Текст книги "Стратегия обмана. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 73 страниц)

   Новость, что международники теперь отлавливают в коридорах оперативников для допроса о служебной тайне, порадовать никак не могла.

   – Вам не кажется, Темпл, что вы выходите за грань своих полномочий?

   – Не кажется, когда речь идёт о терроризме. Жду вас через десять минут с записями.

   На этом глава международного отдела повесил трубку, давая понять, что не даст втянуть себя в дискуссию и на мнение полковника плевать хотел. Делать было нечего, рано или поздно вся эта история с Гольдхаген всё равно дошла бы до ушей сэра Майлза, другое дело в каком виде – невнятных слухах об очередной арестантке или в полноценном докладе от международного отдела ещё не известно с какими выводами.

   Полковник встал с кровати. Застегивая на ходу рубашку и надевая пиджак, он произнёс:

   – Прости, Аннет, похоже сегодня день трудоголика.

   Женщина с пониманием, но грустью улыбнулась. Аннет никогда не показывала ему свое недовольства и не перечила. Она всегда была замечательной матерью и преданной, любящей и любимой женщиной.

   Расставшись с ней, с кассетами в руках полковник направился в международный отдел. Ричард Темпл всем своим видом недвусмысленно показывал, что полковник заставил его ждать.

   – Надеюсь, с просмотром справитесь без меня? – на всякий случай поинтересовался он.

   – Да, идите, вы же и так помните всё, что говорила Гольдхаген, освежать это в памяти нет необходимости.

   – Вы и сами не переутомляйтесь в столь поздний час.

   На этом полковник покинул кабинет Темпла, с чувством, что тот начал считать его обслуживающим персоналом, который приносит и уносит всю нужную документацию.

   Поверить, что Темпл всю ночь будет смотреть записи допроса и осилит их до конца, верилось с трудом, но с Темпла станется, недаром в школьные годы его считали занудным ботаником-зубрилой. Нужно было действовать на опережение и, поднявшись по лестнице, полковник отправился к выходу из здания корпуса.

   В былые годы он нередко предпочитал прогуливаться по ночам вокруг особняка, чем сидеть взаперти в своей комнате, когда все вокруг спят. После переезда в новый корпус он ни разу не посещал особняк ночью, но сегодня повод был более чем веский.

   На проходной особняка сидел молодой лейтенант.

   – Как сегодня сэр Майлз? – поинтересовался полковник.

   – Проходил мимо пару раз, – ответил тот, – а так, всё спокойно.

   Полковник знал, что сейчас у главы Фортвудса самый разгар обострения, и вряд ли в столь поздний час он спит, потому что множество гениальных идей и неожиданно пришедших в голову планов о переустройстве Фортвудса не дают ему спать. С возрастом маниакальные приступы у сэра Майлза случались хоть и реже, но продолжались куда дольше. И пока Темпл занят просмотром видео, полковник рассчитывал, что можно попытать счастья, и взять в оборот сэра Майлза прежде, чем до него доберется осведомлённый о жизненном пути Алекс Гольдхаген глава международников.

   Но как назло, полковник опоздал. Он обошел все этажи, заглянул во все пустующие залы, но сэра Майлза нигде не было. Видимо после пятидесяти лет возраст стал давать о себе знать, и ночные бдения стали продолжаться не так долго как раньше.

   Вернувшись в корпус, полковник поспешил в медлабораторию. Дежурный врач беспрепятственно пропусти его внутрь и отпер палату, где коротала время Гольдхаген.

   Она лежала в койке и читала какую-то книгу при ярком больничном освещении. Повернувшись к полковнику, Гольдхаген отложила чтение и, приподнявшись, села.

   – Ну, нет от тебя никакого покоя, – ехидно улыбнувшись произнесла она, – ещё что-то хочешь спросить?

   – Скорее предупредить. Готовься к переезду.

   – Куда?

   – А это как повезет. Может в ссылку, а может и в нижний ярус.

   – Что за нижний ярус?

   Самое паршивое, что она действительно не понимала о чём идет речь. Не понимала, чем ей грозит нахождение в Фортвудсе после сегодняшних признаний.

   – Просто пойми, – попытался изобразить доверительный тон полковник, – сегодня ты сказала много лишнего. Завтра твои признания дойдут до главы Фортвудса, и я даже не представляю, какое решение в отношении тебя он примет.

   – Ну, не на гильотину же отправит, – пожала плечами Гольдхаген.

   – Ты не глупая женщина, должна всё правильно понять. Я возглавляю оперативный отдел, который занимается силовым решением проблем, связанных с альварами, в основном здесь, в Британии. Есть еще международный отдел который наблюдает за обстановкой в других странах.

   – Ну, и пусть наблюдают. Я-то тут причём?

   – Притом, что в этом отделе сплошь люди из МИ-6 и сейчас, их начальник смотрит запись твоего сегодняшнего допроса.

   Гольдхаген тут же спала с лица. Она в возбуждении вскочила с мести и стала расхаживать по крохотной палате.

   – Прости, – попытался оправдаться полковник, – если бы я знал, как пойдет наша с тобой беседа, вернее, чем она закончится, я бы прервал запись.

   – Твою мать! – взвыла Гольдхаген. – Во что ты меня втравил?!

   – Пожалуйста, успокойся, – попросил он, но уговоры не действовали.

   У Гольдхаген разве что искры из глаз не летели:

   – Ты хоть представляешь, что со мной сделают спецслужбы, после того как я тебе всё рассказала?! Да лучше бы я осталась в Глазго!

   – Ты права, с начальником международников договориться не получится. Но он здесь не главный. Выше его только один человек – сэр Майлз.

   – И что? Ему категорически плевать на ВИРА и военную разведку Штатов?

   – У него маниакально-депрессивный психоз, – честно ответил полковник. – Сейчас в стадии маниакального обострения.

   Услышав это, Гольдхаген поутихла. Она даже коварно улыбнулась, отчего полковника едва не передернуло.

   – Ваш шеф болен маниакально-депрессивным психозом? И сколько он на посту?

   – Восемнадцать лет.

   – Бедняжки, – довольно повела головой женщина. – И часто он чудит?

   – Тебе нужно надеяться, что утром так оно и будет. Имей в виду, Ричард Темпл здесь тебе точно не друг. А сэром Майлзом, если суметь, можно манипулировать. Главное никогда не зли его, а это непросто. Доктора говорят, что у него разновидность гневливой мании.

   – Да? Забавно, был у меня командир, очень любил покричать на всех, кроме меня.

   – Что так?

   – А он знал, что я и сама могу его перекричать.

   – Только не вздумай повышать голос на сэра Майлза, – честно предупредил её полковник, – если не хочешь остаться здесь навсегда. И не здесь, в палате, а в подвале особняка. Ты поняла меня? Никого здесь не провоцируй. Я постараюсь сделать всё что можно, чтобы ты вышла отсюда и поскорее.

   На этом полковник покинул лабораторию, настоятельно порекомендовав дежурному врачу не вносить в журнал запись о своем ночном посещении.

   К полудню случилось неминуемое – полковника пригласили в кабинет сэра Майлза. Судя по тому, что кабинет Ричарда Темпла был закрыт, международник был уже давно в особняке и успел напеть в уши сэру Майлзу немало интересного. Полковник попросил доктора Вильерса подойти в особняк через полчаса, а сам немедленно направился в зал совещаний.

   – А мы вас ждали, полковник, – с наигранным радушием произнёс Темпл и жестом указал присесть за Т-образный стол, во главе которого восседал хмурый сэр Майлз. – Хотелось бы услышать ваши предложения по насущному вопросу.

   То, что Темпл умел подлизываться к сэру Майлзу, манипулировать его настроением и, соответственно, принятием решений, в Фортвудсе знали решительно все. То, что для Ричарда Темпла превыше интересов Фортвудса были только интересы британской разведки, догадывались немногие. Полковник же знал наверняка, что покинув женевскую резидентуру, Темпл не оборвал связи с МИ-6 и не в пример активнее, чем Джордж Сессил использовал возможности британской разведки по части информированности для решения проблем Фортвудса. То, что рано или поздно МИ-6 может попросить услугу в ответ, полковник не сомневался. И почему-то именно сейчас ему казалось, что Темпл нашёл, чем отплатить бывшему начальству, пользуясь уже своим служебным положением.

   – А что придумали вы, Темпл? – поинтересовался в ответ полковник, присаживаясь напротив бывшего разведчика. – Надуюсь не пожизненное заключение для Гольдхаген?

   Темпл хотел что-то ответить, но тут вмешался сэр Майлз:

   – У нас нет таких денег, – хмуро, но твёрдо произнёс он. – Кормить кровопийцу за государственный счёт до скончания времен не позволю.

   Темпл тут же нашелся с альтернативным предложением:

   – Есть вариант куда проще и совершенно не затратный. Помнится, вы полковник, некогда обнаружили связь Гольдхаген с семьей доктора Метца из Баварии?

   – Она его дочь, – уточнил полковник, – она подтвердила эту информацию.

   – Вот и прекрасно, значит, ошибка исключена, Гольдхаген и есть та из двух сестёр на фотографии. Гипогеянцы, с которыми шесть лет назад вы вели переговоры, очень хотели заполучить их себе. Так в чём проблема? Те двое, Мемнон и Людек, кажется, в следующем году переводятся из исправительного заключения на реабилитацию, а потом по истечению срока заключения будут отпущены. Что нам стоит отменить реабилитацию, а просто передать Гольдхаген им, как они и хотели и отпустить всех троих обратно в Гипогею? Этот жест доброй воли решит все проблемы – гипогеянцы будут удовлетворены тем, что мы пошли навстречу их просьбам, Фортвудс же будет избавлен от такой проблемной во многих отношениях алварессы, как Гольдхаген. Что скажете, полковник?

   – Вы хотите угодить уголовникам, Темпл? Интересный подход, подобного в Фортвудсе ещё не было.

   Темпл смущенно кивнул, но продолжил:

   – Я понимаю, у вас есть свои претензии к тем двум гипогеянцам...

   – Они прежде всего есть у мисс Аннет Перри, потому что Мемнон порезал ей плечо и пил её кровь, а Людек хотел похитить её пятилетнего сына примерно с той же целью, – с каменным выражение лица говорил полковник, не сводя с Темпла багровых зрачков. – Смею напомнить, гипогеянцы сделали это после решительного отказа Фортвудса в содействии по поиску сестер Метц-Гольдхаген. Сейчас же вы предлагаете ту их претензию удовлетворить. Тогда может нам всем ещё и извиниться перед ними за то, что погорячились, когда надевали на них стальные маски?

   – Ну, не будем так углубляться в крайности, – поспешил произнести Темпл, – Если вам претит роль исполнителя гипогеянских желаний, мы можем предложить Мемнону и Людеку обмен. Мне говорили, на ту встречу в Лондоне шесть лет назад они приносили в качестве задатка целую россыпь необработанных алмазов, от которых вы не слишком благоразумно отказались...

   – Сделка не состоялась, – оборвал его полковник, – а я не беру плату за то, чего делать не стану.

   – Да, разумеется. Но что нам стоит сейчас, когда Гольдхаген найдена, попросить плату за наши услуги?

   Сэр Майлз оживился:

   – Да, деньги Фортвудсу очень нужны. После строительства нового корпуса мы сильно поиздержались.

   Полковник бы добавил, что поиздержался Фортвудс и после неразумных спекуляций с ценными бумагами, но вслух обратился к Темплу:

   – А с каких это пор Фортвудс занимается работорговлей? Нет, вы ответьте мне Темпл, с каких?

   – Вы слишком преувеличиваете.

   – Да? – изобразил удивление полковник и тут же продолжил, – Может для вас это пустой звук, но я помню времена, когда христиане попадали на невольничьи рынки к туркам, где их покупали не за драгоценные камни, за гроши. Вы что же предлагаете возродить те милые обычаи в Фортвудсе? Тогда имейте в виду, что я офицер и подобным заниматься не буду, и пока я глава одного из отделов, никому этого не позволю. И я смею напомнить вам, Темпл, что вашего предшественника Джорджа Сессила сгубила именно жажда наживы от гипогеянцев. Может, не будете рисковать и оставите идею с продажей Гольдхаген? Тем более Людек просил обеих сестер разом, а не одну.

   – Найти вторую, всего лишь вопрос времени, – недовольно ответил тот.

   – Темпл, давайте будем честны друг с другом. Вы хотите избавиться от Гольдхаген не потому, что она профессиональный террорист, а потому что она носитель гостайны, при чём даже не Британского королевства, а США. Вы же даже не знаете, что из себя представляет ледяное кладбище Гипогеи, куда хочет её отправить Людек. А что вам сделала Лили Метц, которую никто из нас никогда даже в глаза не видел?

   Темпл молчал, видимо возразить было и вправду нечего.

   В дверь постучали.

   – Ну, давайте уже, входите, – недовольно крикнул сэр Майлз.

   В проёме появился доктор Лесли Вильерс.

   – Могу я войти?

   – Что у вас? Я занят.

   – Да, доктор, – добавил Темпл – у нас тут небольшое совещание.

   Только полковник одобрительно произнёс:

   – Заходите, доктор Вильерс, я бы хотел заслушать и ваше мнение.

   Темпл недоуменно посмотрел на полковника:

   – А причём тут медлаборатория?

   – Все притом же. Не один вы и гипогеянцы имеют виды на Гольдхаген.

   – Да, если позволите, – подсаживаясь к полковнику, заговорил доктор. – Дело в том, что организм Александры Гольдхаген как альварессы уникален. Обоняние отсутствует у неё ещё с юности – осложнения после "испанки". А ведь это существенный физический изъян, ни одного другого альвара с подобным дефектом вы не найдёте, потому что в Гипогее на этот счет существует строгий отбор. Гольдхаген говорит, что перед перерождением у неё были серьёзные проблемы с алкоголем, а тот изъян похуже отсутствия обоняния, поскольку неумеренное потребление, как наркотиков, так и алкоголя присуще особой категории людей. Видимо в Гипогее разумно полагают, что и неуемное питие крови – а это единственное что остается потреблять альвару – может привести только к печальным последствиям как для альвара, так и для тех смертных, что ему встретятся. Я неоднократно спрашивал Гольдхаген, что предшествовало её перерождению, почему ей в нём не отказали. Она все время говорит, одно и то же, что никаких гипогеянцев и прочих альваров рядом с ней не было, что имела место некая медицинская процедура, возможна даже операция, которую проделали её отец и муж. Подробностей она помнить не может, их знал её отец, Пауль Метц, который и делал операцию. После его смерти его рабочие записи хранил её муж, но он сжёг их во время войны.

   – Чтоб не достались нацистам, – буркнул сэр Майлз.

   – Возможно, и так. И, между прочим, полковник, мне Гольдхаген всё-таки призналась, что сестра у неё была, и первую операцию доктор Метц провел над ней. Видимо, теоретическая разработка метода у него уже имелась, но решение о применении на практике было принято под влиянием момента.

   – Какого еще момента? – произнес Темпл.

   – Я не совсем понял, – нахмурился доктор, – я не силен в истории, тем более немецкой. В то время там было что-то вроде революции или наоборот, Гольдхаген говорит, что её сестру Лили подстрелил на улице снайпер, и ранение было несовместимо с жизнью. Что делал с ней доктор Метц, Гольдхаген не знает, но почти через сорок дней Лили вышла из домашней операционной совсем другим человеком и внешне и внутренне. А через пять лет очередь дошла и до Гольдхаген.

   – Что, её тоже подстрелил снайпер?

   – Нет, она говорит, что муж отравил её из научного любопытства, оживёт она или нет.

   – Милая семейка, – только и произнёс полковник, памятуя о профессоре Книпхофе и его выходках.

   – Насколько я понял, муж Гольдхаген хотел провести операцию, но по усовершенствованному методу. Но что-то пошло не так, и Гольдхаген переродилась иначе, чем её сестра. Внешне они перестали быть близнецами окончательно. И это очень занимательный вопрос – почему?

   – Прекрасно, доктор, – произнёс Темпл, – но с чего вы решили, что эта, как вы считаете, занятная история, правдива? Если вы забыли, я напомню, Алекс Гольдхаген террористка, отсидевшая несколько месяцев в тюрьме. Если она умеет врать полицейскому следствию, с чего вы взяли, что она не может соврать вам?

   – У нас есть фотографии двадцатых годов, Темпл, – напомнил ему полковник.

   – Это ничего не значит, – настойчиво произнёс он, – всего лишь старые кадры, которые можно трактовать как угодно.

   – Тогда и её показания о сотрудничестве с РУМО можно трактовать как угодно – не удержался и поддел его полковник. – Гольдхаген же сидела в тюрьме. Она же прожженная лгунья. Почему вы ей верите? Может это не муж её отравил, а она его. В семейной жизни всякое бывает.

   – Ну, хватит, – не выдержал и гаркнул сэр Майлз. – Нечего тут разводить дискуссии. Чего вы хотите доктор, Вильерс, чтобы я разрешил вам оставить эту нацистскую дрянь, эту ирландскую негодяйку в Фортвудсе? Чтоб она пила кровь, купленную за счёт государства, которое она хочет подорвать?

   Вильерс даже растерялся от такого напора главы Фортвудса. За него ответил полковник.

   – Нет, сэр Майлз, доктор предлагает отдать ему Гольдхаген на опыты.

   Темпла аж передернуло от такого определения.

   – По-вашему это лучше рабства? Однако, полковник, не ожидал от вас такой гуманности.

   Полковник Кристиан бы сказал, что предложение об оптах было высказано не для чувствительного Темпла, а негодующего и жаждущего мести сэра Майлза, но благоразумно не стал этого делать. С доктором Вильерсом об эксперименте он договорился заранее. В отличие от Джона Рассела, что почил пятьдесят пять лет назад, он не был кровожадным экспериментатором и куски мозга через ноздрю у альваров никогда не извлекал.

   – А вы не опережайте события, Темпл, – попросил полковник, – может доктору Вильерсу как специалисту виднее, как распоряжаться форвудскими арестантами. В конце концов, Общество по изучению проблем инженерной геологии начиналось как сугубо медицинский исследовательский проект. Так что там у вас по Гольдхаген, доктор?

   Вильерс согласно кивнул и начал свой отчёт:

   – Только сегодня утром я получил результаты анализа ДНК.

   – Откуда у медлаборатории деньги на такие дорогостоящие мероприятия? – тут же всполошился Темпл.

   – От министерства внутренних дел, – невозмутимо ответил Вильерс. – В прошлом году, когда методика геномной дактилоскопии была разработана, министерство взяло его на вооружение. Так что не переживайте, аппаратура, что стоит в Фортвудсе, куплена не на наши деньги.

   – С чего бы вдруг такая щедрость от МВД?

   – А с того, что не вы один пользуетесь благосклонностью посторонних государственных служб, – недвусмысленно намекнул доктор. – Фортвудс, смею вам напомнить, по всем официальным документам является подшефным институтом министерства обороны, а министерство обороны с пониманием относится к нуждам своих институтов, и лишних вопросов не задает.

   – Понятно-понятно, – в нетерпении протараторил Темпл. – И что там с вашим анализом ДНК?

   – Всё очень и очень интересно. Конечно, для полной ясности не мешало бы найти сестру Гольдхаген и сравнить результаты. Но то, что мы имеет, уже говорит о том, что Гольдхаген надо внимательнейшим образом изучать.

   – Так что с ней не так? – уже в нетерпении произнёс сэр Майлз.

   – Я брал два анализа – слюны и крови. И оба показали различные результаты. Если кто-то не в курсе, у смертных людей подобного в принципе быть не может. Не может организм вырабатывать разные ДНК. Для контроля я поднял результаты анализа крови полковника, и у меня всё сошлось, – торжественно произнёс доктор и с улыбкой воззрился на присутствующих, будто те тоже должны были разделить его радость.

   – Я не понял – озвучил общую мысль полковник, – что у вас сошлось?

   – Ваши и её показатели.

   – В каком смысле?

   – Я и сам поначалу не понял. Но получается, если за основу брать ДНК Гольдхаген из слюны и вашу ДНК из крови, выходит, что в крови Гольдхаген смешанный профиль ДНК из тех двух.

   – И что это значит?

   – Если бы я не брал у Гольдхаген образец слюны для анализа и в моём распоряжении был только анализ по крови вашей и её, и я показал бы результат постороннему специалисту, который ничего не знает ни о вас, ни о ней, он бы однозначно заявил, что это ДНК двух близких родственников. Отца и дочери, например.

   Наступило долгое молчание, которое прервал полковник тихим бурчанием:

   – Упаси меня Господь от такой дочери.

   И тут же в его памяти всплыли слова персидской ведьмы Амертат: "... и будет у тебя еще одна дочь, что породишь ты из головы своей."

   – Послушайте, доктор, – спешно произнёс полковник, – такое противоречие анализов может возникнуть из-за пересадки органов? Я имею в виду ту шишковидную железу, что взяли у меня и вывезли в Баварию в 1924 году, как раз, после чего Гольдхаген переродилась.

   – Я тоже подумал именно об этом, – согласился доктор. – Тогда это многое объясняет. Если молодой Гольдхаген пересадили вашу железу, и произошло смешение ДНК, тогда понятно, почему Гольдхаген после этого стала выглядеть иначе, почему увеличилась в росте, почему вторичные половые признаки сгладились, почему её поведение близко к мужской модели.

   – Вы что хотите сказать, – озадаченно произнес Темпл, – при альваризе можно сменить пол?

   – Нет, конечно, я надеюсь, такого не может случиться. Просто мужские гормоны встроились в её организм и дополнили женские. Я бы сказал, что в некотором роде Гольдхаген андрогин, хоть это и не научно. Всё-таки она полноценная женщина, но подумайте, многих ли вы знаете женщин, которые служили в армии семнадцать лет?

   – Это вы ИРА называете армией? – с ехидством уточнил Темпл.

   Сэр Майлз заметно напрягся и видимо готовился высказать и своё мнение, но Вильерс его опередил:

   – Я просто хотел сказать, что донор её железы, полковник, тоже военный. Нам надо обязательно найти сестру Гольдхаген, тогда можно будет с уверенностью сказать, что же произошло после операции. Вообще-то у однояйцовых близнецов и ДНК должна быть идентична. Но после перерождения сестры перестали быть похожи не то, что на себя прежних – друг на друга. Я прекрасно помню, как выглядит Мери, та египтянка, что прошла реабилитацию десять лет назад, помню её рассказы, как давно у неё забирали железу для экспериментов. А ещё я видел фотографии сестры Гольдхаген. Есть определенное сходство, в том плане, что у неё и у Мери тёмные волосы и глаза, при том, что Гольдхаген говорит, что изначально у неё с сестрой волосы были рыжие, а глаза зеленые.

   – Тогда со мной ваша теория не действует, – произнес полковник. – Если, по-вашему Лили Метц сменила облик на жгучий южный тип, какой присущ Мери, то почему у Гольдхаген глаза не остались зелеными, и волосы не потемнели хотя бы до средне-русого? Как объясните?

   – Не знаю, полковник, мало ли с какими волосами и глазами были у вас родственники. Вы-то сами-то можете припомнить?

   – Ну, у моего отца были серые глаза, – нехотя согласился он, – ну, младшая дочь была блондинкой.

   – Вот видите, это же генетика. А все родственники Мери, будь они хоть из Египта, хоть из Индии, с девяносто девятью процентами вероятности были кареглазыми брюнетами, что и предопределило новый облик сестры Гольдхаген.

   – Поздравляю вас с отцовством, – съехидничал Темпл, обращаясь к полковнику, – в вашей семье прибавился иждивенец. Что собираетесь делать, полковник? Покрывать новую родню?

   – А вы что собираетесь делать, Темпл? – недовольно спросил его полковник, – заняться работорговлей, и разбазарить ценный для медицинской науки экземпляр?

   – Да-да мистер Темпл, – включился в спор доктор Вильерс, – если шестьдесят один год назад смертному хирургу удалось искусственным путём дважды осуществить перерождение смертных женщин в альваресс, сейчас с современными достижениями медицины мы просто обязаны разобраться, как это стало возможно.

   – И повторить? – съязвил Темпл.

   – Разобраться, – настойчиво повторил доктор. – Сэр Майлз, я прошу вас, оставить Гольдхаген при медлаборатории на столько времени, на сколько это понадобится для исследований. Это не блажь, а действительно важный вопрос. Если гипогеянцев возмущает сам факт, что без их участия возможно осуществить перерождение и потому они требуют выдать неучтенных альваресс им, это ещё больше должно убедить нас продолжать исследования.

   Но сэр Майлз оставался недовольным:

   – Проедать ирландской нацистке государственные деньги не дам.

   Полковник предложил компромисс.

   – Хорошо, пусть отрабатывает своё пребывание здесь. Давайте определим её на работы при корпусе без оплаты.

   – Это так вы против рабства? – и тут съехидничал Темпл.

   – Я всего лишь предлагаю вариант решения проблемы, чтобы все остались удовлетворены. Но вы, я вижу, не рады. Жаждете чужой крови?

   – Это не моя прерогатива, – не слишком-то любезно кинул Темпл и обратился к доктору Вильерсу – Сколько времени вам нужно, чтобы покончить со всеми экспериментами?

   – Думаю, пока мы не найдем сестру Гольдхаген, не пригласим для обследования Мери, со сравнительными анализами ДНК придётся повременить.

   – А потом?

   – Не знаю, – пожал плечами доктор, – посмотрим, как будут развиваться события.

   – Хорошо я вас понял. Ждите, международный отдел обязательно найдет вам Лили Метц. – Тут Ричард Темпл посмотрел в сторону полковника и добавил – Если оперативный отдел за все эти годы так ничего в этом отношении не предпринял, придётся это делать международному. На какие работы вы хотите определить Гольдхаген, полковник?

   – Лучше узнать в администрации, какие вакансии ещё не закрыты.

   И тут сэр Майлз с раздувающимися от недовольства ноздрями припечатал:

   – На кухню её! К плите! Чтоб вспомнила, чем должна заниматься женщина, вместо того, чтобы с бомбами разъезжать по городу.

   Предложение было более чем странным, но с сэром Майлзом спорить было решительно невозможно и бесполезно. Полковник был рад тому, что удалось хотя бы выиграть время для Гольдхаген. И не важно, пятый она ему отпрыск или нет, просто отдавать альварессу гипогеянцам, зная что там её ждет забвение в ледяной глыбе глубоко под землей, где никто и никогда её не найдет и не поможет, так поступить он не мог. Даже с дипломированной террористкой – нельзя, это за гранью человечности.

   Сообщив Гольдхаген новость, что теперь у неё есть работа, вместо ожидаемого негодования полковник увидел ехидную улыбку:

   – О, старое ремесло. В лагере я тоже людей кормила.

   – В каком ещё лагере? – не понял он.

   – В Берген-Белзене, – произнесла она и улыбнулась ещё коварнее.

   Полковник понял, что спокойная размеренная жизнь Фортвудса, изредка прерываемая выходками школьников, теперь гарантированно подошла к концу.

   Гольдхаген досталось место подсобного рабочего при кухне. Формально на кухне нового корпуса, которая ежедневно в несколько смен обслуживала 187 оперативников, школьников и прочих служащих из нетитульных семейств, всем заправлял шеф-повар, тертый жизнью, бывший кок с выслугой в тридцать лет. На подхвате у него были трое помощников. Самого младшего из них, двадцатилетнего Саймона Гольдхаген тут же зашпыняла до того, что больше всего он боялся пойти в кладовку за продуктами через подсобное помещение, где Гольдхаген рубила свиные и говяжьи туши.

   Вид перемазанной кровью мёртвых животных альварессы, поднимающейся из корпуса на улицу, чтобы покурить, нервировал многих, чего Гольдхаген собственно и добивалась. Родители возмущались, почему по двору, где играют и занимаются спортом их дети, разгуливает явно не вполне вменяемая кровопийца. Да, родителям было не до шуток, зато Гольдхаген таким образом развлекалась.

   – Может, сначала будешь умываться, прежде чем выйти на люди? – как-то сделал ей замечание полковник, на что Гольдхаген хитро сощурилась, по-мужски выпустила дым через ноздри и сказала:

   – А зачем? – с подчеркнутым ирландским акцентом отвечала она. – Кончится рабочий день, я и вымоюсь. А сейчас зачем? Всё равно заново перепачкаюсь.

   Логика была железной, и возразить что-либо было трудно. Но через неделю пребывании Гольдхаген на кухне к зашуганному Саймону и возмущенным родителям прибавились новые недовольные. В кабинет к полковнику пришли все оперативники, что были на тот момент в штабе с заявлением:

   – Если честно, нам неприятно столоваться там, где работает ирландская террористка, – таким был смысл общей претензии.

   – Моего сослуживца ранили в Арме, пока он был в патруле, – говорил один из оперативников, – теперь он инвалид из-за этих ирлашек.

   – А моего бывшего напарника убило взрывом в Белфасте, – вторил ему другой. – Всё из-за ИРА.

   Ситуация была взрывоопасной. В отделе служили исключительно бывшие британские полицейские, солдаты и спецназовцы, некоторые из которых на личном опыте знали, что такое Северная Ирландия и как там опасно находиться представителям власти и армии. Ситуация, когда их непосредственно кормит террористка, которая ни в чём не раскаялась и даже не скрывает это, было неэтично и подло. И ведь подчиненные полковника были правы – почему они должны питаться из рук террористки?

   – Кто даст гарантию, что она не потравит нас за обедом?

   – Да, её же никто не контролирует.

   – И почему мы должны это терпеть? Мы-то в чём провинились?

   Полковник пообещал уладить ситуацию. Он надавил на Колина Темпла, главу администрации и брата Ричарда Темпла, и тот недовольно скривившись, дал добро, чтобы оперативный отдел посещал столовую не в новом корпусе, а в особняке.

   – В былые времена, мистер Темпл, – приговаривал полковник, когда глава администрации отказался подписать распоряжение о переводе, – статус военного был почетным, и долгом дворянина было защищать своё отечество. За эту нелегкую обязанность воины награждались многими благами, которые не были доступны простым людям.

   – К чему этот экскурс в историю, полковник? – недовольно произнёс Колин Темпл.

   – К тому, что те, правители, кто не ценил и унижал свою армию, вскоре правителями быть переставали.

   – Это вы на госпереворот намекаете?

   – Нет, это я вам намекаю, что последним человеком из восьми семейств, кто пришёл ко мне на службу был Ник Пэлем. А было это аж двадцать лет назад. Плохо готовите кадры, мистер Темпл, а мне приходится принимать на службу посторонних людей. Скоро во всем Фортвудсе их станет куда больше, чем представителей восьми семейств. А вы не аристократы, чтобы получать работу в кабинетах только в силу фамилий, а работать на вас должна безродная челядь. Сейчас в Британии иной общественный строй, даже я это знаю.

   После этих слов Колин Темпл поспешил взять ручку и поставить подпись под разрешением для оперативников питаться в столовой особняка.

   – Держите, и не надо больше давить на жалость.

   Получив вожделенное разрешение, полковник смог хоть на короткое время, но сгладить нарастающее недовольство служащих Фортвудса. Но все его благие начинания Гольдхаген спешила собственноручно рушить.