Текст книги "Sindroma unicuma. Finalizi (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)
– Эва... – начал Мэл и уставился в окно, взъерошив рукой волосы. Продолжая обнимать меня, он достал из кармана какую-то баночку, и, откупорив, начал пить. Что это? Напиток, прихваченный впопыхах из клубного подвала? Вроде бы от Мэла не пахло алкоголем, да и за руль он не сел бы, будучи нетрезвым.
Я протянула руку, и Мэл подал баночку. На ней был нарисован юноша в крылатых сандалиях, взмывающий к небесам, а ниже надпись гласила: «Энергетик ультралёгкость». Содержимое пахло кофе и еще чем-то, похожим на миндаль и карамель.
– Зачем? – вернула баночку, и Мэл допил из нее в несколько глотков. Сжав пустую жестянку рукой, он метко забросил лепешку в урну у зеркала.
– Чтобы не спать. Я ведь не спал, Эва, – пояснил, снова обняв меня.
Нечего обвинять других в бессоннице. Так Мэлу и надо! Он заслужил хотя бы толику моих страданий. Пусть на своей шкуре поймет, каково мне было видеть его вместе с замороженной принцесской. С без пяти минут его невестой.
– Я тебя искал.
Вот так новость! А я-то думала, он утешал свою Снегурочку и отпаивал каплями будущего тестя с тещей. Не поздновато ли для поисков? День на дворе, солнце в зените. Мэл искал, а я сама нашлась. Видно, не там искал или врет.
– Интересно, где? По подвалу рыскал?
– Сначала в подвале, – подтвердил он ровно. – Потом Мак искал по первачам* и дэпам*, Дэн – по больницам, а я... по моргам.
Я решила, что ослышалась. Дурацкая шутка и несмешная.
– То есть как по моргам? Неужели и туда...?
Мне не хватило сил договорить. Перед глазами возникла картина драки в клубном подвале. Люди, сошедшие с ума, крики, стоны, ругательства...Ужасно.
– И много?
– Раненых? – усмехнулся Мэл. – Достаточно.
– Нет... тех, которых... – в моих легких вдруг скончался кислород.
– Лучше не спрашивай, – Мэл выпустил меня из объятий и опять отвернулся к окну.
Значит, в массовом побоище не просто наносили увечья друг другу. Там погибли люди, и, судя по посуровевшему лицу Мэла, таковых оказалось немало. Возможно, deformi*, предназначенное мне и попавшее в другого человека, вывернуло его шею, сломав с хрустом позвонки, или скрутило, согнув натрое, и превратило в тряпичную куклу. В пожизненное растение.
Меня затошнило.
Неисповедимы наши пути. Решил человек воскресным вечером поднять настроение в клубе, а в результате отправился прямиком на каталке в морг. Или пришел в «Вулкано» не развлекаться, а заработать денег, как, к примеру, Кирилл или Джем, или Михалыч.
– А Петя? Что с ним? Он... жив? – вдруг осипла я, не заметив, что приложила руку к груди и затаила дыхание в ожидании ответа. Мэл знает, что стало с чемпионом. Он не может не знать.
– Жив твой Петя. Цел и невредим. Посидит денек-другой в отделении, очухается и поймет, что натворил, – процедил Мэл и вдруг закричал: – Какого черта ты поперлась с ним вниз? Разве трудно было пойти в зал? Я же просил!
Просил он, видите ли! Он приказал, а не просил, и не соизволил поклониться и сказать «пожалуйста».
– Да, трудно! – распалилась я моментально. – Ножки заболели! Расхотелось вдруг!
– Он же бросил тебя! – кипятился Мэл. – Полез на долбанный ринг, сволочь!
– Петя – не сволочь! – закричала из чувства противоречия, хотя Мэл сказал правду.
– Нет, он хуже! – рассвирепел Мэл. – Он должен был защитить тебя!
– Тебе-то какая разница, кто меня защищает? Ты же свою Снегурку прикрывал! Вот и иди к ней, обнимайся! Радуйтесь, что живые и здоровые! Торопись заказать свадебное меню и примерить колечко! – выкрикнула, и почему-то что последние слова получились с надрывом и едва сдерживаемыми рыданиями.
Что со мной? Я ведь сильная и справлюсь со всеми проблемами, – разозлилась на прорвавшуюся слабость.
– Эва, что ты несешь? – встряхнул меня Мэл.
– Я несу?! Это я несу? Отпусти меня!
– Никаких колец! Никакой свадьбы, слышишь? – тряс он меня, а я закрывалась руками. Укроюсь в створках раковины, спрячусь от правды. – Я дал обещание тебе! Тебе, Эва! И отец знает, я сказал ему об этом!
– К-какое обещание? К-какой отец? – от неожиданности я растерялась.
– В клубе. В той комнате. Неужели не помнишь?
Воинственный пыл мгновенно угас, и я ошарашенно смотрела на Мэла.
– Не помню. То есть помню... отрывочно... общий смысл, – смешалась, вспомнив горячие объятия в замызганной кондейке.
– И ты сказала «да», – продолжил Мэл. – Ты согласилась. Приняла обещание.
– Я так сказала?
Наверное, мое «да» прозвучало как «да-а-а» с придыханием, когда Мэл истязал жадной лаской.
– Совершенно верно. Я сказал... – он обхватил мое лицо ладонями и наклонился – дыхание к дыханию: – Что только с тобой... И только о тебе...
– Разве?... Не помню... – выдавила я потрясенно, хватаясь за Мэла.
– Это мне в плюс, – улыбнулся он, покрывая легкими поцелуями мое лицо – нос, щеки, веки, лоб.
– А как же она? А как же ваша... – пролепетала бессвязно, теряя ориентацию в пространстве.
– Тс-с, – Мэл приложил палец к моим губам и обхватил второй рукой, а то бы я точно навернулась. – Никого нет и не будет. Кроме нас с тобой.
– Никого не будет... – повторила как загипнотизированный попугайчик. Я и Мэл – только мы вдвоем. – Погоди! – оттолкнула его. – Ты сказал отцу?
– Да. Поставил перед фактом сегодня утром.
Пол под ногами покачнулся. Вот и сбылись предсказания профессора. Вернее, они скоро сбудутся, потому что война объявлена, и не мной. Мэл, Мэл, что же ты натворил...
– Эва, в чем проблема? – нахмурился он. – Мой отец угрожал тебе? Шантажировал? Скажи!
– Разве ты не видел, на что он способен? Он докопается! Он узнает! – начала я вырываться из его объятий.
– Стой и не вздумай сбежать, – приказал Мэл, и, водя руками вокруг себя, наспех разбросал невидимые узелки в разные углы туалета.
– Что ты делаешь?
– Сrucis*, чтобы перемешать звуковые волны.
Знакомое заклинание, когда-то лишившее меня половины реденьких волос. Теперь «вертушки», кружа по туалету, будут путать звуки, и наш разговор станет похожим на запись, издаваемую зажеванной магнитофонной лентой. Предусмотрительный ход на случай, если кто-нибудь вздумает подслушать.
– Если мой отец решит воспрепятствовать, ему же будет хуже – я предупредил его.
– Думаешь, он воспринял всерьез твои слова? Ты видел, с какой легкостью все узнали, что я – дочь заместителя министра!
– Во-первых, об этом узнали бы и без его участия. Ты не смогла бы исчезнуть с приема незамеченной, – успокоил Мэл, обняв меня, но моя тревога не убавилась. – А во-вторых, бери выше. Теперь ты дочь министра экономики.
Я уставилась на него в изумлении:
– В каком смысле?
– Рубля понял, что лишь твой отец способен спасти национальную экономику, и назначил его вчера министром, – потерся носом Мэл о мою щеку, но я отклонилась.
– Вот видишь, это не шутки! Посмотри, какие игры идут в верхах! Сегодня кто-то министр, а завтра он сидит на скамье подсудимых за растраты! Семьи объединяются в политические союзы, а ты смешал карты своему отцу. На приеме он показал, с какой легкостью может потопить меня, понимаешь? И утопит без жалости, потому что нашел достаточно информации!
– Эва, не паникуй. – Мэл попытался поцеловать меня, но я уворачивалась. – Если отец сделает что-нибудь, что навредит тебе, я устрою так, что он пожалеет об этом.
– Он передаст те фотографии в газеты и придумает мерзкие заголовки!
– Какого же ты мнения о моем отце, – усмехнулся Мэл.
– Уйди! – отпихнула его. – Тебя всё равно не переубедить. Ничего не было!
– Отчего же? Охотно верю, – сказал Мэл, и я воззрилась на него потрясенно. – А что такого? Ничего особенного, – пожал он плечами. – Ведь могут быть у моей девушки собственные деловые интересы, так?
– Так... – согласилась нерешительно, поскольку в голове всё перепуталось после фразы «у моей девушки».
– Скажи только одно, Эва, – прошептал он, склонившись к моему уху, – это незаконные деловые интересы?
Мы долго смотрели друг другу в глаза, прежде чем я отвела взгляд и кивнула, а Мэл почему-то обрадовался. Неужели он примирился со снимками, на которых я общалась с профессором? Невероятно!
– Зато для всей страны содержимое фотографий преподнесут в совершенно ином ракурсе, – пробурчала, отклоняясь, пока Мэл, впав в игривое настроение, пытался поцеловать меня. До чего же у него просто! Позвонил отцу и сказал: «Папа, не трогай девушку, к которой у меня возник интерес» или сообщил еще прямолинейнее: «Папа, мне хочется с ней, поэтому пришлось дать обещание».
Боже мой! – вдруг осознала сказанное Мэлом. Он же разбудил спящую собаку! Мелёшин-старший давно спланировал объединение двух сильных висоратских семейств и построил дальновидные стратегии, из которых можно извлечь пользу, а тут сынок взял и распоясался, вздумав своевольничать и высказывать свое мнение, что он хочет и что не хочет. И кто же окажется в результате виноватым? Определенно не капризный столичный принц, которому вдруг взбрендило. Вину взвалят на причину, заставившую сына пойти поперек отца! А что в таком случае делают с причиной? Её стирают с лица земли, чтобы и памяти о ней не осталось. И неважно, что у причины отец – министр экономики.
Мой отец – министр! – осознала и эту новость. Теперь он уязвимее вдвойне, втройне! Родитель стал уязвимее многажды, чем раньше. Малейшая инсинуация, и он окажется на дне.
Отец поднялся на ступеньку выше, а новое положение, как говорится, обязывает. Теперь его биографию будут заново трепать на каждом углу, перетряхивая подробности из личной жизни, и простую фразу: «Был разведен» преподнесут обывателям в совершенно ином свете. «Министр экономики был женат на каторжанке с западного побережья, и от первого брака у него есть дочь – уголовное отродье, которое постигает тонкости висорической науки».
Журналисты начнут перетирать эту новость и станут строить гипотезы, а передалась ли по материнской линии дурная наследственность ребенку, то есть мне. Действительно ли дочь министра экономики видит волны? – поставят под сомнение мою принадлежность к висоратам. И тогда меня попросят продемонстрировать умения, чтобы опровергнуть слухи. Сам Рубля поставит на личный контроль выяснение подробностей обо мне.
Выход один – бежать! Так далеко, как получится. Спрячусь, зароюсь, укроюсь. Пока не поздно, заставлю Мэла отказаться от своих слов и запишусь на прием к его отцу, чтобы убедить – я не встану на пути семейного счастья Мелёшина-младшего.
– Эва, куда ты рвешься?
– Неужели ты не понимаешь? – простонала в отчаянии. – Забери свое обещание, я возвращаю его!
Мэл нахмурился, игривость слетела с лица, ставшего надменным.
– Вот как? Значит, ты привыкла с легкостью швыряться обещаниями, данными тебе?
– Мэл... он развернет компанию против отца... будет пилить, подтачивать... Если мой отец рухнет, с ним рухну и я!
– Почему ты так переживаешь? Я же сказал, что он не сделает этого.
– Он сделает, как нужно твоей семье. Мэл, он раскопает... Наверное, он уже нашёл и ждет удобного случая...
– Эва, ты делаешь из моего отца монстра.
– Ты не понимаешь! – выкрикнула я. – Моя мать – с западного побережья!
– Ну и что? – все еще не вникнув, улыбнулся Мэл.
– Она – преступница! Уголовница! Я родилась там! И поэтому слепая!
Улыбка сползла с его лица. Мэл отстранился, и вид у него был обалдевший, как если бы его ударили по голове тяжеленной кувалдой. Нужно убедить Мэла, пока следы горячи и ещё дымятся.
– Ты дал обещание легкомысленно, не узнав толком обо мне. Даже если твой отец промолчит, чтобы скандал не аукнулся вашей семье, каково будет тебе? Рано или поздно журналисты закономерно раскопают этот факт из моей биографии, и пусть о новости узнают без шума и пыли, на твоей репутации появится грязное пятно. Мало того, что я слепая, к тому же во мне течет наполовину плохая кровь. Тебе укажут, что ты попрал чистоту висоратской расы! Перед тобой закроются двери в политику, в большую коммерцию. Тебе перестанут подавать руку, а за спиной будут перешептываться. Подумай о матери! – воззвала я к святому и продолжила горячо уговаривать: – Мэл, не губи прежде всего себя! А я... Я получу аттестат и уеду к маме. Отец обещал дать ее имя и адрес.
Мэл выслушал тираду, уставившись в окно.
– Значит, вот почему ты учишься здесь. Из-за адреса, – сказал задумчиво.
– Да. И ничего не изменится. Я отправлюсь на побережье.
– Твой отец заставляет тебя?
– Нет, я сама этого хочу. Я всю жизнь мечтала об этом, с тех пор, как он увез меня оттуда.
Мэл хмурился и кусал губы, избегая встречаться со мной взглядом.
Оказалось, очень просто развести мосты между нами, а я, глупая, старалась впустую, потратив уйму времени. Следовало всего-навсего сказать о моих корнях. Стыд и позор висорату, чье родословное древо длинно как борода дряхлого старца, спутаться со слепой, к тому же наполовину гнилой. Волшебству и магии, или, по-научному, умению обращаться с вис-волнами, накопленному предками и сосредоточившемуся в родовитом отпрыске, не следует растрачиваться по пустякам. Опыт должен послужить на благо семьи, чтобы усилить ее позиции в обществе, и его нужно передать следующим поколениям – для приумножения и удержания на вершине. К избранности приучают каждого висората с детства, а что говорить о столичном принце, впитавшем свою исключительность с рождения.
Вот и всё, Мэл. Мне не нужно повторять, ты понял сразу. Однажды ты примирился с тем, что я слепая, хотя эта новость поначалу потрясла тебя. Но теперь ты понял, в какую сторону дует ветер. А подул он в лицо и собьет с ног, если не развернешься ко мне спиной. Реальность перевесила эмоции. Рассудив здраво, ты признал, что страсть приходит и уходит, а жизнь длинна, и от сделанного выбора зависит твое будущее, которое запланировано ровным, безветренным и солнечным. Дорога давно проторена твоим отцом, и тебе шагать по ней под руку с замороженной принцесской.
– Поэтому поспеши и срочно извинись перед своей... И объясни отцу, что был пьян и ляпнул чушь, если всё еще желаешь мне добра, – протараторила скороговоркой, завершив речь, надеюсь, убедительную.
– Не учи меня жить, – оборвал Мэл, засунув руки в карманы куртки.
Его резкость покоробила, но она была заслуженной.
– Хорошо. Мне нужно в общагу, – протиснулась мимо него.
– Я провожу.
– Не стоит любезности.
– Я провожу! – повысил он голос, окинув меня взглядом – сумрачным, непонятным. Таким же, как в то утро, когда Мэл появился после двухдневного отсутствия в институте. Словно он изучал меня, открывая новые грани, и выискивал прочие неприятные сюрпризы, которые таились во мне.
Мы вышли из туалета и спустились в холл. Просто шли рядом: я, вцепившись в ремешок сумочки, переброшенной через плечо, и Мэл, не вынимая рук из карманов. Попадавшиеся навстречу студенты расступались и шушукались за спиной.
Стойку у раздевалки оккупировали несколько парней, и среди них мелькнула пестроволосая голова Макеса. Увидев меня с Мэлом, кто-то многозначительно присвистнул, однако отражение Мэла в одном из зеркал ответило мрачным видом и раздраженным взмахом руки, мол, всё пошло совсем не так, как планировалось. Лицо Макеса вытянулось.
И до общежития дошли – рядом и молча.
Знакомые стены встретили привычной обшарпанностью и блеклой лампочкой в закутке. Мне бы почувствовать радость от возвращения в родные пенаты, но не получалось, пока рядом был Мэл. Накатило опустошение, смешанное с отчаянием.
Я постучала в дверь соседок, а Мэл, прислонившись к стене, наблюдал за мной.
Открыла мне Лизбэт. Вот уж с кем я не ожидала встретиться.
– Привет, – поздоровалась, растерявшись, и вместо ответного «здрасте» получила пакет со своими вещами. – А где Аффа?
– В институте, – ответила соседка коротко. – Просила передать, как вернешься.
– Спасибо.
Благодарность ударилась в закрывшуюся дверь.
Порывшись в пакете, я достала ключ. То ли руки тряслись, то ли запамятовала, как нужно открывать, но у меня не получалось провернуть замок.
– Дай, открою.
– Я сама.
– Дай ключ, – потребовал Мэл, и я подчинилась.
Последние мгновения, когда он рядом. Мэл понял свою ошибку и признал свою поспешность. Он поедет к Снегурочке, извинится и в качестве примирения преподнесет сто алых роз. Почему сто и именно алых? Не знаю, просто так пришло в голову.
Я кусала губы, потому что глаза подозрительно часто моргали, а картинка вдруг начала расползаться.
– Не в ту сторону поворачивала, – сказал Мэл, возвращая ключ и открывая дверь.
Подхватив пакет и выдернув ключ, как если бы Мэл был прокаженным, я заскочила в швабровку и прислонилась лбом к захлопнувшейся двери.
Пакет выпал из ослабевших рук, как и ключ, покатившийся по полу и затормозивший у тумбочки.
Мэл стоял с противоположной стороны – удаляющихся шагов я не слышала. Когда он уйдет, чтобы восстанавливать порушенное будущее?
Как же болит сердце – то колет пронзительно, то ноет тупой болью...
В этот момент в голове оформился окончательный диагноз. Сколько бы я не воспитывала в себе силу воли и хладнокровную уверенность, а видеть Мэла – счастливого, успешного, уладившего проблемы, случившиеся из-за меня, – не смогу. Не смогу принять, что он поедет к Снегурочке и, встав на одно колено, попросит ее руки.
Уеду, убегу, спрячусь – от себя. Нужно вылечиться. Ведь я неизлечимо больна, и источник недуга – Мэл. До чего скоротечная болезнь – длится меньше месяца, а уже последняя стадия.
Мэл не уходил, я чувствовала. Наверное, он тоже понял, что пошел отсчет последних минут, когда между нами всего лишь шаг, разделенный тонкой преградой.
В дверь постучали, и я вздрогнула.
Приложила ухо – с той стороны тишина.
Раздался повторный стук – громче и требовательней.
Открою, чтобы увидеть в последний раз. Чтобы запечатлеть его лицо в памяти.
Кому я вру? Оно навечно там.
Мэл, похоже, не ожидал, что дверь отворится, и приготовился стучать повторно.
– Я тут подумал... – взъерошил волосы знакомым до боли жестом и шагнул в швабровку, оттесняя меня. – Ты не сможешь расстегнуть замок... на платье... – сглотнул и замер.
Полосатая шубка полетела на тумбочку, за ней отправились перчатки и сумочка, и я развернулась к Мэлу спиной.
Бегунок медленно, миллиметр за миллиметром, разводил звенья молнии в стороны. Платье упало к ногам, бабочки вспорхнули, а я осталась в сапожках, белье и чулках.
Мэл обошел справа.
– Какая ты... – оглядел меня с восхищением и, недоговорив, замолчал.
Он скинул куртку, содрал галстук, сорвал с себя пиджак, в котором красовался на приеме, и отшвырнул рубашку куда-то в сторону.
Взял меня на руки, донес до кровати и бережно опустил.
– Эва... ты же видишь... я не могу...
... не могу без тебя...
_______________________________________________________
сrucis *, круцис (перевод с новолат.) – крестовина
deformi *, деформи (перевод с новолат.) – деформация
первачи* (разг., жарг.) – служащие Первого департамента: дознаватели, следователи
ДП, дэпы (разг., жарг.) – Департамент правопорядка
10. Точки над i /2
Я поцеловала Мэла в ключицу, и он потянулся.
– Можно... лизнуть? – спросила и сконфузилась. Еще решит, что ненормальная.
Мэл улыбнулся и обнял меня.
– Соленый, – заключила, распробовав его кожу на вкус.
– Не всем же из присутствующих здесь быть сладенькими.
Погладив его плечо, я пробежалась по руке от родинки к родинке. Сейчас растаю – от ощущения жестких волосков и влажной вспотевшей кожи подушечками пальцев. Мэл потрудился на отлично.
– Неужели нравится? – удивился лениво.
– Очень, – прижавшись, я уткнулась носом в его шею. – Очень нравится.
Моя bilitere subsensibila* блаженствовала.
– Эвка, ты меня разбалуешь. – Мэл не сдержался и фыркнул: – Щекотно. Если честно, именно так и хотел. Чтобы не наскоком и не второпях. Чтобы видеть тебя всю.
Засмущавшись, я попыталась прикрыться простынкой.
– Не надо, – отвел он мою руку.
– У тебя с ней что-нибудь было? – поспешила я перевести разговор в другую сторону, уж больно обжигал взгляд Мэла.
– С кем?
– Со Снегурочкой. Которая была с тобой на приеме.
– Абсолютно ничего. Она не в моем вкусе. Мне нравятся мышатки, которые имеют тенденцию превращаться в бабочек. Эвка, когда я увидел тебя на приеме... – не договорил он, замолчав.
Что за раздражающая манера останавливаться на полпути? Сказал "А" – говори "Б".
– Значит, до приема серые будни заполонили мир беспросветностью, – надулась я понарошечно.
Мэл поцеловал меня.
– Лучше серые будни, чем то, что я пережил сегодня ночью. Я уж думал, что... словом, предположил самое худшее.
– А ты тоже...? Там ведь были невидящие и висораты... Ты тоже их...?
– Не спрашивай, – откинулся он на спину, заложив руки за голову, а я устроилась у него под боком, вырисовывая на груди узоры. – Как узнал, что ты поехала вниз, так захотел всыпать ремня, но он остался, сама знаешь где, – хмыкнул Мэл. – А тут условие: через пять минут закроют лифт. В общем, спустились, а там твой... уже не твой... а там спортсмен наяривает на ринге. Убил бы его за то, что он оставил тебя одну. А потом началось. Эва, я же видел тебя! Видел твой deformi*, который достался другому... – Он снова обнял меня крепко, поглаживая спину. – Так и не смог пробиться к тебе, ведь ты была с противоположной стороны, а каша заварилась – будь здоров... В общем, не для твоих глаз и ушей. Помимо заклинаний вдобавок немало порезали. Я впервые столкнулся с таким... – Мэл поглядел на свою ладонь, словно вспоминал, как в ней рождались заклинания, которые он бросал в противников. В невидящих.
– А Снегурочка? Что с ней стало?
– Пихнул ее между креслами. Кстати, ты молодец, тоже догадалась, – похвалил он. – Позже мне сказали, что хозяева клуба до последнего момента надеялись уладить конфликт самостоятельно, поэтому затянули с вызовом скорой, первачей* и дэпов*. – Мэл взглянул на меня виновато, будто имел прямое отношение к департаменту, которым заведовал его отец. – И с большим опозданием пустили грузовой лифт и пассажирский. Оказывается, там нашли уйму нарушений: отсутствие санитарии, пожарной сигнализации...
– Хорошо, что вентиляция оказалась на уровне, – усмехнулась я.
– Вентиляция?
Пришлось вкратце рассказать о перипетиях моих пряток и мытарствах в коммуникационных трубопроводах, а также о ночевке у невидящих.
Мэл заставил меня повторить рассказ дважды и каждый раз задавал новые вопросы: сколько было мужчин? не обижали ли они? не приставали? не оскорбляли? где переночевала и как? что кушала?
Я повествовала максимально сжато, не называя имен, паролей и явок, о чем напрямик предупредила Мэла.
– Если бы я знал! – снова сжал он меня в объятиях.
– А дальше что произошло?
– Дальше? ... Понаехала туча важных лиц и немерено дэпов* с первачами*. Поскольку остановить драку мирным путем не получилось, им пришлось запускать в подвал слезоточивый газ.
– Неужели? – ахнула я, приложив руку ко рту.
– Я успел создать ovumo* – для себя и ... ну, для Снегурочки, поэтому, когда всё закончилось, мы выбрались оттуда на своих двоих. Воспользовались суматохой. Посадил ее в машину отца и отправил домой, а сам вернулся назад. В департаменте отца работает мой знакомый, поэтому на меня закрыли глаза.
– А остальные? Макес, Дэн, их подружки?
– Про подружек не знаю, а Мак и Дэн выдюжили, сообразили, что к чему, – сказал Мэл, и его лицо вдруг посуровело, будто он вспомнил нечто неприятное. – Спустился, а внизу полнейший ералаш, и тебя нигде нет. В общем, мы искали среди раненых, арестованных и... погибших, – выговорил он неохотно, – а другие дежурили в общаге, перед институтом и на всякий случай в холле у Списуила, чтобы наверняка не пропустить.
– Мэл, бедненький, – всхлипнула я, расчувствовавшись. – Тебя, наверное, отдача скрутила?
– Уже прошло. Да и несильно прихватило, потому что вовремя остановился. А этот свинарь бросил тебя и не защитил! Пусть выползет из отделения, начищу ему рыло до блеска! – разошелся неожиданно Мэл.
– Не надо, пожалуйста! Хватило того, что произошло в клубе.
– Поглядим, как он будет умолять, чтобы ты простила, – предупредил Мэл, не отказавшись от физической расправы. – Слушай, получается, я должен сказать спасибо тем... ну, тем, которые спасли тебя из раздевалки...
– Представь, вдруг вентиляция оказалась бы во-от такой? – Я состроила руками крошечный квадратик. – А если бы они бросили меня одну?
– Эва! – он снова прижал меня, потрясенный возможным исходом. – Но ведь в общем зале ничего не горело, иначе мы задохнулись бы. Выходит, вас выкуривали иллюзорно. Ну, попадись мне этот гадёныш! – ударил Мэл кулаком по стене. – Эва, заткни уши.
Рассмеявшись, я опять устроилась под боком, вырисовывая крендельки на его груди.
Некоторое время мы молчали.
– Мэл, что теперь с нами будет? Твой отец и мой отец...
– С моим я разберусь. А что твой?
– Он не позволит погубить в одночасье то, что выстраивал годами. Ему проще избавиться от меня, чем рисковать карьерой и семьей.
– Не понимаю его логики. Он же всегда был на виду: сегодня чуть чаще, вчера чуть реже. О его первом браке знали, и о тебе тоже.
– Разве ты знал? В генеалогических справочниках обо мне нет ни слова, в популярных энциклопедиях вообще пишут краткую биографию без упоминания о разводе и о дочери. Если бы не прием, я бы доучилась до последнего курса, и никто не догадался бы, что мой отец – министерская шишка. В свое время он создал в узких политических кругах имидж родителя, который не бросил ребенка, несмотря на ошибки молодости. Это такая хитрая тактика, изображающая бесхитростность. Все мы ошибаемся, ведь так? Люди готовы принять и простить, когда человек отбрасывает гордость и идет с покаянием. У отца получилось. Возможно, он рассчитывал выжать еще что-нибудь из наших семейных отношений, но основную роль я сыграла, поэтому он в любой момент может расторгнуть наше соглашение и переиграть по-своему.
– Что-нибудь придумаем, – притянул меня Мэл. – В любом случае, твой отец просто так не избавится от тебя.
– Получается... мы объявляем войну, – заключила я неуверенно.
– Ты боишься? Думаешь, заварю кисель и свалю в самый ответственный момент?
– Мне страшно. Мэл, мы знакомы месяц, и за это время моя жизнь успела встать с ног на голову.
– Было бы проще, если бы оба папаши смирились с нашим выбором и дали нам возможность самим разобраться. Но если они не хотят по-хорошему, придется заставить их понять.
– Может... не стоит так решительно? Вдруг у нас не получится?
Мэл поднял мой подбородок и заглянул в глаза:
– Не собираюсь быть пешкой в чужих планах и готов рискнуть по этому случаю. А ты?
– А то, что я сказала в туалете... Разве оно не имеет...
– Не имеет, – прервал он, накрыв мои губы поцелуем.
– А я струсила, – сообщила, когда мы, оторвавшись друг от друга, восстанавили дыхание. – Хотела убежать из города.
– Куда убежать? – не понял Мэл.
– Собрала бы вещи и уехала отсюда. На восток, на север... может быть, на юг... А потом двинула бы к маме. Прием создал кучу проблем. Рубля пригласил меня на какой-то банкет. Он не отвяжется просто так. И потом... я считала, что ты и Снегурочка... Я не смогла бы жить, думая о вас каждую минуту.
– Эва, впредь не принимай серьезные решения в одиночку, – нахмурился Мэл. – Теперь мы вместе и будем решать вдвоем, поняла? А про Снегурочку забудь. Я тоже не смог бы жить спокойно, зная, что ты где-то рядом, и с тобою другой.
И, конечно же, не менее пятнадцати минут ушло на подтверждение наших взаимных признаний.
– Что это? – спросил Мэл, изучая мою руку. Водил по линиям ладони, рассматривал на свету, поглаживал пальцы. Я устроилась у него на плече. Меня развезло – от жара его тела, от того, что он мой, и от того, что мы лежали в узкой кровати, бесстыдно нагие и утомленные.
– Что это? – повторил Мэл. – Кто подарил?
Да уж, замечательный подарочек. «Колечко» Некты обвило палец, сигнализируя о недавнем всплеске страха в туалете, когда речь зашла о возможных разоблачениях. А я не заметила появления цепочек-волосинок, увлекшись переживаниями.
– Это... татуировка. Временная, – напряглась, когда Мэл попытался снять «колечко».
– Не помню, – свел он брови. – Когда сделала?
– На той неделе. Пока тебя не было в институте.
– Зачем? – допытывался Мэл.
– Назло. Просто так. Захотелось.
Если уж врать, то вдохновенно. Поделюсь подробностями о путешествии в подземелье, о Некте и о профессоре, а Мэл не успокоится и потащит меня в администрацию института. Он устроит разбирательство и будет требовать наказания для разгильдяя, подвергшего мою жизнь опасности. «Подумать только! – выступит Мэл с обвинительной речью. – Мою Эву могло сожрать мохнатое чудовище, и мы никогда не встретились бы с ней». Поэтому правда о «колечке» пока что останется за семью печатями. Не хочу осложнений для Стопятнадцатого и Альрика, потому что мужчины сделали много хорошего для меня.
И все же воображаемое присвоение «моя Эва» в воображаемом обвинении умилило.
– Прощаю, – выдал Мэл с величием короля, и я воззрилась на него в удивлении. – Но лишь потому, что на прошлой неделе мы оба куролесили.
– А... – хотела сказать, что и спрашивать не буду, если надумаю украсить все пальцы на руках и на ногах татуировками, но промолчала. – А ты как куролесил? Полол грядки в оранжереях у Ромашки?
– Полол, полол, – обнял он меня. – Полол и скучал. Вырву травинку и о тебе думаю. И вместо сорняков повыдергал полгектара шоколадной свеклы.
– Ну да, – протянула с сомнением, возобновив написание кренделей на груди Мэла. – Так я тебе и поверила!
– У кого угодно спроси! ... Да вот у Мака! Хочешь, позвоню ему, и убедишься, что не вру?
Я рассмеялась:
– Значит, теперь в меню столовой появятся шоколадно-овощные пудинги.
– Фу-у, – скривился Мэл. – Что получилось?
