Текст книги "Стратегия обмана. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 73 страниц)

   О покупке банка Сарваш начал подумывать не так давно. За пять лет, что он прослужил здесь на самых разных должностях, Банк Амвросия успел ему приглянуться. Покупать его, конечно, он собирался не собственнолично – он ведь альвар, который не может долгое время убеждать окружающих, что в тридцать и сорок лет можно выглядеть на двадцать три. Сарваш прекрасно понимал, что его человеческий срок слишком короток для долгой и успешной бизнес-карьеры. В таких случаях он всегда прибегал к помощи людей мало что смыслящих в финансах, зато безоговорочно прислушивающихся к его мнению и оттого зависимых и преданных лично ему. Такой финансовый союз всегда крепок – преданный союзник доживает до седин со статусом финансового гуру, Сарваш же при нём зримо и незримо состоит советником и все решения принимает сам, исполнитель лишь внимательно его слушает и, послушно кивая головой, претворяет их в жизнь. Еще ни разу никто не осмелился соскочить с этого крючка. А кто осмеливался, тот безвозвратно терял состояние и имя – Сарваш умел контролировать своих представителей.

   – Хорошо, пусть будет по-вашему, – согласился Пацьенца. – Но я хочу первым получить сведения.

   Сарваш недолго ждал, когда Карло Кальви первым изъявил желание с ним поговорить. Изначально он сошёлся с молодым человеком на почве интереса последнего к обучению, жизни и работы в Штатах. Сарваш многое рассказывал Карло, и тот не скрывал своей заинтересованности к опыту, как ему казалось, молодого сотрудника банка его отца. Но в этот раз Карло Кальви захотел получить совет. Начал он издалека:

   – Мать в прострации, – монотонно вещал Карло, – не знает, что делать, как помочь отцу. Мы, конечно, навещаем его в тюрьме, она старается не подавать вида, но я-то знаю, как она переживает.

   – Твою мать можно понять, – подал голос Сарваш. – Она ведь не эксперт в банковских делах, чтобы во всём разобраться и осознать, что на самом деле происходит. Ей нужен советник.

   – Есть уже один такой, – чуть погрустнев, признался Карло, – Франческо Пацьенца.

   – Правильно, – кивнул Сарваш, – он же советник твоего отца.

   – Советник, конечно, да только какой-то неправильный.

   – Что, он тебе настолько неприятен?

   – Да нет. Он, конечно, умеет себя подать, в этом ему не откажешь. Мать считает его приятным и воспитанным. Но ведь он сотрудник СИСМИ и ЦРУ.

   Вот и оправдались опасения Сарваша. И все же он захотел уточнить:

   – С чего ты решил? Кто тебе это сказал?

   – Отец и сказал.

   – А откуда ему это известно?

   – Понятия не имею. Видимо кто-то сказал, может не прямо, может, намекнул. Я ничего не имею против СИСМИ или ЦРУ как таковых, они делают свою работу, которая нужна обеим странам, это бесспорно. Но если Пацьенца сотрудник итальянской и американской разведок, это означает только то, что у такого человека не может быть искреннего желания помочь моему отцу. Для него в деле моего отца есть какой-то особый интерес, какая-то другая выгода, которая совпадает с выгодой его истинных работодателей. И возможно, она состоит в том, чтобы мой отец не вышел из тюрьмы.

   У Карло было верное понимание проблемы, и Сарваш это оценил:

   – Поясни, пожалуйста, что такого делает Пацьенца, раз ты подозреваешь его в нечестности?

   – Казалось бы, ничего особенного. Он приходит к нам в дом каждый день, разве что не ночует. Из нашей квартиры он ведёт переговоры с партнерами отца в Риме. Все разговоры он записывает на пленки и куда-то их уносит.

   Сарваш усмехнулся:

   – Не трудно догадаться куда.

   – Это точно. Вот только я-то слышу, как идут эти переговоры. Пацьенца совсем не хочет, даже не пытается надавить на партнеров отца, чтобы они признались, что те двадцать три с половиной миллиарда лир ушли в Швейцарию не по его решению, а по их просьбе.

   Настал черед Сарваша удивляться.

   – То есть, ты хочешь сказать, что твой отец сидит в тюрьме из-за чужих махинаций?

   – Пока римские партнеры не собираются сознаваться, что случилось с деньгами на самом деле, вся эта история и выглядит как махинация. Вот это меня и возмущает. Отец страдает только из-за того, что поверил в честность римлян и жестоко просчитался. Ещё я думаю, отец серьёзно просчитался с Пацьенцей. Такое ощущение, что он не союзник, а предатель и заговорщик. Сейчас он предлагает мне ехать с ним в Нью-Йорк.

   – Зачем?

   – Поговорить с компетентными людьми. Пока не знаю, что всё это значит. Сомневаюсь, стоит ли лететь.

   – Эти люди обещают покрыть недостачу?

   – Нет, этого они не говорили.

   – Может быть, возьмут на себя ответственность за долги?

   – Я сам на это надеюсь, но не сильно.

   – Тогда, конечно, стоит лететь. В нынешней ситуации вашей семье уже нечего терять.

   – Ты прав, нечего. Но от Нью-Йорка я больше не жду хороших впечатлений.

   После этого разговора Сарваш передал его содержание Пацьенце, опустив догадки Кальви-младшего о принадлежности советника к спецслужбам и вообще всю ту характеристику, что Карло дал Пацьенце. В итоге рассказ свёлся только к словам, что Карло предлагают лететь в Штаты, и Сарваш посоветовал ему это сделать. Пацьенца остался доволен донесением и инициативным советом Сарваша.

   Сам же Сарваш неустанно прокручивал в голове весь разговор с Карло Кальви и каждый раз задавался только одним вопросом – кто те римские партнеры Роберто Кальви, что подставили его, если, конечно, всё и вправду обстоит именно так, как говорит об этом Карло. Почему-то при слове "Рим" на ум приходил Ватикан. А упоминание о неких компетентных людях в США будило в воображении Сарваша провокационную схему "Штаты – Марцинкус – ИРД – Банк Амвросия – Польша – "Солидарность".

   Недолго думая, Сарваш дождался вечера и позвонил на квартиру, где жил отец Матео. Голос священника был совершенно безрадостным и мрачным. Сарваш даже начал оправдываться:

   – Я не хотел вас сильно беспокоить, отец Матео. Просто у меня появился жизненно важный вопрос по поводу епископа Марцинкуса?

   – Хорошо, задавайте, – устало произнес тот. – Может, нам с вами больше не придётся беседовать о нём впредь.

   – Почему? Вы собираетесь покинуть Ватикан и удалиться в монастырь?

   – Боюсь, как бы меня насильно не удалили в более закрытое заведение.

   Сарваш на миг замолчал, потому как растерялся, что с ним происходило крайне редко.

   – Простите, я не совсем понимаю... У вас что-то случилось?

   – Случилось. Две недели назад.

   – Вы о выстрелах на площади Святого Петра? Безмерно сочувствую вашей трагедии. Но я слышал, всё обошлось, и папа идёт на поправку.

   – С ним все более чем в порядке. Зато меня скоро арестуют

   – С чего вдруг?

   – Я видел Агджу, – вкрадчиво произнёс священник, – стрелка. Это было за три дня до покушения. Подумайте только, я собственными руками отдал ему приглашение на богослужение.

   Это прозвучало с такой болью и отчаянием, что у Сарваша самого чуть не защемило в сердце. После пятиминутных разъяснений и наводящих вопросов, он смог вытянуть из священника, что его подставили, свели с будущим неудавшимся убийцей, использовали вслепую для грязных целей.

   – Сначала я думал пойти в полицию и дать показания, рассказать, что Агджа прибыл в Рим как минимум за три дня до покушения, думал, что следствию должна помочь эта информация. Но на следующий день мне на рабочий стол подкинули фотографию, а там я и он – тот самый момент, когда я передаю приглашение. Тут мне всё и стало понятно. Я уже позвонил сестре, предупредил её, что скоро за мной придут, и она останется в миру одна.

   Сказано это было без тени эмоций, холодно и расчётливо. Даже Сарваша покоробила такая покорность судьбе перед лицом несправедливости:

   – Послушайте отец Матео, то, что вы предупредили сестру, это, конечно, важно и правильно. Но лучше вам обратиться в Фортвудс. Вы же альвар. Если вы считаете, что вас арестуют и поместят в итальянскую тюрьму, всё равно всеми правдами и неправдами в конечном итоге вас переведут в Фортвудс.

   – Безрадостная перспектива, – только и сказал отец Матео. – Провести семь лет в темноте и стальной маске.

   – Но вы же невиновны. Отец Матео, для стальной маски вам надо было выпить кровь папы римского до последней капли. Фортвудс не станет вас судить. Тем более если вы стали жертвой интриги.

   – Как знать, господин Сарваш, – невесело отвечал ему отец Матео. – Все факты играют против меня. Я даже не удивлюсь, если произойдет судебная ошибка. В любом случае, я ни на кого не стану держать зла. Пусть всё случившееся будет на совести той женщины, что обманула меня и свела с убийцей.

   – Если не хотите связываться в Фортвудсом лично, – произнес Сарваш, – я могу замолвить за вас слово.

   – Не стоит, это подождёт, – прервал его священник. – И, пожалуйста, давайте уже не будем об этом. Так что вы хотели узнать о епископе Марцинкусе?

   Сарваш собрался с мыслями и сказал:

   – Право, теперь даже как-то неудобно просить вас об одолжении.

   – Бросьте, раньше вы делали их мне, теперь настала пора возвращать долги. Пользуйтесь, пока я еще в Ватикане.

   – Как пожелаете. Скажите, вы слышали, что недавно в Милане был арестован Роберто Кальви.

   – Читал об этом. Торжествуете, что очередной ваш работодатель идёт под суд? – с плохо прикрытым сарказмом поинтересовался священник.

   – Испытываю моральное удовлетворение. А вас, что же, не радует, что очередной мошенник окажется на скамье подсудимых?

   – Меня настораживает то, с какой лёгкостью вы входите в доверие к ведущим банкирам Италии, пользуясь своим служебным положением, выуживаете компрометирующую их информацию и передаете её властям. Скажите честно, для чего вы это делаете? Ведь не из побуждения к справедливости.

   – Да вы правы, в бизнесе важна выгода. Но в виду моих немолодых лет я не вижу её в деньгах.

   – А в чём тогда?

   – Знаете, отец Матео, а ведь лет десять назад Синдона на пару с Кальви так развернулись на миланской бирже, что чуть не обрушили курс лиры. Знаете, что творилось бы в Италии, получись у них это?

   Отец Матео немного помолчал и произнёс:

   – Думаю, вы лучше представляете масштабы последствий.

   – Вот именно. Тогда я представил, как в момент разоряются люди, разоряются предприятия, экономика рушится. Вы не хотите верить, что мною движут благородные порывы не дать людям умереть с голоду? Ладно, не верьте. Если же говорить о холодном расчёте то он таков – мне не выгодно, чтобы целая страна стала банкротом. Это противоречит моим деловым интересам и как банкира, и как акционера предприятий, которым некому будет продавать свой продукт. Теперь вам мои мотивы стали более ясны?

   – Пожалуй, – признал отец Матео.

   – И пожалуйста, не переживайте за Синдону и Кальви. Под суд они попали не из-за моего коварства, а из-за своей феноменальной жадности. Они воры и мошенники, и не я подвигал их на это – до криминальных схем они додумались сами. И епископ Марцинкус не сильно от них отстал. Кстати, у меня есть информация из первых рук, что в Риме некий партнер Кальви заставил его провернуть ту махинацию с акциями и всю прибыль получил сам. Как мне помнится, ИРД владеет шестнадцатью процентами акций Банка Амвросия и имеет над ним определенную власть. И ещё, помните, я рассказывал вам о своих подозрениях на счёт "Солидарности"? Как думаете, епископу Марцинкусу под силу провернуть аферу с денежными переводами и усадить за решетку своего партнера?

   – Почему нет, – тут же ответил священник. – После краха Синдоны Ватикан потерял слишком крупную сумму. Три года назад в бюджете Града было дыра в одиннадцать миллиардов лир, и, судя по всему, она так никуда и не делась, её наличие просто не афишируют. Я не удивлюсь, если епископ Марцинкус решил покрыть свои убытки за счёт Кальви. Это очень даже в его духе.

   – Можно ли узнать, ведёт ли сейчас епископ переговоры с семьей Кальви?

   – Если об этом кто и знает, то только сам епископ Ортинский и его заместитель Меннини.

   Сарваш подумал ещё об одном человеке, Франческо Пацьенце, но благоразумно промолчал

   – Скажите, как вы думаете, какова будет реакция Ватикана, в частности ИРД, если Банк Амвросия лопнет?

   – При шестнадцати процентах акций? Господин Сарваш, вы лучше мня должны понимать, что тогда будет.

   – Я говорю не о потерях, отец Матео. Мне просто интересно, станет ли епископ Марцинкус платить по чужим долгам?

   – Исключено, он не занимается благотворительностью, притом, что у Ватикана хронический дефицит бюджета.

   – Но он может хотя бы пообещать вкладчикам возместить их потери?

   – Пообещать он может что угодно, но это не значит, что свои обещания он станет выполнять.

   Когда из Нью-Йорка вернулся Карло Кальви, он не стал делиться с Сарвашем подробностями встречи с неизвестными влиятельными лицами. С понурым видом он только произнес:

   – Они сказали, чтобы я убедил отца молчать, – и скорбно добавил. – Они нам не помогут. Больше негде искать спасения.

   – А что тебе сказал Пацьенца?

   – Сказал слушать их, что он ещё мог сказать? Он не помощник.

   Прозвучало это с нескрываемым разочарованием.

   – Послушай, – произнёс Сарваш. – Ты знаешь об адвокате Виталоне?

   – Слышал это имя. Но у отца другие защитники.

   – Так пусть наймёт Виталоне. У него обширные связи в различных судах, и с их помощью он умеет устраивать освобождение даже после обвинительного приговора.

   – Каким образом?

   – Сошлётся на ожидания апелляционного суда.

   – Нет, в суде это вряд ли пройдет.

   – Ты меня плохо слушал, Карло. Я же сказал, у Виталоне обширные связи. И за их эксплуатацию он попросит немалый гонорар. Подумай об этом, посоветуйся с отцом. Если всё обстоит так удручающе, как ты сегодня мне рассказал, для синьора Кальви последней надеждой остается только Виталоне.

   Пообещав в случай согласия Кальви-старшего свести его с адвокатом, который знает всех миланских судей-взяточников, через несколько дней Сарваш встретился со своим информатором из финансовой гвардии, дабы обменяться новостями.

   – Слышал, Изакко, что было на днях во Фьюмичино? – начал он с темы, которая не особо интересовала Сарваша.

   – Нет, а что произошло?

   – Задержали дочь Джелли.

   – Ту самую, у которой муж заместитель прокурора Ареццо?

   – Именно. Правда прилетела она из Ниццы одна. Зато с чемоданом. А в чемодане четыре конверта. Один вроде как адресован одному депутату-неофашисту и вложен в него тот рассекреченный документ Пентагона, ну, помнишь, из-за него еще убили журналиста. Там что-то вроде полевого учебника американских спецслужб для операций по дестабилизации. Ну, смысл в том, если дружественные Штатам страны перестают слушаться, то к ним засылают агентов, те вербуют подрывные элементы в повстанческие группы хоть из фашистов хоть из коммунистов, и те устроят такое представление, что мало никому не покажется. Так вот этот документ почти на двести страницах Джелли собирался отправить неофашистам. Я так думаю, это намёк им на резню в Болонье.

   – Думаешь, вокзал взорвали неофашисты?

   – Ну, не Красные же Бригады, не их стиль. Это только у неофашистов такая манера, пострелять, повзрывать, угробить кучу народа и спихнуть всё на коммунистов. "Операция под ложным флагом" – вот как называется такая стратегия. Помнишь взрыв в Национальном аграрном банке, помнишь подорванный экспресс "Италикус"? Это же всё дело рук неофашистов. И Джелли решил им об этом напомнить. Было у его дочери еще одно письмо для какого-то журналиста, с материалами, что Джелли, мол, не виноват, что его, беднягу, оболгали, что П-2, вообще, мирная организация, и те списки, что нашли на его вилле, к реальности вообще не имеют никакого отношения. Но я же тебе не про это хотел рассказать. Самое интересное оказалось в другом конверте. Там был лист бумаги с двумя номерами банковских счетов в Швейцарии, а в скобках имена Джулиано Туроне и Гвидо Виолы.

   – Это те, кто проводил обыск на вилле Джелли в Аррецо?

   – Точно. И как ты всё помнишь?

   Сарваш только загадочно улыбнулся:

   – И что же, те счета принадлежат тем следователям?

   – Как бы не так. Прокурор Сика не поленился и слетал в Цюрих, чтобы всё проверить. Оказывается, счетов с такими номерами не существует в природе.

   – Вот как? – улыбнулся Сарваш. – Забавная была провокация.

   – Ну, так недаром же Джелли называют "Кукловодом", вот он и решил по старой памяти подергать за ниточки и неофашистов, и журналистов, и следователей. Только с последними ничего не получилось. Кстати в той записке со счетами, Джелли приписал что-то вроде: у меня еще много компрометирующих документов, если я захочу, то могу всех погубить – или вопрос с "П-2" будет закрыт, или мы все пойдем на дно на одном корабле. В общем, я так понимаю, Кукловод нервничает, земля горит у него под ногами, вот он и мечется, не может приехать в Италию лично, вот и посылает дочь с провокационными письмами. А ты заметил, как только подполье Джелли раскрыли, сразу дело Синдоны сдвинулось с мёртвой точки, Кальви недавно посадили в тюрьму. Неспроста это, Изакко, неспроста.

   – А что с Синдоной? – заинтересовался Сарваш. – Его всё-таки собираются выслать в Италию?

   – Пока нет, но скоро очень даже могут. Прокурор предъявил ему обвинение в убийстве судьи Амброзоли. Это уже посерьезней мошенничества и банкротства. Думаю, американцы пересмотрят свою позицию по экстрадиции и вышвырнут этого уголовника Синдону на родину.

   – Хотелось бы верить, – вздохнул Сарваш.

   – Только не надо декаданса, – шутливо осадил его собеседник. – Ты посмотри, как все вокруг меняется, как начинают крутиться шестеренки судебной машины, будто её, наконец, смазали. Италия словно выздоравливает после тяжелой болезни. Как только рассекретили П-2, всех судей с прокурорами, что там состояли, сразу же начали увольнять. И сразу же стали заводиться новые дела, раскрываться старые преступления. А ведь два года ждали, когда будет расследовано убийство судьи Амброзоли, как будто сразу было не понятно, кому выгодна его смерть.

   – Я бы на твоём месте не предавался эйфории, – посоветовал ему Сарваш. – Всё-таки не забывай, что списки ложи П-2 попали в руки финансовой гвардии только из-за мстительности Синдоны, который сам является членом ложи.

   – Разочаровавшимся членом ложи, – уточнил гвардеец. – По его мнению, пидуисты ему не помогли. За это они и были разоблачены.

   – Пусть так, но я слышал мнение, что не вся ложа рассекречена, что есть и тайные списки. И кто остался в них, никому не известно. Сколько там судей, сколько политиков? – И Сарваш выразительно пожал плечами.

   – Пусть и так, – с уверенностью вещал собеседник, – но усечённая ложа не скоро наберёт прежнюю силу. И этот Кальви наверняка успеет получить своё, всё-таки убили же судью Алессандрини, что вёл следствие против Банка Амвросия, засудили двух ревизоров Банка Италии только за то, что они посмели проверить банк Кальви. Между прочим, я слышал такую вещь, что на днях Кальви ночью вызвал в свою камеру следователя и начал давать показания.

   – Не поздновато ли для очистки совести?

   – Видимо не терпелось снять груз с души, боялся передумать к утру. Так вот следователю Кальви сказал, что перевёл социалистической партии двадцать один миллион долларов, но не по собственной инициативе, а под давлением ложи П-2, и передал он эти деньги не лично председателю партии в руки, а при посредничестве Личо Джелли и Умберто Ортолани, адвоката. Знаешь, в чём главная шутка? Деньги-то до соцпартии так и не дошли.

   На этом финансовый гвардеец рассмеялся, а Сарваш ещё больше задумался. Про Личо Джелли за последние дни он многое успел прочитать, а вот Умберто Ортолани ему доводилось видеть лично на том злосчастном приеме, куда его пригласила Семпрония, и с которого он уехал в компании Народного Фронта освобождения Палестины. То, что Ортолани был в списке ложи П-2, Сарваш знал, что он дружен с Синдоной – догадывался, то, что поучаствовал в истории с похищением – тоже подозревал. В общем-то, заочно об Ортолани Сарваш на всякий случай был не самого лучшего мнения. Но чтобы так нагло грабить банкира...

   – То есть, – уточнил Сарваш, – Ортолани и Джелли взяли деньги для соцпартии, присвоили их себе и что, сказали Кальви, что так и было задумано? Я не понимаю, как так могло выйти?

   – Очень просто, как видишь. Он дал, они взяли. Всё. Не докажешь же, что это было воровством, партия же не запросит свою взятку официально. Между прочим, как только Кальви дал эти показания, на следующий же день к нему пришел адвокат Приско и от имени соцпартии по-дружески посоветовал Кальви молчать, иначе он останется в тюрьме до конца своих дней.

   – Какие высокие отношения, – ухмыльнулся Сарваш. – А ведь пресса социалистов всегда хорошо писала о Кальви.

   – А теперь может охладеть к своему кумиру и написать, что он вор. В политике всегда так.

   Через несколько дней до Сарваша дошла новость о Кальви совсем уж неожиданного характера – он пытался покончить с собой в камере, выпив три таблетки снотворного.

   – Это один смех, – комментировал известие вице-президент банка Розоне, когда Сарваш заглянул к нему в кабинет перед обеденным перерывом. – Я сам иногда пользуюсь снотворным, чтобы нормально отдохнуть и выспаться. Это чушь, от трёх таблеток не умирают.

   – Значит, это было давлением на следствие, – предположил Сарваш, – или давлением на партнёров

   – Прежде всего, это давление на семью, – недовольно заключил Розоне. – Жена и так не в себе от переживаний, а он решил доказать всем, что готов отправиться на тот свет, лишь бы не оставаться в тюрьме. Это позор для католика.

   Так или иначе, но из разговора с Карло Сарваш узнал, что адвокат Виталоне уже вовсю работает на Кальви и налаживает связи с судьями. Матери Карло уже звонил друг отца и заверял, что сам Андреотти следит за следствием, и за судьбу Кальви-старшего можно не беспокоиться.

   Наконец состоялся суд над Роберто Кальви. Приговор был суров – четыре года тюрьмы и почти семнадцать миллиардов лир штрафа. Но адвокат Виталоне не был бы самим собой, если бы не добился для своего клиента освобождения под залог в ожидании апелляционного суда, который должен был состояться аж через год.

   В Банк Амвросия Роберто Кальви вернулся победителем. Когда он раздавал в холле банка интервью многочисленным журналистам, Сарваш краем уха услышал весьма интересную фразу:

   – Если я рухну, – оглядев присутствующим ледяным взглядом произнёс президент банка, – то вместе со мной падут все святые из рая".

   Сарваш невольно улыбнулся. Наверное, только епископ Марцинкус в полной мере сможет понять, о чём шла речь и задуматься над тем, что ему теперь делать.

   В головном офисе Банка Амвросия Кальви оставался недолго и вскоре уехал в отпуск на Сардинию, подлечить нервы и набраться сил перед предстоящим апелляционным процессом.

   В конце лета к удивлению Сарваша в банке объявился Франческо Пацьенца:

   – Синьор Кальви ищет покупателя для двадцати процентов акций банка, которые принадлежат лично ему, – произнёс он, закуривая трубку. – Как мне помнится, эта информация в своё время вас весьма интересовала.

   – Правильно помните, – кивнул Сарваш. – Так какова цена вопроса?

   – Двести двадцать долларов за акцию, – отчеканил Пацьенца.

   – Так не пойдёт.

   Псевдо-консультант с мандатом от ЦРУ едва не спал с лица от такой дерзости.

   – Вы уверены, что ваш тайный доверитель согласится с вашей неуступчивостью?

   – Он меня на это и уполномочил.

   – Цена в двести двадцать долларов вполне обоснована, – продолжал настаивать Пацьенца, – синьор Кальви установил её не из соображений личной выгоды, а из-за необходимости покрыть убытки, прежде чем уступить банк. Подумайте лучше, – многозначительно произнёс консультант, – другого предложения может и не быть.

   – Синьор Пацьенца, вы, кажется, забыли, что я занимаюсь банковскими расчётами. Не стоит вводить меня в заблуждение, я лучше вашего знаю о реальном положении дел в банке. Если синьор Кальви благородно решил устранить недостачу, то ему надо было установить цену как минимум в четыреста долларов за акцию, если не больше. И не стоит убеждать меня в обратном, синьор Пацьенца, – улыбнулся Сарваш. – Продать банк с долгами моему доверителю у вас не получится.

   Пацьенца был подчёркнуто спокоен и только заметил:

   – Я удивляюсь вам, синьор Луццати. Вы служите в банке, пока ещё принадлежащем синьору Кальви, и так беззастенчиво хотите продать его на сторону по бросовой цене. Вам не кажется, то вы служите слишком многим господам?

   Сарваша это замечание не смутило, напротив, побудило ответить любезностью на любезность:

   – Вы тоже, синьор Пацьенца, работаете здесь в интересах далеко не одного человека или даже банка. Так что не стоит взывать к моей совести, бизнес есть бизнес, вам это известно не хуже меня.

   На этом разговор был закончен. Больше Пацьенца с новым предложением к Сарвашу не приходил. Отныне он и вовсе не видел разведчика в офисе банка. Зато по своим каналам Сарваш смог узнать, что Кальви всё-таки нашёл покупателя на свои акции, и сделка вот-вот должна состояться.

   Когда в Банке Амвросия появился новый вице-президент Бенедетти, Сарваш понял что акции ушли к нему. Но повода унывать не было. В один из дней придя на работу пораньше, Сарваш просто распечатал все данные о реальном долге банка, запечатал их в конверт и положил на стол секретарю Бенедетти. Очевидно, после ознакомления с документацией новый вице-президент быстро понял, что его хотят сделать подставной фигурой, так как через несколько дней благоразумно сложил с себя полномочия и вернул все купленные акции обратно Кальви. Хлопнув дверью, Бенедетти покинул Банк Амвросия и оставил Кальви наедине с его проблемами. Сарваш продолжил выжидать.

   Календарное лето подошло к концу, и наступила осень. С интересом Сарваш прочёл текст письма, которое разослал ИРД в перуанский и никарагуанский филиал Банка Амвросия. Письмо было прелюбопытнейшее, ибо банк Ватикана признавал за собой долги принадлежащих ему компаний перед филиалами Банка Амвросия и обязывался в скором времени погасить их. Цена вопроса составляла один миллион долларов.

   Заинтригованный таким развитием событий, Сарваш не мог не позвонить отцу Матео.

   – Я слышал, месяц назад состоялся суд, – начал он издалека, помня о проблемах отца Матео. – Али Агджу судили как фанатика-одиночку, сообщников за ним не признали. Думаю, теперь-то можно сказать, что все ваши опасения были напрасны?

   – Как знать, – мрачно отвечал священник. – Уж слишком скорым для Италии был этот суд. Иных и за несколько лет не могут отправить в тюрьму, а тут хватило всего два месяца.

   – Опасаетесь , что следствие могут продолжить?

   – Я уже устал чего-либо опасаться. К тому же я внял вашему предложению, касательно Фортвудса. Они пообещали устроить мне в тюрьме преждевременные проблемы с сердцем и скорый инфаркт

   – Тоже неплохо. Зато сколько кривотолков и теорий заговора появилось бы в прессе.

   – Пускай, – понуро произнес он, – Меня это мало волнует. Но даже понарошку не хочется умирать заговорщиком и злодеем.

   – Но перед Богом, ведь ваша совесть чиста, разве это не важнее?

   – Да, – согласился священник, – только пред Судом Божьим все мы ответим по заслугам.

   Сарваш с этим утверждением спорить не стал, христианское богословие было не самой сильной его стороной. Вместо этого он решил приступить к делу и спросил:

   – Вы слышали о гарантийных письмах ИРД?

   – Слышал, – скупо признал отец Матео.

   Сарваш не мог удержаться от сарказма:

   – Кажется, это вы говорили мне, что епископ Марцинкус никогда не решится на подобное в виду безденежья после биржевых спекуляций.

   – Архиепископ Марцинкус, – поправил его священник.

   – Правда? И давно он пошёл на повышение?

   – Незадолго до написания писем, как раз в третью годовщину безвременной кончины Иоанна Павла I. Он теперь не только президент ИРД и советник по безопасности, еще он и заместитель президента папской комиссии града Ватикана.

   – Надо же. И что это значит в переводе на светский язык?

   – Заместитель губернатора, можно и так сказать.

   – Неплохая должность.

   – Да, неплохая. А может стать ещё лучше, когда он будет кардиналом. Сейчас статс-секретарь Казароли выбивается из сил, чтобы убедить папу не назначать Марцинкуса кардиналом.

   – Откуда такое безграничное доверие?

   – Трудно сказать. После покушения папа не принимает ни одного финансового решения, не посоветовавшись перед этим с архиепископом Марцинкусом.

   – Как думаете, его гарантийные письма на самом деле ничего не стоят?

   – Даже не знаю. Всё-таки это официальный документ.

   – Что же, у архиепископа нежданно появился лишний миллион долларов?

   – Понятия не имею. Сейчас моё положение по отношению к архиепископу Марцинкусу стало зыбким как никогда ранее. Вряд ли теперь мне удастся хоть немного уязвить его. Думаю, скоро я всё равно покину Ватикан, если не по решению суда, то по банальному удалению в монастырь. Такие меры здесь не редко практикуются в отношении неугодных сановников.

   Поняв, что искать информацию в Ватикане больше нет смысла, Сарваш сосредоточился на внутрибанковских проблемах, а их было немало. Через вице-президента Розоне до него дошли слухи, что Кальви в панике – после публикации гарантийного письма от ИРД, Ватикан больше не хочет иметь никаких дел с президентом Банка Амвросия.

   – Значит, никаких выплат долгов не будет?

   – Очевидно, – развёл руками Розоне.

   – Так мы готовимся к банкротству?

   – Пока не было официальной команды, придется сохранять видимость спокойствия. Но шеф уже мечется сам, так что думаю ждать развязки осталось недолго.

   Поводов не доверять мнению вице-президента банка у Сарваша не было. Известие, что на замену Франческо Пацьенце в близкие друзья к Кальви набился некий делец с Сардинии по фамилии Карбони, Сарваша только насторожило. Если Пацьенца с его безупречными манерами, холодной рассудительностью и мало-мальски приличным прикрытием в виде строительного бизнеса производил серьёзное впечатление, то чудаковатый Карбони, который перепробовал свои силы во всем, начиная от организации концертов поп-музыкантов, заканчивая спекуляцией недвижимостью, выглядел, мягко говоря, странноватым партнером для такого влиятельного банкира как Кальви. И тем не мене Флавио Карбони стал отираться в головном офисе банка слишком часто. Наведя справки, Сарваш узнал, что в обмен на заём в пять миллиардов лир Карбони может предоставить в распоряжение Кальви свои многочисленные связи в мире бизнеса, политики, мафии и Церкви. То, что и Кальви и Карбони в последнее время зачастили в адвокатскую контору проныры Виталоне, наводило Сарваша на мысль, что президент Банка Амвросия хочет задействовать все связи своего нового знакомца и выпутаться из неприятной для себя ситуации с долгами банка, представ и на апелляционном суде победителем, а не побежденным. А время уже поджимало.