Текст книги "Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса"

Автор книги: Брайан Д'Амато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 53 страниц)

Ай-ай. Плохо дело.

(57)

Народ стремился к подножию мула Урагана – к кострам, зажженным от горящих листьев, знамен и жертвенной бумаги. Вновь прибывшие ковыляли к огню с охапками соломы, материи и веток, проталкивались ближе и кидали свою ношу в пламя. Я увидел одного из кровных Утренней Славы в белой головной повязке, немного старше меня. Он держал на руках младенца, явно спасая его от огня, и пытался пробиться к ступенькам в стене, окружающей двор. Героический поступок, подумал я. Хоть кто-то хочет помочь ближнему. Люди не так уж плохи. Боец обошел древних старух, которые сидели кругом на опаленных телах, обгрызая цветы и перцы с праздничных гирлянд, а рядом копошились их внуки в поисках добычи и дрались из-за каждой представлявшей интерес находки.

Они смеялись.

Они не только смеялись – они помогали друг другу умереть. Например, один мальчишка вытянул руку, предлагая своему брату отрубить ее. Тот недолго думая размахнулся боевой пилой – тремя ударами он отделил предплечье от плечевой кости и разрезал связки. После этого он передал орудие искалеченному, и несчастный уцепился за рукоять, чтобы возместить долг, однако силы его оставили. Его жесты напоминали действия персонажа в какой-нибудь жалкой комедийной поделке, что-то вроде сцены с Черным рыцарем в «Монти Пайтоне и священном Граале». [704]704
  «Монти Пайтон и священный Грааль» – кинокомедия, поставленная британской комик-труппой «Монти Пайтон» в 1975 году. Действие происходит в средневековой Англии в эпоху рыцарей Круглого стола, в частности, в юмористическом ключе обыгрываются поиски Чаши святого Грааля; в ходе этих поисков королю Артуру встречается Черный рыцарь, который даже после потери рук и ног не желает признавать поражение.


[Закрыть]С одной лишь разницей – он, очевидно, испытывал жестокую боль, но продолжал смеяться. Я увидел компанию прислужников, которые один за другим ныряли со стены на лестницу. Вставать они уже не вставали. Сквозь группку музыкантов к костру протолкался мальчуган. Я решил, что он собирается перепрыгнуть через огонь, и подумал: куда ты лезешь, такой маленький? Но вдруг он сиганул в самую середину, где бушевало пламя, – оттуда брызнул сноп искр. Его друзья одобрительными возгласами приветствовали его поступок. Они будто забавлялись игрой.

С точки зрения человека двадцать первого века, происходящее не имело ничего общего с бунтом. Никто не собирался организовывать здесь народное государство. Да что говорить, я не думаю, чтобы кто-то из низших сословий помышлял или надеялся захватить власть. Их занимало совсем другое. По одеждам, по раскраске легко было узнать родственников, и мы видели, как братья, отцы, дядья и дети убивали и калечили друг друга, вставали попарно и бились головами, хватали, скажем, свою бабку и бросали ее со стены или вцеплялись соплеменнику зубами в горло. Девственницы отдавались первому встречному. Наложившие на себя обет безбрачия совокуплялись с уличными девками. Социальные барьеры рухнули. Женщины танцевали с мужчинами из соперничающих кланов. Носильщики в бумажных набедренных повязках дрались с копьеносцами Пумы, облаченными в свои аристократические одеяния. Двадцать обнаженных рабов, которые разорвали канат, привязывавший их к месту заточения, но все еще были связаны друг с другом поясными веревками, просочились цепочкой, как многоножка, между нами и костром, похватали остатки еды от жертвенных подношений и принялись заталкивать себе в рот. Час назад это сочли бы страшным преступлением. Прежде город держался за счет хрупкой иерархической пирамиды, а когда из нее вытащили несколько камней, она стала рушиться.

Это нельзя было назвать мятежом. Скорее – вышедшим из-под контроля Марди Гра, [705]705
  Марди Гра ( фр. mardi gras, буквально – «жирный вторник») – вторник на Масленой неделе перед началом католического Великого поста. Мировой аналог славянского праздника Масленицы.


[Закрыть]чумным бунтом, постепенным погружением в хаос. Я вспомнил последний день учебного года в школе, когда из окон вылетали корзинки с мусором, ребята переворачивали столы, разрывали учебники и бросали обрывки в лестничные проемы. Сходным образом вели себя после матча футбольные фанаты, которые тут же превращались в вандалов. Масштаб таких аналогов, конечно, гораздо меньше, но настроение – то же самое и неизменное. Ничто не вызывает такой разнузданности, как разрешение уничтожать, выпустить на свободу демона ненависти, предаться беспробудному буйству на манер Сарданапала. [706]706
  Сарданапал – царь Ассирии, прославившийся своими буйными роскошными пиршествами.


[Закрыть]Неистовство теотиуакан вполне отвечало концу света.

La gran puta, подумал я. Мы хотели всего лишь спровоцировать небольшие беспорядки, чтобы пройти по городу, взять то, что нам нужно, и ретироваться. Никто не предполагал, что обстановка настолько выйдет из-под контроля. Ведь не сожгут же горожане собственные дома? Или сожгут?

Может быть, подобный беспредел случается в любой ситуации под воздействием определенного набора стресс-факторов. Здесь возобладала убийственная комбинация экономического отчаяния и религиозного фанатизма. Вспомните, что творилось, допустим, в Палестине. Но как и в случае с шахидами, тут главной мотивацией являлось чувство оскорбленного достоинства. Местные жители если и не были готовы следовать за Кох, то так озлобились на клан кошачьих, что гнев ударил им в голову. Приверженцы Сотрясателя Звезд ждали дня затмения, призванного восстановить их баах – твердость, выдержку, мужественность, soldatentum, [707]707
  Военную сноровку ( нем.).


[Закрыть]честь, храбрость, решительность, – переводите как угодно. Это был их шанс свести старые счеты.

Что ж, по крайней мере, Пумы еще не начали преследовать нас. Отвлекающий маневр сработал.

Я увидел, что кровный Утренней Славы, тот самый, с белой повязкой, повернулся к костру. Он держал младенца двумя руками – одной за волосы, другой сзади за пояс – и раскачивал туда-сюда, чтобы увеличить силу инерции, а потом, словно кидая мешок с удобрениями в кузов грузовика, швырнул своего сына в этот ад. Плачущий ребенок умолк, ударившись об угли, потом зашелся в пронзительном крике, который продолжался, пока его маленькие легкие не заполнились дымом.

Хун Шок ухватил меня двумя пальцами своей копейной руки и направил вперед. В этом месте нас могли закидать дротиками. Я поскакал вниз по ступенькам к площади. Мы снова построились и двинулись дальше.

Отряд прошел половину площади. Толпа перед нами стала гуще. Кровные авангарда расталкивали людей, я сослепу ковылял, опираясь на воина по имени 4 Грибной Дождь, врачевателя кожи. Хорошо. Всегда приятно, когда рядом с тобой доктор.

Вдруг я провалился в темноту. Повернулся, повел рукой, нащупал плечо Дерьма Броненосца. На нем был шрам от ожога, так что я узнал его. Я показал ему на мои глаза. Он наклонился вперед, чуть не сбив меня с ног, взял мою голову в ладони, раскрыл пальцами веки и облизал глазные яблоки.

Мы все тренировали этот метод как дополнение к мази. Сторонний наблюдатель мог подумать, что мы делаем передышку в пути, чтобы понежничать друг с другом. Так или иначе, даже через одежду я почувствовал могучую эрекцию у Дерьма Броненосца. Я хотел было сказать ему, что это от напряжения. Чтобы он не брал в голову всякую ерунду.

Я открыл глаза. Ага, уже лучше. В середину «черепахи» втолкнули одного из Ядозубов. Его серьезно ранили в крайнем ряду строя. Безвольное тело протащили несколько метров и уронили на землю. Идущие сзади стали спотыкаться о него. Наш наком, палач, убил несчастного, перерезав вспомогательные артерии под мышками.

Проблема состояла в том, что Гарпии да и все прочие хотели тащить своих мертвецов вместе с группой. Никто не оставлял тела своих близких врагам. Но 12 Кайман и я решили, что не можем себе этого позволить. Правда, кровные никак не могли свыкнуться с мыслью, что убитые будут брошены на произвол и обречены после славной гибели на рабский труд в подземном царстве своих врагов. Поэтому мы нашли компромисс. Наком отрезал косичку и яйца кровного, чтобы вернуть семье, а тело изуродовал, исполосовав татуировки и выгнав душу, имя и уай маленькой теркой из акульей кожи. Но пока Кайман не отдал резким голосом приказ оставить труп и идти дальше, двое родственников стояли рядом, понурившись. Это было все равно что отогнать собак от дохлой рыбы на берегу.

Отряд тем не менее застрял на месте. Кровь убитого липкой лужей натекала под наши сандалии. Мы то делали рывок вперед, то отбегали назад, как маленькая собачонка, бросающаяся на дверь своей клетки.

Удастся ли продвинуться дальше? Что там происходит? 4 Грибной Дождь шагнул и остановился. Я переступил через ноги мертвеца. Тупик. Кто там так сопротивляется? Черт… А потом будто рухнули преграды, и мы устремились вперед, все скорее и скорее. Товарищей толкали, а они, в свою очередь, толкали меня. Толпа перед нами расступалась. Я вытягивал шею, стараясь разглядеть, где мы находимся, но различал только головной убор кровного передо мной и темно-желтый клин мула Урагана над нами. Я слышал выкрики, но это были не наши сигналы. Возможно, нас окружили Пумы. Проклятье. По всему сложному построению передали знак повернуть направо. Мы заложили вираж, и я врезался в кровного передо мной, чуть не оседлал его, практически уперся носом в его татуированное синее ухо. Отряд просочился в узкий проулок между двумя площадями. Авангард разбился на группы по нескольку человек. Кто-то ухватил меня за запястье, и я не сразу сообразил, что мне сигналят: «Держись рядом». Это был Хун Шок. Я в ответ сжал его руку, давая понять, что со мной все в порядке. До нас донесся шум схватки – конечно, не лязганье клинков по стальным доспехам, – бойцы сражались кремневыми топорами и копьями с обсидиановыми наконечниками, и в звуковой картине боя перемешались шарканье ног, треск стекла, оскорбительные словечки, вопли боли и ярости.

Прорыв. Мы чуточку ускорили шаг. Отряд проходил через арку, как фарш через мясорубку, меня стиснули, повернули и боком поволокли дальше – в утопленный двор. Там мои ноги коснулись земли, точнее, слоя дрожащих тел, на которые приходилось наступать. Мы поднялись на четыре ступеньки в другой двор, пересекли его, а затем спустились по шестнадцати ступенькам на очередную площадь. Хорошо. Значит, мы почти добрались.

Я споткнулся, три ступеньки проехал на коленях, потом меня подняли 2 Рука и Дерьмо Броненосца. Людская волна схлынула, а новая только набирала силу, гвалт поутих, и мы услышали приказ 12 Каймана построиться «черепахой».

Нет, со всех сторон опять жмут неимоверно. Ого. Теперь заморгал мой левый глаз. Проклятье. Этот ядовитый плющ должен был прогореть через минуту-другую. Мы прижались друг к другу, пытаясь сохранить решетчатую структуру построения, как кристалл под давлением; многие поднимались на цыпочки, чтобы глотнуть свежего воздуха. Еще три ступеньки. Под ногами шевелилась и прогибалась живая масса. Мы будто шли по лазанье. Чьи-то пальцы вцепились в мою правую лодыжку. Я лягнул чужака другой ногой и потерял равновесие. Кровный, идущий передо мной, довольно жестко оттолкнул меня назад. Я выровнялся и ткнул кончиком копья в запястье схватившего меня наглеца. Рука дернулась, но он меня не отпустил. Я нагнулся, нащупал в груде тел его плечо и голову. Он вывернул шею и укусил меня. Проклятье. Я ударил его острым наконечником по щеке – обсидиан прорвал кожу, скользнул по зубам. Мой противник разжал пальцы, глядя на меня с выражением бешенства, ненависти и равнодушия одновременно. Сейчас бросится и укусит опять. Я вонзил копье ему в глаз, вытащил и засадил глубоко в оскаленный рот. Извлек оружие, и мы двинулись дальше. Проклятье. Этот кретин окочурился. Это ты его прикончил, Джед.

Их слишком много, рассеянно думал я. Меня раздавят до смерти, и никто не узнает, что случилось. А Марена будет думать, будто я струсил. Никто не расскажет ей, как далеко я продвинулся, сколь немалую работу проделал. Я старался, старался изо всех сил. Так мне и надо – не нужно связываться с фанатиками. Все эти люди думают, что могут ходить по лаве. Идиот. Todo por mi culpa. Черт, как же я устал.

Да. Устал. Отдышусь секунду. Когда мы снова двинулись в путь, мне казалось, я вот-вот рухну.

Давай топай. Вперед. Половина лиги, треть лиги, четверть лиги. Хоп-хоп. Мы снова поднялись лестнице. Вверх, перевалить – и вниз. Я ухватился за Хун Шока и держался за него, словно за поперечину на каноэ, когда мы одолевали пороги, обливаясь потом и маслом.

Поперек. Толчок. Еще выше. Перевал. Молодцы бойцы. Покорили стену в два раза выше предыдущей. Когда мы добрались до верха, я рискнул оглянуться. Отсюда были видны площади, северные и западные окраины, усеянные хижинами склоны холмов. Перья дыма поднимались и расползались в клочья, в безветренном воздухе их очень медленно сносило на запад. Потоки паломников с горного хребта стекали в долину, соединялись и разъединялись, вливаясь в район теокалли.

Мне потребовалась минута, чтобы понять, что происходит. Народ, вместо того чтобы бежать от пожара, устремился в город, к главной оси, где бушевало пламя. За последнее время я повидал всяких ужасов, но тут меня действительно мороз подрал по коже. Все эти несчастные будут давиться, толкаться, напирать стена на стену, пока не удавят друг друга до смерти, как индейки в грозу. Холокост начинается. Я словно смотрел на поезд, несущийся к разрушенному мосту. Мы услышали первые крики задавленных. Массовой гибели людей не избежать. Черт. Черт.

Мы предполагали, что, как только загорятся костры, все бросятся прочь из Теотиуакана. Даже Кох так думала.

Дерьмо Броненосца ухватил меня и развернул в направлении лестницы, ведущей на площадь. Я выскользнул из его рук. Не суйся – я сам. Я перебрался через рухнувшее ограждение, ощетинившееся кольями в сторону широкой площади. Отряд построился и двинулся дальше.

Мы протиснулись на площадь Пумы. В центре, почти в четырех сотнях рук впереди нас, ревело пламя. Справа возвышалась лестница мула Урагана. По ней спускались копьеносцы Пумы, их силуэты вырисовывались на фоне светящегося пара, который поднимался от затопленных площадей. Костер находился всего в пятидесяти руках от места, в котором Пумы выскакивали на площадь, рискуя сгореть заживо. Но другого пути у них не было. В пирамидах не строили внутренних лестниц, а решиться на слалом по задней или боковым сторонам мог не каждый. Расстояние между уровнями составляло до двадцати рук, а на гладких склонах удержаться нелегко. Костры в восточных пригородах за мулом разгорались все сильнее, и те, кто застрял наверху, наверное, испугались и подумали: лучше спуститься вниз по лестнице, а потом подняться по главной оси к мулу Нефритовой Карги – пламя еще не достигло того района, – а оттуда выйти на торговые дороги, ведущие в Серро-Гордо.

По нашему отряду передали сигнал: два удара ладонью по груди. Это означало, что мы можем оставить построение «черепахи» и двумя колоннами по одному двигаться вдоль стены. Что мы и сделали. Я прижался спиной к гладкой штукатурке. Она была теплой и липкой.

Мы медленно пробирались на север вдоль восточной стены, которая извивалась змеей, в направлении проулка, ведущего к фармакопейной. Где сейчас Кох? Она должна была двигаться за нами. Мы договорились об условных криках, но шум помешал бы их услышать. А договоренности надо соблюдать, Джед. Ого. Ничего себе жара. Жуткая. Щека просто раскалилась и уже начала шелушиться. Я пристроился в тыл 4 Грибному Дождю. Он намотал на лицо обрывок накидки и напоминал бандита из вестерна. Неплохая идея. Я выдернул широкую ленту из косы и повязал себе на рот.

Два удара по плечу. Поворот направо. Мы сомкнулись плечо к плечу и устремились в узкий проход, должно быть церемониальный проулок, между двумя высокими стенами. Их украшали пилястры в виде кошачьих голов – они скалились на нас с обеих сторон. Кровные Пумы нам не встретились. Может, они вообще не будут нам больше досаждать. Мы войдем, выйдем и уберемся. Нет проблем. Теперь я шел всего в двух рядах от края нашей «черепахи» (все, что осталось от построения) и мог заглядывать в окна домов. Я мельком видел семейства, которые сбились в кучу и распевали искупительные молитвы.

Мы подошли к большой двери – не высокой трапециевидной майяской, а низенькому, крепкому на вид четырехугольнику, усеянному черными и красными клыкастыми кошачьими масками.

12 Кайман разделил отряд. Большинство кровных остались здесь охранять вход. Они расчистят путь для госпожи Кох и ее сопровождения, если те доберутся сюда. Тридцать человек положили на землю щиты и копья и прошли внутрь попарно. Я сорвал маленькую палицу с левого бедра и обмотал ее кожаные ремни вокруг руки. Палица – страшное оружие. Мы с Хун Шоком перешагнули через мертвых привратников и двинулись дальше по влажным ступеням в широкий темный коридор. Lasciate ogni speranza. [708]708
  «Оставь надежду всяк сюда входящий» ( ит.). Цитата из «Божественной комедии» Данте.


[Закрыть]У нас не было факелов, но дымный дневной свет просачивался сквозь наклонные световые колодцы в крыше. Ход на протяжении шестидесяти шагов шел строго на восток, а потом раздваивался. Мы держались прежнего, восточного, направления, как велела нам Кох. Вскоре мы оказались в трапециевидном туннеле, со стен которого капала сконденсированная влага – она образовалась от человеческого дыхания. В этом таинственном месте пахло грибами. Боже, полная тьма. Хун Шок остановился. Впереди слышались звуки битвы. Мы стояли за поворотом и не могли видеть, что там впереди. Проклятье. Предполагалось, что здесь никого не будет, потому как во время бдения абсолютно все покидали помещения. Но Пумы отличались предусмотрительностью. Некоторые из них вернулись в свой лагерь, когда дела пошли наперекосяк. Они могли удерживать нас здесь долгие часы… Постой-ка. Цепочка кровных впереди двинулась дальше. Мы победили! He-а. Я поторопился. Все встали. Нет, тронулись. Шаг, еще шаг. Как давит кромешная темнота. Я уцепился за Хун Шока. Опять мы идем по телам. Один раненый хрипел, и я, склонившись над ним, нащупал рукоять палицы. Опустил руку ниже – палица торчала из его рта. Я вытащил ее. Впереди забрезжил свет. Мы вышли в закрытый двор, где стоял запах камфары, ровные высокие стены поднимались на высоту двух этажей, образуя наверху квадрат, в котором застыло солнце. Крики страха и отчаяния доносились издалека. Пол под ногами был мягким – земля. Плодородный чернозем. Во дворе росли деревья камеденосного вида – на островах такие называют indio desnudo – с красной, шелушащейся, возможно, токсичной корой. Я насчитал четыре ряда по пять стволов в каждом, высота их достигала десяти рук. Прямо на ветках, как хурма, висело множество маленьких плодов. Я подошел ближе. Оказалось, по веткам ползали оранжево-черные древесные улитки. Похоже, разновидность liguus, но я таких никогда не видел. Я не успел их как следует рассмотреть – Хун Шок потащил меня к низенькой двери. Я пригнулся и пополз следом за ним, костяшки моих пальцев погрузились в теплую жижу, потом в мелкую лужицу. Я чуть не оцарапался о черепки битой посуды. Но тут Хун Шок остановил меня. Он протянул мне руку и помог встать. Мы были в фармакопейной.

(58)

Я никогда не видел столь обширного помещения (я имею в виду – здесь, в Древнем мире). Потолок поддерживался двойным рядом старых деревянных колонн, вырезанных в виде стражников, наподобие фигур в Храме воинов Чичен-Ицы. Их недавно выкрасили в цвета Пумы. Сквозь щели высоко в стенах просачивался слабый свет. В каменных стенах были вырублены ниши. Безграничное пространство заполняли большие корзины, низкие столы, барабаны, сосуды в человеческий рост, чаши, ковши, сита, пробки, пестики, ступы, горшки, фиалы… Кроме снадобья для игры тут явно готовили много чего другого. Может, лекарства. Средства от всех болезней и на все случаи жизни. Я увидел несколько небольших водостоков в высоких стенах и большую каменную лохань (похожую на джакузи из порнофильма), в которой плескались утки. К запаху утиного помета и миазмам, поднимавшимся от лохани, примешивалась отвратительная вонь ароматических свечей из деревенской лавки. Складыватели и прислужники бродили туда-сюда, лихорадочно вытаскивая из ниш сосуды и разбивая их об пол.

Кровные Гарпии хватали этих людей, пытались их остановить, прежде чем те проглотят яд или перережут себе артерии. На полу валялись осколки, в воздухе висела пыль от порошков. Составители и составительницы смесей (одна из них, в мужской одежде, лежала, раскинув руки и уставившись мертвыми глазами в потолок) стаскивали с полок сосуды с наркотическим зельем и бросали на пол. Желтые облака поднимались по дымоходам над холодными жаровнями. Я слышал, как наши спутники кашляют, спотыкаются. Хун Шок крикнул, чтобы все укрылись. Едкие частицы летали в воздухе, и, хотя я закрыл лицо материей и дышал через нос, в дыхательные пути попало немного этой дряни. Ощущение такое, будто я втянул носом карри.

Я, чихая, присел на окровавленные плитки. Хлопки, треск, вспышки розового и белого света и жуткие септаккорды синтезатора заполонили мой мозг. Проклятое зелье явно не было одобрено Федеральным управлением по лекарственным средствам.

Шесть наших солдат захватили четырех составительниц и держали их, прижав к груде сломанной мебели в центре помещения. Две блевали кровью – вероятно, кровью тех существ, которых они проглотили. В другом конце помещения продолжалась схватка, но оттуда не доносилось ни звука. Движения противников казались замедленными. В дальней стене виднелась маленькая дверь – запасная. Несколько составительниц просачивались через нее.

– И окол пашебалоб’ ах йан тепалоб’ ах тен, – прокричал 12 Кайман. Приблизительно: «Кто-нибудь, перекройте эту дверь, или я оторву вам яйца».

Один из Гарпий ринулся к двери, схватил женщину, которая уже переступила порог, и затащил назад в помещение. Веки резанул оранжевый сполох, я подумал, что начался пожар. Но это глюки одолевали меня.

«Дьявольщина, – промелькнуло у меня в голове. – Я полная развалина».

Я просидел десять биений, потом еще двадцать. Почему-то представилось, что мы под открытым небом, в тихом лесу. Как утешали меня ночные певцы – кузнечики, жирная, сочная саранча, цикады, квакши, лягушачий хор… Черт. Тут было множество существ в множестве различных корзин. Что, если нам не удастся найти нужную? Будет ли у нас время заставить заговорить одну из составительниц? И что, если нам не удастся это сделать? Ведь здешний народ упрям – они предпочитают тонуть с кораблем…

– Хак’ ахау-на-Кох а’ан.

Голос Хун Шока прошептал мне в ухо, что по туннелю передали сообщение: госпожа Кох направляется к нам.

Он не успел договорить, как я ощутил аромат, тот самый, что стоял во внутреннем дворике Кох, – дуновение морского ветерка, которое я никак не мог идентифицировать, благовонное дыхание Сотрясателя Звезд. Теперь запах казался сильнее и резче. Злее.

Внутрь на корточках вползли два прислужника Кох, одетые как воины, с длинными палицами, похожими на посохи. Они оглянулись, встали по сторонам двери и подали сигнал.

Кох неторопливо вошла. Ее походка была исполнена ленивой грации. Она посмотрела направо, налево. Как ей удалось так быстро добраться сюда? Она шла иным маршрутом, ей помогали союзники, о которых она мне не сообщила. Я это подозревал. На госпоже было облачение воина из дома Ласточкиного Хвоста – длинные стеганые доспехи и маска во все лицо, вырезанная из тонкого легкого дерева и покрытая бирюзовыми чешуйками. Я узнал ее по рукам и лодыжкам (одна темная, другая светлая) – а еще по блеску ищущих глаз.

Я снова поднялся на ноги. Лица мы прикрывали кусками материи, но Кох нас узнала по раскраске – Хун Шока, 12 Каймана, 1 Ядозуба и меня – и сделала приветственный жест. Мы ответили тем же. Особое внимание Кох уделила 1 Ядозубу. Я забыл сказать, что его семья происходила из независимого теотиуаканского дома, преданного Кох. Кроме того, я видел этого крепкого, коренастого парня во дворе Кругопрядов – с ним, кажется, был его сын, который звался… ну вот, забыл его имя. В голове туман. Правда, мне тогда показалось, что Кох заставила Ядозуба ждать, пока не закончит беседовать со мной. Несмотря на это, он был здесь нашим лучшим союзником. Либо его не разозлило долгое ожидание, либо он приходил в дом Кругопрядов с иными целями, либо они тут имели другие представления об этикете… Впрочем, хватит об этом, вернемся к нашему рассказу.

Следом за госпожой вошли еще двое в военных одеяниях. Один из них (я решил, что это женщина) вместо палицы держал карлицу Кох – Пингвиниху.

Госпожа проплыла по проходу между каменных столов с углублениями в столешницах и южным рядом колонн. Она миновала тройку кровных из дома Ядозуба – они связывали одного из складывателей Пумы. Тот выгибал шею, пытаясь удушить себя. Они уселись на пленного и приветствовали Кох как представительницу высшего сословия.

Она чуть склонила голову в ответ и прошествовала дальше. За ней ковыляла карлица. Я последовал за ними.

Госпожа подошла к дальней стене и показала на большой глиняный сосуд с отверстием, стоящий в третьей нише слева. Ее помощник достал его, снял крышку и протянул ей. Кох засунула внутрь руку.

Я заглянул через плечо помощника. Кох вытащила руку. С нее капала влага. Что это? Госпожу неожиданно поразило гнойничковое заболевание? Однако, приглядевшись, я рассмотрел, что по ее черной ладони ползают крохотные жабы. Они напоминали суринамских – плоские, с треугольными головами и скошенными глазами. Нет, эти мельче, и кожа у них светлее, серо-синяя, почти лиловая. У них на спинках я заметил наполовину утопленные в кожу оранжевые икринки.