаснах. – Независимо от девотария, который вы выбрали.

– Простят? Меня? – Старик, казалось, развеселился, но на мгновение ей показалось, что в его выражении мелькнуло глубокое сожаление. – Вряд ли. Но это кое-что другое. Совсем другое. Пожалуйста. Я настаиваю на своем вопросе.

– А я настаиваю на том, чтобы не отвечать, Ваше Величество. Мне очень жаль. Я прощаю ваше любопытство, но не вознагражу его. Это моя тайна.

– Конечно, конечно. – Король откинулся на спинку стула, выглядя очень смущенным. – Сейчас вы полагаете, что я устроил этот ленч только для того, чтобы узнать о фабриале.

– А есть и другая цель?

– Видите ли, я слышал, что у вашей подопечной совершенно невероятный художественный талант. Я подумал, что, может быть… – Он улыбнулся Шаллан.

– Конечно, Ваше Величество, – сказала Шаллан. – Я буду счастлива нарисовать ваш портрет.

Он буквально просиял, когда она встала, оставив наполовину полную тарелку, и быстро собрала принадлежности для рисования. Шаллан посмотрела на Джаснах, но та сидела с непроницаемым лицом.

– Вы бы хотели простой портрет на белом фоне? – спросила Шаллан. – Или предпочитаете более широкий вид, включая окрестности?

– Возможно, – многозначительно сказала Джаснах, – ты подождешь, пока Его Величество не закончит есть?

Шаллан покраснела, выругав себя за чрезмерный энтузиазм.

– Конечно.

– Нет-нет, – сказал король. – Я уже поел. И я бы хотел более широкий портрет, дитя. Как ты хочешь, чтобы я сел? – Он откинулся на спинку стула и стал позировать, улыбаясь, как добрый дедушка.

Шаллан прищурилась, фиксируя образ в памяти.

– Великолепно, Ваше Величество. Вы можете вернуться к еде.

– И тебе не нужно, чтобы я неподвижно сидел? Я уже позировал несколько раз.

– Нет, не нужно, – уверила его Шаллан, садясь.

– Очень хорошо, – сказал он, поворачиваясь к столу. – Я извиняюсь, что заставил тебя выбрать меня предметом своего искусства. Мое лицо не самое впечатляющее из всех тех, кого ты рисовала.

– Глупости, – сказала Шаллан. – У вас именно такое лицо, которое надо художнику.

– Неужели?

– Да, у вас … – Она оборвала себя. Она едва не отпустила очередную остроту.

Да, у вас настолько пергаментная кожа, что получится идеальное полотно.

– …такой выразительный нос и мудрый морщинистый лоб. Черный уголь подчеркнет их еще больше.

– О, хорошо. Действуй. Хотя я все равно не понимаю, как можно рисовать, если я не позирую.

– Ее Светлость Шаллан обладает уникальными талантами, – сказала Джаснах.

Шаллан начала рисовать.

– Еще бы! – сказал король. – Я видел рисунок, который она сделала для Вараса.

– Вараса? – спросила Джаснах.

– Помощник главы коллекций Паланиума, – сказал король. – Мой дальний родственник. Он говорит, что рисунок сделала ваша юная ученица. Как вы нашли ее?

– Неожиданно, – сказала Джаснах, – и нуждающейся в образовании.

Король вздернул голову.

– Я не могу похвастаться художественным талантом, – сказала Джаснах. – Это врожденное.

– А, благословение Всемогущего.

– Ну, вы можете сказать и так.

– А вы нет, я полагаю? – Таравангиан неловко хихикнул.

Шаллан быстро очертила форму головы. Король задвигался на стуле.

– Вам трудно, Джаснах? Болезненно, я хотел сказать?

– Атеизм не болезнь, Ваше Величество, – сухо сказала Джаснах. – Это не сыпь на ногах.

– Конечно, конечно. Но… разве не трудно жить, когда не во что верить?

Шаллан наклонилась вперед, продолжая рисовать, но слушая и разговор.

Ей казалось, что обучение у еретички будет более волнительным. Она и Кабзал – тот самый остроумный ардент, которого она встретила в первый же день в Харбранте, – несколько раз говорили о вере Джаснах. Однако в присутствии самой Джаснах вопрос не поднимался почти никогда. А если такое происходило, Джаснах немедленно меняла тему разговора.

Сегодня, однако, она этого не сделала. Возможно, почувствовала искренность в вопросе короля.

– Я бы не сказала, что ни во что не верю, Ваше Величество. На самом деле я верю очень многим и очень во многое. Моему брату и дяде, моим собственным способностям. Верю в то, чему научили меня родители.

– Но понятие о том, что правда, что ложь… Вы выбросили его.

– Я не принимаю учения девотариев, но это вовсе не означает, что я выкинула веру в правду и ложь.

– Только Всемогущийопределяет, что правда, а что нет!

– Какое право имеет кто-то, невидимый, объявлять что-то правдой? Я верю, что моя собственная мораль – отвечающая только перед моим сердцем, – надежнее и правильнее, чем мораль тех, кто поступает правильно исключительно из-за страха возмездия.

– Но это же сущность закона, – смущенно заметил король. – Если нет наказания, наступит хаос.

– Да, если не будет закона, некоторые люди станут делать то, что хотят, – согласилась Джаснах. – Но разве не замечательно, что, имея возможность обогатиться за счет других, многие люди не делают этого и выбирают правильный путь?

– Потому что они боятся Всемогущего.

– Нет, – возразила Джаснах. – По-моему, мы обладаем врожденным пониманием того, что, принося пользу обществу, обычно приносим пользу и себе. Человечество благородно, если мы дадим ему возможность быть таким. А благородство существует независимо от любой божественной воли.

– Я не вижу ничего, что совершается вне божественной воли. – Изумленный король тряхнул головой. – Ваша Светлость Джаснах, я не собираюсь спорить, но разве из самого определения Всемогущего не ясно, что все на свете существует только благодаря ему?

– Если вы сложите один и один, то получите два, верно?

– Конечно.

– Никакой бог не нужен, чтобы объявить, что это правда, – сказала Джаснах. – Не можем ли мы сказать, что математика существует вне Всемогущего, независимо от него?

– Возможно.

– Тогда, – сказала Джаснах, – я просто заявляю, что человек и мораль тоже независимы от него.

– Но если вы скажете это, – сказал король с нервным смешком, – исчезнет цель существования Всемогущего!

– Действительно.

Балкон погрузился в молчание. Лампа Джаснах отбрасывала на них холодный белый свет. Неудобный момент, и только угольный карандаш Шаллан царапал бумагу. Она работала быстрыми уверенными движениями, взволнованная словами Джаснах. Они заставили ее почувствовать пустоту внутри. Частично из-за короля, который, несмотря на всю свою любезность, не очень хорошо умел дискутировать. Очень милый человек, но не чета Джаснах в ученом споре.

– Да, – сказал Таравангиан, – должен сказать, что с вами тяжело спорить. Но я, конечно, не принимаю ваши рассуждения.

– Я не собираюсь обращать вас, Ваше Величество, – сказала Джаснах. – Мне вполне достаточно сохранять свое собственное неверие, хотя моим коллегам в девотариях трудно с этим примириться. Шаллан, ты уже закончила?

– Почти, Ваша Светлость.

– Но прошло всего несколько минут! – сказал король.

– У нее замечательный талант, Ваше Величество, – сказала Джаснах. – Как я и говорила.

Шаллан уселась прямо, проверяя рисунок. Она настолько сосредоточилась на разговоре, что разрешила рукам работать самим, доверяя своим инстинктам. На рисунке король, с мудрым выражением, сидел на стуле, на фоне башнеподобных перил балкона. Дверь балкона находилась справа от него. Да, хорошее сходство. Не самая лучшая ее работа, но…