Текст книги "Стратегия обмана. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 73 страниц)

   – Мне кажется, – поделился сомнениями отец Матео, – что этот список верен лишь отчасти. Если половина информации правдива, то другая абсолютно не имеет никакого отношения к действительности.

   – Интересное замечание, – признал кардинал. – Но если имена подлинных масонов смешаны с именами безвинно оклеветанных людей, зачем тогда публиковать в печати такой список?

   – Кто знает? Может для того, чтобы внести смятение, запутать, сбить с толку. Те, кто найдут своё имя в списке ватиканских масонов, при этом масонами не являясь, будут считать его не более чем шуткой, а всех упомянутых – невинно оклеветанными, даже если это вовсе не так. А может список опубликовали для того, чтобы намекнуть посвященным, что в следующий раз вместо подставных имен появятся другие, более чем подлинные.

   – Так вы думаете список неполный?

   – Одна знакомая нам обоим княгиня то ли в шутку, то ли всерьёз, сказала, что в ватиканской иерархии масоны могут иметь сан выше кардинала. Так что, кто знает?..

   – Вы правы, – безрадостно согласился кардинал, – Этот список – полуправда, которая хуже лжи. А что статс-секретариат?

   – Как и в случае с досье архиепископа Ганьона – молчит.

   – Очень интересно. Что, совсем никакой реакции?

   – Может реакция и есть, а может до конгрегации по делам духовенства она просто не дошла. Вот если предположить, чисто гипотетически, что статс-секретарь Вийо и вправду масон, а его заместитель Бенелли попал в список случайно, то не удивительно, что заместитель статс-секретаря список в серьез не воспринимает, а сам статс-секретарь считает лучшим выходом из положения всё замолчать и ничего не предпринимать. Или, опять же чисто гипотетически, можно поменять их обоих ролями – молчание объяснится так же. Ну а если они оба оклеветаны, то тем более. На самом деле вы правы, список очень коварен и особой пользы никому от него нет.

   Ещё отец Матео никак не мог выкинуть из головы, почему епископ Марцинкус считает, что список ватиканких масонов журналистам прислал беглый Синдона. Сам Синдона, если и состоит в какой ложе, то её название П-2. Не могут же там быть и церковные иерархи. Или всё-таки могут? А какая связь может быть между неофашистской публикой, курирующими их американцами и Ватиканом? Хотя, одна такая общая вещь была и называлась она "антикоммунизм".

   Мучимый сомнениями, отец Матео поспешил связаться по телефону с Ником Пэлемом, благо в эти дни он был в Риме.

   – Мистер Пэлем, что вы скажете, если я попрошу вас об услуге в обмен на информацию?

   – Ух ты, а что за информация?

   – А почему для начала вы не спросите, о какой услуге идёт речь?

   – Ну, а что такого страшного вы для меня можете придумать? Небось, опять попросите что-то передать журналистам.

   – На это раз наоборот, разузнать.

   – Ну, разузнать не обещаю, но попытаюсь. И, между прочим, даже в этом случае одной информацией вы не отделаетесь.

   – Что же вы хотите?

   – Да не я, моё руководство. В общем, это нетелефонный разговор. Так о чём мне надо разузнать?

   – Про недавний список в журнале "Боргезе". Откуда он взялся и кто те люди, которые его напечатали.

   – А что за список?

   – Ватиканской ложи.

   – А что и такое бывает? – с наивностью спросил Ник.

   – В этой жизни бывает разное, мистер Пэлем. – сухо заключил отец Матео. – И ещё, будьте добры, поспрашивайте, может кто-то что-то слышал о списке пятисот вкладчиков Микеле Синдоны.

   – А это-то вам зачем?

   – Надо, – был ему краткий ответ.

   – Ну, хорошо, – вынужден был согласиться Ник, – надо так надо.

   Он объявился только через три дня, позвонил отцу Матео домой и вызвал на прогулку в парк в выходной день.

   – Сначала сами расскажите, – в нетерпении предложил Ник, – что у вас есть такое для меня интересное.

   – Вряд ли оно будет интересно лично вам, скорее вашему начальству, если там уже не знают об этом.

   – Так о чём же?

   – В Никарагуа есть компания под названием "Пласмафересис", она занимается продажей на экспорт человеческой крови и плазмы.

   Пэлем наспех записал услышанное в блокнот и поинтересовался:

   – Так, что дальше?

   – А вас не смущает, что кровь можно экспортировать как хлопок и бананы? – решил съязвить отец Матео. – Кровь берут у больных людей – туберкулез, тиф, дизентерия. Кровь нужна явно не для переливания другим больным людям.

   – Ну да, ну да, – кивал Ник, продолжая записывать. – А далеко Никарагуа находится от Гаити?

   – В тысячи миль через Карибское море, а что?

   – Да так, подобная информация в последний раз приходила оттуда.

   – Так что, это какая-то система по скупке крови? – изумился отец Матео.

   – Ну, я не знаю, этим другие люди занимаются. А я всё записал и обязательно им передам. Это очень ценная информация. Кстати, откуда?

   – Из надежного источника.

   – Значит, не скажете?

   – Не скажу. Теперь ваша очередь.

   Ник сделал вид, что обиделся:

   – Ну ладно, не хотите говорить, не надо. Я тоже не скажу, про свои источники, которые много знают и могут быть вам полезны.

   Шантаж был слишком откровенным.

   – Хорошо, – нехотя согласился отец Матео. – Мне об этом написала моя сестра. Она занимается социальной работой среди бедняков, она видела эти станции переливания собственными глазами, так что не беспокойтесь, источник информации надежный.

   Пэлем записал и это:

   – Это хорошо. А как с вашей сестрой, Мануэлой кажется, связаться? Ну, на всякий случай...

   – Никак, – сурово оборвал его отец Матео.

   – А почему?

   – Потому что я вам не разрешаю с ней говорить. Она не знает, что я сотрудничаю с Фортвудсом, и впредь узнать не должна.

   Пэлем понимающе кивнул.

   – Ну, если так, то ладно.

   – Так у вас есть информация для меня? – настойчиво поинтересовался Мурсиа.

   – Есть, – воодушевился Пэлем, – вам с чего начать, с масонов или Синдоны?

   – По порядку.

   – Ладно, – про тот список из "Боргезе" я так толком ничего и не выяснил. Составили его два журналиста, откуда взяли информацию, не сознаются, говорят из проверенных источников, чуть ли не из государственных архивов, где хранятся списки всех 526 итальянских лож. Но по мне, так это выдумки. Список им кто-то дал.

   – Почему вы так считаете?

   – Ну, хотя бы потому, что лично я бы не стал копаться в архивах, чтобы из пяти сотен списков выписать только клир. Я бы ещё и политиков выписал, вот это был бы список. А так, ну если подумать, ну кому интересно, сколько кардиналов ходят на собрания лож? Кроме служащих Ватикана, это мало кому интересно. Ну, поохают набожные вдовушки, и забудут.

   – Вы рассуждаете как англичанин, – едко заметил Мурсиа. – Это у вас в стране член королевской семьи возглавляет верховную ложу Англии. А здесь в Италии люди привыкли к иного рода порядкам.

   – Может и так. Всё равно, я считаю, что эта масонская история рассчитана на ватиканскую публику. Может ваши кардиналы с епископами настолько зашифровались, что уже не в силах различить, кто в Ватикане масон, а кто нет. Вот им и помогли, издали список, чтоб они знали, кто их единомышленники и к кому, в случае чего обратиться.

   Интересная версия – сводный список иерархов из разных лож. И что это значит – ватиканские масоны объединяются? И зачем извещать об этом публично? Потому что бояться нечего, потому что комиссия епископов обсуждает отмену запрета на членство в масонских ложах? Может публикация этого списка – давление на комиссию – если масонами являются такие влиятельные в Ватикане люди, может пора отменять антимасонский канон? Одним словом, вопросов оставалось много, ответов – слишком мало.

   – А что вы скажете про Синдону? – спросил отец Матео. – Список его вкладчиков мифичен или нет?

   – О, это совсем другая история, – воспрял духом Пэлем. – говорят разное. Кто-то считает, что список есть, кто-то даже уверяет, что видел его собственными глазами, но только пару секунд и потому о его содержании ничего не знает. Но все сходятся на одном – в этом списке имена пятисот политиков, промышленников и прочих небедных итальянцев, которым Синдона в свое время помог вывезти капитал за границу.

   – Вот как? А ведь это нарушение закона.

   – То-то и оно. Представьте, как журналисты сейчас охотятся за этим списком? По самым правдоподобным слухам список сейчас в Штатах у самого Синдоны и он только думает, в какой момент лучше подставить своих бывших клиентов. Видимо, он просто распускает слухи, чтобы запугать влиятельных людей вроде министров и судей, чтоб те помогли ему избежать депортации в Италию. Здесь ведь его посадят.

   Звучит более чем логично. Отец Матео бы не удивился, окажись этот список не только у Синдоны. Ещё у Сарваша, например. Почему этот список неудобен епископу Марцинкусу? Сам он через Синдону капитал вряд ли вывозил, для подобного у него есть свой ИРД.

   – Кстати, – спохватился Пэлем. – Один журналист буквально загнал меня в угол. Кто-то проболтался, что два года назад утечка про ту кражу из Ватикана пошла через меня. Так вот он насел и хочет узнать, кто мой источник. Как мне ему правдоподобнее соврать?

   Пэлем не прекращал поражать неожиданными вопросами, и отец Матео решил узнать:

   – Что это за журналист?

   – Мино Пекорелли. Вообще-то ему уже хорошо за сорок, но все зовут его Мино. Очень странный человек. Порой ему приходят в голову такие вопросы, до которых даже мне не додуматься.

   – Из какого он издания?

   – "Политический обозреватель", какой-то малотиражный бюллетень.

   Вот это неожиданность. Журналист из печатного издания ложи П-2 ищет отца Матео. И что ему может быть нужно от него, вернее, что ему нужно узнать через него о Ватикане?

   – Что он хотел? – поинтересовался отец Матео.

   – Жареные факты. Ему интересно знать, кто пришёл в Ватикан на замену Синдоне. Вернее, кто пришёл, он знает, ему интересны, какие сделки он проворачивает.

   – Даже я не знаю, кто теперь папский финансовый советник. Откуда Пекорелли об этом известно?

   – Журналист, – пожал плечами Пэлем. – А фамилию он назвал. Кальви.

   – Роберто Кальви? – поразился отец Матео.

   – Может и Роберто, имени он не называл, только фамилию. Сказал, что его Банк Амвросия в Милане проводит совместные сделки с Банком Ватикана, ИРД, или как там его называют? Вот Пекорелли и жаждет знать, что за сделки, сколько и когда.

   Эта новость не укладывалась в голове. Кальви, тот самый Кальви, которому Марцинкус бесстыдно продал Католический банк Венето, из-за которого духовенство Венето закрыло в банке все свои счета, ибо с таким бесчестным вороватым человеком никто из них не хотел иметь дело. Тот самый Кальви, который вместе с Синдоной и Марцинкусом входит в совет директоров филиала Банка Амвросия на Багамах. Тот самый Банк Амвросия, шестнадцать процентов которого принадлежат ИРД. И Кальви теперь вместо Синдоны продолжает прокручивать сделки с ИРД? А журналист от масонов из П-2 хочет об этом знать? Это уже слишком...

   – Ну, я ему прозрачно намекнул, – оправдывался Пэлем, видя состояние Мурсиа, – откуда моему источнику об этом знать. Вы же не банкир, – посмотрев в глаза священнику, он на всякий случай спросил. – Или вы знаете?

   – Не называйте ему моего имени, пока, – поспешил произнести отец Матео. – Скажите, что я выйду на него через вас, но позже, когда буду готов.

   – А когда? Нет, я не просто так спрашиваю, он же накинется на меня и душу вытрясет, если не узнает. Честное слово, я его боюсь.

   – Мистер Пэлем, я не могу пока назвать срок, мне нужно подготовиться. Просто дайте ему знать, что придётся подождать.

   – Хотите сбросить ему какой-нибудь ватиканский скандал, как в прошлый раз?

   – Пока не знаю, скорее всего, наоборот.

   – Ну, это вы зря, он не разиня, просто так вам ничего не выдаст.

   – Вот и посмотрим, мистер Пэлем. Я могу через вас достать этот "Политический обозреватель"? Хотелось бы знать, какого характера издание хочет получить от меня информацию.

   – А, это? Не проблема, Пекорелли продаст свою газетёнку, только может цену заломит.

   – Я вам все компенсирую. Всего лишь, пару бюллетеней.

   – Ладно, принесу.

   – Благодарю, мистер Пэлем. Так о чём ещё вы хотели меня попросить?

   – Попросить? – задумался Ник Пэлем и тут же сообразил. – Сущий пустяк. Спустимся вместе в под-Рим?

   1977, Милан, Швейцария

   Ранним утром полковник Кристиан шёл по миланской улице Клеричи и не переставал удивляться. На всех зданиях, автобусных остановках и столбах висели плакаты, на которых крупным текстом красовалось имя Роберто Кальви, а дальше следовал испепеляющий компромат:

   " Роберто Кальви – банкир мафии и Господа. "Отмывая" кровавые деньги бандитов он не забывает отчислять прибыль в Банк Ватикана..."

   " ...Все взятки и "откаты" Кальви переводит на секретные счета в швейцарские банки UBS и "Кредит банк". Номера счетов Кальви и его жены 618 934 и 619 112..."

   "... Чтобы удержать на плаву свой Банк Амвросия через подставные фирмы, Кальви покупает сам у себя акции банка по вздутым ценам, в то время как реальная их стоимость не больше пары лир..."

   " В то время как экономика Италии идёт под откос Кальви вывозит из страны валюту..."

   И ещё много чего в этом же духе красовалось на стенах: и про неуплату налогов, и о присвоении крупных сумм. И всё это огромными буквами на крупнейшей улице города, ведущей к тому самому Банку Амвросия, что принадлежит ославленному Роберто Кальви.

   На подходе к офису банка полковник встретил Ицхака Сарваша, внимательно изучающего содержимое уличных плакатов.

   – Не хотите сорвать? – поинтересовался полковник, – вы ведь теперь работаете на этот банк.

   – Уже полтора года, – с неизменной хитрой улыбкой отвечал Сарваш, – и потому добавил бы ещё про фальсификацию отчетностей и подделку документов. – Посмотрев на наручные часы, он добавил. – Не волнуйтесь, служащие банка начнут подходить только через час, вот тогда нас всех и погонят на улицу для борьбы с настенными памфлетами.

   – И кем вы сейчас работаете в банке? – спросил полковник, догадываясь, что должность Сарваша пока не высока, но явно обеспечивает доступ к документации, которую он назвал сфальсифицированной.

   – Операционистом.

   – Не мелковато для вас?

   – Ничуть. В банковской сфере я человек-оркестр, могу с ходу занять любую должность, хоть кассира, хоть бухгалтера, хоть вице-президента.

   – Значит, большего, чем должность операциониста, вам не предложили?

   Сарваш язвительно улыбнулся:

   – Я бы, конечно, мог втереться в доверие к самому синьору Кальви, это не так сложно. Но, учитывая, что он дружен с моим предыдущим работодателем доном Микеле, во всяком случае, был, полагаю теперь финансовый консультант – не самое лучшее для меня прикрытие.

   Услышанное как-то плохо укладывалось в привычную логику событий и потому полковник спросил:

   – Вы что, задумали какую-то месть? Сарваш, я думал, вы не размениваетесь на такие мелочи. Зачем оно вам?

   – Ну что вы, господин полковник, это не месть, а жажда справедливости. Представьте себе, даже мне она не чужда. Надо же мне как-то выкурить дона Микеле из отеля "Пьер" в Нью-Йорке. За несколько лет работы в Италии я понял, что это не Штаты, быстро тут никого не арестовывают. Запрос на экстрадицию Синдоны есть, а положительного решения нет. Он ведь на полном серьёзе заверяет федеральных судей в Штатах, что во всех его несчастьях виноваты коммунисты, что это они хотят вернуть в Италию и растерзать его, честного банкира, поборника демократии и свободного предпринимательства, к тому же, последовательного антикоммуниста.

   Сарваш откровенно забавлялся, но полковник всё же спросил:

   – Откуда в Италии взяться коммунистам?

   – Нет, чисто теоретически они здесь есть, даже занимают немалые должности в муниципалитетах и судах. Но вы поймите, эти страшные сказки про коммунистов, покушающихся на свободный капитал, адвокаты Синдоны придумали исключительно для американских судей. В Штатах как была паранойя по поводу грядущего советского вторжения, так в умах некоторых она и осталась. Знаете, раньше люди боялись дьявола, чумы, ведьм, нацистов, теперь на смену им пришли инопланетяне и коммунисты. У каждого века свои страхи.

   – Это верно, – согласился полковник. – Так в чём ваш план, если не секрет? Какая связь между Синдоной и Кальви?

   – А вот она. – И Сарваш кивнул в сторону разоблачающих плакатов. – Бывшие партнеры ссорятся, и один выливает компромат на другого.

   – Думаете, это всё написал Синдона?

   – Ну, судя по слогу, писал кто-то из здешней прессы, а заказывал музыку именно дон Микеле. Шантажом он никогда не брезговал. Откуда, по-вашему, столь точная информация с указанием номеров счетов, названий банков, фирм и сумм? Синдона и Кальви были партнерами по бизнесу, и многие сделки проворачивали совместно. А сейчас Синдона, видимо, хочет вытребовать с Кальви или деньги или протекцию.

   – Вот она – деловая культура Италии, – заключил полковник Кристиан. – Опять планируете провернуть разоблачение тёмных делишек банка изнутри?

   Он лишь неопределённо пожал плечами:

   – Как получится.

   – Смотрите, Сарваш, как бы нам опять не пришлось вас разыскивать.

   Он только усмехнулся:

   – Так о чём вы хотели поговорить со мной? Надеюсь, до начала рабочего дня мы успеем?

   – Вполне. В общем-то, всё, что я хотел, так это кое о чём спросить и кое о чём отчитаться.

   – Надо же, – насмешливо протянул Сарваш, – сам полковник Кристиан летит ко мне из Лондона, чтобы дать отчёт.

   – Ну, положим, в Милане я не ради вашей персоны, а по совсем другому делу. К вам я пришёл, так сказать, заодно.

   – Нисколько в этом не сомневаюсь.

   – Рад это слышать. Что вы знаете об экспорте крови?

   Резкий и неожиданный вопрос привёл Сарваша в замешательство:

   – В каком смысле "экспорте"?

   – Это когда товар из одной страны вывозят в другую, – решил сострить полковник. – Так вы слышали о международной торговле кровью или нет?

   – Господин полковник, я банкир, а не торговец. – Видимо Сарваша немало озадачил простой на первый взгляд вопрос, потому он и уточнил, – Как можно продавать кровь в экспортных объемах? Я не могу понять, в какой форме это происходит.

   – А кто покупатель, представить можете?

   – Ну, раз этим интересуется Фортвудс, то ответ очевиден. Но я так и не могу понять, каков механизм такой торговли? Что, людей загоняют на корабль, как это было в эпоху рабства, и везут на другой континент, или как?

   – Сарваш, ну вы же первоклассный аналитик, выберите самый дешёвый вариант. Слышали про такие компании как "Пласмафересис" и "Гемо-Карибский центр"?

   – Плазма и кровь из стран Карибского бассейна? Это как-то связанно с донорством крови?

   – Новый век, новые технологии, – признал полковник. – Вот вы когда-нибудь пробовали кровь из медицинской упаковки?

   – После технологической заморозки и с консервантом? – усмехнулся Сарваш. – Нет уж, лучше я останусь в этом вопросе консерватором и приверженцем живого общения.

   – А вот кто-то не такой щепетильный как вы. Мы посчитали, в день "Гемо-Карибский центр" забирает кровь у 250 человек и это только на Гаити. Её бы хватило на две недели 400-500 потенциальным альварам. Но если учесть, что забор крови происходит ежедневно, и даже если сделать поправку на некондиционную кровь и попорченную упаковку, и то, что может потребляться увеличенная доза, то получается, что гаитянский "Гемо-Карибский центр" может постоянно обеспечивать кровью 1500 альваров.

   – А почему вы отвергаете версию медицинского потребления?

   – Потому что качество доноров оставляет желать лучшего. Кровь сдают за деньги больные и голодные люди, для них это единственный источник заработка. Мы установили случаи экспорта крови и плазмы только по двум странам и компаниям, а сколько их может быть ещё, одному Богу известно. Отдельного учётного реестра по таким предприятиям нет. Пока нам в лоб не скажут, что есть такая компания, она работает в стране, где процент бедных невероятно высок, и она платит за сдачу крови и плазмы, а потом вывозит её из страны – пока мы всё это не установим, мы действуем вслепую.

   – Если не секрет, вы установили, куда везут кровь?

   – А вы догадайтесь, это не сложно.

   – Гаити и какая ещё страна?

   – Никарагуа.

   – О, – протянул Сарваш, – дружественные Соединенные Штаты Америки, не иначе. Советую вам проверить ещё Коста-Рику, Сальвадор и Гватемалу.

   – Знаем, уже проверяем.

   – Меня смущает только одно. Полторы тысячи альваров. Где их может быть так много, да ещё и в одном месте? Не развозят же специальные службы охлажденную кровь по всем штатам?

   – Вот именно. Её просто спускают вниз, а страждущие приходят сами.

   – То есть, – поразился Сарваш, – Фортвудс полагает, что экспортную кровь Штаты закупают для Гипогеи? Но зачем?

   – У вас есть лучшая версия?

   – Нет, – признался он. – Если честно, всё, что вы мне сейчас сказали, слишком необычно. Знаете, когда я был купцом, то много чем торговал в разных странах. Но мне никогда не приходило в голову налаживать торговые связи с Гипогеей. Видимо я тривиально мыслю.

   – Подумайте о другом – полторы тысячи гипогеянцев, и это только если считать кровь из Гаити. А с Никарагуа это будет 2500-3000. А если экспортом крови и плазмы занимаются другие страны, то я даже не решусь назвать цифру, скольких потребителей они обслуживают. Мы даже примерно не представляем, под территорией с какой площадью может обитать столько гипогеянцев – под самими Штатами или всей Северной Америкой.

   – Фортвудс не знает и примерной численности гипогеянцев планеты? – усмехнулся Сарваш. – Однако...

   – А откуда нам её знать? – слегка раздраженно заметил полковник. – Мы и число альваров поверхности до сих пор не можем вычислить.

   – Ну, хотя бы теоретически.

   – От полутора тысяч до полутора миллионов, – наобум ответил полковник. – Не знаю, Сарваш.

   – А зачем, по-вашему, гипогеянцам плазма? Её ведь можно получить только при разделении крови через прибор на плазму и прочие элементы. Это ведь не совсем естественный продукт. Так что они с ним делают?

   – Понятия не имею. Может, пьют как заменитель воды, или промывают раны и ожоги, я честно не знаю и медицинская лаборатория тоже.

   – Может, всё-таки, вы ошибаетесь. Кровь с плазмой идёт в больницы различных штатов под видом годной для переливания. Эдакое мошенничество – скупать за бесценок то, за что в Штатах донору пришлось бы заплатить куда больше.

   – Если бы больную гаитянскую кровь переливали, то вскрылись бы массовые случаи заражений. А этого нет. Потому больницы исключаются. Альвары поверхности тоже, потому что мало кто видит смысл пития крови полуголодного гаитянца, да ещё замороженной и из пакета, в то время как найти дарителя куда проще и приятнее. Остаются только гипогеянцы – они и полумертвыми не брезгуют, а порой даже животными. Донорская кровь для них всё равно, что манна небесная. К тому же позволяет повысить мобильность и не тяготеть к городским подземельям, а разбредаться с запасом пакетов по всем тоннелям Гипогеи.

   – Теперь понятно ваше беспокойство, – признал Сарваш. – Вы не следите за статистикой пропавших без вести? Если бы дело было в донорской крови, то статистика показала бы снижение числа исчезнувших.

   – Мы уже давно её не учитываем. Большей частью здесь дело в криминале, а не в гипогеянцах. Я ведь вас совсем о другом хотел спросить, – безрадостно начал полковник. – Как американцы могут продавать кровь Гипогее?

   Сарваш на минуту задумался, а потом насмешливо спросил:

   – То есть вариант благотворительности вы исключаете сразу. Хорошо, понимаю. И я того же мнения.

   – У Гипогеи может быть что-то на подобие вашего внутриальварского банка?

   – Помилуйте, господин полковник, уж чего там внизу нет, так это банка. Ну, разве что в самом устаревшем и примитивном виде.

   – Но с ним можно было бы провести простейшие расчётные операции? Вот вы бы смогли?

   – О, господин полковник, – рассмеялся Сарваш, – вы распаляете моё воображение. В Гипогее активы ведь исключительно в золотой и серебряной монете.

   – Вот именно. Потому я и вспомнил, как вы рассказывали мне о демарше генерала де Голля, опустевшем золотом хранилище в Форт-Ноксе и долларах США, которые нечем обеспечить.

   С минуту Сарваш внимательно смотрел на полковника, и в итоге произнёс:

   – А мне нравится ваша теория.

   – Серьезно? – не ожидал полковник.

   – Абсолютно. Помню, как Рузвельт в своё время обязал всех граждан под страхом ареста и штрафа продать всё золото государству. Так, к слову, и создавали Форт-Нокс. Тогда я, недолго думая, собрал всё нажитое, записал в декларацию как коллекционные монеты и увёз золото в Венгрию. Так я и рассудил – уж лучше оно послужит моей родине, чем пропадёт зря.

   – А в Венгрии разве не пропало? – напомнил полковник, намекая на вынужденный переезд Сарваша в Берген-Белзен с предшествующей ему конфискацией имущества.

   – Это как посмотреть, – не унывая, признал он. – Отдай я золото американскому государству, сейчас бы оно лежало мёртвым грузом в хранилище, обеспечивая огромную массу ничего не стоящих бумажек, а я не любитель участвовать в аферах, тем более принудительно, тем более зная конечный результат. А так, на моё золото был построен завод, и стоит он поныне, хоть и национализированный и мне давно не принадлежащий. Но всё же на нём до сих пор работают люди, и выпускают продукцию. Завод до сих пор живёт, а не канул в Лету. Честное слово, один этот факт уже греет мне душу.

   – Не любите вы США, – заметил полковник.

   – Ну что вы, это замечательная страна, просто экономические авантюры государства меня не сильно-то вдохновляют. Власть в руках держат смертные люди, а они видят сиюминутную прибыль. Я же в силу опыта вижу катастрофичный финал. После отъёма золота у населения, Штаты ведь покупали золото в сороковые годы у Европы за военные и продовольственные поставки. Так США и стали лидером по золотым запасам. После де Голля они, конечно, его растеряли, и теперь вынуждены искать пополнения. Даже интересно, кто этот гениальный человек, который подсказал посвященным от власти, покупать золото за кровь у гипогеянцев?

   – Я в первую очередь подумал о вас, – честно признался полковник.

   – О, вы мне льстите. Уверяю вас, это не я. Я уже рассказал вам, что я идейный противник золото-долларовой аферы. Продлевать её жизнь пополнением Форт-Нокса я бы точно не стал.

   – Верю, – подтвердил полковник. – Как думаете, велики ли запасы золота в Гипогее?

   – Не имею ни малейшего представления. То, что старая монета там есть, это точно. Плюс недра. Могут ли гипогеянцы добывать золото или нет, этого я не знаю. Вот драгоценные и полудрагоценные камни точно могут.

   – Ладно, – вздохнул полковник, – будем ещё следить и за американским рынком алмазов.

   – Не переусердствуйте. Что оно вам в сути даст?

   – Наверное, ничего, – признал полковник, – но сам факт, что одно единственное государство наживается на очень щекотливой проблеме, о которой мало кто знает, не всем в Фортвудсе нравится.

   – Ясное дело, – весело заметил Сарваш, – нажиться хотели бы все.

   – Вот именно, – буркнул полковник, доставая из кармана пиджака пачку фотографий. – И напоследок, не поучаствуете в заочном опознании?

   – Отчего же, охотно.

   Полковник потянул ему одну фотографию и Сарваш согласно закивал.

   – Да-да, это Лили Метц. Не думал, что вы так рьяно возьметесь за её поиски.

   – А мы её и не искали, да, собственно говоря, и не нашли. – Полковник протянул Сарвашу следующее фото, где помимо Лили Метц была и Алекс Гольдхаген. – А ещё кого-нибудь узнаете?

   Сарваш тут же невольно улыбнулся:

   – Значит, вы нашли Александру?

   – Фото, – недовольно буркнул полковник – вот и всё, что мы от неё нашли. В тот год, когда вы с ней так феерично познакомились, в Лондоне арестовали банду террористов из ИРА, может быть слышали? Там было только четверо мужчин. Полиция считает, что не хватает ещё человека три-четыре. По своим каналам мы сбросили вопрос через следствие, были ли в банде террористов женщины, но всё бесполезно, террористы очень надежно друг друга покрывают и лишних имен не выдают. Потом, когда я получил эти фотографии, наши фортвудские умельцы сделали с них рисунок по типу фоторобота Гольдхаген. Террористам его показали, но все дружно промолчали, сказали, что не знают такую. Офицер, который и показывал рисунок, потом сказал, что двое посмотрели на него абсолютно равнодушно, а у двоих что-то такое мелькнуло в глазах. В общем, не знаю, может вы правы и она из ИРА, а может и нет.

   – Могу поделиться с вами подозрением, с кем она теперь.

   – И с кем же? – заинтересовался полковник.

   – Помните про захват нефтяных министров на конференции ОПЕК в Вене?

   – Два года назад? Конечно. И что же, думаете после вас, Гольдхаген переключилась на птиц более высокого полета?

   Сарваш рассмеялся.

   – Я ничего не думаю. Просто в то время я прочёл в одной газете репортаж о тех днях. Так журналист, который его написал, был как раз на месте событий, когда министров выводили из здания и сажали в автобус. Он написал, что Карлос Шакал окликнул террористку, назвав её Надой. Это и есть прозвище Александры.

   – Может просто совпадение?

   – Я тоже так подумал и решил проверить и поехал в Австрию. На венском телевидении за отдельную плату инженеру мне показали все материалы, которые они отсняли в тот день...

   – И что, вам так просто всё показали? Нет, мне просто из профессионального любопытства интересно, как вы этого добились?

   – Заплатил и получил желаемое, – пожал плечами Сарваш. – А что такого?

   – Да ничего. Просто Фортвудсу даже на ВВС дают отсмотреть пленки с такими недовольными лицами.

   – Может, мало платите? – усмехнулся он. – Вообще-то я представился психологом, сказал, что пишу книгу по психологии террористов, потому и хочу отсмотреть их поведение на записи крупным планом. Правда, тех самых крупных планов и не оказалось. В общем, Александру я видел только на записи, когда террористы покидали здание. Лицо она закрыла шарфом, на голове берет, одета была в просторную дубленку, но по фигуре и походке всё же думаю, это была она.

   – Очень зыбко.

   – Согласен.

   – Нападение на ОПЕК было ведь в декабре?

   – Да.

   – Тех боевиков из ИРА взяли тоже в декабре.

   – Значит, искать Александру в Лондоне нет смысла.

   – Это мы уже поняли. Но всё равно, в полиции мы оставили её отретушированную фотографию, сказали, что она важная свидетельница, которую позарез нужно найти. Но теперь я вам ничего обещать не могу. Если её членство в ИРА мы ещё можем приписать к военным действиям, то с ОПЕК вышел натуральный бандитизм. Если она попадёт в тюрьму раньше, чем мы её найдем, я не знаю, каким образом в Фортвудсе ей переквалифицируют наказание.