Текст книги "Sindroma unicuma. Finalizi (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)
Словом, перенесенная слабость сказалась на мне странным образом. Точно так же лихорадило организм в день фуршета месяц назад и точно так же, накануне, во сне, хозяин леса вышел навстречу. И у него знакомые глаза. Я видела их раньше, но не могла вспомнить, когда и где. Черт бы побрал плохое мозговое кровообращение!
Мысли против воли снова развернулись к ночному сновидению. Его навязчивость легко объяснима, – уверяла я себя. Самка – второе животное "я", которое следует врожденным инстинктам: поиску пары и продолжению рода. В моменты обострения оно же руководит моими поступками, подчас неадекватными. Как говорила Аффа, сон – отражение реальности. Получается, на подсознательном уровне я испытываю потребность в своей половинке и в потомстве. Точнее, неодолимую тягу.
Сделанный вывод поверг меня в смущение. Ну-у... если посмотреть на неожиданное открытие с разных сторон... Меня тянет к Мэлу, причем неудержимо. С некоторых пор мысли о маме отошли на второй план, вытесненные думами о парне. Иными словами, половозрелая особь в моем лице испытывает гормональный всплеск, оцениваемый на десятку по десятибалльной шкале.
Хочу заботиться, хочу быть нужной. Хочу позвонить Мэлу и услышать его голос. И вообще, почему я проявляю инициативу, а парень – никогда? Позвонил лишь однажды. Что происходит? Почему Мэл неохотно общается со мной, будто ему в тягость?
Возьму и обижусь, как второе "я". Почему мы должны бегать за кем-то, и какая разница – во сне или наяву? Вот позвоню и выскажу Мэлу всё, что думаю по поводу его равнодушия!
Нет, не стану огорчать парня. Он болеет, а тут я нарисуюсь с гневными претензиями. Ха, болеет он! – зазудел искушающий голосок. Что за болезнь, которая не может вылечиться? Что за тайны и недомолвки?
Все они хороши! – вспомнилось, как хозяин леса оттолкнул свою самку. – Из солидарности ненавижу!
И все-таки не сдержалась, поганка, – отругала я себя, вслушиваясь в гудки с замиранием сердца.
– Привет, – произнесла с придыханием.
– Привет, – отозвался настороженно Мэл. – Как спалось?
– Плохо. Тебя не было рядом, – поведала томно. – Я извертелась, простынка сбилась. Не могла уснуть...
– Ты одна? – прервал он, словно ответ на вопрос был для него жизненно важен. Ну, и задал бы. Отчего не звонил?
– Пока что одна-одинешенька, – решила позлить парня. – И мне грустно. Некому утешить. Ты далеко. Кого бы найти?
Кошмар! Хрипотца в голосе и чувственные грудные нотки. Похоже, снова поднимается температура.
– Я приеду, – заявил он твердо.
Мэл примчится в Моццо – недолеченный, невыздоровевший – и подхватит от меня простудную инфекцию с осложнением. Или в дороге ему поплохеет, и он попадет в аварию. Нет и еще раз нет!
– Не нужно. – Игра слетела с меня как мишура. – Я приболела. Эр говорит, из-за смены климата. Пью жаропонижающее. Пожалуйста, не приезжай. Могу заразить.
– Уверена?
– Конечно, – заверила горячо. – Перезвоню, как полегчает. Ни в коем случае не приезжай!
– Хорошо, – не стал упорствовать Мэл. – Звони. Буду ждать.
Подозрительно быстро согласился, – вздохнула я разочарованно, забыв, что минуту назад уговаривала его повременить с поездкой на курорт.
– Куда спряталась, заинька? – вышла на террасу Эр. – Как самочувствие? Вот видишь, жар спал. Прекрасно.
Кто бы говорил. Температура пришла в норму, зато начали нервировать мелочи, на которые я прежде не обращала внимания. Оказывается, тапочки Эр поскрипывают при ходьбе, и, от нее пахнет смесью дезодоранта и тяжелого пота, какой исходит от тучных людей. У меня срочно зачесался нос. Что за мания? Эр – прекрасный человек и мастер своего дела. Разве походка как у борца сумо – повод для раздражения? Гадство, хоть вешайся. Или отрывай уши, завязывай глаза и затыкай ватой носопырки.
Медсестра передала привет от Улия Агатовича вместе с наставлениями. Доктор велел действовать согласно его любимому методу. «Ни к чему хандрить, продавливая без толку кровать. Нужно выбивать клин клином». Иными словами, ускорить адаптацию моего организма к окружающей среде, ворвавшись в неё как лев в середину стада сайгаков.
Эр снова осмотрела меня, прослушала легкие и удовлетворилась результатом. Под её надзором я привела себя в опрятный вид, пригодный для прогулки по Моццо.
Женщина прихватила внушительную корзинку для пикника, и мой нос сообщил, что кроме лекарств, занимающих значительную часть, в плетеном кузовке поместились фрукты, вода в бутылке, печенье, пластиковые контейнеры с неопознанной пищей и большой кусок хлопковой ткани. Перед выходом Эр заставила выпить общеукрепляющий витаминизированный сироп, и мои бедные вкусовые рецепторы омертвели от зашкалившей концентрации витамина С. На самом деле напиток был приятно кисленьким, просто сегодня всё казалось гипертрофированным.
И мы отправились в путешествие по курорту на электромобилях и при обязательном участии телохранителей. Впереди ехали я и охранник с необычно вздернутыми бровями, сзади следовали Эр и черноглазый. За вчерашний день я успела привыкнуть к нему, поэтому рокировка мужчин озадачила. Черноглазый равнодушно встретил наше с Эр появление у стойки администратора, также безразлично отвернулся, но всю дорогу я чувствовала на себе его взгляд.
Ну, и ладно. Мне вообще без разницы, кто возит и как охраняет, – поправила демонстративно панамку и переключилась на созерцание окрестностей. Но почему-то вместо красот Моццо я разглядывала встречных мужчин. К великому сожалению, особи противоположного пола, достойные внимания, встречались редко. В основном, попадались лысеющие, пузатенькие, кривоногие, нещадно потеющие коротышки, чьи дамы напоминали цепных псов, зорко охраняющих свое добро. Да оно и даром мне не нужно, – усмехнулась я и зыркнула на своего водителя. Очень даже неплох. Рубашка с коротким рукавом, светлые брюки. Вкусно пахнет мелиссой и бергамотом. Еще едва уловимый запах никотина. На костяшках левой руки татуировка: «guli*». Белая полоска старого шрама наискосок, чуть ниже уха.
Неожиданно охранник посмотрел на меня. Он вел мобиль, не обращая внимания на дорогу. И ведь мы оба были в солнцезащитных очках, но глядели глаза в глаза. Черт!
Я отвернулась, смутившись, и услышала короткий смешок. Подумаешь! – задрала подбородок, но тут во мне взыграло упрямство или бесы одолели, не знаю.
– Для кого? – показала пальцем на татуировку.
– Для чужих мужей, – ответил мой спутник с серьезным видом.
Не сдержавшись, я рассмеялась, привлекая внимание курортников к нашему мобилю.
В качестве расслабляющего отдыха Эр предложила парк «Топиар».
– Мне бы туда, где нет цветов и мало людей. Нос болит от запахов, а толкотня бесит, – пожаловалась я.
– Цветов – по минимуму, деревьев – по максимуму. И на пятки наступать не будешь, – успокоила женщина.
Если честно, меня раздражали не люди, а невольно подслушиваемые разговоры. Оказывается, речь среднестатистического человека, будь то висорат или слепой, на девяносто девять процентов состоит из пустой болтовни. Например, достаточно сказать: «Жарко» или «Хочу пить». Вместо этого замешивается нескончаемая бодяга: «Представляешь, сегодня обещали двадцать восемь, а на самом деле двадцать семь. В тени! С ума сойти. Вчера было двадцать восемь и позавчера тоже. А сегодня двадцать семь. Неужели не работают терморегуляторы? Теперь мой загар будет красным, а не золотистым. Как думаешь, может, подать иск в суд? Обманули на целый градус! Интересно, завтра будет двадцать восемь или двадцать семь? Или двадцать девять?»... Тошнотворная бла-бла-бла.
Эр грузно вывалилась из мобиля, обмахиваясь веером. Для прогулки она надела цветастое платье, приобщившись к беззаботным курортникам. И не скажешь, что медсестра высшей квалификации.
Мы двинулись по дорожке к входу в парк. Охранник, наставляющий рога чужим мужьям, шел впереди, черноглазый шагал позади и нес корзинку для пикника.
Что-то неладное с моим обликом, – озаботилась я, заметив липнущие взгляды отдыхающих лиц мужского пола, попавшихся навстречу, и пригладила волосы, оправила сарафан. Или тому виной непонятная энергия, пробегающая волнами по телу и растягивающая мой рот в соблазняющей улыбке? Или животная гибкость движений и пластичность жестов?
В «Топиаре» было на что посмотреть, но многообразие экспонатов быстро утомило. Фигуры животных, птиц, рыб, людей, абстрактные конструкции, выстриженные из деревьев и кустарников, произвели бы неизгладимое впечатление, если бы не шелест листвы, нервировавший уши, и не миллиард оттенков зеленого, от которого устали глаза.
По указанию Эр черноглазый расстелил на травке покрывало, но сперва охранники обошли периметр и выбрали наиболее защищенное по их авторитетному мнению место. Мы с женщиной уселись в тенечке. Она снова проверила мои ухо-горло-нос, протянула градусник и заставила поесть. Хилый аппетит подопечной не убавил её оптимизма.
Солнце сместилось, и тень от дерева-слона сдвинулась в сторону. Неужели в Моццо не бывает дождливых дней? Можно помереть с тоски, глядя на скучное ясное небо без туч. Иногда пасмурность бывает весьма кстати, под настроение.
– Столько зелени, – обвела я рукой фигурные насаждения. – И не засыхает. И никто не поливает. Почему?
– Потому что дождь запускают под утро. Льют с трех часов и до пяти, – пояснила Эр, доедая яблоко, от которого я отказалась.
Нажимают на кнопку, и начинается ливень. Отпускают – и под куполом появляется радуга, но все спят, а её не видно в темноте. Почему-то прошлой ночью не было дождя. Или я не слышала, как он лил. Смешно звучит: «включить дождь». А может, кнопку не жмут, а используют водные заклинания, похожие на аquticus candi*, созданный Мэлом в «Вулкано», но гораздо больших размеров.
Украдкой я попыталась повторить движения, которые показывал Стопятнадцатый, обучая заклинанию свежести или «засирайке». Отобью запахи, и нос перестанет чесаться. Увы, без регулярной практики навыки растерялись, у меня ничего не вышло. Наоборот, захотелось чихнуть.
Когда с делами было покончено, Эр улеглась, став похожей на Монтеморта в спячке. Воспоминание об институтском страже вызвало волну ностальгии. Затосковав по студенческим временам, я прилегла рядом с женщиной. Подперла подбородок ладонями и болтала ногами, изучая жизнь букашек в травянистых дебрях. Неподалеку журчал фонтан, донося прохладу и свежесть, а вокруг высились выстриженные из деревьев фигуры слонов, собак, львов, медведей. Охранники заняли место на лавочке, держа меня и медсестру в поле зрения, и время от времени обходили периметр поодиночке.
Эр задремала. Самое время и мне начать клевать носом.
– Ферзь недоволен последним рапортом. Вернул и приказал дополнить.
Я закрутила головой по сторонам, ища говорившего. Удивительно, но им оказался черноглазый. И он глядел на меня безотрывно. Смотрел и говорил.
Волоски на коже наэлектризовались. В любое другое время я поспешила бы отвернуться от пронизывающего взгляда, скрытого стеклами очков, но сегодня за меня думало второе "я". Оно почуяло интерес и замерло, а потом заставило облизать вдруг пересохшие губы.
– В столовой не просматривается угол у дальнего окна, – продолжил черноглазый, не отводя взгляда. – Эваковыход далеко от стола. Помощник повара ненадежен.
Хорошо рассказывает, можно заслушаться. Четко, кратко и по существу. Как колыбельная.
Мое второе "я" улыбнулось мужчине и легло набок, подложив локоть под голову.
– Горничные – проверенные. Новичков нет, – сказал любитель чужих жён. – Приглядывай за парой из «Кофейной» на третьем. Он дергается по поводу и без.
Необычно. Сидят два красавчика на скамейке в пяти метрах, роняют тихие скупые фразы, а слышно так, будто кричат в микрофон.
– Кто?
– Второй зам министра по образованию. Диагноз – инфаркт миокарда. Месяц назад.
– Порыть бы. Почему сбежал из столицы?
– Утром отправил запрос Ферзю. Даст добро – начнем копать. Или других пришлёт.
– Периметр – худой. Три пролета на северной стороне – без присмотра. Обещали завтра исправить.
– Почему завтра?
– Эксклюзивная охранная система. Из города приедет техник с аппаратурой и перенастроит камеры.
До чего приятная беседа! В нескольких словах – бездна информации. Ферзь – главный. Как скажет, так и будет. Один из чиновников лечит сердце второй месяц, и это вызвало подозрения. Помощнику повара нельзя доверять. Не хватает камер слежения вдоль забора. Весьма содержательный диалог!
Неожиданно запиликал телефон, и Эр забормотала во сне.
– Это я. Привет, – сказал Мэл, и его голос отшиб все имеющиеся мысли.
– Привет, – отозвалась шепотом.
– Как ты? И где? – В его голосе сквозили беспокойство и забота. Очень и очень приятно. Ласкает слух.
– Мы в парке. Мне уже лучше. Температура спала, но в носу свербит, и уши закладывает. Наверное, аллергия на лекарство. А ты поправляешься?
– Да, чувствую себя хорошо, – отозвался небрежно парень.
– Отлично!
Неожиданно показалось, что он совсем рядом, в двух шагах. Я вскочила, поднялись и мужчины.
– Мэл, ты где?
– То есть? – растерялся он, в то время я водила носом как ищейка. Запах повел меня вдоль тисовой ограды и зеленых конусов туи, замерших стражниками на перекрестке щебневых дорожек.
«Нет, нет!» – замахала рукой, когда один из охранников вознамерился разбудить Эр, и побрела дальше. Черноглазый следовал позади, а его коллега остался с медсестрой.
– Где ты? – снова просила у Мэла. Раньше мне не приходило в голову спросить, как он проводит дни, и какое лечение ему назначили. Я упивалась рассказами о себе, но забывала поинтересоваться, сколько уколов поставили парню, и как он проглатывает таблетки – разжевывая или целиком.
– Ну-у... я лечусь, – ответил неопределенно Мэл. – Микстуры пью, горло полощу...
Ноги довели до выхода из парка и потянули по авеню Моццо. Пустые разговоры курортников отошли на дальний план, а аромат цветов померк перед запахом, за которым тянул меня инстинкт. Чем пахнет Мэл? Пахнет его туалетная вода. Пахнет свежевыглаженная рубашка. Пахнет он сам – мускусом и солью.
– Какие микстуры?
– Э-э... разные. Горькие, невкусные...
– Наверное, скучно болеть. Как развлекаешься?
– Думаю... о тебе...
На мгновение мне показалось, что в метрах трехстах, на перекрестке у сувенирного магазинчика, стоял Мэл и говорил по телефону. Может, у меня температура?
Я прибавила шаг, и охранник шел рядом, поглядывая обеспокоенно по сторонам.
– Мэл, – выдохнула в микрофон. – Это ты?
Человек на перекрестке обернулся. Разве это Мэл? Это мужчина, очень похожий на него, но шире в плечах и гораздо старше. Отвратительное зрение. Наверное, минус сто на оба глаза.
– Пропустите. Дайте пройти! – протолкалась я через толпу отдыхающих с надувными кругами, попавшихся некстати.
Не отрывая телефона от уха, добежала до перекрестка. Пусто. Заглянула внутрь магазинчика, обошла кругом. Мэл был здесь, обоняние не могло подвести меня.
Запах тянул, словно на ниточке... Дальше, дальше по авеню... Уже закончилась курортная зона, и потянулись служебные здания и постройки.
– Нужно возвращаться, – сказал озабоченно телохранитель, но я отмахнулась.
Начались ряды машин, припаркованных на время отдыха владельцев. Мэл был здесь... Наверное, запах сохранился с тех пор, когда парень приезжал в Моццо в последний раз. Разве это возможно?
Сумасшествие. Он точно где-то рядом. Автомобили сверкают полировкой на солнце. Зачем ему появляться на курорте? Я же просила не рисковать здоровьем. Чертовы галлюцинации.
Все-таки у меня температура.
– Мэл... Ты здесь? – спросила в телефон.
В ответ тишина.
«Прима» разрядилась в самый неподходящий момент.
Ох, и отчитала меня Эр, когда мы вернулись в лечебницу! А заодно и охранников отругала. Они-то причем? – попробовала я встать на защиту, но увяла под гневным взором медсестры. И, дескать, подвергаю себя немыслимому риску, болтаясь неизвестно где под носом у возможных снайперов, и солнце напекло голову, и температура у меня под сорок, а я на ногах, и вообще, Эр отказывается присматривать за мной, потому что никакое сердце не выдержит подобной встряски.
Пришлось уговаривать её и задабривать, подлизавшись. Хорошо, что акклиматизация закончилась и вызвала немало тяжких вздохов женщины.
– У тебя нестандартная реакция на смену климата, хотя бывает по-разному. У кого-то расстраивается пищеварение, кого-то одолевает бессонница. Но все обострения возникают на нервной почве, – поделилась она по-свойски. – Приводи себя в порядок и беги галопом на ужин. Завтра сдам тебя местным лекаришкам и поеду домой. – По снисходительному тону Эр стало ясно, что она недолюбливала курортный медперсонал. – Мне и так влетело от Улия Агатовича за халатность. Кстати, он передавал привет заиньке.
– Спасибо.
Странное помутнение нашло на меня в парке, – раздумывала я, отмокая в ванной. По возвращению в лечебницу добавилось новое раздражающее ощущение. Кожа начала чесаться и зазудела. Ужасно хотелось потереться о первый попавшийся угол, и я едва удержалась, чтобы не выгнуть спину под хмурым взглядом черноглазого. Уши периодически закладывало и отпускало. Наверное, это последствия передозировки жаропонижающими.
С чего бы Мэлу приезжать в Моццо? Хотя если бы парень не послушался и примчался, я бы пожурила его, но не отпустила. Ни за что.
После ужина вернулась в комнату, решив не доводить Эр до инфаркта просьбами прогуляться к местному морю. Пусть женщина спокойно уедет домой, а то из-за моей активности схлопочет выговор от начальства. Наверняка Эр обязана докладывать обо всем, что происходило за день, как и охранники которые отсылают рапорты.
Перед тем, как позвонить Аффе, я вынула затычки из ушей, с которыми ходила в столовую.
– Эвка, привет! – закричала девушка. – Рада тебя слышать! А я думаю, вдруг не вовремя позвоню.
– Всегда вовремя. Мне тут скучно. Я в Моццо.
– Вау! Класс! Какая температура воды?
– Не знаю. Я опять заболела.
– Ну, надо же, – огорчилась соседка. – Что за зараза к тебе липнет и не отстает?
– Это ак-кли-ма-ти-за-ция, – повторила я по слогам умное слово. Язык иногда переклинивало на сложных терминах.
– Бывает. Слушай, а ты, правда, не видишь?
– Не вижу, – ответила я с заминкой. Было бы удивительно, если бы Аффа не спросила о слепоте.
– Это не страшно, – заверила она. – Вернется когда-нибудь, я чувствую. А у меня, знаешь, какая интуиция? Бьет в яблочко!
– Это точно, – улыбнулась я. Значит, девушка не отвернулась от меня. Она ответила на звонок, хотя могла бы проигнорировать вызов.
– И надолго ты в Моццо?
– Не знаю. Около месяца. А как Лизбэт? Сто лет ее не видела.
– Задумчивая, – понизила голос Аффа. Наверное, прикрыла динамик рукой. – Из-за покушения институт стоял на дыбах. Все каникулы только о тебе и говорили. Опрашивали студентов и преподавателей – всех без исключения. Жестче, чем после пожара. Слушай, а Симу-то выписали, – переключилась она на другую тему. – Я сперва напугалась, когда увидела его в пищеблоке, а потом... Ужасно всё это... Но он молодец. С юмором относится к жизни и к подколкам.
Отрадно слышать. У Симы есть внутренний стержень, который не позволит прыгнуть вниз головой с чердака, а еще цепи, удерживающие на бренной земле. Это отец-инфарктник и брат. А Радика никакие цепи не удержали. Вырвал их с корнем и освободился от проблем.
– Вернусь через месяц, придется нагонять. Поможешь?
– Помогу, – согласилась Аффа. – А Мелёшин на что? Он же на занятия ходит.
– Как ходит? – осип вдруг голос. Запоздалая ангина? Эр отключила кондиционер еще утром.
– Да вот так. Видела его у святого Списуила. Позавчера пришел в институт, как семестр начался. А ты разве не знаешь?
Я молчала, не в силах ответить. Аффа что-то путает. Мэл лечится. Он сказал, что болеет. Разве стал бы он обманывать?
– Слушай, не пойму ваши отношения. Мелёшин болеет – ты не в курсе. Он учится – ты не знаешь. Он кинул тебя, что ли? Вы общаетесь или как?
– Нет. Не знаю. Общаемся, – ответила механически. – Ладно, Аф, мне на процедуры пора.
– Конечно. Укольчики всякие. И горло полощи, – сказала невпопад девушка. – Звони.
Что происходит?
Почему Мэл ведет себя странно и недоговаривает? Боится расстроить? Доктор сказал, теперь у меня железная психика. Бей потрясениями по голове – отскочат со звоном.
Кто обманул первым? Улий Агатович, рассказавший о мнимой болезни Мэла, или Стопятнадцатый, повторивший слова доктора?
В чем правда? У кого спросить?
А правда в том, что я не вижу волны, и об этой сенсации наслышаны все кому не лень. Когда слепота является тайной за семью печатями, и о ней знают единицы – это одно, а когда вся страна тычет в меня пальцами – это другое. Вот почему Мелёшин-старший фильтровал газетные статьи, вымарывая из них слова обо мне и Мэле. Он старался свести к минимуму упоминание о своей фамилии.
Как дальновидный политик и глава уважаемого семейства, Мелёшин-старший давно просчитал всевозможные ходы. Из комы мало кто выбирается без последствий для серого вещества, и мое выздоровление, стремительно вскарабкавшееся на гору, может еще быстрее покатиться назад. Из-за отравления у меня теперь мозги набекрень. Кто знает, вдруг врачи поставят диагноз «идиотизм» или «аутизм»? Иными словами, официальная дурочка.
Да, иногда туго соображаю и многого не помню. Но ведь продолжаю лечение. И обязательно выздоровею!
Могу хорохориться сколько угодно, но плюсы истерлись один за другим и превратились в жирные минусы. Остался единственный положительный козырь. Мой отец – Влашек, и мне покровительствует премьер-министр. Но в политике как в гареме. В любой момент Рубля может сменить министра экономики, и я окажусь никем, и станут звать меня никак. Так что в свете моей беспросветной ущербности Мелёшины заранее пьют валерьянку.
Родственники Мэла не причинят мне вреда, но они надеются, что у меня хватит остатков скудного умишки отказаться от парня и освободить его от обязательств. Перед моими глазами встала мама Мэла, сложившая руки в молитвенном жесте. «Не губи его. Ему жить и жить. Если любишь, отпусти».
Поэтому Мэл молчит и отнекивается в телефонных разговорах. Делая выбор между матерью и какой-то девчонкой, кого он выберет? Мама одна, а девиц – пруд пруди.
Сгоряча я хотела позвонить и спросить в лоб о том, что происходит. Но Мэл опять увильнет от ответа, как делал неоднократно в последнее время, или перестанет отвечать на звонки. Нет уж. Использую эффект неожиданности и припру парня к стенке. Пусть скажет в лицо, раз и навсегда.
На экране телефона высветился номер из списка.
– Здравствуй, Петя. Я прошу тебя вернуть долг.
__________________________________________________
guli*, гули (перевод с новолат.) – подавишься
аquticus candi*, акутикус канди (перевод с новолат.) – водный сгусток
defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) – защитник
ДП, дэпы (разг., жарг.) – Департамент правопорядка
25. Сколько стоит любовь
Петя приехал в третьем часу ночи, как я и рассчитала. Уж если мне что-то втемяшилось, то поможет только ампутация. Головы.
Удивительно, но мозг работал как заведенный, выдавая фантастические и на удивление логичные идеи. Время в ожидании чемпиона пролетело в лихорадочной деятельности и притворстве. Я изображала пай-девочку, чтобы не вызвать подозрений у Эр и охранников.
Все-таки тяга к преступности – явление наследственное. И пусть не замысливалось ничего предосудительного, я чувствовала себя воришкой, намеревающимся обойти опасные ловушки и вскрыть хитроумные замки. Целью стояло, чтобы меня не хватились до утра, и чем позднее произойдет разоблачение, тем лучше.
План придумывался экспромтом и уточнялся на ходу.
Облегчу жизнь сторожам и сложу вещи в сумку. Кто знает, вдруг из-за ребяческой выходки меня больше не пустят в Моццо? Сумку оставлю в комнате, чтобы не мешалась во время операции. Для прогулки под ночным небом курорта нужно облачиться в что-нибудь темное и не привлекающее внимания.
Теплая одежда, обувь и сумочка уместились в пакете из-под покупок – нешуршащем, на замке-молнии, водонепроницаемом и с повышенной вместимостью.
Затем настал черед Эр. Женщину успокоило мое «стабилизировавшееся состояние», как она выразилась. Температура, и правда, спала окончательно, но время от времени нервировали побочные эффекты от выпитых лекарств. Я с трудом вытерпела прикосновения медсестры, когда та надумала произвести осмотр: кожа то шла жгучими пятнами, то онемевала, теряя чувствительность.
– Замучило привыкание к Моццо, – зевнула во всю ширь. – Хочу хорошенько выспаться. Глаза слипаются – не могу разодрать.
Эр обрадовалась и сказала, что сон полезен, так как восстанавливает силы, и что меня никто не побеспокоит, пусть хоть продрыхну до обеда. Ее слова вызвали нешуточные угрызения совести. Итогом явилась записка, в которой я слезно просила не ругать Эр и телохранителей. Они ни в чем не виноваты.
Рядом с запиской на столик лег браслет с тревожной кнопкой.
Чтобы поддержать легенду о глубоком и здоровом сне, свалившем меня нечаянно-негаданно, пришлось выключить свет, плотно зашторить окно и перемещаться, подсвечивая экраном телефона.
Из подушек и одеяла соорудилось некое подобие спящего человека. Получилось не ахти, но если стоять у двери и не особо всматриваться, то симуляция выглядела вполне правдоподобной. Легкая неприбранность в комнате тоже была призвана ввести в заблуждение, придавая помещению обжитой вид.
Словом, извилины крутились поразительно хладнокровно. Оценивали, анализировали, предугадывали и устраняли промахи, чтобы их не заметили другие. Когда позвонил Петя и сказал, что въехал на стоянку Моццо, я ожидала в полной боевой готовности. Пара секунд, чтобы присесть на дорожку – и в путь.
Наверное, мне помогали побочные последствия акклиматизационной лихорадки. Пусть с организмом творилась непонятная чехарда: нос или чесался от раздражающих запахов, или переставал ощущать что-либо; зрение, могущее поспорить с орлиным, внезапно падало, пугая близорукостью; уши то закладывало, а то слух обострялся так, что болели барабанные перепонки, – эти странности стали преимуществом.
Преодолев перила террасы и держа направление к северной стороне периметра, ограничивающего территорию лечебницы, я периодически замирала, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к каждому шороху, и, уверившись, что преследования нет, скользила дальше, держась в тени.
Его присутствие почувствовалось задолго до того, как появился он сам. Обоняние поймало слабый запах никотина, и я поспешно отступила под сень разлапистой голубой ели.
Охранник двигался бесшумно, и всё же уши уловили звук его шагов. Мужчина остановился неподалеку, вытащил из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой и неторопливо затянулся. Он стоял левее и чуть впереди, спиной ко мне. В Моццо нет луны, территорию курорта освещают уличные светильники или садовые и парковые фонарики, но и без их помощи глаза разглядели абрис телохранителя. Широкие плечи, бугрящиеся мышцы... Сто килограмм живого веса, готовые напасть в любое мгновение... Сейчас он обернется, и даже предусмотрительно надетая черная футболка не укроет меня в тени. И он задушит меня двумя пальцами, как куренка. А guli* на его руке – не залихватское предупреждение для обманутых рогоносцев. Это предостережение противникам... врагам... мне.
По спине пробежал холодок. Дыхание замедлилось ровно настолько, чтобы стать легким и поверхностным, как у спящего. Зрение и слух обратились в сторону ночного гуляки.
Мужчина курил и посматривал по сторонам, слушая тишину, и я завороженно следила за тлеющим кончиком сигареты, неспешно подносимой ко рту. В какой-то момент охранника насторожило невнятное шуршание, и он застыл как изваяние. «Это мышь в траве. Это мышь», – внушала я с отчаянием. Если он надумает проверить источник шума, мы столкнемся нос к носу.
Секунды растянулись, став резиновыми.
Только сейчас до меня дошло, что авантюрный план вышел за пределы ребячества, и выглядело, по меньшей мере, странным то, что я собиралась сделать. А именно: сбежать из лечебницы и добраться до столицы.
Для выполнения цели был привлечен Петя, от которого я потребовала возвращения долга. Немедленно. Любыми способами, исключающими огласку. Угрызения совести мучили меня ровно секунду, после чего чемпион выслушал прочие условия.
Конечно же, меня волновало, где парень найдет машину на ночь глядя, и есть ли у него права и деньги. Но волновало лишь в той степени, чтобы попасть в институт к первой лекции. Жесткое условие, но и Петя проявил неменьшую заботу, вручая приглашение в качестве спутницы на «Лица года».
Что будет, если меня поймают глухой ночью, в парке? Шумиху поднимать не станут. Рапорты и отчеты полетят по назначению, мне устроят участливый расспрос о причинах эксцентричного поступка. В конце концов, я не совершила ничего предосудительного. Подумаешь, побег. Так, выходка избалованной богатенькой девчонки. Но второго шанса мне не представится. Мэл опять ускользнет от объяснений, как неоднократно делал это в телефонных разговорах. А еще пугали охранники. И тот, и другой смотрели холодно и равнодушно, но если они поймут, что какая-то слепая малявка надумала обвести их вокруг пальца, меня не спасет даже покровительство Рубли.
Мокрая теплая капля упала на нос, следующая – на лоб, когда я подняла голову к небу, то есть, к куполу. Листва зашуршала – сначала тихо, потом сильнее. Зарядил дождь.
Вдалеке послышался негромкий свист – условный сигнал. Значит, черноглазый тоже обходил территорию. Невольный сосед по ночной прогулке затушил сигарету о ствол дерева и ответил похожим свистом. «Чисто» – поняла я, когда он неслышно двинулся к лечебнице. Упасть бы от пережитого волнения, да некогда.
Дождь участился, но кроны деревьев задерживали капли. Шум – это хорошо. Он перебивает звуки, а вода осаждает запахи.
Следующая часть маршрута – от ели, ставшей убежищем, и вдоль ограды, держась на расстоянии. Не зря охранник прохаживался в этом секторе. Три пролета, оставшиеся без присмотра видеокамер, обнаружились практически сразу. Судя по расположению и направлению глазков аппаратуры, следовало выбирать золотую середину. Расстояние между прутьями высокой кованой решетки оказалось достаточно узким, и на помощь пришла новоприобретенная гибкость. Но сперва был переброшен пакет с одеждой и, надо сказать, весьма ловко. Выбравшись на тротуар, я подивилась тому, что мне удалось протиснуться без сломанных ребер и вывихнутых конечностей. Теперь перебегу на противоположную сторону дороги и выберу направление, по которому искала днем Мэла.
