Текст книги "Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса"

Автор книги: Брайан Д'Амато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 53 страниц)

Мы остановились. Ряды сомкнулись.

18 Мертвый Дождь подал знак. Девятнадцать воинов и я (или, пожалуй, я должен с гордостью говорить: «мы, двадцать кровных») заняли места в середине колонны – впереди 12 Кайман, а в конце кровный низшего ранга. Я как раз к такой категории и принадлежал, но в отношении меня протокол нарушался – мне велели встать в самую середку, передо мной шел Хун Шок, а сзади 2 Рука. Прислужники числом двадцать один выстроились за нами.

De todos modos, подумал я. Давайте уже рвать когти и реализовывать наш план. Перед нами золотая дорога на Тамоан.

12 Кайман махнул первому разведчику. Тот побежал вперед. Бесшумно и без всякой спешки колонна пришла в движение и заскользила, как поезд на магнитной подушке, трогающийся со станции без шипения и пара. Собаки, не тявкнув, засеменили рядом. Даже щенки лаяли, только когда несли охрану. Чуть скрипнули салазки, да пискнули двое из двухсот сорока смазанных маслом сандалий, и мы тронулись в путь через ступенчатые гряды к обработанным полям долины. Двигались мы почти трусцой. Вообще-то могли и быстрее, но не хотели бросаться в глаза. Хоп-хоп, отбивал я ритм. Хоп-хоп. Нет проблем. Хоп-хоп.

Тропинка шла вдоль мужской стороны почти высохшего ручья, и через каждые сорок рук нам приходилось перешагивать через ирригационную канаву, уходившую в сторону к очередной недавно выжженной milpa, обугленному прямоугольнику, жаждущему дождя. Позади остались два поля, стоявшие под паром, потом мы миновали еще одно, с остовом не подведенного под крышу временного зернохранилища. Земля еще дымилась, но шелковицы на полосах между milpas сохранили листву, и ничто не говорило о том, что огонь вышел из-под контроля. Говорили, что выжигание полей в ишианских владениях Гарпии не повлекло за собой серьезных инцидентов. Несмотря на все проблемы, 2ДЧ крепко держал в руках штурвал своего корабля, и я счел это хорошим знаком.

Похоже, наше путешествие начиналось без проблем. И чувствовал я себя превосходно. Судя по всему, мои дела выправлялись. У нас был план, по крайней мере, черновой его набросок. Добравшись до Теотиуакана, я приложу все усилия, чтобы добиться приема у госпожи Кох. Мы с 2ДЧ решили, что не будем ей говорить, кто я такой, – ни слова о Джеде, чему она все равно бы не поверила, и о Чакале, если получится. Вместо этого я попытаюсь впарить ей что-нибудь занимательное. Потом постараюсь убедить ее, что у меня есть особая информация о неминуемом конце Теотиуакана, поэтому она должна позволить нам похитить ее из города. Как сказали бы в полицейских и разведывательных структурах – сделаю попытку «перевербовать» ее. Если все пройдет успешно, госпожа добудет для нас компоненты порошка для игры, я запишу инструкцию по его приготовлению и отправлю все это 2 Драгоценному Черепу с командой быстроногих четырех огней. 2ДЧ, получив посылку, закопает запечатанную каменную коробку с образцом порошка и моими записками об игре. Коробка будет находиться в центре креста из магнитного железа, чтобы ребята Марены смогли ее найти. После этого я смогу считать мою миссию в основном законченной. Информация попадет в 2012 год, команда Чокулы состряпает апгрейд игры и отыщет апокалипсника. Мир вернется в нормальную колею, и все смогут взять флаги в руки и разъехаться, куда душа пожелает.

Все, кроме меня. Потому что мне до поры до времени придется торчать здесь. Но ведь был предусмотрен и второй этап. Когда я вернусь в Иш, 2ДЧ достанется такая козырная карта, как собственное производство порошка. Если он будет контролировать поставки, все девятичерепные складыватели мира пойдут к нему на поклон. Еще бакаб сказал, что с более сильным порошком 7 Шип может сравняться со складывателем Оцелота, 11 Вихрем. Я в этом сомневался, поскольку считал старикашку существом бесталанным. Вероятно, 2ДЧ имел в виду, что «даже 7 Шип сможет» – и далее по тексту. В общем, если 2ДЧ сумеет утвердиться как к’аломте’ или хотя бы нейтрализовать угрозу Оцелотова, а я сумею вернуться вовремя, то мы сделаем то же, что и в первом случае, – используем каменный ящик большего размера и более сложной конструкции, поскольку на сей раз речь пойдет о моем теле.

Я, правда, не до конца понимал, с чего 2ДЧ решил, что я смогу все это провернуть. Разве что за пределами Иша я буду более свободен в своих действиях и моя чужеродность сыграет мне на пользу. Видимо, 2ДЧ пришел к выводу, что уж если я забрался в такую даль (то есть в 664 год и даже в его голову), то почему бы не дать мне шанса. К тому же он знал, что я лицо в высшей степени заинтересованное. Я не питал честолюбивых замыслов, мечтая лишь доставить порошок в 2012-й, да и жить-то мне тут оставалось всего ничего. Деваться, короче, некуда. Бакаб полновластно распоряжался мною. И потом…

…Что-то мелькнуло?

Я насторожился, как олень, почуявший хищника, и принялся судорожно шарить взглядом вокруг. Но то были всего лишь белки на ветках. Вспорхнул козодой. Мы отошли далеко от деревень, но, думаю, все еще находились в охотничьих угодьях Гарпий. Тропинка сузилась и петляла все сильнее, огибая гигантские стволы, порой у самых корней. Даже острые глаза Чакала почти ничего не видели в свете звезд, но я инстинктивно ступал по следам идущих впереди. Если кто и сел нам на хвост, то он не смог бы определить, сколько нас. Местный траппер, контрабандист или шпион – те, что обычно обретаются в джунглях, – не услышали бы ни звука, если только не напоролись бы прямо на нас. Хоп-хоп. Хоп-хоп. Я через слои оленьей кожи, тростниковой прокладки и каучука моих новых сандалий ощущал, как мнутся под моими ногами стебли травы. Мы миновали три крохотные деревеньки, все принадлежащие Гарпиям. После третьей Хун Шок остановился и вывел меня из колонны. Двое младших кровных из пяти – моего роста и одетых так же, как я, в целях безопасности (моей, разумеется), – сделали то же самое. Хун Шок прошептал, что мои колени еще не зажили после того, как с них соскоблили мозоли. Я сказал, что они уже в порядке. Он дотронулся до правого. Оно кровоточило. Хун Шок дал знак носильщикам. Четверо из них вышли из строя и встали на карачки. Мы вчетвером, включая 1 Акулу, залезли в переносные сиденья, а ногами обхватили носильщиков за талии. Мой кули встал, придерживая меня под бедра, и бросился вперед на мое прежнее место в колонне.

Через восемнадцать миль после начала пути мы свернули на север в сторону от высокогорья в дикий буш, а потом вошли под полог черной листвы. Спереди доносился шелестящий звук, дыхание Желтой Дороги – Двоюродного Дедушки. Она вела на север в соляную пустыню и белый край мира.

(41)

Мы спустились по склону в темную долину. Повеяло свежестью – воздух наполняла энергия отрицательно заряженных ионов. Колонна замедлила ход и сгруппировалась. Я был «драгоценным свертком», то есть подлежал защите, а потому меня окружили пятеро кровных. Вдали я различал силуэты принадлежащих лодочникам хижин на фоне серого пояса воды – реки, которая носила имя Ка’нбе – Желтая Дорога. Позднее ее назовут Рио-Себол. Ширина русла не превышала тридцати рук, урез воды чуть поднимался над обычным зимним уровнем, столь низким, что река казалась несудоходной, однако у берега покачивалось не меньше сорока небольших десятиместных каноэ. За три минуты слуги сняли тюки с саней, завернули их в пропитанную каучуком материю и, подчиняясь указаниям лодочников, погрузили в каноэ. Факелы нигде не горели, но эти расторопные ребята наверняка могли работать и с завязанными глазами.

Наши носильщики сложили сани. Мы разулись. 12 Кайман преподнес сверток большой скале, которая была частью речного уая. Лодочники усадили всех в каноэ – по восемь пассажиров в каждом. Кровные – по четыре воина со слугами – разместились в пяти последних лодках, еще две следовали сзади на некотором расстоянии. Хозяин лодки стоял с длинным шестом на выступающей над носом доске, рулевой сидел на корме. Мне предложили занять место в предпоследнем каноэ это место считалось самым безопасным. Когда я поставил ногу на днище, оно подалось подо мной. Суденышко было изготовлено не из цельного дерева, а сплетено – скорее даже связано – из тростника. Я испытал волнение, как любой путешественник, который делает шаг с твердой земли на палубу корабля и попадает во власть водной стихии с ее особыми физическими законами. Каноэ оттолкнули от берега – и мы поплыли вниз по течению. На небе появились облака, звезды померкли, мы оказались в пугающей ватной темноте. Но лодочники не зажигали носовых факелов и вели флотилию, полагаясь на профессиональное чутье. Лишь время от времени во мраке мерцали фосфоресцирующие гнилушки по берегам или светляки. Между невидимыми стволами деревьев мелькали светящиеся глазки обезьян, кинкажу, [602]602
  Кинкажу – хищное млекопитающее семейства енотовых, размером с маленькую кошку.


[Закрыть]сов и, как мне думалось, ягуаров. Мы словно шли по туннелю, в котором то раздавалось едва слышное похрустывание (я догадался: миллионы гусениц жевали листву), то хитиновое шуршание прямокрылых, то кваканье лягушек, напоминающее покряхтывание не желающего заводиться старого дизельного трактора, – звук, который в моем (Джеда) детстве имел тот же самый радостный смысл, что и сейчас: скоро будет дождь – и если вдуматься…

Вот оно что. Вот чего не хватало ночной какофонии тогда, в 2012-м, когда я был здесь с Мареной.

Не могли же они все вымереть?

Наверное, могли. Эти полициклические ароматические углеводороды [603]603
  Полициклические ароматические углеводороды – название органических соединений, большое количество которых выбрасывается в атмосферу, что оказывает вредное воздействие на окружающую среду.


[Закрыть] – такая жуткая дрянь. Черт.

Но, несмотря на все эти шумы, слух Чакала различал некие тревожные ноты в общей симфонии природы. То ли она звучала слишком громко, то ли тональность не та. Может, все дело в отсутствии сов? Совы очень умные. Они знают, что извержение нарушило климатическое равновесие.

Мои спутники тоже были напряжены. Их позы казались несколько неестественными… и дело тут не только в ответственной миссии. Сейсмическая активность выбивает из колеи все живые существа. Ведь во время землетрясений в недрах ворочаются великаны.

Река расширилась, мы обогнали группу каноэ – у некоторых на носу горели тростниковые факелы – и еще до рассвета влились в торговый караван. Двигались мы быстро. Порой 12 Кайман во второй лодке кричал рыбакам, чтобы они убирали свои ловушки с фарватера. Перед рассветом Желтая Дорога перешла в Серую, которую позднее назвали Рио-Сан-Диего, на слиянии стоял городок, именующийся Местом Непреходящего Рева, его руины впоследствии станут известны как Трес-Ислас. Как и древний Тир, этот город перерос свой полуостров, и новые постройки поднимались прямо из воды. В свете высоких факелов, напоминающих уличные фонари, подметальщики чистили площадь, где не росло ни одного деревца. В их глазах отражался блеск веселого пламени. При дневном свете вода приобретала цвет и текстуру потертого пробкового линолеума, а берега превращались в ряды ярко-зеленых садов сапоте [604]604
  Сапоте – плодовые деревья, произрастающие в Мексике и Центральной Америке.


[Закрыть]и полусплетенных халах йотлелов – зернохранилищ и сушилок. Во вторую тринадцатую дня эта река влилась в более широкую и быструю Айн Бе – Дорогу Крокодилов, будущий Рио-Пасион. Мелькнул город Чакха (Красная Вода), который станет Сейбалем, – невысокий широкий холм, к которому, словно сахарные кубики, прилепились дворцы и склады. Глядя на них, невозможно было сказать, что здесь построено, а что высечено в камне. Вскоре городок исчез, и река, сделав петлю, повернула на юг. Мы услышали впереди бурление воды, и лодочники тут же причалили к мощеному берегу, а носильщики разгрузили каноэ и, вскинув на плечи, потащили по дорожке вдоль реки. Меня подняли и понесли следом. Я успел увидеть многочисленные водопады между хижинами и сваями, пороги, поражающие своими точными геометрическими формами, белые столы отшлифованного водой известняка. Хун Шок сказал, что это жертвенные ступени, построенные Детьми Грязи во время Третьего Солнца. Мы перебрались через пороги второй категории сложности и оказались на Белой Дороге Двоюродного Дедушки-Ревуна – нынешней Рио-Усумасинте.

Усумасинту называют майяским Нилом. Но Нил течет почти прямо в плоской пустыне, затопляя свою долину в определенные сроки. Усумасинта же петляет в горах, несется по ущельям, потом расширяется и замедляется, степенно выписывая длинные излучины по равнине. Но при всем при том в стране, жители которой не знали колеса, лошадей и лам, река являлась наилучшей транспортной артерией.

Рассвет окрасил небо в густой грязновато-сиреневый цвет. Над головой висели не обычные облака – то был пепел Сан-Мартина. С женской стороны появился Па’Чан – Сломанное Небо, сегодняшний Яшчилан. Город стоял на стрелке речной излучины, а потому с трех сторон, как Константинополь, омывался водой, а с четвертой его защищала крепостная стена. Фасады дворца выходили на реку, чтобы все видели, как богаты его хозяева; пять пролетов широких лестниц для паломников по склону главного холма поднимались к пятимульному акрополю. Основатели Яшчилана выбрали идеальное место, поскольку чужестранцы могли подойти совсем близко и прогуляться по всей излучине, но вот атаковать город с воды было непросто. Резвое течение затрудняло высадку, да и причалить к берегу осмелился бы только очень умелый капитан. А если бы кто и попробовал, то горожане легко перегородили бы сетями реку выше и ниже по течению и уничтожили бы нападающих.

Мы описали последнюю петлю вокруг холма и прошли под халах бе, большим подвесным мостом с двумя громадными квадратными пирсами в тридцать шесть футов шириной и шестьдесят футов высотой, с шестидесятифутовой подъездной дорогой и двухсотфутовым пролетом посредине. В 664 году халах бе являлся самым крупным подобным сооружением в мире – и не имел себе равных, пока в Праге в 1377 году не построили Карлов мост. Вдоль вымощенного берега на шестах, словно желтые пугала, болтались сорок обнаженных тел. Когда мы подплыли поближе, я разглядел, что это набитые чучела. Пожелтели они потому, что их обработали млечным соком. Кожу убитых пленных, видимо, набили кукурузными рыльцами, отчего руки и ноги по форме стали напоминать сосиски, а вместо голов насадили полые тыквы. Хун Шок сказал, что четверо из них – это кровные из ишианского дома Летучей Мыши-Вампира, захваченные во время неудачного рейда шесть лет назад. Пока он говорил, наша головная лодка уткнулась в берег и один из людей 12 Каймана выпрыгнул на землю. Он миновал набережную, вскарабкался по трем рядам свай, пробежал по площади к чучелам соплеменников, добавил сверток к горке подношений у них под ногами и, когда уже казалось, что он останется на берегу один, успел запрыгнуть в замыкающее каноэ. Другие кровные принялись громко свистеть ему – аналог одобрения. Понты.

В тени моста вдруг что-то заблестело. Неужели пошел снег? Я поднял голову. Мост в пятидесяти футах над нами имел ширину десять футов и удерживался двойным рядом веревок толщиной футов по шесть. Наверху, любуясь на сотни лодок, стояли люди – мужчины и, что необычно, горстка незамужних женщин из великодомов. Одна из них вытряхивала из корзинки белые хлопья, и они широкой дугой разлетались над рекой. Хун Шок рискованно перегнулся через борт, поймал несколько «снежинок» и съел на удачу. Это был попкорн.

По мужскую сторону от нас здания становились все крупнее и шикарнее, и наконец я понял, что это Йокиб’ – самый главный соперник Яшчилана. Его называли Принцессой Драгоценных Городов, а много лет спустя нарекут Пьедрас-Неграс. Йокиб’ в переводе означал «Вход» или «Порог», считалось, что тут есть пещера, которая ведет к главному хипбольному полю Шиб’алб’ы – Подземного мира. Если Яшчилан был городом персикового цвета, а Иш – бирюзового, то Йокиб’ – желтого, да что там – невыносимо насыщенного желтого, почти точного соответствия желтого светлого кадмия из «Блокс», [605]605
  «Блокс» – серия аркадно-логических видеоигр.


[Закрыть]окаймленного черным, даже в этом рассеянном пепельном свете он слепил глаза. Долину, украшенную строениями правильной геометрической формы, словно нарисовала Бриджит Райли [606]606
  Бриджит Луиз Райли (р. 1931) – английская художница, одна из виднейших последователей оп-арта, искусства оптических иллюзий.


[Закрыть]для демонстрации муарового эффекта. Из мерцающего воздуха выступало крутое ребро главного мула чисто желтого цвета, по которому ползали строители, покрывая его штукатуркой, словно бумажные осы, отделывающие поверхность сот. Последнюю часть пирамиды возвели примерно к’атун назад, когда армия Йокиб’а уничтожила два города-соперника и захватила тысячи пленных; известка была изготовлена из истолченных костей врагов, как дворец Грязи и Крови в Дагомее. Я насчитал пятьдесят четыре головы, выставленные у речных ворот. Не так уж и много. Выглядели они как новенькие, отчего я предположил, что это муляжи из дерева. Но с близкого расстояния разглядел, что старые – на кольях пониже – сморщены. Значит, они настоящие, только их почистили, просолили, натянули на глиняные болванки, смазали, подкрасили, а во время дождя, вероятно, укрывали. Их имена и даты пленения вытатуировали у них на лбах, должно быть, еще при жизни несчастных. Губы сшили и чем-то набили для пущей естественности, а в глазницы вставили белые камушки, отчего казалось, будто головы смотрят на вас. Вероятно, мозги, язык и все остальное извлекли, чтобы они не разлагались внутри. По крайней мере, черепушки не были такими иссохшими, как головы в Небесном дворце. Или те, что оставляли на съедение червям на Темпл-Бар [607]607
  Темпл-Бар – городские ворота в Лондоне, воздвигнутые в 1672 году на границе Вестминстера и Сити. На их верхушке выставлялись насаженные на пики головы казненных преступников.


[Закрыть]до 1746 года.

Мы не останавливались за пределами волоков. Даже для того, чтобы запастись водой. Каноэ торговцев догоняли нас, и мы делали покупки на ходу. Наши сборщики ночных нечистот вылили мочу за борт, а фекалии скормили собакам, которым, похоже, нравилась такая еда. Наверное, это была особая порода с врожденным пристрастием к испражнениям. Потом сборщики завернули собачье дерьмо в листья алоказии и вручили их местным сборщикам, которые подплыли в лодках, окруженных роями навозных мух. Наши разведчики бросились вперед по береговым тропинкам, чтобы на следующих порогах нас ждала полная команда. В двадцать первом веке рассуждают так: «Нет ни минуты времени, у современной жизни такой сумасшедший темп, не то что в прежние времена, когда люди жили без мобильников и телевизоров». Но я скажу с полной уверенностью: баклуши наши предки не били. По крайней мере, параноидная элита, которая спешила закончить дела, чтобы никто их не опередил. И назначенные сроки всегда соблюдались. Я, кажется, уже говорил, что в день, который мы назвали бы 1 мая, ожидалось солнечное затмение. 2ДЧ сообщил, что Теотиуакан, вероятно, закроет границы за пять дней до этого – в 6 Смерть 14 Оленя, и до означенного срока оставалось двадцать два дня. В день затмения все население Большого Теотиуакана будет соблюдать «тишину» и никто не войдет в долину и не выйдет из нее, пока солнце не вернется на свою тропу. Кстати, хотя сегодня многие считают иначе, солнечные затмения не являлись некой тайной, открытой лишь касте посвященных. Слухи о предстоящем событии распространялись быстро, и к торжественному часу готовы были все, включая бабушек и тетушек. В город набивалось множество народу. Однако предстоящее действо больше напоминало бдение, чем празднество.

Когда 2ДЧ заявил, что мы должны добраться до Теотиуакана за двадцать семь дней, я подумал: он выдает желаемое за действительное. Бога ради, ведь до города 658 миль. Кабы я был вороной! На автомобиле пришлось бы проехать около 1250 миль, в основном по современным хайвеям. А тут у нас ни машин, ни колес. Ближайшая лошадь – в Ирландии. Я вспомнил, что армия Наполеона в Австрии за двадцать три дня прошла 275 миль, и в те времена это считалось чудом. С другой стороны, у солдат не было сменявших друг друга носильщиков. Каждый из этих несчастных французов все это расстояние до последнего дюйма преодолевал своими ножками. И как бы ни подгонял их император, они каждую ночь останавливались на отдых – хотя бы на короткое время. Мы же, судя по всему, собирались двигаться вперед день и ночь напролет, спать, пить, есть (в основном сырых речных моллюсков, вяленое мясо индейки и ч’анак – что-то вроде твердой кукурузной каши, замешанной на собачьей крови), избавляться от вшей, испражняться и делать еще бог знает что на спинах наших носильщиков. Считается, что скороходы инков, подменяя друг друга, доставляли послание из Куско в Кито (в Эквадоре), а это около тысячи миль, менее чем за пять дней. И все же если хорошо тренированный ходок с небольшим рюкзаком способен покрыть двадцать миль за день, представьте, что, получая свежих носильщиков, майя могли делать по пятьдесят. А по воде? Двадцать миль в день – огромное достижение для каноэ. Но для двухместного. Более длинные развивают б о льшую скорость. Так что при наличии свежих гребцов, приходящих с побережья, мы в состоянии были отмахивать и по пятьдесят миль ежедневно, даже по океану. Чтобы уж не ошибиться в расчетах, предположим, нам требуется одолеть 1600 миль – и тогда наше расписание не представляется таким уж нереальным. При условии, что нам не помешает погода и не случится других задержек. Конечно, в любом случае нельзя терять ни минуты. Но складывалось впечатление, что для этих парней подобный марафон был делом вполне привычным. И вообще, зачем 2ДЧ стал бы морочить мне голову? Короче, шансы у нас имелись.

В городе, носившем имя Там, Где Они Сварили 3 Черепах (позднее он станет называться Агуас-Калиентес), мы встретили первый вражеский караван. Меня весьма впечатлили сложные многоуровневые постройки по обоим берегам, два канатных моста и необычный мул правящего клана по женской стороне. Набережную сплошь усыпали деревянные куклы в половину человеческого роста. Вероятно, их положили сюда как подношения к празднику. Украшавшая их замысловатая резьба и буйство расцветки порождали чуть ли не тамильское ощущение визуальной перегрузки. Несколько больших расписных каноэ стояли у своеобразной пристани под мулом. Хун Шок объяснил: желтый и зеленый цвета на флажках означают, что ладьи принадлежат племянникам К’ак Ухола К’иниха – ахау дома Ягуаров из Ошуицы (Караколя), а этот клан вот уже в течение четырех к’атунов враждует с пятью великодомами Иша.

По лодкам был передан приказ: гребцам – не снижать темпа, остальным – прикинуться, что не замечают недругов, если только они первыми не поприветствуют нас.

До сего момента мы расшаркивались перед всеми, кто попадался нам по пути. Лодочники иногда с чрезмерной горячностью окликали своих знакомых, а порой едва заметно поднимали правое плечо – этот жест являлся эквивалентом кивка. В нашей торговой экспедиции, пусть отправленной не в сезон и передвигавшейся с большой скоростью, никто не усматривал ничего необычного.

Но с лодок Ягуара дали знак, что видят нас. Мы замедлили ход и чуть изменили курс в их сторону, собираясь ответить на приветствие. На мелководье наши лодочники переворачивали свои длинные весла и работали ими как баграми. Кровные напряглись, Хун Шок потянулся было к связке духовых трубок и дубинок, привязанных к борту. Обойдется, подумал я, уловив аромат благовоний, означавший мирные намерения. Дело в том, что к короткому бушприту каждой лодки привязывали маленькую полую фигурку божества лодочников и жгли в ней ароматические вещества, так что из ноздрей статуэтки постоянно шел дымок. Запах смолы акации и измельченного табака оповещал всех о том, что у хозяев судна исключительно благостное настроение. Когда мы приблизились, я определил старшего Ягуара по громадной шапке в виде кошачьей головы. Свое тело он раскрасил черным углем, а лицо выбелил. Племянничек К’ак Ухола К’иниха сверлил нас глубоко посаженными глазками. На мне и пяти кровных – моих двойниках – были широкие соломенные шляпы, похожие на вьетнамские нонла, и я опустил голову, оставаясь, однако, в той же позе. Чакал играл против хипбольной команды Агути в Ошуице и одержал победу. Некоторые из этих котов, вероятно, видели матч.

Все будет хорошо, думал я. Никто тебя не узнает. Как и большинство игроков в хипбол, Чакал выходил на поле и получал награды в шлеме в виде головы животного, наполовину скрывавшем лицо. Даже самые лучшие его фигурки имели с ним лишь отдаленное сходство. К тому же теперь, с нарощенными волосами, без мозолей, с новыми татуировками и телесной раскраской, да еще учитывая немалую потерю в весе, я походил разве что на бледную тень прежнего Чакала. 2ДЧ предлагал мне притворяться больным, умственно отсталым, чтобы ни у кого не возникало желания говорить со мной. И конечно, я никому не должен был смотреть в глаза.

Кантор 12 Каймана затянул приветственную песню. Посыльный выпрыгнул из лодки в воду и передал слуге белолицего красный сверток с табаком, нефритом и нашим фирменным порошковым шоколадом.

За долгие годы Иш потерял сотни кровных в схватках с Ягуарами. Эта война была всего лишь одной из нитей вечной паутины мести, которая заставляет вращаться мир. Но по сути, недоразумения между враждующими кланами оборачивались локальными стычками, а не тотальной мобилизацией. Ситуацию я описал бы так: кто-то поклялся тебя прикончить и заноза в сердце не дает тебе покоя, или ты зашел на чужую территорию, чего не должен был делать, и теперь опасаешься наказания. Порой банды шатаются днем по мегаполису, но переходят на другую сторону улицы, чтобы избежать столкновения. Приведу и другой пример: на Ближнем Востоке может случиться (вернее, постоянно идет) война, но коммерческие самолеты все время взлетают и садятся, на границе стоят очереди туристских автобусов, и повсюду в зоне боевых действий находятся гражданские.

Водные пути в древней Мезоамерике являлись еще и своего рода церквями, а также рынками и биржами. Они были единственным общим достоянием майя на протяжении тысячи лет. На воде ты находился под защитой Хаде Хага, который выкопал эту реку в эпоху Третьего Солнца, до того как пришел 7 Макао. Нападение на реке происходило редко и считалось поступком столь же недостойным, как убийство Джулиано Медичи в соборе. [608]608
  Джулиано Медичи (1453–1478) – соправитель своего брата, главы Флорентийской республики Лоренцо Великолепного. Был убит в ходе заговора Пацци во время пасхальной мессы.


[Закрыть]Совершившего насилие во время плавания могли разорвать на части не только бдительные местные жители, но и сотоварищи. И еще существовало общее правило, согласно которому зайти в традиционную деревню – все равно что постучаться в чей-то дом. Откуда бы ты ни прибыл, тебя принимали как гостя, всех связывали узы взаимного гостеприимства. Ты не подсовывал паспорта, взятки и деньги за билеты, а раздавал подарки и получал ответные подношения подешевле. А если твои дары были недостаточно хороши или ты устраивал какой-нибудь скандал, то люди это запоминали и потом возвращали, да еще с лихвой…

Наконец кто-то из Ягуаров затянул в ответ антистрофу приветственной песни, нам вручили сверток того дерьма, что хранилось в их закромах, и мы благополучно поплыли дальше.

– Он смотрел на тебя, – сказал мне Хун Шок, не двигая губами, словно чревовещатель.

Когда мы скрылись из поля зрения наших недругов, он заставил меня надеть легкую маску, и пять моих двойников сделали то же самое. Это может показаться странным, но факты говорят, что европейцы носили маски вплоть до девятнадцатого века. Мужчины и женщины путешествовали в дорожных масках, отчасти из-за пыли, отчасти оттого, что они на манер нынешних респираторов защищали от болезней, но главное – чтобы не приставали посторонние. В Штатах даже в 1950-е годы многие женщины носили шляпки с вуалью, и никто не видел в этом ничего необычного. Скажу больше: идея сделаться неузнаваемым была чужда моим предкам. Человек надевал маску не с целью скрыть лицо, а для того, чтобы подчеркнуть: он почитает либо воплощает некий образ. Маска делала тебя в большей степени тем, кем ты являлся на самом деле.

Если меня опознают, ни к чему хорошему это не приведет, однако существовала и другая серьезная опасность: часть нашего каравана может отстать, попасть в засаду или переметнуться, а то и всё сразу, кто-нибудь выдаст наши планы врагу, что в конечном счете дойдет до Оцелотов. Конечно, все кровные в караване и несколько слуг знали, что Чакала на самом деле не убили на оленьей охоте. Но им внушили, будто две души Чакала (уай и внутреннее имя) вышли из его тела во время сеанса изгнания. Теперь здесь оставалось только дыхание Чакала, а его души были заменены моими.

Любопытно, что 2ДЧ изложил ситуацию с позитивной точки зрения: мол, 10 Красный Сцинк спустился с гор дома Гарпии еще до своего рождения, чтобы предупредить родню о грозящей опасности и помочь им выжить.

Старший нашего арьергарда ждал у следующего волока. 12 Кайман, 18 Мертвый Дождь и Хун Шок отошли с ним в сторонку. Меня они с собой не позвали и к тому же перешептывались на неизвестном мне охотничьем языке. Но когда мы вернулись на воду, Хун Шок сказал, что у нас на хвосте висит группа – приблизительно двадцать человек, они плывут на лодках и пробираются по береговым тропам в сопровождении носильщиков. Разведчики не знали, откуда эти люди. Судя по тому немногому, что удалось услышать, говорили они на рыночной разновидности ишианского. Старший замыкающий сообщил, что их головные уборы указывают на принадлежность к дому Зубатки из Шаланкаба, что неподалеку от Каминалхуйу. Дом этот сохранял нейтралитет по отношению к Гарпиям и Оцелотам. С другой стороны, ни одного преследователя не опознали, так что головные уборы могли быть маскировкой. Зубатки отличались скрытностью и редко выходили за пределы своей территории. Тут обмануть – раз плюнуть.

По словам Хун Шока, 12 Кайман расспрашивал, как они двигались и какие давали знаки – не похожи ли они на стрелков обезьяны. Это словосочетание могло означать «охотники за людьми» или «ассасины». Старший из разведчиков не сумел ответить. Но они определенно не пытались нас догнать. 12 Кайман поинтересовался, знают ли они, куда мы направляемся или просто идут по нашим следам. Но разведчик терялся в догадках.

– Ставлю два к одному, что это Костоломы, – заявил Хун Шок.

Такое прозвище Оцелоты получили за то, что имели право использовать особые большие топоры в бою.

По мнению Хун Шока, 9 Клыкастый Колибри выследил нас, когда рыскал в виде своего ночного уая, подозревая, что Чакал жив. Если Оцелоты схватят меня, это послужит доказательством того, что Гарпии совершили богохульственный обман. Тогда 9КК приберет к рукам все, что принадлежит дому Гарпии, включая товары, воду, права на землю и людей, при этом другие кланы практически не будут протестовать.

Я не знал, что сказать. Только не выкидывай меня за борт, пока не будешь уверен, подумал я. Потом решил спросить, не мог ли сам 2ДЧ послать этих людей, но вовремя остановился. Если их действительно отправил за нами бакаб, то Хун Шок либо не был в курсе, либо пытался провести меня.

И потом, пусть ребятки считают, что я ближе к 2ДЧ, чем на самом деле. Спутники посвящали меня кое в какие дела, позволяли сидеть с большими дядями в столовой, но я подозревал (ну хорошо, назовем это уверенностью), что они получили приказ не сводить с меня глаз. Когда я просыпался, кто-нибудь из них непременно пялился на меня. Я никогда не выходил из строя кровных без 2 Руки или Дерьма Броненосца, которые забегали вперед, обкладывая меня с флангов. А как строго они охраняли запасы сандалий, еды, воды. Я не имел к ним ни малейшего доступа.