Текст книги "Шипы в сердце. Том первый (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)
Глава тридцать вторая: Хентай
На моей территории я живу иначе. Здесь нет костюмов, и я даже позволяю себе ненадолго убрать телефон, если только на носу не висит что-то очень важное, что нельзя отложить даже ради выходных. Тем более – если рядом дочь. Или, как сейчас, Кристина. Я бы вообще вырубил его до завтрашнего утра к херам, но если Дёмин всполошился – значит, на первый план выходят не мои личные «хотелки», а дела.
Но пока телефон молчит, а Барби снова залипла возле вольера с каракалом – она, кажется, реально что-то ему читает с телефона – я натягиваю удобные высокие сапоги и забираю поводья от жеребца, которого недавно осматривал ветеринар. Большой, черный и уже не очень молодой, но абсолютно офигенный красавчик. При виде меня громко фыркает и тянет морду за долькой яблока – характер у засранца такой, что подходит можно только через угощение. Пару минут просто глажу его по голове, между ноздрями, слежу, чтобы не было воспаления – ветеринар сказал, что с суставом все в порядке, но лучше не рисковать.
Работа руками – мой ритуал. Чищу копыта, разговариваю с ним как с человеком. На уровне жестов, звуков, запаха. Это отлично расхламляет голову от лишнего мусора и постороннего шума.
А потом чувствую взгляд, оглядываюсь. Барби. Походит к манежу, сначала опирается на край, потом, подумав, взбирается на перекладины, как маленькая, чтобы было лучше видно.
– Не боишься испачкать курточку, коза? – бросаю ей через плечо, потому что смолчать просто нет никаких сил. Или желания? Да похуй, примерно в равной степени.
– Она серая. А пыль тут тоже серая. Так что это не свинство, а стратегическая маскировка на местности. – Крис немного подается вперед, все-таки вынуждая меня повернуться в ее сторону. – Может я тут как раз занимаюсь промышленным шпионажем, Вадим Александрович.
– Для шпиона на тебе слишком узкие штаны.
– Они обычные, а все остальное – просто плод твоего больного воображения, – фыркает, она, но я вижу пляшущую в уголках ее глаз улыбку.
– Да у меня на тебя просто встал, блядь, – подшучиваю, отпускаю жеребца размяться в манеже, а сам иду к ней. Становлюсь рядом, укладываю руки на загородку по обе стороны ее тела.
– Очень откровенно, – щурится, делая вид, что причина ее моментально покрасневших щек никак не связана с моими словами.
Раньше она не краснела так очевидно, а теперь вспыхивает буквально на любую пошлость, которые я иногда бросаю в нее, потому что выпрашивает и потому что мне тупо надо. Надо видеть, как она прикусывает губу, как сжимает под столом колени, думая, что я не вижу, как начинает поправлять волосы, тяжело дышит и покрывается смущением – таким охуенным, что я ни хрена не преувеличиваю, когда говорю, что завожусь на нее со старта сразу до трехсот.
– Что за конь? – спрашивает после короткой паузы, кивая мне за спину. – Он тебя не сожрет?
– Его зовут Оскар. И он, в отличие от некоторых, не носит в себе жажду к истерикам.
– Это ты сейчас про меня? – Она намеренно подыгрывает, делает вид, что злится.
– Иногда ты очень громко шипишь, Барби. Само напрашивается.
Она закатывает глаза, но не уходит. Даже «разрешает» мне положить ладонь так, чтобы наши пальцы слегка соприкасались. Я даю ей эту игру, потому что сегодня такое настроение, когда после злоебучей сделки, хочется просто расслабиться и снять броню. Не всю, но хотя бы защитные щитки.
– Зачем тебе вообще конюшни, Тай? Это же не бизнес.
– Не все должно быть бизнесом.
– Тогда зачем? – Ей как будто и правда интересно.
– Просто… потому что могу. Потому что иногда важно иметь под рукой место, где все честно. Где лошадь либо доверяет, либо шарахается. Где грязь – это просто грязь, а не бизнес и политика.
Она слушает молча. Ветер треплет пряди ее волос, и мне хочется поймать одну и намотать на палец. Но я просто продолжаю смотреть, как закатное солнце «поджигает» ее волосы до цвета насыщенной бронзы.
– Хочешь попробовать? – киваю в сторону соседнего манежа, где как раз выгуливают крепкого молодого жеребца. Спокойного как корова. – Он с няней Стаськи чаще общается, чем с ковбойскими ботинками. Безопасный.
– И в каком месте это прозвучало соблазнительно?
– В том, где я буду держать тебя за талию, пока ты будешь учиться сидеть в седле.
Она замолкает. Потом медленно перебрасывает ногу через заграждение, усаживаясь ровно так, когда у меня не остается выбора, кроме как положить руки ей на бедра.
– Вот видишь, – едва ли не впервые смотрит на меня сверху вниз и наслаждается триумфом, – мне не обязательно усаживаться верхом, чтобы заполучить твои руки там, где нужно.
– Отличный план, коза, и главное – целиком твой.
Мы снова пикируемся взглядами. Несколько секунд, прежде чем до нее доходит, что она снова попала в грамотно расставленные силки.
– Самоуверенный мудак. – Забрасывает руки мне на плечи, подается вперед, сползает, вешаясь на меня как обезьянка.
Реально до сих пор не понимаю, как она вывозит мою тушу. Я, конечно, сдерживаюсь, но она ни разу ни на что не жаловалась, хотя в моей жизни были женщины – заметно крупнее Барби – которые охали и ахали буквально во всех позах.
– Ты выглядишь как будто тебя срочно нужно бросить в стог сена, – говорю немного охрипшим голосом, потому что в принципе, почти готов это сделать. Хотя она почти ничем не провоцирует – просто немного ерзает жопой у меня в ладонях.
– У тебя в голове только одно, – Крис снова краснеет, но и не думает прятать взгляд.
– Нет. Еще у меня в голове кофе. Но ты всегда на первом месте.
Она смеется. Настоящим, искренним смехом. И, наверное, именно в этот момент я окончательно понимаю, что мне с ней хорошо. Не по формату, не потому что красивая, не потому что молодая. Просто… хорошо.
Мы остаемся на улице еще с полчаса. Потом я бросаю:
– Голодная, Барби? Будет стейк и овощи.
– Не слишком ли круто для вечера? – Но по глазам вижу, что такое меню как раз в ее вкусе. У нее вообще абсолютно здоровый аппетит, и для меня это тоже в «плюс» – не люблю вымученно страдающих женщин, которые выставляют салатный лист на тарелке как за повод получить медаль, но при этом хлещут вино бутылками.
– Ну или я съем кусок мяса с кровью, коза, – нарочно немного наклоняю ее на себе, чтобы она плотнее обняла мою шею, и мягко стукнулась носом об мой нос, – или мне придется сожрать тебя.
– Отлично, – ее голос становится по кошачьи мурлычущим, а задница уже выписывает в моих ладонях нетерпеливые восьмерки, – к черту мясо, я вкуснее.
Блядь.
Мой мозг моментально переключается в режим активного поиска места, где ее можно натянуть прямо сейчас.
Телефон в кармане вибрирует. Я забиваю хуй.
Перехватываю ее бедра одной рукой, другой подтягиваю за затылок, подавляя ее наигранное сопротивление, потому что в том месте, где она трется об мою руку, даже через пару слоев одежды чувствую, какая она горячая.
Ее рот принимает мой язык с жадностью, без тормозов.
Сочные губы обхватывают, посасывают, приправляют тихим стоном, который разливается вибрацией по всему ее телу – от губ до копчика.
Мы на секунду размыкаем рты с влажным звуком, но Барби тут же наклоняется к моему уху и шепчет:
– Хочу тебе отсосать, Тай.
Я открываю рот, чтобы сказать, как охуенно мой член рад это слышать, но звонок снова заёбывает. Мы пару секунд смотрим друг на друга, потом я все-таки достаю телефон.
Дэн.
Обычно он без причины не названивает в субботу вечером, тем более редко когда делает это так настойчиво.
– Это что-то важное? – Лицо Кристины меняется, становится напряженным.
– Просто дай мне пару минут.
– Можно, я пойду в дом? – Она и правда начинает очень сильно дрожать, хотя несколько секунд назад была раскаленной как печка, так, что моя ладонь до сих пор сжимается в попытке удержать тепло ее тела.
– Да, конечно.
Я прикладываю телефон к уху, наблюдая как Барби идет вдоль ограждения манежа до выхода. Ее руки висят вдоль тела, но я буквально нюхом чувствую, что ее игривое настроение моментально улетучивается.
– Ты просто пиздец как не вовремя, – говорю в динамик без приветствия.
– Стащил тебя с какой-то сучки? – смеется друг.
– Ближе к делу, – обрубаю его привычное разглагольствование. У Дэна в жизни две слабости – оружие и женщины. Обе эти темы он может обсасывать одинаково долго и одинаково нести хуйню.
– Насчет Кристины Тарановой.
Смотрю, как Барби выходит из манежа, ускоряется в сторону дома.
Оглядывается только раз – резко и мимолетно, как будто это становится неожиданностью даже для нее самой.
После того, как Вика рассказала, что вернулась дочка Таранова, я еще пару раз натыкался на эту мысль. В конце концов, решил на всякий случай подстраховаться и попросил Дэна пробить, где именно находится малолетнее тарановское «наследство» и чем она занимается. Его моя просьба слегка удивила, но мы давно дружим, и такие тонкости как «не твое дело, зачем мне это» уже давно не на повестке дня.
Дэн попросил дать время, сказал, что девчонка могла замести следы, хотя обычно ему нарыть инфу даже про супер-защищенных конфиденциальностью особ – плевое дело.
– Живет у подруги, работает репетитором английского. – В придачу Дэн выдает еще с десяток ничего не значащих фактов. Судя по его словам, Кристина Таранова живет обычную, ничем не примечательную жизнь. – Сопливая девчонка, как все в ее возрасте. Напрягаться не из-за чего.
Обычная девчонка, которая променяла жизнь в Англии на съемную комнату у подружки?
Если бы я услышал это не от Дэна, то точно заподозрил бы пиздеж. Но не доверять человеку, с которым мы пришли огонь и медные трубы, у меня нет никакого повода. Может, мелкой Тарановой действительно вообще не до того, а Виктория просто разводит панику на ровном месте? Само собой еще и для того, чтобы потянуть время и сохранить нашу связь.
– Если чё – девчонка у меня на контроле, – говорит Дэн. – Будет вести себя подозрительно – дам знать. Так что не суетись. А то подумаю, что большой и взрослый Авдеев испугался ссыкухи.
Я беззлобно посылаю нахуй и его, и все его умозаключения, и бросаю телефон в карман.
Глава тридцать третья: Барби
Я захожу в дом на таких слабых ногах, как будто из меня по дороге достали абсолютно все кости и размочили суставы до состояния мармелада.
Дверь за спиной мягко захлопывается, и я на секунду замираю в прихожей, будто подводя итоги – всему, что только что было, и всему, что только что обрушилось.
Сбрасываю куртку, бросаю кроссовки на идеально чистую стойку для обуви. Странно, но это пространство – пусть с немного грубым деревом, металлическими деталями и камином в углу – кажется уютнее, чем его городская квартира. Там все слишком идеально. Здесь – по-человечески.
На кухне деревянные шкафы, массивный стол, пара висящих кружек с обугленной эмалью. Запах кофе уже не такой острый, но все еще теплится в воздухе. Я опираюсь руками о край столешницы. Закрываю глаза.
Я видела имя «Дэн» на экране его телефона до того, как Вадим ответил. До сих пор мысленно костерю себя за то, что чуть было не поддалась порыву задержать руку Вадима и орать ему в лицо: «Не надо, не отвечай!»
Дэн.
Я знаю, что Дэн умеет быть безжалостным, когда надо.
А теперь я знаю, что Вадим чувствует людей глубже, даже под масками.
И что вдвоем эти лучшие друзья – опаснее, чем напалм.
Знала это до того, как затеяла играть в кошки мышки, но весь масштаб пиздеца начинает доходить только сейчас. Когда уже абсолютно ничего нельзя исправить. Потому что любой вариант меня угробит.
И вишенка на торте – Гельдман.
Мне холодно и жарко одновременно. Паника не шумит – она ползет внутри, липкой змеей.
Это ловушка, Крис.
И я не то, что сама в нее зашла – я еще сама же ее и сделала. Поверила, что все держу под контролем. Что игра идет по моим правилам. А теперь я стою в его доме и как приговоренная на плахе жду палача – возможно, уже с приговором.
Я достаю из холодильника сок, делаю пару жадных глотков, наплевав, что это явно слишком холодное для моего раскаленного горла.
Слышу звук шагов.
Цепляюсь пальцами в столешницу, чтобы не повернуться слишком резко и не выдать свою панику, потому что, очевидно, она написана вдоль моего тела жирным красным маркером. Только выждав, когда игнорировать его появление станет слишком подозрительным, мягко кручусь на пятках.
Авдеев появляется в проеме. Улыбается. Готовым устроить мне ад на земле тоже не выглядит.
Они же могли говорить о куче других вещей, Крис, а не обсуждать, как наказать одну зарвавшуюся девчонку, которая решила, что может безнаказанно тягаться с двумя кровожадными монстрами.
На нем все еще те невыносимо сексуальные джогеры, но толстовку он стягивает – медленно, не спеша. Под ней – ничего. Просто загорелая кожа, сильные руки, торс, от взгляда на который у меня ноет живот и все, что ниже.
Вадим делает это намеренно. Бросает толстовку на стул. Просто ерошит волосы – а я буквально плавлюсь от вида его энергично работающих под кожей мускулов, вылепленных силой, характером и адовой самодисциплиной.
Ты бы сказал, что все обо мне знаешь или продолжил бы играть дальше. Держа на коротком поводке ради забавы? Просто чтобы посмотреть, как далеко я смогу зайти, прежде чем добровольно стану твоей игрушкой?
– Что ты хочешь на гарнир, Барби? – спрашивает, проходя к холодильнику, будто не замечает моего оцепенения. – Я, конечно, могу предложить классические овощи, но, если ты будешь настаивать, добавлю немного грязи и беспорядка. Прямо в процессе готовки.
– Это как? – Мой голос предательски дрожит. Я знаю, что он слышит.
– Ну, ты, например, можешь сесть на стол, открыть рот – и я буду класть туда кусочки чего-нибудь вкусного, приправляя «спокойно, Барби, это всего лишь черри, а не мой член». Поварская классика.
Я смеюсь. Тихо. Почти с надрывом. Но он продолжает – спокойно, по-хозяйски. Достает мясо, масло, специи, помидоры. Оборачивается через плечо:
– Не хочешь мне помочь, лентяйка?
– А как же позволить мне наслаждаться шоу?
– Отсюда, – кивает на место рядом с собой, – вид лучше.
Я в шутку закатываю глаза, но все-таки подхожу ближе. Запах его кожи под тонкой вуалью геля для душа буквально плавит мое терпение. Вадим делает шаг назад – теперь между нами всего пара сантиметров.
– Ты нервничаешь, Барби. – Вадим наклоняется слишком близко к моему уху. Он не спрашивает – просто констатирует, подводит черту под тем, что я окончательно разучилась прятать от него свой разъёбаный внутренний мир.
– Просто хочу заняться с тобой сексом, – дергаю плечом, как будто ничего особенного в моих словах нет. – Мы не делали этого уже часов… двадцать?
Пока я берусь за нож – большой и тяжелый, такой острый, что им, кажется, можно порезаться даже если взяться за безопасную ручку – Вадим замыкает меня в ловушке из своих рук, которые ставит по обе стороны моего тела. И хоть наша разница в росте позволяет ему оставить много свободного пространства даже в таком «манеже», Авдеев нарочно становится ближе, выжигая себя на моем теле даже через ужасно много слоев одежды.
– Возможно, коза, если будешь себя хорошо вести, я подумаю, что могу предложить тебе после ужина. – Соблазнительно игриво прямо куда-то мне в висок. – Потому что твоя жопа все еще должна мне за зубную щетку с единорогом.
– Смахивает на предложение отказаться от десерта, – мой голос предательски охрип. Можно заниматься самообманом и сделать виноватым слишком холодный сок, но это бессмысленно, потому что на самом деле все мои женские гормоны настроены на этого альфа-самца.
– Мне понравился тот, что ты предлагала у манежа, – посмеивается. – Не уверен, что хочу от него отказываться.
Я с шумом втягиваю воздух через плотно сжатые зубы… и только вовремя пришедший на помощь Вадим не дает мне рубануть по пальцам. Шершавая мужская ладонь уверенно перехватывает мое запястье, отводит его в сторону.
Мои пальцы рефлекторно разжимаются, нож с металлическим лязгом падает на мраморную столешницу и звук обрубает последние нити моего здравомыслия.
От контакта с его кожей мое тело сдается.
Спина сама прогибается, ноги тянутся на носочки, хотя это абсолютно бессмысленная попытка сравнять нашу разницу в росте.
– Очень голодная, коза? – мужской шепот переходит в соблазнительно темную тональность.
Я думала, ты никогда не спросишь!
– Раздумал жарить мясо? – говорю вместо этого вслух.
– Ага, решил отжарить тебя.
Поворачиваюсь к нему лицом, тянусь к губам, но не для поцелуя, а чтобы шепнуть:
– Еще минута – и я бы сама полезла к тебе в трусы, Тай.
– Я решил сохранить остатки твоей скромности, Барби.
Он хватает меня на руки так, будто я ничего не вешу. Просто отрывает от пола, забрасывает на плечо как законную добычу и несет сквозь кухню, мимо стола.
– После всей этой чистки лошадей, я пахну как черт, – на ходу объясняет детали нашего маршрута.
– Как альфа-версия шампуня с запахом конюшни, – поддакиваю, нарочно ёрзая у него на плече.
Получаю заслуженный шлепок по заднице.
Визжу – не от боли. Только от возбуждения, которое моментально концентрируется в нижней части моего тела.
Вадим хмыкает, врезается плечом в дверь ванной, не особо заморачиваясь. Уголком глаза замечаю, как он прикусывает губу – явно сдерживается. Мы оба знаем, что этот момент назревал с обеда.
Душ включает сразу, пока я стою босиком на холодной плитке, и уже одна эта вода, шумящая где-то за спиной, заставляет меня затаить дыхание.
Он оборачивается ко мне, стаскивает с меня толстовку. Медленно, не спеша, как будто разворачивает подарок. Глаза у него темные. Голодные. Когда пальцы касаются моей кожи, я уже не дышу. Вадим скользит ладонями по моим ребрам, задерживается на груди, сжимает ее, проводит большими пальцами по соскам, вырывая из меня первый голодный стон.
Я сама подаюсь вперед, даю себя, вымаливаю рваным дыханием, чтобы трогал сильнее.
Он делает, как хочу – грубее, шершавыми ладонями сминает полушария, растирает соски пальцами, пока они не становятся болезненно чувствительными. Он всегда знает, как я хочу, умеет, читает у меня под кожей.
– Ты такая мелкая, – дышит в мои губы, намеренно не целуя, а только щекоча воспаленную кожу дыханием. – Просто пиздец. Как ты вообще меня выдерживаешь?
– Я просто охуенно гибкая, – шепчу, заводя руки ему за поясницу. – И у меня очень глубокий… внутренний мир.
Он мурлычет от смеха, почти по-кошачьи, низко, хрипло. Дает мне приспустить с него штаны вместе с боксерами. Дальше отводит руки, стаскивает сам, переступает. Втягивает меня из остатков одежды, оставляя только маленькие, почти не ощутимые на коже танга.
Подхватывает меня, закидывая мои ноги себе на бедра. Я рефлекторно цепляюсь за его плечи, сдавливаю коленями талию. Его член уже твердый, горячий, упирается в меня сквозь ткань – и этого давления хватает, чтобы все во мне стянуло сладкой судорогой.
Вадим заносит меня прямо под струю воды, прижимает к теплой плитке. Моя спина ощущает каждую каплю, но сильнее всего – жар его тела и дыхание, которое срывается в мою шею. Целует – в ключицу, в подбородок.
Снова накрывает рот, на этот раз – медленно, жадно, имитируя языком то, что собирается повторить членом уже через минуту. Никуда не спешит. Как будто заново пробует на вкус то, что уже давно считает своим.
– Готова, коза?
Я слишком быстро киваю. Даже не в силах выдохнуть. Он держит меня одной рукой, а второй отводит в сторону трусики, почти играючи, пропуская пальцы вдоль складок, мимо клитора, задерживаясь ровно на столько, чтобы я громко зашипела от нетерпения. Слава богу, ему сейчас хочется трахаться так же остро, как и мне, потому что когда он тянет время – все кончается тем, что я сама насаживаюсь на его член, как мотылек.
– Скажи это, Крис. – Горячая твердая головка упирается в меня, но Вадим уверенно блокирует мои попытки насадиться сверху самой. Держит за талию, фиксирует собой у стены, распинает на мокром кафеле, как бумажную.
– Блядь, выеби меня, Тай…
Мрачная хищная усмешка.
И резкий толчок. Одно движение, тяжелое и без игр – потому что я уже готова, насквозь.
Потому что я для него готова всегда.
И мое тело зажигается от удовольствия. Я сжимаю его ногами, цепляюсь за спину, чувствую, как ногти оставляют борозды на коже – он шипит от удовольствия, продолжает толкаться в меня, глубоко, не давая ни шанса на паузу.
Он трахает меня стоя. Жестко, жадно, так, будто голодал. Держит за бедра и тупо натягивает – именно так, как я люблю. Целиком, так, что от ощущения невыносимой заполненности сводит зубы. Мои лопатки бьются об кафель, ноги подрагивают от напряжения. Мозг отключается, потому что сейчас рулит только авдеевский член во мне – настолько уверенный, что выколачивает из меня непрерывную словесную похоть, помноженную на каждый влажный шлепок, с которым сливаются наши тела.
Я начинаю кричать уже от каждого толчка. Вадим целует меня между стонами, щекочет подбородком ключицу. Твердые пальцы сжимают ягодицы, раскрывают, чтобы вдолбить член еще немного глубже.
И где-то здесь я срываюсь.
Накатывает без предупреждения, сразу остро.
Я вдавливаю пятки ему в поясницу, падаю на твердую мужскую грудь. Подавляю стон, вонзая зубы в плечо.
Он не замедляется, наоборот – загоняет член энергичнее, меняя ритм на хаотичный.
Сдавлено низко стонет.
Кончает рваными толчками и горячими струями, которые я впервые чувствую внутри.
Несколько минут мы просто прижимаемся друг к другу, восстанавливаем дыхание.
Я чувствую, как по бедрам течет теплое, расплывается на коже вместе с водой. У меня в жизни всего пару раз был незащищенный секс и тот с моим первым парнем, который так переживал, что может что-то подцепить, что буквально каждый месяц требовал у меня справку. Незапланированная беременность, само собой, в наши с ним планы тоже не входила.
В том, что Авдеев не наградит меня никаким «букетом», я даже не сомневаюсь.
Все остальное…
– Мне нужно на всякий случай выпить таблетку, – говорю шепотом, когда он наносит на ладонь гель для душа и начинает мягко растирать им мою спину, плечи и ноги.
Он молчит, только чуть сильнее прижимает меня к стене, чтобы освободить вторую руку и перебросить мои волосы вперед – так ему удобнее массировать шею. И от того, что творят его пальцы я, как обычно, абсолютно млею. Даю себе пару минут передышки, ёрзаю, спускаясь по его телу и начинаю в ответ намыливать его. Желание говорить о важном моментально улетучивается, потому что это роскошное тело буквально заново заставляет меня его хотеть.
Но я все-равно беру себя в руки, хотя смелости посмотреть ему в глаза уже не хватает.
– Я не принимают противозачаточные, Авдеев, – вздыхаю, ругая себя за то, что до сих пор этого не сделала. Мой организм, несмотря на индивидуальный подбор, не всегда сразу хорошо на них реагирует. Полтора года у меня вообще не было секса, так что в них не было необходимости. – Нужно выпить экстренную контрацепцию.
– У меня аутоиммунное бесплодие, Барби.
Я сначала думаю, что его слова мне просто померещились в шуме воды. Задираю голову, всматриваюсь в сосредоточенные синие глаза, пока он первым не разрывает зрительный контакт, чтобы нанести на ладонь шампунь и вспенить его на волосах. Я машинально делаю тоже самое со своими, потом мы меняемся руками и посмеиваемся, превращая головы друг друга в снежные шапки.
Смываем.
Трем друг другу спины, и когда его ладони подхватывают мою талию, чтобы прокатиться по скользкой коже, я буквально по кошачьи оттопыриваю задницу, выпрашивая еще один раунд. Чувствую, что он тоже не против, но останавливается в ответ на мой громко урчащий желудок, который я в сердцах тут же обзываю предателем.
Из душа сначала идем в комнату – Вадим переодевается в домашние штаны, я, по традиции, в одну из его футболок. В доме тепло, расхаживать в таком виде довольно комфортно, тем более на кухне, где он сразу занимает место у плиты, а я сажусь за стойку с предупреждением, что готовить не умею и учиться не собираюсь, потому что предпочитаю место в зрительном зале.
– ВИП-место, – добавляю чуть тише и с плотоядной улыбкой, разглядывая его жутко аппетитную задницу в меланжевых домашних штанах, которые буквально сто процентов созданы для того, чтобы подчеркивать все мужские «прелести».
– Ты во мне дырку протрешь, коза, – посмеивается Вадим, укладывая мясо на гриль.
Почти мгновенно кухня наполняется ароматным шипением, а мой рот – слюной.
– Правильно я понимаю, что эта «экстренная контрацепция» не очень хорошо повлияет на твое состояние? – спрашивает, не поворачивая головы.
– Ну… это примерно, как гормональная бомба, – пожимаю плечами. Один раз уже пришлось, последствия укрыли через несколько месяцев в виде полностью рухнувшего цикла, депрессии и абсолютно невыносимых приступов ПМС, которые до этого вообще обходили меня стороной.
– Значит, не нужно.
– Что обозначает твой диагноз? – рискую спросить.
– Что шанс, что ты забеременеешь равен примерно… ни хуя. – В его голосе смешок. Не расстроенный и не сопливый, обычный. – Но я бы попросил тебя принимать противозачаточные, если это никак не скажется на твоем самочувствии.
– Без проблем. Прости, что не сделала этого до сих пор – думала, ты презервативовый фетишист.
Он откладывает нож, отвлекается от рубки салата, поворачивается ко мне и прикусывает губу, чтобы сдержать смех.
Красивый такой, что просто сердце в ребра и сразу в фарш.
– У тебя вообще язык без костей, – опирается бедрами на рабочую поверхность, скрещивает руки на груди, прекрасно зная, что меня моментально плавит от вида его вздувшихся мускулов и абсолютно идеальных бицепсов, дельт и предплечий.
– Посмотрим, как изменится твое мнение, когда мы дойдем до десерта, – нарочно провожу языком по губам, смачивая кожу, все еще немного припухшую после наших поцелуев.
– Полетишь со мной в Штаты, Барби? – спрашивает в лоб без подготовки.
Я моргаю, на секунду вываливаясь из момента.
Паника сдавливает горло.
Почему он спросил про Штаты? Просто так? От куда он знает?!
Только потом доходит, что да, конечно же он знает, потому что этому периоду моей карьеры посвящена буквально бОльшая часть моего резюме. И я на своей должности, потому что лучше других знаю как устроена западная «кухня» изнутри.
Я хочу спросить «зачем я тебе там?!» но прикусываю язык.
– Неужели даже на твоем красивом самолетике, Тай? – задаю более «правильный» вопрос.
– Обязательно. – Подвигается ближе, трется носом об мою щеку, ниже, до шеи, вдыхая запах так соблазнительно громко, что я почти физически ощущаю растекающуюся под собой лужу. – Сначала в Нью-Йорк, там будут дела на пару дней, но ты сможешь погулять, устроить себе шопинг, встретиться с подругами. Потом еще на несколько дней в Калифорнию.
– Там сейчас прохладно, – сжимаю его коленями, притягиваю, запускаю пальцы во влажные волосы, и довольно урчу, когда он несильно прикусывает губами мою кожу.
– Изображать Ариэль в океане совсем не обязательно.
– Откуда ты знаешь про Ариэль, блядь?! – смеюсь, и его тело в ответ начинает так же синхронно подрагивать.
– У меня четырехлетняя дочь, Барби. Хотя она считает русалочку тупой рыбкой.
– Дай угадаю – прётся от Урсулы[6]6
Урсула – имя злой ведьмы из мультфильма студии Дисней «Русалочка»
[Закрыть]?
– Неа, от Дарта Вейдера.
– Поздравляю, Вадим Александрович, вы вырастили «красный флаг»! Просто Отец года!
Намерено не спрашиваю, откуда дочь, если «процент залета равен ни хуя».
Чутье с этим мужиком у меня в последнее время капитально сбоит, но сейчас даже оно подсказывает: есть темы, которые лучше не поднимать и это – как раз одна из них.
С его деньгами он вполне может позволить себе хоть десять суррогатных матерей. Но почему-то в такой вариант верится с трудом, хотя в его пользу говорить полное отсутствие матери в жизни его любимой дочурки. Или, может, у них настолько «теплые отношения», что бедняга испарилась на другую планету?
Но все эти вопросы задавать явно не стоит.
Нельзя спрашивать, почему мать его дочери не принимает участия в ее воспитании и в какой момент жизни она может всплыть на горизонте.
И спрашивать, кто такая «крестная Лоли» – тоже табу.
