Текст книги "Обреченное королевство"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 74 страниц)

Более чем странно. Эта спрен не только назвала его имя, но и помнилато, что он делал несколько недель назад. Каким образом?

– Люди не едят листья, сам знаешь, Каладин, – сказала она, сложив полупрозрачные руки. Потом опять откинула голову. – Или едят? Я не помню. Ты такой странный. Твой рот набит такими странными словами, и они выходят наружу, когда ты думаешь, что тебя никто не видит.

– Откуда ты знаешь мое имя? – прошептал он.

– А откуда ты знаешь его?

– Я знаю, потому… потому что оно мое. Мои родители сказали мне его. Не знаю.

– Вот и я тоже, – кивнула она, как если бы выиграла в споре.

– Отлично, – сказал он. – А почему ты используешьмое имя?

– Потому что это вежливо. А ты очень невежливый.

– Спрены не знают, что такое вежливость!

– Вот опять, – сказала она, указывая на него. – Как невежливо.

Каладин мигнул. Ну, в конце концов он находился очень далеко от того места, где вырос, он ходит по чужим камням и ест чужую еду. Возможно, здесь живут другие спрены, не такие, как дома.

– Почему ты не отказался от борьбы? – спросила она, приземлилась на его ноги и посмотрела ему прямо в глаза. Насколько он чувствовал, она ничего не весила.

– Я не могу бороться, – тихо сказал он.

– Ты делал это раньше.

Он закрыл глаза и прижал голову к решетке.

– Я так устал.

Он не имел в виду физическую усталость, хотя восемь месяцев жизни впроголодь забрали немало его силы, которую он развил в себе во время войны. Он чувствовал себя усталым. Даже когда высыпался. Даже в те редкие дни, когда не был голоден и не закостенел от побоев.

– Раньше ты тоже уставал.

– Я потерпел поражение, дух, – ответил он, покрепче закрыв глаза. – Зачем ты мучаешь меня?

Они все погибли. Кенн и Даллет, а до них Туккс и Таккер. Еще раньше Тьен. А еще раньше… Он вспомнил кровь на руках и труп юной девушки с бледной кожей.

Некоторые из рабов рядом с ним зашептались, наверное решив, что он сошел с ума. Любой может попытаться поговорить со спреном, но все быстро убеждаются, что это бессмысленно. Сошел ли он с ума? Возможно, он должен этого хотеть – освободиться от боли. Но пока она мучит его.

Он открыл глаза. Твилакв уже подошел к их фургону с ведром воды. Полный кареглазый мужчина слегка прихрамывал, наверное когда-то сломал ногу. Он был из Тайлена, а все тайленцы имеют одинаковые белые бороды – независимо от возраста и цвета волос – и белые брови. Эти брови вырастают до невероятных размеров, и тайленцы откидывают их за уши – две белые пряди среди черных волос.

Его одежда – штаны в черную и красную полоску, темно-синий свитер и такого же цвета вязаная шапочка – когда-то была красивой, но сейчас изорвалась и истрепалась. Чем он отличается от раба? Его жизнь – повседневная продажа и покупка человеческой плоти – похоже, сильно повлияла на него. Он измучился душой, хотя и набил полные карманы денег.

Твилакв, держась подальше от Каладина, поднес масляную лампу к решетке, разглядывая кашляющего раба, потом позвал наемников. Один из них, Блут, – Каладин даже не знал, зачем выучил их имена, – вышел вперед, и Твилакв тихо что-то ему сказал, указывая на раба. Блут кивнул, на его грубое лицо набежала тень, и он снял с пояса дубину.

Спрен воздуха плавно перетекла в белую ленточку и бросилась к больному. Она несколько раз облетела его и только потом опустилась на пол, опять став девушкой. Она, похоже, изучала человека. Как любопытный ребенок.

Каладин отвернулся и закрыл глаза. И опять в голове зазвучал четкий голос отца.

Чтобы вылечить скрежещущий кашель, возьми две пригоршни кровавого плюща, разотри его и приготовь питье. Принимать каждый день. Если плюща под рукой нет, давай пациенту укрепляющее питье, желательно с сахаром. Если пациент будет пить достаточно, скорее всего выживет.

Скорее всего выживет…

Кашель не стихал. Кто-то отомкнул дверь клетки. Разве они знают, как помочь человеку? Совсем просто. Дайте ему воды, и он выживет.

Не имеет значения. Лучше не вмешиваться.

Люди умирают на поле боя. Юное лицо, такое знакомое и дорогое, глядит на Каладина в поисках спасения. Меч рассекает шею. Носитель Осколков врубился в армию Амарама.

Кровь. Смерть. Поражение. Боль.

Голос отца. Ты действительно хочешь бросить его, сынок? Дать ему умереть, хотя можешь помочь?

Шторм побери!

– Остановитесь! – крикнул Каладин, вставая.

Остальные рабы шарахнулись назад. Блут хлопнул дверью клетки и поднял дубинку. Твилакв спрятался за наемником, используя его как укрытие.

Каладин глубоко вздохнул, одной рукой крепко сжал листья, второй смахнул кровь. Потом пересек маленькую камеру – босые ноги громко протопали по деревянному полу – и встал на колени около больного. Мерцающий свет осветил вытянутое изнеможенное лицо и бескровные губы. Больной опять кашлянул; мокрота зеленоватая и густая. Каладин пощупал шею человеку, нет ли опухоли, и проверил темные карие глаза.

– Это называется скрежещущий кашель, – сказал Каладин. – Он будет жить, если в течение пяти дней каждые два часа давать ему дополнительный ковш воды. Нужно поить его насильно. Смешайте с сахаром, если он у вас есть.

Блут почесал массивный подбородок и вопросительно посмотрел на невысокого рабовладельца.

– Вытащи его, – сказал Твилакв.

Больной раб проснулся, когда Блут открыл клетку. Наемник небрежно махнул дубинкой, и Каладин неохотно отступил. Убрав дубинку, Блут схватил человека под мышки и потащил наружу, все время нервно поглядывая на Каладина. В последнем неудачном побеге Каладина участвовали двадцать вооруженных рабов. Хозяин должен был убить его, но только назвал «интриганом», заклеймил шашеми продал за жалкие гроши.

Всегда находилась причина, по которой Каладин выживал, хотя те, кому он пытался помочь, умирали. Некоторые люди могли бы назвать это благословением, а он – иронией, смешанной с пыткой. У предыдущего хозяина он какое-то время общался с человеком с запада, селайцем, который рассказал ему легенды о Старой Магии, способной околдовать людей. Быть может, это именно то, что с ним происходит?

Не дури´, сказал он себе.

Дверь клетки щелкнула, закрываясь. Клетки были необходимостью – Твилакв должен был защищать свое хрупкое имущество от сверхштормов. У клеток были деревянные стенки, которые ставили, как только начинался ураган.

Блут оттащил раба за костер и положил рядом с нераспечатанным бочонком воды. Каладин расслабился.

Возможно, ты еще можешь помочь,сказал он самому себе . Возможно, есть для чего жить.

Каладин разжал кулак и посмотрел на черные листья, лежащие в ладони. Они ему не нужны. Подсыпать их в питье Твилаква? Опасно и бесполезно. Он действительно хочет убить рабовладельца? Чего он этим добьется?

В воздухе раздался глухой треск, за ним другой, как если бы кто-то уронил мешок с зерном. Каладин вздернул голову и посмотрел туда, куда Блут положил больного раба. Наемник опять поднял дубинку, потом резко опустил вниз; оружие крушило череп раба.

Раб не издал ни звука, не закричал от боли или негодования, его тело неподвижно лежало в темноте; Блут поднял труп и перекинул через плечо.

– Нет! – закричал Каладин, прыгнул к решетке и ударил руками по прутьям. – Нет!

Твилакв отшатнулся от костра, с опаской глядя на Каладина.

– Шторм тебя забери! – проорал Каладин. – Он мог выжить, ты, ублюдок!

Твилакв посмотрел на него. Потом не спеша поправил вышитую синюю шапочку.

– Он мог бы заразить вас всех, знаешь ли, – сказал он, выговаривая слова с легким акцентом, с неправильными ударениями и склеивая слова. Каладину всегда казалось, что тайленцы не говорят, а мямлят. – Я не хочу терять весь фургон из-за одного человека.

– Он уже перестал быть заразным, – сказал Каладин, молотя ладонями по решетке. – Если бы кто-нибудь из нас подцепил от него болезнь, мы бы все уже давно кашляли.

– Теперь точно не будете. А он был безнадежен.

– Я же сказал тебе, наоборот!

– А почему я должен верить тебе, дезертир? – оживляясь, сказал Твилакв. – Почему я должен верить человеку, в глазах которого горит ненависть? Ты бы убил меня, если б мог. – Он пожал плечами. – Но мне все равно. Я хочу, чтобы ты был здоров, когда придет время тебя продавать. Да ты должен благодарить меня за то, что я спас тебя от болезни.

– Я благословлю твою погребальную пирамиду, когда вознесу на нее твой труп, – прорычал Каладин.

Твилакв усмехнулся, но отошел поближе к костру.

– Лучше побереги свои силы и ярость, дезертир. Мне за них должны хорошо заплатить.

Только в том случае, если доживешь,подумал Каладин. Твилакв, напоив рабов, всегда кипятил оставшуюся в ведре воду и делал из нее чай. Если Каладин сумеет получить воду последним, ничего не стоит бросить порошок из листьев в воду и…

Каладин застыл и посмотрел на руки. В спешке он совершенно забыл о блекбейне и выронил листья, когда бил руками по решетке. Осталось несколько кусочков, слишком мало!

Он отвернулся и посмотрел назад: пол клетки был покрыт грязью. Если листья упали на него, все, собрать их невозможно. А тут еще поднялся ветер, выдувая грязь и пыль в ночь.

И даже здесь он проиграл.

Он сел спиной к решетке и склонил голову. Поражение. Проклятая спрен воздуха металась вокруг него, выглядя сбитой с толку.

Глава третья
Город Колокольчиков

Человек стоял на утесе и глядел на родную страну, упавшую в прах. Далеко внизу несся бурный поток. Он услышал, как закричал ребенок. Это были его собственные слезы.

Получено в четвертый день Таната, 1171 год, тридцать секунд до смерти. Объект – достаточно известный сапожник.

Шаллан даже представить себе не могла, что однажды окажется в Харбранте, Городе Колокольчиков. Она часто мечтала о странствиях, но была уверена, что придется провести всю юность в семейном поместье, путешествуя только с героями книг из библиотеки отца. Потом ее выдадут замуж за одного из союзников отца, и она сменит одно поместье на другое.

Ожидание чем-то похоже на хрупкую вазу – чем крепче за него держишься, тем легче оно трескается.

И вот она стоит, затаив дыхание и прижав к груди альбом для рисунков, пока портовые рабочие подтягивают корабль к пристани. Огромный город поражал воображение. Построенный на крутом склоне, Харбрант казался вбитым в широкий разлом клином, широкая сторона которого обращена к океану. Тяжеловесные здания с квадратными окнами, построенные, судя по виду, из какой-то глины. Крэм? Фасады ярко раскрашенные, чаще всего красные или оранжевые, хотя встречаются и голубые с желтым.

И колокольчики, конечно. Она уже слышала их чистые голоса. Ей пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть самую высокую точку города – Харбрант, как гора, навис над ней. Сколько же в нем жителей? Тысячи? Десятки тысяч? Она опять поежилась – обескураженная, но вдохновленная, – потом прикрыла глаза, закрепляя в памяти увиденное.

Вокруг суетились моряки. «Удовольствие Ветра», узкое суденышко с одним парусом, с трудом вмещало ее, капитана, его жену и полудюжину матросов. С самого начала оно показалось ей слишком хрупким, но капитан Тозбек, спокойный осторожный человек, оказался великолепным моряком, хотя и язычником. Он аккуратно провел корабль вдоль побережья, всегда успевая находить укрытие от сверхштормов.

Капитан внимательно следил за ходом швартовки. Тозбек, невысокий человек, ростом с Шаллан, очень смешно зачесывал свои белые тайленские брови, и они походили на два веера, колышущиеся над глазами, каждый в фут длиной. На нем были простая вышитая шапочка и черный камзол с серебряными пуговицами. Раньше она представляла себе, что шрам на челюсти он получил в жаркой схватке с пиратами. Но вчера с разочарованием услышала, что во время непогоды его ударила по голове высвободившаяся снасть.

Его жена, Эшелв, уже спускалась по трапу, чтобы известить власти о прибытии. Капитан, заметив, что Шаллан рассматривает его, подошел к девушке. Он был старым деловым партнером их семьи, отец ему полностью доверял. И это было хорошо, потому что согласно плану, придуманному ею с помощью братьев, она не могла взять с собой фрейлину или няню.

Именно этот план заставлял Шаллан нервничать. Трепетать как лист осины на ветру. Она ненавидела лгать. Но финансовое положение их семьи… Они остро нуждались в денежных вливаниях или какой-нибудь другой поддержке веденских политиков. Иначе им не протянуть и года.

Сначала – самое главное, подумала Шаллан, заставив себя успокоиться. Найти Джаснах Холин. Предполагая, что она опять не уехала без меня.

– Я послал парня навести справки о принцессе от вашего имени, Ваша Светлость, – сказал Тозбек. – Если она здесь, мы скоро об этом узнаем.

Шаллан благодарно кивнула, по-прежнему сжимая альбом. На берегу сновали сотни людей. Некоторые носили знакомую одежду – штаны, рубашки, зашнурованные на груди, женщины щеголяли в юбках и цветных блузках. Кто-то из них мог быть из ее родной страны, Джа Кеведа. Харбрант был независимым городом-государством, хотя маленьким и слабым, и его пристани были открыты всем кораблям – никто никого не спрашивал про национальность или положение. И люди текли в него.

Море людей, подобных которым она никогда не видела. А вот эти, укутанные в один кусок материи, скорее всего мужчины – или женщины – из Ташикка, на далеком западе. А вот эти в длинных сюртуках, доходивших до щиколоток, но распахнутых на груди, как плащи… откуда? Нечасто увидишь так много паршменов, работающих на пристани и переносящих грузы на спинах. Как и те паршмены, которыми владел ее отец, это были крепкие люди с толстыми руками и ногами и странной кожей, как будто сделанной из мрамора, – некоторые куски белые или черные, другие красные. Узор никогда не повторялся от человека к человеку.

Добрую часть этих шести месяцев Шаллан охотилась за Джаснах Холин, переезжая из города в город, и уже начала думать, что никогда ее не найдет. Неужели принцесса избегает ее? Нет, не может быть – Шаллан не настолько важная персона. А Ее Светлость Джаснах Холин – одна из самых могущественных женщин в мире. И одна из самых бесчестных. Единственная еретичка среди членов почтенной королевской семьи.

Шаллан постаралась успокоиться. Скорее всего, они узнают, что Джаснах опять улизнула. «Удовольствие Ветра» останется у пристани на ночь, и ей опять придется договариваться с капитаном о цене – будем надеяться, со скидкой, потому что ее семья вложила достаточно денег в бизнес Тозбека – плавания до следующего порта.

Прошли месяцы с того времени, как Тозбек рассчитывал от нее избавиться. Но она никогда не ощущала его недовольства – честь и верность заставляли его всегда соглашаться с ее требованиями.

Однако его терпение – и ее деньги – когда-нибудь должны будут закончиться. Она уже использовала половину сфер, которые взяла с собой. Конечно, он не бросит ее одну в незнакомом городе, но, увы, может настоять, чтобы они вернулись в Веденар.

– Капитан, – крикнул моряк, взбегая по трапу. Его темную кожу человека, постоянно работающего на солнце, прикрывали только просторные штаны и жилет. – Сэр, портовый чиновник говорит, что она еще не уехала.

– Ха! – сказал капитан, поворачиваясь к Шаллан. – Охота закончена!

– Хвала Герольдам, – прошептала та.

Капитан улыбнулся, его пышные брови казались потоками света, текущими из глаз.

– Быть может, ваше прекрасное лицо принесло нам попутный ветер. Даже спрены воздуха восхищаются вами, Ваша Светлость, и привели нас сюда!

Шаллан покраснела, решив, что лучше не отвечать.

– Ага! – сказал капитан и ткнул в нее пальцем. – Я вижу, вам есть что сказать, – по глазам вижу, юная барышня! Выплюньте слова. Их нельзя держать внутри, они – свободные создания, и если им не дать волю, то расстроится желудок.

– Это будет невежливо, – запротестовала Шаллан.

Тозбек захохотал.

– Месяцы пути, но вы не изменились. В который раз я говорю вам – мы моряки! Мы забыли, что такое вежливость, в тот миг, когда впервые вступили на палубу; и нас не переделать.

Она улыбнулась. Суровые няни и учительницы приучили ее держать язык за зубами – хотя братья упивались теми минутами, когда она говорила. Она любила забавлять их колкими замечаниями, но только тогда, когда никто другой не мог услышать. Она с нежностью вспомнила о часах, проведенных рядом с потрескивающим очагом в ее комнате: младшие трое из четырех ее братьев сидят вокруг, слушая, как она издевается над последним прихлебателем отца или очередным странствующим ардентом. Она часто придумывала дурацкие монологи, которые якобы произносили известные люди. Последние, узнай, что они нечто подобное говорили, были бы весьма удивлены.

В ней укоренилось то, что няни называли «наглостью». И матросы ценили ее остроумные замечания даже больше, чем братья.

– Хорошо, – сказала Шаллан, смущаясь, но собираясь высказаться. – Вот что я подумала: вы сказали, что моя красота задобрила ветры и поэтому они так быстро принесли нас в Харбрант. Следовательно, мы все время опаздывали только потому, что мне не хватает красоты, не так ли?

– Ну… ээ…

– Значит, на самом деле вы сказали мне, что я была красива ровно шестую часть пути.

– Глупости! Юная барышня, вы прекрасны, как рассвет солнца!

– Рассвет солнца – то есть чересчур розовая? – Она дернула свои длинные темно-рыжие волосы, – и заставляю мужчин ворчать, когда они видят меня?

Он засмеялся, к нему присоединилось несколько матросов.

– Хорошо, – сказал капитан Тозбек, – вы как цветок.

– У меня аллергия на цветы, – скривилась она.

Он поднял бровь.

– Но, – призналась она, – они действительно очаровательны. Но если вы подсунете мне букет, я начну чихать с такой силой, что вам придется искать на стенах улетевшие веснушки.

– Даже если это правда, я все равно повторю, что вы красивы, как цветок.

– Тогда, как я понимаю, молодые люди моего возраста страдают аллергией на цветы и, наверно, поэтому держатся от меня подальше. – Она поморщилась. – Вот видите, я говорила вам, что это невежливо. Молодая женщина должна придерживать свой язычок за зубами.

– Ах, юная барышня, – сказал капитан, и кончик его вышитой шапочки качнулся к ней. – Мне и парням будет не хватать вашего острого язычка. Даже не знаю, что мы будем делать без вас.

– Поплывете, скорее всего, – ответила она. – И будете есть, пить, петь и глядеть на волны. Все то, что вы делаете сейчас, только у вас будет большевремени – вам не придется спотыкаться о девушку, сидящую на палубе с альбомом в руках, делающую наброски и что-то там бормочущую. Но я благодарю вас, капитан, за путешествие – оно было просто изумительное, хотя немножко длинное.

Он понимающе наклонил к ней шапочку. Шаллан усмехнулась – она сама не ожидала, что так раскрепостится. Братья беспокоились, что она слишком боязлива. Они считали ее робкой, потому что она не любила спорить и обычно молчала в присутствии большого числа людей. Возможно, она действительно должна робеть, уехав так далеко от Джа Кеведа. Но это так восхитительно. Она заполнила уже три альбома рисунками зверей и людей, и, хотя забота о финансах семьи постоянно омрачала мысли, она наслаждалась новыми событиями и переживаниями.

Тозбек занялся корабельными делами. Он хороший человек. И она, безусловно, поняла, что он восхищается ее скрытой от глаз, внутренней красотой. Хотя, конечно, он преувеличивал. У нее была белая кожа, а сейчас все без ума от загорелой кожи алети. Глаза, да, действительно были светло-голубыми, зато не слишком чистая семейная родословная наградила ее темно-рыжими волосами. Ни единого черного локона. Слава Герольдам, когда она достигла женской зрелости, почти все ее веснушки исчезли, но еще щеки и нос усеивали брызги солнца.

– Юная барышня, – сказал капитан, отдав распоряжения матросам. – Ее Светлость Джаснах, она, безусловно, в Конклаве.

– О, это там, где Паланиум?

– Да, конечно. И сам король там живет. Это же центр города, можно сказать. Только на самой вершине. – Он почесал подбородок. – В любом случае Ее Светлость Джаснах – сестра короля, она не остановится ни в каком другом месте Харбранта. Йалб покажет вам дорогу. Ваши сундуки мы пришлем позже.

– Огромное спасибо, капитан, – поблагодарила девушка и добавила традиционное пожелание счастья по-тайленски. – Шейлор мкбат нур. Пусть ветры благоприятствуют вам.

Капитан широко улыбнулся.

– Мкай бейд фортентис.

Она понятия не имела, что это значит. Она хорошо читала по-тайленски, но на слух не воспринимала почти ничего. Она улыбнулась, и это оказалось подходящим ответом, потому что он тоже улыбнулся и махнул одному из своих матросов.

– Мы пробудем у пристани еще два дня, – сказал он. – Видите ли, завтра придет сверхшторм, так что мы никак не сможем отплыть раньше. Если ваши дела с Ее Светлостью Джаснах пойдут не так, как вы надеетесь, мы сможем отвезти вас обратно в Джа Кевед.

– И еще раз спасибо.

– Не за что, юная барышня, – сказал он. – В любом случае мы должны были задержаться – закупить товары. Кроме того, в благодарность за мою каюту вы нарисовали замечательный портрет моей жены. Право, приятно.

Он подошел к Йалбу, давая ему указания. Шаллан ждала, убрав альбом в кожаную сумку. Йалб. Трудно даже произнести по-веденски. Почему тайленцы так любят собирать вместе согласные без гласных?

Йалб махнул ей рукой. Она пошла за ним.

– Будьте поосторожнее, девочка, – предупредил капитан, когда она проходила мимо. – Даже такой безопасный город, как Харбрант, скрывает много опасностей. Держите ушки на макушке.

– Я предпочитаю держать ушки под волосами, капитан, – ответила она, осторожно ступая по трапу. – Если я буду держать их «на макушке», то кто-нибудь обязательно попытается вернуть их на место дубинкой.

Капитан засмеялся, махнул на прощанье рукой, а она направилась вниз по трапу, держась правой – свободной – рукой за перила. Как и все женщины Ворин, она держала левую – безопасную – руку закрытой, выставляя только свободную. Обычные темноглазые женщины надевали перчатку, но женщина ее ранга должна выказывать больше скромности. Ее безопасную руку закрывала длинная манжета левого рукава, застегнутая на все пуговицы.

Традиционное воринское платье туго облегало грудь, плечи и талию и заканчивалось пышной юбкой. Оно было сшито из синего шелка с пуговицами из панциря чуллы по обеим сторонам. Безопасной рукой она прижимала к груди сумку, свободной держалась за перила.

Она сошла с трапа и окунулась в лихорадочную суету, царившую на пристани. Гонцы носились взад-вперед, женщины в красной одежде записывали в гроссбухи сведения о товарах. Харбрант был королевством Ворин, как Алеткар и родина Шаллан, Джа Кевед. Они вовсе не были язычниками, и умение писать входило в традиционное женское обучение; мужчины знали только глифы, оставляя буквы и чтение сестрам и женам.

Она не спрашивала, но не сомневалась, что капитан Тозбек умеет читать. Она видела, как он держал книги, и чувствовала себя неудобно. Редко какой мужчина умел читать. По меньшей мере те, кто не был ардентом.

– Хотите прокатиться? – спросил Йалб с таким кошмарным тайленским акцентом, что Шаллан с трудом поняла его.

– Да, пожалуй.

Он кивнул и помчался прочь, а она осталась на пристани, окруженная группой паршменов, которые деловито перекладывали деревянные ящики из одной груды в другую. Паршмены не отличались острым умом, но из них получались замечательные рабочие. Они никогда не жаловались и усердно делали то, что им говорили. Ее отец предпочитал их обычным рабам.

Действительно ли паршмены сражаются с алети на Разрушенных Равнинах? Шаллан это казалось таким странным. Паршмены – не воины. Они послушны и практически безобидны. Да, конечно, она слышала, что на Разрушенных Равнинах сражаются паршенди, чем-то физически отличающиеся от обычных паршменов. Сильнее, выше, умнее. Возможно, вообще не паршмены, а их далекие родственники.

К своему удивлению, на пристанях она увидела и животных. В воздухе порхало несколько небоугрей, выискивающих крыс или рыб. В трещинах настила прятались крошечные крабы, стаи хасперов висли на толстых бревнах. На улице, ведущей в город, они прятались в тени своих норок, ожидая упавшие кусочки.

Она не смогла противиться себе, открыла сумку и начала набрасывать охотящегося небоугря. Должна ли она опасаться всех этих людей? Она держала альбом с эскизами безопасной рукой, крепко сжимая его спрятанными под манжетой пальцами, и рисовала угольным карандашом. Она не успела закончить, как вернулся ее проводник вместе с человеком, запряженным в странный экипаж – два больших колеса и сидение, покрытое балдахином. Шаллан неуверенно опустила альбом. Она ожидала паланкин.

Человек, толкавший повозку, был невысок и темнокож, с широкой улыбкой и полными губами. Он жестом показал Шаллан сесть, что она и проделала, достаточно грациозно, как ее обучили няни. Возница что-то спросил на резком, отрывистом языке, который она не узнала.

– Что он сказал? – спросила она Йалба.

– Он хочет знать, везти вас коротким путем или длинным. – Йалб почесал голову. – Не вижу разницы.

– Подозреваю, что длинный стоит дороже, – ответила Шаллан.

– О, вы очень умная. – Йалб сказал что-то носильщику на том же самом резком языке. Человек что-то сказал в ответ.

– На долгом пути можно осмотреть город, – перевел Йалб. – Короткий – прямо в Конклав. Мало хороших видов, он сказал. Похоже, он заметил, что вы первый раз в городе.

– Неужели я так выделяюсь? – Шаллан покраснела.

– Э… нет, конечно нет, Ваша Светлость.

– То есть ты хочешь сказать, что я – как бородавка на носу королевы?

Йалб засмеялся.

– Ну да. Но вы не можете пойти куда-нибудь во второй раз, если не были в первый. Любой иногда выделяется, тем более такая хорошенькая девушка, как вы.

Она уже привыкла к вежливому ухаживанию матросов. Они никогда не заходили слишком далеко. Она подозревала, что жена капитана сурово поговорила с ними, когда заметила, что даже робкий флирт заставляет Шаллан краснеть. В имении отца слуги – даже полноправные граждане – боялись сказать лишнее слово.

Возница все еще ждал ответа.

– Короткий путь, пожалуйста, – сказала она Йалбу, хотя хотела бы избрать более живописный путь. Она – наконец-то! – в настоящем городе и должна выбрать короткую дорогу? Но Ее Светлость Джаснах неуловима, как дикий сонглинг, и лучше поспешить.

Основная дорога прорезала крутой склон, постоянно переваливая через маленькие горки, и даже на коротком пути ей вполне хватило времени увидеть большую часть города.

Харбрант оказался умопомрачительно богат странными людьми, достопримечательностями и звенящими колокольчиками. Шаллан, откинувшись на спинку сидения, впитывала его в себя. Магазины одного цвета стояли рядом, и, похоже, цвет обозначал то, чем они торговали: фиолетовый – одежда, зеленый – еда. В окраске домов также была своя закономерность, но Шаллан не смогла ее разгадать. Цвета были мягкие, размытые и приглушенные.

Йалб шел рядом с тележкой, возница что-то говорил ему. Йалб переводил, держа руки в карманах жилета.

– Он говорит, что здесь лайти поэтому город такой необычный.

Шаллан кивнула. Многие города были выстроены в лайте – области, защищенной скалами от сверхшторма.

– Харбрант – один из самых безопасных городов в мире, – продолжал переводить Йалб, – и колокольчики символизируют это. По его словам, их впервые установили для того, чтобы предупреждать о приближении сверхшторма; дескать, ветер был настолько слаб, что люди не обращали на него внимания. – Йалб заколебался. – Он все это рассказывает, потому что хочет большие чаевые, Ваша Светлость. Я уже слышал эту историю и считаю ее полной ерундой. Если ветер дует настолько сильно, что колокольчики звенят, значит, и люди заметят. Кроме того, как можно что-то прозевать, когда проклятый дождь барабанит по твоей макушке?

Шаллан улыбнулась.

– Ничего, пусть продолжает.

Возница продолжал на своем рубленом языке – каком, интересно? Шаллан слушала перевод Йалба, впитывая виды, звуки и – к сожалению – запахи. С детства она привыкла к приятным запахам только что вычищенной мебели и свежеиспеченных хлебцев, готовящихся на кухне. Путешествие через океан познакомило ее с соленым и чистым морским воздухом.

Здесь не было и намека на чистоту. Из каждого переулка доносилась своя собственная отвратительная вонь. Ее сменяли острые ароматы еды, продаваемой уличными торговцами, – от такого соседства ее тошнило. К счастью, возница тащил повозку по самому центру широкой улицы, где вонь чувствовалась меньше, хотя из-за оживленного движения они продвигались не слишком быстро. Она во все глаза смотрела на тех, кто шел или проезжал мимо. Мужчины с голубоватой кожей и в перчатках были, конечно, из Натана. Но откуда эти высокие величавые люди в черной одежде? А люди с бородами, заплетенными в косички, похожие на сосульки?

Звуки, лившиеся в уши Шаллан, могли соревноваться с хором диких сонглингов около ее дома, только более разнообразные и громкие. Сотни голосов кричали друг на друга, смешивались с хлопаньем дверей, стуком колес по камню и криками небоугрей. Никогда не замолкавший звон колокольчиков составлял фон, усиливавшийся, когда дул ветер. Колокольчики виднелись в окнах, висели на стропилах, на каждом фонарном столбе и даже на каждом из четырех углов балдахина ее тележки. Она проехала полдороги, когда куранты переливчато пробили час. Тут же поднялся громкий нестройный звон маленьких колокольчиков.

Толпа поредела, когда они добрались до верхних кварталов города, и, наконец, возница остановил тележку перед массивным зданием на самом верху города. Здание было выкрашено в белый цвет и казалось скорее вырезанным из камня горы, чем построенным из кирпичей или обожженной глины. Колонны фасада вырастали из камня, а задняя сторона сливалась с утесом. Строение увенчивало несколько приземистых куполов, выкрашенных в металлические цвета. Светлоглазые женщины входили внутрь и выходили наружу, держа в руках принадлежности для письма. Они были одеты, как сама Шаллан, и их левую ладонь закрывала манжета. Мужчины носили штаны из жесткой материи и застегнутые на все пуговицы длинные воринские мундиры, заканчивающиеся жестким воротником, окружавшим всю шею. У многих из них на поясе висела шпага.

Возница что-то сказал Йалбу. Моряк, подбоченившись, начал спорить с ним. Шаллан улыбнулась, глядя на его серьезное выражение лица, и прищурилась, запомнила сцену; позже она ее нарисует.

– Он предлагает разделить разницу со мной, если я разрешу ему увеличить цену поездки, – возмущенно сказал Йалб, тряхнул головой и предложил Шаллан руку, помогая ей сойти с повозки. Она спустилась вниз и посмотрела на возницу, который смутился и глупо улыбнулся, как ребенок, пойманный во время кражи конфет.

Она сжала сумку безопасной рукой, а свободной поискала в ней мешочек с деньгами.

– Сколько я ему должна на самом деле?