Текст книги "Стратегия обмана. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 73 страниц)

   Сейчас "Римский обозреватель" пишет, что за прошлый год из пятисот миллиардов долларов, вложенных странами мира в производство вооружения, большая часть принадлежит западным странам, то есть меньшей части планеты Земля. И всё равно "Римский обозреватель" подчеркивает, что продолжать надо в том же духе, ибо только оружием западный мир сможет защитить демократию и свободу и даже христианство от диктатуры, атеизма и гонения на Церковь на Востоке.

   Наверное, архиепископ Ромеро погиб потому, что не хотел понимать, что военная помощь сальвадорской хунте от США – это был акт милосердия. Чтобы бороться с диктатурой эту же диктатуру надо вооружать. Чтоб поддержать демократию, надо держать народ при феодализме, а чтоб не было гонений на Церковь, эту Церковь надо расстрелять.

   А ведь еще недавно "Римский обозреватель" был самой сухой и скучной газетой в Риме, потому что придерживался редакционной политики нейтральности. Еще семь лет назад после всеобъемлющей проверки ватиканских ведомств сам отец Матео предлагал газету закрыть. А теперь "Римский обозреватель" не узнать – никакой нейтральности, новая редакционная политика подчеркнутого антикоммунизма. И все это началось с приходом нового папы-поляка.

   То, что он в публичных речах ставил на одну доску фашизм и коммунизм, говорило только о политизированности этих самых речей. Интересно, если эти две идеологии действительно равны между собой, то из-за чего тогда случилась гражданская война в Испании? А из-за чего сейчас в Центральной Америке партизаны-леваки объявляют восстание откровенно фашистским режимом своих стран? Почему в самой Италии сейчас неофашистские банды бьются с бандами ультралевых? Наверно из-за тождественности идеологии... Что бы не говорил папа, а между коммунизмом и фашизмом нет знака равенства – просто они оба ненавистны власть имущим, и тот, первый, кажется для них страшней второго настолько, что они не побоятся замараться кровью и заключить союз с коричневыми против красных.

   От столь безрадостных размышлений отца Матео оторвал телефонный звонок.

   – А, господин Сарваш, – устало протянул он, – примите мои запоздалые поздравления. Надеюсь, двадцать пять лет тюрьмы для Микеле Синдоны от нью-йоркского правосудия вас удовлетворили?

   – Вы слишком хорошего обо мне мнения, отец Матео, – рассмеялся банкир. – На самом деле я жду, когда же дона Микеле экстрадируют из Нью-Йорка в Милан.

   – Не доверяете американским тюрьмам?

   – Почему же, очень даже доверяю. Но условия в итальянских, куда суровее.

   – Смотря для кого.

   – Ваша правда, – признал Сарваш, – но полагаю, дон Микеле не для того так старательно избегает экстрадиции на родину, потому что не хочет провести старость в уютной тёплой камере с телевизором. В его годы двадцать пять лет это пожизненный срок. Если итальянская Фемида прибавит еще двадцать пять, для него от этого ничего в сути не изменится.

   – Тогда что, по-вашему, держит его в США?

   – Бывшие партнеры по преступному бизнесу, полагаю.

   – Как мне помнится, сейчас вы работаете на одного из них.

   – А вы, по соседству с другим, – ехидно заметил Сарваш. – Знаете, я ведь именно поэтому вам и звоню. После приговора Синдоне я уже подумал, что моя миссия завершена, и можно с чистой совестью подать прошение об увольнении. Но вот совсем недавно через операционный отдел прошли интересные документы и, знаете, желание уволиться как-то резко пропало.

   – Что, хотите разоблачить еще одного кассира мафии?

   – О, если бы дело было только в ней. Вы знаете, что по поручению ИРД Банк Амвросия продает акции банков и страховых компаний?

   – Я работаю в конгрегации по делам духовенства, а не в ИРД, – недовольно заметил отец Матео, – откуда мне это знать?

   – А если бы вы работали в Префектуре экономических дел, то знали бы? – весело заметил Сарваш. – Отец Матео, вы же были квалификатором Инквизиции. Если переложить эту должность на современную, то получится нечто вроде дознавателя прокуратуры, так ведь? В вас же есть эта жилка следователя, так что я в жизни не поверю, что вам не интересно знать, что творится в ИРД.

   Сарваш задел за самое больное, ибо, по мнению отца Матео нарыв на теле Церкви под названием ИРД все никак не мог прорваться и показать свою истинную гнилую суть и просто так усохнуть и прекратить сомнительные операции тоже не спешил. Даже случись невероятное, и папа отправит Марцинкуса в отставку, отец Матео больше чем уверен, что на его место Иоанн Павел II тут же поставит опусдеистов и не факт что такое изменение будет к лучшему.

   – Хорошо, – сдался Мурсиа, – о каких поручениях ИРД вы говорите?

   – Скажем так, – начал своё повествование Сарваш, – есть один иностранный банк, и он хочет купить 1200 акций одной страховой компании и поручает это Банку Амвросия. По счастливому совпадению миланская компания выбрасывает на рынок ровно 1200 акций той самой страховой компании. На рынке одна акция, скажем, стоит тринадцать тысяч лир, а миланская компания просит за неё тридцать пять. Но, о чудо, сделка совершается, швейцарцы получают искомые акции, заплатив миланцам сорок миллиардов лир. Все довольны, сделка закрыта.

   – При том, что переплата составила где-то около двадцати трёх миллиардов? – скептически переспросил отец Матео.

   – Удивлены, правда? А теперь разгадка этой головоломки – швейцарский банк и миланская компания принадлежат Банку Амвросия, а вся выручка от сделки осталась в Швейцарии.

   – Тогда это махинация, – тут же отреагировал отец Матео. – По закону прибыль должна была вернуться в Италию.

   – Однако не вернулась. Вы в курсе, что ИРД принадлежит шестнадцать процентов акций Банка Амвросия, самому президенту банка Кальви около двадцати, а остальные рассеяны среди мелких акционеров?

   – Хотите сказать, что это Марцинкус надоумил Кальви на эту махинаторскую сделку? И с какой целью?

   – Все дело в тех двадцати трёх миллиардах. ИРД оставил их себе.

   – Ничего не понимаю, – честно признался отец Матео. – Если изначально акции страховой компании принадлежали подконтрольному Кальви банку и перевел он их подконтрольной же миланской компании, то как выручка могла достаться ИРД? Она ведь должна была остаться у того швейцарского банка.

   – Хороший вопрос. Я тоже много об этом думал. Видимо после краха Синдоны, от которого Ватикан понёс немалые потери, епископ Марцинкус намерился возместить убытки через Кальви, как преемника Синдоны. Но дело даже не в этом. Сделка, о которой я вам рассказал, имела место пять лет назад. Но схема работает и поныне. Только за последний год по документам прошло ещё две подобные махинации, и в этот раз выручка тоже осталась в Швейцарии. Как вы знаете, у Швейцарии свои особые законы касательно банковской тайны, но я не прокурор, для меня, если честно, это не препятствие получить сведения о хозяине счёта и узнать, что происходит с деньгами дальше.

   – И что же? – вопросил Мурсиа, пропустив мимо ушей намеки Сарваша на свою вездесущесть в мировой банковской системе.

   – А это и есть главная причина, почему я звоню вам прежде, чем отправлю копии документов судье. Деньги из Швейцарии уходят в Польшу.

   Отец Матео молчал в ожидании продолжения, но Сарваш больше ничего не сказал. Настало время Мурсиа потребовать объяснений:

   – Вы что, хотите сказать, что ИРД чрез Банк Амвросия нелегально переправляет крупные денежные суммы на родину понтифика?

   – В расчётном листе, конечно, не указано, что деньги идут в "Солидарность" и лично Леху Валенсе, но думаю, догадаться будет не трудно.

   Это известие привело отца Матео в смущение и тут же придало воодушевление. Он вспомнил, как чикагский кардинал Коуди брал деньги с польской общины Штатов и через ИРД и своего соотечественника Марцинкуса отсылал в Польшу. А может, и не было никакой общины, а деньги поступали из Лэнгли. А еще эти разговоры, что Коуди агент ЦРУ...

   – Это может быть всего лишь домыслом – всё же попытался возразить отец Матео.

   – Может быть, ведь конкретных имён в моём распоряжении нет. Вот только представьте, что будет, когда эта история через суд попадёт в прессу. Думаете, журналисты когда-либо страдали от недостатка фантазии?

   Отец Матео и сам прекрасно знал, что нет. Всё, что касается Ватикана, журналисты подхватывают налету и спешат поместить на первую полосу.

   – Так почему вы решили позвонить вначале мне, а не судье? – поинтересовался Мурсиа.

   – Хочу спросить совета, – мягко произнёс Сарваш. – Как по-вашему, что случится, если в официальные инстанции и прессу попадет информация, что папа римский через ИРД с помощью махинаций финансирует польскую "Солидарность"? Что это будет значить для самого Ватикана?

   Отец Матео задумался:

   – Импичмента папе не устроят и на пенсию не отправят, потому как в римской курии нет таких процедур.

   – Однако точная аналогия для любого другого главы государства, – усмехнулся Сарваш. – Так что же произойдет? Это ведь будет крупным политическим скандалом. Никто в Ватикане в жизни не докажет, что папа-поляк ничего не знал о финансировании "Солидарности", и Марцинкус устроил всё сам, чтобы, так сказать, сделать папе приятное и сместить коммунистов в его родной Польше.

   – И что вы хотите сказать? – не скрывая скепсиса в голосе, произнёс отец Матео, – Папа единолично это задумал?

   – Отчего же сам? Думаю, доброжелатели из-за Атлантики тоже помогли советом, если не деньгами.

   – Не слишком ли сложная комбинация? Ватикан и США в одной связке против польского коммунизма? Стоит ли оно того?

   – Я вас умоляю, – рассмеялся Сарваш. – Только ради прибыли одной единственной Объединенной фруктовой компании Штаты смещали целые правительства и режимы в Центральной Америке, чтобы меньше платить крестьянам, а бананы закупать дешевле. А сейчас идет холодная война, если не забыли. А на войне как на войне. Спецназ в Польшу не забросить, эскадроны смерти не заслать. Остаётся действовать тоньше – выбить у Советов самое слабое звено, исконно антимосковскую Польшу, но не оружием, а мирными протестами. В Польше и так много недовольных сложившимся экономическим положением. Финансовые вливания Москвы не помогли, кредиты западным странам надо отдавать, а тут еще запретили продавать частным лицам мясо и подняли цены на другие товары. Как тут не влиться в ряды забастовщиков, чтобы не выйти на работу всем заводом и тем самым еще больше не усугубить экономические проблемы страны? А там и до антикоммунистической революции недалеко. Хорош план, правда?

   Отец Матео ничего не ответил, он только ещё глубже погрузился в раздумья о папе и том, до чего за два года он довел Святой Престол.

   – Так каков будет ваш совет? – напомнил о себе Сарваш

   – Какой совет? – не понял Мурсиа.

   – Стоит ли уличить Банк Амвросия и ИРД в махинациях, чтобы разжечь такой скандал? Я всего лишь банкир, отец Матео, у меня нет ни симпатий, ни антипатий к Ватикану. Но вам-то его судьба явно не безразлична. Так что бы вы хотели? Я всецело готов последовать вашему мудрому совету.

   Услышать подобное от Сарваша для Мурсиа было в новинку. Банкир славился в кругах альваров как своей честной банковской системой для своих, так и необычными интригами и комбинациями для смертных воротил, зачастую граничащими с подлостью. Наверное, ныне судимый Микеле Синдона остался о Сарваше именно такого мнения. А теперь Вечный Финансист предлагает отцу Матео самому выбрать, скандализировать папу и его политику или же нет.

   И здесь было о чём поразмышлять, может даже не один день, чтобы тщательно взвесить, передумать и снова принять решение. Но отцу Матео внезапно вспомнились слова покойного Альбино Лучани, Иоанна Павла I, которые в свой короткий понтификат он успел сказать дипломатам разных стран при Ватикане: "У нас нет мирских товаров для обмена на рынке, нет у нас и экономических интересов, которые следовало бы обсуждать. Наши возможности для вмешательства в дела мира носят специфический и ограниченный характер. Они не служат помехой тем сугубо светским, техническим и политическим проблемам, которые имеют значение для ваших правительств". Так считал Иоанн Павел I, таким и должен был быть его понтификат, если бы ему дали жить. Но вот пришел Иоанн Павел II и поступил ровным счётом наоборот.

   – Отсылайте материалы в суд, – спокойным голосом произнёс отец Матео.

   – Вы уверены? – несколько обеспокоенно спросил его Сарваш.

   – Вполне. Вас это не устраивает?

   – Отчего же? – усмехнулся банкир. – Просто было неожиданно услышать именно такой ответ. Но я не подведу вас, отец Матео. Не обещаю скорый результат, всё-таки следствие – очень кропотливое дело. Но результат обязательно будет.

   – Хотелось бы верить.

   После этого разговора отец Матео еще долго пребывал в раздумьях. Нет, он не сомневался в том, сделал ли он правильно, позволив Сарвашу отдать компромат на Ватикан в суд – любое преступление должно быть наказано, тем более, если оно ведёт за собой еще большее злодейство. Слишком много в мире и в самой Римской курии скверного, за что никто по сей день не понёс наказания. Если не пресечь, не остановить заигравшихся сановников, кто знает, что будет дальше – всеобщее благоденствие, что вряд ли, или торжество беззакония?

   1981, Рим

   Командировка в Рим стала для Алекс самым муторным мероприятием за всё время работы с Родериком. Каждую неделю он говорил, что подготовка к акции должна вот-вот начаться, и каждый раз выяснялось, что что-то не готово, кто-то не приехал, где-то возникли сложности. В итоге прошло два с половиной месяца, а дело с мёртвой точки так и не сдвинулось. Алекс даже не знала, в чём суть будущей акции и что лично от неё потребуется.

   Зато Родерика не расстраивал затянувшийся простой. Свободное время он использовал на всю катушку, чуть ли не каждый день гуляя в клубах и снимая девочек. Иногда он снимал их и для Алекс с известной целью, иногда он даже приглашал Алекс "повеселиться" с ним, но в чём заключается веселье, когда все вокруг пьют, а ты не можешь, Алекс понимать отказывалась.

   Наконец, Родерику позвонили и сообщили, что с завтрашнего дня начинается настоящее дело. На радостях он решил это отметить. Как его ни отговаривала Алекс, как ни уверяла, что с похмелья работать тяжело, Родерик всё равно потащился в клуб. После полуночи Алекс лично пришла вытаскивать его оттуда, что было нелегко, ибо Родерик после знатного веселья еле держался на ногах.

   – Что ж ты, скот, столько пьешь? – понукала она его по дороге домой – у тебя, может горе какое-нибудь? Так ты расскажи, не стесняйся.

   – Да, горе, – заплетающимся языком проурчал он. – А ты что думала, у тебя одной душевные муки после болонской резни?

   Лишнее напоминание о переломном моменте в жизни не обрадовало Алекс. Ей только больше захотелось уколоть самого Родерика.

   – А ты что думал, идя в разведку, ручки не запачкаешь, и всё время будешь при галстучке, эдаким белым воротничком?

   – А я и есть белый воротничок, – пьяно усмехнулся он.

   – А что ж тогда совесть не на месте? Не её ли сегодня заливал?

   Родерик попытался что-то буркнуть, но Алекс не дала:

   – Между прочим, это не ты, а я занимаюсь грязной работой. Это я по уши во всём этом, а не ты. Так что заткнись, иди домой и проспись.

   Подставив плечо, чтоб помочь Родерику взобраться по лестнице, Алекс открыла квартиру, впихнула мужчину в коридор, а сама отправилась в свою комнату. За три месяца вынужденного соседства Алекс смертельно надоели загулы Родерика, тем более, что после них он никогда не мог спокойно лечь и заснуть. Нет, ему обязательно надо было выговориться. А слушать приходилось ей. Если раньше пьяные откровения сводились к стенаниям, какой Родерик умный и исполнительный, а начальство его не ценит, то сегодня разговор пошёл совсем в другом русле, когда он всё-таки пробрался в её комнату:

   – Алекс, – подсев к ней совсем близко и, видимо, дыша перегаром, Родерик стал томно нашептывать, – ты, конечно, та еще стерва, но такая... такая... интересная женщина.

   Когда он попытался её приобнять, Алекс скинула его руку со своего плеча:

   – Иди уже спать, ловелас, – процедила она, с недовольством глядя ему в глаза. – Ты сказал, завтра у тебя встреча, так что пшёл отсюда.

   – Ну, ты и грубиянка.

   – А ты запойная козлина. Если завтра запорешь встречу, с тебя спустит шкуру не только начальство, но и я лично.

   – Зачем такая строгая? – не унимался Родерик и уже тянул к Алекс обе руки.

   Она отстранялась, лениво отбивалась от нежеланных объятий, но Родерик сопротивления будто и не замечал:

   – Мы же уже одиннадцать лет вместе.

   – Не вместе, а в одной упряжке. И убери от меня свои грабли.

   – Чего ты такая нелюбезная? А может, с девочками ты не только кровь пьешь, а? Так я не хуже девочек. Ты попробуй, – и он попытался уткнуться лицом в шею Алекс, отчего та дернула плечом и задела его по носу.

   – Я не пробую кровь с промилле.

   – Да ладно – пьяненько захихикал Родерик, – ты же поняла, что попробовать... – сказал он и потянул руки к пуговицам на её кофте, но скоординировать движения пальцев не получилось, как и снять кофту с Алекс.

   – У тебя всегда под градусом отказывает чувство самосохранения? – стальным голосом поинтересовалась она.

   – Что такое? Я всегда собран, – мотнул головой Родерик и, наплевав на пуговицы, просунул одну руку под кофту, а другую уже не успел.

   Терпение и учтивость кончились. Одним быстрым движением Алекс ударила Родерика кулаком в челюсть. Он повалился назад, слетел с кровати и растянулся на полу. Больше Родерик не двигался и ничего не говорил – будучи в отключке, он наверняка уже видел пьяные сны, которые поутру не вспомнит.

   Алекс так и оставила его лежать на полу в своей комнате, а сама пошла в зал и всю ночь прощёлкала телеканалы, дабы зацепиться глазом хоть за один из них и убить время до утра. Через пару часов заслышав возню и тихий мат, она всё же заглянула в комнату, посмотреть как там Родерик – на полу он уже не лежал, а завернувшись в покрывало, скукожился на её кровати в позе эмбриона.

   В семь утра Алекс вернулась в комнату и сдернула с Родерика плед:

   – Вставай, пьяница, – командным голосом произнесла она, – собирайся на встречу.

   Родерик заворочался, но глаз не открыл. Еще пять минут она трясла его за плечи, уговаривала, угрожала, в конце концов, надавала пощечин:

   – Ты будешь вставать сукин сын, или нет!?

   Родерик попытался подняться с кровати, опираясь на локти, при этом что-то бессвязно говоря и стеная одновременно. Через минуту словесной эквилибристики, у него получилась первая связная фраза:

   – Стерва! – взвыл он, – ты же мне челюсть свернула!

   Может, конечно, Алекс и не рассчитала удар, но не настолько же...

   – Чего ты жалуешься, идиот, ты хоть помнишь, что вчера делал?

   – Да пошла ты... – чуть ли не заплакал он, – как мне теперь встречаться с клиентом?

   – Сильно болит? – смягчившись, просила она.

   – А ты как думаешь? – огрызнулся он уже сев на кровать и обхватив голову руками.

   – Ладно, дай я посмотрю,

   Родерик пытался вяло отбиться от её попыток помочь, но всё же сдался. Алекс умелыми движениями прощупала всю нижнюю часть его лица и заключила:

   – Не страшно, сейчас вправлю, и всё пройдет.

   Когда после пары ловких движений раздался щелчок, и челюсть встала на место, Родерик взвыл еще больше и уткнулся лицом в подушку.

   – Да что опять не так?! – не выдержала Алекс.

   – Яс-сык, – простонал не своим голосом Родерик.

   – Прикусил? – даже удивилась Алекс, после чего поднялась с места и заключила, – ну, и дурак.

   – Сана ду-а. С-со ты с-елала?

   Он сорвался с места и странными петляющими шагами помчался в ванну. Алекс же преспокойно дожидалась его в гостиной сидя на диване. Когда Родерик вернулся с мокрым лицом и волосами, в помятой рубашке и задранной брючиной то сразу пошёл в атаку:

   – Ис-са тебя н-не конес.

   – Зато челюсть вправила, – ехидно заметила Алекс, – как, не болит больше?

   – А-ак я пойду на вст-есю?

   – Умоешься, переоденешься и пойдешь.

   – Не н-огу, – произнес он и заметался по комнате.

   – А вчера ты как собирался? Какого чёрта тебя понесло в бар надираться? На радостях, что работа появилась?

   Родерик метнулся к Алекс и упал перед ней на колени:

   – Позалуйс-а, сходи на встресю внесто неня.

   – Обойдешься, – холодно ответила Алекс.

   – Ну, позалуйс-а, иначе н-не конес.

   Алекс подалась вперед, чтобы сказать Родерику прямо в лицо:

   – Конец тебе будет от алкоголя. Рори, возьми себя в руки, ты же спиваешься. Я это тоже проходила, но смогла же справиться. Первый муж помог, своеобразно, конечно, но я ведь завязала. И ты давай, не раскисай, мужик, соберись и иди.

   – Не полусяес-я... – уронив голову на диван, пролепетал Родерик.

   Алекс только скорбно вздохнула – с распухшим языком Родерик в ближайшие дни точно не переговорщик, а с похмельной физиономией так тем более. Пришлось брать всё на себя.

   Встреча была назначена на десять утра в ресторане. Кто придет, Родерик не знал, о чём будет разговор – тоже. Как такое возможно, Алекс не понимала. Либо Родерик совсем пропил мозги, либо она что-то не смыслит в искусстве разведки.

   – Он сан тебе всё с-ажет, – обещал Родерик, но Алекс слабо в это верилось.

   Всё, что у неё было, так это номер столика, куда должен был проводить её метрдотель. Кто её там ждёт, человек богатый или среднего достатка, журналист, политик, бизнесмен или кто ещё, и как по этому случаю лучше одеться, Алекс не знала. К тому же её нервировала сама идея сидеть в ресторане, и настойчиво отказываться от предложенных блюд. Выбрав из скромного гардероба строгое неброское платье, на прощание Алекс еще раз порекомендовала Родерику меньше пить и отправилась на встречу.

   Когда метрдотель проводил её не к столику, а в кабинет, Алекс поняла, что собеседник человек серьезный и обстоятельный, раз не хочет, чтобы их разговор получил даже призрачный шанс на огласку. Войдя в кабинет, она увидела солидного мужчину лет шестидесяти, довольно приятной наружности в абсолютно черной одежде. Заметив её, он приветственно встал во весь свой немалый рост, и только тогда Алекс заметила отличительный белый воротничок священника.

   – Зовите меня Полом, – обходительно произнёс он, предлагая Алекс присесть. – Что желаете заказать?

   – Спасибо, я уже завтракала.

   За милой улыбкой на лице Алекс умело скрывала вихрь мыслей и далеко не самых приятных. Перед ней был явно какой-то церковный иерарх, не факт, что простой священник, судя по английскому произношению – американец. И вообще, как-то странно он на неё смотрит, видимо встреча стала сюрпризом и для него тоже – ожидал увидеть Родерика, а пришла женщина. Но смущен этот то ли священник, то ли еще кто-то явно не был, напротив, весь его вид говорил, что женская компания для него не в новинку и очень даже приятна.

   – Простите... Пол, – начала она, – я просто не очень понимаю, кто же вы по сану.

   Закончив с яичницей и отложив столовые приборы, он словно невзначай произнёс:

   – Да, я епископ. Ортинский.

   – Орта? – удивилась Алекс, – та самая, что в Тунисе?

   – Так вы знаете, где это? – неподдельно удивился он.

   – Скажем так, данным давно бывала там проездом. Не думала, что это ваша епархия.

   – На языке Церкви, эта епархия называется титулярной, – радушно пояснил он, – то есть в земле неверных, в моём случае, мусульманских.

   – И как же вы управляете своей епархией?

   Епископ благожелательно улыбнулся:

   – Буду управлять, если на моем веку Орта снова вернётся в лоно католической Церкви.

   – А такое возможно?

   – А как вы думаете? – глядя ей в глаза он вновь улыбнулся.

   Если бы не этот его воротничок, Алекс бы решила, что епископ Ортинский с ней флиртует. А собственно, что ему мешает это делать? Целибат? Видно, что он человек неглупый и давно смекнул, что она, если и не совсем дура, то точно не католичка, а значит, полицию нравов из себя строить не будет. Ведь сексуальная революция давно отгремела, волочащиеся за женщинами епископы и кардиналы давно не диковинка, тем более что они и в былые год не были бесполыми ангелами во плоти.

   – Это всего лишь титул ни к чему не обязывающий, – наконец, пояснил Пол, закуривая сигарету, – папа назначает епископов в утраченные епархии только для того, чтобы сохранить преемственность и обозначить права Церкви на эти земли. Лично мне не так повезло как вам, в Орте я не бывал и вряд ли когда-нибудь буду, если хочу сносить голову, – добавил он, рассмеявшись.

   – Понимаю, – кивнула Алекс, улыбнувшись в ответ

   – Вы ведь, англичанка? – внезапно спросил он.

   Ради дела Алекс готова была стерпеть и такое оскорбление:

   – А вы, стало быть, американец?

   – Из Иллинойса. А там вы когда-нибудь бывали?

   – Никогда не пересекала Атлантику.

   – Правда?

   Видимо, он был неподдельно удивлен, и это можно было понять. Если ему рекомендовали Родерика, то представили его как специалиста из Арлингтона, на худой конец – Вашингтона. А тут пришла она, никогда в США не бывавшая и даже не додумавшаяся это скрывать. Теперь еще епископ Ортинский подумает, что ошибся и чуть не выболтал все свои секреты посторонней девке.

   – Для успешной службы не обязательно встречаться с высоким начальством лицом к лицу, – произнесла Алекс, пытаясь сгладить впечатление о себе. – Я бы даже сказала, чем меньше видишь начальство, тем спокойнее спишь.

   Пол добродушно рассмеялся.

   – Интересное замечание. Увы, к себе я его применить не могу.

   – И часто вы видитесь с... верховным начальством?

   – Случается.

   – С самим папой? – на всякий случай уточнила Алекс.

   – Да, как и все титулярные епископы, я работаю в Ватикане.

   – И каково это, работать с самим папой?

   – Буднично, – сухо произнёс он.

   Алекс даже удивилась.

   – А кто-то наверняка вам завидует, – заметила она.

   – Не без этого. И поэтому мне посоветовали поговорить с вами.

   – Со мной? А чем могу вам помочь?

   – Говорят вы специалист по проблемному начальству.

   Алекс на миг задумалась о том, что епископ имеет в виду. Из собственной практики из "начальства" ей вспомнились одиннадцать похищенных министров и один убитый здесь же в Италии председатель партии. Если учесть, что и к той и к другой акции свою руку приложил и Родерик, вполне вероятно, что епископ Ортинский имеет в виду именно такой способ решения проблем.

   – Что же вы, Пол, – стараясь улыбаться как можно непринуждённее, произнесла Алекс, – хотите, чтобы я украла папу? Нет-нет, я боюсь вашу швейцарскую гвардию, еще заколют меня своими алебардами.

   Оба посмеялись над этой шуткой, но епископ тут же поспешил обрести серьезность:

   – Скажите честно, Алекс, как вы относитесь к папе?

   Вопрос на миг поставил её в тупик.

   – Даже не знаю, что и ответить, – честно призналась она.

   – Мне можете сказать честно, я не обижусь, – глядя ей в глаза, произнёс епископ. – Я не фанатик, папа для меня не верховное божество, а всего лишь начальник, или как говорят мои деловые партнеры, босс.

   Алекс взвесила все за и против, учла, что епископ считает её англичанкой и произнесла:

   – По-моему, Иоанн Павел II слишком многое на себя берет.

   – Правда? А что именно?

   – Проблемы Северной Ирландии не в его компетенции, – постаралась как можно более бесстрастно произнести она. – Не его дело давать советы как вести борьбу с террористами. На его жизнь ИРА еще не покушалась.

   – Вижу, вы не согласны с миротворческой миссией папы.

   – Думаю, ирландцы тоже ею не прониклись.

   – Приятно слышать разумные суждения. А то, знаете ли, в последнее время да еще после всех этих зарубежных турне, папу чуть ли не все считают эдаким добрым пастырем, ставшим святым при жизни.

   – Я не католичка, Пол, для меня папа, не наместник Иисуса Христа на земле, а всего лишь епископ Рима. И что-то нимба над головой я у него не разглядела.

   И тут епископ признался:

   – У меня проблемы, Алекс. Могу ли я вам довериться?

   Он смотрел так проникновенно и пронзительно, что Алекс, даже если и захотела, то не смогла бы сказать "нет".

   – У вас проблемы с папой? – спросила она.

   – Главным образом, с его окружением. Я не хочу отнимать у вас время и нагружать подробностями, просто скажу, что непонимание стало непреодолимым.

   – Я не корпоративный психолог, Пол, я не знаю, как помочь двум людям преодолеть взаимное непонимание.

   – Нет, Алекс, вы всё прекрасно знаете, иначе мне бы не порекомендовали вас.

   Весь разговор, который вроде бы начался легко и непринужденно, в понимании Алекс дошёл до критической точки.

   – Пол, я не телепат и читать чужие мысли не умею. Скажите прямо, что вы хотите, а то вдруг я убью папу, а окажется, что вы имели в виду что-то другое.

   – Если бы я желал папе смерти, это можно было бы устроить внутренними усилиями, не привлекая посторонних, – заявил епископ Ортинский. – Но мне нужно совсем немного. Подайте папе сигнал, а когда он его получит, то поймёт все, что нужно было понять ещё раньше.

   – Пол, – протянула она, – я не сильна в разгадывании загадок. Какой еще сигнал?

   Епископ устало вздохнул, видимо решив, что имеет дело с непроходимой дурой:

   – Организуйте покушение, но не для того чтобы убить, а...

   – Припугнуть.

   – Правильно, – улыбнулся он, но на сей раз в этой улыбке не было того обаяния, что пролилось на Алекс в самом начале встречи. Перед ней сидел немолодой лысоватый мужчина с холодным блеском в глазах и предлагал устроить провокацию против папы римского. А еще епископ Ортинский...

   – Какие-нибудь еще пожелания? – изобразив любезность, спросила Алекс.

   – Да, если дело пойдёт не очень гладко и появится вероятность разоблачения, я не хочу, чтобы следствие вышло на меня.

   – Никто этого не хочет, Пол, – заверила его Алекс.

   Епископ порылся в кармане и достал оттуда фотографию, после чего протянул её Алекс. На ней был запечатлен темноволосый священник лет тридцати – тридцати пяти, крайне мрачный и неприветливый на вид:

   – Вот это взгляд, – только и прошептала она и, перевернув фотографию, прочла "Матео Мурсиа, конг. по делам духовенства, тел. 68.89.042". – И что мне с этим делать?

   – С Мурсиа можете делать всё, что вам заблагорассудится, только будьте осторожны. Не всем под силу преодолеть силу его взгляда.

   – Он что, гипнотизер? – скептически просила она.

   – Может быть. Просто имейте в виду, что сегодня вы говорили не со мной, а с ним. Нет, скажу иначе, будет желательно, чтобы заинтересованные инстанции вроде корпуса карабинеров узнали, что Мурсиа говорил с вами, и что это он заказчик покушения.