Текст книги "Стратегия обмана. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 73 страниц)

   На медпроцедуры Вильерс отвлекал её редко. На кухне ей доверяли не самые чистые поручения по рубке и разделке туш, и после выполнения поручений, с которыми она справлялась без брезгливости и на редкость быстро, Гольдхаген большую часть рабочего времени слонялась по поместью, ибо её пребыванию на кухне был не рад и сам шеф-повар.

   – Она еще будет меня поучать, как делать фрикасе? – негодовал он. – Какая-то бывшая домохозяйка будет мне говорить, сколько добавить соли в кашу? Она даже вкусов не чувствует. Кого она кормила этой кашей в последний раз? Мужа, который давно умер?

   – Она кормила больных туберкулезом, свезённых со всех концлагерей Третьего рейха, – произнёс полковник.

   Шеф-повар на миг задумался:

   – В концлагере?

   – В концлагере, – подтвердил полковник.

   – И теперь она работает на моей кухне?

   – На вашей.

   Шеф-повар, теряя дар речи, потряс в воздухе пальцем:

   – У меня не лагерная кухня, – тихо выдохнул он, закипая от гнева, который пытался подавить перед полковником, – я не баланду готовлю, чтоб лагерная повариха рубила мне мясо.

   – Не волнуйтесь, в Берген-Белзене мяса не было.

   Если на первых порах все претензии к Гольдхаген сводились к её не самой безупречной репутации, к слухам о былых подвигах и предположениям о ее мыслях и мотивах, то вскоре Гольдхаген эти предположения начала подтверждать.

   После слезливых жалоб поваренка Саймона, что Гольдхаген все время зажимает его по углам, нависает и с придыханием сообщает, что консервированная кровь из медлаборатории ей надоела и ей хочется большего, полковник не выдержал и повел её в администрацию Фортвудса подыскивать новое место для исправительных работ.

   – Даже думать забудь о живой крови, – предупредил он её. – Если мне здесь это не доступно, то тебе и подавно.

   – Да я же просто шутила, – пожала она плечами, – на кой чёрт мне с ним возиться? Совсем не смешной мальчик этот Саймон.

   – Не знаю, зачем ты возишься, но всё что тебе положено, так это сто миллилитров в неделю внутривенно в медлаборатории.

   – Между прочим, у вас тут удобная система. Не надо никого искать, ничего объяснять. Здорово придумали, этого у вас не отнять. Я ведь с такого питания и начинала, когда у меня был дом, отец, муж и аппарат для гемотрансфузии. Вот это было время...

   Судя по интонации Гольдхаген, говорила она об этом искренне. Значит у неё действительно просто поганое чувство юмора, и Саймон зря его не понимает.

   Когда они пришли к Колину Темплу, Гольдхаген юморить не перестала.

   – Что вы ещё можете делать? – подчеркнуто вежливо спрашивал её Темпл-старший – Я ведь не могу отправить вас на работы, которые вы не потянете.

   – Наверняка госпожа Гольдхаген может мыть полы, – тут же предложил полковник.

   – Увы, таких вакансий пока нет, – и после краткой паузы глава администрации добавил. – Но я могу освободить её специально для вас.

   Полковник тут же представил, как с должности уборщицы снимают Аннет и поинтересовался:

   – И куда вы отправите уволенную?

   – На кухню для подсобных работ. Кто-то же должен рубить мясо, – не без ехидства добавил. – Хотя сейчас, когда в новом корпусе не столуются оперативники, мясо стало расходоваться куда меньше.

   – Нам этот вариант не подходит, – холодно объявил полковник. – Делайте замену между Гольдхаген и каким-нибудь мужчиной, если вам кто-то нужен на рубку мяса.

   Темпл перевел взгляд на Гольдхаген и натужно улыбнулся:

   – А что вы, собственно говоря, можете делать? Чем-то же вы занимались все восемьдесят шесть лет своей жизни?

   – Занималась, – с каким-то нехорошим блеском в глазах ответила она. – Была медсестрой.

   – Когда?

   – В Первую мировую.

   – Ну, простите, ваши навыки и знания с тех лет сильно устарели.

   – Шестнадцать лет была машинисткой– стенографисткой.

   – Но без знания английского, как я понимаю.

   – Правильно понимаете. До войны на английском языке в Европе говорили только на вашем острове. Немецкий был универсальным.

   – Слава Богу, прошли эти времена, – не меняя тона, говорил Колин Темпл. – Что ещё имеется в вашем арсенале, кроме поварских навыков?

   – Когда-то я плела экзотические ковры. На Джербе они очень ценились среди европейских туристов.

   – Ну, у нас здесь не Джерба, и коврами мы не торгуем. Что еще?

   – Умею ходить в море и продавать товары – доставка отгрузка, принятие новых заказов.

   Полковник заметил, как в кабинет Колина Темпла зашёл его младший брат Ричард, глава международного отдела. Его появление сразу насторожило полковника и не зря, ибо Гольдхаген его тоже увидела.

   – А еще, – продолжала она, уже не сводя глаз с Темпла-младшего, – я ведь взрывотехник, теоретически могу заниматься и промышленным сносом зданий. Вот у вас возле южного крыла стоит неказистый склад. На кой он вам нужен? Давайте я снесу это убожество, а вы построите на этом месте что-то новое. – Под конец Гольдхаген выдала обворожительную улыбку, от чего полковнику стало не по себе.

   После краткого момента тишины слово взял глава международников.

   – Вы считаете это забавной шуткой? – произнёс он, присаживаясь за переговорный стол рядом с братом. – Учитывая, что вы находитесь Англии, а не Северной Ирландии, я бы на вашем месте так не шутил.

   – Так вы и не на моём месте, – тут же ответила Гольдхаген всё в том же благожелательном тоне. – Будь вы в Ольстере, в Богсайде, например, если бы вы и вышли оттуда живым, то с простреленным коленом точно.

   Ричард Темпл заметно напрягся.

   – Это всё, что вы можете нам сообщить? – обратился к Гольдхаген Колин Темпл, – Больше нет профессий, в которых вы сильны?

   Гольдхаген беззаботно откинулась на спинку стула и произнесла:

   – Ребята, к чему ломать комедию, вы же все прекрасно понимаете, что я, по сути, наемный убийца. Только не говорите, что людей с подобными навыками вы никогда для своей супер-секретной и супер-закрытой супер-спецслужбы никогда не нанимали.

   – За пределы Форвудса тебя всё равно не выпустят, – ответил ей полковник.

   – Так не беда. Поручите мне что-нибудь в пределах поместья.

   Оба Темпла буквально лишились дара речи, а Гольдхаген с энтузиазмом продолжала:

   – Ну, правда, только не говорите, что у вас даже задумок нет по этому поводу.

   Полковник сквозь зубы по-немецки сказал ей:

   – Какие задумки, бестолочь, думай, о чём и с кем говоришь.

   Но она не обращала внимания и все шире улыбаясь, продолжала:

   – Да ладно, господа, только не говорите, что за восемнадцать лет ни разу не подумывали о смене вышестоящего руководства. Чего вы мучаетесь? Скажите мне и больше не надо будет выполнять идиотских приказов и распоряжений.

   Первым пришел в себя Колин Темпл:

   – Вы хоть понимаете, что только что сказали?

   – Ясное дело. Иначе зачем мне было это говорить?

   – Вы предлагаете нам дворцовый переворот? – уточнил Ричард Темпл.

   Гольдхаген просто расплылась в улыбке:

   – Какой догадливый мальчик. Может именно тебе суждено стать следующим главой всего Фотвудса.

   Гольдхаген поднялась с места и, приблизившись к Ричарду Темплу, села на стол рядом с ним, закинула ногу на ногу. Глядя на него сверху вниз, она начала:

   – Это было бы интересным поворотом событий. Сэр Ричард Темпл – глава Фортвудса.

   Одной рукой она начала вытаскивать его галстук из-под пиджака. Темпл, замерев на месте, смотрел ей в лицо, боясь отвести взгляд хотя бы на вполне женственные бедра Гольдхаген, что бы там не говорил доктор Вильерс про андогинность и мужские гормоны. Но полковник дивился другому – как она быстро и верно подметила тайные стремления Темпла-младшего быть поближе к креслу главы Фортвудса. Тем временем она продолжала искушать:

   – Интересная перспектива, мистер Темпл, как думаете?

   – Я думаю вам надо подыскивать не работу, а камеру в нижнем ярусе, – стоически ровным голосом произнёс он. – Сегодня вы сказали достаточно, чтобы её заслужить.

   Гольдхаген только разочаровано поджала губы, зачем-то взяла со стола Колина Темпла ножницы и, не выпуская галстука, произнесла:

   – Какой же вы недальновидный, мистер Темпл, – приложив ножницы к концу галстука, она начала разрезать его по всей длине пополам, – во-первых, вы упускаете возможность изменить Фортвудс к лучшему, – покончив с первым разрезом она приступила делить еще одну половину, а Темпл сидел, боясь пошевелиться, не то что отнять у Гольдхаген свой галстук, который вот-вот должен был превратиться в бахрому. – Во-вторых, вы не думаете о людях, а люди устали жить по расписанию маниакальных и депрессивных приступов, – потом Гольдхаген принялась нарезать ещё одну полосу. – И в третьих, не надо строить из себя кроткого ангела, в МИ-6 таких никогда не берут и от себя не отпускают.

   Поделив галстук Ричарда Темпла на четыре свисающих с его шеи лоскута, Гольдхаген вернула ножницы на место, спрыгнула со стола и села на свой стул.

   – Расстроили вы меня, мистер Темпл, – произнесла она менторским тоном, глядя, как глава международников нервно ощупывает то, что ещё недавно было его галстуком, – какой же вы шпион, если не способны на подлость и государственный переворот? Не поэтому ли вас списали из МИ-6?

   – Ну, хватит, – не выдержал полковник и, поднимаясь с места, схватил Гольдхаген под руку и вывел из кабинета главы администрации, оставив братьев Темплов недоумевать над произошедшим.

   – Ты вообще в своем уме? – негодовал он в полголоса, пока вел её по коридору, – О чём ты думала? Зачем ты устроила этот цирк?

   На лице Гольдхаген расплылась коварная и вместе с тем ехидная улыбка.

   – Ты же сказал не трогать и не злить вашего сэра Майлза, – пожала она плечами. – Ещё сказал, что Ричард Темпл мне не друг.

   – И ты решила порезать его галстук? Зачем?

   – Да брось. Тебе ведь этот Ричард тоже не нравится.

   Полковник подтверждать её догадки не стал, и вместо этого спросил:

   – Ты что наплела про смену власти и, главное, кому? Ты что, вправду не понимаешь, кто эти люди, и каково их влияние здесь?

   – Да ладно тебе, не преувеличивай. Ты их лица видел? Просто сборище зажравшихся придурков. Ещё чуть-чуть и они бы точно заказали мне вашего своего шефа. А ты сорвал такой спектакль.

   – В театре тебе надо работать, вот где, – пробурчал полковник и повел Гольдхаген к особняку.

   – Я, конечно, владею, навыками актерского мастерства, но играть на сцене не интересно.

   – Что, весь мир театр, а люди в нём актеры?

   – В театре никто бы меня не пристрелил за плохую игру. Так что, считай, в театре нет азарта.

   – А здесь за чересчур хорошую игру в провокатора тоже можно дорого поплатиться.

   – Да не надо дуться. У вас тут слишком скучно. Кстати, зачем мы идем в особняк?

   – Развеять твою скуку. Наберешься новых впечатлений, я обещаю.

   Проведя Гольдхаген в подвальное помещение, тот самый нижний ярус, где располагалась тюрьма для кровопийц, первым человеком кого они там встретили, оказалась та самая охранница из шотландской тюрьмы, которой три месяца назад Гольдхаген прикусила загривок. Охранница недобро глянула на альварессу, но ничего не сказала. Обрадовался только начальник тюрьмы Кларк Ремси.

   – О, наконец-то, переезжаете к нам? – обратился он к Гольдхаген, заметно притихшей и растерянной.

   – Нет, Кларк, пока что мы пришли просто на экскурсию, – ответил за неё полковник.

   И он повёл женщину по полуосвещенному коридору, вдоль которого по обеим сторонам тянулась вереница дверей. Отодвинув засов на форточке одной из них, полковник предложил:

   – Посмотри внутрь.

   Гольдхаген подошла к открывшейся выемке в двери:

   – Что там? Я ничего не вижу.

   Полковник нажал на выключатель возле двери, в камере зажегся тусклый свет, и Гольдхаген отпрянула назад, вжавшись спиной в противоположную дверь. На её лице недвусмысленно читался испуг.

   – Что такое? – с подчеркнутым спокойствием спросил полковник и предложил, – Подойди ближе, так же плохо видно.

   Не видя у Гольдхаген желания приближаться к полуоткрытой двери, полковник опустил руку на её плечо и притянул к окошку. Женщина в напряжении сглотнула и, не моргая, уставилась внутрь помещения.

   – Кто это? – прошептала она.

   – Детоубийца. Похитила в сумерках трехлетнюю девочку, пока мать отвлеклась, и пила её кровь. Что там крови в маленьком ребенке? А кровопийца голодала месяц.

   Что так шокировало Гольдхаген, полковник примерно представлял. Все арестанты ютились к голой камере два на три метра, одетые единожды в балахон, что носили долгие годы под землей и в стальных масках, что облегали всё лицо.

   – Почему она не подходит?

   – Она не знает, что мы здесь.

   – А как же голоса?

   – Она не может слышать. И видеть тоже.

   – Почему?

   – Её глаза и уши проткнуты.

   – Как? – вырвалось у неё.

   – Очень просто, – всё так же бесстрастно продолжал полковник, не сводя с Гольдхаген глаз. – В маске есть специальный механизм, в механизме спицы. Сначала маску одевают, потом задвигают спицы. Хочешь, покажу?

   Гольдхаген отшатнулась и от него. Полковник задвинул форточку, взял женщину под руку и повёл к подсобному помещению, где хранили весь нужный инвентарь. Там он без труда нашел старую маску и наглядно продемонстрировал, как спицы двигаются внутри и на какую глубину.

   – Всё-всё, – раздраженно и в панике произнесла она, – я все поняла, уйдем отсюда.

   Из особняка Гольдхаген буквально выбежала. Пытаясь отдышаться от нахлынувших эмоций, она тихо произнесла:

   – Зачем такая жестокость? Для чего?

   – А для чего убивать детей, если можно жить под солнцем и общаться с дарителем в любое время? Ты же была в Гипогее, знаешь тамошние нравы. Кстати, годичное проживание в Гипогее, ещё один минус в твоей биографии. Для Фортвудса ты не слишком благонадежна для жизни среди смертных.

   – Я не убивала людей как они. Ради самообороны, по приказу – да, но не из-за крови.

   – И как же ты жила целый год со своими белыми друзьями? – с нескрываемым скепсисом вопросил полковник, помня, что тех было девять, а на такую компанию после месяца голодовки одного смертного за раз не хватит.

   – Мы шли за фронтом, – всё также тихо говорила Гольдхаген, – за полями мертвецов, от России и почти до Германии. Их там были тысячи... потому что шла война.

   Полковник слушал её слова, в которых была и боль и отчаяние минувших дней. Год пития крови мертвецов – он даже понятия не имеет, каков о это. А эта, по сути, девчонка от мира альваров знает. И вряд ли когда-либо добровольно захочет повторить опыт минувших дней.

   – Зачем вы одеваете на них эти маски?

   – А что нам еще делать с детоубийцами, кровопийцами и маньяками? Как дать им понять, что такое наказание за проступок? Просто посадить в подвал на семь лет? Но что такое семь лет для вечноживущих? А что такое подвал без света для гипогеянцев, что веками не видели солнца? Маска всего лишь способ дать им почувствовать себя хуже, чем прежде. Ты же сама сидела в тюрьме, знаешь как там плохо. Но ты дитя света, одиночная камера и отсутствие крови для тебя уже мучение. А для них остатки зрения и развитый слух единственное, что связывает с окружающим миром. А теперь и этого у них нет, только вакуум без звуков и образов и замкнутое пространство на ближайшие семь лет. И боль в голове, которая кажется бесконечной и оттого невыносимой.

   – А потом?

   – Потом? Маску снимут, все раны зарастут, и органы восстановятся на освободившихся местах. И арестанты будут видеть и слышать, как и раньше.

   – Это садизм. Ваша маска это орудие самой изощренной пытки.

   Полковник мрачно произнес:

   – Не я её придумал.

   Он рассчитывал, что познавательная экскурсия приведёт Гольдхаген в чувства и утихомирит её слишком уж безалаберный нрав. Так оно и вышло, хотя ввиду отсутствия вакансий, легче оказалось оставить Гольдхаген на кухне в новом корпусе, а поваренка Саймона перевести в особняк, на всякий случай, чтобы не было искушения.

   Но покой в Фортвудсе воцарился ровно на три недели. Потом на лужайке возле особняка произошла словесная перепалка между Гольдхаген и особо патриотично настроенными оперативниками, закончившаяся живописной дракой, разнимать которую прибежал сам полковник. От последующих выяснений, кто и что первым начал, полковник сделался мрачнее, чем прежде. Больше всего полковника волновало то моральное разложение, которое Гольдхаген оказывала на его подчиненных, ибо полковник твердо считал, что бить женщину недопустимо. Но не бить такую как Гольдхаген тяжело.

   После той драки она откровенно потешалась над своими обидчиками из оперативного отдела – у ней ведь всё заживет за пару дней, а у кого-то должна ещё срастись рука, у кого-то зажить исцарапанное лицо, а кому-то отлеживаться с ушибленной спиной и вообще морально отходить от того, что одна женщина смогла с профессиональных знанием дела побить троих бойцов.

   Это стало последней каплей, и полковник отправился к сэру Майлзу:

   – Я прошу выслать её отсюда к чёртовой матери, уж простите за эмоции.

   Сэр Майлз в последние дни пребывал в вялом расположении духа, чему виной была ломота в суставах и депрессивная стадия болезни.

   – На нижний ярус? – только и спросил он.

   – У нас нет таких полномочий, – поспешил заверить его полковник, ибо знал, в таком редком состоянии сэр Майлз чаще всего готов согласиться со всеми предложениями подчиненных. – Формально, ради крови она никого не убивала. По моим наблюдениям она не тот человек, кто бы решился на убийство по сугубо личным мотивам. Северная Ирландия не в счёт, её мотивы там были, так сказать, патриотические.

   – Патриотические?

   – С точки зрения ирландцев, разумеется. Я предлагаю выслать Гольдхаген из Фортвудса хотя бы на некоторое время. Доктор Вильерс взял от Гольдхаген всё что мог. Пока она ему не нужна.

   – Ему ведь нужна её сестра, – напомнил он, – для сравнения.

   – Может Лили Метц не найдут еще лет пятьдесят. Вы готовы терпеть Гольдхаген здесь столько времени?

   Сэра Майлза мучило больное колено и терпеть еще какой-либо раздражитель в виде Гольдхаген, он не мог, хотя бы в этот момент. А Сэр Майлз был человеком настроения, которое очень часто менялось.

   – У меня есть вариант, – продолжал полковник, – передать её на поруки другому альвару. В последнее время он живет в Европе, изредка выезжает в Штаты по работе. Я думаю, он согласится взять на себя ответственность за неё.

   – И увезти на другой конец света?

   – Вряд ли. Он не из тех, кто ищет проблем с Фортвудсом. Они только помешают его работе, а работу он ценит больше всего.

   – Отдать Гольдхаген ему? – ещё раз уточнил сэр Майлз.

   – На перевоспитание, – подтвердил полковник, чувствуя, что он вот-вот согласится. – То, что он не даст ей влезть в очередную парамилитаристскую авантюру, я гарантирую. Для подстраховки я отряжу человека, чтобы присматривал за ними обоими.

   – Он старый альвар?

   – Не старее меня, но Гольдхаген моложе его раза в три.

   – Пойдёт.

   Получив таким образом согласие на временное освобождение Фортвудса от Гольдхаген, полковник поспешил связаться с Сарвашем. Минуя серию международных номеров и переадресаций, полковник вышел на Сарваша и настоятельно попросил его приехать в Фортвудс, благо тот находился в Лондоне. В глубине души полковнику было жалко банкира, зная, какое счастье он себе выбрал. Но с другой стороны Сарваш не мог не знать, во что ввязывается и что собой представляет Гольдхаген. А если чудесным образом не знал, то узнает в ближайшее время, но подальше от Фортвудса.

   Под вечер, подкараулив Гольдхаген перед отправкой под замок в свою палату, полковник попытался хоть как-то морально подготовить её к ближайшим переменам в жизни.

   – Опять приставала к новому поварёнку? – не то чтобы строго спросил он.

   – Ну, есть немножко, – беззаботно улыбнулась она. – А что, нельзя? Я же его не покусаю. Так только, слегка надкушу, если не убежит.

   – Тебе явно не хватает мужчины, – заключил полковник.

   – На кой чёрт он мне нужен? – тут же ответила Гольдхаген.

   Полковник даже удивился такому жизненному настрою.

   – Тогда зачем ты постоянно пристаешь то к одному, то к другому?

   – Чтоб были в тонусе и не думали, что в Фортвудсе жить безопасно, и кровопийца по их душу не придет. Я смотрю у вас тут много таких непуганых служащих, как будто они не в штабе кровопийцеборцов живут, а на курорте.

   – Ложное ощущение безопасности, – кивнул полковник. – Но ты не переживай, с твоим приездом оно начало резко пропадать.

   Так и не поняв, что ожидать от завтрашней встречи Гольдхаген и Сарваша, полковник принялся ждать утра.

   Когда Сарваш прибыл на КПП, полковник отправился лично встретить его, чтоб улучить время и поговорить без постороннего присутствия, пока они будут идти к новому корпусу:

   – Признаюсь честно, ситуация складывается скверная, – произнёс полковник.

   – Надо полагать, с кругом знакомств Александры это закономерно, – с призрачной улыбкой на лице отвечал Сарваш.

   – ИРА и палестинцы тут ни при чём. Её могут передать в Гипогею.

   – Это что-то новое. Когда это Фортвудс начал переводить альваров под землю, а не наоборот?

   – Это долгая история. У гипогеянских вожаков есть претензия к её несанкционированному перерождению. У международного отдела тоже есть претензия к Гольдхаген как к носителю государственной тайны, явно не страдающего молчаливостью. За 124 года службы в Фортвудсе я не стал душегубом, кто бы и что обо мне не думал. Мне претит сама мысль, что Фортвудс пойдёт на сделку с Гипогеей по выдаче политически неугодных альваров. Не для этого создавался Фортвудс.

   – Не понимаю, – произнёс Сарваш, – какой интерес у гипогеянцев может вызывать Александра?

   – Спросите при случае у Амертат, – съязвил полковник.

   – О... – с пониманием протянул мужчина, ибо редкий альвар старше трёхсот лет не успел ощутить на себе коварство персидской ведьмы.

   Вездесущесть вкупе с надоедливостью Амертат в масштабах альварского мира можно было бы сравнить только с пронырливостью Гольдхаген в масштабах поместья. Правда по степени пакостливости, террористка сильно уступала ведьме, видимо в силу возраста и жизненного опыта.

   – Что же Амертат не поделила с Александрой? – полюбопытствовал Сарваш.

   – Понятия не имею, но факт в том, что Амертат без всяких зазрений совести, коей у неё нет, сдала Гольдхаген гипогеянским вожакам. Теперь они жаждут расправы.

   – Но из-за чего?

   – Просто Гольдхаген не должна была становиться альварессой, – не вдаваясь в подробности, пояснил полковник. Сарвашу сейчас уж точно не надо знать, про искусственное перерождение Гольдхаген и её сестры, смешанный профиль ДНК и адскую смесь из мужских и женских гормонов. – Для гипогеянцев это уже повод для расправы. Слышали о ледяном кладбище Гипогеи? – Сарваш ничего не ответил, только с пониманием кивнул. – Вот поэтому я решил, пусть лучше Гольдхаген уедет отсюда к вам, а не туда.

   Приведя Сарваша в свой кабинет, полковник отправился на кухню за Гольдхаген всячески пытаясь не попасться на глаза Ричарду Темплу, который не мог дождаться того дня, когда истечёт срок заключения Людека и Мемнона, чтобы вручить им Гольдхаген и отправить всех троих поглубже в под-Лондон. Свою контринтригу полковник хотел обставить как можно незаметнее, чтобы верховный разведчик не успел спохватиться и принять срочные меры по отсылке Гольдхаген в Гипогею.

   – Чего случилось-то? – нервно спрашивала Гольдхаген, пока полковник вел её в кабинет. – Я вообще ещё ничего никому не успела сегодня сделать. Меня оклеветали. А вчера я не мучила вашего коридорного кота. Эта саблезубая тварь сама на меня кинулась из-за угла. Он расцарапал мне руку своими когтищами, а потом слизывал мою кровь... – немного подумав, она добавила. – Я теперь могу считаться жертвой кровопийства и просить защиты?

   – Да хватит уже, – устало попросил полковник. – К тебе приехал гость. Иди, встречай.

   Как только Гольдхаген недоверчиво оглянулась на полковника и зашла в кабинет, то тут же остановилась как вкопанная и уставилась на Сарваша. Тот сидел около окна и приветливо улыбался

   – Жаловаться приехал, как я тебе голову прострелила? Показания против меня давать?

   Улыбка с лица Сарваша не пропала, только стала еще ехидне.

   – Гольдхаген, – окликнул её полковник, – имей совесть и не выпендривайся, – потом повернулся в Сарвашу и произнес. – Даю вам сорок минут обо всем договориться и принять положительное решение. – И снова переведя взгляд на Гольдхаген добавил. – Чтоб к вечеру тебя здесь не было.

   На этом он вышел и запер кабинет. Прохаживаясь вокруг корпуса, полковник в напряжении ожидал, когда истечет время и, наконец, можно будет отвести эту парочку к сэру Майлзу за благословением, а потом подписать все нужные бумаги и отправить их в Лондон, с глаз долой.

   На горизонте из рощи показался лейтенант Крэйг, который сейчас должен был дежурить на КПП. Рядом с ним шла невысокого роста брюнетка, на вид двадцати лет. То, что это альвареса, сомневаться не приходилось, ибо миловидные, изысканно одетые брюнетки просто так в Фортвудс добровольно не приходят. Старшеклассники на лужайке уже интересом изучали хорошенькую альварессу. По мере приближения к корпусу полковник и сам смог разглядеть гостью и с ужасом для себя понял, что знает, кто она.

   – Много у нас сегодня гостей, – добродушно произнес лейтенант, когда поравнялся с полковником – Вот, Элизабет Метц, хочет с кем-нибудь поговорить.

   – Да, лейтенант, благодарю, вы свободны, – поспешил произнести полковник и взглядом проследил, как тот уходит обратно к КПП.

   Лили Метц хотела было открыть рот, но полковник опередил её:

   – Вы очень не вовремя госпожа Метц. – холодно произнёс он, ибо сейчас был не в состоянии изобразить хорошую мину при плохой игре.

   Женщина растерялась от такой неприветливой встречи. Но полковник ничего не мог поделать с эмоциями. Ведь всё уже почти получилось. Сейчас Гольдхаген договаривается с Сарвашем о своём переезде подальше от Фортвудса. Сэр Майлз охотно дал бы на это свое согласие, если бы не одно но – исследования доктора Вильерса, для которых не доставало именно Лили Метц.

   – Простите, я... – растерянно произнесла Лили.

   Но полковник как можно аккуратнее взял её под локоток и повёл обратно к КПП, надеясь, что немногие служащие успели заметить появление альварессы возле корпуса.

   – Куда вы меня ведете?

   – Туда, откуда вы пришли. На чём вы приехали?

   – На такси? – удивленно отвечала она

   – Хорошо, закажу вам другое.

   – Но мне нужно поговорить с кем-нибудь...

   – Поверьте, вам это не надо.

   – Но это касается моей сестры Сандры, мне сказали...

   – Кто бы вам что ни сказал, вы зря сюда приехали.

   – Но я должна узнать...

   – Вы никому ничего не должны, – всё так же холодно и невозмутимо продолжал полковник.

   – Да отпустите же меня, – не выдержала и вырвалась Лили.

   Хватать женщину за руку и тащить её к воротам поместья было бы верхом неприличия. Но и миндальничать с альварессой, непонимающей в какой опасности она оказалась, тоже было бы верхом глупости.

   – Госпожа Метц, я прошу вас, уходите отсюда, если не хотите остаться в Фортвудсе надолго.

   – Не уйду пока не узнаю, что с моей сестрой, – упрямо заявила брюнетка.

   – Ваша сестра уже семь месяцев как здесь, – видя как потеплело выражение её лица, полковник поспешил добавить, – и останется здесь надолго, если вы не уйдёте. У меня есть прошение о вашем задержании. Поэтому я ещё раз спрашиваю, вы хотите попасть под арест в Фортвудсе?

   – Но за что? – обескураженно выдохнула она.

   – Будь жив ваш отец, стоило бы спросить его. Или вашего прадеда, если это он надоумил доктора Метца сделать из своих дочерей вечноживущих кровопийц. – Лили слушала его заворожено и даже не моргала. – Если хотите все знать, уезжайте в Лондон, через два дня я смогу приехать к вам и всё объяснить. А сейчас вам нужно уйти.

   Больше Лили Метц сопротивляться не пыталась. Она покорно дала взять себя под локоть и последовала с полковником до КПП. Зайдя на проходную, полковник уже было снял трубку, чтобы позвонить в службу такси, но тут как назло на территорию через ворота въехал автомобиль, приписанный международному отделу, и из него вышел именно Ричард Темпл. Казалось, высшие силы обрушили весть свой гнев на полковника разом и в один день. То что Темпл вышел из авто и уже заговорил с Лили, полковник увидел через окно. То, что он её узнал, сомневаться не приходилось. И то, что полковник опоздал отбить доверчивую альварессу их рук коварного разведчика, он понял, выйдя наружу и услышав только последние слова Темпла, когда тот усадил Лили в автомобиль и сел туда сам:

   – ... Нет, я не могу отказать такой прекрасной даме. Давайте всё обсудим в моём кабинете.

   Птичка попала в силки, сама того не понимая. Полковнику оставалось только проследовать за машиной пешком. Как Темпл завёл Лили в новый корпус, полковник не видел, он просто поспешил к своему кабинету, чтобы отпереть и скомандовать парочке альваров:

   – На выход и быстро. Времени нет.

   Уже на улице Гольдхаген спросила:

   – А к чему такая спешка? Откуда ты знаешь, может я не согласна, и хочу остаться здесь.

   – Мне всё равно, что ты хочешь, – не слишком-то любезно ответил ей половник, идя впереди. – Я хочу, чтобы ты уехала отсюда и больше не возвращалась.

   – Ну, знаешь ли, ты меня тоже успел достать своей правильностью.

   Позади послышался выкрики, и полковник обернулся – до особняка было ещё полпути, а за ними троими бежал Ричард Темпл – видимо заметил в окно, не иначе:

   – Полковник, остановитесь, нужно поговорить.

   Но полковник Кристиан и не думал слушать главу чужого отдела и уверенно шёл вперед.

   – Придурок, долбанный, – только и сказала сквозь зубы Гольдхаген.

   – Что происходит, господин полковник? – поинтересовался Сарваш по-венгерски

   – Этот человек из МИ-6, он не даст Гольдхаген так просто уехать.

   А Темпл тем временем успел их настигнуть и остановить.

   – Полковник, объясните, что вы делаете? – запыхавшись, требовательно произнёс он.

   – Отдаю Гольдхаген на поруки, если вы не видите.

   – Вы слишком поспешили. Обстоятельства изменились и требуют пересмотреть все ранние договоренности.

   Тут Гольдхаген развернулась и зверем уставилась на главу международников:

   – Темпл, ты совсем оборзел? Тебе же сказали, я расшифрую – иди ты на хрен со своими обстоятельствами. Я уже вдоволь поишачила на вашей кухне. У меня амнистия, понял?

   – За ваши преступления помилование не предусмотрено, – свысока заметил он.

   – Нет, он точно не понял, – побормотала Гольдхаген и двинулась к Темплу.