Текст книги "Стратегия обмана. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 73 страниц)

   – А вы, значит, не верите? – чуть ли не с укором вопросил Ник.

   – Я уже давно не молод, мистер Пэлем, вся моя жизнь наполнена верой, но верой в Единого Бога, а не в Лойолу. А ещё я знаю, что собой представляет созданная им чёрная гвардия Ватикана и для чего она была создана.

   – И для чего же?

   – Для такой обыденной вещи как политика, мистер Пэлем. Тогда шел 1540 год, самый разгар Реформации, а орден иезуитов стал для папы инструментом теологической борьбы с ересью протестантизма. С тех пор прошло уже 427 лет и сейчас в мире живет около семисот миллионов человек, кто называет себя протестантами. Так что судите сами, насколько успешно иезуиты отрабатывали свой хлеб. Хотя, как христианин я не вправе никого осуждать.

   – Как же вы тогда работали в Инквизиции? – решил поймать его на слове Ник.

   – Я был всего лишь квалификатором, а не инквизитором.

   – И что это значит?

   – Выражаясь современным языком, я был экспертом в области права, а не прокурором, и, тем более, не был судьей.

   – И скольких после вашего экспертного заключения отправили на костер? – Ник тут же пожалел, что спросил это, ибо вслух вопрос прозвучал очень грубо.

   – За десять лет службы только одного, – без тени обиды ответил Мурсиа.

   – Всего?

   – Вам мало? – поддел он Ника.

   – Да нет, – растеряно произнёс тот, – просто думал, что вы скажете про пятьдесят или сто человек.

   – Стольких заподозренных в ереси я опрашивал в год.

   – И что с ними было потом, после вас?

   – Они каялись и отрекались от ереси.

   – А потом?

   – Потом возвращались домой и жили как раньше. Вам дико это слышать, мистер Пэлем, или вы думаете, я вас обманываю?

   – Нет, что вы, – поспешил заверить его Ник, – просто это не совсем то, что мне приходилось читать и слышать об Инквизиции.

   – Разумеется не то. История, знаете ли, делится на подлинную и ту, что описана в учебниках. А та, что описана в учебниках, расщепляется на множество других историй, на любой вкус, так сказать.

   – То есть, всё было не так как в книгах, – заключил Ник.

   – Видимо, вы ожидали услышать от меня что-то об охоте на ведьм...

   – Если честно, да.

   – Тогда спешу вас разочаровать. На ведьм охотились протестанты, а не католики. Особенно в вашей старой доброй Англии. Это у вас несчастных женщин сдавали властям за вознаграждение, а после вешали или топили.

   Тут Пэлем не мог не заступиться за честь страны.

   – Можно подумать, испанская Инквизиция была образцом человеколюбия.

   – Покаяние, мистер Пэлем, вот и всё, что было нужно для свободы. Ни пытки, ни штрафы, только раскайся в грехе и никто не тронет тебя и пальцем.

   – Вот так просто? Извиниться, сказать, что заблуждался и никакого костра?

   – Игнатий Лойола так и сделал, – ответил бывший квалификатор, хитро улыбнувшись.

   – Жалеете, что тогда ему поверили?

   Мурсиа пожал плечами и ничего не ответил.

   – А тот единственный ваш подследственный, которого отправили на костер, что же, не захотел каяться? Даже для вида?

   Мурсиа еле слышно вздохнул. Видимо ему до сих пор было неприятно вспоминать о том человеке и его участи:

   – Он искренне верил в то, что считал правдой и не захотел отрекаться от ереси, ни искренне, ни для вида, как бы я его об этом не просил и не уговаривал.

   – Так вы просили его солгать перед судом? – поразился Ник.

   – Я знал немало закоренелых грешников, которые к концу жизни всем сердцем отрекались от зла и начинали вести жизнь праведников. Я верю в искупляющую силу покаяния, и верю, что прийти к нему никогда не поздно, главное только прийти. Но... полагаю, вы тоже не считаете абсолютно все законы своего королевства справедливыми и мягкими. К тому же тот человек помимо ереси обвинялся и в убийстве посредством яда. К смерти его приговорил светский суд, так как церковный не имел на это право.

   Странным получился это разговор, даже грустным. С полчаса они ехали в абсолютном молчании, пока Ник снова не спросил:

   – Как же вы не разуверились в церкви после того как Лойолу назначили главой ордена иезуитов?

   – Мистер Пэлем, если бы я связывал каждое действие папы с чистотой веры, то давно бы уже был атеистом.

   – Но ведь Лойолу сделали святым, – не отставал тот.

   – Это значит, что и папа может ошибаться.

   – Как же так? – поразился молодой человек. – Разве католики не считают, что папа непогрешим?

   – Папа непогрешим лишь в вопросах веры и морали. Этот догмат был принят только в 1870 году. А Лойола стал генералом ордена иезуитов в году 1541.

   – Здорово, – усмехнувшись, заключил Ник. – В 1541 году папа мог ошибаться, а с 1870 – нет. Как так может быть?

   – Политика, мистер Пэлем. В тот год папская область перешла под юрисдикцию Италии, и папа вместе с землями лишился и светской власти. В тот год Первый Ватиканский Собор, можно сказать, в качестве моральной компенсации наделил папу непогрешимостью.

   – Надо же. Так вы верите в этот догмат или нет?

   – Я верую в Отца, Сына и Святого Духа, Святую Вселенскую Церковь, общение святых, прощение грехов, воскресение тела и жизнь вечную.

   У Ника едва не вытянулось лицо от такого списка, во что верит Мурсиа.

   – Это апостольский символ веры, мистер Пэлем, – на всякий случай пояснил отец Матео. – Как видите, ничего о папе в нём не говорится.

   – Стало быть, папа вам не указ, – почти разочарованно заключил Ник, а внутри уже нарождалось беспокойство.

   – Что бы вы понимали, мистер Пэлем, признаюсь, что я не седевакантист и не старокатолик, ибо живу я на этом свете давно и знаю, что от церковных расколов и сектантства в первую очередь страдает чистота веры. Но я так же как и они не признаю решения двух ватиканских соборов и власти двух последних пап.

   От этой информации Ник и вовсе пришёл в замешательство. Католический священник да ещё монах плевать хотел на папство? Это же нонсенс!

   – Как же тогда вы собираетесь работать в Ватикане?

   – Очевидно, с усердием и прилежанием. Не надо так нервничать, мистер Пэлем.

   – Как же не нервничать, если с таким настроем вас в два счета оттуда выкинут!

   – Вряд ли своими взглядами я кого-нибудь там удивлю.

   – Сильно в этом сомневаюсь.

   – И зря. Один провинциальный священник, позднее ставший папой, однажды приехал к ватиканскому двору. После этого он сказал: "Увидеть Рим, значит лишиться веры".

   – И с таким настроем он стал папой? Здорово, ничего не скажешь.

   – Однако это замечание весьма точно. Это для простых верующих папа небожитель. А для курии он вполне реальный человек из плоти и крови, которого можно запросто встретить в коридорах дворца или увидеть на аудиенции. Говорят, предыдущий папа запросто мог зайти в мастерскую ватиканских каменщиков и пригубить там стакан вина в компании рабочих. Так что не волнуйтесь, мистер Пэлем, говорить нынешнему папе в лицо, что он ересиарх, я не буду, и пить вино с ним тоже не стану.

   И Нику пришлось поверить, ибо ничего другого ему теперь не оставалось. Зря он не послушал полковника Кристиана, а ведь тот предупреждал, что Мурсиа не так-то прост, как может показаться. Теперь Ник Пэлем с замиранием сердца ожидал когда поезд прибудет в Рим, в город, где он точно потеряет веру в свой и без того зыбкий профессионализм.

   1968, Средиземноморье

   В солнечном Майами на вилле саудовского мультимиллионера хозяин по имени Аднан принимал дорого гостя.

   Устроившись в роскошном кресле с замшевой отделкой, молодой человек по имени Джейсон поднял хрустальный бокал охлажденного виски с дизайнерского подноса и принялся смаковать напиток, пока хозяин виллы делился с ним своими планами:

   – У меня есть на примете очаровательная девушка, специально для тебя.

   – Большое спасибо, Аднан, за твое гостеприимство, но это будет лишним.

   – Не спеши отказываться, Джейсон, – улыбался ему саудовец. – Мое предложение поистине ценное. Я предлагаю тебе дикий алмаз, необработанный и потому неприглядный на первый взгляд. Но ты можешь отшлифовать его по собственному вкусу, придать ту форму, какую сочтёшь нужной, добиться того блеска, какого только пожелаешь.

   – Ты как всегда внимателен и заботлив, Аднан. Но, боюсь, мне придётся повременить с твоим предложением, если оно останется в силе, разумеется.

   Аднан покачал головой.

   – Джейсон, ты не понимаешь, от чего отказываешься. Мой алмаз призван не услаждать взор, а резать стекло.

   Понемногу Джейсон начал понимать, куда клонит хозяин дома:

   – Стало быть, – спросил он , -ты считаешь, что та девушка может быть полезна мне в работе?

   – Ну конечно! О чём же ещё я говорю тебе последние пять минут?

   Джейсон только улыбнулся. Витиеватые иносказания всегда деликатного саудовца могли запутать кого угодно.

   – Тогда давай поговорим поподробнее, – предложил молодой человек. – Ты же понимаешь, в моём деле необходима точность, без всяких увёрток.

   – Разумеется, – согласился Аднан.

   – Значит, ты хочешь предложить мне нанять в управление одну из твоих контрабандисток?

   – Самую лучшую из моих морских экспедиторов, – тут же внёс уточнение мультимиллионер. – Она не по годам умна и сообразительна. У неё феноменальная память. За пять лет, что она работает на меня, не было ни одной сорванной по её вине доставки.

   – Так уж и не одной? – усомнился Джейсон. – Даже в облавы полиции в портах не попадала?

   – Нет, такое бывало, но это уже не её вина, а мои просчёты. От полиции она уходит всегда, со всей документацией, деньгами, а если надо, то и с невыгруженным оружием.

   – Интересно как?

   – Она мой лучший экспедитор, – ещё раз повторил Аднан, будто это должно было всё объяснить. – Если надо, оружие сбросит в море и никаких улик не останется. А накладные с деньгами положит в водонепроницаемую сумку и уплывет с ними подальше от судна.

   – Так на чём же уплывет?

   – Ни на чём, Джейсон. Она просто нырнет под воду. У неё потрясающая способность обходиться без воздуха долгое время. Она может проплыть, не выныривая, несколько миль, а полиция решает, что она утонула. Но она вынырнет у ближайшего пляжа, а потом сядет на грузовой рейс и отплывёт на нашу базу. Пять раз, Джейсон, пять раз она возвращалась ко мне из самых глухих окраин Средиземноморья и всегда со всей суммой от сделки за вычетом того, что потратила на дорогу. Она умеет быть честной и верной.

   – Я знаю, Аднан, твои работники уважают и любят тебя, как и ты их, иначе и быть не может.

   – Никто из покупателей не сбил при ней цену, – продолжал перечислять достоинства своей контрабандистки Аднан, – никто не отказался платить и никто из покупателей не оставался без привезённого ею товара, который они приобрели у меня.

   Джейсон лишь кратко кивнул и спросил:

   – И чем той алмаз может быть ценен для моего управления?

   – Много ли у вас на службе молодых женщин... да и просто женщин? Я говорю не о секретаршах и не об уборщицах, что натирают полы в вашем штабе. Есть ли у вас женщины-агенты?

   – Не так много, – был ему краткий ответ.

   – Готов поспорить, что их наберётся менее процента от общего числа. Поверь мне, Джейсон, женщины способны на многие вещи, абсолютно не подвластные мужчинам.

   – Да, я слышал о компаньонках, которых ты постоянно отправляешь иранскому шаху, – усмехнулся молодой человек.

   – Это бизнес, мой друг, – улыбнулся ему в ответ Аднан, – а мои смышлёные прелестницы умеют очаровывать клиента и приносить мне всегда добрые вести. Но та, о ком я тебе говорю, вряд ли способна очаровывать. Она цветок совсем для иного сада.

   Пока Аднан вновь не перешел на поэтический язык, Джейсон поспешил уточнить:

   – Она разбирается в оружии?

   – Превосходно разбирается.

   – Умеет им пользоваться.

   – Возможно только немного. Но ты ведь можешь её этому научить.

   И Джейсон всерьёз призадумался.

   – Откуда она вообще появилась в твоей флотилии? – спросил он.

   – Это удивительная история. Когда-то она была замужем за тунисцем и жила в пустыне вместе с его племенем, плела там ковры, а потом продавала на базаре. Когда муж погиб в песчаной буре, она решила вернуться на родину, пришла в Колло и попросилась на корабль до Европы. Когда я впервые увидел её в порту, то не сразу поверил, что она европейка, до того она успела одичать в пустыне. Если бы не светлая кожа и блондинистые волосы, так бы и продолжал думать, что она берберка.

   – Европейка пожелала выйти замуж за пустынного кочевника? – усмехнулся Джейсон. – Действительно, что может быть удивительней.

   – Только то, что она с радостью обрезала свои длинные кудри, сменила берберскую одежду на походную и согласилась отработать свой билет до Европы на моем судне. Сходила в один рейс, затем в другой, а потом она передумала возвращаться в Европу. Уже почти десять лет как она сопровождает мои грузы и не мечтает вернуться на родину. Поверь, я с болью в сердце отрываю от себя столь драгоценное создание и всё из любви к ней. Она несчастное одинокое дитя, без прошлого и с сомнительным будущим. Мне бы очень хотелось помочь ей. И помочь тебе, мой друг. Ты приятный молодой человек, несомненно, сумеешь найти к ней подход. А твой работодатель обязательно останется доволен таким ценным приобретением.

   – Возможно-возможно, – задумчиво произнёс Джейсон и заметил, – Одного не могу понять. Если она такой хороший экспедитор, зачем ты хочешь отдать её мне? Не в одном ведь человеколюбии дело, Аднан. Ты бизнесмен и никогда не станешь упускать выгоду. Так что не так с твоей лучшей работницей, раз ты решил от неё так ловко избавиться?

   Немного помявшись, саудовец признался:

   – Как работник она хороша всем. Вот только порой в её голове появляются безумные идеи, которые хорошо бы применять на войне, а не в торговле. Уж не знаю, кто её родители и что они пережили во время войны, раз бежали из родных мест в Тунис. Знаю одно, их дочь – дитя войны, и они воспитали её так, что по родной Европе она не тоскует, даже напротив. И людей, что там живут, отчего-то крайне не любит. А ведь я заключаю сделки с европейцами, Джейсон. Я не могу и дальше присылать им груз с экспедитором, которая если и не хамит им в лицо, то может устроить злую шутку. Друг мой, прошу тебя, забери её в своё управление. Там ей наверняка помогут найти место, где она сможет выплеснуть агрессию и свои старые обиды. А ей это нужно, поверь мне. И вам это может быть крайне полезно.

   Пока торговец оружием с многомиллионным состоянием рассыпался перед кадровым агентом управления обещаниями отдать ему на перевоспитание своего лучшего экспедитора, этот самый экспедитор вдвоём с капитаном судна плыл посреди Лигурийского моря.

   – Терпеть не могу Монако, – буркнул Кэп, причаливая в порту.

   Его видавшая виды яхточка смотрелась гадким утёнком посреди роскошных судов артистов и миллионеров, что прибыли в это мини-государство проматывать лишние деньги в казино и ресторанах.

   – Что так? – ехидно поинтересовалась Алекс, разглядывая через стекло пристань.

   – Да потому что из свободных мест всегда только это – напротив полицейского участка!

   И вправду, впереди виднелось невзрачное здание, вывеска на котором гласила, что это и есть логово полиции. Алекс покосилась на своего единственного попутчика, капитана невезучей яхты. Его густые черные брови заметно вздыбились, а окладистая борода взъерошилась, скрывая большую часть лица. Этот прожжённый морской волк никогда не называл ей своего имени – в деле контрабанды оно было неуместным, поэтому Алекс называла его попросту Кэп. Своего же настоящего имени она и не думала скрывать. Зачем, ведь у неё давно нет даже документов, это имя подтверждающих.

   Причалив, контрабандисты молча разглядывали полицейский участок и всех, кто туда входил и выходил.

   – Когда прибудет покупатель? – недовольно поинтересовался Кэп.

   – Через 135 минут, – тут же ответила Алекс, даже не взглянув на судовые часы.

   – Долго, – проскрипел зубами Кэп и принялся недовольно бурчать, – Вот почему им приспичило получить груз именно в Монако, а не в Ницце или Сан-Ремо? Тамошние порты куда больше и затеряться там легче...

   – Значит, груз им нужен именно в Монако.

   – Вот скажи мне как экспедитор и эксперт по вооружению, зачем в Монако двадцать килограмм взрывчатки?

   – Заказчику виднее, – пожала плечами Алекс.

   Кэпа этот ответ не устроил.

   – Пойду в город, – известил он, – на 135 минут. Если будет облава, поступай как ты всегда и делаешь. К чертям собачим всё остальное.

   – Не жалко бросать яхту?

   – Жалко, но свобода дороже.

   Алекс ничего ему не ответила. Пригладив перед замызганным зеркалом светлые кудри, она поднялась из трюма на палубу.

   Стоял полдень. Заезжая богема уже расползлась по городу в поисках развлечений. Кэп прохаживался в порту и по окрестным улочкам в надежде высмотреть в толпе покупателя ещё до того, как тот взойдет на борт яхты. Алекс от нечего делать курила на палубе.

   За два года совместных плаваний у них так и повелось, что в европейских портах на землю сходил только Кэп, Алекс же всегда оставалась на судне. И дело было вовсе не в знании английского, на котором оба говорили с ощутимым акцентом, но Кэп всё же грамотнее и понятнее. Просто по окончании Второй мировой Александра Гольдхаген убедилась на собственной шкуре, что значит быть изгоем на жестоком континенте, где каждый готов тебе плюнуть в лицо и ударить в спину. После пережитого ей было несложно невзлюбить Европу, невзлюбить настолько, что Алекс брезговала попирать её землю своими разношенными шлепанцами. Так она и проводила все стоянки в портах Старого Света, куря на палубе или отлеживаясь в тесной каюте рядом с опасным грузом и размышляя о послевоенном сытом мире в Европе и неистребимой жажде европейцев приобретать самые разные орудия для убийства друг друга.

   Покупатели, наконец, соизволили появиться на борту яхты, не постеснявшись опоздать на двадцать две минуты. Их было четверо – видимо, двое будут тащить ящик, а двое прикрывать его собой по флангам, чтоб не засветиться перед полицией. Два здоровяка действительно остались на палубе, куда подоспел Кэп, а двое, что выглядели посолиднее, спустились в трюм вслед за Алекс.

   – Слушай, малышка, – игриво начал тот, что был помладше и улыбчивее, – и что тебя соблазнило на морские путешествия?

   – Буду рассказывать лет через тридцать, как каталась на яхте с личным капитаном до Монте-Карло.

   Ответ ему понравился и он рассмеялся. Но его спутнику было не до игривых бесед.

   – Кое-что поменялось, – каменным голосом сообщил он Алекс, когда она привела визитеров к вожделенному ящику и открыла его, демонстрируя товар. – Вся партия была нужна нам ещё вчера. Но время ушло, и сегодня нам нужна только половина.

   – И что мне делать с другой половиной?

   – Что хочешь. Хоть выкинь в Лигурийское море, хоть продай монегаскам, мне всё равно. Меня интересует только моя половина.

   – Ладно, плати как договаривались и бери сколько хочешь.

   – Нет, бизнес есть бизнес, я беру половину и плачу за половину.

   Алекс немигающим холодным взглядом серых глаз уставилась на обнаглевшего переговорщика.

   – Это не бизнес, а развод, – твёрдым голосом произнесла она. – Плати за всё, бери всё и уматывай с яхты.

   – Не груби мне, девочка. – Одним неспешным движением главарь вынул из-за полы куртки пистолет и направил его в сторону Алекс. – А лучше сделай скидку.

   Беретта, девять миллиметров, профессиональным взглядом тут же отметила она. Лихо ответить не получится, хоть Алекс и торговала оружием, но при себе такового никогда не носила, ибо считала, что в мирное время оно не нужно. Всё-таки представление шестидесятидевятилетней "девочки" о жизнеустройстве сильно устарели.

   Попятившись от вооруженного человека, она приблизилась к ящику со взрывчаткой, из желания закрыть собой ценный груз.

   – Ты же должен понять, я экспедитор, а не продавец. Это не моя цена, не мой товар и не мои условия.

   – Сочувствую тебе, но надо было причаливать в порту раньше.

   – Мы не нарушили срок.

   – Уверена?

   – Абсолютно. И если вчера тебе нужно было снести старый мост или подорвать генерала де Голля, а взрывчатки не оказалось под рукой, это твой промах, а не мой.

   Бандит взвёл курок и что-то шепнул своему молодому подельнику. Тот вынул из-за пазухи толстый свернутый конверт и кинул его на раскладной стол.

   – Бери, что даю, а половину того, что привезла, оставь себе.

   – Ты сам нарушаешь договор, – злобно произнесла она, – мы прибыли вовремя, ты опоздал...

   – Лучше не спорь со мной, – пригрозил он. – Считаю до десяти. Один... Два... Три...

   Делать было нечего. Не то чтобы Алекс боялась, что её застрелят – это-то как раз её ничуть не страшило. Страшнее было вернуться в порт Колло и предстать перед взором босса с половиной оговоренной им суммы.

   Отойдя от ящика, Алекс безучастно наблюдала, как молодой бандит перекладывает в принесённую им дорожную сумку бруски взрывчатки. Апатично пересчитав купюры из конверта, она вернулась к опустевшему ящику. Взрывчатки поубавилось ровно на половину – хоть в этом мошенники оказались честны.

   Понуро Алекс опустилась на край ящика и закурила.

   – Знаешь, я ведь очень дорожу своей работой, – начала она, не сводя глаз с предводителя банды. – Если я вернусь с половиной суммы, мой работодатель этого не поймёт.

   – Ничего страшного, отработаешь недостачу в следующих рейсах.

   – Да нет, – она ненавязчиво стряхнула пепел в открытый ящик, – следующего рейса может и не быть.

   – Шеф! – тут разволновался молодой подельник.

   – Ты что творишь? – в посуровевшем голосе старшего отчётливо зазвучали панические нотки, и он поспешил точнее прицелиться.

   – Курю, – пожала плечами Алекс и после глубокой затяжки снова стряхнула искрящийся пепел на взрывчатку. – Ты против?

   – Черт возьми, да! – не сдерживая эмоций, прокричал он.

   – А что мне ещё делать, если я расстроена? – и Алекс наигранно шмыгнула носом. – Мне так грустно при мысли как босс меня уволит, что и думать не хочется. Зачем жить без любимого дела? Без любимого моря? Уж лучше остаться навсегда под его волнами.

   Сверху послышался топот. Через пару секунд в каюту ворвался Кэп.

   – Уйми свою психопатку, а то она подорвет нас всех! – крикнул ему главарь бандитов.

   – Убери оружие, полудурок, – прикрикнул в ответ капитан.

   А Алекс продолжила говорить с вооруженным бандитом, при этом ехидно улыбаясь:

   – Ты же сам предложил делать с остатком всё что захочу. Зачем же топить такой ценный материал? Уж лучше устроить фейерверк. Жаль только, что сейчас не ночь, будет смотреться не так эффектно.

   – Ты точно спятила... – прошипел он.

   – А ты точно не успеешь сбежать с яхты, – словно не слыша его, продолжала она. – И люди твои не успеют. Обидно, столько человек погибнет, и всё из-за твоей патологической жадности.

   Пока Алекс изящно выдыхала дым мудрёными завитками, бандит прикидывал, что же ему делать. Видимо он пришёл к выводу, что если попадет с пяти метров психопатке прямо в лоб, скорее всего, в предсмертной агонии она успеет невольно потушить окурок о брусок взрывчатки.

   Он тут же спрятал пистолет и вынул из куртки второй сверток с деньгами, идентичный по объёму первому.

   – Бери и отдай ящик!

   Алекс покорно поднялась с места. Спустившиеся с палубы мордовороты поспешили по команде своего шефа закрыть и унести ящик. Когда все четверо покинули яхту, проводив их, Алекс удовлетворенно выдохнула, а Кэп едва удержался, чтоб не отвесить ей подзатыльником, видимо посчитал, что скандал на палубе может привлечь ненужное внимание.

   – Совсем сдурела? Всех решила на тот свет оправить? И меня тоже? А я вроде, согласия на это не давал!

   – Да ладно тебе, – с беззаботным весельем отозвалась Алекс, – ничего же страшного не случилось, напротив...

   – А если бы случилось?

   – Если-если... – пробурчала Алекс. – Ты же не собрался жить вечно?

   Кэп только разочарованно кинул:

   – У тебя точно плохо с головой, – после чего поспешил опуститься в трюм.

   – Конечно, – пожала плечами Алекс, – у меня ведь три контузии...

   "... Ещё с войны", – про себя добавила она, – " и пуля в голове".

   – Вернемся на базу, – раздалось снизу, – забуду, как тебя звать. Боссу расскажу, как ты хотела потопить его судно. Ни в один рейс с тобой больше не пойду.

   А Алекс снова закурила и, повернувшись спиной к городу, принялась разглядывать гладь моря.

   – Куда же ты денешься?

   Вернувшись на базу в алжирский Колло, капитан поспешил ссадить Алекс на берег и пригрозил ей и близко к нему не подходить. Размолвка продолжалась не больше недели. Прибывший из Майами босс снова подкинул работу:

   – Красавица моя, – как всегда воодушевлённо начал он, обнимая Алекс во время прогулки по набережной вдоль контрабандистской флотилии. Алекс и не думала отстраняться, ибо знала, что в мыслях у босса нет ничего скабрезного. Просто он всегда был со всеми вежлив и обходителен – хоть с клиентами, хоть со своими служащими, даже самого низшего звена. И откровенно льстит он тоже из вежливости. – Красавица моя, есть у меня очень сложный заказ. Рассчитываю только на тебя и ни на кого более.

   – Неужто придется везти ядерную боеголовку?

   Босс рассмеялся.

   – Ну что ты, всего лишь сотню АК-47 с комплектом магазинов и два ящика гранат.

   Алекс пожала плечами:

   – Тогда в чём подвох? Придётся плыть в какой-нибудь Судан через Суэцкий канал?

   – Ну, ты почти угадала. В Эн-Накуру, самый юг Ливана.

   Алекс и этому не удивилась.

   – Ливан так Ливан.

   – Не боишься? – хитро спросил босс.

   – Нет, а чего бояться? Будь я трусихой, не пошла бы на эту работу. Вот только Кэп, вряд ли согласится.

   – А, – рассмеялся он, – я слышал, как вы сплавали в Монте-Карло. Вот за что люблю тебя, так это за неугасающий цинизм и изобретательность.

   – Кэп после этого меня знать не хочет.

   – Ничего, захочет. Заказ хороший, клиент уже всё оплатил, нужно только доставить груз и вернуться назад. Ничего сложного.

   – Да, – охотно согласилась Алекс, – ничего сложного.

   Кэп был другого мнения, но противиться воли босса он не стал. Не в том он был возрасте, чтобы раскидываться предложениями выйти в рейс, а после искать новую работу.

   Долгие дни в море разбавлялись краткими остановками на небольших средиземноморских островах Гаудеш и Гавдос. Только когда яхта вышла к финальному рывку, до того молчавший все те дни Кэп внезапно заговорил:

   – Да, – задумчиво протянул он, не сводя взгляда с горизонта, – проплываем мимо Тира... Великая Финикия. Родина алфавита и пурпура. Античная морская империя...

   – Что это ты такой сентиментальный сегодня? – поинтересовалась Алекс.

   – Потому что хочу думать о том, как в этих местах процветала Финикия, а не о том, что теперь здесь граница Ливана и Израиля.

   Алекс прекрасно понимала его тревогу. Ей и самой было немного страшно. Груз надо было доставить в ливанскую Эн-Накуру. Ошибись Кэп в навигационных расчетах на четыре мили, и они высадятся около какого-нибудь израильского кибуца. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что их заказчики палестинцы, и стрелковое оружие им нужно не для шумного празднования свадьбы.

   – Израильтяне тебе не тихие монегаски, – хрипло бурчал Кэп, – если надо, не постесняются войти в воды Ливана. И тогда нас расстреляют. А если это будут не пограничники, а "Иргун" со "Штерном", тогда нас расстреляют, а после вырежут сердца и съедят их.

   Алекс недоверчиво покосилась на капитана. Кэп был не из трусливых, иначе бы не стал заниматься контрабандой, однако кто-то его неслабо припугнул, поведав о взрывном нраве израильтян.

   – Что за ересь, Кэп? "Иргун" со "Штерном" лет пятнадцать как расформировали. Но они даже в Дейр-Яссине не ели сердец.

   – Зато вырезали нерожденных младенцев из женских животов. Не бубни под руку, лучше смотри по сторонам.

   Нерожденные младенцы... У самой Алекс имелись свои причины недолюбливать израильтян после того как она схлопотала две пули в спину от их пограничной службы. К слову, в то самое время она ещё не была контрабандисткой, а вполне себе мирной кочевницей, овдовевшей ковроплётчицей из племени амазигов, которая просто хотела покинуть Магриб, где все напоминало о почившем супруге. Но те две пули и крики умирающих женщин и детей вокруг заставили её повернуть обратно и бежать без оглядки. Второй раз она попыталась покинуть Магриб морем, вот только от одного вида европейского берега в сердце защемило, а от пары пренебрежительных и напыщенных фраз заказчика злоба начала закипать внутри, и Алекс поняла, что зря хотела вернуться. Дороги обратно не было, как и той страны, которую она когда-то давно покинула.

   – Кажется, приплыли, – объявила она, разглядывая в бинокль береговую линию.

   Прямо по курсу лежал город, вернее небольшой городок. Пока Кэп выруливал к пристани, они с Алекс успели присмотреться к окружающей обстановке. С севера в их сторону шёл военный катер, и белый флаг с голубым могендовидом окончательно привёл контрабандистов в чувства.

   – Твою мать! – пораженно выдохнул Кэп.

   – Конец, – тихо подтвердила Алекс.

   Шок от увиденного оказался настолько сильным, что Кэп и не пытался развернуть яхту и на всех парусах кинуться прочь в море.

   – Приплыли, говоришь? – злобно кинул он Алекс, будто она и вправду была в чём-то виновата.

   – Лучше ты мне скажи, гениальный штурман, как ты умудрился идя с севера проскочить весь Ливан и Эн-Накуру, раз завёз нас в Израиль!

   Одним резким жестом она указала на пристань, увешенную всё теми же флагами сионистского государства.

   Яхта зашла в гавань. Пограничный катер всё приближался.

   Кэп пулей кинулся из рубки в каюту. Алекс поспешила следом.

   – Поздно скидывать груз! – кричала она вслед. – Что нам делать?

   – Делай что хочешь, а я буду готовиться к аресту, – он заметался в поисках ножниц и бритвы, – Когда повяжут, пусть помучаются с опознанием.

   – Вот так просто? – поразилась Алекс. – Ты сразу сдашься?

   Кэп понял её настрой и поспешил рявкнуть:

   – Даже не думай брать АК и отстреливаться! Нас потопят одним орудийным залпом. Это тебе не монегаски!

   Алекс только скорбно глядела, как капитан кромсал ножницами густую черную бороду, гордость любого морского волка.

   – Затупятся же, – жалобно процедила она.

   Но Кэп её не слушал.

   Нужно было срочно что-то делать, как-то отделаться от пограничников, наплести им что-то. На иврите Алекс знала только два слова – кашрут и маца. Надежда, что израильские солдаты знают английский, оставалась. Вот только Алекс знала его не настолько хорошо, чтобы притвориться заплывшей на Святую Землю американской или английской туристкой. К тому же у неё не было ни американских, ни британских документов – вообще никаких. Последние канули в Лету ещё в 1942 году, а поддельными ей обзаводиться было лень. К тому же теперь не избежать проверки трюма, а там...