Текст книги "Sindroma unicuma. Finalizi (СИ)"
Автор книги: Блэки Хол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)
– Что за слезоньки ни о чем? – спросила Эр. На ней было необъятное серое пальто с черным воротником. – Надо прыгать от радости, а не грустить.
– Огромное вам спасибо! – поблагодарила я доктора и медсестру.
– Полноте. Это долг каждого из нас. И к тому же работа. Ваш случай – основа для серии полновесных докторских диссертаций, – утешил весело Улий Агатович.
В последний раз я оглядела ровные ряды кроватей и белоснежные треугольники подушек. В этих стенах, ставших временным домом, произошло мое второе рождение. А теперь от месячного пребывания не осталось и следа, даже цветы вынесли, раздав по кабинетам и аудиториям.
Как ни цепляйся за старое, а перемены всё равно настигнут. Без них невозможен прогресс, – вспомнились слова доктора.
Выдохнув, я решительно направилась к двери. Сначала из стационара в помещение медпункта, а затем в институтский коридор. Как оказалось, вчера стартовал первый день весеннего семестра. Каникулы закончились, а я пропустила их, болея.
Время выбрали с таким расчетом, чтобы спуститься в холл после звонка, возвестившего начало второго занятия, поэтому в коридорах было безлюдно. Нам мне встретилось ни одной души.
Эр и Эм шли рядом со мной и поддерживали, если я спотыкалась. А надо признать, шагалось весьма неуклюже. Поначалу закружилась голова, и пришлось сделать небольшую остановку на лестнице. Доктор тут же дал сосательные леденцы, и картинка перед глазами прояснилась.
Нас сопровождали мужчины – все как один в черных строгих костюмах, с рациями и микрофонами-наушниками. Служба охраны Департамента правопорядка, – вспомнились слова Пети во время речи премьер-министра на приеме. Люди Мелёшина-старшего.
Знакомые коридоры, знакомый холл, статуя акробата – святого Списуила и люстра под куполом, с предшественницей которой связаны адреналинистые воспоминания... Монтеморт при полном параде – еще миг, и отдаст лапой честь... Крыльцо, трёхрядье колонн... Внизу, у ступеней, тонированные черные машины и два фургона позади – наверное, для медицинской аппаратуры.
А еще снег, слепящий глаза на солнце, и слабый ветерок. На небе – молочно-аквамариновая акварель. Снова головокружение и повторная заминка, прежде чем удалось справиться с волнением и неограниченностью пространства как вширь, так и ввысь. После пребывания в четырех стенах мир снаружи выглядел нереальным, фантастическим. Мне казалось, за последний месяц жизнь ушла далеко вперед, забыв обо мне, и я безбожно отстала от поезда.
Улий Агатович протянул мягкий чехол, в котором обнаружились солнцезащитные очки мужского фасона.
– Наденьте. При случае подберете по собственному вкусу.
Действительно, в очках стало гораздо комфортнее и даже защищеннее.
Охранник открыл передо мной дверцу. Вот и настала пора прощаться.
Мой нос зашвыркал, да и доктор выглядел взволнованным. Не сдержавшись, я порывисто обняла его, и мужчина растерялся.
– Спасибо вам! Спасибо за всё!
– Не за что, дорогушечка. Я счастлив, что вы показали кукиш тому свету, и горжусь, что поучаствовал в вашей реабилитации.
С Эм я тоже обнялась, и она выглядела смущенной моей эмоциональной несдержанностью. А Эр сказала грубовато, хотя тоже расчувствовалась:
– К чему марать носовые платки? Я никуда не делась.
Но все равно я обняла медсестру. Хотя нет, скорее, приложилась к ее груди, потому что обнять Эр не удалось бы никому.
Эти люди находились подле меня круглые сутки, и благодаря им я стояла сейчас на крыльце, вдыхая февральский воздух. Чем еще отблагодарить их, как не вечной признательностью и безграничным уважением к мастерству и высокому профессионализму?
Мне и Эр предложили заднее сиденье машины, впереди сели двое мужчин. Я думала, автомобильная кавалькада двинется к институтским воротам, однако наша машина поехала к общежитию.
Вот и разошлись наши пути, – глядела я назад, выворачивая шею. В одной из машин, покидавших институт, уезжали Улий Агатович и Эм. Возможно, мы еще встретимся, а может быть, и нет, но я на всю жизнь останусь благодарна судьбе, сведшей меня с замечательными людьми.
– Зачем? – спросила я, когда машина остановилась около дверей общежития.
– За вещами, – пояснила Эр. – Поди не на день едешь. Бери, что посчитаешь нужным. А в Моццо прикупишь, если потребуется.
– Не надо. У меня всё есть.
– Не бери теплую одежду. Захвати что-нибудь легкое и летнее, – посоветовала медсестра и, увидев мое изумление, пояснила: – В Моццо среднегодовая температура – плюс двадцать восемь.
Эр осталась в машине, и водитель помог мне выбраться из салона, предложив руку. Совсем как Мэл. Рядом очутился второй мужчина. Наверное, это охранники, с которыми мне придется неизменно сталкиваться, так сказать, соседствовать. Бесстрастны, молчаливы, с уверенными походками и не мерзнут в костюмах на холоде.
Телохранители проводили до швабровки. Один, с темно-карими, почти черными пронзительными глазами, оглядывал имеющиеся закутки. Второму, с необычным разлетом бровей, приподнятых к вискам, я протянула ключ. Мужчина открыл дверь и мимоходом оглядел комнатушку, но заходить не стал. Будут ждать снаружи, – поняла я. Что ж, ждите.
Я скучала. Сама не подозревала, но соскучилась – словами не передать. По плафончику, по голубому дереву в углу, но бардаку на тумбочке и внутри нее, по ситцевым шторочкам. Соскучилась по скрипучей кровати, по коврику-циновке на полу, на махровому полотенцу, забытому на веревке.
Сев, покачалась на пружинах. Здесь был Мэл, – самое время нацарапать на стене. Здесь я радовалась, плакала, переживала, мечтала. Это самое лучшее место на земле, как оказалось вдруг и сейчас. Маленькое, уютное, слегка захламленное и запылившееся за месяц отсутствия хозяйки.
Меня не торопили, но я чувствовала – подгоняют.
Бездумно складывала в сумку всё, что попадалось на глаза, начиная от одежды и заканчивая косметикой. Положила фотографию Мэла и серебристый блинчик. Засунула в один из кармашков брошку из перевитых прутиков. Туда же легло удостоверение личности и все имеющиеся в наличии деньги. Подумав, я побросала упаковки с нижним бельем, купленным под чутким руководством Вивы. Ведь Мэл обязательно приедет, – подумала и хитренько заулыбалась. А значит, нужно захватить коробочки с саше.
Вот, пожалуй, и всё. В путь. В Моццо.
От института машина покатила по скоростной трассе к центру города. Я предположила, что мы поедем на север от столицы, коли Моццо – горный курорт, но водитель неспешно петлял по городу. Вскоре выяснилось, почему. Машина завернула на станцию и некоторое время ехала вдоль железнодорожных путей, пока не добралась до небольшой автомобильной очереди у билетной кассы. Водитель расплатился, не выходя из салона: открыв окно, провел пластиковой карточкой по считывающему устройству, и полосатый шлагбаум поднялся.
Я прилипла к окну. У посадочной платформы стоял поезд, но какой-то чудной. Вместо вагонов – открытые пустые площадки. Когда машина вырулила, заняв место на одной из них, сверху опустился тонированный колпак.
Мужчины отстегнули ремни безопасности и развалились в креслах. Водитель зашуршал газетой, а его сосед взялся набирать сообщение на телефоне.
Я завертела головой. Впереди – площадка, под колпаком которой укрыта другая машина, позади площадка, но пока пустующая, и на соседних путях стоит состав из похожих площадок.
– Хочешь кушать? – спросила Эр, и у меня заурчало в животе.
В спинке водительского сиденья оказался встроенный столик, а в образовавшейся нише обнаружился небольшой черный чемоданчик. Медсестра показала, как с ним управляться. Ловкость рук и сноровка женщины говорили о том, что ей не впервой ездить в подобных машинах. Эр извлекла из чемоданчика термоконтейнеры и наметанным глазом определила, что требуется моему тощему организму. Таким образом, я получила полноценный обед и покуда уплетала за обе щеки, наш поезд тронулся.
– Заинька, если хочешь, поспи, – предложила Эр, когда с едой было покончено, а столик убран. – Клади голову мне на колени. Убавь-ка рёв, – толкнула водителя в плечо, и тот увернул громкость магнитолы, хотя музыка и без того звучала на пределе слышимости.
– Мне казалось, мы поедем по дороге, – сказала я, устраиваясь лежа.
– По дороге долго добираться, к тому же, зимой. А это сверхскоростная линия. За два часа с мелочью будем на месте, – пояснила женщина. – Отдыхай, не майся.
Сперва я изучала бритые затылки телохранителей. Потом переключила внимание на убранство салона, разглядывая черные кожаные сиденья и белый потолок. Я и представить не могла, что когда-нибудь побываю в машине дэпов*, к которым относилась без особой симпатии. А теперь меня везли в одной из них. Затем решила позвонить Мэлу, но передумала. Не буду разговаривать с парнем при посторонних.
Повертевшись с боку на бок, я опять села и пристроилась у окна, пытаясь разглядеть снаружи что-нибудь достойное внимания, но два слоя тонированных стекол затрудняли обзор.
Поля, рощи, холмы. Снег и деревья. Ни следа жилья – ни поселков, ни городов. Безлюдное направление. Скучно. И совсем не чувствовалась большая скорость, как и инерция при разгоне. Будто мы сидели в комнате, а не ехали меж снегов.
Снова улегшись, я поджала ноги, положив голову на колени Эр. Женщина всхрапнула во сне. Непривычно. Я видела ее в неизменном медицинском халате и шапочке и ни разу не задумалась над тем, что Эр тоже человек, которому нужно есть и спать.
Стоило ли поинтересоваться, как зовут охранников?
Моццо – что за курорт? Мэл бывал там. Наверное, отдыхает каждый год. В Моццо тепло, сказала медсестра. Вечное лето. А у меня и купальника-то нет. И разрешат ли мне плавать и загорать или закроют на месяц в больничной палате, похожей на стационар института?
Вылечусь и вернусь на занятия. Как отнесутся окружающие к моей слепоте? С сочувствием и пониманием или сделают вид, что незнакомы?
Имеет ли смысл поговорить с отцом и объясниться раз и навсегда, как взрослые люди? И открыться ли ему, что знаю о маме и о побережье?
Мэл как-то сказал, что серьезные решения нужно принимать вдвоем. Дождусь, когда он выздоровеет и приедет в Моццо.
– Вставай, заинька, – теребили меня. – Подъезжаем.
Оказывается, незаметно для себя я уснула.
Охранники оживились, щелкая тумблерами и кнопками на панели. Водитель протянул мне карточку, которую использовал у билетной кассы.
– Для чего? – взглянула я непонимающе на иссиня-черный пластик с буквой "V", отливающей золотом.
– Это накопительная карта, – пояснила Эр. – На неё будут начисляться твои расходы на оздоровление, которые потом оплатит правительство.
– Я думала, с карточек снимают деньги, а не накапливают на них долги.
– Карты бывают разными, – ответила весело женщина. – У правительства неограниченная кредитная линия. Увидишь, как она действует. И снимай шубку.
Эр давно избавилась от пальто, повесив на спинку переднего сиденья.
– Зачем? – потянулась я, разминая мышцы.
– Затем. Мы в Моццо.
М-о-ц-ц-о.
Ласковое солнце, глубокая небесная бирюза, влажный бриз, высокие пальмы, изумрудные газоны, стриженые деревья, благоухающие сады. В шестистах километрах от столицы – лето. Юг. Хотя нет, это неверное определение.
Райское место.
Географический юг, на котором мне довелось побывать, учась на первом курсе, не идет ни в какое сравнение с мягким климатом Моццо. Не в пример тамошним аборигенам – смуглым и чернявым – я осталась бледной поганкой вечно с облупленным носом и шелушащимися щеками. Какое там загорать! Мне повезло, что «старички» пожалели и в первый же день по приезду отсоветовали оголяться, не то тело обуглилось бы как деревяшка. Поэтому парусиновые штаны до щиколоток, рубашка с длинными рукавами и панама с большими полями стали бессменной одеждой на полгода учебы. Так что на юге нет никакого рая. Там климат резко континентальный: горячие суховеи, половину дня – палящее солнце в зените. Словом, пекло. Пот течет ручьями. И местная валюта – вода.
А в Моццо – райские кущи.
По курорту запрещено разъезжать на машинах, и даже правительственные номера – не указ. Без исключений. Транспорт оставляют на парковках у железнодорожных и автомобильных терминалов и перемещаются по территории Моццо на электромобилях – понарошечных, смешных и медлительных.
Наш пункт назначения – правительственная лечебница, размещающаяся в трехэтажном особняке. Это серьезное уважаемое заведение: лепнина, беломраморные балюстрады, увитые зеленью балкончики, лестницы. Перед фасадом – фонтан, пруд, мостики, цветники. Тишина, щебет птиц,
Персонал вежлив и корректен. Приветливо улыбаются и не задают лишних вопросов.
В апартаментах есть всё, что душе угодно, и даже больше. У меня просторная светлая комната и при ней ванная. Балкон выходит на террасу, увитую плетущимися розами. Первый этаж, панорамное окно смотрит в ухоженный парк.
Солнечно. Тепло. А за куполом – зима, февраль, мороз.
– Почему горнолыжный курорт? – спросила я у Эр, когда нас привезли в лечебницу. – Тут и гор нет.
– Они снаружи. Невысокие, но достаточно крутые.
Должно быть, здорово, накувыркавшись в снегу, возвращаться в лето, сделав два шага.
Не знаю, где поселили телохранителей, как не знаю их имен. Наверное, тоже зашифрованные Эс и Гэ. Или А и У. Голоса у охранников обыкновенные и непримечательные. Когда водителю позвонили по телефону, и он ответил: «Слушаю», я разочаровалась. Мне казалось, профессионал из службы охраны должен говорить как секретный агент – с выразительной интонацией и многозначительными паузами между словами.
Тот, что с пронзительными черными глазами, вручил неширокий браслет из материала, похожего на кожу, и показал, как застегнуть его на запястье. При малейшем страхе или подозрении или когда мне что-нибудь померещится, следовало без промедления жать черную кнопочку на браслете.
Я снова позвонила Мэлу.
– Привет, меня закинули в Моццо. Лежу на кровати и смотрю в потолок. Здесь красиво. Как в твоей квартире.
Пожалуй, точное сравнение с жильем парня. Комната, куда меня поселили, обставлена элегантно и со вкусом. Она лоснится от безукоризненной чистоты и порядка. «Апельсинная» – название говорит за себя. Тщательно подобранные оттенки оранжевого нежны и приятны глазу, и не вызывают раздражения.
– Это хорошо, – согласился Мэл, но его тон показался натянутым.
– У тебя всё в порядке? Выздоравливаешь? Представляешь, занятия начались, а я не знала, – зачастила, торопясь выговориться.
– Да, – ответил коротко парень.
– Скорее поправляйся. Пожалуйста! И приезжай. Правда, дорога долгая. Может, вырвешься на выходных?
– Постараюсь.
– Я теперь слепая. Для всех. И Рубля разрешил носить дефенсор*, – поделилась важной новостью.
– Попробовал бы он не разрешить, – хмыкнул Мэл.
– Ужасно скучаю! – выпалила я. На секунду подивилась скакучести мыслей, перепрыгивающих с одной темы на другую, и тут же забыла. – Очень-очень хочу увидеться. Приезжай, милый.
В телефоне наступила тишина.
– Как только, так сразу, – ответил парень. Медленно, словно раздумывал, что и как сказать.
– Буду ждать, – попрощалась с ним, пропустив мимо ушей мурлычущие нотки в своем голосе.
– Как самочувствие, заинька? – спросила Эр, входя в комнату. Она снова облачилась в медицинский халат.
– Не знаю. Вроде бы нормально.
– Иногда организм путается из-за смены климата, и требуется время на адаптацию. Пригляжу за тобой денек-другой и поеду обратно. Улий Агатович договорился.
– Спасибо!
Эр осталась единственным связующим звеном с прежней жизнью, и меня страшила перспектива остаться среди незнакомых людей. Черт, раньше ничего не боялась, а тут вдруг струсила. Вне комнаты я жалась к медсестре и старалась держаться рядом с охранниками. Все непонятности и вопросы к администратору лечебницы передавались через Эр.
– Пойдем, провожу в столовую, – предложила женщина.
Покуда мы шли по коридору со скульптурами и цветами в вазонах, она кратко рассказала о лечебнице и сообщила о примерном расписании моего оздоровления. Как ни странно, в нем предусматривалось свободное время.
– Направо – процедурный павильон, налево – диагностический, – махнула рукой Эр, показав направление. – Здесь используют новейшее оборудование и препараты последнего поколения. Сам премьер-министр предпочитает отдыхать тут! – сказала с благоговением, с коим отзывалась и об Улии Агатовиче. Видимо, женщина безмерно уважала Рублю и доктора, едва ли не обожествляя их.
Столовая сияла белоснежными скатертями и сервировкой. Медсестра усадила меня за столик в некотором отдалении от других, в уютной нише. Хорошее место. Люблю, когда закрыты тылы.
– Для тебя будут готовить отдельно. Можешь заказывать меню заранее. По территории лечебницы гуляй без опаски. Здесь отдыхают приличные люди, посторонних не бывает. Если потребуется, вызывай охрану. Сегодня осваивайся, а завтра твой лечащий врач определится с назначениями. Почему не переоделась?
Я пожала плечами. В сумке, набитой вещами не нашлось подходящей одежды. А то, что кофточки и платья, взятые из общежития, смотрелись бы странно в теплом климате Моццо, стало ясно, когда нас везли в лечебницу. Отдыхающие разгуливали в маечках, коротких юбках и шортиках, не гнушаясь легкомысленной одеждой с прозрачными намеками на недолгий курортный роман.
– Тогда полдничай – и вперед, за покупками, – сказала Эр. – И прихвати кого-нибудь из мальчишек.
Под мальчишками она подразумевала телохранителей, хотя те были едва ли моложе неё. Как я прихвачу, если не знаю, куда они делись?
– А маячок на что? – показала медсестра на браслет.
Давить на кнопку не потребовалось. Черноглазый появился неслышной тенью и сел за мой столик. После приезда в Моццо мужчина успел переодеться в короткую рубашку и светлые брюки. Пока я ела блинчики с повидлом, стараясь не заляпать скатерть, он оглядывал полупустой зал и редких отдыхающих.
– Хочу съездить в магазин, – сказала, прожевав, и смутилась. Наверное, нагло прозвучало.
Мужчина кивнул и вернулся к осмотру столовой. Наверное, привык к выкрутасам подопечных.
– Спасибо.
Во взгляде охранника промелькнула искорка удивления. Глупо вышло – благодарить человека за его работу. Но не благодарить не могу. Не умею.
В итоге мы поехали за покупками на электромобиле – смешной двухместной машинке, похожей на игрушечный грузовичок с небольшим кузовом для багажа. В электромобилях нет окон, сверху тент, чтобы не напекло голову, колеса – маленькие, дверцы – шуточные, двигатель – бесшумный, и не нужно пристегиваться. Едешь как на велосипеде, и ветерок обдувает. Электромобили стоят на специальных парковках, и за руль может садиться любой желающий с пятнадцати лет. И я могла бы попробовать себя в роли водителя, но не решилась.
Чтобы не потеряться в незнакомом месте, пришлось обратиться за помощью к администратору. Я разволновалась ужасно. Кое-как объяснила на пальцах, заикаясь, и получила схему курорта вдобавок к вежливым рекомендациям о популярных магазинчиках. Фух, оказывается, совсем не страшно задавать вопросы, и администратор не кусается.
Мы ехали по авеню. Охранник вел электромобиль по дорожке, предназначенной для транспортных средств, а я вертела головой по сторонам, нагружаясь впечатлениями. Прежде мне не приходилось отдыхать на курорте, поэтому сравнивать было не с чем.
В Моццо нет толкотни и давки. Прогуливающиеся отдыхающие одеты пестро и легко. Море зелени. Яркие цветочные пятна на газонах и скульптурные композиции из цветов услаждают взоры эстетов. Многочисленные плакаты и афиши зазывают на выставки, аттракционы, костюмированные представления и иные развлечения. Вдоль авеню – здания необычной архитектуры и малой этажности. Небоскребы – под запретом.
Словно в сказке. Есть, отчего закружиться голове и учащенно забиться сердцу.
Взгляд невольно задержался на руках моего спутника, расслабленно лежавших на руле. Сильные, мускулистые, с черными волосками и родинками... Сосредоточенное лицо, красивый профиль – хоть чекань монету... Всё успевает: ведёт машинку, держит в поле зрения меня и окрестности, оценивает опасность. При первой встрече просканировал взглядом и сделал выводы. Интересно, какие?
Я сглотнула и отвела глаза.
– Вот сюда, – показала на ряд витрин, сверившись со схемой. Из-за моего ротозейства едва не проехали мимо.
Сопровождающий не ленился следовать за мной по магазинчикам, придирчиво осматривал внутреннее убранство и ограждал от покупателей, если таковые попадались. Но моя персона никого не заинтересовала, кроме продавцов. Кредитная карта произвела поистине волшебное действие, заставляя их подобострастно размазываться как подтаявшее сливочное масло, отчего мне делалось неловко.
Неловкость заставила выбирать торопливо и на глазок. Да и зачем примерять, если одежда висела на мне как на вешалке? Таким образом, я приобрела шорты, несколько маечек, весьма целомудренный купальник, пару коротких юбок и два сарафана. И панамку взяла, а вот очки Улия Агатовича оставила – на память. К покупкам добавились легкие балетки с красными маками на мысках и сланцы.
Набрав обновок, я сразу же переоделась в одной из кабинок, чтобы не выделяться среди отдыхающих белой вороной, и, лишь сняв бирки с ценами, поняла, почему продавцы молились на пластиковую правительственную карту. Стоимость шмотья зашкаливала. Наверное, ценники спёрли с бульвара Амбули, не иначе.
Возвратить, что ли, покупки обратно? Но как вернешь, когда расходы начислены на карту? Поступит к папуле счет за мое оздоровление, а в нем львиная доля трат слепой доченьки придется на ублажение непомерно возросшего эго.
О расходах за казенный счет я переживала ровно до тех пор, пока не выпорхнула из магазинчика. До чего хорошо! – вдохнула грудью теплый солоноватый воздух. Искусственное солнце опускалось к искусственному горизонту. Вдоль авеню потянулись вереницы электромобилей, перегруженные веселящейся молодежью в купальниках и с мокрыми волосами, и семейные пары с детьми, везшие надувные круги и плавательные матрасы.
– Здесь есть озеро? – удивилась я.
Мой спутник кивнул в сторону заката. Весьма немногословный и содержательный ответ.
Вот это да! Озеро под куполом посреди зимы! После ужина нужно прогуляться и посмотреть на экзотику.
Без происшествий мы вернулись обратно, но меня начало пошатывать. Похоже, я перегрузилась впечатлениями насыщенного дня. Еще бы. Утро началось в стационаре института, а ночь предстояло встретить в фешенебельном номере лечебницы для избранных.
Ужин мне не понравился. Чересчур много специй, чересчур солоно, чересчур приторно – то бишь, речь об отбивной, салате и соке. И всё-таки я замарала скатерть. Возила по тарелке вымученный кусочек мяса, наколола на вилку – он и ляпнулся. Скатерть мгновенно впитала улику, вернув королевскую белоснежность, а я воровато огляделась – не заметил ли кто конфуз.
Не заметили. Ваза с цветами удачно заслонила половину стола. Солидные дяденьки и не менее солидные тетеньки вкушали чинно и культурно, звякая столовыми приборами. На меня посматривали мельком и отводили взгляды. Хорошо, что не пялятся открыто, – нервно отхлебнула я водичку из стакана.
– Неужели дочь Влашека? – долетел тихий шепот. – Не похожа на него.
– Зато своего не упустит. Сразу видно, отцова порода.
Насторожившись, я обвела взглядом столики. Соседи по столовой сидели достаточно далеко, но мне казалось, что шептались в двух шагах. Разговор был ни о чем, и кто его вел – непонятно.
– Надолго она здесь?
– Почем знаю? – ухватили уши грубоватый ответ. – Администраторы молчат...
– И охрана при ней. Не спускают глаз...
– Устрой так, чтобы нас представили. Нельзя упускать ценное знакомство.
– Как?! Хочешь, чтобы мне свернули шею?...
– Уже месяц здесь торчим. Надоело. Хочу в столицу.
– А деньги спускать не надоело? Будем торчать, сколько потребуется, пока шум не утихнет. Между прочим, у меня инфаркт.
– Инфаркт у него! Синяки под глазами подведи, чтобы поверили...
– Слепая в висоратской здравнице! Завтра же переедем в пансионат!
– Прижми зад и делай, как велю. Будешь улыбаться и здороваться с ней, пока язык не отсохнет. Поняла?
Наверное, я схожу с ума и слышу, как разговаривают призраки. Дожилась! И зачем долбить ложками по тарелкам? Чай не гвозди забивают.
Признаться о голосах или нет? – покосилась я на охранника за моей спиной. Черноглазый стоял красиво – ноги шире плеч, руки за спину – нервируя высокопоставленных курортников внимательным прищуром. Хорош чертяка! А о голосах не скажу. В лучшем случае покрутит пальцем у виска, в худшем – отметит в отчете, и меня упекут в психушку. Да-да, с нулевыми потенциалами и бестелесными созданиями, нашептывающими в оба уха, – дорога только в психиатрическую лечебницу. И вообще, померещилось мне из-за жары. Бывают зрительные миражи, а бывают – слуховые. Наверное.
Фу-у, духотища. Хватит без толку протирать шорты, всё равно аппетита нет. Кто сказал, что здесь рай? В Моццо такое же пекло, как на юге.
Обмахиваясь салфеткой, я побрела в номер, и телохранитель проводил меня до двери. Забодал уже сушняк. Надо было захватить графин с собой.
В ванной подставила ладони ковшиком под кран. Пила и не могла напиться. Так и упала без сил на кровать, мучимая жаждой.
Когда за окном стемнело, заглянула Эр, и ее разволновал мой нездоровый вид.
– Батюшки, да у тебя температура! До чего же ты слабенькая. Я ж как в воду глядела, а Улий Агатович не верил. Ну, не переживай. День-другой, организм привыкнет к смене климата, и дело пойдет на лад.
Она покрутила тумблер кондиционера, и в комнате начало холодать. Какое облегчение! И задышалось свободнее.
– Возьми и рассасывай, – медсестра протянула пару таблеток. – Попозже еще загляну.
Взбив подушки, Эр укрыла меня одеялом и ушла. Жаропонижающее помогло на какое-то время, как и свежесть в помещении. Мне полегчало, и я забылась сном, в котором снова появился лес. Все эти дни он прятался и ускользал, а сегодня снова позвал к себе.
Над лесом плыла полная луна, цепляясь за макушки деревьев. Необхватные стволы, шершавая кора, запах смолы... У меня закружилась голова. Волнение забурлило в крови, и внутренний трепет передался телу дрожью предвкушения.
Во мне опять проснулась она, и нас стало двое – я и самка. И облизывались мы вместе, приминая ковер изо мха – бесшумно, сливаясь с тенями. Но сколь бы тихо мы не передвигались, неслышные шаги были как топот носорога, потому что он мгновенно услышал. Наш хозяин кружил неподалеку, но не спешил показываться.
И мы побежали – я и самка, приглашая в игру, но хозяин не откликнулся. Он видел нас и чувствовал наше желание, но не вышел навстречу. Тщетно мы завлекали его: сперва с кокетством, затем с растущим отчаянием, потом чуть не плача. В чем мы провинились? Поиграй с нами. Мы хотим большего. Разве луна не зовет тебя? Разве не щекочет ноздри?
Хозяин не отозвался. Он был рядом, в двух шагах, и все же ускользал, стоило приблизиться к нему. В конце концов, разве нам пристало бегать за ним? – топнули мы ногой – я и самка. Попадись нам, и мы выцарапаем глаза и располосуем когтями! Ну, пожалуйста, выходи! – потерлись спинкой о шершавый ствол, мурлыча. Не то мы перебудим окрестности и уйдем искать того, кто откликнется на наш зов. Выходи!
И хозяин появился. О, наш господин! – метнулись мы в ноги, ластясь и забыв об угрозах. Он тоже опустился на колени, обхватил наше лицо ладонями и заглянул в глаза. Мы рвались к нему. Точнее, самка дрожала от нетерпения, облизывая губы, в то время как я отстраненно наблюдала за хозяином. И понимание опустилось на плечи легчайшим одеялом тумана, сотканным из животной страсти и человеческой нежности. Хозяин и та, что была моим вторым "я", – части одного целого. Он – её господин и повелитель, а она – сокровище его сердца. И сегодня хозяин отпускал её. Прощался. Вбирал запах, жадно втягивал носом, прикрыв глаза – вертикальные полоски в янтаре. Запоминал.
Легкий поцелуй в щеку, взмах её ресниц. Почему? За что?
Уходи. Уходи же! – оттолкнул он самку, и угрожающий рев разнесся над лесом. – Проваливай.
Ах, так! Острые когти оставили алеющие полосы на груди хозяина, но он не шелохнулся. И мы побежали прочь – я и самка. Дрожа и плача от ярости, от унижения и... от боли, звеневшей в груди.
– Заинька, проснись... Опять горишь. Выпей-ка микстуру, – вырвал из сна голос медсестры. – Что за напасть? Если к утру не отпустит, позвоню Улию Агатовичу.
Под утро меня отпустило. В рассветных сумерках я добралась на нетвердых ногах до ванной и опять пила, пила, пила. И еще выставила минусовую температуру на кондиционере. Блаженство блаженств! – рухнула на ледяную простыню.
– Заморозить себя хочешь? – воскликнула Эр, зайдя утром в комнату. От свежевыстиранного халата пахло лавандой. – Посмотри, превратилась в ледышку. И нос синий. Не хватало нам воспаления легких в такую-то теплынь.
Сонно щурясь, я вылезла из-под одеяла.
– Ну, вот, более-менее, – удовлетворилась осмотром Эр. – Покажись-ка.
Она проверила горло, уши, пощупала миндалины и лимфатические узлы.
– Я должна сдать тебя здоровой. Местные боятся, что их обвинят, будто они уморили тебя. Сегодня отдыхай, понаблюдаем за твоим самочувствием. Пойдешь в столовую или позавтракаешь здесь?
– В комнате, если не трудно, – взглянула я жалобно. – Что-нибудь нежирное.
Эр посмотрела на меня с сочувствием, снова потрогала лоб и вышла.
Приободрившись после легкого завтрака, я выползла на террасу, где с удобством устроилась в кресле. Солнечные пятна дрожали в листве, отчего казалось, что деревья увешаны золотыми монетками. «В Моццо не бывает пасмурных дней!» – вспомнился лозунг с рекламного плаката. Свежий воздух звенел от прозрачности, и от его вкусноты потекли слюнки. Но разыгравшийся аппетит взбаламутил отнюдь не желудок, а энергию, гулявшую в теле. Она блуждала по венам, горяча кровь; натягивала нервы, заставляя вибрировать; перекатывалась по мышцам, сделав их гибкими. Уверена, я смогла бы изогнуться под любым углом и пролезла бы в любую щель. Зрение обострилось, приблизив предметы, слух стал чётче. Я видела птиц, скачущих по веткам, и без труда пересчитала бы цветы на клумбе. Уши уловили жужжание диких пчел, соорудивших гнездо под козырьком крыши, и работающий двигатель далёкого электромобиля.
