Текст книги "Шипы в сердце. Том первый (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)
Глава девятнадцатая: Барби
Утро было бы даже добрым, если бы вместе с ним в мою голову не врезалось вчерашнее сообщение от Дэна.
Я смотрю на свое отражение пока энергично чищу зубы, и мысленно уговариваю не паниковать. Самое главное я уже сделала – не написать ему с горяча. Хотя после шампанского и Авдеева у меня ненадолго случился полный отрыв от реальности. И вчера мне даже казалось, что нет ничего страшного в том, чтобы послать Дэна, сказать ему, что у меня другой мужик и пусть он лучше подумает о том, как перестать трахать бывшую женушку.
Тормоза, слава богу, сработали.
Хотя так себе это тормоза, когда чтобы переключиться от злой реальности, приходится в письменной форме требовать голые фотки у мужика, который эту реальность для меня создал.
– Ты залипаешь, Крис, – с полным ртом зубной пасты со вкусом жвачки, говорю своему взъерошенному отражению.
А оно отвечает кривляется и отвечает: «Ты уже залипла, дура».
Упираюсь ладонями в края раковины, еложу языком во рту.
Авдеевский до сих пор там чувствую.
И легкое покалывание от щетины, которой он разок мазнул по моему подбородку, хотя старался быть осторожным – это я поняла немного позже.
Вот у кого точно нет проблем с тормозами.
С четкими личными границами. Расставлением приоритетов. Озвучкой «хотелок» и ответных «бонусов».
Я небрежно споласкиваю зубную щетку, иду в комнату, переодеваюсь.
Завариваю кофе, сахар не кладу. Ристретто для меня просто адовый ад. То, что нужно, чтобы привести в порядок голову. Два быстрых глотка, такие горькие, что желудок сводит спазмами. Третий задерживаю во рту на пару секунд. Но все равно не помогает – язык Его Грёбаного Величества все еще там.
Нервно смеюсь, вдруг понимая, что мне было бы легче, если бы мы занялись сексом.
Потому что последний раз у меня это было… еще до того, как я устроилась к Андерсонам. Больше года назад. Потом я так усердно выколачивала себе продвижение и будущую блестящую рекомендацию, что на свидания абсолютно не было времени. А для флирта и поддержания чувства собственной женской непревзойденности у меня были все мужские взгляды и тающий время от времени Дэн.
У меня нет никаких проблем с тем, чтобы потрахаться.
Первый секс случился в девятнадцать – с симпатичным славным английским парнем, моим ровесником. Все было хорошо, он долго и настойчиво ухаживал, потом долго и приятно ласкал. Потом мы расстались, потому что нам просто стало скучно друг с другом. После него была еще парочка – мужчины постарше, более опытные. С ними все тоже было взаимно приятно и хорошо. Один раз случился случайный секс в клубе – я была абсолютно трезвой и полностью отдавала себе отчет в том, что делаю, когда шла за кулисы крутого рокера, минуту назад со сцены сорвавшего абсолютно все женские оргазмы в зале. Ночь была улетной – много секса, много адреналина, много кайфа. Утром я свалила полностью довольная, ни капли не жалея, что записала в его телефонную книгу свой номер с ошибкой.
Я всегда была осторожной, потому что никогда не отключала голову на сто процентов, даже с татуированным красавчиком-рокером.
И после первого секса меня всегда «заземляло». Даже если все было хорошо и приятно, с красивыми оргазмами – меня всегда эмоционально отрезало от мужика. Мы могли еще какое-то время встречаться и все так же кайфовать в постели (и не только в постели), но я чувствовала себя свободной, абсолютно без проблем готовой свинтить в любой момент.
А еще я точно никому не писала в первом часу ночи, выпрашивая фотки.
Господи, да я все долбаное утро держусь, чтобы ее не посмотреть. Хотя вчера затерла до дыр.
Почему он хотя бы в чем-то не может быть настолько охуенным?
Почему я вообще ему об этом написала?
Почему злюсь и улыбаюсь одновременно, вспоминая его небрежное: «Пальцы не сотри, коза»?
Я легко могу прогулять сегодня работу, но все равно еду.
В офисе на столе меня уже ждет маленький бумажный пакет.
Внутри – упаковка шипучего аспирина, бутылка с водой и красиво упакованные сэндвичи, явно из ресторана. Ни записки, ни открытки. Без комментариев, как говорится. Но все понятно без слов. Он знал, что я приду даже несмотря на его личное разрешение проваляться в постели.
Похмелья у меня нет, зато есть острая головная боль от подкинутой Дэном проблемы. Так что аспирин все равно кстати. Я выпиваю сразу две таблетки, смотрю на часы. Еще минут десять в запасе до начала рабочего дня. Успею перекусить.
Сэндвичей два – бао с уткой по-пекински и крок-мадам.
Разделываюсь с ними в один присест.
Вкусно.
Чертов Авдеев.
Захожу в нашу переписку. Мое последнее сообщение безобразно откровенное. Хотя на том фото он такой адски горячий, что оргазмов у меня было много – моральных и эстетических.
Сдаюсь, смотрю проклятую фотку снова. Прямо вижу, как он ее сделал – в один щелчок, за десять секунд. Когда тело настолько офигенное и проработанное, не нужно выставлять свет и как-то позировать. Достаточно просто вот так – футболку вверх, штаны немного вниз. И небрежно сбросить, чтобы деточка не канючила.
Этот идеальный рельеф просто создан, чтобы пускать на него слюни.
– Доброе утро, Кристина Сергеевна, – здоровается Мельник, заглянувший сюда типа за чашкой кофе, но на самом деле – ко мне.
– Доброе, Мельник.
Я не даю ему ровно никаких шансов думать о том, что два танца на корпоративе – повод рассчитывать на что-то большее. Но до некоторых мужчин просто тяжело доходит, и Мельник – из их числа. Хотя у него вроде как невеста есть и свадьба на носу, в первых числах марта.
– Отлично выглядите, Кристина Сергеевна. – Мельник как бы невзначай подвигается ближе, толкая чашку по столешнице в мою сторону. Тоже чисто_случайно.
– Файл по «Альфе» уже готов, Сергей Валентинович? – интересуюсь, не отрывая взгляд от экрана. Конечно, смотрю уже не на Авдеева, просто лениво листаю соцсети.
– Ну, я тут не только про файлы, – он усмехается так непринужденно, как будто мы с ним уже на одной волне.
– А меня интересуют только они. – На этот раз смотрю уже на него, сжимая телефон с таким видом, чтобы мое раздражение было очевидно даже такому непрошибаемому индюку, как Мельник.
– Рабочий день еще не начался. – Бросает выразительный взгляд на часы. Формально, там еще две минуты.
– В таком случае жду файл через две минуты, Мельник. Или я решу, что на своем рабочем месте вы страдаете херней.
А что такого? Имею право даже нахуй его послать – рабочий день же еще не начался.
Возвращаюсь за стол.
Открываю свое заваленное таблицами и графиками рабочее пространство.
Переключаюсь. Делаю сводку. Слышу, что пару раз телефон динькает, но я его нарочно положила экраном вниз, чтобы не отвлекаться. Тренирую силу воли.
Когда заканчиваю – на часах уже половина двенадцатого.
Встаю, чтобы размять ноги.
Раздаю указания остальным – когда перед глазами вся рабочая таблица, четко видно, где кто недотянул. Ничего удивительного, что Мельник в лидерах. На мой вопросительный взгляд бубнит что-то невразумительное, но соглашается, что косяк его и обещает доделать за счет своего обеда.
Только когда бегу из офиса в кафе двумя кварталами выше, чтобы перекусить, заглядываю в телефон.
Хентай: Как твоя голова, Барби? А пальцы?
Я закатываю глаза, воображая с каким выражение лица он это писал.
Я: Мои пальцы уже сделали вам сводку, Вадим Александрович.
Я: Спасибо за заботу: таблетки были лишние, сэндвичи были вкусные.
Я знала, что вот так сходу ничего не изменится. Мы вроде как… договорились быть в отношениях, но я даже благодарна, что после разговора вечером в среду, утро четверга осталось таким же, как и все предыдущие до него. У меня есть время привыкнуть к своему новому «статусу». Выработать противоавдеевский иммунитет.
Еще несколько сообщений от Дэна: «Может, перестанешь дуться, Тинка?». И еще: «Я пиздец соскучился, ну скажи, что мне сделать? Все равно ведь приду, понимаешь же».
Понимаю.
С Дэном я как раз все прекрасно понимаю. С ним моя голова вообще на месте всегда. И мозги в трусы не стекают от одного его запаха. Матка не бесится.
А вот чего я действительно не понимаю, так это с чего ему вдруг приспичило ехать в Нью-Йорк, если раньше он приезжал только ко мне, когда звала я. Дэн ни разу не озвучивал, что у него есть какой-то другой повод кататься за океан. И по моим расчетам, в этот раз все должно было быть ровно так же. Я бы разобралась с Авдеевым (примерно за полгода), вернулась в Штаты, написала бы Дэну во-о-о-о-о-от такую портянку, как меня обидел на работе плохой начальник с «прозрачными домогательствами» и что мне срочно нужно уволиться, и идти в новый мир с новым именем. Так бы исчезла Кристина Барр, а вместо нее появилась бы какая-то другая… Крис. А Дэн бы со временем потом и сам слился, устав упрашивать, наконец, ему дать.
Я кручу телефон в руках.
Вижу, что Дэн онлайн. Пятой точкой чувствую, что он прямо сейчас смотрит в эту же переписку со своего телефона. Даже вижу, как печатает что-то. Через секунду прилетает: «Тина? Ну не молчи, малая».
А я не знаю, что ему писать.
Точнее, знаю, но мне этот вариант совсем не нравится, потому что в моем блестящем плане такой ветки развития событий не было. Или как раз самое время признать, что мой «блестящий план» – полная жопа? Два месяца как я здесь торчу. И что? Ну ок, Авдеева я получила. Какая-то доля моих личных стараний в этом, безусловно, есть – зацепила же, на глаза попалась, языком плела то, что ему было интересно слушать. Но рулит «нами» – Его Грёбаное Величество. И что-то не похоже, чтобы он собирался как-то разделять со мной эту тяжкую ношу. Голову от меня он явно не потерял, а вот потеряет ли настолько, чтобы распускать язык и терять бдительность? Это точно не Дэн. И как подобрать к этому ключи так, чтобы еще глубже не увязнуть самой – я пока не имею ни малейшего представления.
Если я не скажу Дэну, что вернулась – он приедет и будет искать. Выкопает все, что ему нужно, поймет, где я. Сколько времени ему потребуется, чтобы пройти по следам, которые приведут в офис Авдеева? Ну максимум несколько дней. А потом эти двое сложат два и два, и мне, без преувеличения, пиздец.
А если я скажу Дэну, что вернулась, он больше не согласиться видеться раз в пятилетку. И ждать, надеяться и верить, когда я вырублю динамо-машину. Нет, он меня, конечно, не обидит. Он просто свалит. А без его помощи я от Авдеевского гнева потом нигде не спрячусь.
У меня просто нет выхода – мне нужно сказать Дэну, что я вернулась. Можно сколько угодно оттягивать неизбежное, но мне придется это сделать.
Я набираю короткое: «Я вернулась домой, Дэн».
Секунду держу палец над стрелочкой отправки. Он дрожит. Чувствую себя так, словно запускаю в свой план бомбу замедленного действия, которая рано или поздно точно рванет. И по закону подлости – как раз когда я меньше всего буду этого ждать. Но мне нужно заставить Дэна играть по моим правилам, нужно снова управлять ситуацией, и чем больше я буду тянуть – тем вероятнее Дэну надоест ждать, и он попрет напролом.
Нажимаю на проклятую кнопку.
Естественно, он читает почти мгновенно.
Пишет: «Вернулась домой? В смысле… сюда?!»
Отвечаю: «Да».
Мне нужна веская причина, почему я вдруг совершила такой прыжок веры, или достаточно будет просто отмазки в виде «просто захотелось». В принципе Дэн знает меня исключительно непредсказуемой и капризной Тиной, иногда даже испорченным флюгером называет, потому что мое настроение даже ветру не подчиняется.
Переименовываю его в контактах, чтобы не путаться. На этот раз пишу почти официальное «Денис Л». Вижу, что он уже набирает что-то в ответ.
Денис Л: Что-то случилось, Кристина?
Я: Не могу сейчас писать, давай позже?
Мне кажется, что такой сухой тон и нежелание пускать его в личное вполне соответствует тому «маленькому» факту, что мы не общались практически месяц. Для нас это вообще не новое, но каждый раз, когда йо-йо Дэн ко мне возвращается, я еще какое-то время «наказываю» его холодом.
Вечером я все-таки отвечаю Дэну, потому что он присылает еще пару предложений с просьбами объяснить, что происходит. Без смайликов, без огромного количества знаков препинания, подчеркивающих его экспрессию – обычно он именно так и поступает. И у меня закрадывается хрупкая надежда, что, возможно, мое возвращение тоже заставляет его дергаться. Ну допустим, у него что-то все-таки наладилось с бывшей, и теперь, когда я практически под носом, «гулять» меня и при этом не спалиться будет совсем не просто.
Я пишу ему, что у меня случился очередной конфликт с начальством «Андерсонов». Я уже пару раз упоминала, что старикашка ведет себя очень неприятно, косится и подкатывает с непрозрачными намеками – все это должно было стать частью моего будущего плана по повторному исчезновению. Но приходится использовать этот козырь уже сейчас.
Добавляю пару фраз в духе: «Я просто задолбалась и решила все круто сменить».
Денис Л: Умеешь ты организовывать сюрпризы, Тина.
Я: Вообще-то это не я тебе первая написала.
Денис Л: Почему не сказала, когда прилетаешь? Я бы встретил, помог устроиться.
Я: Потому что я взрослая и самостоятельная, Денис. У меня нет финансовых проблем и устроиться на новом месте я вполне могу без посторонней помощи.
Денис Л: До сих пор дуешься?
Я: А разве у меня есть повод? Ты всего лишь пропал на месяц:)
Я вижу, что он что-то пишет, но закрываю диалог. Дэна я отлично знаю, и если бы он рвался меня увидеть, то начал бы с этого, а не с разговоров про то, что уже случилось. Значит, пока можно выдохнуть.
После работы Игорь везет меня в танцевальную студию.
Я благополучно падаю с пилона с трехметровой высоты, потому что все равно толком не могу сосредоточиться. Спортивные маты скрадывают большую часть удара, но бедро все равно порядочно побаливает. На предложение Полины обязательно съездить к врачу, отказываюсь, потому что это далеко не первое мое падение. Даже язык чешется рассказать одну из тех историй, когда меня размазывало по сцене в стрип-клубе, потому что какой-бы дофига опытной ты ни была, а брошенный на сцену окурок, который под подошвой скользит просто как масло, никто не отменял.
– Со мной все в порядке, – стараюсь отвести руку сердобольной Илоны. Улыбаюсь, правда немножко сквозь зубы. – И не пытайтесь от меня отделаться – в клуб я приду даже на костылях.
Это какой-то прямо очень крутой клуб, судя по восторженным рассказам Полины – что-то очень приличное и безопасное, но оторванное. И она даже не скрывает, что идет туда с четкой целью подцепить элитного мужика, потому что именно такие там и водятся. Стол там пришлось заказывать еще в первых числах января.
На этот раз из студии мы выходим все вместе.
– Блин, у тебя реально водитель, – шепчет Полина.
– Бонусы от классного парня, – уже позволяю себе озвучить свой статус. Чувствую легкое желание задрать нос, но давлю его в зародыше.
– Значит, все-таки парня? – Она многозначительно дергает бровями.
– Везет, – вздыхает обычно молчаливая Оля.
Мне от этого «везет» горько и тошно.
Я за это «везет» заплатила слишком дорого.
– Может, вас подвезти? – киваю на тачку, когда отчетливо вижу их глаза как у Хатико. Они и раньше так смотрели, но я решила не наглеть, раз уж сама каталась непонятно на каких правах. Сейчас это кажется абсолютно уместным.
Уговаривать эту банду дважды точно не нужно – залетают в гостеприимно распахнутый водителем салон жужжащей мошкарой. Я сажусь рядом с водителем. Девочки по очереди диктуют адреса, Игорь просто забивает все это в бортовой компьютер.
Пока девчонки сзади пищат от восторга, я заглядываю в телефон.
От Дениса висит пара входящих, но на них я отвечу дома.
Его Грёбаное Величество молчит весь день. Хочет дать понять, что «ты – моя» в его ко мне отношении ровным счетом ничего не меняет? Вот так выглядит «у меня нет времени ухаживать» и «у меня в принципе будет мало времени на тебя»? Интересно, а как он отреагирует, если я напишу, что сегодня могла запросто свернуть себе шею, потому что упала из-под потолка?
А не пофиг ли, как он отреагирует, Крис? Ты просто куколка, потешная и удобная.
Это все не по-настоящему.
Но о том, что после пилона я попросила водителя подвезти домой своих подруг все-таки пишу. На этот раз Авдеев отвечает минут через десять: «Водитель в твоем распоряжении, Барби».
И ничего больше.
Ну ладно.
Глава двадцатая: Хентай
Выйти, как говорится, на конечного «бенефициара» моих проблем с отелями оказалось делом ровно одного дня. Обычная стандартная схема запросов от солидных органов, проверка «ниточек» и денежных потоков. Всем этим, конечно, занимаюсь не я, а специально заточенный под такие задачи штат. В него входит даже парочка журналистов – наших и американских – которым, как известно, дают больше инфы (даже если не под запись).
Но когда в профессионально запутанных схемах всплывает название «Geldman Capital», я все-таки немного охуеваю. На пару минут.
Потому что Лёва, сука, Гельдман – это огромная жирная и неуправляемая куча настолько грязного бабла, что я не удивлюсь, если однажды там всплывет даже какая-то максимально отбитая нелегальная порнуха.
И все это счастье – мне на голову.
Конечно, блядь, прекрасно зная, куда лезет и к кому. Потому что я, в отличие от Лёвы, играю открыто и своих теневых инвесторов за разными хитросделанными схемами не прячу.
Останавливаюсь около казино «Grand Mirage» – его детище, его личный цирк, где Гельдман дергает за ниточки. За фасадом легального бизнеса – целая сеть серых схем: обнал, фиктивные компании, подставные лица. Лёва контролирует здесь все – от охраны на входе до последнего азартного мажора, сливающего деньги за рулеткой. Я прекрасно помню, как работает все это дерьмо, а вот Лёва, по ходу, начал об этом забывать.
Придется напомнить.
Я выхожу, поправляю рукава пиджака и направляюсь к дверям.
Внутри тепло и пахнет деньгами. Охрана у входа сразу меня «ведет», напрягается. Я здесь не просто гость, которого можно пустить дальше.
– Вадим Александрович, – один из них делает шаг вперед, преграждая дорогу, но без явной агрессии. – Лев Борисович вас ждет.
Конечно, ждет. Он всегда что-то знает раньше, чем должен. Меня это не удивляет, но слегка раздражает. Не люблю играть вслепую, а Гельдман как раз только так и играет. Чертовски хорошо, нужно отдать ему должное, раз до сих пор не присел и не сдох. Поэтому я приехал без предупреждения, прекрасно отдавая себе отчет в том, что в данный момент Гельдман меня опережает – на шаг или на два, не суть важно. В данном вопросе нет смысла продолжать играть «в темную».
Мы идем через основной зал. Глаза привыкли к полумраку, к вспышкам света над игровыми столами. Здесь всегда одно и то же – азарт, деньги, скучающие богачи и охотящиеся женщины.
Я не замедляю шаг, не смотрю по сторонам. Я пришел сюда не за этим.
Дверь в закрытую ВИП-зону открывает совсем другой мир. Без суеты и без толпы. Здесь все слишком спокойно и подчеркнуто роскошно. И в центре этого мира – Лёва, сука, Гельдман.
Он ждет меня, развалившись в кресле, как всегда, со стаканом виски в руке и с рожей человека, который понимает собственную безнаказанность. И улыбается так, будто мы старые приятели, встретившиеся в дорогом клубе, чтобы попиздеть о прошлом, когда трава была зеленее, а «кролики» – жирнее.
– Вадик, дорогой мой человек, – тянет Гельдман, чуть подаваясь вперед, – ну вот зачем этот пафосный налет? Зашел бы нормально, по-человечески, после звонка, я бы тебе цыганский табор на входе организовал, девочек всяких, голых и длинноногих.
Я не отвечаю и вообще никак не реагирую. Просто присаживаюсь в кресло напротив, закидываю ногу на ногу и выдерживаю паузу.
– Как дела идут, Вадик? Выпить не предлагаю, ты у нас трезвенник.
– Да я бы с тобой в одном поле срать не сяду, не то, что бухать в одной комнате, – лыблюсь совершенно беззлобно, но абсолютно спокойно и без трагического надрыва.
У нас с этим «кадром» такая общая история, что я от нее лет десять отмывался. Серной кислотой.
– Взрослый вроде стал, заматерел, а хорошие манеры так и не выучил, – журит Лёва, но тоже без обиды. – Приходишь без приглашения, старшим грубишь. Зачем пришел – не рассказываешь. У меня тут гадалки случайно нет, чтобы раскинула, чем обязан. Вопросы какие-то, наверное, задавать будешь?
– У меня, Лёва, вопросов к тебе давно никаких нет. У меня есть информация.
Гельдман с интересом наклоняет голову. Он бы не был собой, если бы не пытался просчитать, сколько козырей у меня на руках.
– «Санкрист», Лёва.
Он ненадолго замирает. Стакан с виски застывает в его пальцах на секунду дольше, чем следовало бы. Но он быстро берет себя в руки и делает вид, что не понял.
– О, интересная тема. – Делает вид, что не при делах. – Только, Вадик, я не играю в иностранные игрушки.
– А твои деньги – играют, – спокойно парирую я.
Он ставит стакан на стол, откидывается в кресле и хмыкает.
Хозяин жизни. Один из немногих людей, кому мне каждый раз хочется втащить вот прямо от всей души и сердца, чтобы умылся кровавыми соплями. Иммунитет на эту гниду за двадцать лет у меня так толком и не выработался. Вот поэтому в свое время сразу открестился от карьеры политика – там таких «Лёв» вагон и тележка. У меня терпелка лопнет, каждой твари руку жать и улыбаться.
– Вадик, дорогой, ну ты же сам знаешь, как устроен мир. Везде схемы, везде посредники. Я не первый и не последний, кто через кого-то гоняет деньги. Разве ты сам никогда не пользовался удобными возможностями?
– Нет, Лёва. Я играю открыто.
– Верю, верю… – с ухмылкой тянет он. – Поэтому ты здесь, в моем казино, а не в суде и не в налоговой? Давай честно, Вадик, мы оба не святые.
Я наклоняюсь вперед, касаясь пальцами лакированной поверхности стола.
Так, чтобы лучше видеть его сытую морду.
– Разница между нами, Лёва, в том, что я знаю, когда остановиться. А ты – нет.
– Да где бы ты был, малыш, если бы старый мудрый Гельдман тебя уму-разуму не научил. Вадик-Вадик, по живому режешь. Я же тебя как родного сына любил.
Сына, блядь.
Лёве пятьдесят стукнуло в прошлом году. Да и выглядит он явно получше всех своих одногодок. Не был бы такой сукой, я бы его даже уважал за то, что держит себя в руках, не заплыл жиром и в тонусе.
– Давай только без этого цирка, Лёва. Я к тебе не за ностальгией пришел. И отцом ты мне никогда не был. Мы оба знаем, нахрена я здесь.
– Заматерел Вадик – это все понятно. А за базар ответишь? А то, говорят, ты борзеть сильно начал. Плечи развернул, тут прижал, там отжал. Людей нормальных из разных правильных рабочих процессов выдергиваешь. Кушать всем хочется, дорогой мой. Не у всех же жопная чуйка на бабло, как у тебя.
Он слегка прищуривается, и тоже наклоняется. Трет подбородок, где у него глубокий уродливый шрам.
– Юрку Завольского зачем-то обидел, – прищелкивает языком. – Чем тебе человек помешал?
– Да я его пальцем не тронул. – Растягиваю рот в издевательской улыбке. И уже откровенно стебусь: – Зуб даю, Лёва.
– Ох уж этот непуганый молодняк – как нехуй делать правильного человека в землю уложить.
– Ох уж эта непуганая старая гвардия, – подхватываю и развиваю, – только прижал – и сразу инфаркт.
– А Серегу Таранова…
Я просто слегка прищуриваюсь – и Гельдман захлопывает пасть. Даже типа извинение какое-то корчит на роже.
– И чего я тебя, сучоныша, тогда не грохнул, а?
Гельдман смеется – он реально жалеет, что я тогда не сдох.
Я тоже улыбаюсь. Мысленно благодарю за урок на всю жизнь.
– Вы пока маленькие – такие потешные, – продолжает упиваться, как он сам свято верит, игрой на моих нервах. – А как вырастаете – от рук отбиваетесь, старших уважать перестаете.
– Тебе мои отели зачем понадобились, Лёва? – возвращаю разговор на правильные рельсы. Так он долго языком чесать будет – попиздеть Гельдман любит.
– Так не твои еще, Вадик, не твои… – цокает языком. – И вообще – доказать бы надо сначала, а не предъявы кидать.
– Не пизди, Лёва. Если бы я хотел играть в загадки, то пошел бы в шахматный кружок, а не к тебе. Давай без наебалова. Мы же договаривались – я в твой огород не лезу, ты – в мой. Я правила не нарушаю, а ты меня поиметь решил – левые деньги заводишь через хуй знает что, инвесторов каких-то мутных суешь, моих непуганых янки беспокоишь.
Гельдман усмехается, но взгляд у него уже другой, настороженный.
Смотрит на меня и впервые за долгие годы вспоминает, что я – это не только дорогие костюмы и легальный бизнес. Я с ним могу не «выкать» и пафос свой рабочий снять, побазарить тоже запросто, если по-другому до него не доходит.
– Вадик, ты же умный человек. Ты же знаешь, что все мы – просто шестеренки в механизме…
– Ты мне сейчас не про механизмы рассказывай, а про конкретику. Иначе этот механизм без тебя, Лёва, резко начнет работать лучше.
Я чуть сильнее нажимаю пальцами на лакированную поверхность стола, скользя взглядом по самодовольной морде Гельдмана.
Лёва, сука, ты стареешь. Если бы я пришел к тебе вот так лет двадцать назад, ты бы уже не улыбался, а смотрел бы на меня так, будто решаешь, как именно мне удобнее сдохнуть. А сейчас ты тупо даже ситуацию не контролируешь.
Ну-ну.
Гельдман хмыкает, цепляет пальцами стакан с виски, делает небольшой глоток, но цедит прям жестко. Думает. Прикидывает, как лучше выкрутиться, какую лапшу мне навешать, чтобы я свалил отсюда и оставил его в покое.
Поздно, Лёва, думать надо было до того, как лезть в мою капусту. Может и надумал бы, что лезть не стОит.
– Так что за суета, Лёва? – подбадриваю его. – На кой хрен ты решил впихнуть мне своих левых инвесторов через «Сириус»? Или может мне тебе напомнить, что этот же самый фонд как раз перед сделкой внезапно стал связан с «Эдмар Инвест», который, если копнуть глубже, прямо или косвенно принадлежит твоей сучьей заднице? А потом через них внезапно появляются деньги на вход в мою историю? Совпадение, Лёва? Ну давай, удиви меня, расскажи, что это все чистый бизнес, что это не ты.
Он очкует – это я совершенно четко фиксирую по внезапно отбивающему по стакану чечетку мизинцу. Но еще что-то там хорохорится, снова делает лицо хозяина жизни. Как же я, блядь, ненавижу эту его манеру.
– Вадик, ты так говоришь, будто я в твои игры без разрешения полез. Это же просто бизнес. Ты же сам понимаешь: люди ищут, куда вложиться. Деньги любят движение, не могут они просто так лежать.
– Твои деньги пусть двигаются мимо меня, Лёва, – улыбаюсь ему широко, но так, что он стакан обнимает уже как родную мать. – В обход, через другую улицу, в другую сторону. У меня своя песочница, и твой инвестор в ней не играет.
– Вадик, ну не пори горячку. Чем тебе деньги мои не нравятся? – делает вид, что искренне недоумевает. – Или я тебя чем-то обидел? Так то давно было.
– Да меня от тебя, Лёва, мутит, вот в чем дело, – говорю спокойно. – Если бы ты просто делал свою грязь где-то там, не на моем поле, мне было бы похуй. Но ты решил через подставные структуры подсунуть мне своих блох. Ты решил, что я проглочу. И вот тут ты проебался.
– Это просто бизнес, Вадик, – опять повторяет он.
– У меня есть правило, Лёва: с гнидами дела не иметь. – Я даже интонацию не меняю, потому что – нафига? – Неважно, сколько у тебя бабла и какие у тебя связи. Я с тобой работать не буду.
– Принципиальный какой стал, – с едкой усмешкой тянет Гельдман. – Прям не узнаю. Давно руки отмыл?
Таращится на меня, видимо надеясь, что прошибет своим всратым авторитетом.
Да, у меня не все гладко в прошлом. Я это знаю. Но в отличие от Лёвы, я не застрял в том дерьме, в котором ворочался когда-то. Я вылез, почистился, сделал все сам. А он? Он просто сидит здесь как и десять, двадцать лет назад, раздает свои мутные схемы и до сих пор наивно считает себя непотопляемым.
Всё, Лёва, мир поменялся. «Вадик» вырос в «Вадима Александровича», и на хую его вертеть больше не получится.
Потому что с хуем у меня полный порядок, и я на нем могу даже вот эту суку хитросделанную повертеть, если до Гельдмана по-хорошему не дойдет.
– Ты вроде не тупой, Лёва, – говорю лениво. – Я не старые времена пришел вспоминать. Я пришел тебя предупредить. Мои отели и моих янки ты оставляешь в покое, прямо сейчас. И если еще хоть раз попробуешь зайти в мою сделку через левые фонды или мутных людей, разговаривать и предупреждать я больше не буду.
Поднимаюсь.
Нарочно небрежно смахиваю с пиджака невидимую пыль.
Краем глаза наблюдаю как Гельдмана все-таки перекосило.
– Не боишься, что я тоже начну загоняться? – огрызается он.
Я медленно, спокойно, так, чтобы он чувствовал, кто здесь задает правила, отрицательно качаю головой.
– Лёва, мне твой цирк нахуй не сдался, так что давай ладом. – Говорю это просто, без угроз, без надрыва. Как факт. – Кстати, хорошее у тебя казино. Мне нравится. Очень.
И вот теперь его улыбка становится натянутой.
Потому что Лёва, сука, Гельдман, мой намек прекрасно понял.
Я выхожу из казино, выдыхая в ночной воздух остатки раздражения. Внутри я держался безупречно, но сейчас в груди все еще отдает глухой брезгливостью. Это даже не злость. Скорее, привычное ощущение, что в мире слишком много людей, которым я бы предпочел не пожимать руку. Но приходится.
В салоне «Бентли» тихо, комфортно, даже музыку включать неохота.
Я трогаюсь с места и ловлю себя на мысли, что рука сама тянется к телефону. На часах почти десять, поздно. Откладываю.
За поворотом выруливаю на мост.
Взгляд снова падает на телефон.
Снова откладываю. Но на этот раз просто до следующего светофора.
Одно нажатие.
Гудки. По громкой связи в салоне они какие-то слишком в духе Барби – язвительные и колкие. Но все равно забавные.
– Не разбудил? – Говорю немного лениво, как будто просто вспомнил о ней между делами.
– Нет, – но я отчетливо слышу зевок. – Но уже лежу в постели.
Знаю, что Барби приезжает в офис всегда немного раньше остальных. И даже с учетом водителя, на дорогу ей все равно требуется время. Значит, встает она точно не позже шести тридцати. Для женщины с ее внешними данными, очень похвальная черта. Как и крепкий ум в ее красивой голове.
– Ты за рулем? – задает закономерный вопрос, ориентируясь на звуки на заднем фоне.
– Да.
– Позднее свидание, Вадим Александрович? – моментально бодается моя мелкая коза.
– Ага. С одной старой злоебучей проституткой.
– А производил впечатление порядочного человека.
– К тридцати восьми годам, Крис, я научился неплохо маскироваться под порядочного.
– И еще немножко зарабатывать, – сарказмирует Барби. – На самолетики.
– Типа того, – поддаюсь ее забавным шпилькам. – Ты же не ревнуешь?
Она издает звук, очень похожий на шипение чайника перед тем, как он закипит.
Хрен его знает, почему меня ее вредность всегда так приятно расслабляет и смешит.
– Возьми завтра с собой зубную щетку, расческу и что там еще у девочек в арсенале.
