Текст книги "Sindroma unicuma. Finalizi (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 45 страниц)
– Царапина, – отмахнулся Мэл.
– Если зашивать, то на улице. Где ледышка?
– Пошла в туалет. Отвезу домой и вернусь в «Вулкано». Задержи ее там!
– С катушек съехал? – изумился товарищ. – И как ты это представляешь? Она же пока с места не сдвинулась.
– Сдвинется. Дэн уговорит. Задержи на полчаса, не дольше.
Макес покачал скептически головой:
– Не обернешься.
– Раньше буду, – заверил Мэл.
– Не понимаю, зачем паришься. Завтра поговоришь с ней, объяснишь, что к чему.
– Завтра будет поздно. Батя за ней держит пригляд. Пасет.
– Твоему бате сейчас не до нее. Сегодня он с Кузьмой сцепился.
– Старая песня, вернее, больной вопрос, – махнул рукой Мэл. – На повестке дня объединение дэпов* и Первого Д*, угадал?
– Оно самое.
– У бати это идея фикс. И что Кузьма?
– Заверещал. Обычно сразу в кусты прячется, а сегодня у меня глаз задергался от его воплей. До того разорался, что Рубле осточертела их грызня, и он повелел устроить проверку обоих департаментов – расходование дотаций, обоснованность потраченных средств, оперативность работы, продуктивность труда, обоснование численности. В общем, ревизия. Полный аудит с завтрашнего дня. Твой батя рванул начищать перья и закручивать хвост каралькой.
– Оппа. Влетел нехило. А-а, выкарабкается, – махнул рукой Мэл.
– Твоя сегодня в ударе. Я, конечно, предполагал, что она... ну, нарядится, накрасится... Но чтобы не отвести глаз – такого со мной еще не было.
– Советую научиться отводить, – оборвал Мэл.
– Понял, не дурак, – заверил, посмеиваясь, товарищ и сообщил новость, успевшую устареть: – Кстати, она оказалась из Влашеков, слышал?
– Про это разве что глухой не слышал, – хмыкнул Мэл. – Хотя и глухие уже знают.
– Ее папаше тоже подфартило.
– В смысле? – испугался Мэл, проведя аналогию со «счастливым» родителем, напросившемся на незапланированную ревизию.
– Ты, вообще, где сегодня был: по залу гулял или витал в облаках? Нынче на «Лицах» только и делали, что выясняли отношения: здесь подрались, там поорали. Журналюги потирают ручки от радости и целуют перья с объективами: материала хватило на год и с большой горкой.
Мэл вспомнил, как у него нестерпимо чесались кулаки разогнать толпу, собравшуюся около его мышки, а еще всплыли слова Севолода о повальном нарушении запрета на пользование волнами. Мэл и сам проштрафился, создав на стене заклинание, чтобы без помех следить за своей девочкой.
– И что с её отцом?
– Рубля снял алкаша Рафикова и поставил министром Влашека.
– Министром?! – переспросил Мэл ошарашенно. – Министром экономики?
– Ну, не обороны же, – усмехнулся Макес. – Теперь твоя – завидная невеста. Поговаривают, будто Рубля имеет на нее виды для кого-то из родни.
– Облезет, – процедил Мэл, и в его глазах загорелись зеленые ободки. – Уведу ее. Сегодня же.
– Уведешь, уведешь. Не духарись. А как же спортсмен?
– Побоку.
К ним подошел Дэн:
– Лимон предупредил, что будут три машины, расходы поровну. Касса у него, для начала сбрасываемся по штукарю, если с дамой, то две бумажки.
– Кого ждем? – поинтересовался Макес, отдав банкноту с тремя нулями.
– Девочек. Если понравится какая-нибудь, заплатишь и за нее.
– Не вопрос. И за двух выложу без проблем, – сказал Макес, посмеиваясь.
– А она согласилась? – спросил нетерпеливо Мэл, отдавая купюру.
– Поедет, не ссы. Как приличная папенькина дочка, под присмотром кавалера. Кстати, Кирюха подбивает к ней клинья.
– Пусть Кирюха вспоминает все известные молитвы и заказывает панихиду, – потер кулак Мэл. – Спортсмен рассчитался?
– Выложил, не вякнул. Видимо, есть бабло. Ледышка идет, – предупредил Дэн, посмотрев за спину товарища, и пошел обратно к шумной компании.
Мэл помог надеть шубу вернувшейся из дамской комнаты Ледышке, для чего ему пришлось сходить к гардеробу за верхней одеждой, а его девочка смотрела сквозь него, будто на пустое место. Ну, ничего, еще не все звезды погасли на небе. Мэл заставит её посмотреть ему в глаза. Притянет свою мышку за усишки и заставит.
– Я заказал такси, – предупредил он Ледышку. – Подъедет через пять минут.
Та скривилась на миг, но тут же нацепила безразличную маску. Где же видано, чтобы девушка из высшего общества разъезжала в общественном транспорте, в котором, возможно, кто-то сморкался, вытирая пальцы об обивку, или блевал? Таких девушек, как Ледышка, положено катать на дорогой машине с личным шофером, без тряски и волнений.
– Пожалуй, я тоже поеду в «Вулкано», – сказала она.
– Ты?! – от удивления Мэл растерялся.
– Почему бы и нет? – пожала плечами его дама. – С тобой я буду в безопасности.
– Скорей, наоборот, – сказал негромко Макес и, не сдержавшись, коротко фыркнул.
– Тоже неплохо. Люблю рисковых мальчиков, – улыбнулась ослепительно Ледышка им обоим.
Хочется экстремальных ощущений? Что ж, сама напросилась, – усмехнулся Мэл.
– Хорошо, – кивнул он, заметив удивленный взгляд товарища. – Пошли, сейчас подъедут машины.
****
У ненависти обнаружился неожиданный побочный эффект. Она прояснила голову и насытила её мстительной яростью.
Поначалу я твердо отказывалась от навяливаемого счастья в виде поездки в знаменитый клуб «Вулкано», где лучшие танцинги в столице, на которых отрывается элитная висоратская молодежь. Уж как заливался соловьем пестроволосый, как настойчиво расписывал прелести клуба Дэн, как поддакивал Петя: «Ну, Эвочка, ну, давай съездим!», а мне хоть кол на голове теши – не поеду, и всё. К тому же как нельзя кстати заныли ноги, накатила зевота, и начали слипаться глаза. Словом, навалилась апатия, намекавшая прямым текстом, что по биологическим часам давно пора лежать в кроватке и видеть десятые сны.
Меланхолия длилась до той поры, пока Дэн не заикнулся, что Мелёшин тоже поедет в «Вулкано», и в моей голове точно кран с кипятком сорвало. Значит, столичный принц продолжит развлечение на полную катушку под ручку со своей мамзелью, а я должна сгорать от стыда под ее гневными взглядами и переживать о собственной бессовестности?!
Нетушки! Я покажу разбалованному товарищу, живущему легко и беззаботно, где раки зимуют! И докажу им обоим – Мелёшину и его невестушке, – что умею веселиться не хуже избранной висоратской молодежи. И заткну высокомерную снежную принцессу!
Ух, как я разозлись! Злость бурлила во мне и клокотала, разрывая на части, круша запреты и устои.
Снегурочка приблизилась к кучкующейся молодежи, но сохраняла дистанцию, прозябая в одиночестве. Она словно возвела невидимую стену между собой и безалаберными детками. Еще бы, хохотать над тупыми шутками и вешаться на своего кавалера недостойно невесты Мелёшина, нужно соответствовать уровню.
Соответствуй, тянись к своей вершине, но не смей меня задевать, – покосилась я вызывающе.
Снегурочка фыркнула, дернув плечом, и задрала высокомерно подбородок.
Всё-таки странные у них отношения. Она сама виновата. Нечего потакать слабостям женишка к противоположному полу и переваливать проблему с больной головы на здоровую. Давно бы поставила Мелёшина на место и приструнила как следует, а если бы не помогло, то бросила и нашла другого – верного и надежного. Такого, как Петя, например.
Так мы и переминались у гардероба в ожидании сигнала, когда подъедут машины, а мое бурление не прекращалось. Наружная стена холла была полностью стеклянной – одно сплошное окно. Снаружи прохаживались молодцы из службы охраны, оглядывая площадь перед Домом правительства, залитую электрическим светом. В панорамном окне отражалось шумное молодежное сборище, в том числе я с Петей и Снегурочка в отдалении. Возможно, она тоже смотрела на меня в стекло и испепеляла взглядом, полным отвращения, но мне стало всё равно. Мне теперь как об стенку горох.
Да, я такая! Особенная. Сегодня на приеме вокруг вилось множество мужчин – противных и не очень, и даже попадались более-менее приятные экземпляры – и все они говорили комплименты, целовали лапку, и в их глазах читалось восхищение, к которому примешивалось еще что-то, названия чему я не знала, но эта непонятность позволила почувствовать власть над склонявшимися для поцелуя мужчинами. Захочу – и осчастливлю улыбкой. Захочу – и явлю немилость недоуменно изогнутой бровью. Захочу – и оскорблю насмешкой. Захочу – и взмахом ресниц заставлю ползти женишка Снегурки ко мне на коленях. А если кто не верит, докажу прямо сейчас.
Теперь я четко видела Мелёшина. Замутненное зрение, напавшее на меня в Большом банкетном зале, растворилось, и Мэл появился в фокусе зрения. Он топтался неподалеку у окна-стены вместе с товарищем и смотрел на меня также как в Большом банкетном зале – безотрывно, точно оголодавший.
Гляди, Мелёшин, мне не жалко. Это теперь не твоё. Любоваться можешь, а руками не тронь. Тискай свою замороженную невестушку или какую-нибудь другую счастливицу.
Я посмотрела на него и облизнулась с видом прожженной распутницы – медленно, пробежавшись языком сначала по верхней губе, а потом по нижней. Мелёшин сглотнул и взъерошил волосы. Чуть не бросился ко мне, но удержался. Интересно, как поживает его зверь?
Надеюсь, Снегурка поняла, кто играет первую скрипку в сердце её избранника? – усмехнулась я и, подмигнув развязно Мэлу, сложила губы бантиком, подставляя для поцелуя.
Мелёшина аж подбросило на месте. Разволновался, бедненький, заозирался – не ошибся ли, не почудилось ему? Не волнуйся, Мелёшин, не три глаза. Не почудилось.
Смотри, Снегурка, и запоминай. Он хочет меня. Меня, а не тебя. Попрошу – с крыши спрыгнет. Попрошу – под машину бросится. Попрошу – и унизит тебя при всех. Потому что он мой. Потому что я ненавижу – его, тебя, всех их, ржущих и хохочущих, зажравшихся висоратских деток.
– Машины подошли, – крикнул кучерявый парень, и шумная орава повалила к выходу, а следом поплелась и я, подгоняемая взбудораженным Петей.
Как предупредил Макес, у тротуара остановились три черных лимузина, похожих формами на тот, в котором мы с Петей отправились на прием. Автомобили были широкими, длинными и приземистыми.
Мелёшин усаживал свою альбиноску во вторую машину. Скатертью им дорога, и чтобы по пути свернули не туда, заплутав навечно, – послала я злобное пожелание, направившись через теплый пояс к автомобилям. Нам с Петей выпало залезть в первый лимузин, на заднее сиденье вместе с двумя парочками. Напротив, спиной к движению, уселись еще две пары. Не успела я расположиться, как парни достали зеленые пузатые бутылки и фужеры из спрятанного в нише бара.
– О! – оживились девчонки. – Первый тост – за классный вечер!
Какой же это вечер? Скорее, глубокая ночь.
Соседи по лимузину шутили, хохмили и смеялись, и Петя не отставал от них, зарядившись радостным возбуждением.
– Эва, – повернулся ко мне, протягивая фужер с шампанским. – Будешь?
– Нет, спасибо.
Злое настроение улетучилось. Я успела пожалеть, что согласилась на уговоры Пети и друзей Мелёшина. В клубе будет он сам, с ним будет его невестушка, поэтому придется усиленно изображать нежные чувства к Пете и найти силы, чтобы достойно выдержать презрительные взгляды Снегурочки. До сего момента девушка предпочитала отмалчиваться, но если откроет рот, то кто знает, вдруг из нее полезет не меньше гадостей, чем из Эльзушки? Может, выйти, пока машины не тронулись? – наморщила лоб, оглядывая респектабельный салон. Деньги есть, поймаю такси и поеду в общежитие. Мне нужно не веселиться, а обдумывать план бегства из столицы и предусмотреть множество мелочей.
Спонтанная мысль чуть было не воплотилась в действие, как вдруг дверца лимузина неожиданно открылась, и напротив нас с чемпионом уселся Мелёшин.
– О, какие люди! – воскликнул Петя и протянул ему руку. Спортсмен отбросил прочь требования здорового образа жизни и, распробовав вкус игристого, активно прихлебывал из фужера.
Мэл пожал протянутую ладонь.
– А где ваша дама? – спросил Петя. – Не поехала?
Мелёшин неопределенно махнул рукой, мол, не в курсе местонахождения своей спутницы. Ага, в последний момент вытащил ее из машины и отправил догонять эскорт пешком.
– А мы с Эвой решили расслабиться под завершение вечера. Правда, Эвочка? – чемпион притянул меня и поцеловал в щеку. Чмок получился влажный, звучный, и я не удержалась, чтобы вытереть след от поцелуя.
В глазах Мэла зародились зеленые огоньки. Пугай кого-нибудь другого своими фонариками, – посмотрела на него с вызовом и потребовала капризно:
– Петечка, мне захотелось шампанского.
Тот протянул фужер и отвернулся к галдящим и смеющимся соседям по машине. Определенно, моего парня затянуло веселье шумной компании.
Лишь мы с Мэлом не веселились. Я сделала глоток, глядя на него, а Мелёшин прищурил глаза, чтобы спрятать разгорающуюся зелень в зрачках.
Ой, подумаешь, а мы и не боимся вовсе! – закинула ногу на ногу, и Мэл опустил взгляд куда-то в район моих сапожек. И вообще, поедем мы когда-нибудь или нет? Скоро повалит толпа из Дома правительства, и ваши лимузины до утра не выберутся из пробки.
Расстегнув шубку, чтобы не употеть, откинулась на спинку сиденья и с независимым видом смаковала крохотными глотками содержимое фужера. Дверца машины приоткрылась, и в щели появилась голова пестроволосого:
– Отыщется местечко для двух сироток?
Куда тесниться-то? Разве что падать на коврик в ногах.
– Уплотнимся, – не стал отказывать товарищу Мэл и переместился на противоположную сторону. – Привстань, – велел мне, уселся возле спортсмена, а меня посадил на колени. – Залезай, Мак.
Того не нужно было упрашивать. Он подтолкнул свою подружку, сам нырнул следом, и парочка расположилась напротив, там, где секунду назад семафорил зелеными очами Мелёшин.
Я замерла с фужером в руке, напрягши спину, словно мне вместо позвоночника воткнули железный стержень. Сижу, значит, бочком на коленях у какого-то столичного принца, медленно соображаю о стремительной рокировке на сиденьях, а рядом мой парень хохочет с соседями по лимузину и рассказывает байки из спортивной жизни, приканчивая остатки шампанского напрямик из бутылки.
Плеснуть, что ли, ему в лицо из фужера? Или обоим: Пете и Мэлу. Каково?
Машина мягко тронулась, «Вулкано» стоял себе и не знал, что серая крыска собралась покорить его сегодня ночью, а чьи-то наглые руки крепко обхватили меня и прижали к горячему телу. И кто бы это мог быть?
______________________________________________________
сertamа*, цертама (пер. с новолат.) – состязание, соревнование, как правило, нелегальное
Первый Д (разг., жарг.) – Первый департамент
ДП, дэпы (разг., жарг.) – Департамент правопорядка
specellum*, спецеллум (перевод с новолат.) – зеркало
5. Противоречия
Ничего не поняла. Мелёшин сказал: «Привстань», я как заколдованная послушно выполнила указание, и вот тебе на! – отсиживаю ему ноги, а Петя – мой парень и кавалер по приему – не сподобился обернуться. А вдруг меня вытолкнули из лимузина и оставили у Дома правительства, потому что не хватило мест для желающих?
Еще бы чемпиону интересоваться мной, когда одна из девчонок, на сиденье напротив, в открытую строила ему глазки, и мое присутствие и присутствие ее спутника абсолютно не смущали девицу. Она строила не только глазки. Откинутая пола шубы и сдвинутая целомудренная пелеринка явили грудь немаленького размера, распирающую тесный лиф платья.
Немудрено, что Петя, приличный благовоспитанный мальчик, ошалел от откровенных видов, предлагаемых к бесплатному осмотру. Ладно, я допускаю, что чемпион как всякий парень в кои-то веки дорвался до халявного зрелища, но как понять девчонку, запрыгивающую на чужого кавалера, несмотря на наличие собственного спутника под боком? Может, у них в высшей лиге развязное вызывающее поведение считается нормой?
Меня накрыло раздражение. Пусть нас с Петей связывают пока что дружеские отношения, я не позволю какой-то девке выставлять себя на посмешище и отрезвлю её надменным взглядом и едкими словами, а опускаться до банального выдирания волос не собираюсь даже ради Пети. Он не заслужил, а девица – не соперница мне.
Так, сама не заметив, я уподобилась Снегурочке, для которой являлась аналогичной больной мозолью. Однако презрение не успело облечься в нужную форму.
– Петр, вы не против, что я устроил вашу даму к себе? – обратился Мелёшин светским тоном к спортсмену.
Тот обернулся с радостным лицом, прервав анекдот.
– Простите, Егор. Эвочка, пересядешь ко мне? – протянул руку, однако в голосе чемпиона я уловила легкое сожаление по поводу моего предстоящего согласия. Еще бы, тогда любование прелестями соседки по лимузину потеряет остроту. Но назло им всем – и Пете, и избалованной девице, и Мэлу – переберусь на колени к спортсмену, чтобы обломать веселье.
Мелёшин, предугадав мой порыв, сжал объятия так, что у меня перехватило дыхание.
– Что вы, Петр, мне не трудно, – сообщил он с прежней любезностью, улыбнувшись приторно. – Тем более во время движения по оживленной трассе лучше не совершать перемещений по салону. Это чревато травмами для пассажиров во время крутого поворота, при маневрировании или на неровной дороге. Любой водитель знает об этом.
Что-то я не почувствовала ни одной кочки, чтобы подпрыгнуть и удариться макушкой о потолок салона, – покосилась сердито на Мэла. Машина ехала ровно и плавно, отчего временами создавалось впечатление, будто она вовсе не двигалась, а стояла где-нибудь у обочины.
Если Мелёшин не расцепит объятия, в моих легких скоро кончится воздух.
– Конечно-конечно, – закивал ответственный Петя и, видимо, вспомнил пожелание премьер-министра о моей целости и сохранности. – Травмы для нас недопустимы. Спасибо, Егор, за предупреждение, и за помощь тоже.
Невероятно! Мелёшин опять вывернул ситуацию наизнанку получил благодарность неизвестно за что.
– В наше время стоит подстраховываться, чтобы обезопасить себя, – добавил Петя умную фразу и спросил у меня участливо: – Эвочка, ты не против?
Мелёшин сжал меня так, что в глазах выступили слезы, и я закивала согласно. По-моему, содержимое фужера выплеснулось на платье. Козлина!
Чемпион схватил мою ладошку и мокро поцеловал ее.
– Петруша, ну, где же вы? – протянула томно одна из девчонок. – Без вас веселье заглохло. И чем закончился анекдот про гимнасток?
Непохоже, чтобы шумные соседи скучали. Шампанское вливалось в висоратские глотки ударными дозами, и на коврике под ногами каталось штук пять или шесть бутылок, которые компания, дурачась, время от времени распихивала ногами.
Петю не нужно было уговаривать. Как настоящий джентльмен он повернулся к просящей даме и присоединился к обществу.
Кольцо рук ослабло, и я с жадностью вдохнула воздух. Мелёшин, словно извиняясь за вынужденную меру, потянулся, чтобы потереться носом о мою щеку, но я в запальчивости отклонилась. Значит, Мэл решил, что на приеме не случилось ничего из ряда вон выходящего, и можно продолжить заигрывание, начатое по телефону?! Или по-прежнему думает, что, стоит ему коснуться меня, и я растаю восковой фигуркой? А может быть, считает, что удушение объятиями – невинная шалость, на которую не стоит обращать внимание?
Пусть не надеется! – фыркнула оскорбленно и со всей силы опустила каблук на правый ботинок Мелёшина, с мстительным удовольствием поелозив подошвой. Где-то рядом Мэл с шумом втянул воздух и вдруг уткнулся носом за мое ухо. Он едва не охнул вслух от боли, но успел сжать зубы и стенал молча, обдавая частыми горячими выдохами мою кожу.
Так тебе и надо! – заулыбалась я злорадно. Боль физическая – мелочь по сравнению с болью сердечной.
Хорошо, что Петя увлекся новым витком веселья и новым фужером с игристым, не то, обернувшись, он застал бы недвусмысленную картину. Интересно, на этот раз чемпион опять придумал бы правдоподобное и успокаивающее объяснение поведению Мэла или, наконец, протер глаза и врезал наглецу по физиономии?
Понемногу Мелёшин оклемался от великой чести, выпавшей его ботинку, и откинулся на спинку сиденья, однако руки не расцеплял. Он глядел на мой профиль, а я демонстративно смотрела на шумных соседей по лимузину, позабыв о недопитом шампанском.
Кавалер грудастой девицы, очевидно обидевшись на равнодушие со стороны своей дамы, отсалютовал мне початой бутылкой и поманил приглашающе рукой, но затем его взгляд сместился левее, и несостоявшийся ухажер спешно отвернулся, больше ни разу не взглянув в мою сторону.
Петя время от времени отвлекался от новых знакомых и поворачивался ко мне, чтобы погладить ладошку, но интервалы между поворачиваниями и поглаживаниями постепенно увеличивались. В такие моменты Мэл сжимал меня, но несильно, памятуя о недавнем покушении на ногу.
Баш на баш, – воротила я нос от Мелёшина. В какой-то миг чуть было не ринулась с его колен, чтобы махом пересесть к Пете, но подумала: а чего ради унижаться? Чемпион и так неплохо развлекается, а мне нетрудно вытерпеть соседство Мэла, к тому же на случай посягательств имеется второй нетронутый ботинок. Интересно, от моего каблука осталась такая же вмятина, как от перчатки Тёмы в крыше Мелёшинской «Турбы»?
Чтобы развлечь девчонок, парни создали несколько шариков, похожих на мыльные пузыри. Три или четыре из них лопнули практически сразу из-за нетвердости рук опьяневших авторов. В итоге под потолком машины витали два цельных сферических пузыря и один деформированный, с неустойчивой оболочкой, напоминавший желе.
Пузыри лениво парили по салону, компания гоняла их со смехом как назойливых мух, продолжая шумно веселиться, то есть попросту пить и тупо острить, заливаясь смехом. Думаю, покажи я палец, девчонки с парнями хохотали бы до упаду.
Как назло, уродливый пузырь плавал поблизости, но никак не хотел приближаться ко мне, уворачиваясь от попыток дотянуться до него. С досады я закусила губу. Неожиданно Мэл расцепил объятия и, вытянув руку, сделал пальцами несколько пассов. Летающее желе, притянутое traheri*, опустилось в его ладонь, и Мэл поднес дрожащего уродца ко мне. Переливчатая поверхность пленки дрожала от малейшего колебания воздуха, отчего форма пузыря постоянно изменялась, рождая причудливую радужную игру света.
Я осторожно потрогала пойманного летуна. Пленка на ощупь оказалась плотной и не лопнула от прикосновения. Наверное, подвыпившие парни использовали при создании пузырей сочетание нескольких заклинаний – разрежение воздуха и ограничивание прозрачной упругой оболочкой. С одной стороны, результат выглядел простенько, с другой стороны – за внешней простотой крылось умение совмещать многоуровневые заклинания, задействуя не две и даже не три волны, а больше.
Я поиграла с пузырем: надавливая на стенки, любовалась изменением волнующихся желейных форм и игрой света. В какой-то момент обернулась случайно к Мэлу, а он смотрел не на ладонь с притянутым летуном, а на меня, и улыбался. Значит, посмеиваемся над моей детскостью?! – поджала губы и смахнула пузырь с его руки. Желе поплыло в воздухе, колыхаясь, а Мэл снова обнял меня.
Я поелозила, пытаясь сбросить плен захвативших рук, впрочем, заранее зная о бесполезности попытки. Каким образом народные массы могут показать возмущение происходящим произволом, то есть назойливыми объятиями чужого женишка? Открыто протестовать, с флагами и митингом – мне же дороже. Свидетелями недовольства станут несколько пар нетрезвых глаз, и у каждого из собравшихся в ограниченном пространстве автомобиля найдется свое мнение, не обязательно совпадающее с моим. Лучше не привлекать к себе ненужное внимание и незаметно доехать до клуба, где быстренько выбраться из капкана рук Мелёшина, а если он не отцепится добровольно, то воздействовать каблуком на его ботинок. Пока же предприму «глухую» забастовку и гордо отвернусь, как раз в сторону пестроволосого друга Мелёшина.
Повернув голову, я тут же пожалела, потому что Макес и его подружка целовались – увлеченно, слившись в страстных объятиях. На ногах спутницы пестроволосого красовались длинные блестящие сапоги, доходившие до середины бедра, а узкая полоска, обтягивавшая попу, символизировала юбочку.
Мои щеки запылали, и я перевела ошеломленный взгляд на веселящуюся компанию по соседству. Тут же полно посторонних! Разве можно, не стесняясь, тискать друг друга на виду нескольких человек?
Оказывается, можно. Еще одна парочка с краю отвлеклась от шумного действа и уделила внимание более интересному занятию, а Петя, накачиваясь спиртным, по-моему, вообще мало что видел, кроме прелестей девицы напротив.
Ужасно! Надо бы зажмурить глаза и для верности закрыть руками, потому что вид целующихся пар подействовал на меня нездорово, заставив сглотнуть. Чем бы промочить пересохшее горло?
У меня же есть шампанское, – вспомнила и затянулась остатками теплой жидкости, скривившись от противного вкуса. Куда бы выплюнуть? Холодное игристое пилось лучше, чем бодяга, из которой вышел газ. Мэл ловко выудил из моей руки фужер и стукнул ботинком по основанию сиденья. Снизу выехала небольшая пластиковая подставка с двумя колечками, в одно из которых он вставил стеклянную посудину.
Что Мелёшин себе позволяет?! Теперь я уже и выпить не могу, когда хочется? Да кто он такой, чтобы решать, что для меня лучше? И на что он намекает? На то, что пора переходить от пития к другим волнующим делам, последовав примеру друга? – вскипела я и сложила руки на груди, отвернувшись в сторону, то тут же подскочила как ошпаренная, отведя взгляд от целующейся парочки. Вправо не смотри – там Мэл поедает меня глазами, прямо не смотри – там Петя не отрывает взора от глубокого декольте, налево не смотри – там Макес приклеился к девице в сапогах до попы.
А ведь это не та девушка, с которой друг Мэла прогуливался по Большому банкетному залу, – вспомнилось некстати. На моей слегка нетрезвой памяти официальная дама пестроволосого выглядела скованно, демонстрируя светской публике длинное вечернее платье и пресную внешность, несмотря на тщательно подобранный макияж. Сейчас же в лимузине со Звенигородцевым целовалась яркая, незакомплексованная девица, не стесняющаяся показывать свои ноги, подчеркивая их длину. Не похоже, чтобы она была на приеме, её не пустили бы на официальное мероприятие в легкомысленной одежде.
Макес такой же бабник, как и Мелёшин! – осенило меня. Сплавил свою даму домой в девичью постельку и, не стесняясь любопытных глаз, поспешил развлекаться с другой – сговорчивой и доступной. Наверняка пестроволосый тоже связан обещаниями со своей избранницей, что не мешает ему отрываться на стороне.
Ненавижу! Все они одинаковы – детки из высшей лиги. Лицемерны и циничны, без стыда и совести, и в этом плане Мэл недалеко ушел. Несмотря на то, что его невестушка едет в следующем лимузине, он оставил ее в одиночестве и забрался в нашу машину с определенной целью. И какая может быть причина? – фыркнула я гневно. Только одна, ушедшая недалеко от цели его пестроволосого друга.
И верно: рука Мэла осторожно прокралась под мое платье, заставив вспорхнуть чутких бабочек, и, дождавшись, когда они замрут, поползла по ноге.
Конечно же, следовало затрепетать и отдаться на волю прикосновений, обжегших жаром, как было ранее, едва Мэлу стоило дотронуться до меня. Очевидно, и сейчас он рассчитывал на нечто подобное. Козел! Неужели Мелёшин думает, что для меня не имеет значения, связан он кем-то обязательствами или нет? То есть он считает, что мне нужно радоваться оказанному вниманию и почитать за счастье его домогательства? Не на ту напал. Я не растеряю остатки самоуважения! – захлестнуло меня волной гнева.
Прихлопнув как таракана крадущуюся по чулку руку, я ущипнула ее, вложив в щипок все имеющиеся силы. Вот тебе, бесстыжий столичный принц, играющий на наивности добропорядочных девушек! – выкрутила прихваченную кожу на тыльной стороне ладони Мэла, закусив губу от усердия.
Страдалец не ожидал воинственной выходки и, сдавленно ойкнув, попытался выдрать конечность, захваченную инквизиторским щипком. Впустую старался. Я победоносно взглянула на Мелёшина. Что, съел? Бесполезно тягаться с разъяренной женщиной, когда затронута ее честь, ее совесть, когда обмануты ее чувства.
Видимо, болевой шок ввел Мэла в неконтролируемое состояние, потому что он сделал ответный ход, свободной рукой судорожно заправив локон за мое ухо, и, потянувшись, прикусил мочку.
Я вздрогнула.
Нет, не так. Меня прострелило – от пяток и до макушки. Острый импульс прошелся по нервам со скоростью взрывной волны, а Мэл прикусывал и посасывал, перейдя с уха на шею, и снова вернулся к мочке. Почему-то касания его языка не казались мне влажными и неприятными, как прикосновения Петиных губ, когда тот целовал меня в щеку.
Я не сразу заметила, что моя рука расслабилась и, позабыв о мщении, начала поглаживать ладонь Мэла, судорожно вцепляясь в ткань платья. А паразит решил, что красный свет сменился зеленым, и его конечность двинулась дальше, невзирая на недавнее поражение в виде будущего синяка на полруки.
Какая самонадеянность с его стороны! Нет, битва еще не проигра... не проиг... не про...
Мэл снова обхватил меня, и вовремя, потому что еще мгновение – и я бы упала с его колен. Ладонь взбиралась выше, поглаживая, его рот творил нечто невероятное, обласкивая вниманием небольшой участок кожи, но и этого мне хватило с лихвой.
По-моему, я помогала продвигаться руке Мэла, изучающей чулок на гладкость. Когда его пальцы добрались до резинки, он на миг замер, прервав нахальное наступление, но тут же, не дав мне протрезветь от ощущений, двинулся вверх по бедру, только еще крепче прижал к себе, и еще настойчивее стали его губы.
Только бы не застонать в голос, – мелькнуло где-то на периферии сознания, когда я откинулась назад, запрокинув голову, – пьяная, хмельная, но не от шампанского, а от близости Мэла, его напористости, от настойчивых ласк.
Я сильная. Немножко потерплю отвратительное поведение Мелёшина и покажу, как и где зимуют... О чем это я? Кто недавно заявлял, что поднятой бровью заставит Мэла плясать под свою дудку? Это я утверждала, гордая и независимая. Так и есть. Еще чуть-чуть помучаюсь, а потом с негодованием нахлещу по мартовской котячьей физиономии.
