Текст книги "Чародеи. Пенталогия"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 120 страниц)

12

Идэль не позволила ему просмотреть записи вместе с ней.

– Это для твоей же безопасности, – объяснила она свой отказ. Дэвид придерживался другого мнения, но Идэль была непреклонна. Он пожалел, что поспешил поделиться с ней своим открытием. Надо было сначала изучить все самому…

– Я не понимаю, – сказал он, показав глазами на кристаллы. – Для чего вообще Севегал записывал всю эту инфу?

– А зачем мы вообще что–то записываем? – ответила принцесса. – Чтобы не забыть.

– Почему не на сайдеар?

– Не знаю. Но не думаю, что следует искать какое–то сложное объяснение. Мой дядя был рассеянным человеком. Он мог забыть «записную книжку» в министерстве. А вернувшись домой, захотеть еще раз проглядеть какой–нибудь важный разговор. Или сохранить его на потом.

– Думаешь, он помещал в музыкальные кристаллы собственные воспоминания?

Идэль кивнула.

– Не сходится. – Дэвид покачал головой. – На записях я видел Севегала. То есть, как будто смотришь со стороны… Но если это его воспоминания, вид должен быть от первого лица.

– Думаешь, сложно изменить картинку так, чтобы она показывала двух разговаривающих людей?

– Не сложно, но… зачем?

– Так удобнее наблюдать за беседой. И оценивать увиденное. Кстати, почему ты решил, что видел именно Севегала?

– К нему обращались по имени, – соврал Дэвид. Несомненно, среди записей должны быть и такие, хотя лично он во время своего беглого просмотра на них не натыкался.

Идэль рассеянно кивнула. Чуть позже она вытолкала Дэвида за дверь и занялась изучением того, что он обнаружил. Чтобы не заскучать, землянин стащил несколько папок из архива. Увы, это было далеко не так интересно, как записи бесед в музыкальных кристаллах. И еще более непонятно. Какие–то таблицы, цифры… Через пару часов он аккуратно вернул документы туда, откуда взял. Идэль из кабинета не выходила.

Прошло два дня. За это время они возвращались на поверхность только один раз. Несколько деловых встреч и куча новых писем и приглашений.

На третий день Идэль закончила просмотр и записей в йтаодеарах и возню с бумагами. Всю информацию, которая ее интересовала, она получила. Пришла пора возвращаться в большой мир… но перед этим они задержались еще на пару часов. Идэль требовался кто–то, с кем можно было поговорить. Кто–то, кому она могла бы доверять. Некоторые сведения из тех, что она узнала, заставляли ее беспокоиться.

– Это связано с Шераганом? – поинтересовался Дэвид.

Они сидели в столовой. Их нехитрый ужин состоял из компота из консервированных ягод и свежеподжаренных лепешек. В подземелье Севегала не было генератора продуктов. Имелись запасы пищи и, по воспоминаниям Идэль, некогда на кухне орудовала наколдованная повариха: большой набор кулинарных заклинаний, подсоединенных к демону низшего уровня – тварюшке, бывшей лишь самую малость поумнее обычного элементаля. Теперь поварихи не было – очевидно, хозяин сейгов, захватив подземелье, убрал ее вместе с большей частью вспомогательных магических систем – и Дэвиду, пока Идэль занималась делами, приходилось готовить самостоятельно.

Когда Дэвиду Брендому было шестнадцать лет, его первая любовь попыталась объяснить ему по интернету, как печь блины. В стране, где она жила, блины считались национальным блюдом. Винландский она знала несколько лучше, чем Дэвид – русский, но все–таки недостаточно хорошо. Что–то в этой инструкции было не так, потому что, несмотря на все свои попытки, печь блины Дэвид так и не научился. Зато у него получались довольно неплохие лепешки. Конечно, если хорошо их прожарить. Некоторые злопыхатели, еще в Винланде, утверждали, что они у него получаются слишком прожаренными. Сухарики нравились не всем. В первый раз готовя свое фирменное блюдо в подземелье Севегала, Дэвид сильно волновался, не зная, как воспримет его Идэль. Она ведь привыкла ко всяким деликатесам.

Но, похоже, Идэль было все равно. Она наскоро проглатывала то, что готовил землянин и тут же возвращалась обратно, к своим бумагам и кристаллам.

Вот и сейчас она задумчиво грызла кусочек лепешки, время от времени макая его в стакан с компотом. Мысли принцессы витали где–то далеко. Дэвиду пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем она ответила.

– Нет. При чем тут Шераган? Почему ты решил, что это связано с ним?

– Хм. Я думал, ты копаешь под него. В первую очередь.

– Нет. – Идэль покачала головой. – Не в первую. Хотя, конечно, меня интересуют его делишки. В свете того, что ближайшее время он станет приором, очень бы хотелось знать, в каких именно шкафах размещены его скелеты. Хотя бы для того, чтобы случайно не открыть «не ту» дверь… Но то, о чем я хочу поговорить, не связано с нашими текущими интригами. Это нечто большее. Внешняя угроза.

Дэвид поднял бровь.

– Готовится вторжение? И Севегал об этом знал?

– Вторжение уже давно началось. Лучше я тебе покажу эту запись. Потом обсудим.

Она вытащила из кармана йтаодеар и положила на стол. Через несколько секунд над камнем возникли световые блики, которые быстро сложились в иллюзию комнаты. На голографическом изображении присутствовали три человека: Севегал, Вомфад… третьего Дэвид узнал сразу, хотя лично никогда с ним не встречался. Но в воспоминаниях Циора этот образ отпечатался довольно ярко, вдобавок, во дворце и по сей день висело немало его портретов. Этим третьим был прадедушка Идэль, покойный приор Джейбрин–лигейсан–Саутит–Кион. Среднего роста (рядом с высокими Вомфадом и Севегалом он казался маленьким), серовато–каштановые волосы с проседью, узкий подбородок. Светло–голубые глаза, спокойный и безразличный взгляд хладнокровного убийцы. В этом человеке ощущалась железная воля, ум и готовность, приняв решение, идти до конца, не считаясь ни с какими жертвами, – ни на своей стороне, ни на стороне соперника. Джейбрин казался олицетворением совершенной воли к власти – не знающей ни пощады, ни слабости, ни колебаний. Несмотря на то, что Вомфад и Севегал также были далеко не рядовыми личностями, чувствовалось, что они робеют перед приором, хотя и стараются тщательно скрыть собственную неуверенность. Джейбрин подавлял одним своим присутствием. Он казался тигром в облике человека. Так же опасен. Так же непредсказуем. И никогда не сомневается в том, что делает.

Дэвиду подумалось, что, вероятно, все четыре клана вздохнули с облегчением, когда этот человек, который держал тут всех в ежовых рукавицах, отошел в мир иной. Исключение составляла, пожалуй, только Идэль, которая искренне любила этого монстра. Впрочем, для нее он не был монстром. Он был добрым дедулей, который баловал свою любимую внучку.

Чуть позже Дэвид увидел, что людей в комнате не трое, а четверо. Последний как–то выпадал из поля зрения, поскольку лежал на полу, в то время как приор и пара его министров за тот час, что длилась запись, несколько раз меняли свое местоположение – вставали, садились, прохаживались по комнате… Лежащий на полу человек оставался неподвижен. Он был пленником и находился под действием нескольких мощных удерживающих заклятий.

Во время прокрутки записи точка обзора несколько раз смещалась, но разглядеть лицо лежащего Дэвид смог лишь к середине беседы. Имя, однако, он узнал гораздо раньше: Вайдер–кириксан–Саутит–Кион. Память Циора подсказала, что это был достаточно влиятельный герцог, который часто появлялся во дворце. Принадлежал он к одной из младших семей и до недавнего времени занимал пост министра юстиции. Из памяти Циора следовало, что в один прекрасный день он просто исчез… а затем на пост министра был назначен другой человек. Формально кабинет министров формировал секонд, но все знали, что Ведаин «выбирает» исключительно тех, на ком остановился взгляд Джейбрина. Двоевластие – по крайней мере, в эпоху Джейбрина – было лишь ширмой, за которой стояла воля одного–единственного человека.

Следовательно, и сам Вайдер тоже был человеком Джейбрина. Он возвысился благодаря приору и получил свой пост благодаря приору. Почему же сейчас он находится в положении пленника? Решил укусить руку, которая его кормит и был пойман на этом? Стал жертвой ложного обвинения?.. Запись шла, трое людей вели неторопливый разговор, а ответ на вопрос, который задавал себе Дэвид, был получен далеко не сразу. Приор и двое его министров ничего не говорили о причинах пленения – их больше волновало, можно ли каким–нибудь образом подчинить пленника. Они обмусоливали эту тему минут пятнадцать. Вайдер имел особую защиту. Во–первых, ее предоставляла связь с Кильбренийским Источником. Конечно, эту связь заблокировали, как могли, но на каком–то глубинном уровне она все равно сохранялась, и поэтому, вне зависимости от того, насколько изощренные заклятья, подавляющие волю, станут применять маги, часть Вайдера все равно останется свободной… та часть, которой он «врос» в Источник, та часть, где переставал быть Вайдер и начинал быть Рунный Круг. Там могло спрятаться его маленькое «я» и выцепить его оттуда не мог никто, даже приор. Вернее, мог, но ценой разрушения самого Круга. А это, само собой, было неприемлемо.

Но эта форма защиты троицу волновала мало. «Я» Вайдера могло скрываться где угодно, но воспоминания, разум и чувства «я» могло унести с собой лишь частично. Ведь память, разум и чувства не есть сам субъект, но они принадлежат «я» так же, как «я» принадлежит гэемон или физическое тело. Поэтому неполное подчинение посвященного Источника все–таки возможно.

Проблема заключалась во второй защите, которая, как вскоре начал понимать Дэвид, имела самое прямое отношение к причинам, побудившим приора участвовать в пленении и допросе своего ставленника. Вайдер обладал какой–то магией, в сути которой они не могли разобраться. Это волшебство жило в нем, и изгнать его было невозможно даже сейчас, когда Вайдер находился в полном распоряжении Джейбрина и его подручных. Это волшебство перестроило его внутренний мир таким образом, что все ментальные заклятья оказывались просто бесполезными. Он – внутри – был устроен совершенно иначе. Не как человек. Вообще не как живое существо. С тем же успехом можно было пытаться прочесть мысли камня или дорожного столба.

Вместе с тем он не был и мертвым. Он был способен очень ловко притворяться нормальным, обычным живым человеком. Несомненно, он был способен мыслить, ставить цели и добиваться их. Он просто был устроен иначе. Кардинально иначе. Как существо из другой вселенной, где царят совершенно иные, непредставимые для нас законы.

Вернее, он был не совсем чужаком, а, скорее, полукровкой. Внутри он был совершенно чужд человеку. Не менее чужд, чем обитатели Пределов или фоллиды – кошмарные твари, время от времени изрыгаемые Царством Бреда из своего кипящего нутра. Чужд не менее, чем они, а может быть и более. Но там, где его внутренний мир, его психика переходила сначала во внешние структуры гэемона, а затем – в физическое тело, Вайдер все более и более очеловечивался. Внешне он оставался совершенно неотличим от человека. Заметить странности в его гэемоне можно было только тогда, когда он применял свое странное волшебство, в остальное время он более чем успешно имитировал обычного высокорожденного.

По ходу обсуждения Севегал задал несколько вопросов Джейбрину и Вомфаду. Похоже, в историю, связанную с существами, к которым принадлежал Вайдер, его посвятили совсем недавно. Возможно – непосредственно перед тем, как привели на допрос. Да, с «существами». Из разговора Дэвиду стало ясно, что таких существ несколько. Как минимум, больше одного.

Несмотря на невозможность получить ответы непосредственно от Вайдера, ограниченный доступ к той информации, которой он обладал, у Джейбрина и Вомфада все–таки имелся. Целью предварительного обсуждения было выяснить, не появится ли у Севегала, которого по ходу дела посвящали в происходящее, каких–нибудь свежих идей, могущих повысить эффективность допроса. Дэвид отметил, что ни один из участников дискуссии не заговорил о пытках. Поскольку ни Джейбрина, ни Вомфада нельзя было заподозрить в чрезмерном гуманизме, Дэвид предположил, что этот этап давно пройден. Существо, в которое превратился Вайдер, таким образом сломать не удалось.

За отсутствием у Севегала творческих идей относительно выбивания ответов из пленника, вернулись к способу, найденному Джейбрином и Вомфадом чуть ранее. Он был несовершенен, но открывал доступ хотя бы к части необходимой информации.

Они деформировали гэемон Вайдера таким образом, чтобы прирастить к нему еще одну душу. Вообще, разделение человека на душу, гэемон и тело достаточно условно – на самом деле, между ними нет непреодолимых границ. Это не три различные сущности, а три стороны одной и той же. Например, биоэлектрические импульсы стоят на самой границе между телом и гэемоном, а субъективная сторона переживаемых эмоций и ощущений – такая же граница между гэемоном и душой. Пропасть между внутренним и внешним представляется бездонной лишь тому, чье внимание приковано к поверхности вещей. Но в глубине мира, в бытии – ее нет. Эта пропасть глубока, но не бездонна.

Наука на Земле Т–1158А научилась управляться с телами, с самой внешней, наиболее доступной частью мира. Управление вещью влекло за собой возможность управлять и энергиями мира – более глубинной его частью, и делало возможным некоторое управление сознанием, или душой. Дав человеку определенные вещества, можно лишить его воли или возбудить сильнейший гнев или похоть. Воздействие совершенно материальное, внешнее, но отголосок его столь силен, что порабощает, пусть и на короткое время, весь внутренний мир. Но материальные средства грубы и несовершенны. Магия – искусство непосредственного оперирования энергиями, и она прямо аппелирует к тому, к чему наука подступает лишь опосредованно, через тела. Часто полагают так: есть тело, и оно производит некое действие. Маг исходит из противоположного: есть действие, и оно образует тело. Обычный человек для того, чтобы зажечь свечу, чиркнет спичкой – то есть, переместит определенные предметы так, чтобы добиться желаемого эффекта. У него есть лишь крошечный, ограниченный набор действий – он не может сразу воспламенить , поэтому вынужден сначала перемещать посторонние, не имеющие никакого отношения к свече, предметы. Искусство волшебства существенно расширяет список доступных человеку действий. Нет надобности в спичках – можно сразу воспламенить свечу.

Энергии, или действия, лежат на более глубоком пласте реальности, чем вещи. Заклинание есть комбинация действий, сумма действий, сложенных в определенном порядке. Человеку, привязанному к материальному миру, сложно представить, как чистое действие может существовать само по себе, вне предмета; еще труднее понять, что эти действия могут иметь определенную структуру, как–то соотноситься между собой. Поэтому новичок практически всегда воспринимает «тонкий мир» образно: в виде сияний или сгущений, или переливов цветов, или разноцветных нитей. Но это не значит, что «тонкий мир» на самом деле таков, это значит, что человеку так удобнее его видеть – и главное, удобнее описывать. Но чем дальше человек проходит по пути волшебства, тем меньше в языке, приспособленном для описания мира вещей, остается слов, подходящих для выражений реалий мира действий.

Магия позволяет обращаться к чистым энергиям, минуя промежуточный этап, – тела. Но никакое волшебство не способно создать или изменить личность, как таковую, перекроить чистое «я». Личность – это предел внутреннего, так же как тело – предел внешнего. Но, хотя непосредственно волшебство не достигает «я», оно может влиять на него опосредованно. Ведь, как уже говорилось выше, даже обычная химия способна воздействовать на сознание человека. Волшебство предоставляет куда более тонкие и разнообразные способы влияния. Скажем, умение создавать псионические заклинания делает возможным мысленное общение. Но это не значит, что псионика позволяет непосредственно «заколдовать» саму идею, смысл. Внутреннее содержание мысли, как таковое, недоступно для колдовства. Но так же, как чистая информация может передаваться через материальные носители, так же идея может содержаться в некой сумме энергетических схем, лишенных какого бы то ни было материального воплощения. Это обстоятельство, в сочетании с сущностной цельностью души, энергетики и тела, и делает возможным создание таких заклинаний, которые достигают почти самого последнего внутреннего предела человека, почти добираются до «я».

Но здесь лучше отказаться от того, чтобы обозначать этот последний внутренний предел человека, внутреннюю точку «я», его личность, как таковую, лишенную всех качеств и свойств словом «душа». Это нужно, чтобы избежать путаницы. В мире, где родился Дэвид Брендом, под словом «душа» обычно подразумевали «то, что остается от человека после смерти», часто душу представляли в виде некоего призрачного двойника человека, иные полагали, что душа – это психика, разум или поток личностной воли. По мнению хеллаэнцев, все это ни в коей мере не является «я», но относится либо к гэемону, либо к пограничным состояниям между гэемоном и «внутренним пределом» человека. Для именования этого последнего предела в Хеллаэне использовали слово кайи . Оно обозначало то же, что и «я», но употреблялось не как местоимение, а как указание на то, что знает в себе каждый, но что не может быть обнаружено и выявлено никаким внешним способом.

Когда Дэвид смотрел на умирающих через Око, то светлое, что отделялось от человека и уходило в Страну Мертвых – была не сама кайи, не чистое «я», но «я», облаченное в одежку из наиболее тонких и неуловимых энергий гэемона. Дэвид не был способен поймать или задержать такую «душу» не потому, что это невозможно в принципе, а потому, что он сам мог оперировать лишь наиболее простыми и грубыми энергиями, и душа умирающего проходила сквозь его заклятья, как вода сквозь сито. Но иному, более искусному магу, возможно так истончить заклятья, чтобы зацепиться даже за эту, совсем неосязаемую одежку. Еще большей властью наделены боги и Обладающие Силой. Многие из них способны не только дать человеку новое тело, но полностью переменить его энергетику, дать ему новые чувства, абсолютно перекроить его волю и разум. Ведь воля и разум – это то, что принадлежит «я», но не само «я». Но даже боги и Обладающие неспособны создать новую кайи. Правда, они способны вызвать новую кайи к актуальному бытию (чем они, кстати, регулярно и занимаются), поместив ее таким образом в круговорот рождений и смертей. В этом смысле они немного похожи на родителей: родители не способны создать живое, но способны, совершив известные действия, привести новое живое существо в мир.

«Душой» в дальнейшем будет именоваться кайи, облаченная в тончайшую одежку из разума, воли и некоторых чувств, отсеченная (или пока не имеющая) ни тела, ни низших частей гэемона. Притом следует помнить, что в случае смерти «линия разрыва», отделяющая те части гэемона, которые сохраняет кайи от тех, которые остаются с телом и разлагаются вместе с ним, в каждом отдельном случае проходит на разном уровне. Одна душа после смерти сохраняет больше, другая – меньше.

Джейбрин и Вомфад не были ни богами, ни Обладающими и не могли вызвать в мир новую кайи. Зато они были достаточно искусными магами, чтобы поймать чью–то душу и основательно переделать ее. Они изменили ее таким образом, чтобы было возможно присоединить результат их работы к гэемону Вайдера. Параллельно они внесли ряд изменений и в сам гэемон – так, чтобы он был способен принять новую душу. Получилась химера. Двухголовый дракон. Одно тело, двоящийся гэемон и две души.

Используя вторую душу как буфер, они получили частичный доступ к памяти Вайдера. Информация переходила во второй разум, который оставался под контролем приора и военного министра. Здесь она перекодировалась в тот язык, который был им понятен. Так Вайдер «заговорил», ничего не говоря.

Вомфад обрисовал примененный способ в нескольких словах. Севегал сказал, что это «интересное решение» и задал несколько уточняющих вопросов относительно структуры применявшихся в данном случае псионических и информационных заклинаний. Еще минут пять троица высокорожденных магов обсуждала разные технические детали. Дэвид понимал с пятого на десятое. Способ работал, но создавал множество проблем. Передавалась далеко не вся информация. Кроме того, было совершенно неизвестно, насколько велика степень искажения при переводе. Не было «подстрочника», не с чем было сравнить «художественный перевод», совершавшийся вторым разумом, прикрепленным к разуму Вайдера. Слишком много было такого, что не поддавалось переводу вообще. Было несколько соображений на тему того, как можно улучшить качество проводимого «допроса», но для своего осуществления все они требовали длительного времени и немалых усилий со стороны заклинателя. А также привлечения довольно значительных сил. В частности, можно было использовать Рунный Круг для создания условий, при которых сближение двух разумов стало бы еще более тесным, чем теперь. Джейбрин обещал подумать над этим. Пока же Севегала продолжали знакомить с тем, что уже удалось узнать от существа.

Вырисовывалась следующая картина: таких тварей было несколько. Самих себя (если, конечно, переводчик не врал) они называли «Причащенными». Они не были по отношению к этому миру в полной мере чужаками, а были, скорее, оборотнями, «полукровками». Какая–то их часть – и именно эту часть видели окружающие – была совершенно нормальна. Другая же их часть, которую невозможно увидеть непосредственно, хотя возможно наблюдать ее проявления, была нормальному миру совершенно чужда. Об этой второй части пленник смог рассказать очень мало. Тем не менее, стало ясно, что каким–то образом все Причащенные ощущают свое единство. Они были не просто объединены одной целью, их единство носило более глубокий, сущностный характер. Они осознавали себя одним существом. Клеточками единого организма. Единство определяло их стратегические цели. Отдельное существо выбирало не цель, а лишь способ ее достижения.

У Причащенных существовала своя иерархия. Некоторые из них имели большее значение для всего целого, другие – меньшее. Значение определялось пользой, которую отдельная часть могла принести целому.

Вообще же, целое было воплощено еще в очень малой степени. Общая цель Причащенных состояла в том, чтобы воплотить это целое в полной мере. Для этого требовалось не просто увеличить количество адептов, а провести некое качественное изменение. С другой стороны, большее число Причащенных могло способствовать скорейшему достижению этой самой Цели, в то время как один–единственный адепт из–за ограниченности своих возможностей рисковал никогда ее не достигнуть.

Причащенным могло стать любое живое разумное существо, проглотившее Частицу. В некоторых случаях, правда, существо по неизвестным причинам Частицу отторгало. Оно переживало несколько неприятных дней, не понимая, что с ним происходит, но Причащенным так и не становилось. Вайдер не знал, от чего это зависит, и Джейбрину и Вомфаду так же не удалось этого понять. Став Причащенным, существо полностью менялось. Прежние цели и привязанности либо обесценивались вовсе, либо сохранялись, но приобретали третьестепенное значение.

Обычное существо становилось довольно тупым Причащенным. Единство полностью поглощало его. Но поскольку и само единство находилось сейчас не в самом лучшем состоянии, от человека оставалась лишь голая функция, бездумная деятельность по собиранию Частиц.

Иначе происходило с высокорожденными. Кильбренийский Источник защищал их от полного растворения в едином. Они сохраняли больше индивидуальных черт. А главное – они сохраняли разум и способность творчески подходить к решению своих задач. Точнее – одной–единственной Задачи, важнее которой не было ничего.

Вайдер не знал, откуда берутся Частицы. Было какое–то место в другом мире, где их находили. Но он сам никогда его не посещал. Лично ему Частицу дал Лангсар, один из его заместителей. Вайдер назвал еще нескольких Причащенных.

– А попытка подсыпать Частицу в пищу приора – это была его личная идея или их совместное решение? – поинтересовался Севегал.

– Его личная, – ответил Вомфад. – Идея вполне понятная. Они не рисковали заниматься этим раньше, поскольку не знали, какими именно формами защиты располагает приор. Вайдер решил, что знает достаточно. И ошибся.

– В чем?

Вомфад не ответил. Джейбрин разжал губы:

– Скажи ему.

– Помнишь, ты помогал нам установить «Цизару»? – спросил военный министр.

Севегал кивнул.

– Да. Конечно, помню. Завязанная на Круг и включенная в структуру мира система сложных информационных заклятий. Это она спасла Джейбрина?

– Именно. Ты занимался только ее внешними оболочками и не знаешь всего. Несколько лет мы потратили на ее отладку. Мы настроили «Цизару» таким образом, чтобы она отслеживала историю всех объектов, появляющихся в окружении приора.

– И таким образом вы обнаружили отравленную пищу?

– Верно, хотя и не совсем. «Цизара» очень неплохо управляется с информацией, но она – искусственная система, и если начнем работать я или ты, мы сделаем это лучше. Но саму Частицу обнаружить не может никто – ни «Цизара», ни я, ни… – Вомфад запнулся.

– Даже я не могу, – тихо сказал Джейбрин.

Поскольку продолжать он не стал, вновь заговорил военный министр:

– Система не распознала никакой отравы. Но, просмотрев историю, она распознала факт отравления. Ряд определенных действий. И забила тревогу.

– Какая умная система, – задумчиво произнес Севегал.

– Искусственный разум. Точнее, целая группа таких разумов, включенных в «Цизару». Один просто не успеет обработать сразу все потоки информации.

– Вы их сами сконструировали или…?

– Или. Естественно, сначала переработали полностью. Так же, как с душой, которую в него внедрили. – Вомфад кивнул в сторону пленника.

Севегал захотел самостоятельно изучить Частицу, содержавшуюся в пище приора. Он высказал мнение, согласно которому тот факт, что Частицу невозможно было распознать ни на энергетическом пласте мира, ни на информационном, свидетельствовал не столько о неуловимости Частицы, сколько о несовершенстве их собственных методик распознавания. Длительное исследование могло принести свои плоды. Джейбрин обещал предоставить материал. Кроме того, он просил очень внимательно отнестись к вопросу его сохранности. Причащенные имели очень мало «семян», которые, прорастая в чужих душах, создавали новых Причащенных. Вайдер не знал, где расположен мир с Частицами, но знал, что находили их там крайне редко. Каждая Частица имела в глазах этих существ огромную ценность. Кроме того, Причащенные могли чувствовать их на определенном расстоянии.

– Это не должно попасть к ним обратно, – предупредил Джейбрин.

Севегал пообещал, что поместит Частицу в такое место, где до нее никто не доберется. Они поговорили еще несколько минут, но больше ничего интересного не прозвучало. Затем запись закончилась.

Идэль дезактивировала кристалл.

– Ну? – сказала она, посмотрев на Дэвида. – Что ты об этом думаешь?

– Удивляет то, что эта информация не стала общеизвестной.

– Ну, это как раз не удивительно. Они не хотели сеять панику. Несколько имен из тех, что назвал Вайдер, я помню. Эти люди исчезли лет за пять до того, как я отправилась в Академию. Вероятно, были и другие.

– Думаешь, Джейбрина и Севегала убили именно они? – спросил Дэвид.

Идэль кивнула.

– Я уверена, Вомфад об этом знает. Именно поэтому расследование их смертей принесло так мало результатов. То есть это мы думаем, что мало. Информация о реальном расследовании просто скрывается. Вомфаду нужно найти этих Причащенных, а не… а не объявлять о том, как он их ищет. Помнишь доклад лейтенанта Эргаля? Я думаю, это была чистая бутафория. Необходимая, чтобы успокоить Причащенных, которые, наверняка, присутствовали среди нас. Успокоить их, показать, что мы ничего не можем найти. Что скорпионцы совершенно нерасторопны, ничего не могут сделать.

– А Вомфад в это время готовит удар?

Идэль кивнула.

– Я считаю, да.

– Хорошо, если так.

Идэль некоторое время молчала.

– Ты понимаешь, что было в этом сейфе? – тихо спросила она.

– Частица?

– А что еще Севегалу потребовалось бы прятать так тщательно, создавать целый крошечный мир для сохранности?

– Да, пожалуй, ты права, – подумав, согласился Дэвид. – Теперь понятно, для чего похитили Севегала… и откуда хозяин сейгов вообще узнал про этот сейф. Боюсь, твоего дядю мы и вправду… никогда больше не увидим.

– Я с этим уже давно смирилась, – печально призналась Идэль.

– Что ты теперь собираешься делать?

– Что? Предупредить Вомфада. Он должен знать, что Частица похищена и что эти ублюдки в любой момент могут завербовать на свою сторону еще кого–нибудь из наших.