Текст книги "Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса"

Автор книги: Брайан Д'Амато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 53 страниц)

(25)

– Я хотела бы поблагодарить академию, – сказала Марена, глядя вниз с лестницы на воображаемых слушателей. – Я признательна Стивену, Джеймсу, Фрэнсису и Марти. А в особенности кружку. Избранным. – Она подняла руки над головой, приняв позу победительницы. – Я царица мира!

– Кто-нибудь там услышит или увидит тебя, – усмехнулась доктор Лизуарте.

– Извини, – вздохнула Марена и спустилась.

На нижней площадке пирамиды Оцелота среди ящиков, трансформаторов, приемников, мониторов и камер стояли Лизуарте, Хич, Майкл и я. Сзади находилась дверь в нишу ахау. Мы смотрели на юг, где лежала небольшая аллювиальная долина шириной две мили. Мы видели белую извилину реки, располосованную стволами деревьев, а на другом берегу – очертания ближайших холмов, которые когда-то были мулами. За ними поднималось кольцо гор вплоть до расщелины пика Сан-Энеро.

Кажется, я уже говорил, что мул Оцелота представлял собой самое высокое сооружение в этой части Гватемалы. Морли сообщал, что первоначально он достигал гигантских размеров и не уступал так называемой Пирамиде Луны в Теотиуакане. Но на камнях выросли деревца, долина вокруг заилилась, храм на вершине (в тридцати футах над нами) разобрали, так что курган А перестал быть господствующей высотой.

Солнцескладыватели из деревни сжигали здесь камедь и плитки шоколада, и под нашими ногами хрустели обломки керамической посуды, валялись скомканные коробки от «Ибарры». [503]503
  Мексиканский бренд какао-порошка для горячего шоколада.


[Закрыть]

– Я буду внутри, – сказала Марена и открыла маленькую дверь в нишу.

– Итак, Джед, прежде всего, мы хотим, чтобы вы сориентировались, – повернулась ко мне доктор Лизуарте. – Визуально.

– Хорошо, – ответил я.

Почти полная луна висела низко, отливая желтизной. В ее доме была Кровавая Зайчиха (майя видят на луне очертания зайца, моря Изобилия и Нектара – его уши), вокруг яркого диска сиял венчик, свидетельствующий о приближении дождя. Этого света мне вполне хватало, чтобы следовать инструкциям. В течение минуты я смотрел то в одну, то в другую сторону.

– Думаю, я запомню, где нахожусь, – сделал я вывод.

– Ну, приступим, – сказала Лизуарте.

Я вошел в нишу. Трапециевидная дверь имела такие размеры, что туда, не помогая себе руками, на четвереньках мог пролезть человек небольшого роста. Тут царил запах бездонной пропасти, старых камней (впрочем, камень, какой ни возьми, все будет старый), точнее, каменных глыб, которые довольно долго никто не сдвигал с места. Марена молотила по клавиатуре своей рабочей станции. Ее лицо было подсвечено синим экраном лэптопа с одной стороны, а с другой – астрономическими лампами. Хич пользовался ими для съемок при плохом освещении. Помещение было около девяти футов в глубину и пяти в ширину, с высоким потолком в пять футов. Три стены пестрели символами, приблизительно шестьдесят процентов из них стерлись. Майкл рассказал, что в 1994-м, когда он приехал сюда в первый раз, знаки выглядели четче, но потом в нишу просочился кислотный дождь, отчего у известняка начался cancer de piedra. [504]504
  Рак камня ( исп.).


[Закрыть]В задней стене виднелась выемка. По словам Майкла, раньше здесь находился выход на внутреннюю лестницу, теперь заваленную камнями. Мы втроем с горой коробок и кабелей да еще Туалетом (кольцом головного сканера весом около ста девяноста фунтов, подвешенным на анкерах, вбитых в потолок) еле втиснулись сюда. Тесновато, но терпимо. Хорошо, что тут не хватило места для Майкла и этого огра, слава богу. Кстати, его тут вообще не было. Может, Марена приняла меры, когда я заявил, что этот тип меня пугает. Его вместе со спецназовцем и Отзынь отправляли на разведку – выяснить, что за патруль к нам приближается.

Лизуарте взяла мою голову своими каучуковыми руками и усадила меня в позе полулежа – за спину мне подсунула надувную подушку, а под шею мешочек с песком. В этом положении я мог видеть небо через дверь. Я обратил внимание, что Хич установил одну из своих крошечных видеокамер над притолокой. Доктор закрепила на мне электроды и датчики дыхания, на безымянный палец правой руки надела фиговинку для замера кислорода в крови, натянула рукав для измерения давления на другую руку, накачала меня всякой лекарственной дрянью, меченными металлами и еще бог знает чем, а я тем временем разглядывал вырезанные в камне символы над дверью. Некоторые из надписей относились к началу 500-х, но та, которая нас особенно интересовала, справа от двери, была датирована 11 Сотрясателем Земли, 5 Перепела, 9.10.11.9.17, то есть 15 июня 644 года н. э. За числом следовала фраза – Майкл интерпретировал ее как извещение о смерти 14 Ящерицы Тумана, дядюшки 9 Клыкастого Колибри и предыдущего ахау. Потом, различимый мной отсюда лишь наполовину, шел текст, написанный уинал спустя – 5 июля. В нем говорилось о восседании 9 Клыкастого Колибри (а иначе сказать, его воцарении или коронации) в возрасте двадцати четырех лет в качестве старейшины Дома Оцелота и ахау Иша. Петроглифы на задней стене мне с моего места не было видно. Их вырезали через один к’атун (приблизительно двадцать четыре года) в день 3 Сотрясателя Земли, 5 Дождевой Лягушки, и они сообщали о втором восседании 9 Клыкастого Колибри, о восстановлении его в роли К’аломте’ Ишоб и ахау Поп Ишоб, то есть царя Иша и владыки Мата. В первый к’атун своего правления он возглавил борьбу за расширение Иша (это был второй крупный период экспансии). Ахау одержал победы над городами, известными как Иштутц и Сакайют, и захватил в плен одного из их вождей. Свою власть Колибри явно сохранил. Перед вторым восшествием на престол он должен был провести в одиночестве не менее двух суток в этой комнате, а двадцатого – в день весеннего равноденствия – выйти к народу. Данный момент и являлся нашей целью. На задней стене проступали еще две династические надписи, сильно поврежденные, так что, кроме дат, ничего прочесть не удалось. Мы разобрали их: 13 Сотрясателя Моря, 9 Желтизны, 9.11.12.5.1, суббота, 19 ноября 664 года и 8 Урагана, 10 Драгоценной Совы, 13 мая 692 года. Сохранилось еще одно слово, означающее «ткать» или «тканый». Неясно, то ли глагол, то ли чье-то имя.

– Икар, как там текущее положение? – заговорила Ана.

– Все его жизненно важные функции в полном порядке, – прозвучал голос Лизуарте. Вероятно, нежизненно важные были, как обычно, в полной заднице. – Мы готовы.

– А мы записываем, – отозвался Хич.

– Надводная команда, можете начинать, – произнесла Ана.

Она вместе со спецназовцем несли вахту у основания пирамиды – наверное, лежали в грязи, вымазав лица для маскировки.

– Покатили, – прозвучал голос Майкла.

Покатили! Кати сам куда хочешь. На практике эту затею провернуть сложнее, чем может показаться. Во всяком случае, с моим техзаданием. Если уж на то пошло, мы запланировали далеко не главное мероприятие. И нужды проводить его здесь не было. Загрузка в Стейке потребовала бы меньше труда. Мы стремились сюда прежде всего затем, чтобы после эксперимента начать раскопки захоронений. Наша настоящая цель – кое-что отрыть. Тем не менее, как и в случае с влагалищем монахини, идея состояла в том, чтобы доставить меня в конкретное место на Земле и таким образом минимизировать мою возможную дезориентацию при выходе в прошлое.

Надеюсь, дезориентация будет самой большой из моих проблем.

– Как ты там? – поинтересовалась у меня Марена.

– Пен-Пен готов, – сказал я.

Сердце у меня ушло в пятки.

– Майкл, как дела? – спросила она.

Don’t do it.

– Полный, – произнес в наушник Майкл своим телевизионным голосом, – по-о-оря-а… док! Сейчас двенадцать, пардон, два часа ночи, мы направим сигнал на три часа восемнадцать минут. Персонал прошу срочно закончить все личные дела.

Cállate el pico, [505]505
  Заткни пасть ( исп.).


[Закрыть]подумал я. Заткнись. Заткнись-заткнись…

Нет, подожди секундочку, Джед. Будь пай-мальчиком. Помни, что ему шестьдесят, он работает не покладая рук и, наверное, весь мокрый от пота…

– Мы будем выстреливать в двенадцатое марта шестьсот шестьдесят четвертого года, – продолжал Вейнер. – То же время летучей мыши, та же ниша ахау, загаженная летучими мышами, и приблизительно тысяча триста сорок семь лет, одиннадцать месяцев, двадцать восемь дней, двадцать два часа, ноль минут тому назад – в добрые старые времена.

Классно, подумал я, а теперь затк… бля… нись… бля… заеб…

– Готов? – спросила его Марена.

– Готов, – ответил Майкл. – Держи эту ё…

– Так, вырубаю связь, – произнесла она.

В моих наушниках щелкнуло. Слава богу, хоть этого больше нет.

– Хорошо, – проговорила Лизуарте. – Нам нужны четыре минуты на проверку системы, а потом мы запускаем вопросы и ответы.

– Валяйте, – промычал я.

Лизуарте выползла в дверь, теперь я мог наблюдать отсчет времени на большом мониторе. Или Марена дала ей понять: оставь-ка нас, нам тут нужно кое о чем поговорить. Женские штучки.

Марена встала на колени и поцеловала меня.

– Детка, – прошептал я.

– Как дела? – спросила она.

– Нормально. Остановить меня невозможно.

– Безбожно.

– Да.

– Ты помнишь, что нужно опасаться заразных болезней? – напомнила она. – Постарайся пить только кипяченую воду или хотя бы ледяную колодезную.

– Знаю. – Я уже сотню раз это слышал.

– Там будет чай из ивовой коры – аналог хинина. И репелленты. Пытайся получать побольше протеинов. Можешь есть кости индейки.

– Спасибо, мамочка.

– Да, еще майя делали чай из коры соснового дерева, пей его почаще, в нем много витамина C.

– Надеюсь, самая большая моя проблема – коровье здоровье.

– Верно.

– Вдруг они решат, что я колдун, и скормят меня рыбам.

– Напротив, думаю, они окажутся дружелюбными. Выжившие майя – самые милые люди на планете, верно?

– Да. Спасибо.

Действительно, мы слишком дружелюбны, подумал я. Неудивительно, что все этим пользуются вот уже пятьсот лет. Мы всегда такие милые, типа проходи, дружок, садись, поешь тамал, изнасилуй мою сестру…

– Не ввязывайся ни в какие драки, понял?

– Я буду хорошим мальчиком.

– И ничего грандиозного не замышляй. Не пытайся реформировать систему или покорить континент.

– Этого так или иначе не случилось, – заметил я. – Насколько известно, никто в тот период континента не завоевал.

– Ах да, – сказала Марена. – Вообще-то я до конца и не понимаю всякие набоковские штучки. – Она имела в виду принцип самосогласованности Новикова.

– Новиковские.

– Разумеется.

– Это значит, я не сделаю ничего такого, что противоречило бы событиям прошлого.

– Да, но до меня не доходит вот что: если ты уже сделал все в прошлом, то почему бы нам просто не откопать пещеры? Зачем отправлять тебя к предкам?

– Тогда ничего бы не изменилось в нашем времени. Отзынь тоже спрашивал меня об этом и…

– Не могу сообразить. У меня такое ощущение, что проблему дедушки мы так и не решили.

– Как бы объяснить… Допустим, прошлое – это исторический архив. И я могу вернуться назад и совершить массу подвигов, но содержание его останется прежним. К счастью, мы слишком мало знаем об этом городе и обо всем регионе. Поэтому диапазон моей деятельности довольно широк.

– Хорошо, – сказала она, – а если ты изобретешь порох? Все сразу изменится.

– Нет-нет… В таком случае изобретение не получит распространения. И не повлияет на ход истории. Может, я и придумал порох, люди попользовались им некоторое время, а потом забыли о нем, а письменные свидетельства потерялись. Что вполне вероятно. Но предположим, завтра ты найдешь где-нибудь здесь тысячелетний кувшин с порохом. Одно другому не противоречит.

– Не знаю… все это не… гм…

– Эту теорию легче понять, когда рассматриваешь уравнения, – произнес я. – А объяснять по-английски… все равно что пытаться сложить жука-носорога в технике оригами из бумажки два на два.

– Ладно, значит, у меня будет домашняя работа.

– Я бы на твоем месте не брал это в голову.

– Я не беру. Просто немного нервничаю.

– Спасибо, – сказал я.

– Ведь ты же мой друг.

– Может, мне не следует такое говорить, но я чувствую прилив желания, – признался я.

– Мы обсудим это потом.

– Конечно.

Бесчувственная маска, подумал я. Бесчувственная маска! Бесчувственная маска!

Я уже упоминал, что в последнее время постоянно испытывал ужас, вначале, как и все, из-за катастрофы в Диснейуорлде, а потом из-за 4 Ахау. Когда я немного преодолел страх, настало время волноваться о том, что случится со мной в старой доброй Майяландии. У меня в желудке словно лежала льдинка, которая таяла вот уже месяц, но никак не могла растаять до конца. При всем при том последние две недели я, несмотря на все фобии, горел желанием поскорее оседлать этот луч. Я хотел стать Джедом-2, своим вторым «я», которое попадет в прошлое. Но одновременно мое нынешнее «я» что-то удерживало в двадцать первом веке – даже если будущего тут осталось всего ничего. Это все из-за Марены… Хотя вообще-то, Джед, брось, ты бредишь наяву. С чего ты взял, что она без ума от тебя? Она – «Маленький красный корвет». [506]506
  Имеется в виду песня американского певца Принца, в которой «Маленьким красным корветом» названа женщина, неразборчивая в связях.


[Закрыть]Пусть будет то, что будет. Договорились? Договорились.

Лизуарте пробралась обратно.

– Похоже, все в порядке, – сообщила она.

– Клево, – сказал я.

Успокойся, Джед.

– Отлично. – Они с Мареной опустили Туалет на груду мешков с песком у меня за головой. – Немного назад. Голову повыше. Вот так. – Лизуарте поместила мою голову в кольцо и закрепила его комками пластилина. – Не жмет?

– Нормально, – буркнул я.

Испанский сапог. Типа берет.

– Можете сосредоточиться?

– Безусловно.

– Итак, начинаем, – произнесла Марена, и я попросил, чтобы она еще раз провела тестирование. Все согласились. Она помедлила, прислушиваясь к голосу в своем наушнике, и сказала: – Таро шлет привет.

В Стейке он и команда протокола передачи сознания передавали ей вопросы и оценивали показания моих реакций.

Я тоже поприветствовал коллег.

– Время Т минус двадцать секунд, начинаем запись, – заговорила Лизуарте.

Она прикоснулась к своим наушникам, и магниты у меня на голове ускорились до максимума, что сопровождалось прерывистым усиливающимся гудением. Я через карликовую дверь разглядывал экваториальный звездный пейзаж. Крохотным мазком на Козероге горела комета Иш-Чель.

– Начали, – приказала Лизуарте.

– Итак, Джед, – произнесла Марена. – Первый вопрос. Факториал девяти.

– Секунду. Триста шестьдесят две тысячи восемьсот восемьдесят.

– Какой сегодня день?

– Двадцатое марта две тысячи двенадцатого года, – сказал я. Мы называли наш день Д Чумовой пятницей, но на самом деле он выпадал на другой день недели. Это сбивало с толку. – 1 Земной Жабы, 12 Темного Яйца. И в…

– Хорошо. Что в новостях?

– Запущен крупный проект. Все безнадежно больные люди во Флориде, в числе которых около восьми тысяч детей, делают прощальные ролики на видео. Их поместят в большом музее.

Опа, Джед. Не говори об умирающих детях. Она же мать. У Макса все в порядке, но все же. Подобные вещи вызывают беспокойство. Только неудивительно, что у меня это вырвалось, я сегодня просмотрел пару роликов. Из дурацкого чувства долга. И то, что я увидел, мучило меня. Страдания малышей могли бы выжать слезу из самого Джо Сталина. Я сменил тему.

– Штаты… ммм… скатываются к тоталитаризму китайского типа, – сообщил я. – На каждом углу блокпосты. А вчера принят Закон свободы, согласно которому контроль над вооруженными силами сосредотачивается в руках исполнительной власти. – Марена ничего не ответила, и я продолжил: – Дело в том, что различные подразделения военных стреляли друг в друга, что принесло в пять раз больше жертв, чем сама атака, поэтому… практически это прекращает действие habeas corpus. [507]507
  Habeas corpus ( лат. буквально «ты должен иметь тело», содержательно – «представь арестованного лично в суд») – законодательный акт, защищающий личность от незаконного задержания. Принят парламентом Англии в 1679 году.


[Закрыть]Многие подумывают о переезде в Швецию. Очередь на переливание крови все еще огромная, поэтому в Тампе и Майами почти каждую ночь беспорядки. Запретная зона официально объявлена национальным памятником. Теперь здесь самая большая в мире карафа.

– Что это такое?

– Город мертвых. Некрополь. Навсегда закрытый.

– Хорошо. Абуджа – столица какого государства?

– Ммм. Нигерии?

– Калейдоскоп по буквам.

– К, A, Л, Е, Й, Д, – произнес я. – Э-э… О, С, К, О, П.

Она не говорила, правильные я даю ответы или нет (что, впрочем, не имело особого значения), медлила, прислушиваясь к кому-то в Стейке.

– Ну что ж, все нормально, – наконец сказала Марена.

Мои извилинки прошли контроль. Еще немного, и их содержимое устремится через квадрильоны планковских единиц пространства и времени [508]508
  Планковские единицы – система «естественных единиц измерения», предложенная Максом Планком.


[Закрыть]со скоростью один фут в наносекунду. Но я, конечно, на пути не буду ничего чувствовать или воспринимать – не больше, чем ощущаете вы, делая телефонный звонок, когда ваш голос цифруется и передается в космос, а потом отражается от двух спутников и его слышат на другом краю Земли.

– А теперь еще раз пробежим по заданию, – предложила Марена.

– Валяй.

Я должен был помнить об этих правилах, даже если опухоли образуются на ранней стадии… Забыл сказать о побочном эффекте загрузки: мозг 9 Клыкастого Колибри подвергнется такому сильному гамма-облучению, что в течение года у него разовьется серьезная форма рака. Мы рассчитали, что у меня будет около восьми месяцев, чтобы освоить игру и отправить эту информацию в двадцать первый век. А потом…

– Начали, – сказала она. – Тринадцать?

(26)

– Прежде всего, приспосабливаться к их порядкам, – ответил я.

– Точно, – одобрила Марена.

Мы решили, что самое главное – даже если я, оказавшись в теле 9 Клыкастого Колибри, запутаюсь и растеряюсь – не паниковать и позволить возобладать навыкам ахау (его манере двигаться, жестам). Потом, когда я вернусь в парилку, спальный дом или гарем – почему бы и нет, – у меня будет время передохнуть и собраться с мыслями.

– Двенадцать?

– При необходимости назвать дату извержения, чтобы повысить свои котировки.

Если я лажанусь, все пойдет наперекосяк и ситуация станет опасной, следует произнести речь, которую заготовили мы с Майклом. Я предскажу извержение Сан-Мартина через шестнадцать часов после восшествия на престол. Дескать, над нами нависла страшная угроза и я единственный, кто сможет спасти народ от надвигающейся тьмы. Мы написали довольно приличный ч’оланский стих, которым очень гордились.

– Одиннадцать.

– Держись за свою команду, и все будет хорошо, – сказал я.

Когда ритуальное действо закончится и я возьму бразды правления в свои руки, мне придется тесно сойтись с людьми из своего окружения. «Вы, как главарь мафии, – поучал меня Майкл, – должны действовать через нескольких подчиненных. Если что-то произойдет – зайдете в тупик, не сообразите сразу, как себя вести, – они вам подскажут и помогут выработать нужную тактику». Мы с ним репетировали много всяких фраз: «Скажи мне, тому, кто выше тебя, что думаешь о X» или – если спросят меня о чем-то – «Как бы ты, который ниже меня, поступил в мое отсутствие?»

– Десять.

– Научиться игре в девять камней и сыграть партию.

Я должен разобраться, как они играют с девятью бегунками, и по возможности воссоздать игру, записанную в Нюрнбергском кодексе. Если мне это удастся, то я, вероятно, узнаю, что произойдет 12/21/12, а команде Чокулы даже не придется играть заново. Они будут руководствоваться моими записками.

Но мои амбиции простирались дальше. Я был уверен, что могу узнать об игре много больше. Майкл и компания полагали, что она являлась довольно распространенной, раз правящий класс хранил ее в тайне, как и письменность. Однако я не очень понимал, как смогу играть, если при этом буду использовать чужое серое вещество.

Я считал, что получил эту работу благодаря мотивационным тестам. Но по словам профессора, главную роль сыграло мое умение моментально высчитывать календарные даты. Команда протокола передачи сознания утверждала, что способности такого рода могут быть переданы в мозг другого человека, что улучшит мои шансы изучить игру в девять камней за короткое время. Им повезло, что подвернулся я. Ребята из ППС говорили, что мое сознание освоит практически любой материал. Предположительно хозяйский мозг, обладающий хотя бы средним интеллектом и получивший от меня достаточно сложную умственную структуру, сможет работать эффективно. У него появятся некоторые игровые навыки, улучшится память, и, вероятно, он научится проделывать некоторые из моих фирменных трюков с цифрами. «Если этот тип окажется идиотом, – сказала Лизуарте, вы будете постоянно чувствовать сонливость. Что не помешает вам принимать правильные решения, потому что вы останетесь самим собой со всеми вашими мыслительными процессами». У меня возникло ощущение, что она желаемое выдает за действительное. Однако, судя по тому, что мы знали о 9КК, он не был идиотом. Скорее крутым парнем. Что ж, его ждал маленький сюрприз. А потом забвение. Несчастный сукин сын.

– Девять.

– Записывать новые сведения, и все будет прекрасно.

– Восемь.

– Найти хорошее сухое место, чтобы оставить послание.

Я немало времени провел, изучая карту Альта-Верапаса, и теперь довольно неплохо знал его. Впрочем, как и всю Мезоамерику, но более подробно. Мы выделили на карте восемьдесят две площадки с сухой, не очень твердой землей, где ни в оставшийся доколониальный период, ни в колониальный, ни в современный не проводились крупные работы – строительство, добыча ископаемых, археологические изыскания, глубокая вспашка. Там в укромном местечке я и закопаю мои записки, упакованные в воск, соль и каучук, в полной уверенности, что за последующие тысячу триста лет их никто не тронет.

– Семь.

– Сделать магнетитовый крест, который будет виден с небес.

В каждом углу воображаемого квадрата со стороной около пятисот футов я зарою не менее двадцати фунтов магнетитового или метеоритного железа (магнитного железняка), тоже в восковой оболочке. В центре спрячу свое сокровище. Через несколько часов (здесь и сейчас, в 2012 году, как только мы закончим загрузку) три картографических спутника «Спартак» прервут основную деятельность и приступят к сканированию. Зона покрытия охватит почти всю Мезоамерику, от двадцать пятой параллели, которая проходит через мексиканский Монтеррей, вплоть до двенадцатой, пересекающей Манагуа. Когда один из них обнаружит электромагнитное отображение креста, туда отправится аровский вертолет с командой археологов-землекопов. Они найдут записки и доставят их группе Майкла в Стейке. Если все пройдет идеально, то копать начнут уже через двадцать четыре часа.

– Шесть, – сказала она.

– Найти могилу с тонной кирпичей.

Речь шла о начале второй части операции – под названием «Янтарная гробница». Если записки не смогут дать ответа на все вопросы (выяснится, что игра – это просто сумма навыков, а не процедура, поддающаяся описанию), мы используем еще один ход, хотя тут шансов на успех было маловато. Для этого во дворце уже подготовлено все необходимое. Если повезет, мой мозг вернется назад тщательно пластифицированным. И чтобы защитить его, нужно надежное укрытие, куда соперничающие цари, грабители и случайные люди не сумеют проникнуть. Отсюда и выражение «тонна кирпичей».

– Пять.

– Найти пять компонентов геля, чтобы ожить.

Я сохраню мой мозг и попутно тело (если уж быть точным, тело и мозг 9 Клыкастого Колибри, но с моим сознанием) в быстро затвердевающем коллоидном веществе. Над этим несколько десятков лет работал «Алкор», [509]509
  Фонд продления жизни «Алкор» – некоммерческая организация, пропагандирующая крионику – сохранение человеческих тел в жидком азоте с целью их возвращения к жизни в будущем.


[Закрыть]пытаясь найти альтернативу крионике, но положительные результаты у них появились лишь два-три года назад. В Стейке мы видели несколько не самых привлекательных фильмов про опыты на макаках. Должен сказать, что обезьяны на экране выглядели очень даже ничего, видимо, привыкли к новым телам.

В лаборатории Уоррена приспособили новый рецепт к низкотехнологическим (точнее, нетехнологическим) средствам, которые несложно отыскать в прошлом. Мы сочинили мнемонический стишок для восьми ингредиентов (битума, пчелиного воска, копаловой смолы и других веществ) и еще один, более длинный, для процедур обогащения и замешивания. Я предполагал, что меня заставят поучаствовать в данном процессе. И действительно, в течение последних дней в Стейке я четыре раза готовил этот состав и испортил только один замес. О, я стал крутым спецом настоящий Железный шеф. [510]510
  «Железный шеф-повар» – японское телевизионное кулинарное шоу.


[Закрыть]Нет проблем.

– Четыре.

– Задействовать противовесы, чтобы заблокировать дверь.

– Три.

– Запечатать записки, запустить противовесы крышки и не забыть пописать.

То есть для подстраховки я должен оставить вторую копию записок об игре в гробнице. Противовесы должны были медленно опустить крышку на гроб. Третий пункт объяснялся просто: мы не хотели, чтобы на коллоид воздействовали жидкости, кроме крови.

– Два.

– Разогреть гель, установить противовесы и отослать прочь своих людей.

– Один.

– Вскрыть две вены – и делу конец.

– Нуль.

– Забраться в гель и проснуться героем.

Эта часть меня тоже не особо радовала. Мне предстояло обвешаться мешками с песком, один из них привязать к шее, погрузиться с головой в теплую жижу, выдохнуть, сосчитать от десяти до нуля и вдохнуть.

– Хорошо, – сказала Марена. – Продолжаем. Назови три фильма Феллини.

– Кхе, «Сатирикон», «Дорога», «Рим»… нет, последний вычеркни. Мне нравится «Восемь с половиной»…

– Повтори цифры в обратном порядке: 9049345332.

– 2335439409.

– Превосходно.

– Я возьму монеты Замбии за десять тысяч, Алекс. [511]511
  Герой цитирует Джеймса Паттерсона, автора романов о детективе Алексе Кроссе. ( Прим. ред.)


[Закрыть]

– Здесь вопросы задаю я.

– Извини.

– Если ты выкрасишь стороны тетраэдра красным или синим, то сколько разных цветовых узоров получишь?

– Ммм… пять.

– Можешь немного рассказать нам о твоей матери?

Дьявольщина. Я так и знал – спросят что-нибудь эдакое. Лизуарте обмолвилась: когда они просматривали данные другой загрузки (я говорю об опыте с Соледад), то решили, что в следующий раз немного раскачают меня эмоционально. Чтобы зажечь еще несколько слоев гиппокампа. Ну да ладно. Я стал рассказывать, как мать обучала меня игре, как мы нарвались на неприятности с fincas… [512]512
  Фермами ( исп.). ( Прим. ред.)


[Закрыть]Может, меня излишне напичкали медикаментами, только я вдруг осознал, что плету и плету все дальше – о больнице, об арестах в Т’оцале, о том, что это была моя вина. Todo por mi culpa. Все это моя вина, моя вина, черт побери. Черт побери.

– Los Sorreanos están un grande calamidad, – сказал я тогда.

Помню, было утро, потому что мне дали тосты из белого хлеба. «У Сорреано большая беда».

– Diciendo debido a Teniente Xac? – спросила как бы невзначай добрейшая сестра Елена. «Ты хочешь сказать – из-за лейтенанта Хака?»

Конечно, что мог ответить глупый, нетерпеливый семилетний ребенок? Наверное, я забыл, что нельзя говорить… Должно быть, слишком обозлился, а может, просто хотел внимания или важничал.

– Mi padre y Tio Xac van a quemarse la casa Sorreano, – заявил я. «Мой отец и дядя Хак сожгут дом Сорреано».

Черт, черт, черт. Todo por mi culpa. Через дверь я уставился на Хомам, дзету Пегаса – она едва проступала в предрассветной мгле в левой нижней части проема. Эта неяркая звезда приятного желтоватого оттенка появляется в довольно пустынной области небесного свода между Фомальгаутом и Вегой. Я замолчал. Последовала пауза.

– Хорошо, – произнесла Марена децибела на два тише, чем обычно. – Ладно. Теперь реши, пожалуйста, уравнение xразделить на xпять раз в кубе на xв квадрате плюс xравно нулю.

Вопросы и ответы продолжались еще час. В три сорок пять Лизуарте предложила нам сделать минутный перерыв. Хотя загрузка, конечно же, шла своим ходом. Марена дала мне глотнуть «Ундины» через соломинку.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Кажется, это то, что мне надо…

Прощаться не имело смысла – ведь я никуда не исчез. После вопросов и ответов мне даже сна не полагалось. Я должен был вытащить голову из этого металлического ануса и спуститься по земляной горе. А здесь оставалось мое второе «я», и его уже окружали совсем другие реалии…

Но если я был тем «я», которое обрело себя в древности… м-да…

– Я бы хотел попрощаться от имени своей полной копии, сказал я.

– Да, – ответила Марена. – Ни пуха, мальчик.

– К черту.

– Ты их поразишь насмерть.

– Спасибо.

Она взяла меня за руку. Какие нежности. Ты смотри с этим дерьмом поосторожнее.

– Отлично, – засмеялась она. – Едем дальше. Назови своего первого голожаберного моллюска.

– Hermissenda crassicornis.

Снаружи занимался рассвет. Наверное, из-за красной лампы небеса казались зеленоватыми. Иш-Чель оранжево сияла и явно увеличилась. Я закашлялся.

– Имя твоей первой настоящей подружки?

– Ее звали Джессика Ганнисон.

– Кто говорил голосом Микки-Мауса?

– Подожди секунду, – попросил я.

У меня болел язык. Я не сводил глаз с Иш-Чель. Теперь она сменила цвет на красный, и Вега, находившаяся над ней и чуть левее, тоже заалела, а потом ниже появилась третья багровая звезда, их стало пять, девять, тринадцать, и эти точки начали сливаться… Я понял: это капли крови, которые капают с моего языка на сложенную петицию Оцелоту Один в Чреве небес. От ударов гигантского ствола черного дерева вибрировали камни.

– Джед? – донесся до меня голос Марены.

У меня все хорошо, попытался ответить я, но рот у меня полнился болью и кровью. Что-то я запамятовал. Не волнуйся, хотел произнести я, вообще-то у меня все распрекрасно. Возникло ощущение, что я вот-вот отключусь, словно после бессонных суток, и одновременно во всем теле чувствовалась легкость. Я вдохнул струю загустевшего воздуха. Чего в нем только не намешано – дым жертвоприношений, запахи дикого табака, гераниевых почек, паленой кожи, кинзы, каучука, пузырящихся кристаллов копаловой смолы и еще один сильный аромат из прошлого, счастливого прошлого, ах вот оно что – шоколад…

Постой.

Я забыл кое о чем – не…