Текст книги "Перед бурей (СИ)"

Автор книги: Артем Лунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

Девочка выдохнула, осознав, что точно так же задохнулась ветром, который дул где-то. Перевернулась на другой бок, размышляя. Возможно, если уснуть, она увидит, что было дальше.

Но сон не шёл.

В тишине было слышно лёгкое дыхание матери. Отец то ли нёс караул, то ли просто лёг спать снаружи – не желал впотьмах лезть в фургон, спотыкаясь и беспокоя родных. Потеребить Алека, узнать, нельзя ли ей с Гарием тоже караулить вместе со всеми…

Мона поворочалась, свесила руку вниз, наткнувшись на жёсткие ремни. Кобура с громобоем лежала на полу около кровати. Несправедливо, что у Гария мечи, а у неё эта игрушка.

Мона тронула рукоять громобоя. Надо повесить на стену, а то мама опять разворчится, что она разбрасывает опасные игрушки где попало.

Тут сонные мысли прервал странный звук. Мона замерла, прислушиваясь. Звук повторился – конь топнул копытом, фыркнул.

Мона очень-очень медленно сжала рукоять громобоя.

И тут воздух прорезал волчий клич.

Тревога!

Вскочив с кровати, девочка врезалась плечом в дверцу шкафа. Линда резко села.

– Что?.. – начала испуганно, снаружи раздался хор встревоженных голосов, кто-то опять взвыл, двумя переливами.

Тревога! Нападение!

А потом раздался звон стали.

– Вниз!.. – крикнула Линда так страшно, что Мона в кои-то веки послушалась, рухнула, будто ей подрубили колени. Сметя постельное бельё на пол, мать откинула крышку сундука-кровати. Взлетел ворох одежды, со дна сундука Линда вытащила какой-то свёрток, подхватила ремень с ножом, не затрудняя себя одеждой и обувью, выпрыгнула в ночь.

– Мама! – только и крикнула Мона. Сколько раз она представляла себе бой, свирепых врагов, собственную доблесть, а вот теперь сидит на полу, потому что коленки дрожат, а рукоять громобоя скользит в потной ладони…

Ну нет!..

Обругав себя трусихой, Мона подхватилась с пола. Застряла в проёме двери, не решаясь шагнуть наружу, в звон стали и свист стрел, и прекрасно осознавая, какую превосходную мишень она сейчас представляет.

Вперёд! Шаг, всего один шаг!

Стиснув зубы, Мона неловко прыгнула вслед за матерью.

Что-то грохнуло, вспыхнуло. Мона тревожно оглянулась в ту сторону, увидела, как в воздухе порхает пылающий фургон. Ревели быки, кто-то вопил испуганно. В третий раз взвился волчий вой, и Мона сосредоточилась, пытаясь понять смысл клича. Предыдущие звуки Волчьей Речи были односложны и всем известны, этот же состоял из нескольких слов.

Центр… да, точно – в центр, круг – вокруг, около?..

К центру, в круговую оборону, – вот что гласило сообщение. Что за глупости, центр лагеря – костёр, едва горящий сейчас, но этого достаточно, чтобы подсветить для нападающих защитников…

Как будто отвечая на мысли девочки, кто-то ударил Узором по костру, взметнул угли и головёшки. В свете повисшего в воздухе пламени Мона увидела маму.

Её противник гляделся великаном рядом с женщиной, меч – длиной в Солевой Путь. А у мамы только несерьёзный клинок…

Которым она воспользовалась с ловкостью и изяществом. Все женщины воличей умеют обращаться и с луком и с ножом… но Мона и не подозревала, что мать такая мастерица.

Свёрток взметнулся и оказался плащом, в который была завёрнута власяная кольчуга. Эта самая кольчуга вылетела из куска ткани, как камень из ремня пращи, и ударила врага в лицо. Линда прыгнула следом, накинула ткань на голову и ударила ножом. Всего один раз.

Гигант осел, едва не придавив женщину. Линда выдернула нож и подобрала кольчугу, выпрямилась и оказалась лицом к лицу со следующим нападающим. Тот уже заносил меч.

Мона завизжала от ужаса.

За мгновение до того, как сияющий клинок, казалось, был готов раскроить голову Линды, та непредставимо изогнулась, оказавшись вплотную к противнику, коротко ударила, тут же отпрянула.

Аккуратно вынула меч из его руки, оставив нож в теле, повернулась к Моне.

И только тут противник грохнулся ничком.

Мона смотрела на мать и не узнавала её. Линда была похожа на неистовую титаниду. Ангра, которая решила выполнить предначертание и стряхнуть звёзды на землю…

Звёзды с грохотом и воем обрушились на землю, под ноги Моне. Девочку швырнуло в сторону, протащило по земле. Зацепив локтём обод колеса, она вкатилась в темноту. Не поняв, что с ней случилось, перевернулась на живот, попыталась вскочить и врезалась головой в днище фургона.

Под который её зашвырнула быстрая мысль матери.

Словно щенка нашкодившего!..

Мона тихо заскулила от боли в ободранных руках – как тот же щенок, посаженный в корзину, чтобы не путался под ногами. Ушибы на боках грозили обернуться грандиозными синяками, да и линии Узора не слишком-то ласково прошлись по её телу. Будет Гарию работы…

Гарий!..

Мона собрала руки-ноги и проворно выползла наружу. Сквозь звон в ушах шум боя был едва слышен. Здорово грохнулась… Мотая головой, она поднялась и едва не упала. Кто-то оказался прямо перед ней, и Мона не раздумывая пнула в коленную чашечку. Здоровенный детина закричал неожиданно тонким голосом и свалился, девочка перепрыгнула через него и побежала к фургону, в котором жили Алек и его названный брат.

– Берегись!..

Не раздумывая, Мона метнулась в сторону, копьё просвистело мимо, ударив в борт фургона так, что повозка покачнулась.

– Ах ты!.. – взревел чей-то голос, хриплый и бешеный до неузнаваемости, и раздался жуткий хруст костей. Мона оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Алек отшвыривает врага. Тот покатился по земле, разбросав руки и ноги, как переломанная кукла. Вой стоял с двумя мечами, лицо его было забрызгано кровью. Через мгновение трофейный меч вылетел из его руки и канул во тьму между двумя фургонами – туда, откуда вылетело копьё. Мона ничего не услышала, но Жива принесла эхо прервавшейся жизни.

Алек посмотрел на неё. Лицо его казалось застывшей маской, лишь губы досадливо скривились. Девочка невольно сжалась, снова ожидая грубого перемещения куда подальше, но Алек лишь мотнул головой: "иди сюда". Мона сделала шаг, но тут на молодого войя налетел следующий враг. Удерживая его на расстоянии длиной клинка, Алек коротко глянул на Мону, дёрнув подбородком, – это уже следовало толковать как "иди отсюда". Девочка решила последовать мудрому совету, попятилась…

И на неё вылетел вопящий и размахивающий мечом враг. Мона оцепенела, время медленно-медленно стекало кровавыми каплями по лезвию клинка, безумный вой вяз в ушах.

Копьё с хрустом выдернулось из фургона и попало вопящему под ноги.

Он споткнулся и грохнулся ничком во весь рост, едва не уронив меч. Перевернулся, привстал…

Маленькая гибкая фигурка метнулась с крыши фургона. Пролетев над головой девочки, сшибла нападающего. Они покатились – вооружённый мечом взрослый убийца и мальчишка с коротким клинком.

Гарий оказался сверху. Ударил лбом в лицо. Голова взрослого откинулась, и Гарий резанул по шее.

Горло открылось страшно и широко, обнажив красное нутро, какие-то сизые трубки. Фонтан крови ударил в лицо Гария, тело судорожно изогнулось, сбросив его прочь.

Мальчишка покатился по земле, но дагу не выпустил. Приподнялся, отирая лицо рукавом, вскинул голову.

За его спиной из ночи выросла тень.

Мона, не раздумывая, рванула громобой из кобуры, лёгкое мысленное усилие, воспламеняющее порох в трубке. Ударил гром, привычно толкнувшись в ладонь. Нависшая над Гарием тень смялась и рухнула, хватаясь за горло, из-под пальцев рвались струи тёмной, почти чёрной крови.

Гарий оглох на одно ухо, моргал, ослеплённый вспышкой, мотал головой. Кое-как поднявшись на ноги, он глянул на убитых, – лежали рядом, с почти одинаковыми ранами, – выругался, спотыкаясь. Мона сунула в кобуру ещё дымящийся громобой, подошла и поддержала его.

– К брату! – крикнул мальчишка, оглушив и её.

– Где твой меч? – ошарашено спросила Мона.

– Остался… – Гарий неопределённо махнул рукой. Они добрели до Алека, который уже убил своего противника и занялся другим.

Вокруг рдеющего пятна бывшего кострища постепенно собирались обороняющиеся, вооружённые… нет, всё же большей частью не чем попало, – мечи войи держали под рукой. Девочка вовсю вертела головой. Гарий указал клинком в сторону.

Норик проворно орудовал слишком длинным для него мечом, довольно умело используя преимущества своего невеликого роста и держа противника на расстоянии. Линда стояла у него за спиной, возвышаясь над мужем, и вела прицельный обстрел камнями и углями. Почувствовав взгляд дочери, оглянулась бешено. Дёрнула кистью, головня, валяющаяся у неё под ногами, прыгнула и ударила врага в лицо. Кто-то тут же добил, и возглавляемый Нориком отряд присоединился к Алеку.

В бою возникла пауза. Мона поспешила встать так, чтобы между ней и родителями оказались Гарий и Алек. Молодой вой торопливо оглядел всех, по его знаку рядом встали Джурай и Джонатам, Даниэл взял детей за шкирку и утянул глубже в строй.

– Алек, помнишь, как мы драпали из Мечты? – поинтересовался, возвращаясь. – Ты тогда зажёг…

– Помню, – Алек поморщился, пугающая неподвижность его лица нарушилась. – Не знал, что помнишь ты – ты же был тогда в отключке!

– Кой-чего помню, да и рассказывали. Твой огонь…

Алек понял с полуфразы.

– Предлагаешь?.. – его глаза расширились. Алек оглядел фургоны – перевёрнутые, горящие. Особое внимание уделил пока целым.

– Те, где труп валяется, – подсказал Норик, тоже поняв, что имеет в виду Даниэл. – Верхняя половина…

Маленького охотника во время "драпания" в Мечте не было, но он наслушался красочных рассказов.

– А сундуки для пороха – их ведь Макшем делал? – получив утвердительный ответ, парень прищурился на фургон. Джонатам и Джурай, не сговариваясь, шагнули заслонить его тело от возможной опасности, пока сам Алек в нём отсутствовал. Его быстрая мысль отыскивала в фургоне дерево, к которому прикасались руки друга, дерево, меченое сплетёнными буквами "МС".

Нашла.

В лучшем стиле ученика церковной школы Алек не стал прибегать к эффектным жестам. Стенка фургона вылетела от короткого мысленного усилия, сундучок с порохом воспарил вверх, над головами снова пошедших в атаку теней.

И взорвался, разбросав огонь, куски горящего дерева и фрагменты железной оковки.

Тени заорали, повалились, прикрывая руками головы. Кто-то упал, сражённый щепками и железной дробью.

– Ну-ка, где там суперпорох Кнопки, – прошептал Алек, под полуприкрытыми веками его глаза метались туда-сюда.

– Ой-ёй… – Мона втянула голову в плечи.

Враги тоже словно услышали его. Короткий хриплый выкрик – и они бросились врассыпную.

– Куды… стой!.. – один из кувшинов, уже летящих из нутра фургона, сунулся под ноги бегущему. Когда тот свалился – долбанул по затылку.

Войи ринулись в погоню, кидая по убегающим всё, что попадалось под руку – камни, палки, обломки фургонов. Поддавшись общему порыву, Мона швырнула разряженный громобой. Ни в кого не попала. Гарий посмотрел на дагу в руке и воздержался. Вместо этого плеснул рукой по воздуху, и на пути убегающих в воздух воспарила каменная дробь. Небрежным мановением ладони мальчишка послал её в полёт. Люди кричали, валились ничком.

Путь к фургонам открылся. Воличи похватали луки и короткие метательные дротики, тех, кто был ещё в состоянии передвигаться, безжалостно перебили. Тем, кто валялся или передвигался еле-еле, повезло.

Алек переходил от одного ушибленного к другому, сшибал их наземь и оглушал, одновременно успевая распоряжаться. Идущие следом освобождали пленных от оружия, вытряхивали из ремней, курток, связывали. Алеку попался под ноги безнадёжно раненый, с грудной клеткой, вдавленной силовым импульсом. Молодой вой пожал плечами, удивившись, что раненый ещё жив, и исправил это, короткой мыслью раздавив сердце.

Мона торопливо отвернулась. Прошлась между телами живых и пленных, нашла свой громобой в луже крови и замерла, не решаясь поднять.

Гарий – он, оказывается, шёл рядом, – сунулся вперёд, вытащил, вытер подвернувшимся под ноги клоком. Протянул ей, девочка неуверенно взяла:

– Спасибо…

Мальчишка холодно кивнул, посмотрел сквозь неё. Мона подавила желание попятиться, – в этот момент он показался ей чужим незнакомым человеком. И этот чужой ей не понравился. Застывшее лицо, только в глазах недобрый огонь.

– У тебя кровь, – она нервно указала, где.

– Не моя, – и манера выражаться у него стала не та – скупо роняемые слова, монотонно, без интонации. Гарий коснулся щеки, прошёлся ногтями, соскребая липкую подсохшую корку, пальцы его двигались суетливо и нервно. Маска бесстрастия сбилась набок, из-под неё выглянул напуганный и растерянный пацан.

Мона облегчённо выдохнула. Бой напугал её лишь самую малость больше, чем этот чужак, смотревший на неё серо-зелёными глазами.

– Пойдём, – сказал чужак, – провожу тебя.

– Куда? – поинтересовалась Мона.

– К пороху, – он посмотрел на громобой в её руке. – На всякий.

Она признала, что это не лишено смысла, и дети заторопились к фургону… к половинке фургона, расколотой, как яйцо.

Мона пробралась сквозь пробоину, ёжась, когда невольно касалась тёмных следов. Разумеется, Алек не был таким неопытным и не обращал специально свой дар ненависти на ни в чём не виноватую повозку. Просто мощь его гнева была так велика, что даже тут оставила свой отпечаток. Все мелкие эшты и родственники их!.. да ведь поцарапаться щепкой, "заляпанной" его гневом, всё равно что осенью уколоться колючкой лоха!..

– Невесело, – обронил Гарий, тоже нервно поводя плечами. Слово показалось ей совершенно неподходящим.

Найдя сундучок среди обломков, она потянулась мыслью и мягко вынесла его наружу. Гарий подхватил, тут же отпустил под ноги. Мона благодарно кивнула и присела на корточки. Мальчишка нависал над ней, тиская рукоять короткого клинка, раньше Мона от души посмеялась бы над его суровой физиономией… но не сейчас, когда эта самая физиономия была заляпана чужой кровью.

Он имеет право корчить такие рожи, подумала девочка. И я верю, что он действительно сможет меня защитить, если что. Мысли суетливо толкались в голове, но руки всё делали сами – мерка пороха, пыж, свинцовая пуля, снова пыж…

– Я готова, – сказала Мона, поднимая громобой. Мальчишка кивнул в сторону, и они отправились к учителю.

Александр как раз допрашивал одного из неудавшихся нападающих. Прервавшись на мгновение, он мрачно поглядел на подошедшего Джурая.

Тот, напротив, сиял как начищенная монета. Алек даже недоумённо поморщился. А потом на его лице появились неверие и отчаянная надежда.

Джурай кивнул.

– Мы никого не потеряли.

– Никого!.. – с восторгом повторил Алек. – Слышишь, ты?.. – ткнул босой ногой скорчившегося у его ног пленника. – Тебе повезло. Может быть, я просто тебя убью.

Мона вздрогнула.  Повезло?

– Ранены человек десять, – продолжил Джурай. – Большинство легко, но трое… и ещё один, возможно, останется без руки…

Он понизил голос и отвёл взгляд. И увидел Гария.

– …А может быть, и нет, – сказал, просветлев.

Гарий кивнул.

– Я готов, – только и сказал. – Луиса?..

– Там, – Джурай посмотрел на Алека.

– Уведи их отсюда, – предложил молодой вой. – А я пока займусь…

Он многообещающе посмотрел на пленника. Мона решила, что не хочет знать, чем он займётся.

Дети пошли за Джураем через ночь, полную отзвуков боли, ярости и смерти.

– Где твой меч, парень? – поинтересовался Джурай. – Оставил в трупе?

– Угу. Вообще-то его у меня выбили. Почти сразу, – Гарий покосился в сторону Моны. Девочка решила, что от неё ждут какой-то реакции, но слишком устала, чтобы понять, какой именно. Промычала что-то неопределённое и сосредоточилась на том, чтобы увеличить расстояние между собой и учителем с его добычей.

Прошло какое-то время, и девочка обнаружила, что сидит у ручья. Гарий валялся рядом, пристроив голову ей на колени и разбросав руки. Уже светало, и лицо мальчишки казалось туманной белой маской с тёмными провалами глазниц.

Должно быть, она задремала сидя. В памяти остались невнятные картины прошедшей ночи. Гарий возится с ранеными, она стоит рядом, так и держа громобой в руке, и старается смотреть в сторону – монстры, которыми населяет темноту её воображение, не такие страшные, как вот это. Луиса требует ещё огня, освещённый факелами круг разрастается, кровь блестит, раненые стонут, вслух, про себя, но девочка слышит и эти стоны. Вот целители занимаются ранеными врагами, и Луиса гонит Гария прочь, потому что среди них попадаются и буйные. Мальчишка соглашается не сразу, он весь серый от усталости, и целительница делает Моне знак. Та уводит вяло протестующего парня. Луиса за спиной вполголоса добавляет, что для этих раненых, возможно, ни к чему стараться и использовать его таланты.

Следующая картина, – Мону выворачивает у колеса полуразваленного фургона. До того можно было не думать, притворяясь, что занята делом – охраной, заботой, помощью. Но сейчас произошедшее догоняет её, и ужас ночи выходит желчными комками, болезненными судорогами. А мальчишка растерянно топчется рядом, пытается придержать, но его и самого колотит. У неё уже истерика, она бормочет какой-то вздор, постепенно успокаивается. Гарий находит флягу с водой, и Мона приводит себя в порядок. Но теперь плохо Гарию, он пытается отскрести кровь с рук, с лица, бросается в темноту, одержимый желанием умыться.

И плещется в ручье, впервые безо всякого стеснения раздевшись перед девчонкой, остервенело моет руки, до царапин трёт лицо, а она караулит со своим глупым громобоем. В тупом безразличии, которое наступило после реакции, вертится лишь одна странная мысль, – что громобой, вообще дистантное оружие убивает чище, чем меч, нож…

Потом они в сопровождении Урэтхи Тролля – чужак жив, лишь ранен легко, – идут к ручью и наполняют доверенные им фляги, носят вёдра. Здесь её находит мать и награждает оплеухой за непослушание, трясёт за плечи, ругает такими словами, которых девочка никогда не слышала. Потом они рыдают в обнимку, а Гарий и Норик суетятся рядом, удивительно похожие в этот момент. У маленького охотника находится фляга кориса, и они делят не такую уж маленькую ёмкость на троих – детям и Линде.

Мона обнаружила, что крепчайшее картофельное вино пьётся как вода. Зато её перестало трясти. Норик занялся женой, а Гарий зачем-то повёл её к ручью…

– Эй, – тихо позвала Мона. – Чего мы здесь забыли?

– Если б я помнил, – потусторонним голосом отозвался Гарий. Ну да, кориса ему досталось больше, подумала Мона, наблюдая за попыткой встать.

С третьего раза получилось. Гарий стоял, пошатываясь, рубаха с чужого плеча, слишком ему большая, болталась как шкура на весеннем медведе.

– Рубаха, – вспомнила девочка. Гарий уставился на неё, моргая, вспомнил и перевёл взгляд на ручей. Тогда, сбросив окровавленную рубаху, он попытался её отстирать да так и оставил в воде. Потерял бы, если бы Мона не придавила камнями.

Выпутавшись из рубахи старшего брата, он подогнул гачи и забрёл в ручей. Мона поёжилась, глядя, как мальчишка, не рассчитав глубину, макнулся по грудь.

И поняла, что снова чувствует холод, сырость, усталость. Даже лёгкое опьянение. Всё вернулось.

Всё стало другим.

Я убила человека.

Гарий, ворча и ругаясь, добрёл до рубахи, вынужден был окунуться ещё раз, чтобы достать. Потащился к берегу. Мона помогла ему выбраться.

– Тебе надо переодеться, – тихо сказала.

– Надо, – не стал спорить мальчишка, но сел на берегу. С него бежало аж ручьями, но он как будто не замечал холода.

Девочка шёпотом позвала его по имени. Гарий посмотрел на неё – бледное лицо, тревожно блестящие глаза. Сквозь безразличие пробилась мысль – да, кажется, это называется испуг. Она боится. Его? Надо её успокоить… Гарий неуверенно шевельнул губами, вспоминая, как надо улыбаться.

– Пошли. Ты простынешь, – Мона настойчиво потянула за руку – его запястье было ледяным.

У Гария почти получилось улыбнуться. Простуда – это было что-то из прошлой жизни. Возможность схватить насморк, сидя в мокрой одежде на сырой траве, представлялась ему совершеннейшей ерундой.

Мона решительно вздёрнула его на ноги. Гарий понял, что покоя ему не будет, и поплёлся следом.

Фургон, в котором жили Алек с братом, был опрокинут набок. Мона прикинула, сможет ли поставить его на колёса. Пожалуй, вот только наверняка повредила бы эти самые колёса. Пробравшись в опрокинутый фургон, она подхватила первые попавшиеся вещи и вынесла наружу, вытряхнула Гария из мокрой одежды и заставила переодеться. Напоследок накинула ему на плечи чёрно-красный плащ войя. Может быть, она слишком устала, но в этом ей почудилось какое-то недоброе предзнаменование.

Гарий немного воспрянул. Он проводил девочку к её фургону и даже попытался помочь залезть внутрь. Проигнорировав его руку, Мона закинула себя в дверной проём.

В "доме" никого не было. Она оглянулась, Гарий топтался снаружи.

– Поднимись тоже, – тихо попросила Мона. Если кому и нужна была помощь, то это ему – мальчишка едва не промахнулся мимо двери. Мона затащила его внутрь и задумалась – зачем?..

В маленькие окошки брезжил тусклый рассвет. В фургоне царил разгром и хаос. Мона, споткнувшись о выброшенные матерью на пол тряпки, добралась к своей кровати, села и какое-то время бессмысленно смотрела на Гария. Тот подпёр плечом косяк и так же пусто таращился на неё, держа руку у рукояти даги. Мона поняла, что и сама то и дело бессознательно касается громобоя. А ещё ей хотелось сказать мальчишке, что стоять так в дверном проёме не слишком разумно.

Подумав то же – или подслушав её мысли, он шагнул внутрь. Мона заставила себя встать, собрала тряпки и сунула в сундук. Прошлась по фургону, ставя вещи на место, убрала рассыпанное, разложила тряпки по сундукам. В этих действиях было что-то успокаивающее, она создавала порядок из хаоса, и смута в душе утишалась. Или так на неё действовало молчаливое присутствие Гария.

Она подняла голову, мальчишка смотрел странным взглядом.

– Что?.. – смутилась она.

– Нет, ничего, – он как будто очнулся, повертелся неловко, глянул наружу. – Я, наверное…

Мона запаниковала, поняв, что он сейчас уйдёт.

– Подожди… ведь твой фургон всё равно… оставайся пока здесь…

Гарий, недоумённо хмурясь, выслушал её лепетание. Мона прикусила губу.

– Посиди со мной. Мне страшно, – почему-то совершенно невозможные слова произнеслись очень легко. Раньше она нипочём не смогла бы сказать такого.

– Мне тоже, – признался Гарий и виновато улыбнулся.

Мона вернулась к своей кровати и села. Гарий потоптался рядом и осторожно устроился на полу, на каких-то ещё не убранных тряпках.

– Я нипочём не усну, – сказала девочка.

– Тогда просто полежи с закрытыми глазами.

– Ты только не уходи.

– Я буду здесь.

– Вот уж не думал, что первый убитый этим мечом окажется моим сородичем, – Алек мягкой тряпочкой полировал меч.

– Уверен? – спросил Норик. Молодой вой кивнул, не поднимая от оружия безучастного взгляда.

– Одежда характерная. Меток нет, спороты… но по следам можно определить, что именно было спорото. Да, и про следы – отпечатки мокасин тоже наши. И пленники – половина изгои, не знающие рода, но остальные радоничи, из дальних деревень…

Сталь уже блестела тускло, а он всё продолжал водить тряпочкой.

– Плохо, – выдохнул маленький охотник.

Тролль сидел поодаль, сейчас здорово похожий на тотем племени. Угрюмый взгляд из-под кустистых бровей, фингал под глазом, ещё один на скуле, толстые кривые губы – расплющенные ударом, казалось, вот-вот исторгнут рычание. Он опирался подбородком на руки, сложенные на рукояти секиры, которая гляделась суковатой дубиной. Время от времени недобро поглядывал на Алека и Норика, нимало не озаботясь тем, что охотник и вой чуют его взгляд.

– Я извинялся, – виновато сказал Норик, передёрнув плечами. Алек невесело искривил губы и наконец-то счёл, что меч достаточно чистый. Вскинул его, проворачивая в руке. Клинок поймал первый луч солнца, плеснул за спину молодого войя, мгновенно поймав остриём устье ножен.

В бою Тролль убил одного. По-тролльи – голыми руками заломал. Отобранной у него секирой смертельно ранил другого. И тут на него выскочил Норик.

Хорошо, что громила Тролль и маленький охотник столь разнились, что не смогли сразу приноровиться к противнику и поубивать друг друга. В процессе драки всё-таки поняли, что обознались, однако Норик по инерции ухитрился заехать беричу в челюсть рукоятью его взятой с боя секиры.

Потом они, отложив ругань на более подходящее время, вместе противостояли нападающим.

– А ведь он мне жизнь спас, – задумчиво сказал охотник. Алек удивлённо вскинул глаза. – Ну, может быть, не жизнь, но здоровье – точно. Неслабо выручил.

По виду Тролля можно было заключить, что в этом своём поступке он раскаивается.

– И что мне теперь, кровь с ним мешать? – буркнул Норик. Встал, переступил с ноги на ногу, чуть присел, подогнув колени.

– Больно? – поинтересовался Алек.

– Нет, почти совсем прошло. Гарий и Луиса на славу меня заштопали.

– Да, Гарий… – Алек завертел головой.

– Луиса его спать отправила. Тебе и самому не помешает.

– Я караулю, – угрюмо отозвался Алек.

– Лучше бы…

– Я караулю, – повторил юноша невыразительным голосом, от которого Норику захотелось забраться под фургоны. Он кивнул и торопливо ретировался. На всякий случай обошёл лагерь, наметил список дел после пробуждения и отправился к своему фургону.

Линда лежала на кровати, не спала. Когда муж вошёл, улыбнулась ему и указала глазами. Норик крякнул и запустил пальцы в бороду. Однако…

– Не рано ли? – спросил шёпотом. Женщина только плечами пожала, похлопала по кровати, приглашая. Она лежала в одежде. Норик стянул сапоги, поколебался, снял и кольчугу, поставил меч у кровати. Улёгся поверх одеяла, тоже не раздеваясь. Линда обняла, легко прикасаясь и целуя, прошлась по синякам и ушибам. Боль становилась незначимой, медленно уходила. Женщина ткнулась носом в грудь мужа.

– Ну и ночка выдалась, – потёрлась щекой. Присутствие спящих детей вдруг показалось охотнику совершенно излишним, он с трудом подавил озорное подростковое желание предложить Линде сбежать вдвоём, поискать укромный уголок. Это из-за произошедшего. После смерти всегда так хочется жить. Они обязательно найдут время, но не сейчас. Жене надо отдохнуть.

– Напомни мне утром, – пробормотал он ей на ухо.

– О чём?

– Выбранить тебя за то, что потащила мне мою кольчугу, а сама одеть забыла.

Женщина пожала плечами.

– Времени не было. Напомни мне утром выбранить тебя за то, что ты держал её на дне сундука. Как там говорил Алек – "будь готов?", и где же твоя готовность?

Норик поморщился, не желая признавать, что счёл предупреждение Алека обычной блажью. Ему, привыкшему к лёгкой охотничьей одежде, трудно было таскать жёсткую и тяжёлую власяную кольчугу. Хорошо хоть оружие было под рукой.

Он снова посмотрел на детей. Они спали одетые, и с оружием под рукой. Дочка посапывала на своей кровати, подложив кулак под голову, хмурилась во сне, словно выполняла какую-то нелёгкую работу. Гарий спал под кроватью, свернувшись на каких-то тряпках и накрывшись войским плащом. Паренёк гляделся старше, черты бледного лица заострились. Почувствовав взгляд, недовольно заворочался, и Норик торопливо отвернулся.

Начинался день. Раздражающе громко чирикали птицы. Но больше мешало ощущение смерти, пропитывающее воздух. Опусти веки – и увидишь алые пятна прервавшейся жизни.

– Мне страшно, – прошептала Линда.

– Мне тоже, – ответил Норик.

– Ни за что не усну.

– Тогда просто закрой глаза. Я здесь.

– Что это? – восторженно спросила Искра. Дикарка наложила последний мазок, спустилась на пару ступенек ниже и полюбовалась своей работой. На стене и частично на потолке была изображена карта провинции Радон и прилегающие территории.

Койка Дикарки была застелена отрезом грубой ткани, стопка книг устроилась под столом. Крышка стола и пол были усеяны пятнышками краски, голубой, зелёной, серой и коричневой.

По знаку Дикарки подруга взялась за лестницу и помогла переставить в другой угол. Хозяйка комнаты взобралась, примерилась кисточкой к стене, похмыкала. Деревянная линейка вспорхнула со стола и легла в руку девочки, Дикарка так и сяк прикинула и наконец изобразила в верхнем углу стены восьмиконечную звезду сторон света.

– Вот так!.. – довольно произнесла и свалилась с лестницы, едва не опрокинув на себя ведёрко с краской. – Здорово, правда?..

– Да, красиво, – признала Искра, глядя при этом не на потолок, а на краплёное лицо подруги. – Ещё вот здесь полосы подрисовать, и будет как раз эльфийская боевая раскраска. А если здесь, то нордийская…

– Иди ты! – отмахнулась Дикарка кисточкой, и лицо Искры едва не украсилось упомянутыми полосами. Уклонившись, она принялась разглядывать рисунок-карту.

Настенная роспись была выполнена с мастерством и тщанием. Под краской были чуть заметные намётки углём и графитом, крестики сетки.

– Сама рисовала? – спросила Искра.

– Ещё Тания помогала.

– Вот здесь – придумала, или так оно и есть? – рука Искры обвела пространство в нижнем углу, за рекой Метой. – На обычных картах это место обозначается как непроходимые леса. Как же там… "Здесь живут злые дива…", "чудища Титанов", м-м-м… и "люди, в их сердцах Света нет". А у тебя, я смотрю, и реки, и даже… города?..

– А здесь мне помогала Бета – она была там со своей пятёркой. Она говорит, леса там и в самом деле замечательные. Чудовищ не встречала, если не считать нескольких озёрников. Троллей хватает… – Дикарка прикусила язык, сообразив, что не следовало упоминать недолюдей перед Искрой. Та лишь улыбнулась кисло.

– А вот Свет у тамошних людей есть, – заторопилась Дикарка. – Смогли же они… ну, не то чтобы победить в Летней войне, но без особых потерь отразить нападение.

– Говорят, на самом деле Церковь как раз и не рассчитывала, что маршалл в этой войне победит.

– Кто говорит?

– Так… горожане.

– Ну-ну, – Дикарка с подозрением смотрела на подругу. Та занервничала:

– У тебя взгляд как у церковника. Сразу в пыточный подвал поволочёшь?

Достойная воспитанница церковников усмехнулась про себя. Подвалы у цитадели, конечно, были, и пыточные приспособы там стояли. Этакие зловещие заржавленные железяки. Ими давным-давно не пользовались – к чему, когда есть хитрые снадобья, лишающие человека воли, и особые приёмы, позволяющие вытряхнуть все необходимые сведения.

– Его сейчас как раз ремонтируют и обновляют инструментарий, – сказала Дикарка, притушив свой "церковничий" взгляд. – Так что можешь пока быть свободна…

Искра прошлась вдоль стены, задумчиво рассматривая карту. Встала на колени там, где река Мета кончалась у самого пола, обмакнула палец в каплю краски на полу. Вопросительно посмотрела на Дикарку. Подруга кивнула, и Искра, найдя место, ткнула пальцем:

– Вот здесь – Ред Рок.

– Красный Камень? – перевела Дикарка.

– Да. Вот они, – перепачканный в краске палец указал на скалу недалеко от селения. – Мы с братом как раз там прятались, когда в хамуне едва не сгорели… Камни там скорее бурые, а вот отмели рыжие.