Текст книги "Sindroma unicuma. Finalizi (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)
Телохранители препроводили до четвертого этажа – туда, где теперь обитал Мэл, а вместе с ним и я.
Шаги и голоса отдавались гулко в пустых комнатах. Створка окна присохла за зиму, и Мэлу пришлось поднапрячься, чтобы впустить свежий воздух в помещение. С улицы ворвалось чирканье воробьев, и потянуло едва уловимым запахом дыма. Наверное, в квартале по соседству жгли прошлогодние листья.
Вот мы и дома. И что дальше?
Я растерялась. В первое пребывание здесь, меня опьяняла радость оттого, что Мэл рядом и что все вопросы разрешились. О большем и не думалось. А сейчас, посреди пустой комнаты с пыльным подоконником, вдруг одолела нерешительность. Одно дело сказать: «хочу жить с тобой», а другое дело – жить в квартире, где из мебели лишь кровать и холодильник.
Сперва в стационаре института, а затем в лечебнице для меня готовили завтраки, обеды и ужины, горничные наводили порядок в «Апельсинной», приносили чистую и выглаженную одежду, меняли постельное белье. Но в общежитии не было поваров и горничных. Кто будет убирать и готовить еду?
Кто, кто? Оказывается, к хорошему быстро привыкаешь, как привыкаешь к лености и праздности, забывая, зачем природа наградила хомо сапиенс руками. А именно затем, чтобы трудиться.
Итак, вокруг пусто и голо. Практически ноль. Что напрашивается в первую очередь?
– Нужно сложить куда-нибудь одежду. И на чем-то сидеть. И съедобного бы прикупить, – озвучила я неуверенно.
Мэл не стал спорить и протянул купюру с тремя нулями:
– Я – за стульями, ты – за едой. Хватит или мало? Не разбираюсь в ценах.
Тысяча на продукты?! Это же мизер! В Моццо мы питались в столовой лечебницы, где заказывали меню на любой вкус и цвет. Еще баловались мороженым и ледяным лимонадом во время прогулок, но кафе обходили стороной, при молчаливом обоюдном согласии решив тратить деньги на развлечения, весьма недешевые в курортной зоне. Так что штукаря хватило бы лишь на буханку хлеба без масла.
Внезапно в памяти всплыла горстка монеток из оклада младшего помощника архивариуса, благодаря которой мне удалось выжить, а еще пятьдесят висов в качестве пособия для низших категорий сотрудников, ставшие расчудесным подарком от Стопятнадцатого. И ведь я шиковала на эти деньги и была счастлива. А тут – целая ты-ся-ча! С другой стороны, Мэл не привык грызть сахарные плитки и пить чай на развес с карамельками.
– Это много, – сказала я, помахивая банкнотой. Хватит или нет? Не уверена.
– Это мало, – заверил Мэл. Ну да, если кушать молодую оленину, вымоченную в вине, то и десять штукарей сдует зараз как дым.
А ведь у Мэла есть предпочтения в еде. Он любит горячие бутерброды, многослойные пироги и многокомпонентные блюда, охотно ест морепродукты и рыбу, а также мясо во всех видах. Кроме оленины, разумеется. С неохотой поглощает супы и воротит нос от макарон и каш. Еще приемлет коктейли и соки. Воду как напиток не понимает. В лечебнице Мэл добавлял в стакан дольку лимона и ложку сахарного сиропа. А еще он – сладкоежка, но, в отличие от меня, имеет чувство меры. В общем, мой мужчина – привереда.
Мэл оторвал от раздумий.
– Будь осторожна, Эва. Ты вернулась туда, где тебя хотели убить. И каждый, кто учится или работает в институте – под подозрением. Даже в общежитии небезопасно. Прежде чем выйти из комнаты, вызывай охрану. – Он достал из кармана куртки знакомый браслет. – Если потребуется куда-нибудь съездить, тебя отвезут на машине дэпов*. Не шути со своей жизнью.
«И с моей» – не стал он добавлять, но я поняла и без слов. Вот уж не собираюсь рисковать. Счастье досталось дорогой ценой, чтобы запросто порушить всё, чего мы с Мэлом достигли.
– А где охранники?
– Они будут дежурить круглосуточно. Для них выделили комнаты на этом этаже. Напротив.
Наверное, вопросы моей безопасности были заранее оговорены с администрацией института, коли комендантша не перегородила мощным бюстом вход в общежитие, а наоборот, предоставила в распоряжение дэпов* студенческие апартаменты. С некоторых пор телохранители стали моими неизменными спутниками. У всех нормальных людей одна тень, а у меня теперь – три или четыре, а иногда и больше, и придется свыкаться с их вечным присутствием.
Вот и сбылись больные фантазии. Охранники, зажимающие меня на лекциях в тисках накаченных мышц... Подслушивание и подглядывание в целях безопасности...Свечка у кровати... Тотальная проверка пищи на наличие ядов... Совместные праздники... Хотя нет, в компании невозмутимых мордоворотов самое веселое мероприятие обречено на провал.
– Получается, я добровольно вернулась туда, где кто-то желает моей смерти. Сама же лезу в пасть к людоеду. Это похоже на безрассудство и глупость.
– Похоже, – согласился Мэл. – Но тебе нужен аттестат. Можно перевестись в другой ВУЗ, но где уверенность, что на севере или на востоке страны преступник не закончит однажды начатое? А здесь столица. Случись что-нибудь непредвиденное, и тебе помогут и защитят. Тут хорошее оснащение, уникальное и сложное оборудование, лучшие специалисты под рукой. Тут твой отец... и мой тоже, – добавил он неохотно.
– И, конечно же, замешана политика?
– И она тоже, – признал Мэл нехотя.
Тут и гадать нечего. Оба родителя выигрывали на моем присутствии в институте, зарабатывая очки к имиджу. Мелёшин-старший демонстрировал четкую и слаженную работу объединенных департаментов, а мой отец демонстрировал стойкость духа и смелость как наследственную черту в семье Влашеков. Да и мне перепало достаточно щедрот. Продолжение учебы гарантировало получение аттестата без пряток и притворства той, кем я никогда не являлась. Хотя вру. Придется изображать висоратку с сильным волевым характером, несломленную слепотой к волнам.
– Жмешь сюда, и загорается зеленый огонек, – объяснил Мэл. – Через десять секунд тебя ждут у двери. Эва, пожалуйста, используй браслет даже в общежитии. Я не смогу быть все время рядом и не услежу.
– Обязательно. Не волнуйся, – обняла его.
Я попросила Мэла составить список любимых продуктов, и он записал свои предпочтения в короткий столбик на тетрадном листке.
– Остальное выбирай сама. И не забывай про очки, – напомнил мне о конспирации.
– Очки не помогут. Машина дэпов* как фонарь в ночи. Её трудно не заметить.
– Тем не менее. У дэповских тачек максимальный уровень безопасности. Если машина утонет, она превращается в батискаф с маяком и запасом кислорода, воды и пищи на трое суток. И выдерживает давление в пять атмосфер. И фильтрует зараженный воздух. И не пропускает радиацию...
– Ого! – не удержалась я. – А автопилот есть?
– Нет, – покачал головой Мэл, не поняв шутку. Всё, что касалось моей безопасности, напрочь отбивало у него чувство юмора.
– А где возьмешь стулья и стол?
Он не стал вдаваться в подробности.
– Это моя проблема. Иди уж, добытчица, – шутливо напомнил о продуктовой миссии.
Ладненько. Посмотрим, у кого из нас будет богаче улов.
Неожиданно в голову пришла светлая мысль. Воспользовавшись моментом, когда Мэл ушел на кухню, я прокралась по-шпионски к своей сумке и торопливо отсчитала тысячу висоров. Мэлу необязательно знать потраченную сумму. А если попросит показать чек, оскорблюсь тем, что мне не доверяют.
Задание ясно: купить продукты. Но где? Появление дэпов* в квартале невидящих вызовет переполох среди жителей, и охрана упомянет о вояже по сомнительным местам в ежедневном рапорте, который попадет к Мелёшину-старшему. До центра долго добираться, к тому же цены там задирают безбожно. Будем выбирать подходящую торговую точку методом тыка.
Пришлось водителю ехать окраиной на небольшой скорости, прежде чем мой выбор пришелся на продуктовый магазин в спальном районе. Охранники следовали за мной и наполняемой тележкой с привычными каменными лицами. Ох, и пометалась же я с непривычки между стеллажами, возвращаясь обратно по нескольку раз. На будущее составлю полный список продуктов, чтобы не кружить по рядам, соображая, что уже сложено, а что забыто. Покуда же ориентиром и идеалом, к которому нужно стремиться, служил холодильник Мэла, чье богатейшее содержимое отпечаталось в моей памяти. Заодно, поглядывая на ценники, я понемногу избавлялась от интоксикации роскошью и числами с большим количеством нулей.
Воскресным вечером магазин погрузился в сонное болото, и все же кое-то из немногочисленных посетителей узнал дочку министра экономики. Двое парней направили в мою сторону телефоны, решив зафиксировать сумбурное брожение по торговому залу. Охранники отреагировали раньше, чем я. Один из них понесся как носорог к незадачливым папарацци, а потом его широкая спина закрыла обзор. Наверное, телохранитель по-тихому калечил технику наглецов, посмевших запечатлеть хаотичный вояж среди продуктовых стеллажей.
В результате покупательского забега набралось восемь больших пакетов на семьсот висоров, а также выяснилось, что тележка напичкана вис-улучшениями в виде бездонности, позволяющей вмещать безразмерные покупки. Хорошо, что я притомилась бродить по рядам, не то собрала бы половину магазина и не заметила.
Охранники вели себя так же вежливо и предупредительно, как и Мэл, открывая двери и неся к машине объёмистые пакеты с продуктами. Вернее, нес покупки один, а второй в это время бдил. Они разве что не пропускали вперед в целях безопасности, прикрывая мой драгоценный анфас и тыл. Наверное, они учились в той же школе для благовоспитанных мальчиков, что и Мэл.
Теперь я живу вместе с ним. Мы будем есть за одним столом, – размышляла, усевшись на заднее сиденье. Придется готовить, мыть посуду, выносить мусор, стирать грязную одежду, гладить... Ё-моё! – пробил меня озноб. Ладно, допустим, в лечебнице Мэл видел, как сушится мое белье на батарее в ванной. Свое же он бросал в короб и получал от горничных вместе с чистыми и отутюженными рубашками, футболками, брюками, носками. А теперь горничные тю-тю. Остались в Моццо. Но жизнь-то продолжается. На рубашках пачкаются воротники и манжеты, появляются случайные пятна. Как организовать стирку и глажку в пустых комнатах? Прежде я не задумывалась об утюгах, предпочитая немнущиеся вещи, и стирала в тазике. Шоркала чуток и вешала сушиться. Но теперь нужно думать и о Мэле. Доверь он мне погладить рубашку или футболку, и я тут же прожгу в ней дыру.
Что делать? – накатил на меня приступ паники. Нужны рубашки, которые не мнутся и самоочищаются, как скатерть в лечебнице. Под эти запросы подходят разве что доспехи, но и они требуют ухода.
В общежитской квартире надо периодически делать уборку, готовить завтраки, обеды, ужины. Выбрасывать мусор.
Но ведь нет мусорного ведра! И нет ложек и тарелок! И кастрюльки со сковородкой нет. И ножей с поварешками. И салфеток нет, как и стаканов. На окнах нет штор. Нет плиты. Вообще шаром покати.
Ужас! Даже голова закружилась от неожиданного открытия.
Покружилась немножко и перестала. Зато заработали извилины.
Все-таки не зря я прихватила денежки про запас, – похвалила себя за сообразительность. В хозяйственном универсаме, найденном через пару кварталов, остаток наличности ушел на покупку всего того, что успело прийти на ум. Кассир уставился на меня как на седьмое чудо света, пока один из охранников не дернул его за рукав, приводя в чувство. Наверное, служащий потом без продыху рассказывал друзьям и знакомым, что дочка министра экономики купила ведро под мусор как простая смертная.
Чувствую, мою внешность не замаскирует даже противогаз.
По приезду в общежитие телохранители препроводили меня до двери с табличкой «аз есмь», а пакеты с покупками занесли в комнату напротив.
– Стандартная проверка, – пробасил один из соглядатаев.
Как объяснил Мэл, охрана привезла в общежитие аппаратуру для просвечивания подозрительных предметов.
– Просканируют и принесут, – успокоил он.
Мэл еще много чего говорил о мерах, принятых для моей безопасности, но я с обалделым видом наблюдала за метаморфозами, произошедшими с комнатами, и пропустила лекцию мимо ушей. Во-первых, на полах появились паласы – не роскошные, но вполне приличные. Во-вторых, угол занял трехстворчатый шкаф с зеркалом в полный рост. Беглый осмотр выявил пару стульев с мягкими сиденьями, кухонный стол и плиту на кухне, тумбовый стол в дальней комнате, две настольных лампы с пустыми патронами и тумбочку. А при входе были навалены кучей какие-то деревяшки и шурупы.
– Вот это да! – выдавила я восхищенно, отойдя от изумления. – Это же настоящее богатство!
Месяц, проведенный среди элегантной роскоши правительственной лечебницы, заострил мой взгляд на качественные вещи, и тот выявил, что мебель в нашей квартирке – нова-новехонька. Пусть дизайн без изысков, зато функциональность и удобство налицо. Взять тот же шкаф с разнокалиберными, но вместительными полками и пустыми плечиками, покачивающимися на перекладине.
– Ой, Гошик! – повисла я на Мэле. Мой добытчик! – Как тебе удалось?
– Нужно знать места, – ухмыльнулся он. – Завтра принесут гардины. И у нас есть время составить список недостающей мебели.
Я вдруг вообразила, что Мэл истратил на покупку последние деньги или занял у друзей.
– Сколько... всё это... стоит? – от волнения у меня утратилась способность связно говорить.
– Считай, ты не слышала, что в запасниках комендантши пропадает без дела немало полезных вещей, – раскрыл он секрет.
Уф! Можно упасть на стул и, выдохнув облегченно, пригрозить:
– Смотри у меня. Я ревную даже к столбу. Что ты должен тётке-вехотке?
– Парочку пикантных историй из жизни кинозвезд и несколько автографов.
– Неужели среди твоих знакомых есть звезды экрана?
Хотя чему удивляюсь? Правильнее перефразировать вопрос: «Неужели остались люди на этой планете, с которыми Мэл не знаком?»
– Есть, – подтвердил он. – Если хочешь, представлю тебе кого-нибудь при случае.
Вот каково. Не я буду хвастать тем, что пожала руку известному актеру, а он станет рассказывать всем, что имел честь общаться с дочерью министра экономики.
Выяснилось, что Мэл собирал шкаф для верхней одежды и обуви, и довольно ловко. То, что пространственное мышление у него развито на «отлично», я поняла еще при сборке икосаэдра, но чтобы изнеженный столичный принц управлялся с дрелью – казалось диким и не вязалось с Мэлом.
Он посматривал на меня, посмеиваясь. Видимо, его веселило, что мое внимание приклеилось к процессу вкручивания шурупов, а глаза округлились от изумления.
– Эвка, есть хочу.
И я подорвалась на кухню. Разволновавшись, поначалу не смогла сообразить, чем кормить моего работягу и как угодить ему, но продышалась и успокоилась. В пакетах, проверенных дэпами*, полно полуфабрикатов. Сейчас набьем холодильник, опробуем новую сковородку на новой плите и настругаем салатик.
Ну и пусть огуречные кубики напоминали чурбанчики, а вместе с зеленым луком порезался палец, – наш первый ужин останется в моей памяти навсегда. Во-первых, я забыла купить салатницу, и пришлось приспосабливать кастрюльку. Во-вторых, не вспомнила о разделочной доске, и вообще, не учла множество мелочей, необходимых на кухне. Но Мэл не стал комментировать качество ужина, и его завидный аппетит пролился бальзамом, вселив в меня уверенность.
В мое отсутствие Мэл сделал перестановку на кухне, и стол органично вписался в угол, а холодильник не выпирал как прежде, загромождая помещение. Я умиленно поглядывала по сторонам. Мне ужасно нравилась кухонька, неуловимо напоминавшая жилище Олега и Марты. Если приложить капельку усилий и фантазию, здесь станет по-домашнему уютно.
– Денег хватило? – спросил Мэл, отвлекши от мыслей.
– Хватило, – отмахнулась я беспечно.
– И на это? – повертел он нож в руке. Самозатачивающийся, с автоматическим контролем угла заточки лезвия.
– И на это. И еще двадцать висов осталось, – соврала, не моргнув глазом. – Случайно наткнулась на магазин со скидками.
– Это хорошо. Эва... – Мэл на секунду замялся, но продолжил твердо: – Мы будем жить в общежитии. Это раз.
Я кивнула.
– Деньги, которые лежат в банке, и которые выделяет Рубля, не трать. Это два.
С моей стороны снова последовал кивок, но неохотнее и не сразу.
– Ты уже поняла, что некоторое время «Инновация» обойдется без нас, а мы – без неё, – сказал Мэл, умело поставив меня перед фактом экономии, хотя у нас были разные представления о скромном образе жизни. Для него невозможность бывать в элитном кафе приравнивалась к бедности, а в моем понимании экономией считалась сухарная диета, то есть сухари на завтрак, обед и ужин изо дня в день.
– Тогда твоя «Инновация» разорится, – пошутила я.
Было бы глупо изображать удивление словами Мэла. Мы понимали друг друга в достаточной мере, чтобы огибать скользкую тему его отношений с родителями. Наверняка они выдвинули ультиматум сыну: на первом месте может быть или семья, или чужая девчонка. Во втором случае забудь, что существуют родственники, и выкручивайся, как знаешь.
– И последнее. Я устраиваюсь на работу. Это три.
– На работу?! А как же институт? – опешила я. Слова Мэла повергли в ступор. Почему он поставил перед фактом, не посоветовавшись со мной?
– Неточно выразился, – поправился Мэл. – Буду ходить в институт и подрабатывать.
– Но ведь это большая нагрузка – и учиться, и работать! Давай подождем до окончания четвертого курса. Есть деньги Рубли, и в банке лежит достаточно...
– Нет, – отрезал он. – Мы живем вместе, и я отвечаю за тебя.
– Вот именно, мы живем вместе. Давай складываться пополам, – не отступала я.
Но Мэл уперся – не сдвинешь. Сказал: «Не обсуждается», поцеловал, поблагодарив за ужин, и ушел заканчивать сборку шкафчика, а я на автопилоте мыла новокупленную посуду.
Из перечисленных пунктов меня потряс третий. Мэл будет учиться, работать да еще готовиться к семинарам, писать рефераты, читать факультативную литературу – и всё из-за меня. Он пошел на принцип, отказавшись от родительской поддержки, и это очередной минус мне. Из-за меня Мэл будет возвращаться поздно. Он станет уставать. Появится раздражение, которое перерастет в невроз, а затем в стресс и депрессию.
Фантазия нарисовала Мэла – со впалыми щеками, изможденного, ползущего на последнем издыхании в институт после ночной разгрузки товарняка. О нет, это выше моих сил!
Ко всему прочему, подзуживал внутренний голосок: если Мэл начнет подрабатывать, у него не останется времени на меня. Конечно, когда-нибудь институт будет окончен, нам вручат аттестаты, и начнутся трудовые будни. Но старт намечался на следующий год, а не со дня на день. Я еще не надышалась Мэлом, чтобы делить его с работой.
Даже собранный им шкаф не радовал. Вечер потускнел.
– Ты все-таки расстроилась, – заключил Мэл, сматывая шнур от дрели.
Я обняла его и прижалась.
– Не хочу. Не отпущу.
Пусть эгоистично, но это так.
– Всё будет в лучшем виде, – заверил оптимистично Мэл. – Дед уже договорился. Полдня – в институте, после обеда – подработка, вечером – дома.
«Дома»... Здесь, где мы теперь живем.
– Вдруг отстанешь от курса? И будешь уставать... А наблюдение врачей? – всполошилась я, вспомнив. – Тебе нельзя перенапрягаться!
– Эвка, ты заражаешь меня страхами, – рассмеялся он. – Тысячи людей одновременно учатся и работают, и в этом нет ничего страшного. Завтра после обеда поеду на собеседование в компанию. Они специализируются на вис-улучшениях.
– Так скоро? – совсем скисла я.
Мэлу надоело мое нытье и расстройство.
– Я думал, ты порадуешься.
– Я радуюсь.
– Что-то незаметно.
Он притянул меня к себе:
– А знаешь, что? Давай составим список вещей, которых нам не хватает для нормальной жизни. Ты – свой, а я – свой. И потом сверимся.
Я согласилась – поначалу с неохотой, но потом увлеклась. Мы бродили по комнатам, загадочно поглядывали друг на друга и строчили на листочках. Исписав их вдоль и поперек, улеглись на кровати и начали сверку. Оказалось, что наши мысли совпадали в некоторых вопросах, как-то: насчет плафонов, штор, карнизов и коврика в душевой. Но Мэл мыслил масштабнее, а я скатилась в мелочи. В его списке оказался пылесос, печка для быстрого разогрева, телевизор, стереосистема с акустикой, накопитель дисков с музыкой, полки для того и полки для сего, большое зеркало на входную дверь, турник, вторая тумбочка, вертящийся стул, диван, кресла и трюмо. Как сказал Мэл, оно предназначалось для бесчисленных косметических флакончиков, тюбиков и бутылочек, чем смутил неимоверно. О трюмо следовало упомянуть в моем списке, а я совсем забыла, потому что меня гораздо больше обеспокоило отсутствие крючочков, кухонной утвари и прочих хозяйственных мелочей. А, еще разволновали стиральная машинка с утюгом и гладильной доской.
Под конец, зачитывая пункты, мы хихикали и подтрунивали друг над другом. У меня поднялось настроение.
– Неужели тётка-вехотка отдаст свою заначку? – поинтересовалась я, размахивая листочком. – У нее и стереосистема есть?
Мэл рассмеялся:
– Есть диван и кресла. Это точно. И стулья тоже есть. И плафоны с карнизами. А остальное купим.
Я попробовала еще раз заикнуться о совместном бюджете, но Мэл предупредил с недовольными нотками:
– Не нервируй меня, Эва. Я страшен во злобе. Завтра будешь зевать весь день.
Умеет же товарищ увиливать от темы и сбивать с курса.
– С утра пойдем в институт, – продолжил Мэл. – На занятиях сядем вместе. Дэпы* будут ожидать в коридоре. Питаться будем здесь. Ничего не бери в руки, не ешь и не вдыхай, пока не разрешит охрана.
– Какой ты серьезный и строгий... Настоящий секретный агент, – промурлыкала я, поиграв многозначительно бровью.
– Эвка, ты вникла в мои слова? По-моему, витаешь в другом месте.
– Вникла, вникла, – пробурчала, перейдя на серьезную волну Мэла. А нечего было отвлекать. – Вовсе не собираюсь вести себя как ребенок.
С теснотой кровати я свыклась быстро. Мне всегда нравилась возможность забрасывать на Мэла руку или ногу и прижиматься к нему. И вообще, нравилось переплетать наши пальцы в замок или рисовать на спине Мэла узоры, когда он отдыхал на лежаке, уморившись после дальнего заплыва, или гладиться щекой о его небритость, или пересчитывать его родинки, целуя каждую, или легонько обдувать шею у линии волос, будя утром, или «разрисовывать» лицо пальцем. Да разве всё перечислишь? То, что по-научному называется тактильными ощущениями, в моем клиническом случае обострилось в десятки, в сотни раз рядом с Мэлом. Я чувствовала его каждой клеточкой кожи. Я узнала бы его с закрытыми глазами из тысячи похожих мужчин. Если Мэл и считал навязчивой мою потребность в прикосновениях, то ни разу выказал недовольство ущемлением своего личного пространства.
– Я думал, ты никогда не простишь меня из-за пацана, – сказал он вдруг.
– Егор... – начала я и замолчала, придавленная нахлынувшими воспоминаниями. Но сейчас они причиняли не боль, а грусть. Радик изменил нас. Мы стали взрослее, мудрее, и мы учились пониманию и терпению. Я испытывала безмерную радость, что Мэл не воспринял гибель Радика так же равнодушно, как троица, спровоцировавшая парнишку на отчаянный поступок. Страшно, когда душа черствеет.
– Слышал, что у той девчонки отросли крылья?
– Да. И видел. Правда, фотка размытая. Мак переслал. Хочешь взглянуть?
– Спрашиваешь!
Мэл поиграл телефоном, нажимая на кнопки, и протянул мне. Изображение на экране действительно оказалось нечетким: силуэт – то ли мужской, то ли женский, а за спиной – нечто, похожее на большой рюкзак. Куда подевалась красотка, вскружившая голову простодушному первокурснику?
– Как думаешь, она понесла наказание из-за Радика, или её одарили крыльями по чистой случайности?
– Вряд ли вышло непреднамеренно. Похоже, пацан успел проклясть обидчиков перед смертью.
– Радик?! Он не поступил бы так. Не верю! Нет и еще раз нет! – замотала я головой. – Проклятие, поразившее троих за одну ночь... Чтобы перенести человека в иную реальность и заточить в зеркале, нужно иметь немыслимые способности... Нужно быть богом! Это за пределами понимания. А Радик видел волны через раз и учился с трудом.
– Ненависть может послужить достаточным толчком, – пожал плечами Мэл.
– Нет, Радик не мог! – возразила я горячо. – Он винил себя в слабости, но никогда не упрекнул бы тех, троих, в подлости. Его зверь не позволил бы!
– Зверь?
– Ну-у... Радик был «грязным». После аварии у него появились потенциалы, поэтому он и получил дефенсор*. А еще видел зверей, живущих в каждом человеке.
– И твоего зверя видел?
– И моего. И твоего. У каждого из нас есть свой зверь.
– Наверное, это своеобразное видение души. Или пацан мог наблюдать ауру, которую его мозг трансформировал в иную форму, – предположил Мэл. – И какой зверь живет в тебе?
– Средненький.
Его не удовлетворило мое отнекивание. Более того, Мэл заинтересовался.
– Ну-ка, ну-ка, рассказывай, – навис надо мной.
– Ничего особенного. Зверь как зверь. Ленивый и неповоротливый, – отшутилась я.
– А обо мне что говорил? – не отставал Мэл. – О моем звере?
– Тоже мало интересного. Что зверь постоянно в движении, – сымпровизировала я, переиначив слова Радика.
– А еще что?
– Теперь уж не упомню, – увильнула от ответа.
Мэл задумчиво накрутил мой локон на палец:
– В движении... Не густо...
Запиликавший телефон отвлек от допроса. Прежде чем ответить, Мэл взглянул на экран.
– Добрый вечер, – поздоровался вежливо, хотя дело подошло к ночи. – Нет... Конечно... Во второй половине дня... Спасибо, хорошо... Понимаю... В среду в семь... Договорились. До свидания. Со всем уважением к супруге и детям.
Каков дипломат! «Со всем уважением к супруге»...
– Эва, звонил твой отец...
Я замерла. Что нужно папеньке? Лучше бы не слышать о нем до вручения аттестата.
– Ты вернулась в столицу. Нужно показать обществу, что ты жива и здорова. Несколько официальных снимков в кругу семьи. Фотосессия.
О какой семье речь? Мама и Мэл – вот и вся моя семья.
Заметив мой оторопелый вид, он разъяснил:
– Ты, твой отец и его жена.
– Не хочу! – выдала первое, что пришло в голову, и села на кровати, нервно грызя ноготь. Мэл оказался рядом, обняв.
– Нужно, Эва. По-другому никак. Привыкай.
Понятно, что за всё хорошее нужно платить, но мне ужасно не хотелось встречаться с родителем и мачехой. Настроение скакнуло в минус.
– Я боюсь... О чем нам говорить? Как правильно себя вести? ... И нужно одеться подходяще! И прилично выглядеть! – вскочила и заходила туда-сюда.
– Поэтому фотосессия переносится с понедельника на среду. У тебя будет время, чтобы подготовиться.
– Где пройдут съемки? – разнервничалась я.
– В доме твоего отца.
– Ты же не бросишь меня? – кинулась к Мэлу.
– Поедем вместе. Ты справишься.
– А если журналисты начнут задавать вопросы? Вдруг поинтересуются о нас с тобой? Что отвечать?
– Успокойся. Это обычное фотографирование. Интервью не будет. О нем договариваются задолго до назначенного времени. Заранее составляют вопросы, заранее готовят ответы, которые проверяют цензоры и шлифуют специалисты по разговорной речи и дикции. Тебе останется заучить и повторить с репетитором.
Ничего не скажешь, основательный подход. Никаких экспромтов и отсебятины. Наверное, и шутки разбирают по буковкам, чтобы звучали смешно и непринужденно.
– А нас с тобой будут фотографировать? И почему журналисты не писали о нас?
– Не так давно ты говорила, что не хочешь публичности. Что-то изменилось? – улыбнулся Мэл.
Может быть. С одной стороны, не хочу, чтобы в нашу жизнь лезли репортеры и рылись в грязном белье, а с другой стороны, пусть все узнают, что Мэл – мой. Пусть знает вся страна – и Эльзушка, и Снегурочка, и прочие сливки светского общества.
Я опять вскочила и забегала перед Мэлом:
– Так... Пересмотреть гардероб... Обсудить с Вивой стиль и прическу... Съездить в переулок...
Ему надоело мое мельтешение.
– Иди сюда, – притянул и усадил на колени. – Теперь тебе не спрятаться от чужих глаз. Твоя жизнь изменилась. Ты не видишь волны, но не боишься смотреть людям в глаза. И пусть у вас с отцом натянутые отношения, согласись, он выжал из покушения максимальную пользу, не забыв о тебе.
Соглашусь, – отвела я взгляд. Но отец сделал это, прежде всего, преследуя собственную выгоду.
– Предупреждаю сразу: готовься морально. Тебе придется бывать на мероприятиях разного уровня и сталкиваться со своим отцом... и с моим тоже... и с Рублей. В следующее воскресенье запланирован концерт по случаю открытия Академии культуры. Не сегодня-завтра на твое имя придет приглашение.
– Поеду только с тобой. Вместе. И сидеть будем рядом! – схватилась за Мэла как утопающий за соломинку. – Тебя ведь тоже пригласят, да?
– Пригласят. Эва... – замялся он. – Здесь столица, а не курорт. Не успеешь чихнуть, а тебе уже приписывают янтарную чуму в последней стадии. Наверняка сплетни долетели и сюда. Зачем давать повод для слухов?
– Ну и что? – заупрямилась я. – Пусть летают. Теперь неважно. Придумай что-нибудь, – прижалась к Мэлу и добавила жалобно: – Пожалуйста!
– Ладно, – хмыкнул он. – Все равно скоро узнают.
Я вздохнула с облегчением. Без своего мужчины – никуда.
– Почему отец позвонил тебе, а не мне?
– Потому что, – сказал Мэл со смешком. – Наверху не приветствуется, чтобы женщины принимали решения самостоятельно. За них решают родственники по мужской линии – отец, братья или муж. Конечно, в единичных случаях встречаются деловые дамы. Эти леди имеют бульдожью хватку и зарабатывают имя, шагая по трупам. Вообще-то за тебя отвечает отец, но он передал права мне, потому что мы с тобой теперь живем вместе.
– Делитесь правами, а мне знать необязательно? – ощетинилась я. – Передаете из рук в руки как вещь?
– Как сокровище, Эвочка, – уточнил он, заправив прядку волос за мое ухо.
– Хорошо! – вспылила я. – Предупреждаю, что не стану молчать о заначках тётки-вехотки и расскажу Стопятнадцатому. И не буду спрашивать твоего разрешения!
