Текст книги "Чародеи. Пенталогия"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 120 страниц)

– Он сам себя восстанавливает… – прошептал Дэвид.

– Ну да. Эта штучка ведь не задета. – Лейкарн постучал по драгоценному камню, вставленному в рукоять. – Пока она цела, меч можно восстановить. Он сам себя «вылечит», если только не расплавлен совсем и не сломан. А вот если пропадет камень – можешь выкидывать железку… Тут его сердце.

Убирая меч в ножны, он увидел Идэль – белую, словно призрак, молча стоявшую в отдалении. Подошел. Казалось, она пребывает в каком–то странном оцепенении. Лицо оставалось неподвижным, но о чувствах кильбренийки кричали ее широко распахнутые глаза.

– Я знаю: то, что ты мне сказала – неправда, – произнес Дэвид, становясь так близко, что уже мог ощутить кожей тепло ее тела. – Ты хотела прогнать меня, чтобы спасти. Видишь – я не ушел… и все ещё жив.

Вместо ответа Идэль молча обняла его – так крепко, как только могла. Обнявшись, они простояли очень долго…

…до тех пор, пока Брэйд не испортил всю романтику, поинтересовавшись, не собираются ли они остаться тут до утра, и если да, то он мог бы принести им зонтик, поскольку скоро, по всей видимости, начнется дождь.

По дороге в академгородок Дэвида не раз поздравили с победой, и только Эдвин оборонил загадочную фразу:

– Умереть красиво – тоже в своем роде искусство.

– Красиво?… – удивился Дэвид. Он был сбит с толку. – Не сказал бы… Да Кантор, собственно, и не умер…

– Я не о Канторе говорю.

Смысл его слов стал ясен Дэвиду чуть позже – приблизительно через полтора суток – когда в коридоре на втором этаже он увидел Дильбрега кен Аунблана, беседующего с рослым мужчиной, облаченным в черную – здесь это был вообще самый популярный цвет – одежду. Сорокалетний (на вид) мужчина с жестким, властным выражением лица, был Дэвиду незнаком; когда Дильбрег поманил студента к себе и мужчина повернул к подходившему голову – у Дэвида возникло необъяснимое, но вполне отчетливое желание не знакомиться с этим человеком и дальше. Однако выбора ему не дали.

– Позвольте представить вам, Дэвид, Лорда Локбара, барона кен Рейза, – будто специально нарушив все правила, кого и в какой последовательности надлежит представлять при знакомстве, с блуждающей полуулыбкой произнес Дильбрег. Но прозвучало это скорее как насмешка над Дэвидом, чем как оскорбление для Локбара – по крайней мере, если судить по равнодушной реакции последнего.

У Дэвида все внутри похолодело, когда он заглянул в спокойные, ничего не выражающие глаза Локбара. Он видел такой взгляд и раньше – у Лэйкила и потому понимал, что он означает.

«Я кретин, – подумал Дэвид. – Надо было бежать из города сразу после дуэли… Идиот… Вот что означали слова Эдвина и вот почему другие… не такие наивные, как Идэль или Брэйд… смотрели на меня чуть ли не с жалостью… моя победа – красивое самоубийство…»

– Лорд Локбар о чем–то очень хотел поговорить с вами, Дэвид, – все с той же, граничащей с издевательством, вежливостью, сообщил Дильбрег. Чуть наклонил голову. – Что ж… не буду вам мешать.

Он ушел, а отец Кантора и Дэвид ещё несколько секунд смотрели друг на друга.

– Пойдемте на улицу, Дэвид, – предложил Локбар кен Рейз. Голос – как стальная рука в мягкой перчатке. – Там и поговорим.

Он двинулся с места, но заметив, что Дэвид не идет за ним, остановился.

– Давайте обойдемся без сцен, хорошо? – попросил он.

Дэвид сглотнул. Это было нечестно – вот так вот, по–идиотски умереть после всего пережитого. Он судорожно искал выхода – и не находил его. Его словно посадили в клетку, из которой был только один выход. Бежать – бессмысленно: Кантор, только начинающий учиться Искусству, мог бы не найти его, но его папаша, носивший на левой руке знак Гильдии Паучников, нашел бы обязательно.

Локбар повернулся и пошел по направлению к лестнице. Дэвид – чувствуя себя так, как если бы его мышцы застыли, превратились в лед и ему, чтобы двигаться, приходилось ломать прежде всего самого себя – шагнул за ним. Он мимолетно пожалел о том, что меча Гьёрта сейчас нет с ним: на территории Академии ученикам запрещалось носить холодное оружие, превышавшее длину двух ладоней. Впрочем, меч тут бы ему не помог.

Они вышли из здания и по центральной аллее не спеша направились к ближайшим воротам…

Первую четверть пути прошли молча, потом Локбар кен Рейз заговорил:

– Для начала, господин Брендом, мне хотелось бы поблагодарить вас…

– Перестаньте, – процедил Дэвид. – Избавьте меня хотя бы от ваших издевательств… Делайте то, зачем пришли, только ради бога – заткнитесь.

Как нетрудно догадаться, эта яростная тирада не произвела на старшего кен Рейза никакого впечатления. Во всяком случае, «затыкаться» он не стал, отнюдь…

– Издевательств?… – Кен Рейз негромко рассмеялся. – А ведь Кантор, оказывается, прав – при всех своих несомненных… достоинствах… вы, господин Брендом, совершенно не умеете держать себя в руках. Это серьезный недостаток. Куда более серьезный, чем слабость вашего природного Дара.

Дэвид молча отвернулся. Участвовать в этом спектакле он не собирался.

– Так вот, – размеренно и неторопливо, в такт своим шагам, уверенно измерявшим центральную аллею, продолжил барон Локбар, – я, как уже сказал, хочу поблагодарить вас. Вы – может быть, не вполне осознанно – проявили подлинное благоразумие, не убив моего сына.

Дэвид настороженно повернул голову обратно. Это что, не шутка?…

– Конечно, вы его искалечили, да ещё и заколдованным клинком, и лечить нам его придется не один день… даже не одну неделю… – Локбар вздохнул. – Но основные узлы гэемона не задеты, и это очень хорошо… Вы все ещё не понимаете? Хорошо, я объясню. Большинство эмигрантов, пребывающих в Хеллаэн, умирают насильственной смертью… будь иначе, мы, скорее всего, уже задохнулись бы от перенаселения. Среди уроженцев Темных и Светлых Земель смертность ниже, но все равно очень высока. До старости… то есть до времени, когда изнашивается эфирное тело и наступает пора либо менять его – что очень сложно, либо отправляться в Страну Мертвых, пожив всего–то две–три тысячи лет… да, до этого почтенного возраста доживает в лучшем случае лишь один из тысячи. Среди остальных девятьсот девяносто девяти – не все, но многие – многие расстаются с жизнью как раз в самые молодые, отчаянные годы, когда Дар взрастает и приходит первая уверенность в себе, в своих силах… к сожалению, не всегда сопровождаемая разумом и чувством меры… они, вместе с опытом, появляются только с годами. Я – совершенно искренне – говорю вам «спасибо» за то, что вы победили и унизили Кантора. Удивлены?… Он талантливый юноша, и Дар его силен, а семья всегда была ему надежной защитой… но ему давно стоило бы повзрослеть и научиться чуточку более трезво смотреть на вещи… а он – увы – взрослеть не хотел. Я опасался, что рано или поздно с ним случится что–нибудь вроде того, что произошло. Он думал, что стал взрослым, победив в нескольких дуэлях… но он ещё и не начинал взрослеть, напротив, эти победы лишь подлили масла в огонь. Надеюсь, то, что случилось позапрошлой ночью, немного отрезвит его: если нет, он обречен. У нас жестокий мир, а Кантор – мне грустно это признавать – никак не может понять, насколько он жесток… он понимает как–то поверхностно, не заглядывая вглубь. На каждого сильного найдется ещё более сильный… Отпуская его из дому, я боялся того, что мне привезут труп моего сына… более того, я был почти уверен, что это произойдет. И его привезли – но он не мертв, а только ранен; теперь, я надеюсь, Кантор быстро начнет умнеть. Если даже такой человек… как вы… – тут Лорд Локбар тактично кашлянул, – сумел с ним справиться… если уж это не научит его простой истине: не все и не всегда можно решить грубой силой – то я уже и не представляю, что научит.

Они остановились у самых ворот. Сказать, что Дэвид был растерян, значит не сказать ничего.

– Собственно, вот и все, о чем я хотел с вами поговорить, уважаемый господин Брендом, – закончил свою речь Локбар кен Рейз. – На сем позвольте проститься. И… на прощание. Надеюсь, вы не обидитесь, если я дам вам совет: будьте сдержаннее. Нетрудно представить ситуацию, когда ваша вспыльчивость может вам навредить… очень серьезно навредить.

– Простите, – хрипло сказал Дэвид. – Я не хотел вас оскорбить… Я думал, что…

– Ничего, я понимаю, – остановил его излияния Локбар. – Собственно, вы были недалеко от истины, поскольку большинство здешних уроженцев, наверное, так бы с вами и поступили. Но… Кантор, полагаю, не упоминал о том, что из рода кен Рейзов происходит только его мать, в то время как его отец, который хотя и живет в Хеллаэне более восьми столетий и уже более ста лет носит баронский титул, когда–то давно был простым, никому не известным эмигрантом из далекого провинциального мира… Нет, не упоминал? Наверное, нет – он почему–то совсем не хочет об этом помнить… Прощайте, господин Брендом.

– Прощайте.

Лорд Локбар, барон кен Рейз неторопливо пересекал площадь, по ходу настраивая портальный камень на возвращение домой, и Дэвид, глядя ему вслед, чувствовал, как, против воли, в его душе возникает уважение и восхищение этим человеком. Не только потому, что тот оставил ему жизнь, хотя мог забрать ее – из–за того, как тот действовал, говорил, мыслил… В Локбаре, казалось, в эту секунду отразился весь Хеллаэн – мир, который влек Дэвида к себе так же сильно, как и отталкивал.

Повернувшись, он задумчиво направился обратно в сторону главного корпуса Академии. Сейчас должен был начаться урок системной магии, не стоило опаздывать…

…Лорд Локбар, вертя в руках тускло сияющий изумруд, не думал ни о чем – ну почти ни о чем, если не считать воспоминаний о семейном совете, состоявшемся вчерашним днем…

«Он должен сдохнуть!.. – плевалась Нэинья кен Рейз, бабка Кантора, старая ведьма. – Сдохнуть!..»

«Может, и должен, – холодно ответил ей Локбар. – Но только не сейчас и не так, как ты хочешь. Это – урок Кантора, он должен усвоить его сам. Когда он поправится, у него будет шанс исправить свою ошибку… без красивых сцен, вызовов и прочих глупостей. Но до тех пор никто из нас не тронет иноземного дурачка – щенка, посмевшего укусить моего сына, должен убить Кантор – и больше никто».

Локбар вздохнул и, хотя на улице было тепло, поплотнее запахнулся в плащ. Открыл волшебную дорогу в замок, доставшийся ему в наследство от старого кен Рейза.

«Некоторые вещи, – с грустью подумал Локбар, – должны быть сделаны независимо от того, нравятся они нам или нет…»

ЭПИЛОГ

О жизни Дэвида Брендома в Академии до и после той достопамятной дуэли можно было б поведать ещё немало интересного, однако во всякой истории – если, конечно, она написана на бумаге – рано или поздно приходится ставить точку.

Поэтому, не вдаваясь в малосущественные детали, перейдем к причинам, побудившим его – спустя два месяца после дуэли и беседы с Локбаром кен Рейзом – бросить обучение и покинуть Академию.

Все началось с появления человека в серой одежде – уже в четвертый или пятый раз на памяти Дэвида. Курьер из Кильбрена передал Идэль письмо, но на этот раз Дэвид заметил, что что–то не так. Дело происходило в комнатах кильбренийки, курьер делал вид, будто не замечает присутствия постороннего мужчины в покоях своей высокорожденной госпожи, Дэвид отвечал ему тем же. Вскрыв письмо, Идэль пробежала его глазами, потом, она что–то едва слышно прошептала и тихо села на краешек кресла, не выпуская послания из рук.

Подняла на курьера блестящие от влаги глаза… Дэвид ещё ни разу не видел, чтобы она плакала – даже испытывая боль… даже тогда, когда Кантор едва не превратил его в бифштекс у нее на глазах.

– Когда?… – хрипло спросила она. – Как?…

Курьер пожал плечами и неловко переступил с ноги на ногу. Он вел себя так, как будто был в чем–то перед ней виноват.

– Я… я не знаю. Мне не сообщали подробностей. Отправили сразу к вам, как только это случилось.

– Выйди, – сухо приказала Идэль.

Как только за кильбренийцем закрылась дверь, Дэвид подошел к креслу и, опустившись на пол, заглянул Идэль в лицо.

По ее щекам катились слезы.

Любовника своего она, по крайней мере, не стеснялась – и то хорошо.

– Что случилось? – тихо спросил Дэвид. Вместо ответа Идэль отдала ему письмо, но он мало что в нем понял. Витиеватые буквы с трудом складывались в слова; слова, цепляясь друг за друга, образовывали запутанный узор смысла… Он словно разучился читать – больше думал о Идэль, чем о буквах на листке бумаги… «С прискорбием… невосполнимая утрата… удар для всех нас… будет собран сенат… ваше присутствие… в ближайшие дни… будет выслан эскорт…»

– Он был тебе так дорог? – спросил Дэвид. – Приор… ну погибший… это ведь ваш верховный правитель, верно?…

– Он мой прадед, – ответила Идэль. – Единственный человек, кроме Координатора Севегала, которому я не была безразлична.

Дэвид заглянул в конец письма. Там стояла длинная подпись, но имени «Севегал» в качестве одной из ее частей не содержалось.

– Авермус–кириксан–Саутит… на ваших именах язык можно сломать. Почему нет письма от твоего воспитателя?

– Мне бы и самой хотелось это знать.

Чуть позже Идэль вытерла слезы и ещё раз перечитала письмо. Позвала курьера, но допрос мало что дал: министр Авермус отправил посланника сразу после убийства, и о случившемся тот знал ещё меньше, чем Идэль, державшая на руках письмо. Слышал только, что в старом дворце были какие–то беспорядки, но как все произошло, кто ещё пострадал – не имел понятия. Посланник даже не знал, жив приор или только ранен. Идэль спросила его, когда открывается Мост, и узнала, что следующее сопряжение миров должно произойти через четыре дня. Тогда же должен был прибыть и обещанный эскорт, но Идэль не собиралась дожидаться его в гостинице. Посланца поселили в соседнем номере, а кильбренийка, купив нескольких лошадей, начала собираться в дорогу. Курьер, хотя и молчал, явно был в шоке от увиденного: госпожа делала все сама… ну почти сама, если не считать скромной помощи Дэвида и его собственной.

То, что Идэль должна уехать, как бы подразумевалось само собой, но когда Дэвид спросил о приблизительной дате ее возвращения, то услышал ответ, подействовавший на него не слабее удара поленом.

– Наверное, я уже не вернусь, – негромко произнесла она. – Мое обучение здесь окончено… надеюсь, этого хватит…

Она не объяснила – хватит для чего, а Дэвид не стал уточнять.

– Но почему? – спросил он. – Почему ты не сможешь вернуться?

– Потому что я пропущу слишком много занятий, чтобы возвращаться к концу этого курса… если же все повторить… не уверена, что это будет возможно. После смерти приора все изменится…

– Что изменится?

– Например, деньги. – Она грустно улыбнулась. – По меркам Нимриана я – не такая уж богатая принцесса. Пока приором был мой прадед, средств мне хватало, и даже с избытком… теперь же… я не уверена, что вообще получу хоть что–то.

– Начнется борьба за наследство?

– Она уже идет. В первую очередь – за власть. От прадеда исходит несколько линий, каждая из которых могла бы претендовать на первенство; та ветвь, к которой принадлежу я, истребляется давно и нещадно. Когда мне было всего несколько месяцев, погибли мои родители, через несколько лет убили деда и одного из братьев, поддерживавших его… Мои тетки и дядья гибли у меня на глазах, пока я росла. Теперь сумели добраться до прадеда, и я не знаю, что с Севегалом… Этому не будет конца, пока не появится кто–то, кто возьмет власть в свои руки, уничтожив по ходу большую часть родственников… и до дрожи запугав остальных. Прадед именно так и поступил двести лет тому назад…

– Получается, его убил кто–то из его детей или внуков?

– Я не знаю. Сохранились – частично – и другие линии, восходящие к предшествующим правителям… кроме того, есть ещё три других клана, очень желающих, чтобы приорат перешел к ним. Я ничего не знаю. Я ненавижу эту грязь, но мне придется погрузиться в нее с головой. Прости. Я бы хотела вернуться, но… но не хочу тебя обманывать. Академия – только крохотный кусочек моей жизни, и теперь он подошел к концу.

– А как же я… мы?… то, что между нами было?…

– Об этом лучше забыть.

– Я еду с тобой.

– Не стоит… правда, не надо… – Она сжала руку Дэвида. – Не стоит ломать себе жизнь. Ты почти ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю достаточно. Так хорошо, как с тобой, мне ещё ни с кем не было. Если кто–то объявил войну вашей семье… думаешь, я смогу остаться здесь и спокойно учиться, зная, что в это самое время, может быть, кто–то укладывает тебя в землю, рядом с твоим прадедом… родителями… и прочими родственниками?…

– Мы не хороним покойников. Мы помещаем их в склепы.

– Думаешь, для меня есть разница?…

Идэль опустила взгляд.

– Зря я тебе рассказала. – Она покачала головой. – Слишком многое позабыла в последнее время. Счастливая жизнь развращает… Худший враг человека – его собственный язык.

Дэвид притянул кильбренийку к себе.

– Ничего не зря, – сказал он, целуя ее волосы… висок… щеку. – Не зря. Я не для того дрался с Кантором, чтобы теперь отпускать тебя. Мы вместе поедем – и вместе вернемся в Нимриан. Или не вернемся. Но одну тебя я туда точно не отпущу.

Хотя она не отстранялась, Дэвид ощутил холодок – как будто между ними возникла незримая стена.

– Как хочешь, – бесцветным голосом сказала она. – Твой выбор.

Но и это не заставило его изменить решение – так же как ранее не смогли сделать ее просьбы. Он не заметил и сам, как потихоньку превратился в одного из тех людей, которых прежде не любил и побаивался: тех, кто принимают решения и добиваются их выполнения; тех, кто организовывают вокруг себя окружающий мир, вместо того, чтобы позволять миру подминать их под себя…

Он не представлял – пока не представлял – как будет жить дальше и что станет делать. Его мечта получить хоть сколько–нибудь приличное колдовское образование была подстрелена на лету, как дикая птица. Едва ли судьба подарит ему ещё одно сердце демона–бога…

Но у него – как и у Идэль – в определенном смысле не было выбора. Дэвид, даже не зная мыслей Локбара кен Рейза, теперь мог бы повторить их слово в слово: есть вещи, которые приходится делать независимо от того, нравятся тебе они или нет. Он достаточно наигрался в поддавки с собственной совестью: его до сих пор тошнило от воспоминаний о «практическом уроке» в классе прикладной ритуалистики. Всю жизнь он поступался собственными принципами из–за страха, стеснения, во имя выгоды или ради каких–то высших целей; но бывало – хотя и редко, что он не отступал и, балансируя на краю бездны, вдруг ощущал что–то, похожее на счастье. Он не знал, куда и к чему придет, если сейчас согласится забыть Идэль, отпустит ее одну, заставит себя не думать о том, что женщину, которую он любил… или думал, что любит… могут убить, как уже убили ее родных. Он не знал, к чему приведет эта дорога, но идти ею, даже ради своей мечты стать полноценным магом, не хотел и не мог – стоял какой–то внутренний барьер, мешающий ему так опуститься, пусть даже ради власти, подобно которой на Земле Т–1158А ни у кого не было и никогда не будет. В некотором смысле, выбор, как поступить, перед ним не стоял, но этому обстоятельству он не огорчался, а, напротив, был только рад: отсутствие выбора означало и отсутствие сомнений.

И все–таки он попробовал не жечь за собой мосты – по крайней мере, не все и не везде. Он попытался узнать, нельзя ли не бросать курс, а отложить его или, быть может, получить часть денег назад. Так получилось, что когда Дэвид заглянул в учительскую с этим вопросом, там находился только преподаватель прикладной ритуалистики. Дильбрег кормил (лучше не спрашивайте чем) четырехголовых пираний, деловито суетившихся в маленьком аквариуме.

Дэвид хотел уйти, но Дильбрег осведомился о целях его визита; слово за слово, и землянин изложил кен Аунблану свою полупросьбу–полувопрос.

Тот покачал головой.

– Я знаю, второй курс только начался, но это не имеет значения, Дэвид. Деньги не возвращаются… Если не верите мне, можете спросить у секретаря или даже поговорить с ректором – ответ будет один и тот же. Так тут заведено… у нас очень кусачая администрация… куда кусачее, чем эти милые рыбки… вы мои хорошие… – Он хотел было погладить одну по блестящей спинке, но, подумав, поостерегся. – А когда вы уезжаете, если не секрет? – рассеянно полюбопытствовал преподаватель, бросая пираньям то, что могло быть как парой свежих человеческих пальцев, так и нижней частью разрубленного напополам лепрекона – землянин стоял слишком далеко, чтобы разглядеть, что именно там было.

– На днях… завтра или послезавтра, – ответил Дэвид.

– Ах, вот как… срочное дело?… Хм… Признаться, вы меня немного опередили: видите ли, я тоже уезжаю. Скорее всего, через неделю, а может и чуть попозже… С одной стороны, жаль, конечно, так вот внезапно все вдруг бросать…

– А куда вы направляетесь, если не секрет? – настороженно спросил Дэвид. «Неужели и он в Кильбрен?… а что?… Какой–нибудь дальний родственник Идэль… В тамошней кровавой каше будет чувствовать себя как рыба в воде…»

– Случайно не на один из сателлитных миров Нимриана?…

– Нет, вы ошиблись. – Дильбрег успокаивающе махнул рукой и добавил, словно прочитав мысли Дэвида:

– Вряд ли нам с вами по пути. Мой путь лежит гораздо дальше… далеко за пределы этого потока… Один… человек… появления которого я жду уже почти тысячу лет, кажется, вот–вот должен прибыть… Если сравнивать жизнь с книгой, то одна из глав моей книги приходит к концу… да нет, не главе – целому тому. Меня это даже немного пугает – вы не представляете, что значит ждать тысячу лет и всерьез опасаться умереть от старости, так и не дождавшись… но больше радует, чем пугает. Конец – это ведь всегда ещё и начало, верно?…

– Наверное. – Дэвид пожал плечами. Хмыкнул: – Тысяча лет… м–да… извините, я думал, вы моложе…

– Я и сам иногда так думаю. – Повернув голову, Дильбрег мимолетно улыбнулся. – Всякому… человеку… столько лет, на сколько он выглядит – вы согласны со мной?

– Целиком и полностью. А где так подзадержался ваш знакомый?

– О… – печально потянул Дильбрег. – Там, где время течет очень, очень медленно… а знаете, забавно – я иногда думал об этом… ведь совсем не исключено, что он может оказаться похожим на вас.

– Почему? – удивился Дэвид.

– Ну… – Дильбрег рассмеялся. – Есть причина… Однако что–то я разговорился, уж простите старика… У вас ведь, наверное, срочные дела, и мне, право, неловко вас задерживать…

– Да нет, вы не…

– Нет? Ну вот и хорошо. – Дильбрег скормил рыбкам остатки корма. – Тогда мне остается только искренне пожелать вам удачи, господин Брендом, куда бы вы ни отправились.

– И вам всего доброго.

Выйдя из учительской, он уже через несколько шагов выбросил из головы все секреты Дильбрега, которые тот, даже находясь в удивительно благодушном настроении, раскрывать не стал. У кен Аунблана была своя жизнь – как, впрочем, у каждого из окружающих Дэвида людей – и землянин, в лучшем случае, мог увидеть лишь ее кусочек, самую вершину айсберга. Стоило ли копаться дальше?… Отчего–то Дэвид был уверен, что все тайны Дильбрега на проверку оказались бы из того же разряда, что и ответ на вопрос – чье же именно мясо Дильбрег бросал на завтрак своим пираньям…

Здесь был только один человек, узнать которого он хотел до конца, потому что уже не отделял себя от нее – будь иначе, он не последовал бы за ней в Кильбрен, не стал бы бросать учебу.

* * *

Спустя три дня после того, как было получено письмо, Дэвид и Идэль в сопровождении курьера ранним утром покинули Академию. Простились со своими друзьями они ещё вчера, не сумев избежать прощальной пирушки – в то время как им двоим куда сильнее хотелось побыть наедине. Но было б совсем некрасиво ограничиться простым «до свиданья» – зная, что вряд ли они когда–нибудь увидятся вновь.

Они ехали по проселочным дорогам до самого вечера, на ночь остановились в безымянной деревенской гостинице. Утром вновь отправились в путь.

Мост появился совсем неожиданно, и поначалу Дэвид не понял, что это за странное сооружение. Более всего оно напоминало маленький форт с необычайно толстым (в треть толщины всего строения), но по–своему красивым барбаканом. Из двора вверх под углом в тридцать – тридцать пять градусов поднималась каменная дуга, отдаленно напоминавшая первый пролет моста… впрочем, то, что эта штука что–то напоминает, Дэвид «понял» уже после того, как Идэль известила его, что форт и есть то самое место, к которому они направляются.

Форт охраняли солдаты, больше похожие на компанию бездельников и тунеядцев (каковыми они, впрочем, и являлись), чем на реальную боевую силу, и несколько призрачных стражей – явно устаревших и к тому же едва контролируемых живыми.

Поскольку они приехали слишком рано, пришлось ждать. Идэль заплатила за проезд – какую–то мелочь, не больше двух–трех сийтов с каждого. Больше никого не появилось: сегодня они были единственными путешественниками… по крайней мере, с этого конца Моста.

Когда пришло время, они, ведя лошадей в поводу, прошли в ворота, любезно открытые стражниками. Внутри – темно и прохладно, каменные своды смыкаются где–то высоко над головой… Впереди находились вторые ворота; когда открыли и их тоже, Дэвид увидел, что с той стороны никакого форта нет… нет и нелепого каменного обломка: серебристо–серый Мост, как безупречно прямая лента, тянулся вперед и вперед… до тех пор, пока не терялся спустя десятки, а может быть – и сотни миль, в бесформенном лиловом сумраке межреальности.

Они вступили на Мост, ведя за собой встревоженных лошадей… Было очень тихо, неестественно тихо, особенно после того, как ленивые голоса стражников угасли далеко позади. Дэвид оглянулся – и не поверил своим глазам: ворота и барбакан находились далеко–далеко, вися, цепляясь за Мост, прямо в пустоте… барбакан и путников разделяло не меньше мили, а ведь они успели сделать по волшебному пути всего два десятка шагов.

– Не обращай внимания на расстояния, – посоветовала Идэль. – Они тут совсем другие. Путь только кажется бесконечным. На деле он займет у нас час или два, не больше.

– Смотри–ка, – прищурившись и по–прежнему глядя назад, сказал Дэвид, – они закрыли ворота. А если в Нимриан захочет прийти кто–нибудь из твоего мира?

– Ничего. Если постучится – откроют.

Немного успокоив лошадей, они забрались в седла и поскакали по серебристо–серой дуге, тянущейся из ниоткуда в никуда.

Вглядываясь в даль, в точку, в которую упирался истончавшийся до волоска Мост, Дэвид гадал, когда появится второй форт, за которым их будет ждать таинственная и опасная родина Идэль.

Чем все закончится, к чему придет?… Не будучи прорицателем, Дэвид Брендом, конечно, не мог ответить на этот вопрос. Ему вспомнились слова, сказанные Дильбрегом кен Аунбланом на прощание: о том, что, заканчиваясь, одна глава дает начало следующей – и в этой банальности содержалась своя истина. Он не мог знать, что предстоит ему в будущем, но знал, что один из больших и важных этапов его жизни подошел к концу. Отчего–то у него возникло чувство, что в Академию он никогда уже не вернется.

Да и вернется ли он вообще когда–нибудь в Нимриан? Дэвид не знал ответа.

Клубились лиловые сумерки, и – вздумай в этот час из–за туч выглянуть кто–нибудь из богов… тех немногих богов, до которых не добрались ещё хеллаэнские «умельцы»… фигурки трех всадников показались бы означенному богу или великану игрушечными фигурками, ползущими по хрупкому, неспешно дрейфующему в пустоте, лучу серебристо–стального цвета.