Текст книги "Шипы в сердце. Том первый (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Глава двадцать третья: Барби

Настроение, с которым я приезжаю в клуб, откровенно, ужасное.

За полчаса до критического времени выхода я была уверена, что напишу: «Я пас, отрывайтесь без меня». Но потом проверила сообщения от Авдеева и когда там снова не оказалось ни одного, поняла, что киснуть дома – это прямая дорога в коробку шоколадных конфет под мелодраму.

Потому что я себя буквально весь день ела, пытаясь не дать просочиться в мозг мыслям о том, что сразу после меня он вполне мог рвануть к ней. И корчить красивого сверкающего рыцаря, потому что сытый, довольный и натраханный мной. И можно смотреть на свое солнышко с сытой нежностью, а не как на кусок мяса. «Мясо» – это я. И он даже готов платить за меня как за вагю, которое я так и не рискнула попробовать.

Так что, в последний момент натягиваю джинсы, короткий свитер (такой, что если задрать руки, то как раз на грани обнаженки), ботильоны на каблуках «как до луны» и вызываю такси.

Из принципа. Я и «подарки» его тупо сунула в тумбу с глаз подальше – ни копейки не возьму у этого мудака. На все, на что мне нужно, я себе заработаю. После жизни с чужих столов, я стала крайне неприхотливой: краша над головой и собственный целый бургер на тарелке – это просто пипец, какое счастье.

На хер мне не сдался его водитель.

Мне и он тоже не сдался, это просто овуляция и гормоны. Проветрю голову, потанцую, высплюсь завтра до обеда – и все пройдет.

В клуб приезжаю с небольшим опозданием, Полина пишет, что они уже внутри. На входе меня спрашивают номер стола, потом пропускают.

Осматриваюсь. Здесь красиво. Несмотря ни на что, я не большой любитель клубов в том смысле, чтобы ходить сюда в поисках второй половинки. По-моему, в таких местах можно найти максимум партнера на перепихон в туалете. Но у Авдеева все очень стильно.

Я поднимаюсь по винтовой лестнице – каблуки отстукивают ритм, а мне приятно ловить на себе взгляды. Внутри – грохот басов, плотная дымка спецэффектов, красные и фиолетовые огни, отражающиеся от зеркальных шаров. Диджей – татуированный тип с прической а-ля «петушиный ирокез» – крутит что-то очень забористое. Толпа под сценой уже скачет.

Наш столик – в ложементе на втором этаже. Полукруглый диван в бархатной обивке, темное стекло стола, приглушённый свет. Эффектно и в меру приватно. Полина уже с бокалом в руке. Илона болтает с официантом. Оля сидит с видом, будто ее притащили сюда силой, и цедит воду с лимоном.

– Принцесса подошла! – Полина вскакивает, тянет меня в обнимку. У нее на голове обруч с крошечными рожками, и она сияет.

– Это платье просто кричит, что ты в хорошем настроении, – говорю погромче, чтобы перекричать грохот музыки.

Они все в платьях, черт. Даже пухленькая Илона, которую я ни разу не видела не то что платье – даже в юбке, сегодня в чем-то бежевом, что скрывает недостатки фигуры, превращая ее в аппетитное безе. В джинсах приперлась только я.

– Если бы я так выглядела в джинсах, я бы в них даже спала, – говорит Оля, видимо, прочитав мой взгляд. – Тебя уже ползала глазами жрет, Кристи.

Я видела. Мужские взгляды, особенно неприкрытые, трудно игнорить, даже если на них реально плевать. Я пришла сюда просто потанцевать. А конкретно сегодня еще и с четкой целью вытравить из головы болючую как заноза мысль: «Где ты, с кем ты?!»

– Мы заказали белое, – Илона так раскраснелась, как будто речь идет о запрещенных веществах. – И клубничную сангрию.

– Люблю, когда все решено за меня, – улыбаюсь и устраиваюсь с краю дивана, перекидывая ногу на ногу.

Музыка наваливает. Мы несколько минут просто пьем и качаемся в такт. Полина тянет меня танцевать, я сначала отмахиваюсь, потом – просто отрываюсь. Я люблю танцевать. Всегда любила. Я знаю, что когда начинаю двигаться – на мне сфокусировано все мужское внимание, но мне абсолютно плевать. Просто закрываю глаза и отдаю свое тело музыке, чтобы она просочилась под кожу и ударила ритмом в вены.

– Если бы я была мужиком, я бы тебя уже трахнула! – орет мне на ухо Полина.

Я смеюсь, беру ее за руки, и мы устраиваем маленький перформанс, изображая двух ну очень близких подруг.

Ты здесь? Ты знаешь, что я здесь и наблюдаешь за мной откуда-то из своего особого ВИПа? Или тебе плевать, потому что у тебя там – солнышко, к которому ты со всей нежностью?

Я спотыкаюсь об мысль, что жутко ревную этого самовлюбленного мудака.

Вот так – с полоборота.

И никакой целительный секс не помог, потому что ни хрена у меня не отсохло.

Мне внезапно становится так страшно, что я теряю равновесие и прислоняюсь к плечу Полины. Она реагирует моментально – обнимает, отводит к столу.

– Все хорошо?! – беспокоятся все трое как будто даже хором.

– Я просто плохо выспалась, – говорю свою любимую дежурную фразу.

– Видимо «Я не ночевала дома» – это только половина горячей истории, – подмигивает Полина.

Я закатываю глаза. Илона тут же сует под нос телефон с кучей наших фото и видео. Она занимается фотографией уже несколько лет, так что может сделать красивый кадр даже на свой старенький айфон. Я получилась действительно хорошо, а на замедленном видео мое тело кажется каким-то нереально сладким.

– Это не наше, – слышу перепуганный голос Оли, и отвлекаюсь от самолюбования. – Мы такое точно не заказывали!

Шампанское появляется внезапно. Холодное, с каплями конденсата. Две бутылки Veuve Clicquot, ведерки со льдом, красивые тонкие бокалы, клубника в разноцветной шоколадной глазури и сахарных шариках.

Официант улыбается:

– От заведения. С пожеланиями хорошего вечера.

– Ничего себе! – Илона разглядывает клубнику, как ману небесную.

От заведения, значит.

Я стараюсь делать вид, что вообще не при делах, хотя их в унисон вздернутые брови, с каждой секундой моего молчания поднимающиеся все выше, дают понять, что отделаться закрытым ртом не получится.

– Только у одной из нас есть машина с водителем от тайного поклонника, – говорит Оля.

– Кто-то из зала, наверное, – дергаю плечами и хватаю клубнику. Зря. Как только сок растекается на языке – в голове тут же расцветают воспоминания о вчерашнем вечере. Свой третий оргазм я очень жадно заедала клубникой.

– Ты давай не отмазывайся, скромняга. – Полина тычет в меня локтем. – Я знаю эти «подарки из зала» – дарители появляются возле стола через секунду.

А я правда не знаю, что сказать.

«Это клуб моего «денежного мешочка»? Тай просил не афишировать.

– Я сказала своему парню, что буду тут, – выбираю максимально нейтральный вариант. – Он просто… ну, любит красивые жесты и впечатлять женские сердца. Оль, скинешь мне фотки и видео?

Когда все это через минуту прилетает мне на телефон, делаю глубокий мысленный вдох и отправляю Авдееву. С припиской: «Спасибо больше за широкий жест, Вадим Александрович».

Я хорошая куколка. Над эмоциями еще надо поработать, но как его благодарить, я знаю.

Бесит только, что уже начало одиннадцатого, а он не отвечает. Ни через минуту. Ни через пять.

– И так, – Полина сама разливает шампанское и сама же поднимает тост, – за нашу Кристину, которая сделала этот вечер еще веселее!

Я пью, но почти не чувствую вкуса.

Вот теперь уже точно понимаю, что Вадима здесь нет. Что он и не собирался здесь быть.

Возможно, предупредил охрану, чтобы за нашим столом присматривали внимательнее.

Мой пальцы непроизвольно крепче сжимаются вокруг телефона, когда он характерно вибрирует «входящим».

Хентай: Отдыхай, Барби. Чек закроют.

И все.

Мои фотки ему как будто до звезды.

Я знаю, что бешусь. Это чувство резкой, как будто рассеченной скальпелем злости, очень хорошо мне знакомо. Он все-таки отвлекся от своей «Лоли-Лори», чтобы ответить? Нашел время между «подходами» к их оргазмам? Как он умеет и может я теперь точно знаю, и двух тёлок потянуть – как нефиг делать, во всех, блядь, отношениях.

У него там так интересно, что сейчас фотки потешной куколки вообще самая не интересная херня на свете? Не заслуживают даже долбаного «большого пальца»?

С досады выпиваю все шампанское в бокале.

Чистым упрямством выдергиваю себя с диванчика, хотя настроение упало до отметки «да пошло оно все!»

– Кто со мной танцевать? – взбиваю волосы руками.

Полина снова «за» и, к моему огромному удивлению, даже тихоня Оля.

Я даю музыке заполнить открывшие в душе кровоточащие раны, хотя понятия не имею, почему они вообще появились. Почему так больно. Почему хочется плакать и попросить включить какую-то долбаную ваниль про неразделенную любовь.

Но закрываю глаза и заставляю себя танцевать.

И это все-таки работает. Не как панацея, как подорожник на открытой ране, но хотя бы так.

Когда возвращаемся за стол, Илона восторженно рассказывает, что на нас смотрели вообще ВСЕ. Оля закатывает глаза: «Все смотрели на Королеву».

А «Королеве» вообще плевать на всех, потому что «королева» проверила телефон – несмотря на выписанный себе же запрет не делать этого до утра – и там все та же выжженная Его Грёбаным Величеством тишина.

Я не отказываюсь от второго бокала шампанского.

Жую клубнику, ненавидя ее вкус еще больше.

– Ну и кто он? – заводит слишком предсказуемый разговор Полина. Подается вперед и заговорщицки кричит: – У тебя «папик», Кристи? Кто-то явно при баблишке. Только не говори, что малолетка.

Папик…

Меня от этого слова подворачивает до острой тошноты в глотке.

– У меня парень, – озвучиваю свою формулировку. Мне на нашу разницу в возрасте как-то вообще плевать. Таю, по ходу, тем более.

– Покажешь? – делает глаза котика из «Шрека» Илона. Из нашей четверки она самая романтичная, и единственная, кто смотрит турецкие сериалы.

Я могла бы показать – у меня есть фотки Авдеева, где нет его лица. Хотя даже с лицом – вряд ли такая уж проблема. Он же инвестор, «серый кардинал», а не оскароносная знаменитость. Но проблема в том, что я не хочу. Уверена, его последняя фотка произвела бы неизгладимое впечатление – я сама, в целом абсолютно привычная к спортивным брутальным мужикам, охреневаю до сих пор. Уверена, мой Тай сорвал бы овации и слюни.

Но я не хочу, чтобы кто-то видел его вот таким. Даже чтобы похвастаться.

А она тебя так видит? Прямо сейчас?

– Неа, не покажу, – выношу вердикт и получаю в ответ порцию стонов разочарования. Даже не пытаюсь делать вид, что просто набиваю цену. Бесполезно. – Считайте, что он просто страшненький, но очень щедрый.

– Не по любви? – грустно вздыхает Илона.

Я медлю.

Качаю головой – конечно не по любви.

И плевать мне, что где-то там он сейчас трахает свое заслуживающее его нежности солнышко. Спорим, Тай, на ней синяки от твоих пальцев не останутся, потому что она – не твоя потешная куколка, с ней ты как с хрустальной, да?

Я открываю нашу переписку с Дэном, раздумываю секунду. Если я отправлю все те фотки ему – он изойдет на слюну. Завалит меня пошлыми сообщениями. Вероятно, даже найдет. Он, видимо, уже отошел от шока, придумал план, как и где может со мной видеться, не боясь, что нас спалит одна из его бесконечных баб, поэтому второй день атакует меня просьбами встретиться. Я морожусь, пишу, что у меня все очень нервно и прошу время на адаптацию. Прислать ему сейчас эти фотки – значит помахать красной тряпкой перед мордой быка.

Хотя, кого и зачем я обманываю?

Мне просто не нужен ни Дэн, ни его слюни, ничего.

А тот, чьи нужны, положил на меня болт.

Глава двадцать четвертая: Хентай

Лори всегда звонит мне плюс-минус в этих числах месяца. Мы же деловые люди, всегда наперед договариваемся, обсуждаем делали, уточняем, нет ли каких-то проблем. Плюс какие-то милые уточнения про подарки, игрушки, одежду для Стаси. Все, как всегда. Как будто мы живем на разных улицах, а не в разных странах.

В этот раз она тоже не приедет – предупреждает всегда с небольшим напряжением, как будто даже спустя столько времени переживает, что мы с ее мужем все-таки решим устроить маленькую войну.

Семь.

Семь месяцев без случайных касаний, без возможности читать эмоции с лица, а не с холодного экрана телефона.

Я закрываю книжку, которую читал Стаське, потому что чувствую ее спокойное сопение у меня под подмышкой. Не спешу отползать, глажу ее по голове и вспоминаю, как она сказала первое «папа» после трехмесячного молчания. В этом долбаном мире очень мало вещей, способных меня задеть, но Стаська – мое очевидное уязвимое место.

И Лори.

Которая замужем, да.

Обожает своего придурка и близняшек.

Поэтому, я прячу и защищаю их обеих, хотя одной это абсолютно не нужно. Я привык не показывать, когда что-то ломает внутри. В детстве это спасало. Потом стало привычкой. Потом – стилем. Сейчас – броней. И моим «дорогим костюмом», под которым сидит и скалится мой личный Цербер.

Когда-то он был главным, а теперь я изредка выпускаю погулять эту псину, потому что надел на нее строгач, намордник и стальную цепь. Потому что я руковожу ей, а не наоборот.

Когда-то я был другим. Не то чтобы хуже, просто… живущим иначе. На инстинктах. Деньги пришли ко мне быстро, и вместе с ними – вседозволенность. Я кайфовал. Все удовольствия в жизни – на ладони, хули там – бери, наслаждайся.

Тачки, спонтанность, изнанка мира, о которой просто не узнаешь, пока не докажешь, что можешь играть в игры с жизнью.

Адреналин.

От него цепляло, как от наркотика.

Первый миллион – и уже думаешь, что неприкасаемый. Пятый – и реально начинаешь быть неприкасаемым. Начинаешь устраивать себе испытания на прочность. Чтобы убедиться: да, ты все еще здесь, еще что-то там чувствуешь. Я проверял себя. День за днем. Кто-то бухает, кто-то ебётся, кто-то покупает себе футбольный клуб. Я играл в «испытай себя на прочность». Без правил.

Сейчас не играю. Вышел. Не потому что устал. Потому что иначе сдох бы.

Потому что у таких, как я, нет дополнительного тормоза и второй жизни. И я, в отличие от большинства, это понял.

Но Лори – это не про вторую жизнь. Это про то, что я вообще, оказывается, могу жить.

Когда впервые почувствовал, что влетел в нее, был уверен, что это просто подмена понятий. Что мне интересно, но на этот раз чуть больше, чем обычно. А потом понял – хуйня случается. И вот уже меня кроет от того, как она смотрит, как не боится, как говорит мне «нет» – четко, с вызовом. Потому что до нее «нет» не говорил никто. Потому что до нее я в принципе не спрашивал и отфутболивал женщин еще на подлете. Не хотелось, не вставляло. Деньги и власть дрючили мое сердце намного приятнее. Отношения – ок, «я тебя люблю, пошли дальше» – нахуй. Выключаю это, и иду дальше.

А ее выключить так и не смог. Заигрался. Переиграл сам себя.

В башку лезет та ночь в больнице. Как лечу в реанимацию как дурной – через все светофоры, с такой дырой в груди, что через нее сквозняк. Как останавливаюсь на бегу, врезаюсь в слова Шутова как в бетон: «Лори, или ты ко мне – или я за тобой…». Как понимаю, что невозможно потерять чужую женщину, но я, долбоёб, каким-то образом смог.

Я не рефлексирую. Не из тех, кто пиздострадает с гитарой под дождем. Я просто знаю, что все, что мог – я дал. Без соплей, без истерик. Уйти, если тебя не выбирают – не слабость. Это контроль. А у меня с этим теперь полный порядок.

Просто… семь месяцев без «глаза в глаза» – это хуево.

Потому что я позволяю ей до сих пор болеть во мне. Потому что могу отпустить, но не хочу.

Говорят, что первая любовь – особенная. Ее типа помнишь до старости. Моя случилась в тридцать шесть, а ощущается как будто пройдет сквозь мою жизнь кометой – от рождения до гроба.

Стаська ёрзает, крутится, пытаясь прижаться сильнее. Я обхватываю ее руками, грею, лыблюсь как придурок, когда дочка смешно шевелит кончиком носа, закидывает на меня руку. Очень по-собственнически.

Барби во сне делала так же. Когда я выбирался из постели, а потом снова возвращался – тут же жалась, как будто ей было очень холодно. И тогда она точно была кем-то другим. Девочкой, запивающей мясо шампанским. Огрызающейся: «А тебе не все равно?» как будто я мудачье какое-то, ей-богу. Мне интерес этот ребус – нужно признаться. Мне здесь так «вкусно» пахнет проёбом – моим или ее, пока не понимаю.

Дождавшись, пока дочка уснет покрепче, потихоньку встаю, подкладываю вместо себя игрушку, укрываю одеялом.

Выхожу.

Делаю пару поздних звонков, решаю еще один вопрос с проклятыми отелями.

Гельдман слился, что заметно ускорило процесс и убрало вообще все непонятки. В десятых числах февраля полечу подписывать очередной успешный успех.

Курю я редко, это вот прямо по «особенным» случаям, когда тупо надо.

Сегодня почему-то такой.

Выхожу на крыльцо, пофиг, что январь – в домашних штанах, футболке.

Затягиваюсь, трогаю волосы, прикидывая, что надо бы подстричься. И рожу уже два дня не брил – скоро даже колоться перестанет. Перебираю в голове все дела на завтра и решаю, что просто махну со Стаськой на конюшни. Она теперь очень любит там бывать, потому что часть места занимают вольеры с животными на реабилитации. После того, как сдох ее любимый корги и дочка три дня рыдала не переставая, я дал себе обещание, что больше никаких, блядь, домашних животных и никаких смертей на глазах у Стаськи. Вырастет – пусть сама решает, нужна ли ей эта бомба замедленного действия прямо в сердце, а пока – пусть развлекается с маленьким зоопарком за городом. Там сейчас здоровенный филин, косуля, две выдры (Стаська от них в восторге) енот и вчера привезли каракала, но с ним прям что-то совсем не хорошо. Была сова – доча принимала героическое участие в том, как ее отпускали на волю. Есть еще кабан, но эта скотина прижилась и на свободу, и подножный корм вообще, по ходу, не собирается.

Ощущение дыма в легких мне категорически не нравится, но от него все как-то немного… немеет что ли. И смотреть на реальность через сизую дымку – легче.

Я проверю сообщения, открываю нашу с Барби переписку и разглядываю ее фотки.

Она прямо как под мои хотелки. На двести полных ёбаных процентов – тело, повадки, острый язык. Как отдается. И как ни хрена не стесняется. Как ругается, когда я ее натягиваю.

Пирсинг этот в соске – меня просто вставило.

Вспоминаю – и «душа» радуется.

Моему Церберу эта девочка категорически нравится – полностью в его вкусе «мясо». Сожрал бы даже с костями. И умом я понимаю, что так было бы лучше – раз или два, может быть даже три, оторваться по полной, тупо не вылезать из кровати, выжать досуха все, что мне хочется. Поебаться во всех позах, как я люблю и как мне надо. Как отрывается не вот этот хороший мужик, а как выпрашивает моя внутренняя клыкастая скотина. Так у него не было уже давно, поэтому и становится в охотничью стойку на подходящее «мясо» – хочет, блядь, прямо слюной исходит. Потому что чувствует – эта, хоть и мелкая, не сломается. Эта вывезет.

Но мне же надо поиграть в интеллектуальное садо-мазо. Я, конечно, контроль и кремень, но разгадывать человеческие ребусы – мой фетиш. А Барби – как раз про это. Маски, ширмы, блоки.

Мы с ней в этом чертовски похожи, только у меня за плечами двадцать лет опыта игры в «классного парня», а у ее «стервы» – дебютный выход.

Для меня стараешься, Барби? Чем заслужил такое счастье?

И вроде бы все ок. Нам вместе хорошо – СМС-ки эти друг в друга швырять, разговаривать, трахаться, спать в одной кровати.

Но она втягивается в меня слишком сильно и быстро.

Сегодня сцена ревности, а завтра – «я хочу замуж»? Я не против, но очевидно, что наше с ней «замуж» – очень разное. Она про любовь и обнимашки, я – про удобство и хороший секс на постоянке. Из нашего с ней «замуж» Франкенштейн получится.

И ладно бы эта коза просто играла, типа, мне на нервах, чтобы было не пресно. Меня таким не пронять, но в целом – даже забавляет. Но она же вскрылась. И под маской стервы без тормозов, оказалась ревнивая девчонка с единорогами в голове.

Выпускаю дым облачком, чувствую вибрацию телефона в ладони.

Барби: Ты – мудак. Я красивая на тех фотках, ясно?!

Мне даже чувствовать не надо, чтобы понять – рожа в этот момент у меня чертовски довольная.

Я: Ты очень красивая в принципе, Барби.

Барби: Хочешь меня?

Цербер мой скулит: «Ну давай, пожести!»

Я: У меня на тебя хуй стоит и мозг, коза.

Барби: В наказание за твой игнор – я сейчас как сучка потекла.

На секунду время кажется не таким уж поздним, усталость – не такой уж сильной. А потребность трахнуть ее – максимальной. Именно поэтому – стоп.

Барби: Можно я к тебе сегодня поеду?

Я:Можно, но сегодня я не приеду. И завтра с дочерью весь день.

Барби: А вечер?

Я возвращаю ей ее же: «Хочешь меня?))»

И она тут же пишет: «Хочу так что кушать не могу».

Вот так. Давай мы будем просто про секс, коза.

Я: Приеду, но на ночь не останусь, Крис.

Барби: Отлично, а то ты храпишь – в курсе вообще? Я нифига не выспалась!